Любовь правит миром, а страсти - судьбой...

Отрывок из романа "Далекие берега. Земля Рождения"


В зале звучала музыка и они вышли туда танцевать: Ольга с Пулиным, а Валерия с Иваном: все молодые и красивые, полные надежд и желаний…. Вскоре к ним присоединились еще несколько пар, потом еще и еще, и танцы и музыка закружили их всех.   А они, веселые и довольные танцевали и не знали, что провожают свой последний счастливый год, что ровно через шесть месяцев вся их прежняя жизнь так нежданно изменится. Вдруг  как-то внезапно полетит, загрохочет эхом страшное слово «война» и оно будет передаваться среди народа из уст в уста и под тоскливый бабий плач и надрывный звук русских двухрядных гармошек, везде по дальним и ближним селам прозвучат такие печальные, такие бесшабашные слова русской песни:
«Последний нынешний денечек гуляю с вами я, друзья, а завтра рано, чуть светочек, заплачет вся моя семья…».
А пока  здесь, в этом доме, в этом зале было  прекрасно и уютно. Все счастливые,  радостные и изрядно захмелевшие танцевали, братались и разговаривали где кому вздумается.
Иван, откружившись в танцах с Валерией и Ольгой, вышел за двери во двор покурить. И тут открылась дверь и выскочила из дома вся разгоряченная и хмельная хозяйка дома Ксения. Увидев Ивана, он обрадовалась:
- Ах, вот вы где, Иван Яковлевич, а я вас ищу.  Помогите мне из погреба принести к столу шампанское и водку, - сказала она весело, касаясь рукой его плеча.
- С удовольствием, Ксения Кондратьевна, - ответил он, целуя ей руку.
Она как-то возбужденно засмеялась и сказала:
- Пойдемте!
Они взяли свечу, зажгли ее и спустились в винный погреб. В погребе было темно и тесно. Поставив свечку на полку, Ксения сказала Ивану:
- Вот этот ящик с шампанским мы возьмем, а водку пока оставим….
Иван стал протискиваться мимо нее к ящику вглубь погреба и почувствовал, что она его обняла и прошептала:
- А вот теперь я вам возвращаю обещанное…
И поцеловала его. А дальше все для него спуталось: было как вспышка и забытье … и новое воскресение. Он помнил, как они несли шампанское, как разливали, как пили. Как потом еще раз спускались в погреб за водкой и опять целовались. И он ей говорил:
- Я уеду от вас Ксения Кондратьевна, насовсем….
А она ему отвечала:
- Куда ты уедешь, Ванечка, глупенький? Зимой из нашей глухомани…. Я тебя никуда не отпущу!
Но потом им, опьяневшим и безвольным, завладели Валерия и такой же, в доску пьяный, Парамон Вениаминович. Они с ним пили, скорее уже символически, на брудершафт, и когда прощались третий раз в конце ночи,  Парамон твердил, тыкая пальцем ему в грудь:
- Ванька, сизый порох, я тебя люблю и уважаю! Собирайся!... Поехали с нами! У меня переночуешь, а завтра с утра будем опять гулять, а после пьянки лечиться….
- Аслан! Помоги нам влезть в твою повозку, - крикнул он своему ямщику, огромному и мускулистому горцу, сосланному сюда из теплых долин Кавказа.
Утром, проснувшись, Иван не мог понять, где же он находится? Вчерашний вечер, праздник и танцы превратились для него в предутренний сон с пробуждением и пугающими воспоминаниями о вреде им выпитого и содеянного….
- Э-э-э, хозяин, так нажраться…. Разве  можно так выпивать… Как дров таскал вчера, - ворчал Аслан, поднимая их утром в прихожей с дивана, где они спали, уложенные им ночью  во фраках и верхней одежде.
- Вставай, Парамоша, вставай Иван… банька уже дымит… париться надо! Кваса пить, - говорил он им.
Парамон, наконец, проснувшись  и глотнув кваса, позвал Ивана.
- Иван, вставай! Пей квас и пошли в баню – париться! А то, Аслан сейчас тебе уши и шею сначала натрет. Не искушай кавказца!
Такие слова возымели действие и Иван, наконец-то полностью проснувшись и попив кваску, взял веник, тазик, мыло и полотенце, и поплелся вслед за Асланом и Парамоном по тропке вниз из теплых хором Савина в сибирскую баньку, выстроенную на берегу реки. 
Там, раздевшись и плеснув воды на горячие камни печки, они с Парамоном  полезли, кряхтя и ойкая, на нижнюю полку бани, чтобы привыкнуть к жгучему, захватывающему дух, пару. Потом, стали поочередно хлестать друг друга березовыми вениками.
- Ой, ай… ух, ах! – кричали они лупцуя друг друга.
- Ой, хорошо! – орал Парамон. – Прямо аж кожа слезает и кости чешутся. Аслан! А ну, поддай еще немного пару. Пусть вся дурь у нас из пор выйдет, - кричал он кавказцу, охаживая себя веником.
- Не бойся, Иван, парься, если сердце здоровое, то вся эта жара тебе только на пользу пойдет. Через  пол часа будешь свеж и здоров, как молодой огурчик.
Наконец, разморенные и пышущие жаром, они с Парамоном выскочили голые из бани и как ошалелые помчались к проруби, выдолбленной Асланом во льду реки. С криком и гуканьем: «Ох, ох, сколько блох!», они плюхнулись в холодный омут реки и заорали от удовольствия и резких ощущений. Тела их были настолько разгорячены жаром бани, что вода шипела и пенилась при соприкосновении с ними.
Молодые бабы, пришедшие на реку полоскать белье, крестились, отворачивались и хихикали, увидев их нагие тела.
Выскочив из  проруби, дымящиеся паром, мужики, побежали назад в баню. За ними тоже, но в белых подштанниках и нательной рубахе, бегал и Аслан, держа в руках полотенца и графин с водкой.
- Слюшай, какой дурной русский мужик выдался, - сопел он, возмущаясь. – Пьет водка, орет, блюет и бегает: баня-речка, речка-баня…. Очень любит жара-холод. Тьфу! Дурак! Не Кавказ! Кавказ любит тепло.
- Что ты там бормочешь, азиат? И вообще, что ты понимаешь в русской бане и водке? – повернулся Парамон к Аслану.
Они с Иваном остановились возле бани, глотнули из графина по глотку водки и, взревев от крепости, шмыгнули за дверь бани. Там, освеженные и довольные своим состоянием, они начали смеяться и подшучивать над русской выносливостью к выпивке, рассказывая друг другу анекдоты и закусывая соленым огурцом. Заводилой в этом жанре был конечно Парамон Савин.
- Значит, создали как-то грузин с американцем совместное предприятие и придумали смесь горючую такую, вроде водки. Вонючую, как «ханшин», и говорят: «Поедем, продадим азиатам, может, им для топлива сгодится», - рассказывал он Ивану. -  А  дорога их была через Россию. Едут они по России и видят: мужик на поле косит ячмень и пшеницу. Американец и говорит грузину: «Эй, Кацо! Давай испытаем эту жидкость на этом мужике. Если не окочурится – будем продавать ее русским, как водку, а китайцам, как топливо для ламп». Дали мужику глотнуть, он выпил, крякнул и не закусывая побежал дальше косить пшеницу. «Вот это да! – удивился американец, - Как колорадский жук, ничто его не берет». Через несколько дней едут они назад и видят: поле черное и какой-то голый чудак не нем землю «под пар» пашет. Закурит, ругнется и ладошкой жопу закрывает. Остановились они и спрашивают: «Эй, мужик, ты что это здесь делаешь в таком неприличном виде?  - А вы кто такие? – спрашивает мужик. -  Мы те, кто угощали тебя два дня назад водкой. Мужик  пригляделся к ним и как завопит: Ах вы сволочи, янки-поганки! Чем это вы меня  теми днями так напоили, бензином что ли?  - А что такое? Разве тебе плохо было? - стали они его расспрашивать. – Да нет, мать вашу! Я тут в полях такой пожар устроил! Вышел утром на дорогу, закурить, чихнул и на мне вдруг вся одежда загорелась. Я от страху, как перднул  - струей пол поля снес. Теперь вот пашу голый и пробкой отверстие свое закрываю, боюсь, как бы еще не кашлянуть, а то если натужусь и дуну, так и всю округу с лесами повыжгу…».
- Ха-ха-ха, - смеялись и парились потом Иван с Парамоном. Их смех заразил и Аслана, хотя он кое-что и не понимал в русских разговорных тональностях, но суть их анекдотного юмора уловил.
- Ну вот, кавказец! А ты говоришь, что русский мужик – дурной мужик, - закончил свое высказывание Савин. – А русский мужик, он все может, ему все нипочем. Он может и вспахать, и посеять, и построить, и сжечь, если его чем-то напоить. Он удивительно стойкий и отважный, поэтому простодушный, добрый и веселый. Русская душа – это широкая душа, такая же, как огромные наши просторы… без конца и края….
- Ну все, братцы, помылись, похмелились, надо и во дворец поспешить. У нас еще столько дел, - махнул он рукой. – Пошли, господа, гостей встречать и праздновать!
И они, одетые и чистые, выскочив из предбанника, двинулись тропинкой вверх, на пригорок, в хоромы Савина.
Дом у Савина был похлеще, чем у Лопатиных: двухэтажный, с колоннами и высоким залом, с прислугой и поварами. Праздник на предприятии удачно совпал с днем рождения хозяина и воскресным днем недели, поэтому народу собралось много. В зале были расставлены столы со снедью и выпивкой. А на расчищенном льду реки играл духовой оркестр пожарников. Танцевали и катались на коньках люди с того и другого берега реки: городские и слобожане.  Здесь же были развернуты палатки и поставлены столы: должны были соревноваться силачи на гирях и желающие конькобежцы, спортсмены по городкам и перетягиванию каната.
Закончив распоряжения по дому, Савин сказал, обращаясь к Ивану:
- Пойдем на реку, я скажу слово и открою праздник.
И уже подъехавшим гостям:
- Господа, прошу на гуляния, к реке, а после гуляний сюда на бал.
Все, кто были вместе с ним, двинулись вниз с пригорка к реке. Там Савин влез на трибуну, на скорую руку сооруженную плотниками и обратился к людям:
- Уважаемый народ, любезные горожане! Сегодня я пригласил вас сюда, к себе на праздник в честь открытия нашего завода и моего пятидесятилетия. Я построил этот завод своими собственными руками вместе с вами.  И он мне теперь так же дорог, как родное дитя, которое растет, мужает и дает прибыль, преумножая силу и мощь нашего государства, а от него мы все, как известно, живем и кормимся. Уважаемые горожане! Гуляйте, соревнуйтесь, веселитесь и играйте. Будьте счастливы и радостны! Мой праздник – это ваш праздник. Ставлю всем соревнующимся ящик водки и ящик шампанского. Кто займет первое место - тому бутылку водки, кто займет второе – тому бутылку шампанского. Ну, а остальным – по стопке…. Не считая закуски… Гуляйте и будьте счастливы.
Все радостно задвигались и засмеялись, поддерживая возгласами речь щедрого юбиляра и праздник начался…
- Парамон Вениаминович, зачем вы эти водочные призы придумали? – спросил Иван, сошедшего с трибуны Савина. – Ведь сейчас они получат водку, напьются и устроят здесь пьяную драку.
- Эх, Иван, русский мужик, пока не выпьет, он не развеселится, он ходит, хмурится. У него ум закрепощен. Хотя крепостное право уже давно уничтожили, а он все равно не верит властям и чиновникам. Почему?  А потому что они всегда его обманывают и обдирают догола, как липку. Поэтому у него и недоверие ко всему новому и хорошему.
- А ты, Иван, что, не будешь участвовать в соревнованиях. Давай, брат, попробуй! Покажи пример. Ведь ты же, я слышал, каждое утро с гирями балуешься. Выручай! Выиграй хоть одну бутылку, - шепнул он Ивану на ухо полушутя, полусерьезно. Ведь я сдуру им всю водку отдал, завтра даже похмелиться будет нечем. Давай, попробуй. Мы с Асланом за тебя поболеем, - подтолкнул он Жигунова к помосту.
На помосте какие-то дядьки в жупанах возились с двухпудовыми гирями, стараясь поднять их как можно большее число раз. Но больше десяти у них не получалось.
- Эх, попробую и я, - решился Иван, - хотя после вчерашнего запоя рекорда не обещаю.
Он подошел к судье и сказал:
- Запиши-ка и меня… - закатил рукава и начал выжимать гири.
- Раз, два, три, четыре, пять, - считал судья, следя за чистотой жимов, - одиннадцать, двенадцать… девятнадцать, двадцать, двадцать один, двадцать два, двадцать три, двадцать четыре, двадцать пять, - наконец Иван, устало, сбросил гирю наземь.
- Молодец, Иван, мы спасены! – закричал Савин, бросаясь к нему.
- Победу и специальный приз с двумя бутылками шампанского одержал Иван Жигунов, - объявил судья. – Второй – Базаров и третий – Марфин…
Играл духовой оркестр, на льду по центру реки катались на коньках взрослые и дети, а неподалеку от гиревиков занимались перетягиванием каната две ватаги людей: право и левобережные горожане, и слободские… Они старались, пыхтели и тянули канат изо всех сил. Победили слободские. Их радости не было предела. Раздосадованные горожане, получив свои  утешительные сто грамм с шампанским, обиделись:
- На что нам это кислое ситро…
И пошли стеной на победителей. Закипел кулачный бой – стенка на стенку, с матом и криками.
- А-а-а, так вы к нашим девкам бегаете! Нате вам салом по мусалу!
Но тут засвистели полицейские, стали их разнимать и растаскивать в разные стороны. Иван с Парамоном и Асланом тоже участвовали в этой сутолоке и тоже кого-то лупили по морде ни за что, просто так, чтобы  самим не быть побитыми. И им тоже  от  кого-то досталось, но, слава Богу, не сильно и они, разгоряченные и дольные отправились во дворец к Савину на праздничный бал, неся с собой каждый по бутылке завоеванного ими шампанского.
А на болу их уже встречали супруга Савина Мария и дочь Валерия. Все шло своим чередом – бал продолжался….
- Иван Яковлевич, папа;, где же  вы пропадаете? – подбежала к ним Валерия.
-  О Боже, а что это у вас вид такой помятый с синяками на лице? – ужаснулась она, оглядывая их всех. - Папа;, что случилось?
- А ничего, - усмехнулся Парамон. - Это мы  с Иваном и Асланом на льду влезли в кулачную драку с мужиками.
- Но мы им дали! Ух, дали! – поднял он свои кулаки. - Ну и нам, конечно, немножко досталось. Так что, ничего страшного. Мария, на вот, наши призы это все Иван заработал. Теперь он у нас самый сильный. Иван, иди, танцуй с Валерией, а я пойду, бутылки отнесу в столовую. А потом -  ко мне, мы их разопьем.
- Пойдемте, пойдемте, Иван Яковлевич, потянула его под руку Валерия. – Такой сильный, а силу свою не хотите растрачивать. Хоть на танец со мной потратьте-то, - засмеялась она искренне и весело.
- С удовольствием, Валерия Парамоновна, с вами интересно общаться, вы излучаете такой душевный оптимизм, что сил прибавляется вдесятеро, - ответил ей так же Иван.
- Ну и прекрасно! Вот мы и будем сегодня общаться с вами, танцуя вместе, - сказала она, загадочно заглядывая ему в глаза. - Вы согласны?
- Согласен ли я? Конечно, согласен, - весело сказал ей Иван и они закружились в танце.
- Как я люблю танцы и музыку,  - воскликнула Валерия. – Под музыку я готова танцевать весь день.
- Иван, а вы любите танцевать, - спросила она его.
- Нет, - ответил он искренне, - но я люблю петь и играть. Сказывается, наверно, недостаток моего культурного воспитания – я же не из рода дворянского. Пока мои сверстники-дворяне учились и кружились на танцах в четырнадцать лет, я ходил за плугом и пахал с батей землю. Вот поэтому и не приучился к танцам, но с вами, Валерия Парамоновна, я, наверно, этот пробел в своем воспитании все-таки наверстаю.
Валерия засмеялась, откинув голову слегка назад, счастливая и довольная его ответом, кружась и всецело подчиняясь воле его рук и звукам божественной музыки….
В зале было шумно и весело. Кружились стройные молодые пары, а те кто постарше – стояли по бокам и  обсуждали свои житейские насущные дела.
Лопатины тоже была на празднике: Ксения с Дмитрием и Ольга с Пулиным.  Танцуя и разговаривая с Валерией, Иван сначала их и не приметил, но потом, когда кончился танец и Парамон потащил его в столовую распивать шампанское, он столкнулся с ними, поздоровался и поцеловал дамам ручки. Ксения, довольная его нескромным обращением, но все-таки ревнуя, упрекнула его:
- Иван Яковлевич, со шрамами вы так прекрасно выглядите, но не увлекайтесь вином и женщинами.
На что Иван ответил ей:
- Ксения Кондратьевна, я ваш верный слуга, но Парамон без меня жить не может! – вызвав смех у Ольги, которая добавила:
- А Валерия тоже без вас не может…
- Нет, Ольга Дмитриевна, Валерия в это дело не вмешивается, она любит танцы и музыку.
- Ясно, - сказала Ксения, ревнуя и сдерживаясь. – Но, все же, Иван Яковлевич, будьте осторожны …и возвращайтесь к нам…
- Все в порядке, Ксения Кондратьевна, я на минутку и скоро вернусь, - сказал Иван, добродушно воспринимая наставления и заботу Ксении Кондратьевны о его здоровье и устремляясь на зов Парамона.
- О, Ксения Кондратьевна, Оля! – подбежала к ним Валерия. - Я рада, что вы здесь… У нас сегодня весело…
- Спасибо, Лера, а где же Мария Филипповна? – спросила Ксения, оглядывая взором окружающих и ища среди них мать Валерии.
- Она с папа; в столовой. Присматривает, чтобы он лишнего не выпил.
- Да, ваш папа горячий человек, он и нашего  Ивана увлек за собой, не дай Бог, напьются. Пойдемте к ним! – предложила Ксения Валерии.
- Пойдемте, - согласилась Валерия. - Но я уверена – маман им пить не даст… К тому же, Иван Яковлевич такой… порядочный…
- О-о-о, милочка! Водка,  она, как любовь – не знаешь, когда ее пить достаточно! Рюмка за рюмкой и прощай! А ты, я вижу, Ивана уже хорошо знаешь, - усмехнулась Ксения. - Но ты, Лерочка, не увлекайся, у Ивана Яковлевича уже есть зазноба, которая его сердце «гложет», а он ведь порядочный, как ты говоришь….
- А я ничего, Ксения Кондратьевна… я ни с кем не соревнуюсь, просто мы молоды и нам сейчас хорошо… И потом, ведь все в жизни не вечно: все проходит и уходит, как сон, мечта, - возразила горячо Валерия.
Они заглянули в столовую и увидели среди сидящих за столом гостей Парамона, Марию и Ивана, которые закусывали и о чем-то говорили…
- Мы скоро золотыми рублями всю Европу выстелем, только дай нам размахнуться, - говорил Парамон. – Вон, на «Сормове» за неделю паровоз делаем… А что дальше будет? В промышленность пошли деловые люди, лишь бы войны не было, да царь не мешал!
- А-а-а! Ксения Кондратьевна, Дмитрий! Идите к нам! – крикнул он, заметив Лопатиных, присоединяйтесь, а то и выпить-то не с кем. Пейте и гуляйте, а то чувствует мое сердце,  и это не к добру, когда в нашей России все так складывается хорошо.
Прошли юбилейные празднования у Савина, жизненные связи и знакомства Ивана намного расширились. А на улице зима вступила в свои окончательные права. Ударили жгучие декабрьские морозы со снегопадами и метелями. Город и его окрестности огородились белыми барханами сугробов. Обычная активность большинства горожан как бы приостановилась, укрывшись за теплые стены уютных кабинетов и домов. Все готовились к Рождественским праздникам, к Святкам.
Теперь Иван был желанным гостем как у Лопатиных, так и у Савиных. После Аслановой баньки и кулачного боя на льду у реки они с Парамоном и Асланом сдружились, стали кровными братьями-кунаками, испытанными в жарком деле. И Парамон часто приглашал Ивана к себе домой  или в другое место, если ему нужно было ехать куда-нибудь по особо ответственному делу. А, кроме того,  его дочери Валерии Иван тоже вроде нравился….
Но Иван уже не мог освободиться из цепких и жарких объятий Ксении. Она его манила и овладевала им, держа постоянно при себе, как тогда на день рождения на ступеньках погреба.  И ему уже некогда было бороться, соревнуясь с Пулиным и Землевским за руку и сердце молоденькой Ольги, и тем более встречаться и завязывать любовные отношения с такой же юной как Ольга, Валерией. Хватало того, что он встречался с Ксенией. Она таскала его постоянно в свой погреб то за водкой, то за вином, то за закусками, находя различные предлоги и поводы, чтобы остаться с ним же наедине. И там они предавались недолгим страстям и нежностям, отгороженные на время от всего мира. Она приходила к нему в магазин и тогда они закрывались и делали все, что хотели…
Она влюбилась в него, мечтала о нем и не желала останавливаться, хотя и понимала, что это ненадолго: пройдет каких-нибудь  три месяца и он уедет.  Как лето не удержишь до будущей весны, так не удержишь силой свою молодость и его любовь. И она спешила, и пользовалась этими благостными днями любви, отпущенными ей до  будущей весны…
Дмитрия, ее мужа, часто не было дома: он уезжал куда-то по своим особым коммерческим делам: заключать торговые сделки, покупать товар, искать поставщиков – в других уездах, губерниях и городах, и поэтому вся местная торговля, хозяйство и дом оставались в полном подчинении его жены и, помогавших ей, приказчиков и слуг.
И Ксения Кондратьевна была беспрекословной  властительницей всех их обычных домашних дел. Если Ольга с Землевским и Пулиным собирались куда-нибудь идти: на каток, в гости или в ресторан, Ксения приглашала Ивана явиться к ней после того, как они уже уходили, и потом на вопросы недоумевающей Ольги: «Почему это Ивана Яковлевича сегодня не было с нами…», отвечала: «А Ванечка приходил, не застал вас, посидел немножко, попил чайку со мной и ушел домой». И Ольга отставала от нее, а Ксения радовалась тому, что еще хоть один денек его любви уберегла она для себя, укрыв от других глаз.
Вот так и продолжалась их новая, такая обычная и необычная жизнь. Ксения цвела и млела в объятиях Ивана, как белая пышная роза и нисколько не жалела о том, что изменяет Дмитрию, почти равнодушному к ней и влюбленному в свою бесконечную торговлю. «Пусть так и будет, - думала она, - не надо ничего менять». Ведь каждый живет в своем придуманном мирке и счастлив лишь тем, во что сильно верит. Иногда у нее в голове мелькала мысль: «А что будет дальше? Ведь придет день и Иван уедет… Что будет с ней? Разочарование, тоска и одиночество…». Она отметала эту мысль: «Ах, будь, что будет! Надо жить и творить сейчас! А потом? А потом пусть об этом будущая Ксения думает». Ей же надо сейчас жить и любить, и бороться за свое счастье. Вот тогда и грядущей Ксении от прошлого что-нибудь отойдет и достанется.
Иван же вначале как солдат исполнял свой долг обычный перед хозяйкой, но потом эта рискованная игра увлекла его и стала тешить своей страстностью. Он был еще слишком молод, энергичен и силен, и эта молодость бросала его, как настоящего мужчину, в такой любовный неистовый бой. Он даже подшучивать стал над собой. «И что это на меня купчихи так часто вешаются. Уж слишком ты молод и учтив, дурень», - твердил он, весело и искренне кривляясь, глядя на себя в зеркало перед очередным выходом в свет.
Но сегодня перед выходом он не наряжался, не прихорашивался, а утеплялся: надел свой овчинный тулуп, шапку, валенки, взял ружье и патроны.
Как-то накануне рождественских праздников он заехал к Савиным. Наведался просто так, по дружбе – пообщаться и встретиться с Валерией и Парамоном Вениаминовичем. Те были заняты вопросом: как добыть большую и пышную елку.
- Ведь праздник на носу, - восклицал Парамон. – Целый месяц гулять будем, надо соответственно и подготовиться к  этому.
- А что тут такого? Нужно сделать одну ходку в лес, в ближайший ельник и привезти оттуда елки – вам, Лопатиным и еще кому-нибудь на продажу. Ведь люди их с удовольствием возьмут на праздник. Я  об этом поговорю с Дмитрием Силантьевичем.
- Очень хорошая идея, Иван, - сказал Парамон, - Давно уж я не был в дремучем лесу, да еще и зимой. Поедем в Елагину Падь. Это же недалеко и так здорово! Я распоряжусь. Мы снарядим туда целую экспедицию: обоз из шести-семи саней, устроим сказочный пикник в лесу, нарубим елок и вернемся домой.
Так и решили…. И вот сегодня Иван спешил к Лопатиным, чтобы встретившись ехать с ними вместе к Парамону, а от него  и в лес – за елками. Иван рассказал Лопатину об их с Савиным замысле и тот без уговоров согласился в нем участвовать. И Ольга, и Ксения были в восторге. У Лопатиных Ивана уже ждали. Дмитрий Силантьевич   снарядил тоже несколько саней, чтобы привезти домой срубленные елки. Конечно же Ольгу сопровождали  и Пулин, и Землевский. Иван, как главный обоза ехал с Валерией и Парамоном на первых санях. А за ними по их накатке ехали следом и все остальные: Лопатин с Ксенией, Пулин и Землевский с Ольгой.
Погода стояла хорошая, солнечная. Снега на дорогах было хоть  и много, но он был уже тверд и укатан, и сани скользили без задержек, к тому же и ехать было недалеко – километров пять-шесть.
В этом лесу жил лесник, дед Акинфий.  У него было свое хозяйство и семья: бабка Прасковья, дочь Глафира и внучка Анютка. Иван с Лопатиным знал Акинфия: он иногда наведывался в торговые лавки Лопатина.  Знал его и Парамон  Савин, так как иногда приезжал сюда, в Елагину Балку поохотиться на рябчиков. Ехали без опасения застрять где-нибудь по дороге и с желанием поохотиться на рябчиков, нарубить елок, устроить с дамами экзотический ужин в лесу и вернуться двадцать третьего декабря в канун Сочельника к вечеру домой.
Все шло по плану, как и задумывалось: в девять выехали, а через полтора часа уже прибыли в лес, к лесниковой усадьбе.
Акинфий встретил их радостно. Видно было, что он уже засиделся дома и рад был пообщаться с какими-нибудь новыми людьми. Увидев Парамона, он воскликнул:
- О-о-о! Парамон Вениаминович! Приветствую столь почтенного гостя… Какими судьбами к нам пожаловали?
Потом поздоровался с Иваном и Лопатиным, подошедшими вслед за Парамоном.
- Да вот, Акинфий, приехали к тебе за Рождественскими елками, а если удастся, то и рябчиков немного пострелять. Как ты на это смотришь? Разрешаешь нам? Поможешь? – завалил его вопросами Парамон.
- Да, что ж тут такого? Конечно помогу. Разгружайтесь, давайте, заходите в хату, обогрейтесь. Там и поговорим, - ответил Акинфий. – Людей-то сколько много взяли, так ведь и всех рябчиков в лесу распугаете.
- Прошу, дамочки, проходите в избу, раздевайтесь! Сейчас мы чайку горячего с вареньицем вам принесем, -  усаживал он молодых дам  в прихожей за свой стол.
- Прасковья, Глафира, давайте, ставьте самовар на стол, угощайте гостей,  - говорил он. - Хорошо, что уже  и кипяток готов – разожгли, как знали, самовар-то.
Когда все уселись за стол и прильнули после холода губами к горячим, парящим от чая, кружкам, разговор потек в нужном деловом русле.
- Кто же у вас будет елки-то рубить и кто охотиться? – спросил иронически Акинфий у Парамона. – Ведь, я надеюсь, не дамочки же?
- Нет, нет, нет, Акинфий, ну что ты! У нас достаточно мужиков для этого дела. Четверо ездовых с топорами нарубят нам достаточно елок. Дамы наши останутся пока здесь, за столом в избе и будут готовить стол к обеду, а мы вот впятером вместе с тобой и пойдем в лес на рябчиков….
- Можно и так сделать… Только лучше бы одно ружье для охраны с рубщиками оставить, а то здесь волки появились - воют по ночам, не дай Бог, на кого нарвутся. - сказал Акинфий. – Ну, ладно, я Глафиру тогда пошлю с ружьем их охранять, а с дамочками здесь моя бабка с Анютой будут беседовать…. И господа, вот, поскольку у них ружей нет будут тоже  с ними, - кивнул он головой, показывая на Пулина и Землевского. Разобьемся на пары и будем держать друг с другом связь.
- А я хочу тоже на охоте побывать! - закричала вдруг Валерия. – Что это  за гуляние – быть в лесу и ни разу не видеть, как охотники охотятся! Это просто дискриминация какая-то!
- Господа, идите! А я, наверно, останусь  здесь  с женой, - сказал Лопатин. – Может быть, кто из молодых парней пойдет вместо меня?
 - Я пойду вместо Дмитрия Силантьевича, - поднялся Пулин.
- Ну, вот и хорошо. Разобьемся на пары, - начал Акинфий.
- Кого же мне выбрать в охотники, - засмеялась Валерия. – А-а-а! Я, наверно, пойду с Иваном Яковлевичем.
- Ишь ты, какая стрекоза, - улыбнулся Парамон. – Мы с Асланом тогда будем где-то возле вас рядом.
- Господа, только не увлекайтесь, не заходите далеко в лес. Да вот еще что хочу вам сообщить. В этом Кащеевом лесу я был дня два назад. И есть там заимка для охотников с печкой и продуктами. И я видел там каких-то двух людей с ружьями. Обросшие, как лешие, на охотников вроде не похожие – чужие видно, а может беглецы. Так что, туда, господа, не ходите. А то, знаете, под Рождество всякая нечисть по лесам шляется. Может, это лешие и были. Я хоть в городе не живу, но природу знаю и святые книги читаю. Знаете, как об этом в книгах пишут: двадцать  четвертое декабря, Навечерье – Сочельник. Двадцать пятое – Рождество Христово, а двадцать шестое – продолжение  Рождества или Бабьи каши. Собрание верующих в честь Божьей Матери и посещение родителей с пирогами. С двадцать пятого декабря по пятое января – это Святки или Святые дни. Продолжаются они двенадцать дней и делятся на два периода: первая неделя с двадцать пятого декабря по первое января называются святыми вечерами, а вторая неделя с первого января по пятое января – страшными днями. Все это время справляются святочные обряды, ходят ряженные со звездой по дворам и улицам, везде веселье и народ гуляет и гадает.
- А почему это называют страшными днями? – спросила Валерия.
- А потому, доченька, что выражение это появилось в память об истреблении царем израильским Иродом всех младенцев в городе Вифлееме и его окрестностях, когда он искал только что рожденного младенца Иисуса Христа. В этот трагический день по приказу Ирода было убито четырнадцать тысяч младенцев. В память о них в православной церкви отмечается двадцать девятое декабря – день Мучеников младенцев, Христа ради избиенных от  Ирода в Вифлееме. - В «страшные вечера» по миру свободно гуляет нечистая сила. Поэтому, издревле считается, - сказал Акинфий, - что в Святки нужно беречь скот, амбары и самим беречься от нечистой силы.
- Существуют приметы и рождественские запреты, - продолжал Акинфий, - В Рождество нельзя заниматься хозяйственными делами, с Рождества до Крещения грех охотиться в лесу – с охотниками несчастья могут случиться; в Рождество нельзя шить, иначе в семье кто-нибудь ослепнет, нельзя плести лапти, так как будешь кривой. А погода…. Если в Рождество лежит густой иней или идет снег хлопьями, летом будет изобилие хлеба, а если Рождество пришлось на молодой месяц – год ожидается благоприятный для скота.
Ксения, услышав желание Валерии идти на охоту вместе с Иваном, вспыхнула сердцем, заревновала и в душе забеспокоилась. Она сама была бы готова идти вместе с Иваном, если не было здесь с ней ее мужа, но ей приходилось сдерживать свои чувства и эмоции, и молчать. «Вот маленькая дрянь, она решила у меня Ивана увести», - думала она.
Разбившись на пары и одев широкие короткие лыжи, которые на давали ногам увязнуть в глубоких снегах, и которые  хранились у лесника еще с прошлых лет, охотники вместе с Акинфием двинулись друг за другом  в лес. Акинфий привел и указал каждой паре их места и направления, в сторону которых должны были двигаться незадачливые охотники, но все, конечно, в разные стороны. Прежде чем разойтись, он предупредил:
- Через два часа встретимся здесь, в лощине,  у речки Каменной.
Иван с Викторией, оставшиеся одни, огляделись и потихоньку начали двигаться дальше  вглубь леса.
- Иван Яковлевич, куда же вы? – закричала ему, вдруг оставшаяся позади, Валерия, увязнувшая в глубоком сугробе снега…
- Милая Валерия, ну что же вы, давайте подтягивайтесь. Нам  ведь нужно спешить, иначе мы ничего не добудем. Куропатка – птица хитрая, она где-то притаилась недалеко, слилась со снегом и сидит себе, ждет, пока вы на нее не наступите. Тогда только она и выпархивает из своего убежища, - сказал он, возвращаясь и подходя на лыжах к Валерии. Она же, весело отшучиваясь и смеясь, пыталась выбраться из сугроба.
- Я тут сама как куропатка застряла в снегу между кустами.
- Давайте я помогу вам вылезти из него, - засмеялся Иван, подавая ей руку.
Опираясь на его руку и вставая, она не удержалась и, снова падая в сугроб, резко потянула его на себя и они, теперь уже вместе с Иваном, очутились в этом злополучном сугробе. От комичности своего положения – друг на друге, они лежали и смеялись, уже не пытаясь вставать.
- Иван Яковлевич, вы придавили меня, как куропатку, слезьте же наконец с меня, - хохотала до слез развеселившаяся Валерия.
- О-о-о! Это теперь не так-то просто сделать, поскольку мы оба лежим в одной куче. К тому же, в такой позе мне охотиться довольно-таки уютно, - продолжал он, заглядывая в ее глаза.
- Нет, нет, - улыбалась он ему. – Я понимаю вас, но мне каково…. В снегу, без воздуха…. Нет уж, слезьте с меня скорее и пойдемте охотиться.
Так, копошась  и балагуря, они, наконец разъединившись, вылезли из сугроба и двинулись на поиски куропаток.
Зимний лес был просторен и бел. Стояла такая несусветная тишина, что было даже как-то не по себе. Сосны и усыпанные снегом огромные ели, словно сказочные великаны, замерев и прислушиваясь, встречали их и провожали своим невидимым взглядом, и было как-то боязно нарушить шагами эту напряженную и первозданную тишину.
Пугаясь, Иван с Валерией ускорили шаг и вышли, наконец,  на поляну, настороженные и вспотевшие.  И тут вдруг «Вурх-х-х!» - обдавая их хлопьями перьев и снега у них из-под ног поднялся целый выводок откормленных куропаток. Иван успел  лишь  направить ружье и нажать на курок два раза. «Ба-бах!» - прозвучал двойной выстрел и тишина вдруг разверзлась криком Валерии, хрустом и шумом падающих с елей охапок тяжелого снега.
Порох был потрачен не зря и три белые увесистые куропатки очутились в мешке у охотящейся в лесу молодой пары.  Закинув мешок с добычей за спину и схватив за руку оглушенную выстрелами Валерию, Иван пустился дальше по следам ускользающих птиц… И тут, пробежав на лыжах еще несколько метров, они вдруг очутились на поляне перед избушкой с прогнувшейся старой крышей….
- Глянь, как в сказке, избушка на курьих ножках. Избушка-избушка, стань ко мне передом, а к лесу – задом, - сказал Иван, подражая сказочнику.
- Я тебе счас дам, «передом-задом», - послышался вдруг хриплый и лютый рык и из-за куста за ними восстало вдруг косматое чудище: в маске, с лохматой бородой и вывернутом шерстью наружу тулупе.
Угрожая направленным на Ивана и Валерию ружьем, чудище подошло и приказало:
- Брось ружье! Повернитесь и поднимите руки.
Когда же Иван повернулся к нему задом и поднял руки, изгой приказал им обоим встать на колени. Когда они встали, нападавший на них шустро подскочил и ударил Ивана прикладом ружья сзади по голове. Иван потерял сознание и упал лицом в снег. Валерия закричала и кинулась к Ивану, шапка скатилась с ее головы и нападавший воскликнул от удивления:
- О-о-о! Баба!
Потом, бросив свое ружье, с криком: «Хочу бабу!» кинулся на Валерию и повалил ее навзничь…
Валерия сопротивлялась как могла, но силы были не равные. Лохматое чудище задрало ее платье и готово было уже изнасиловать ее. Понимая, что уже не может сопротивляться, Валерия закричала:
- Ива-а-ан! – и, увидев над собой голову еще и второго косматого монстра, потеряла сознание….
Очнулись они с Иваном только через некоторое время одни и совершенно в другом месте леса, на берегу замерзшего ручья. Сели и начли в ужасе оглядываться…. Никак не могли понять, где же они находятся… и что с ними случилось?
Все вещи: ружье, шапки, лыжи и одежда были при них… на месте. Даже куропатки в мешке лежали рядом, а они находились совсем не там, где были…
Приходя в себя, Валерия осмотрела, наконец, свою одежду: платье, шапку – все было в порядке…. Иван тоже был в шапке и сидел в снегу рядом с ней… Они глянули друг на друга и Валерия удивленно спросила его:
- Иван, что это было?
- Не знаю, Лера, не знаю…. Может, нечистая сила так забавляется, - ответил он недоуменно. - Не ограбили и ничего не взяли. Значит, не разбойники…. Но, страшные и косматые… значит, нечистая сила.
- Знаешь что? Нам нужно как можно быстрее отсюда уходить, - тихо произнес Иван и перекрестился, вставая. – Предупреждал же нас Акинфий, что тут черти какие-то бродят. Давай, пошли-ка, Валерия, отсюда!
И они, схватив ружье и мешок, припустились, оглядываясь, по берегу речки к усадьбе лесника. А вскоре увидели и следы возвращающихся с охоты людей и радостно направились за ними.
Все уже были  в сборе и ждали у Каменной только их.
- Ну, где вы там пропадали? Вот молодец! – начал отчитывать их Парамон.
- Сколько хоть куропаток-то настреляли, покажите! – заглянул он в мешок…
- Да, с нами случилось такое…. Что мы до сих пор не можем опомниться, - затараторила Валерия. – На нас напали какие-то лешие…
- Да, действительно, - начал рассказывать о случившемся с ними Иван. – Когда мы подстрелили вот этих трех куропаток и пошли дальше, то вдруг очутились перед маленькой ветхой избушкой…. А дальше какое-то косматое и страшное существо с ружьем арестовало нас и поставило на колени….
- Ну и что дальше, - разинули рот все обступившие его охотники.
- А дальше я ничего не помню, - сказал Иван.
- А дальше я помню! – крикнула Валерия. – Это чудище в  шаманской маске ударило Ивана прикладом по голове и набросилось на меня. И тут появилось еще одно страшилище… а дальше сознание от страха покинуло уже и меня…
- А когда мы пришли в себя, то увидели, что лежим в снегу на берегу реки и совсем не там, где были. И все в порядке, и все вещи при нас, - закончила Валерия.
-  Вот скажите, что это было – разбойники или что-то другое?- спросила она.
- Да-а-а! – закачали головами мужики. – На разбойников это не похоже.  Раз целы и невредимы, значит, это нечистая с вами пошутила.
- Давайте уходить отсюда побыстрее, - послышались их предложения. И вся бригада охотников  поднялась и заспешила прочь, подальше от  опасного места…
Через некоторое время в избушке лесника уже накрывали стол  и ставили жаркое с картошкой из куропаток. Открыли шампанское, разлили водочку по стаканам и выпили за удачную охоту. Людей было много и всем было весело после выпитой рюмки, а все происшедшее с ними казалось каким-то сном или чьей-то нелепой шуткой…
А между тем, они не видели и не догадывались о том, что в течение всего времени обратного движения к избушке лесника, и затем отъезда в город за ними следили две пары настороженных и внимательных глаз…. Это были Паршин и Пашка, которые за все время нахождения в лесах превратились в косматых чудовищ. А когда Пашка хотел изнасиловать Валерию, Паршин оттолкнул его. Затем они вместе отнесли Ивана и Валерию волоком к речке, чтобы люди подумали, что это лешие напали на охотничью пару и не стали искать их, беглых грабителей.
Ксении было  досадно, что Иван два часа свободного времени находился, как она думала,  в объятиях соблазняющей его Валерии…. И она не преминула укорить его в этом, когда они вышли во двор и усаживались в сани, отправляясь в обратный путь:
- Ну что, целовались с Валерией?
- Вовсе нет! - ответил Иван. Мы так испугались, что убегали без оглядки…
Уже вечерело и на небе зажглись первые огоньки звезд, когда кавалькада охотничьих саней двинулись в обратный путь через снежные поля и сугробы в город. Взошла луна и ее четкие яркие формы предвещали грядущую стужу…. Когда  выезжали  из леса – послышалось жуткое волчье завывание. Лошади забеспокоились, начали прясть ушами и припустились вскачь. Всех пронял страх.
Парамон приказал:
- Мужчины с ружьями, за мной! Зарядите картечью ружья и садитесь на задние сани!
Иван с Асланом и Парамон с Пулиным сели в конце обоза и приготовились к встрече с хищниками. Обоз двинулся дальше в путь…. А вскоре, сзади в наступающей темноте, показались огоньки волчьих глаз. Хищники гнались за обозом. Когда волки приблизились на выстрел, Иван с Асланом, прицелившись, выстрелили. Залп был мощным и эхо выстрелов треснуло и жутко поплыло над холодными дикими полями. Сзади послышался рык и визг раненных хищников и они, испуганные огнем и картечью, тут же отстали и убрались восвояси. Все вздохнули  с облегчением и перекрестились, продолжая свой путь.
Через пол часа, подгоняемые темнотой ночи, они, наконец, достигли черты города…
Прощаясь с Иваном и Ольгой, Валерия пригласила их вместе с Пулиным и Землевским к себе на Рождественскую елку.
- А правда, господа молодые, приходите к нам на Рождество, - сказал Парамон. – К нам приедут из Екатеринбурга родственники, соберемся вечерком у елки и… погуляем.
- А вас, Иван Яковлевич, я приглашаю особо, - шепнула таинственно на ухо Ивану, прощаясь с ним, Валерия. -  И возражений не принимаю, - как бы объяснила она ему долгим взглядом, когда глаза их встретились.
В ночь на Рождество, в Рождественский сочельник, как и положено, Иван отправился встречать его к Савиным. К этому  времени там уже были и Ольга, и Землевский, и Пулин, а также  родственники Савиных из Екатернбурга: двоюродный брат жены Парамона – Аристарх Матвеевич с женой Софией Ивановной и  сыном Аркадием, молодым человеком лет двадцати четырех от роду. Валерия встретила Ивана, подвела и познакомила его со своими родственниками, особенно с Аркадием.
- Иван Яковлевич, знакомьтесь с Аркадием Аристарховичем, моим родственником, - сказала она, как-то особенно подчеркивая это.
Они пожали друг другу руки, перекинулись несколькими вежливыми фразами: «Очень рад!... Как вам наш город?… Что нового в Екатернбурге?» с ответом: «Взаимно!... Город хороший, тихий. А в Екатеринбурге рабочие бузят, много заводов…».
Стол был уставлен разными яствами: печеньем, пирогами и кутьей. Посреди зала стояла огромная елка, привезенная из леса и украшенная различными блестящими игрушками, осыпанная разноцветными конфетти, и увешанная длинными полосатыми конфетками и звездочками. Горело много свечей и свет их бликами играл на искусственных снежинках и блестках.
Ровно в полночь все уселись, отведали кутьи и, выпив по чарке, разговелись, начали пить  и насыщаться по-праздничному…
Подвыпивший Парамон был занят беседами со своими родственниками, поэтому Иван отдыхал от его неусыпной опеки и сидел вместе с Валерией, Аркадием и Ольгой вдалеке от него. Когда все выпили по второй и по третьей, и словоизлияния за столом несколько иссякли, Валерия вдруг вспомнила и тихо сказала:
- Девочки, мальчики, а что это мы тут сидим за столом…. Давайте выйдем во двор хоть на пол часика, да погадаем. Как там гадают в селах, Иван Яковлевич,  подскажите, - обратилась она к Ивану.
- Ну, по деревням у нас, я знаю, гадали так: бросали  через порог на улицу туфельку и смотрели: куда носок этой туфельки ляжет – оттуда и появится жених для гадающей. А еще подкрадывались на улице к чьему-нибудь окну и слушали: какое имя первым услышишь или какая цифра будет названа, что через столько лет выйдешь замуж и такое имя будет у мужа. А еще, чье имя по буквам  длиннее – тот того и переживет. Или, например, если разговор пойдет о скоте, то муж будет скотовод, о земле и сельских работах – крестьянин, о политике – министр, а о деньгах – финансист и т.д.
- А если о водке – значит пьяница! – продолжила удивленно Валерия и все засмеялись.
- Не обязательно. Это может быть и торговец спиртным, и  директор ликероводочного завода, - ответил Иван. – Но гадают только незамужние, иначе…
- Ну, тогда пойдемте быстрей гадать, - крикнула Валерия,  - Я хочу знать, что мне судьба готовит.
И все девчата, и молодые парни выскочили на улицу. Была глухая ночь. И было тихо и таинственно. На небе сияла тонкая, как серп, луна и звезды в этой синей полутьме сияли, и чуть подрагивали. Иван вышел на улицу вслед за Валерией и остановился. Все встали и замерли…
- Ну, давайте, идите и слушайте под окна, - воскликнул Иван, - обращаясь к Ольге и Валерии.
Девушки двинулись  к углу дома. Вдруг   в полутьме между сараями показалось какое-то черное существо с двумя светящимися огоньками глаз.
- Ой, что это такое? - закричала Валерия. – Мне страшно одной идти.
Иван набрал в ладони снега, слепил снежок и  со свистом запустил этим снежком в черную тварь. Послышалось кошачье шипение,  мяуканье и существо исчезло в темноте между сараями.
- Это нечистая сила вылезла, - прошептала  Валерия. – Иван Яковлевич, пойдемте со мной. Я без вас боюсь  подслушивать за этими темными углами.
- Хорошо, пойдемте. Я постою там за углом возле вас, а вы послушайте под вашими окнами, - согласился Иван.
И они двинулись под ручку с Валерией за угол ее дома. Снег под их ногами хрустел и поскрипывал. А за домом было темно и страшно. Валерия обняла Ивана руками и прижалась к нему.
- Иван Яковлевич, я боюсь, не отпускайте меня, - зашептала она.
- Ну что вы, глупенькая, я вас не оставлю, - ответил ей Иван и поцеловал в щечку.
Валерия как-то сразу обмякла, закрыла глаза и сказала:
- Еще раз… Поцелуйте еще раз… Мне с вами так хорошо и не страшно…
Иван поцеловал ее еще раз. А Валерия, закрыв глаза, молила его:
- Ну, целуйте же меня… Еще…еще…еще и еще… Вы самый лучший. Я вас люблю, - зашептала она горячо и поцеловала его в губы.
- Ну что вы, Лера,  не надо, идите же, гадайте, - говорил ей Иван. – Я вас подожду здесь…. Идите под окно…
- Я не хочу другого. Я хочу только вас, - вдруг зашептала Валерия.
- Нет, Валерия, вы наверно слишком много выпили, - сказал Иван. – Пойдемте к ребятам.
И, обхватив ее за плечи, увлек к толпе…
- Ну что там, ребята, ну что, - спрашивали остальные.
- А ничего, - сказала Валерия. – Наверно, останусь старой девой.