Победа

     На улице было холодно и пустынно. Резкий ветер загонял редких прохожих в распахнутые пасти подъездов, белая крупа хаотично кружила в воздухе, медленно оседая на простуженную землю.
       Порфирий Степанович Воблоевский терпеливо ожидал приема в районной поликлинике, временами покашливая в кулачок и бросая боязливые взгляды на соседей. Впрочем, других взглядов в арсенале Порфирия Степановича не водилось. Как обычно, находясь среди большого скопления людей, Порфирий Степанович жестоко страдал, постоянно ловя на себе косые взгляды явные и мнимые, и не имея ни малейшей возможности отличить первые от вторых.
       Можно сказать, что страдание стало его жизненной стезей и уже давно не являлось причиной для дискомфорта. Живут же люди с врожденной слепотой, не имея возможности представить иного существования. Вот и Порфирий Степанович свыкся, сжился со своим страданием.
       Не успел он еще появиться на свет, а родители уже приготовили ему имечко, которое и врагу-то не пожелаешь, узнать, чем они при этом руководствовались, Порфирию Степановичу так и не удалось. В юные годы он об этом не задумывался, потом несколько раз собирался спросить, да все как-то неудобно было, а затем и спрашивать стало не у кого. Предаваясь подобным размышлениям, Порфирий Степанович постепенно погружался в благостную дрему, и из-за этого чуть было не пропустил тот миг, когда
       хриплый голос из-за двери выкрикнул его имя, и пока очередь недоверчиво уточняла, что это за Порфирий такой, он тихонько прошмыгнул в кабинет и торопливо захлопнул за собой дверь, которая не преминула наиболезнейшим образом хлопнуть его по запоздавшему заду. Легонько взвизгнув, Порфирий Семенович скакнул на середину кабинета и оказался возле неряшливого вида стола, заваленного бумагами вперемежку с рентгеновским снимками.
       За столом восседал мрачного вида субъект средних лет, облаченный в заляпанный пятнами белый халат (впрочем, белым его можно было назвать весьма условно). На голове у субъекта возвышался странного вида колпак, наводивший на мысль о французской революции и клацающей гильотине, а в руках был зажат огромный бутерброд, из растерзанной сердцевины которого торчало нечто розовое.
       Субъект, неодобрительно взглянув на Порфирия Семеновича, пробурчал что-то неразборчивое, одновременно указывая на стул.
       Порфирий Семенович заискивающе улыбнулся и водрузил грузное седалище на жесткое сидение, отчего хлипкий стул протестующее скрипнул.
       Несколько минут прошло в абсолютной тишине, изредка нарушаемой лишь шуршанием бумаг. Наконец доктор, а следовало признать, что никем кроме доктора вышеописанный субъект быть не мог, поднял голову и с выражением крайнего утомления уставился на Порфирия Семеновича.
       -Ну, - наконец вымолвил он.
       -Я по поводу анализов, доктор, - робко произнес Порфирий Семенович.
       Доктор уныло покачал головой и, пошарив рукой по столу, выудил откуда-то помятый рентгеновский снимок, и погрузился в его созерцание, временами шмыгая носом.
       Часы на стене неторопливо отсчитывали минуты ожидания.
       - Ничем не могу вас порадовать, любезный, - внезапно произнес доктор звонким веселым голосом. - Рачок у вас, и, по всей видимости, запущенный.
       Здесь эскулап замолчал и принялся любоваться своими ногтями, чье состояние впрочем, мало могло способствовать эстетическому наслаждению.
       Побледневший Порфирий Семенович, в конце концов, решился нарушить затянувшийся сеанс нарциссизма и дрожащим от нахлынувшего спазма голоском пропищал:
       -Доктор, что - же мне делать?
       -Что делать, что делать, - на оперный манер пропел доктор, не прерывая своего занятия и переводя взгляд с одной руки на другую. - А я почем знаю, запишитесь на прием к онкологу, а лучше - сразу к плотнику.
       -Зачем к плотнику?- растерялся Порфирий Семенович.
       -Так у нас, видите ли, в гробах принято хоронить усопших, никак без плотника не обойтись, - здесь доктор пронзительно чихнул, и капельки прозрачной слюны весело заискрились на стеклянной поверхности очков Порфирия Семеновича.
       -Да что вы себе позволяете, - ошарашено прошептал Порфирий Семенович. - Да я так этого не оставлю, - сказал он уже гораздо громче, одновременно поднимаясь со стула. - Я на вас в суд подам,- в полном отчаянии выкрикнул он.
       -Что ж можно и в суд, - сонно проговорил доктор, - только боюсь, не успеете.
       Задыхаясь от возмущения, Порфирий Семенович устремился к двери, распахнув которую чуть было, не сбил с ног входящую медсестру.
       -Носятся тут всякие, людям ноги ломают, нет, чтоб спокойно дома сидеть, а не по поликлиникам шастать, - раздраженно бросила она ему вслед.
       Через несколько минут Порфирий Семенович волнуясь и запинаясь, пересказывал свою историю в уютном кабинете заведующей поликлиники.
       Дородная баба лет пятидесяти внимательно выслушала его рассказ и, постучав ручкой по зубам, уточнила:
       -Так прямо и сказал: " К плотнику"?
       И получив утвердительный ответ, вдруг громко расхохоталась, при этом ее мощные груди обтянутые заведомо маленьким халатом заходили ходуном.
       -Ну, Огурцов, ну дает, - грохотала заведующая, вытирая платком выступившие от смеха слезы.
       Внезапно ее смех прекратился, она с ненавистью посмотрела на посетителя и шипящим голосом произнесла:
       -Шел бы ты Порфирий домой, а не мешался у живых под ногами.
       Вылетев из поликлиники, Порфирий Семенович некоторое время бесцельно переставлял ноги, не особенно задумываясь о маршруте своего передвижения. Однако постепенно он пришел в себя, успокоился и, встрепенувшись, уверенно зашагал в сторону ближайшей остановки автобуса.
       Минут через сорок Порфирий Семенович не без усилий отворял двери гаража, где стояла не подвластная временным катаклизмам  "Победа", доставшаяся ему от отца. Порфирий Семенович редко пользовался раритетным авто, поэтому прошло часа три, прежде чем громыхание двигателя вкупе с черным облаком, вырвавшемся из глушителя возвестили ему о боевой готовности транспортного средства. Бросив взгляд на часы, Порфирий Семенович решительно нажал на педаль газа. Двери гаража остались открытыми.
      
       Инспектор Чухликин прибыл на место происшествия в отвратительном расположении духа. Его дежурство должно было закончиться через полтора часа, и они с Машей собирались в театр. Теперь было, похоже, что в театр они не попадут, и, представив себе предстоящее объяснение с женой, Чухликин погрустнел еще больше. Выйдя из раздолбанного "Уазика" он, нехотя подошел к двум лежащим недалеко друг от друга фигурам, уже слегка припорошенным снегом. Возле тел, которые издали, были похожи на две сбитые кегли, переступал с ноги на ногу низкорослый сержант с мучнистым лицом и белесыми на выкате глазами.
       -Вот, стало быть, такое дело, товарищ лейтенант,- деловито загнусавил сержант, указывая на лежавшие тела. - Мы, стало быть, проходили мимо, а здесь вот этот старичок, - он указал рукой на топтавшегося невдалеке дедка препоганейшего вида, - нас и зовет.
       Увидев направленную в свою сторону руку, дедок не стал дожидаться приглашения и торопливо подскакал к Чухликину, на ходу распахивая брызжущую слюной пасть.
       -Все видел собственными глазами. Вылетел какой-то тип на "Победе", а эти двое как-раз из поликлиники выходили, а он как даст газа и прямо на них, - торопливо, словно опасаясь, что его могут прервать затараторил старикашка.
       В этот момент Чухликин как раз наклонился над одним из тел и не без удовольствия узнал в погибшей, (тело оказалось женским) свою соседку с верхнего этажа Маргариту Максимовну Купрыкину.
       Настроение инспектора резко пошло вверх, погибшая мало того, что была редкостной сукой, так еще три месяца назад умудрилась затопить его Чухликина квартиру и в категорической форме отказалась покрыть нанесенный ущерб, ссылаясь на связи в прокуратуре и грозя Чухликину всевозможными карами.
       Выпрямившись, Чухликин подошел к свидетелю происшествия, без всякого интереса узнав от сержанта, что второй пострадавший - некто Огурцов работал врачом в той же поликлинике, что и убиенная Купрыкина.
       -Говорите, это был автомобиль марки "Победа",- сурово поинтересовался он у старичка.
       -Да-да, точно "Победа ",- обрадовано подтвердил дедок, роняя очередную порцию слюны на заиндевевшую бородку.
       -А ошибиться вы не могли, - напирал инспектор. - Все же время позднее, да и зрение у вас должно быть не очень, вы, я вижу, очки носите.
       Но старичок попался упорный:
       -Да нет, что вы! Я уверен, что это была "Победа "! У меня у самого такая была, вот помню, я с Любой как-то раз в такой же "Победе...
       -Что ж хорошо, - поспешно перебил его Чухликин, содрогнувшись при мысли, что мог услышать продолжение этой истории. - Сержант запишет ваши данные, и мы вас обязательно вызовем.
       Старичок обиженно замолчал и недовольно обернулся к сержанту.
       Для себя Чухликин уже решил, что человека, доставившего ему такую радость (он еще раз посмотрел на распростертое тело Маргариты Максимовны), он никогда не найдет. Подняв голову, Чухликин посмотрел в темное, сочащееся снегом небо и в первый раз за день широко улыбнулся.
      
       P.S. Порфирий Семенович Воблоевский скончался через полтора месяца в разгар апрельской оттепели, и причиной его смерти оказалась  гигантская сосулька, рухнувшая с крыши и пригвоздившая Порфирия Семеновича на месте, так что он сразу стал похож на диковинную бабочку в альбоме сумасшедшего энтомолога.