Бритоголовые

                Часть 1


     Было слишком темно и, разве что луна, да одиноко стоящий фонарь скудно освещали окрестности. Разгулявшийся ветер, словно забавляясь, раскачивал ветви деревьев, небрежно бросивших свои причудливые тени на землю. Город спал после бурной дневной жизни, которая, вместе с лучами солнца, снова вступит в свои права. Но это будет еще не скоро, а пока царил ночной мрак, окутавший все вокруг, как всегда в это время суток. Тишину резали чьи-то голоса и пьяный хохот. Их было человек пять - на стене виднелись четко очерченные тени.
     - Миф, дай сигарету!
     - Ларек перед носом, пойди и купи, тупица!
     - Да и мне пива заодно, - послышался третий голос. Одна тень отделилась и зашагала в сторону сигаретного ларька.
     - Где он там провалился, твою мать! - сказал кто-то почти заплетающимся языком. - Мифы! Засранец, сколько можно! - тот, кого назвали Мифом, заспешил к толпе, спотыкаясь на ходу.
     - Где мое пиво и моя сдача?
     Миф протянул горсть мелочи, стараясь не шататься. Бритоголовый парень пересчитывал деньги.
     - Здесь не хватает двадцати пяти копеек.
     Миф пожал плечами, опершись о фонарный столб.
     - Бульдог, я не знаю, это все, что отдал мне проклятый хачик.
     - Вот ублюдок! - воскликнул самый здоровый и рослый в толпе. - Мерзкие черножопые обезьяны! Им мало того, что они наживаются на нас, они еще вздумали нас дурить! Пойдемте, я лично разнесу этот долбанный ларек к чертовой матери! Покажем этим грязным свиньям силу белой расы. Все пятеро зашагали в направлении ларька, то и дело поднимая кверху руки и выкрикивая:
     - Sieg Heil!
     С одного удара ноги дверь просто вылетела.
     - Вы чего, ребята? - испуганно пробормотал ларечник.
     - Ты обсчитал меня на двадцать пять копеек, мразь! - сказал Бульдог, выволок его из ларька и швырнул на землю.
     - Я перепутал, честное слово! Не надо! Забирайте деньги, только не...
     - Заткнись, черножопый, когда с тобой говорю Я! - над ларечником склонился все тот же рослый бритоголовый. - Ты считаешь нас за мелких воров, ублюдок?! - он наступил на него ботинком. - Мы - белая, высшая раса, уяснил, ничтожество? Мы - патриоты своей страны, и нам не нужно твое хачевское дерьмо, таких, как ты, мы просто убиваем.
     Он сильнее наступил на него ботинком.
     - Не... надо... - прошептал ларечник. - Пожалуйста, мы же все люди...
     - Люди? - расхохотался Бульдог. - Это Мы - люди, а ты всего лишь жалкая обезьяна. Артур, если ты прикончишь этого чурбана, то что будем делать мы? Не лишай нас такого удовольствия!
     - Хорошо, - он отошел в сторону. В этот момент вся четверка накинулась на ларечника.
     - Помогите! Не надо! Нет! Нет...
     Крики становились все тише и тише, пока совсем не смолкли. Артур стоял, скрестив руки на груди и на его губах промелькнуло нечто наподобие улыбки. Глаза вспыхнули холодным блеском.
     Бритоголовые отошли от тела.
     - Сдох, собака! - сказал Миф, напоследок пнув его ботинком. Артур, как завороженный, смотрел на лужу крови, образовавшуюся возле трупа. Он подошел и смочил кровью палец, написав на стене всего два слова: Skin Head...


1

     "...Я давно ненавижу этот гребанный мир, а еще больше я стал ненавидеть его тогда, когда в день моего совершеннолетия, моя старая сучка обрадовала меня, что она мне вовсе не мать, что они забрали меня из детдома. Так что я даже не знаю, кто я такой, откуда и какого числа мой настоящий день рождения. Отлично! Я никогда не узнаю, где мои ублюдки-родители, даже, чтобы просто плюнуть им в лицо. Если бы они были черномазыми или евреями, я зарезал бы их, а потом себя. Потому что нет ничего хуже быть рожденным еврейской шлюхой. Но у меня белые волосы и голубые глаза. У меня внешность истинного арийца.
     Да, и нет ничего более праведного, чем борьба за сохранение своей расы, как гласит четырнадцатая заповедь Дэвида Лэйна. За свои двадцать я уже кое-что сделал для своей нации и меня не остановить. Пусть я отдам взамен свою свободу или свою жизнь, но я борюсь за правое дело"...
     - Артур! Артур!
     - Какого черта! - он с раздражением кинул ручку на стол, закончив писать.
     - Сынок, тебя к телефону.
     - Никогда больше не называй меня своим сыном, бесплодная старая дура! Я не твой сын, - Артур нервно взял телефонную трубку, небрежно толкнув маленькую пожилую женщину.
     - Да? Во сколько? Буду через час.
     Он вернулся в комнату и устало упал на диван. Свет настольной лампы упал на обнаженные плечи, на одном из которых красовалась татуировка в виде паутины, точно такая же была набита на спине.
     Сложением бритоголовый напоминал Геркулеса - мощный торс, мускулистые руки и здоровые плечи. Черты лица были почти правильными, слегка грубоватыми, что впрочем придавало ему шарма. На лице выделялись большие светло-голубые глаза, которые иногда были живыми и горящими, иногда же казались холодными и немигающими.
     Лицо почти всегда было мрачным, время от времени его озаряла победоносная улыбочка, появлявшаяся и играющая на губах, когда дела шли по плану. На шее висел большой серебряный кельтский крест. Послышался топот и храп. Это прибежал громадный персиковый пит буль по кличке Волк. Артур искренне и по-доброму улыбнулся, проведя рукой по шерсти. Волк был его самым верным и надежным другом. Артур никому не доверял до конца, только собаке. Он знал, что собака его не предаст никогда и Артур любил его как самого лучшего своего приятеля.
     - Мне пора, дружище, - сказал он, подмигнув собаке, на ходу заправляя в ботинки камуфляжные штаны и застегивая бомбер.
     Артур хлопнул дверью, сжимая в руке рукоять ножа. Уже стемнело. Нужно было торопиться, чтобы не опоздать. Он на кого-то наткнулся. Это был бледный и худой парень еврей из соседнего подъезда.
     - Не стой у меня на пути, тупая овца! - он пнул его ботинком. Парень упал, следом упали его очки и томик Библии.
     - Тебя накажет Бог! - пролепетал он.
     - А мне не нужен твой жидовский Бог, недоносок! У меня есть свои боги. Законы природы - вот намерение высших сил. Но тебе, тупой баптистской овце, этого не понять. - Артур схватил Библию и стал топтать ее ногами.
     - Что ты делаешь, это же святотатство! Язычник, имей уважение к чужой религии!
     - Разве я разрешал тебе говорить в моем присутствии, еврейский ублюдок? Все равно, рано или поздно, я тебя похороню, даю слово! А сейчас у меня нет времени на таких сопливых ушлепков, как ты! - Он наступил на очки ботинком. Раздался хруст.
     - Что ты делаешь, я же ничего не вижу!
     - Увидимся, малыш! - заржал Артур. Молодой еврей принялся искать на ощупь остатки Библии.
     Вдали виднелись силуэты бритоголовых. Их было около пятнадцати. Артур подошел к толпе, натянув на лицо бандану:
     - Heil Hitler!
     - Heil!
     Они поздоровались веной к вене, что означало "брат по крови".
     - Вижу новые лица, - заметил Артур. - Вы уверены, что среди новых бритых нет шестерок?
     Бульдог пожал плечами:
     - Черт его знает. Не думаю. Сегодня нужно устроить косоглазым хороший праздник, лишние люди не помешают.
     - Хорошо, - согласился Артур. - Давайте караулить возле общаги. Они надолго нас запомнят. А, кстати, вы купили себе четыре пары белых шнурков после вчерашнего случая в ларьке?
     - Вчерашний случай? - спросил Бульдог. - Я уже и забыл за него. Это мелочи. Шнурки нужно заслужить в настоящем бою. То, что случилось вчера... Не стоило даже руки марать.
     - Вспомни восемнадцатую заповедь, - сказал Артур. - "Олень, настигнутый голодным Львом, не имеет права на жизнь". Все, что мы делаем, мы делаем во благо нации. - Они двинулись в путь. И только холодная, полная луна ухмылялась им вслед. Сколько поколений прошло под ее надменной улыбкой, сколько веков! Она каждую ночь взирала с небес на дела земные, зная, что все, творящееся здесь, приходящее, что только она вечна и, сколько бы веков не прошло, поколений не сменилось, она по-прежнему будет посылать на землю свой тусклый свет.
     В низинах клубился туман, пахло сыростью. Бритоголовые спрятались за углом общежития, подстерегая свою жертву, словно хищники. Воцарилась тишина, был слышен малейший шорох. Прошло около получаса. Все оставалось тихо.
     - Здесь никого нет, это подстава!
     - Замолчи, Пумба! - сказал Артур. - Я из достоверных источников знаю, что у косоглазых сегодня гулянка. Они будут возвращаться из универа этой дорогой.
     - Но Артур, ты же сам видишь...
     - Тише! Замолчите! - крикнул кто-то. Все притихли. Послышались голоса. Говорили на иностранном языке. На каком именно, было трудно разобрать. Все поплотнее натянули банданы на лица. Это было почти тоже самое, когда пантера готовится к прыжку.
     Ничего не подозревая, китайцы по нескольку человек шли к общежитию. Увиденное зрелище поразило их настолько, что буквально пригвоздило к месту. Из тумана, словно из преисподней, выходили бритые люди с завязанными лицами, они кричали свои лозунги, словно армия грозных воинов, несущих смерть. Из всех выкриков, китайцы поняли только:
     - Мы вас повесим!
     Китайцы принялись разбегаться в разные стороны.
     Куда бы они не побежали, отовсюду появлялись бритые. Китайцы поняли, что находятся в ловушки и расправы не миновать. Артур со злобной усмешкой достал нож. Сколько крови было пролито с помощью этого ножа! Сколько еще прольется! ОН вонзил нож в чье-то тело.
     - Вы сами виноваты в том, что сейчас происходит, косоглазые! Езжайте к себе на родину, ибо здесь вас ждут только презрение и смерть! - он добил противника вторым ударом. Нескольким китайцам удалось убежать, Бультерьер пытался поймать хотя бы одного, но тут послышались крики:
     - Мусора!
     - Вот дьявол! - проговорил Артур. - Кто-то вызвал мусоров. Разбегаемся в разные стороны!
     Бритоголовые разбежались, те из китайцев, кто уцелел, были в панике.

     Артур зашел на кухню, сполоснул нож под краном и стал большими глотками пить воду. В принципе, все прошло более менее. Хотя, если бы не проклятые мусора, можно было бы добить остальных. Артур зашел в комнату, небрежно кинув в угол ботинки и бомбер. ОН устал. Пластом улегся на кровать, обхватив мощными руками подушку. У его ног, свернувшись калачиком, спал огромный персиковый пит-буль. Сна почему-то не было. Зал, где спали родители, был открыт. Оттуда доносились голоса.
     - Как ты думаешь, - говорила мать, - чего ему не хватает? Ведь у него было все, мы окружили его заботой и любовью.
     - А ты заметила, как он изменился с тех пор, как ты рассказала ему, что мы не его настоящие родители? Я сразу сказал, что это не доведет до добра. Не стоило.
     - Но мальчик должен был знать правду!
     - Зачем ему нужна была твоя правда! Ты просто травмировала психику ребенка. Посмотри, что с ним происходит! Я уверен, что он в какой-нибудь секте. Эта немыслимая одежда, уродливые татуировки, эти странные заповеди, которые висят у него на стене... А недавно я даже нашел у него под подушкой нож!
     Мать всхлипнула.
     - Тупицы! - раздраженно проговорил Артур, закрывая двери. - Как вы меня достали! Ненавижу вас!
     Он плюхнулся на диван. На этот раз сон сморил быстро. Питбуль повел ухом. Он не спал, только притворялся. Ему нужно было охранять сон своего хозяина, которому он слепо подчинялся, словно самурайский воин. А завтра будет новый день и, кто знает, возможно и для него найдется работа.




2

     Миф сидел в своей комнате, тщетно пытаясь выучить экзамен. В голову не шло ничего путного.
     - Эдуар, зайди, пожалуйста, в мой кабинет! - послышался голос деда.
     - Сейчас иду! - ответил Миф, загнув страницу учебника. Он не помнил своих родителей. Они погибли при загадочных обстоятельствах, когда ему было четыре года. Всему, что у него есть, Миф был обязан деду. Миф искренне любил старика, но иногда ему становилось страшно, потому что начинало казаться, что дед окончательно свихнулся.
     - Эдуард!
     - Уже иду! - Миф вошел в дедовский кабинет. Здесь все было, как всегда - на стенах висели портреты Гитлера, флаги со свастикой и прочая фашистская атрибутика. На рабочем столе в золоченой рамке стоял еще один фотопортрет Адольфа.
     - Присаживайся, мой мальчик! - ласково попросил дед. Он достал бутылку вина. Миф с удивлением посмотрел на странную бутылку.
     - Да да, я знаю, что ты сейчас спросишь, - опередил его дед. - Эта бутылка 1943 года выпуска. Я вез ее из самой Германии, а потом спрятал в погреб для какого-нибудь торжественного случая. Вот, как сегодня, например. Ты знаешь, какое сегодня число?
     - Двадцатое апреля, - ответил Миф. Старик с торжествующей улыбкой на губах разлил вино в бокалы, подставив один внуку.
     - Сегодня самый светлый и радостный день - день рождения фюрера! Давай же поднимем за это бокалы, мой мальчик!
     Миф отставил стакан подальше.
     - Нет, я не стану за это пить. Я не фашист, я патриот своего народа и своей страны. Я уважаю идеи Гитлера, но я не уважаю самого Гитлера.
     Тень отчаяния промелькнула на лице старика.
     - Я воспитал тебя. Я заменил тебе и отца и мать, я с колыбели внушал тебе эти идеи, я растил и лелеял тебя, думал, ты будешь достоин носить мою фамилию...
     - Дедушка, я очень благодарен за то, что ты для меня сделал. Я люблю тебя, но я не могу любить Его. Он уничтожал мой, наш народ. Уничтожал, мучил, он хотел сделать нас рабами!
     - Глупыш! - воскликнул старик. - Он хотел освободить нас! - в его глазах загорелся огонь.
     Миф перевел дыхание. Когда он видел такой огонь в глазах деда, ему становилось жутко.
     - Я знаю, что ты был предателем во время войны... - нерешительно сказал он. - Ты предал свой народ, ты продался Германии...
     - Я пытался спасти свой народ. Но такие "патриоты", как ты, помешали грандиозному плану. Против фюрера не надо было сражаться, ему нужно было покориться, довериться... Такие люди, как он, рождаются раз в столетие, - глаза старика лихорадочно заблестели. - Я видел Его, понимаешь! Видел так же, как вижу сейчас тебя! - он судорожно схватил внука за плечо. - Я видел, как он выходил из машины, освещенный огнями, когда его приветствовала толпа. Видел его походку, его жесты. Он был подобен Богу, нет, он и был Богом! Нет человека, подобного ему...
     Глаза Мифа все больше и больше раскрывались от ужаса.
     - Нет тирана и убийцы, подобного ему! Я не собираюсь больше слушать весь этот блеф, с меня довольно! Ты с каждым днем сходишь с ума! - он выбежал из кабинета, громко хлопнув дверью.
     - Эдуард, вернись!
     - С тобой остался Адольф, - на ходу бросил Миф, - по-моему, отличная компания. Будешь общаться с самим Богом.

     В дверь раздался звонок. Питбуль с лаем кинулся к двери.
     - Фу, Волк! - прикрикнул Артур. - Кто?
     - Свои!
     - Заходите, родаков все равно нет дома. Сейчас спущусь в подвал, принесу наливки. Сегодняшний день нужно отметить как следует.
     Миф боялся перечить Артуру, поэтому промолчал, хотя пить за Гитлера ему совсем не хотелось.
     Артур накинул клетчатую рубашку от Бен Шерман и взял фонарь. Питбуль выскочил вслед за ним.
     Бритоголовые расселись в комнате. Пумба взял журнал со столика.
     - "Гнев Перуна"? Надо у него отксерить, - сказал Бульдог.
     Миф посмотрел на стены, на которых висели символы коловрата и портрет Яна Стюарта, рядом висел портрет Гитлера. Миф с отвращением отвернулся. Рассказы о Гитлере его самого уже начали сводить с ума. Слыша о нем изо дня в день, он все больше и больше начинал ненавидеть фюрера.
     Скрипнула дверь и вошел Артур с тремя бутылками:
     - А вы читали, что про нас написали в новостях?
     - Дай почитать, - сказал Бульдог.
     - На столе, - указал Артур и пошел за бокалами.
     - Дай мне! - протянул руку Миф.
     - Подожди! "...банда бритоголовых напала на китайских студентов. Пятеро жестоко избиты, один в тяжелом состоянии"...
     - Что значит в "тяжелом состоянии"? - возмутился Бульдог. - Ты же два раза долбанул его ножом, я думал, что ты его убил.
     - Я тоже так думал, - ответил Артур, разливая наливку. - Эти косоглазые такие живучие. Ты дальше почитай.
     - "...современная молодежь деградирует...", - Бульдог в бешенстве смял газету.
     - Тупоголовые ублюдки! Если бы все в нашей стране были скин хэдами, не было бы того, что твориться сейчас. Мы - санитары, очищаем свой город от всякой мрази.
     - Браво, Бульдог, у тебя есть ораторский дар, - сказал Артур. - Так давайте же выпьем за фюрера и его правые идеи. Heil Hitler!
     - Heil Hitler! - повторили все.
     Вскоре бутылки опустели.
     - Надо сходить за сигаретами, - заметил Артур, - и заодно выгулять Волка.
     Собака покорно стояла у ног, ожидая дальнейших действий от своего хозяина. Артур пристегнул поводок.
     - Я возьму журнал? - спросил Пумба.
     - Бери.
     - Миф, ты сегодня не в настроении, - сказал Бульдог.
     - Меня достал старый сумасшедший дед, - ответил Миф, раскуривая последнюю сигарету.
     - Твой старик эсесовец парень, что надо, - проговорил Артур. - Хотел бы я себе такого старика. Мы нашли бы с ним общий язык. Как мне надоели мои предки-кретины, которые и не предки-то мне вовсе. Они пришли к выводу, что я состою в тайной секте.
     Все заржали.
     - Хари-Кришна, например, - выскалил зубы Бульдог.
     - Ты должен уважать своих родителей хотя бы за то, что они дали тебе. Даже родные отец и мать не всегда так заботятся о своих детях, не выдержал Миф. Артур уставился на него в упор.
     - А ты уважаешь своего старика?
     - Да, я уважаю и ценю его за то, что он заменил мне родителей, которых я даже не помню.
     - Хватит поучать меня! Еще не родился на свете такой человек, который бы меня поучал! - на его раскрасневшемся лице была ярость. Сейчас он напоминал древнегреческого бога войны, беспощадного и кровожадного.
     - Артур, успокойся, - решил примирить их Бульдог. - Это всего лишь пьяные расклады. Завтра вы уже и забудете об этом.
     - Я не могу забыть о теме, которая меня слишком волнует за последние два года, - почти прорычал Артур.
     - Чтобы хоть как-то перевести разговор на другую тему, заговорил Пумба.
     - Кстати, я вычислил, где собираются гопперы. Можем навестить их, если будет желание размяться.
     - Сейчас есть дела поважнее, - немного смягчившись, ответил Артур, - на днях нужно разгромить хачевский рынок. Гопперы подождут, оставим их на закуску.
     Загавкал питбуль, Артур с силой дернул его за поводок.
     - Кто это? - он посветил фонариком. Это был все тот же соседский парень-еврей с томиком Библии.
     - Вот и встретились, малыш! - лицо Артура загорелось злорадной улыбкой. - Жидовское отродье! Таких, как ты, надо убивать.
     - Тебя накажет Бог, - проговорил еврей. Артур рассмеялся ему прямо в лицо.
     - Говоришь, Бог? - он ботинком вышиб Библию у него из рук. - Думаешь, сейчас твой мессия придет и спасет тебя? Наивный глупый ублюдок! Почему я еще в детстве не вышиб твои поганые мозги!
     Парень бережно поднял Библию, очищая ее от грязи.
     - Хорошо, - сказал Артур, - если ты так веришь в своего жидовского Бога, то молись ему, потому, что час твой пробил. Фас, Волк! - он просто уронил поводок на землю. Собака из милой и послушной превратилась в ужасное чудовище, разинув огромную пасть, из которой торчали смертоносные клыки. Еврей закричал, что еще больше раззадорило монстра. Почуяв запах крови, его уже невозможно было остановить. Животный, звериный инстинкт делал свое дело.
     Миф отвернулся в сторону и закрыл уши руками:
     - Я не могу на это смотреть и это слышать, - прошептал он.
     Все стояли молча. Смолкли вскоре и чудовищные, нечеловеческие крики. Придушив жертву за шею, питбуль принялся рвать ее на куски. Запахло свежей кровью.
     Артур с какой-то дьявольской усмешкой смотрел на это зрелище как завороженный. Ему казалось, что в его теле появились новые силы.
     - Артур, что ты наделал! - сказал Пумба, тем самым выведя его из состояния оцепенения.
     - А что? - Артур, не мигая, уставился на него.
     - Этот парень - твой сосед, тебя же посадят, - сказал Миф.
     Только тут до Артура дошел весь ужас содеянного.
     - Волк! Волк, ко мне! - закричал он, хватая поводок и с трудом оттаскивая собаку от изуродованного трупа.
     - Тебе нужно избавиться от собаки, - сказал Пумба, тебя найдут.
     - Ни за что! - категорично сказал Артур. - Я ни за что не расстанусь с Волком.
     - Он мог бы пожить у меня, - сказал Миф, - пока все не утихнет. Правда, Артур, я бы взял его.
     - Тебе нельзя садиться в тюрьму, - вставил свое слово Бульдог, - иначе наше дело погибнет. Все, к чему мы стремимся, погибнет. Понимаешь?
     Артур шел мрачный, не говоря ни слова. Он молча протянул поводок Мифу, засунул руки в карманы и, не с кем не попрощавшись, побрел домой.
     - Где ты был? - спросила мать.
     - Какая разница!
     - А где Волк?
     - Его больше нет.
     - Как?!
     - Сбила машина.
     - И ты так спокойно об этом говоришь? Это же была твоя любимая собака!
     - Была. И вообще, оставь меня в покое! - Артур улегся на диван прямо в ботинках и обхватил голову руками. Его не найдут. Не имеют права найти.





3

     Артур проснулся поздно. На него уставился фюрер с портрета. Еще окончательно не отойдя ото сна, Артур вздрогнул. До сознания доходило, что вчера случилось что-то нехорошее. Ах, да, этот чертов еврей! Кстати, его больше нет. Бритоголовые никогда не бросают слов на ветер. Не в том дело. Нет Волка. Теперь он остался один. А эти вонючие мусорские крысы будут искать виноватого. Пусть ищут! Где улики? Хранители правопорядка! А в стране творится черт его знает что. Она кишит хачами и прочими ублюдками. Народ, позволяющий чужим, людям другой расы, жить у себя, исчезает. Может исчезнуть и белая раса. Так сказал Дэвид Лейн и, черт возьми, был прав! Такие мысли роились в голове Артура, которая раскалывалась от проклятой мигрени. Он только сейчас заметил, что лег спать в своих катарпиллерах. С раздражением сняв ботинки, которые привезли ему из Германии, Артур кинул их в угол. Наглотавшись таблеток от головной боли и на скорую руку накинув пайту фирмы Лонсдейл, он поспешил к выходу.
     - Если кто-то будет спрашивать по поводу собаки, скажешь, что она сдохла от энтерита две недели назад, - крикнул он на ходу матери.
     - А что случилось? - выглянула из кухни старуха.
     - Не важно. Скажешь, как я сказал! - он вышел на улицу. День был пасмурный, но теплый и ветреный. Вереницы машин мешали перейти дорогу. Артур направлялся к дому Мифа. Прямо до поворота, а потом налево. Старый город. Обитель черномазых. Артур задумался о том, если бы таких, как он, была хотя бы сотня, они бы просто разнесли этот район. И камня на камне не осталось бы. Но пока их слишком мало. Слишком много помех. Артур с отвращением и ненавистью уставился на татарскую мечеть. Плюнул в ее сторону. Все внутри кипело от возмущения. Чужаки проникли на его родину. Требуют себе земли его народа, белые женщины продают себя хачевским ублюдкам ради денег, а парни вынуждены работать на них, на этих проклятых черножопых! И он, который посвятил свою жизнь борьбе за правое дело, ничего не может с этим поделать. Тогда он будет убивать их по одному. Без пощады и жалости. Человек не имеет прав на жизнь, свободу и счастье. Все это должно быть им завоевано, как сказано в восемнадцатой заповеди. Артур достал баллон с красной краской. Какой прекрасный двухэтажный домик! Это построили безмозглые, тупоголовые чурки. На стене Артур нарисовал трехконечную свастику и подписал: "Смерть чуркам! White Power!" Эта красная краска точь-в-точь как кровь. Кровь врагов-чужеземцев. Смерть им! Смерть! Мысли в голове Артура были направлены в одно русло. Он понял, что прошел дом Мифа. Вернулся и нажал на звонок.
     Кто-то приподнял крышку от почтового ящика и выглянул. Открылась дверь.
     - Здравствуйте, Илья Сергеевич! А Эдик дома? - Артур пожал руку старика. - Да, мой мальчик, заходи. Фюрер с нами! Gott mit uns! (Бог с нами! нем.)
     Артур вошел в комнату Мифа. На столе был беспорядок. Валялись учебники, тетради и ручки - все в одной куче.
     - Здорово! - сказал Артур.
     - Привет! - Миф поднял глаза. Они поздоровались как "братья по крови".
     - Где Волк?
     - Мы отвезли его в деревню. Так надежнее. Пусть все уляжется. Кстати, все спокойно?
     - Не знаю, - ответил Артур. - В любом случае мусора уже ищут виноватого.
     - Знаешь, извини за вчерашнюю недомолвку, я погорячился. Мне не стоило лезть не в свое дело, - сказал Миф.
     - Забыли, - ответил Артур.
     Выглянуло солнце. Луч солнца осветил лицо Мифа. Оно было милым, совсем юным. В свои двадцать ему можно было дать на четыре года меньше. Русые волосы отросли почти на три миллиметра. Это говорило о том, что скоро нужно бриться. Живые, любопытные глаза, отдавали зеленоватым оттенком. В них была жизнь.
     - Я не сержусь на тебя, - после паузы сказал Артур, - мы же знакомы со школьной скамьи.
     - Ты был самым сильным в классе, - задумавшись, сказал Миф, - ты был авторитетом, тебя все боялись. Помнишь, как в школе ты ненавидел меня, пытался унизить при любом удобном случае? Сколько раз мы дрались и сколько раз ты избивал меня!
     Артур усмехнулся как-то злобно.
     - Помню. Забей, то было раньше. Потом ты стал правым. Мы подружились. Как говориться, кто старое помянет, тому глаз вон.
     - Да, - согласился Миф. - Только вот у меня не может выйти из головы вчерашний случай с тем евреем. Артур поднял глаза к небу:
     - Уже Я об этом забыл! Что ты-то паришься?
     - Артур, но мы же не звери, мы - люди. Так нельзя! Это было самое ужасное зрелище, которое я видел. Это... У меня просто съехала крыша. Меня всю ночь мучили кошмары. Артур, я схожу с ума!
     Артур с отвращением посмотрел на него:
     - Кажется, я разочаровался в тебе, Эдик! Слишком разочаровался. Ты ноешь, прямо как хачи перед тем, как я пробиваю им головы. Ты похож на сопливую девчонку, а не на правого. Если так пойдет и дальше, мы будем вынуждены продолжать дело без тебя.
     - Нет, Артур, - испуганно сказал Миф, - я же это так просто сказал. Я не имел ввиду ничего такого. ОН боялся перечить Артуру, чувствуя его силу и превосходство. Как в школе, как впрочем, и всегда. Он всегда держал свое мнение при себе, хотя во многом был согласен с Артуром. Миф отлично разбирался в истории и политике, но в последнее время его частенько начинала мучить совесть за содеянное. Скорее всего, на него так повлияла история с тем верубщим евреем. Каждый раз, когда Миф закрывал глаза, перед ним вставало перекошенное от боли и ужаса лицо еврея. Полные чудовищного страха глаза. И пасть собаки-убийцы. Дальше крики, кровь, смерть. Звериный рык дьявольского питбуля, разрывающего мертвое тело в клочья. И снова кровь. Много крови. Растоптанная Библия, перепачканная грязью и кровью. Веру втоптали в грязь. Уничтожили. Не осталось ничего святого? Не во что верить, не во что надеяться, как жить... Эти вопросы мучили Мифа, терзая его мозг каждую ночь. Где-то в глубине души он верил в Бога, но еще сомневался. Ему хотелось поднять ту Библию и забрать с собой, но он боялся, что увидит Артур. Поэтому, когда Артур ушел, Миф вернулся, стараясь не смотреть на изуродованный труп и не вырвать от отвращения. Он нашел Библию и спрятал в карман. И вот она перед ним. Страницы перепачканы кровью, на переплете засохшая грязь. Миф в первый раз держал в руках эту книгу. Для деда существовал только один Бог - Гитлер. Миф с любопытством открыл Библию. В глаза бросились десять заповедей. Он никогда не знал их. Для него всегда существовали лишь заповеди Дэвида Лэйна. Но их 88, а здесь всего 10. Дойдя до шестой заповеди - не убий, Миф закрыл Библию и спрятал ее подальше, поклявшись самому себе, что он больше ее не откроет. Он не понимал, как можно возлюбить ближнего, как самого себя и кем был этот ближний? Здесь было так мало заповедей, но их было так трудно выполнить. Миф не верил в то, что найдется такой человек, который будет соблюдать эти заповеди.
     Прошло несколько часов, и Миф опять потянулся за Библией. Интерес взял свое. Он открыл наугад:: "...и сказал Господь Каину: почему ты огорчился? и отчего поникло лицо твое? Если делаешь доброе, то не поднимаешь ли лица? а если не делаешь доброе, то у дверей грех лежит; он влечет тебя к себе, но ты господствуй над ним". И сказал Каин Авелю, брату своему: пойдем в поле. И когда они были в поле, восстал Каин на Авеля, брата своего, и убил его.
     И сказал Господь Каину: где Авель, брат твой? Он сказал: не знаю; разве я сторож брату моему?
     И сказал Господь: что ты сделал? голос крови брата твоего вопиет ко Мне от земли; И ныне проклят ты от земли, которая отверзла уста свои принять кровь брата твоего от руки твоей"...
     Тогда Миф снова закрыл Библию. Разве борьба за правое дело не оправдывает убийство? Борьба за сохранение своей расы и своего народа? Миф запутался. Он не мог разобраться сам в себе. То его охватывала внезапная и лютая ненависть к чужакам, то какое-то непонятное смятение и страх. Иногда Мифу казалось, что он скоро сойдет с ума, как и его дед. И это более всего пугало его.
     - Эй! - уже в третий раз кричал Артур. - Что с тобой? Ты уже полчаса молча втыкаешь в одну точку, что твориться в твоем мозгу? Спустись на землю!
     Услышав голос Артура, Миф вздрогнул и оторвался от своих мыслей. Голубые, бесстрастные, как всегда, глаза, уставились на него:
     - Что с тобой?
     Миф пожал плечами:
     - Так, ничего. Артур встал и снял со стены гитару. Пальцы побежали по струнам. Он запел звучным, красивым голосом:

Ты, белый и гордый
Арийский герой,
Ты, белый и гордый
Вставай на смертный бой.
Ты, белый и гордый
И Родина-Мать нас зовет.
Ты, белый и гордый
Вставай на врага, вперед!
Вставай во весь рост, арийский герой!
Ты нужен народу,
Ты нужен стране,
Война началась
И мы в ней правы,
И силой своей задавим чертог.
Мы Родину-Мать никому не сдадим.
Мы всех убьем и всех победим.
Мы любим тебя, наша Родина-Мать
И все за тебя мы пойдем воевать...

     Это была любимая песня компании. Артур сам ее сочинил. Когда Миф слышал эту песню, сердце его загоралось таким патриотизмом, что ему начинало казаться, что он убьет каждого, кто будет стоять на пути его страны и его народа. Что он пошел бы против всех, останься он хоть единственным скин хедом в этом мире.
     Артур повесил гитару на место. Настроение улучшилось.
     - Собирайся, пора идти, - сказал он. - Одевай свои гриндера, сегодня пойдем на гопперов. Рынок отменяется. Гопперов тоже нужно убивать. Я не считаю их за белых. Они слушают ниггерское дерьмо и подражают черножопым. Они предатели своей расы. Помнишь, что сказано в двадцать седьмой заповеди? Каждый должен ненавидеть подлинной и жестокой ненавистью тех, кто совершает предательство против своей расы. Эти ублюдки должны раз и навсегда уяснить, кто в городе хозяин.
     - Они попали! - сказал Миф, зашнуровывая ботинки, и кладя в карман бандану, чтобы потом закрыть ею лицо. Они вышли на улицу, чтобы встретиться на перекрестке. Улица была пустынной. Навстречу шла одинокая женщина-еврейка. Артур с ненавистью посмотрел на нее и пнул пустую бутылку из-под пива. Бутылка упала прямо у ног женщины и разбилась вдребезги. Женщина остановилась и молча посмотрела на Артура.
    - Sieg Heil! Убирайтесь из нашей страны, проклятые жиды, это наша страна, мы здесь хозяева!
     Женщина ничего не ответила, опустила глаза. На ней была белая рубаха и юбка ниже колен, черные вьющиеся волосы трепал ветер. Она была уже немолода, но лицо все еще оставалось красивым, не смотря на морщины.
     - Пошли, Артур, мы опоздаем на стрелу, - потянул его Миф. Если бы Артур избил женщину, Миф чувствовал бы себя не совсем удобно.
     Они молча дошли до перекрестка. Пятнадцать человек, как и в прошлый раз.
     - Показывай дворик! - сказал Артур Пумбе.
     - Заводи! - крикнул кто-то.
     Все разбились по три человека и затянули нараспев:
     - Восемьдесят восемь!
     Число 88 обозначало Хайль Гитлер, т.к. Н - восьмая буква алфавита, а два Н давало число 88.
     Бритоголовые завернули во дворик, где сидели рэпперы. Их было человек пять и одна мулатка с косичками. Раздавались звуки рэпа.
     - Sieg Heil! - закричали бритоголовые.
     - Это скины! - сказал один из компании, их слишком много. Надо бежать! Побежали, Дана! - крикнул он мулатке с косичками, но девушка осталась стоять на месте. Он попытался схватить ее за руку и утащить за собой, но получил по лицу скиновским ботинком и кинулся бежать. Кто-то из бритых дал ногой по магнитофону, который просто разлетелся:
     - Вот вам! Ломай это ниггерское дерьмо! - Пумба прыгал на дисках с рэпом.
     - Где эти ублюдки?! - разбушевался Артур. Мулатка стояла рядом, с ужасом и возмущением смотря на то, что происходит.
     - Что вам надо, кто вы такие?!
     - МЫ кто такие? - зло ухмыльнулся Артур. - Сейчас мы тебе покажем, кто мы такие! - он толкнул ее, она упала в грязь. - Твоя мать была шлюхой, она спала с нигером! В результате получилась такая мразь, как ты. Молчать, когда Я с тобой разговариваю! Так вот, слушай! Расовое смешение - наибольшая опасность, которая грозит выживанию арийской расы. Такие, как ты, в нашей стране жить не будут, это Я тебе говорю. Поблагодари свою грязную шлюху-мать!
     - Моя мать не шлюха!
     - Заткнись! В общем, у тебя есть только два пути - либо ты поедешь в свою Африку, к обезьянам, либо умрешь. У тебя есть месяц, я буду великодушен.
     - Проклятые фашисты, как я вас ненавижу! - проговорила она и попыталась встать, но Артур сильнее придавил ее ботинком. Он возвышался над ней, чувствуя себя Богом. Она чувствовала себя униженной и растоптанной, лежа в грязи, у его ног, под тяжестью его ботинка. В эту минуту ей захотелось умереть.
     Кто-то из бритых запел:

Снятся девочку сны,
Снятся девочке новые джинсы,
И апрель - время весны,
Когда праздник у всех фашистов.
День рожденья художника,
День рожденья артиста,
День солдат и сапожников,

     - День Бога Иисуса - Гитлера, - горланили они уже всей толпой.
     - Ты поняла, что я тебе сказал? Уяснила, черномазая? - сверху вниз смотрел на нее Артур.
     - Фашистский ублюдок!
     Она тут же получила по лицу, сдерживая слезы, чтобы не показывать их при врагах.
     - Пошли, Артур, здесь нам больше делать нечего. Пройдемся в город, - крикнул Бульдог.
     Артур снова обернулся к мулатке.
     - Не уедешь отсюда через месяц, сдохнешь, это Я тебе говорю, Артур. Запомни это имя. У тебя еще есть шанс, черномазая гоперша.
     Он пнул ее ногой напоследок.
     Бритоголовые удалялись, горланя:
     - White power!
     Дана осталась сидеть в грязи. По щекам текли слезы. В эту минуту она ненавидела всех - фашистов, свою мать, этот мир, такой жестокий и несправедливый. Ей хотелось исчезнуть из него, или представить, что все это кошмарный сон. Она встала и побрела домой, а дома закрылась в своей комнате.
     - Дана, ты будешь ужинать? - постучала в двери мать.
     - Нет, дрогнувшим голосом ответила она, сжимая в руке столовый нож.
     - Что случилось?
     Она не ответила. Мать взяла ключ и открыла дверь. Она увидела дочку с ножом в руке и закричала от ужаса.
     - Дана, дай сюда нож! Не смей делать глупости, дай сюда нож!
     - Нет!
     Мать подошла и протянула руку:
     - Отдай нож!
     Рука Даны задрожала, нож выпал, она расплакалась. Мать обняла ее:
     - В чем дело, дочка? Почему твоя одежда вся в грязи, тебя кто-то обидел?
     - Почему все белые, а я черная? за что мне это? Я больше не могу терпеть насмешки и унижения, я покончу с собой! - ее сотрясали рыдания.
     - Девочка моя, тебе ли жаловаться! Посмотри на себя в зеркало, ты выросла настоящей красавицей.
     - Я себя ненавижу! Тебя я тоже ненавижу, ты  обрекла меня на мучения, у меня был черный отец! Где он. в Африке? Почему ты никогда не рассказывала мне о нем?
     На лице матери промелькнула печаль.
     - Хорошо, я расскажу тебе. Когда я была молода, я училась в медицинском университете, там же учился и Клифф, твой отец. Он приехал учиться из Америки. Не знаю, как произошло, но мы влюбились друг в друга. Когда по-настоящему любишь человека, тебе все равно, кто он, откуда, бедный он или богатый, тебе все равно, какой он национальности и цвета кожи. Ты просто любишь и все. Я отношусь к тем людям, которые любят один раз на всю жизнь. Он до сих пор в моем сердце... Когда я узнала, что у меня будет ребенок, Клифф хотел на мне жениться. Он хотел остаться здесь ради меня и вместе растить ребенка. Он очень меня любил...
     - Почему же он не остался? - с укором спросила Дана.
     Мать на минуту замолчала.
     - Его убили...
     Воцарилось молчание. Она отвернулась в сторону. Дана знала, что мать плачет. Она тихонько тронула ее за плечо:
     - Мама, прости, но мне нужно знать все...
     Мать повернула на нее заплаканное лицо:
     - Его убили из-за того, что у него черная кожа. Какой-то пьяный ударил его ножом в живот. Он умер в больнице... А знаешь, что он сказал мне перед смертью? Что будет любить меня, где бы не находился, даже на том свете... Ты - все, что у меня осталось в жизни от него... Ты так на него похожа, моя девочка, - по ее лицу текли слезы. - Если с тобой что-то случиться, я просто умру, слышишь? - она закрыла лицо руками.
     Дана вытерла слезы.
     - Теперь, когда я все знаю, мне легче. Не каждому дан дар так любить, но жизнь, как всегда, слишком жестока. Долбанный мир!.. Ты покажешь мне могилу отца?
     Мать кивнула, не поднимая лица.
     - Я очень рада, что узнала правду, теперь есть ради чего жить. Жить, всем назло!..
 




4

     Старик снова разглагольствовал о Гитлере. Миф пил таблетки от головной боли; возле ног лежал Волк, которого привезли из деревни, потому что он охотился на кур. Питбуль скучал по хозяину. Его взгляд был слишком грустным и отрешенным от этого мира.
     Миф пропускал слова деда мимо ушей, он был занят сочинением очередного стихотворения, посвященного "лучшим" представителем человеческой расы:

Под ночную темень и ужасный мрак
Мучили цветного мы не просто так.
Мучили и били кирзаком в висок,
И хотели очень, чтобы он подох.
Черномазых много, парочки не жаль,
Чтоб загнать им в сердце поострей кинжал.
Словно тараканы, расплодились тут.
И всю власть хотят прибрать себе в руки.
Не дадим им воли, не дадим судьбы,
Будут иль рабами, или все мертвы.
Ку-клукс-клан не сдохнет, с нами он живой,
Чурка пусть подохнет, бритые, за мной!

     Дед примолк и посмотрел на писанину внука. Улыбка одобрения промелькнула на лице.
     - Нет, не нравится! - Миф смял листок и выкинул его в угол. - Скажи, - он посмотрел на деда, - убийство за правое дело - это преступление?
     Дед похлопал его по плечу, улыбнулся:
     - Сынок, молод ты еще. Вешать их всех надо! - Миф осторожно убрал руку деда со своего плеча, опустил глаза в пол.
     - В последнее время у людей нет совести, но меня она мучает...
     - Что такое совесть? Забудь об этом, делай свое дело, я на твоей стороне, сынок! Хотя, в последний раз убивал лет 18 назад. Увидел на остановке негра с белой сучкой, все закипело от возмущения. Черномазого прирезал ножом, хотел еще и с нею разделаться, чтобы неповадно было, но она подняла крик.
     - А что ты чувствовал, когда убивал? - осторожно спросил Миф.
     - Удовлетворение. Мне было хорошо, как никогда. Любое убийство во имя правого дела может быть оправдано. В молодости я мечтал быть похожим на фюрера. Какой был человек! Из ничего превратился в вождя миллионов! Продавал свои картины, потерпел крах в военной карьере, а все-таки кем стал!
     Миф даже не удивился. Он привык, что разговор, как обычно, плавно перетекал на одну и ту же тему.
     - Может хватит! - раздраженно сказал Миф. - Мне надоело слушать о Гитлере каждый день, я ненавижу Гитлера!
     - Замолчи! - глаза деда постепенно начали наливаться кровью. - Клянусь Богом, я тебя ударю!
     - Ты же знаешь, что Гитлер считал славян низшей нацией, истреблял, хотел покорить наши земли. Тебе бы хотелось видеть нашу страну германской колонией? Хотелось, я знаю.
     - Да, хотелось! Потому что Гитлер сделал бы толк в нашей стране. Сюда бы не наехало столько черномазых. Посмотри, что творится сейчас! Тебе ЭТО нравится? При Гитлере мы бы процветали.
     - Ты безумец! - закричал Миф. - Я хочу жить в свободной стране и не быть ни чьим рабом!
     - Да ты уже раб! Пойди, устройся на работу! Будешь вкалывать за копейки на черномазого. А он приехал в нашу страну, над нами же и смеется! Я не прав?
     - Прав! Но ты чокнутый! Ты одержим Гитлером, цитируешь Майн Кампф наизусть, ты скоро окончательно свихнешься!
     - Эдуард! Не смей на меня кричать! - дед ударил кулаком по столу. Питбуль загавкал. - Не забывай, что всем ты обязан мне!
     - Но я не обязан изо дня в день выслушивать такое! - психанул Миф и выскочил, хлопнув дверью.
     - Неонацист! - со злостью крикнул дед.
     Миф бежал по улице, на ходу втягивая сигаретный дым. Он был зол. Дед довел его до белого каления. Миф решил зайти к Артуру. Он был весь в своих мыслях; возмущался про себя и проклинал Гитлера. На землю его вернул пронзительный женский крик.
     - Это он, он!
     Миф вздрогнул и обернулся. Сзади стояла белая, как смерть женщина, трясущимися руками держа Библию. Он узнал - это была Библия того еврея, на которой засохла кровь. Очевидно, она выпала у него из кармана, когда он доставал сигареты. Женщина, широко раскрытыми глазами смотрела на него.
     - Это Библия моего сына! Это ты убил моего сына!
     Миф сам побледнел, как смерть.
     - Нет, это не я, - прошептал он побелевшими губами. Ему стало страшно. Он развернулся и пустился бежать.
     - Помогите, убийца, убийца! - слышал он вслед крики и плач женщины. - Он убил моего сына, это убийца! Держите убийцу!
     Миф бежал до тех пор, пока не понял, что находится уже в другом конце города. Он отдышался. Ноги подкашивались. Он много раз видел эту женщину,, мать того еврея. Она знала, что он из компании Артура. Мифу снова стало страшно.

На волне цивилизаций есть один такой народ
Деффективный среди наций,
Он у нас живет.
Не умеет думать толком
И ведет, как у себя.
Он рожает здесь детей
Их терпеть нельзя.
Дети гор сюда спустились,
Как назло, здесь поселились,
Эти суки здесь прижились,
Вон отсюда, звери!
Дети гор сюда спустились,
Как пиявки, в жилы впились,
Как терпеть таких уродов, я их ненавижу! - горланил Пумба. - White Power!
     Из кустов раздался треск и вопли. Пумба оглянулся и даже протрезвел: его поджидали двое хачей, один из которых держал дубину. Он понял, что на сей раз попал и пустился бежать. Хмель как рукой сняло. И какого черта, спрашивается, под ногу попал этот камень! Пумба растянулся на траве и почувствовал острую боль в ребрах, на которые опустилась тяжелая дубина.
     - Шайтан! Бей его! - услышал он, и едва не потерял сознание, голова кружилась. Как во сне, он почувствовал еще один удар по спине и едва не закричал от зверской боли. В ушах зашумело, глаза закрылись сами. Сквозь шум донесся лай собаки и словно вдалеке крик:
     - Барон, ко мне!
     Ругань на непонятном языке, снова крик и лай. На мгновение все стихло. Через минуту Пумба приоткрыл глаза: кто-то в красной кепке Нью Йорк и широких штанах надевал намордник на огромного ротвейлера.
     - Сон... - пробормотал Пумба.
     Услышав его слабый голос, хозяин собаки обернулся:
     - Как самочувствие?
     Только сейчас Пумба ощутил, как болели ребра. Он поморщился от боли.
     - Где они?
     - Те двое убежали, если ты о них. Собака сорвалась с поводка и кинулась на одного, думал, загрызет. Хватит мне проблем, нужно покупать новый намордник.
     - Спасибо, - слабым голосом ответил Пумба, корчась от боли.
     - Я тут не при чем, на самом деле, - пояснил парень в красной кепке, он случайно сорвался.
     - Все равно спасибо. Если бы не твой волкодав, эти ублюдки меня бы убили, - он пригляделся к парню: знакомое лицо. Откуда? Парень протянул руку:
     - Вставай!
     - Я у тебя в долгу, - ответил Пумба. И тут его осенило:
     - Ты что, гопер что ли?
     - Прости, дружище, не понял, - ответил парень. - Кто кто, говоришь?
     - Я тебя вспомнил. Пару дней назад мы приходили во дворик, а ты, кажется, получил моим ботинком. Парень уставился на него:
     - Ты что, скин хед что ли?
     Пумба погладил себя по лысой голове:
     - А что, не видно?
     - Уникально! Я помог своему врагу. Ладно я, а Дану зачем обидели?
     - Это Артур, - ответил Пумба, схватившись за ребра. - Я девушек не трогаю, какого бы цвета кожа у них не была. Принцип. А чего Ты убежал? Слабо было ее защитить?
     - Я не думал, что она останется, мы решили, что она побежала в другую сторону.
     - Девушка оказалась смелее вас, - проговорил Пумба, доставая сигарету. - Будешь?
     Парень кивнул.
     - Кто такой этот Артур?
     - Лучше тебе этого не знать, - посоветовал Пумба, нервно куря. - Ладно, мне нужно валить, давай, рэппер! - он нехотя протянул ему руку. Можно было бы конечно и пересчитать этому широкоштанному кости, но он сегодня ему обязан. В конце концов, лучше уж гопер, чем хач с дубиной.
     - Давай, скин! - так же нехотя протянул ему руку парень. Пумба побрел своей дорогой. Он посмотрел ему вслед. Как чертовски хотелось отомстить за тот удар ботинком! А вместо этого он спас своего врага. Пусть бы вломили хорошенько. По заслугам! Парень махнул рукой и пошел в другую сторону, оттаскивая ротвейлера от прошмыгнувшей кошки.




5

     Пумба продолжал корчится от боли.
     - Где Миф? - крикнул кто-то.
     - Не знаю, - ответил Бульдог.
     Мифа никто не видел.
     Пумба продолжал клясть татар на чем свет стоит. То, что его спас гопер, он не стал афишировать, чтобы избежать позора и насмешек.
     - Проклятые хачи! - не мог успокоиться Пумба, считая себя едва ли не калекой.
     - Да, неплохо тебя угадали, - ответил Бульдог. Кто-то тронул его за плечо. Бульдог не любил, когда так делали: могла сработать реакция, а он всегда носил в кармане острый нож.
     Бульдог обернулся: перед ним стоял бритоголовый лет 18 на вид. В бомбере, на подтяжках и обутый в камелоты. На бомбере были нашиты кельтские кресты. Он поздоровался с Бульдогом.
     - Мы знакомы? - спросил тот. - Ты откуда? Никогда тебя раньше не видел.
     - Пацаны, кто тут у вас за старшего?
     - А зачем он тебе? - подозрительно спросил Пумба.
     - Хочу вступить в ряды скин хэдов. Быть в вашей банде. Пумба и Бульдог усмехнулись.
     - Это к Артуру, он здесь главный, - ответил Пумба.
     - Где он? - спросил незнакомец.
     - Вон, видишь, в толпе самого здорового бритого? - сказал Бульдог.
     - Ну?
     - Это и есть Артур. Иди к нему.
     Незнакомец подошел к толпе, где стоял Артур, молча слушая о чем идет речь, пока Артур его все-таки не заметил.
     - Ты кто такой будешь? Скин хед что ли?
     - Пока нет. Я хочу к вам в движение.
     Артур расхохотался, запрокинув голову.
     - К нам в движение все хотят. Достоин ли ты быть в нашем движении? Знаю я таких типа скинов, жалкие клоуны! Хорошо, устрою тебе экзамен. Посмотрим, достоин ли ты носить кельтские кресты. Итак, начнем с простейшего. Что обозначает число 18?
     - Адольф Гитлер, - ответил новенький.
     - Неужели! Почему? - как беспощадный экзаменатор, уставился на него Артур, пронзая насквозь своими холодными глазами.
     - А - первая буква в латинском алфавите, Н - восьмая, - словно хорошо заученный урок, ответил новенький.
     - Допустим. Что значит число 88? - не унимался Артур.
     - Хайль Гитлер.
     - Ладно, а 14?
     - 14 слов скин хеда. Идея White Power.
     Артур начал раздражаться, изобретая какой-нибудь каверзный вопрос.
     - Что такое Seig Heil?
     - Слава победе.
     - А Gott mit uns?
     - Бог с нами.
     Артур поклялся самому себе, что непременно его на чем-нибудь подловит.
     - Скажи мне 61-ю заповедь Дэвида Лейна.
     - Богиня мира живет только под покровительством бога войны.
     В толпе раздались одобрительные возгласы.
     - Настоящая фамилия Гитлера?
     - Шикльгрубер.
     - Черт! - Артур сжал кулаки. - Расскажи о Яне Стюарте.
     - Ян Стюарт Дональдс родился в 1967 году, умер в 1994 в автокатастрофе. Участник группы screw driwer. Поднял по всей Европе движение blood and honor
(кровь и честь). Его идеи...
     - Хватит! - нервно перебил Артур. - Ответь мне на главный вопрос - почему ты хочешь стать скином?
     - Потому что мне надоело чувствовать себя чужаком в собственной стране. Мой отец работал на хача за жалкие гроши, чтобы прокормить семью. Работал без выходных. А черножопый еще и недоплачивал ему, забирал последние копейки. Моего лучшего друга убил черномазый ножом в спину. Я знал его со школьной скамьи, с самого детства и вот, его больше нет... Я до сих пор не могу в это поверить. Мы больше никогда не выпьем вместе пива, не будем болеть за одну и ту же команду, не покурим на двоих...
     Но это еще не все. Черномазые изнасиловали мою сестру. Пятеро жирных вонючих ублюдков. Сейчас она до сих пор в психиатрической лечебнице... Думаю, этого достаточно? Все притихли. Артур засмотрелся в одну точку. Потом протянул руку:
     - Я Артур.
     - Я знаю, я - Энди.
     - Сегодня ночью будет последнее испытание. Выдержишь - пойдешь с нами. Видишь, вон подвал напротив?
     - Ну?
     - В 12 ночи заходи туда один.
     - Хорошо.
     Энди взял у Бульдога гитару, потому как последний никак не мог найти ей применение. Заиграл красиво, словно был профессиональным гитаристом:

Пусть я погибну, но он подохнет
Моя душа в рай, а его пусть сдохнет.
Меня похоронят, а его зароют,
Ведь он мой враг, так пусть знает,
Что важнее всего самого важного
Белое правосудие...

     Все заслушались. Голос был красивым. К Артуру подошел Бульдог:
     - Это наш человек. Возьмем его? У всей толпы он вызывает симпатию.
     - Закон для всех один, - бесстрастно ответил Артур. - И, пока я ваш фюрер - решать буду я. Без посвящения он не станет одним из нас, думаю, с этим согласятся все.
     Бульдог покорно кивнул.

     Дорогу осветили ночные фонари. Дана подошла к окну. В комнате было темно. ОНа стала наблюдать, как машины забираются на горку. Ночной город прекрасен! Если бы не было так паршиво на душе... Она думала о том, что сегодня ей на двери написали красным баллоном: "Ку-клукс-клан жив! Смерть неграм!" Вспоминая об этом, крупная слеза скатилась по ее лицу. Она снова себя возненавидела. За то, что не такая, как все. Черная ворона в белой стае. Почему?
    Дана, не шевелясь, смотрела на дорогу, в голове роились разные мысли. Она вспомнила рассказ матери, который произвел на нее такое сильное впечатление. Это придало сил. Она вытерла слезы, включила свет и села за письменный стол. Посмотрела на свое отражение в стекле и достала тетрадь с надписью "Дневник". Здесь было все-все. И плохое, и хорошее. Словом, вся его жизнь. Открыв дневник на нужной странице, Дана написала: "...больше всего на свете я ненавижу фашистов. Поддерживать идею Гитлера - безумие; человечество просто истребит друг друга. А еще меня смешит, когда бритые называют себя арийцами или фюрерами. Как можно так нелепо одеваться! Дурацкие, словно в цирке, подтяжки и завязанные платками лица. Все это сумасшествие. Нельзя ненавидеть человека за то, что у него другого цвета кожа. В каждой нации есть и хорошие и плохие люди. Это не зависит от формы глаз и от цвета волос. Это в самом человеке, в его внутреннем мире"...
     Она на минуту отвлеклась, все же довольная, что высказалась хотя бы на бумаге. Взяла ручку и написала: Peace World!
     Раздался телефонный звонок. Дана сняла трубку.
     - Приивет, выродок продажной нигерской шлюхи! Ты разве еще не на пальме? Время ужина, давно пора сидеть и кушать бананы. Ха-ха-ха.
     - Кто ты, умник?
     - Не твое дело, черножопая. Считай, что это Ку-клукс-клан. Пришло время умирать!
     - Да пошли вы, нацисты! - она с грохотом положила трубку. Нет, страшно не было. Было слишком больно и обидно. Настолько, что хотелось умереть. Она взяла фотографию отца и положила под подушку. Сон положил край всем мучениям...

     Энди шел к подвалу. Он не знал, как его будут посвящать, ибо это держалось в строжайшей тайне, но чувствовал, что сегодня придется нелегко. Раздался крик, и под ноги метнулось черное пятно. Энди отскочил в сторону. Это была всего лишь бродячая кошка, снующая в поисках добычи, словно маленький дьявол. До подвала оставалось каких-нибудь двести метров. Что-то Артур ему уготовил? Энди остановился, посмотрел на часы: 12. Еще есть время. Вокруг стояла гробовая тишина. Он достал сигарету, закурил, напряженно о чем-то думая. Легкий весенний ветерок подхватил сигаретный дым. Кошка остановилась напротив Энди, смотря прямо в глаза. Ее глаза светились желто-зеленым светом. Вся дикая, она грациозно стояла с гордо поднятой головой. Кошка, которая гуляла сама по себе. Энди она чем-то напомнила его самого. Он сделал шаг - кошка испугалась, она даже не пошевелилась, стоя на месте, словно египетская царица, надменно и непреклонно уставившись на него. Энди протянул руку, погладил ее. Кошка из дикой и гордой превратилась в ласкового и пушистого котенка, мурча ласкалась у его ног. Она его не боялась.
     - Послушай, - сказал Энди, - если я оттуда выйду, я обязательно возьму тебя с собой. Знаешь, мне тоже одиноко одному. А сейчас мне нужно идти.
     Он встал. Кошка сверкнула глазами и скрылась в кустах. Энди стал спускаться в подвал. Воняло сыростью и пылью. Было темно, он едва не оступился. Тихо. Никого нет. Зачем Артур сказал прийти ему сюда? Но Энди не успел докончить мысль, почувствовав сильный удар по спине.
     - Seig Heil! - закричало голосов десять, подобных дьявольским солдатам. Удары посыпались, как из рога изобилия. Энди не успевал уклоняться. Виднелись только силуэты, а его белая пайта Эверласт хорошо выделялась в темноте. Кто-то сильно ударил его кулаком в грудь. Энди разозлился. Он бил ботинками направо и налево. Люди-тени отскакивали в сторону. Кто-то сильно ударил его по носу. Белая одежда обагрилась кровью. Энди проигнорировал. Он продолжал отмахиваться от противников из последних сил. и, видимо, кому-то хорошо разбил губу. Кто-то с силой ударил его по ногам. Энди упал. Удары ботинками прошли по всему телу. Энди стиснул зубы, чтобы не закричать от зверской боли.
     - Хватит, Артур, ты убьешь его, послышался чей-то голос.
     Бритые зажгли фонари. Энди лежал в крови. Он поднял голову и увидел белое, словно мраморное лицо Артура. Тот протянул ему свою громадную руку - поднимайся. Энди встал, шатаясь.
     - Ты выдержал испытание, - торжествующе заключил Артур. - Ни одного крика, ни одной мольбы о пощаде ты не произнес за все это время. Ты достоин быть одним из нас. Уж извини, брат, мы тебя неплохо отделали. Но таковы правила!
     - Ничего, - скривившись от боли, проговорил Энди. Он хромал. Ему казалось, что он вот-вот потеряет сознание. Выйдя на свежий воздух, ему полегчало. Энди позвал кошку. Животное прошмыгнуло в кусты. Энди хотел побежать за ней, но чуть не упал. На его плечо легла тяжелая рука Артура:
     - Завтра здесь в шесть. Ты теперь один из нас и должен быть в курсе всех наших дел. Не опаздывай.
     Энди кивнул.
 




6

     Миф шел домой. Сейчас, наверное часов 12, полдень. Он недавно проснулся под каким-то кустом. В голове шумело. Неужели он проспал здесь всю ночь! Нужно меньше пить. На душе было как-то неприятно. Миф напряг мозг, чтобы вспомнить, что же такого произошло вчера. Ах, да, эта женщина! Как все нелепо, как в кошмарном сне. Что скажет дед? Мифа одолевали нехорошие предчувствия. На пороге встретил дед. Он был мрачнее тучи. Миф перебирал в голове все возможные отмазки, но в голову не приходило ничего путного.
     - Эдуард, в какую историю ты снова влип? - сходу выпалил дед.
     Миф непонимающе посмотрел на него.
     - Утром здесь была милиция! Забрали собаку. Я сказал, что это собака Артура. Немедленно иди в участок! Вот адрес.
     Миф побледнел еще больше. "Артуру конец! Но я буду все отрицать, ни за что не скажу? что он сделал. Пусть докажут. Скажу, что в это время мы вместе где-нибудь пили. Будет алиби".
     Он умылся, наспех переоделся. От тошноты и головной боли деваться было некуда. Миф залпом выпил кружку холодной воды, придумывая на ходу, что будет говорить в участке. Мысли путались. Он ненавидел правоохранительные органы. Сколько проблем было из-за них. Они, словно кость в горле, тормозят все движение. Бритые лучше любого мусора очистят город от всякой мрази. Причем за работу им денег не заплатят, все держится на патриотизме. Такие мысли одолевали мифа по пути в участок. Он не ошибся: Артур был уже там. Лицо его не выглядело испуганным или взволнованным. Он сухо кивнул Мифу.
     - Эдуард Александрович? - с усмешкой обратился к нему человек средних лет в сером шарфе и, не дождавшись ответа, добавил:
     - Я твой следователь - Борис Артесович.
     - М..мой следователь?! - заикаясь, спросил Миф.
     - Да. По делу об убийстве Шевч Марка Соломоновича. Вы в курсе, что вы - главный подозреваемый?
     - Я?! - Миф вытращил глаза и перевел взгляд на Артура. Лицо Артура было бесстрастным и монотонным.
     - Присаживайтесь, Эдуард Александрович, присаживайтесь. Вам теперь спешить некуда. Расскажите-ка, дорогой мой, а где вы были вечером двадцатого апреля?
     - Я никого не убивал! - испуганно пролепетал Миф.
     - А почему ты так разволновался, дружище? Если ты никого не убивал, то тебе нечего бояться. Только я таких, как ты, за версту чую. ТЫ убил.
     - Не я!
     - И свидетель есть.
     - Где он?
     - А вот, напротив тебя сидит.
     Миф удивленно-испуганно уставился на Артура. Тот даже не посмотрел в его сторону.
     - Давай, свидетель, расскажи, как все было.
     Артур заговорил.
     - Эдик попросился выгулять собаку и вышел где-то на полчаса. Мы все остались в квартире. Когда он вернулся, пасть собаки вся была в крови. Эдик ответил, что питбуль разорвал кошку. После того, он попросил меня, чтобы собака какое-то время пожила у него и отвез ее в деревню.
     Глаза Мифа раскрылись слишком широко: он слышал и не верил.
     Человек, которого он хотел спасти и не предал бы ни за что, дает против него ложные показания.
     - Нет, - замотал головой Миф, - нет, не может быть...
     - А как вы считаете, какие отношения были у подозреваемого с Марком?
     - Как-то Эдик сказал нам, что ненавидит Марка по неизвестной нам причине и мечтает ему отомстить. Я думаю, что это и была его месть, - сказал Артур. Мифу показалось, что его пригвоздили к стулу. Это не может быть правдой!
     - Как ты можешь говорить такое! - воскликнул Миф, уже не в силах сдерживаться. - И ты мне друг?!
     - Друг - одно дело, а скрывать правду - совершенно другое. Конечно, тебе бы хотелось во всем обвинить меня, но извини уж, не выйдет! Это ТЫ натравил питбуля на несчастного подростка.
     Миф растянул ворот рубахи, потому что дышать становилось все труднее. ОН пытался поймать взгляд Артура, заглянуть в эти холодные глаза и задать немой вопрос, но Артур избегал взгляда.
     - Ну что, Эдуард Александрович, - ехидно сказал следователь, - будем подписывать признание? Дешевле выйдет.
     Миф стал блуждающе смотреть по сторонам, как загнанный в угол зверь. Его разобрал смех и Миф принялся хохотать. Он хохотал около пяти минут, не в силах остановиться.
     Следователь подозрительно улыбнулся:
     - Так что насчет признания?
     Лицо Мифа снова стало серьезным.
     - Я никого не убивал! - он встал, чтобы выйти, но у дверей стояла охрана. Поняв обреченность положения, Миф снова сел, уронив голову на стол. Это был кошмарный сон, ставший реальностью. Похоже, что вернуться из этой переделки будет невозможно.

     Пумба шел, насвистывая Коловрат. Настроение было отличное - достал денег; теперь можно было найти им применение, купив бутылочки две портвейна. Впереди Пумба заметил того парня в красной кепочке.
     - Эй, рэппер, здорово! - крикнул он, будучи в не совсем трезвом состоянии. Тот притормозил.
     - Здоров, скин! - пожали руки.
     - Как дела? - спросил Пумба.
     - В поряде, жить можно.
     - Слушай, ты не знаешь, где можно дури пробить?
     -Парень с удивлением посмотрел на него:
     - С каких это пор скины стали курить дурь?
     Пумба приложил палец к губам:
     - Тока тсс! Немного дури еще никому не помешало.
     - Ну, есть у меня чек, пошли, раскуримся, - все еще в недоумении сказал собеседник. - Я знаю место на крыше вон того дома, - он показал на пятиэтажку.
     Пумба кивнул. Они полезли через чердак. Со всех сторон обдувал ветер.
     - Здесь замечательно! - сказал Пумба. - Когда на улице ветер, я чувствую себя свободным. Тебя как зовут?
     - Ярослав.
     - А я Пумба.
     Они еще раз пожали руки. Если Артур узнает, что он общается с гопером, ему конец. Пумба посмотрел на него: обычный человек - белая кожа, светлые глаза, русые волосы. Правда, штаны шире обычных. Но он же свой! Пумба уже без ненависти посмотрел на Ярослава. ОН славянской крови, а враги - черные, косоглазые и евреи. Гитлер нигде не указывал, что нужно уничтожать панков или гоперов, может быть, тогда их просто не было? Ярослав, в свою очередь, рассматривал Пумбу: обычный человек, правда, нацист... Сейчас раскуримся и он станет своим чуваком.
     Ярослав посмотрел вниз:
     - Дана! - крикнул он. Она не услышала, прошла мимо. В широких штанах и белой кепочке. Как хороша! Ярослав давно сходил по ней с ума.
     Пумба тоже посмотрел вниз. Он хотел крикнуть что-то насчет нигеров, но передумал. Сейчас у него была только одна цель - хапануть плана.
     Ярослав согнул пластиковую бутылку, насыпал в фольгу травы. Пошел такой знакомый и такой приятный запах.
     - Ворви! - сказал Ярослав.
     - После тебя! - ответил Пумба. Ярослав втянул дым в легкие, выпустив через рот небольшую струйку. Пумба втянул сильно много, закашлял.
     Ярослав поджег еще:
     - Давай!
     Через несколько минут было уже хорошо.
     - Рэп - дерьмо, - стал разглагольствовать Пумба. - White Power!
     - Заткнись, гребанный фашист, - разозлился Ярослав. - Я помню тот удар ботинком.
     - Так давай, ударь меня! - вызывающе сказал Пумба. Ярослав встал. Отошел чуть назад - нога соскользнула с крыши. Он почти упал, но руками успел зацепиться за трубу. Естественно, что долго в таком состоянии пребывать было невозможно. Пумба подошел.
     "Это конец", - подумал Ярослав, - "сейчас этот бритый столкнет меня и будет кричать на каждом углу, что завалил рэппера". Пумба протянул руку:
     - Хватайся!
     "Сейчас я ухвачусь и он отпустит", - подумал Ярослав, но выбора не было, он ухватился за протянутую руку. Пумба с силой затащил его наверх:
     - Не люблю ходить в должниках!
     Ярослав отходил от шока, эти минуты могли стать последними в его жизни. Пумба похлопал его по спине:
     - Не бери в голову, рэппер, все будет нормально, докурим траву и спустимся с этой чертовой крыши.
     Ярослав посмотрел на него:
     - Почему ты протянул мне руку? Ты, мой враг?
     - Да не враг ты мне! Ты славянской крови, а мои враги - цветные, которые приехали на нашу землю и считают себя здесь хозяевами. ОНИ - мои враги. А на ваше движение мне без разницы.
     - Тогда зачем вы приходите? - спросил Ярослав.
     - Так сказал Артур. Он вас ненавидит за то, что вы слушаете нигерскую музыку. Артур у нас главный, его все уважают и его слово - закон. А лично мне на вас все равно.
     Они докурили траву и принялись спускаться вниз.
     - Ладно, рэппер, мне пора по делам! - сказал Пумба.
     - Давай, скин, - ответил Ярослав. - Травка неплохо прет, - они разошлись. Пумба спешил к своей банде, главное, чтобы Артур не заметил, что он накуренный. иначе это будет конец.

Мы - это белый легион,
Несущий смерть врагам,
Всю власть раздавим и сметем,
Как беспощадный ураган.
Тесней ряды и тверже шаг,
Пускай скорей начнется бой
В кровавом пламени атак.
Сквозь огонь и дым сражений
Вперед идет наш легион...

     - Смотрите, а вон и Пумба! - сказал кто-то. Пумба боялся подойти к толпе, как назло, разбирал предательский смех. Он не мог больше сдерживаться и, стоя в стороне, расхохотался.
     - Чего это с ним? - спросил Бульдог. - Странный он какой-то.
     Артур уверенными шагами направился к Пумбе.
     - Покажи глаза! Покажи глаза, я сказал! - он, словно врач-нарколог, внимательно посмотрел на него. - Накуренный!
     - Нет, Артур, как ты мог такое подумать! - начал оправдываться Пумба.
     - Мразь! - Артур с такой силой ударил его по лицу, что Пумба не выдержал и зашатался. - Ты помнишь последнюю заповедь Дэвида Лейна, сволочь?! Там говорилось о признаках больной, умирающей нации. Так вот этот - один из них! Ты - бритоголовый, носишь кельтский крест на рукаве, ты ходишь обкуренный, как последний гоперский ушлепок! Ты позоришь наши ряды, свинья! Помнишь клятву, которую мы давали?
     Он с силой толкнул его. Пумба упал:
     - Артур, прости!
     - Мразь! - Артур заехал ему по ребрам гриндерами. Пумба прикусил губу - он знал, что если крикнет, будет еще хуже. Артур бил так сильно, что Пумбе казалось, будто у него сломаны уже все кости. Но Артур не собирался останавливаться.
     - Хватит, Артур, довольно! - сказал кто-то. Артур гневно обернулся, чтобы увидеть умника, указывающего ему, что делать. Это был Энди. На Энди Артур злиться не мог. Этот парень очень симпатизировал ему. Артур считал, что, возможно, из всей толпы, « Энди один имеет право носить кельтский крест», - подумал Ярослав.Артур отошел от Пумбы.
     - Мразь! - сказал он сквозь зубы.

     Миф сидел в камере, смотря на муху - единственное живое существо. которое разделяло с ним его жалкую участь. Все было так глупо, что Миф сам до конца не мог в это поверить. Сейчас у него создалось впечатление, что за ним кто-то наблюдает. Миф неприятно поежился, встретившись со взглядом Артура. Миф решил, что сходит с ума, но Артур заговорил:
     - Я понимаю, тебе сейчас нелегко, но когда закончится испытание, ты станешь героем.
     "Что он несет?!" - подумал Миф. - "Явно один из нас сумасшедший!"
     - Как у тебя хватает совести приходить сюда после того, что ты сделал", - сказал он вслух.
     - Я сделал это ради нашей идеи, нашего движения. Я нужен бритоголовым, если я сяду, движение погибнет. Его некому возглавить, среди них нет такого человека, понимаешь? А какой от тебя толк на свободе? Никакого. Ты должен принести себя в жертву првому делу.
     Миф слушал и не верил:
     - Ты возглавляешь движение и сам не можешь ответить за свои поступки. Каждый раз ты будешь вешать свои грязные дела на кого-то другого? Боюсь, что тогда тебе придется возглавлять самого себя, потому что остальных пересажают.
     - Ты сам во всем виноват, - злобно сказал Артур. - Какого черта у тебя в кармане делала эта Библия?! Сам виноват, сам и отвечай!
 




ЧАСТЬ 2



1

      - Откройте! На помощь! - слышались голоса под Центральным РОВД. Дверь открылась, выглянул усатый охранник:
     - Что там еще за крики?
     На пороге сидела странная парочка - негр и китаец.
     - Вам чего надо?
     - Там! - негр, заикаясь, показал пальцем. Если бы у него была белая кожа, то она наверняка побелела бы еще больше.
     - Что там? - теряя терпение, спросил охранник.
     - Скин хеды, - заговорил китаец. - Человек восемьдесят.
     - Какие у нас могут быть скин хеды? - раздраженно ответил усатый. - Это вам не Москва! Не морочьте голову! - он только собирался захлопнуть двери, как китаец поставил между дверью ногу:
     - Мы не уйдем отсюда, пока вы не возьмете ситуацию под контроль!
     Охранник, раздражившись еще больше, со злостью дернул двери, но китаец вцепился в дверную ручку смертельной хваткой. И тут послышались голоса. Кто-то нараспев горланил "88". Охранник остановился. Шагах в двух ста шла огромная толпа. Шли строем, будто армейский отряд. В камуфляже, в берцах, с закрытыми лицами.
     - Хайль Гитлер! - крикнул заводила.
     - Хайль! Хайль! - повторили все хором. Десятки рук поднялись вверх. Кто-то кинул дымовую шашку. Все погрузилось в дым. Из дыма и огня, словно дьявольская армия, выходили бритоголовые:
     - White Power! White Power!
     - Заходите быстрее! - сказал охранник и побыстрее закрыл двери.
     - Бей мусоров! - крикнул чей-то голос. Скин хеды поднимали камни и кидали их в окна. Послышался звон битых стекол. Самый смелый даже попытался выбить двери ногой, что, в принципе, оказалось невозможно.
     Подъехал наряд милиции.
     - Менты! - закричали бритые, кинувшись врассыпную.
     Артур остановился:
     - Стойте, трусы! Испугались жалкой кучки мусоров?!
     Все движение остановилось, не зная, что же делать. Артур кинул в ментов камень.
     - Получите, мусорские крысы! White Power!
     Милиция кинулась на скинов, проворно орудуя дубинками.
     - Бежим, Артур! - Бульдог схватил его за руку.
     - Я никуда не побегу! Беги, если ты боишься, а я останусь. Эти ублюдки схватили Энди!
     - Артур, пойми, если тебя поймают, никому не станет от этого легче. Смотри, их много.
     - Плевать! - Артур исподлобья следил за происходящим. - Они схватили Энди! Тащат к бобику.
     Артур зажег и кинул дымовую шашку. Менты растерялись. Этого времени Энди хватило, чтобы убежать. Артур дернул его за рукав:
     - White Power, брат! - они соприкоснулись венами. - Теперь можно убираться отсюда.

     Миф смотрел в одну точку. Ему начало казаться, что он находится в другом мире. Предательство Артура убивало, словно нож в спину. Сознание Мифа отказывалось осознавать правду, в которую он с трудом верил. Есть ли справедливость в этом мире? Наверное, ее нет. Тогда стоит ли вообще жить? На мгновение Миф закрыл глаза - представилось лицо еврея в предсмертной агонии. Перекошенное болью и ужасом лицо, искривленный рот, в глазах - страх, нелепый, дикий страх. Миф поморщился, по телу тонкой струйкой пробежала дрожь. В ушах стоял нечеловеческий крик, от которого нервы рвало на части. На душе было до того гадко, что хотелось размозжить голову о стену. Миф подумал, как хорошо было бы, если бы люди могли менять свое прошлое. как хотелось ему сейчас быть обычным человеком, безо всяких заморочек и идей в голове. Не видеть крови, слез, страха, трупов, никогда не видеть сцену с тем евреем, не сидеть здесь, наконец. Миф открыл глаза: на него пристально кто-то смотрел. Он вздрогнул: давно не испытывал на себе такого неприятного взгляда. Длинный нос, ехидная улыбка - следователь. Да, это был его следователь. Чего он хочет, ведь допрос уже был?
     Тонкие губы следователя еще шире растянулись в улыбке:
     - Ну что, Эдуард Александрович? Признание подписывать будем?
     Миф вздрогнул еще раз, но попытался ответить уверенным голосом:
     - Еще раз повторяю: я никого не убивал.
     Следователь ехидно ухмыльнулся:
     - Да, да, да, конечно же, вы никого не убивали. Он сам скончался.
     Следователь иронично закивал головой и подошел ближе. Его лицо стало злым. Он схватил Мифа за ворот рубахи:
     - Подписывай!
     - Вы превышаете свои полномочия! - сказал Миф.
     - Неужели? - следователь ударил его по лицу: - Подпишешь?
     - Я не убивал... - еще один удар - из носа хлынула кровь. Следователь брезгливо вытер ее носовым платком со своей руки.
     - В последний раз повторяю: будешь подписывать?
     - Я не убивал...
     Следующий удар пришелся в пах. В голове помутилось.
     - Так что?
     - Я не... - договорить он не успел, - следующий удар следователя свалил его с ног.





2

     - Твари, мерзкие твари! - Артур со злостью пнул пивную бутылку, которая разбилась вдребезги, ударившись об стол.
     - АСАВ! - закричал он на всю пустынную улицу, что означало, что мусора... в общем, ничего хорошего для них это не значило. Артур был зол. Как хотелось свернуть голову тому китайцу! Или стукнуть их головами с негром! Пожалуй, это было бы забавней. Стукнуть так, чтобы разлетелись их проклятые мозги. Славно было бы! Но опять эти чертовы мусора... Прямо, как кость в горле. Не дают продвигаться правому делу... Сдохните, сволочи! Артур пнул вторую бутылку. Звон огласил пустую улицу. Все давно уже спали, не было даже ни одной машины. Прошмыгнула маленькая тень в широких штанах. "Гопер!" - радостно подумал Артур. - "Сейчас он умрет. Вечер не пропал даром".
     - Эй, ты, иди сюда! - закричал Артур.
     Тень, почти бегом, завернула за угол. Раздражаясь, Артур побежал следом. Здесь ярко светили фонари. Девчонка, еще и нигерша! Та самая! Артур был более чем доволен. Она пыталась убежать! Он в два счета догнал ее и свалил ударом кулака:
     - Долбанные нигеры!
     Она подняла на него свои глаза: снизу вверх, как тогда. Ни слезинки! На лице шок.
     - Твоя раса и культура - дерьмо!
     - Не говори того, чего не знаешь, - ответила она.
     - Рэп придумали нигеры, грязные, потные нигеры, они привозят наркотики и детям их продают... - пропел Артур.
     - Ты пытаешься меня унизить? - спросила Дана.
     - Да, - с удовольствием ответил он. - Умрите, мрази. Конченные гопники, нигерские ублюдки. Ваш рэп - дерьмо! Слышала, нигерская сучка?
     Она поднялась. Артур казался перед ней великаном. В этот момент не было ни мыслей, ни страха.
     - Ты меня слышала, нигерская сучка? Твоя культура - дерьмо!
     Она молча плюнула ему в лицо.
     Артур опешил. Никто и никогда не осмеливался на такое. Он вытер лицо рукавом, тупо смотря на нее. Да как она посмела! Первый удар в лицо заставил жертву упасть, потом посыпались удары ботинком по голове, Артур остановился лишь тогда, когда увидел, что она лежит без сознания и вся в крови.
     Он наклонился и потрогал пульс: бьется, значит жива. Артур поймал себя на мысли, что в первый раз его интересует жива жертва или нет, что удивило его самого. Он достал телефон:
     - Скорая? Приезжайте на улицу Некрасова, здесь избили человека.
     - Я становлюсь добрым, - сказал он сам себе и засмеялся этой нелепой мысли.
     - Долбанные нигеры! - Артур разбил очередную бутылку.

     Утро нового дня началось для Артура в начале первого. Он ухватился за голову, не открывая глаз. Всю ночь преследовали кошмары - та мулатка в крови, толпа черномазых, которые преследовали его, питбуль с окровавленной пастью. Артур сплюнул от отвращения и вскочил с кровати, вспомнив, что в час у него встреча. Натянув Лонсдейл как попало, и наспех обув мартина, он помчался на улицу.
     - Артур, а как же завтрак? - крикнула мать.
     - Отстань, - крикнул он на ходу.
     Артур едва ли не бегом шагал в Старый город.
     - Ллойд! - закричал он, видя, что ожидавший его собеседник собирается уходить. Парень остановился.
     - Здоров, Артур! Опаздываешь...
     - Проспал, уж извини.
     - Зачем ты хотел видеть меня?
     - Мне нужна толпа, - ответил Артур.
     - Моя толпа?
     - Да.
     - Зачем?
     - В пятницу хотим устроить черномазым Варфоломеевскую ночь.
     Ллойд задумался, теребя красно-зеленый шарф.
     - Нет, Артур, я пас, - после некоторых раздумий сказал он. - Мы ультрасы, нам нет дела до черномазых, хоть я и сам их не перевариваю. Просто нам не нужны лишние неприятности, вот и все.
     - Это значит нет?
     - Нет.
     Артур сузил глаза. Этот его жест никогда не предвещал ничего хорошего.
     - Я думал, что мы вместе, - злобно проговорил Артур.
     - Мы были вместе, пока бока не начались с вашей стороны.
     - С нашей?
     - Помнишь, тот раз, после прошлого футбола? Когда мы побили три хачевские тачки?
     - Помню, -ответил Артур, не понимая, к чему он ведет.
     - Мы же были вместе?
     - Ну да, - ответил он.
     - Тогда почему СБУ не трогает вас?
     Ллойд начинал злиться. - Они контролируют каждый наш шаг и закрывают глаза на вас. Как это объяснить, Артур? Вы сдали нас?
     - Клянусь, Ллойд, фюрером клянусь, я ничего об этом не знал!
     - Следи за своей толпой, возможно, среди вас есть мусорская крыса.
     Артур нервно закурил сигарету.
     "Бульдог? Нет, только не он... Пумба? Это исключено... Миф? Он сам в тюрьме... Нет, это невозможно"...
     Ллойд посмотрел на часы:
     - Мне пора. Извини, Артур, но после вот таких вот боков, мы не хотим с вами иметь ничего общего. Следи за своей толпой. Сможешь за нее ответить? Я не думаю.
     Он быстрыми шагами побрел в сторону площади.





3

     - Эдик! - уже в третий раз звал Миф. Миф никак не реагировал, смотря в пустоту.
     - Эдуард, ты меня слышишь?!
     - Я никого не убивал, я не убийца, - прошептал Миф побелевшими губами.
     Дед не видел его лица в темноте, Миф забился в угол, словно раненый зверек.
     - Не трогайте меня, я никого не убивал! Не убивал!
     - Эдуард, это же я, дед!
     Миф прислушался:
     - А, это ты!
     - Все будет хорошо, мы вытащим тебя отсюда.
     Миф захохотал. Его смех резал тишину. Замолчал, уставившись полубезумными глазами в одну точку.
     - Я принес тебе "Русь пробуждается", - сказал дед, пытаясь хоть как-то взбодрить внука.
     - Выбрось, - со злостью ответил Миф. - Я не буду это читать. Принеси мне Библию!
      "Он тронулся рассудком", - подумал дед. - Эдуард, слышишь, мы вытащим тебя отсюда!
     - Принеси мне библию, - повторил Миф со злобным нетерпением. - Ты слышал?
     - Как скажешь, хорошо. Кстати, нашел новое издание "Воспоминания о Гитлере".
     - Библия, - перебил его Миф. - Уходи, сейчас сюда придут. Иди же!
     Дед покачал головой. Его шаги слышались все дальше. Вот все смолкло. Снова наступила гробовая тишина, которая наиболее всего угнетала Мифа. Перед глазами встало окровавленное лицо еврея:
     "Тебя накажет Бог"...
     Его крики, предсмертные, душераздирающие крики, слышались так явственно. Миф сам пронзительно закричал, обхватив голову руками. Казалось, что голова вот-вот разорвется. Миф кричал до тех пор, пока охранники не вызвали врачей. Один укол - и он погрузился в спасительный сон...

     - Seig Heil! Смерть хачам! - Артур натянул бандану почти до самых глаз и кинулся громить прилавки, вооружившись здоровой дубиной. Скин хеды воодушевились. Энди стоял плечом к плечу с Артуром. Один прилавок удалось полностью перевернуть. Артур с удовольствием стал разбрасывать овощи и бить склянки молока. Раздавались крики женщин. Кто-то пытался спрятаться под прилавок, кто-то убежать. Старики в недоумении смотрели на банду бритоголовых парней с закрытыми лицами.
     - Власть белым! - крикнул Энди, опрокинув еще один прилавок.
     Артур орудовал дубиной направо и налево. Он занес ее над головой продавца.
     - Сейчас я размозжу твою тупую башку, черножопый! Вы, белые! Вы работаете на этого жирного хачевского ублюдка за семь рублей в день?? С утра до вечера, без выходных? Да грош вам цена! А он обсчитывает вас и смеется над вами, набивая свое жирное брюхо деньгами вашего труда. И будете пресмыкаться перед ним, чтобы не остаться без работы, без этих жалких грошей. Что молчите? Неправду я говорю? Страна дураков! Где бы еще потерпели такое! Позор нации! Но есть еще на этой земле патриоты, не перевелись еще! Власть белым!
     С этими словами он кинулся на пролом. Дубина стала гулять по головам. Отчаянный поступок воодушевил скинов и все ринулись следом за Артуром.
     - Менты! - крикнул Бульдог.
     - Бежим все в разные стороны! - успел предупредить Артур. Мусора настигали со скоростью урагана. Пумба бежал, пытаясь затеряться в толпе. "Попал!" - была первая его мысль. Он присел, а затем нырнул в другую сторону.
     - Где он? - сказал один из мусоров.
     - Вон он! Расступитесь!
     В толпе тоже началась паника.
     - Здоров, чувак! - послышался голос Ярослава. - Что случилось?
     - Я попал, - проговорил Пумба. Ярослав схватил его за рукав куртки:
     - Иди за мной.
     - Куда? - на ходу спросил Пумба.
     - В ларек, там мои знакомые, - он чуть ли не силой толкнул его туда и закрыл дверцу.
     - Куда он подевался? - разозлились мусора. - Как сквозь землю провалился этот бритый черт!
     Артур победоносно наблюдал за мусорами с крыши дома.
     - Мрази, вы опять проиграли! Блюстители порядка! Только МЫ можем навести в стране порядок.
     Он видел, как бежал Пумба, видел, как он разговаривал с Ярославом. Лицо Артура стало мрачным:
     - Он общается с гоперами... Какой позор! Этого нельзя пропустить сквозь пальцы...
      Где-то тихонько слышались слова песни:
На горе стоял Шамиль,
Он Богу молился,
За свободу, за народ
Низко поклонился.

Ой-ся ты ой-ся,
Ты меня не бойся,
Я тебя не трону,
Ты не беспокойся.

Базар большой
Чеченов много
Русска девка хорошо
Уступи дорогу

Ой-ся ты ой-ся,
Ты меня не бойся,
Я тебя не трону,
Ты не беспокойся.

Чечен молодой
Купил поросёнка,
Всю дорогу целовал,
Думал, что девчонка.

Ой-ся ты ой-ся,
Ты меня не бойся,
Я тебя не трону,
Ты не беспокойся.

Чечен молодой
В озере купался,
Русску девку коробчил,
Без штанов остался.

Ой-ся ты ой-ся,
Ты меня не бойся,
Я тебя не трону,
Ты не беспокойся.

Чечен молодой
Кинжал новый
У чечена
Нос здоровый

Ой-ся ты ой-ся,
Ты меня не бойся,
Я тебя не трону,
Ты не беспокойся.




     Данка лежала без сознания, третий день уже находясь в коме. Состояние ее не улучшилось. Не помогали даже слезы матери, которые она каждый день проливала над постелью умирающей дочери, моля Бога оставить ей то единственное, что у нее осталось. Но дочь на данный момент находилась далеко от мира сего. Данка чувствовала себя легкой, почти невесомой. Она находилась в каком-то мраке, в бездне, где не было ни неба, ни земли. Она могла спокойно перемещаться в этой бездне, где не было ни неба, ни земли. Это больше всего пугало. Она слышала какие-то голоса, которые звали ее отовсюду. Но она перемещалась легкая и невесомая, она словно знала, куда ей нужно. Туда, куда звал ее голос отца. Она никогда не слышала его голос, но знала, что это ее отец.
     Внезапно, сквозь мрак пробился луч света. Дана знала, что идти нужно на этот свет. Все другие голоса стали отдаляться, оставаясь позади, а свет становился все ярче и ярче. Он переливался радужными красками, слепил глаза и она ничего не видела прекрасней этого света. Перед ним меркло золото и самые дорогие камни. Переместившись ближе, Дана заметила, что этот чудесный свет льется из открытой двери. Что находилось за дверью, она не видела, потому что свет слепил глаза.
     - Идем! - сказал отец.
     - Кто ты? - спросила она, остановившись у дверей.
     - Твой отец.
     Она больше ничего не боялась, она шла на зов отца, переступив через порог одной ногой.
     - Рано! - раздался другой голос. Какая-то нечеловеческая сила вытолкнула ее оттуда и дверь с грохотом закрылась. Дана почувствовала, что падает вниз с неимоверной скоростью и ничего не может с этим сделать.
     Она открыла глаза: белый потолок. Как хотелось еще раз увидеть тот магический свет! Наверное, это всего лишь сон. Она не понимала, где находится и что произошло. На нее кто-то смотрел. Она встретилась с блеском холодных светлых глаз. Вздрогнула. Бритый. Тот самый. Постепенно вернулось воспоминание о том самом вечере.
     Артур выкинул цветы в мусорник. На самом деле это был предлог, чтобы проникнуть в больницу и полюбоваться творением рук своих. Артур разглядывал избитое лицо, словно ценитель-эстет рассматривал произведение искусства.
     - Ты... Ты?! - слабым голосом произнесла она.
     - Я, - издевательски ответил Артур. - Только не подумай, что я пришел извиняться. Ты - черная, и я буду убивать таких, как ты.
      - Пошел ты!
     Артур занес руку. Как легко можно оборвать жизнь этой несчастной. Перерезать эту хрупкую тоненькую ниточку. Он опустил руку. Его обуяла какая-то непонятная жалость к этому несчастному существу. жалость, смешанная с безумной яростью. Хотелось избить ее, смотреть, как она истекает кровью, наслаждаться слезами и мольбами, а потом целовать каждый участок тела, которому он посмел причинить боль. Артур поразился и даже испугался такой нелепой мысли. Он испугался за свой рассудок скин хеда, который может представлять такое.
     Артур выбежал из палаты. Он был возбужден. Хотелось перевернуть горы, сделать что-нибудь нездоровое, но попытался взять себя в руки.
     "Нужно вернуться в палату", - пробежала мысль. Зачем, он и сам не знал. Артур приоткрыл дверь. В палате был один из гоперов, которого он видел с Пумбой. От злости перекосилось лицо. "Нигерские выродки! Вы сдохнете!" Он бегом побежал к выходу.

     - Кто, кто сделал с тобой такое? - Ярослав сжал ее холодную руку.
     - Скин хеды, - проговорила Дана. Было заметно, что ей больно разговаривать.
     - Ублюдки! Гатлеровские ублюдки! - с ненавистью проговорил Ярослав. - Клянусь тебе, они за это дорого заплатят. Я соберу хорошую тусу. У меня есть знакомые люди. Они здесь больше не появятся, эти мрази. Обещаю тебе, ты мне веришь?
     - Да, - она тоже сжала его руку. Он поднес ее хрупкую ручку к своим губам:
     - Моя бедная девочка, я так тебя люблю!
     Ее глаза раскрылись от удивления.
     - Да, - она сжала тоже его руку. Он поднес ее хрупкую ручку к своим губам:
     - Моя бедная девочка, я так тебя люблю!
     Ее глаза раскрылись от удивления.
     - Меня... любишь?
     - Когда ты лежала в коме, я понял, насколько сильно... я так боялся тебя потерять. А... Ты хоть что-то испытываешь ко мне?
     Она кивнула легким движением головы:
     - Давно...
     Он улыбнулся:
     - Все у нас будет хорошо, обещаю, слышишь? Тебя больше никто не посмеет тронуть. Они за это ответят.
     Ярослав тихонько прикоснулся к ее ледяным губам.
 




4

     Артур пытался залить свое горе вином. Он стал ненавидеть и презирать самого себя за странное ощущение, которое стало преследовать его при воспоминании о мулатке. Дикая и нелепая страсть, которой противилось все сознание. Если бы ему было ведомо, что такое любовь, он бы, наверное, сказал, что влюблен. Страсть стала преследовать и терзать его с каждой минутой. Он не знал, что с ним происходит. Поделиться своими переживаниями с Энди, которого считал единственным другом, он не смел. Легче было бы застрелиться, если бы кто-то узнал об этой позорной для бритого страсти. Ему самому было противно от этих мыслей, но избавиться от них было невозможно.
     - Что происходит, Артур? - вернул его на землю голос Энди. Артур потупил взор, как преступник, пойманный с поличным.
     - Ничего... - он одним махом допил содержимое бутылки. - Все черномазые должны сдохнуть.
     - Верно, - Энди похлопал его по плечу. - Не грузись, брат, все именно так и будет. Правда на нашей стороне. А все, кто против нас, сдохнут.
     Артур обреченно кивнул:
     - Так и будет. - Он посмотрел по сторонам: а вдруг кто-то знает, или хотя бы догадывается о его переживаниях? Он навсегда потеряет уважение толпы, станет всеобщим посмешищем. Надо выбить эти нелепые мысли из своей головы.
     - Seig Heil! - послышался чей-то ироничный голос. Артур поднял глаза. Шла очень большая толпа.
     - Артур, гоперы! - нервно сказал Бульдог. - Нужно бежать.
     - Ты что, придурок? - движением руки усадил его на место Артур. - Чтобы мы бегали от этих ушлепков? Да какие мы после этого скины?!
     - Но их человек пятьдесят, а нас и десяти не насчитать.
     - Не нервничай, идиот. Сегодня они нас валят, завтра будет толпа и мы их убиваем.
     - Но Артур... - попытался возразить Бульдог.
     - Заткнись! - сказал Артур голосом, не терпящим никаких возражений.
     - Что, скины? - с насмешкой спросил один в широких штанах.
     - Да, скины, - вызывающе ответил Артур.
     - Валим их, парни! - крикнул кто-то. У Бульдога не было выбора: или его завалят гоперы, или завтра повесит Арткр.
     - Ублюдки! - с ненавистью кинулся один из рэпперов, вооружившись арматурой. - Только толпой смелые, да?
     Удар должен был прийтись Пумбе по голове.
     - Нет! - закричал Ярослав. - Стой! Тоько не его! Этот чувак свой!
     Он подбежал к Пумбе и закрыл его собою, в надежде, что друг опустит арматуру. Но было уже поздно. удар пришелся по голове Ярославу, почти раскроив ему череп. Ярослав упал. Все остолбенели. Воспользовавшись этим, скины поспешили исчезнуть.
     - Ты убил его! - слышались уже отдаленные голоса.
     - Он сам подошел!
     - Ты убил его! Зачем ты это сделал?
     Голоса смолкали по мере того, как скины удалялись.
     - Ты теперь у гоперов  свой чувак, а, Пумба? - съязвил Артур.
     Пумба был в таком шоке от происходящего, что не слышал его слов. Он отдалился от толпы и свернул в барчик, где на все оставшиеся деньги заказал себе портвейна.

     "...Он отвечал Ему: Господи! с Тобою я готов и в темницу и на смерть идти.
     Но Он сказал: говорю тебе, Петр, не пропоет петух сегодня, кк ты трижды отречешься, что не знаешь Меня"... - Миф перевернул страницу: - "Когда Он еще говорил это, появился народ, а впереди его шел один из Двенадцати, называемый Иуда, и он подошел к Иисусу, чтобы поцеловать Его. Ибо он такой им дал знак: Кого я поцелую, Тот и есть.
     Иисус сказал ему: Иуда! целованием ли предаешь Сына Человеческого?"..
     Мифа полностью поглотило чтение Библии. Он явственно представлял себе Иисуса, идущего на смерть, и подлого Иуду-предателя. Вскоре Миф стал сам воображать себя Иисусом, терпящим мучения за грехи человеческие, а Артура олицетворял с предательской физиономией Иуды. И ему казалось, что он потихонечку сходит с ума. Вот снова скрипнула дверца: Понтий Пилат? Нет, это всего лишь старый знакомый мучитель, снова пришедший требовать свое.
     - Ну что, Эдуард Александрович? Намерены вы подписывать признание?
     - Не намерен, - твердо ответил Миф.
     - Ах ты ж маленький гаденыш! - удар оказался по переносице. На пол закапала алая кровь.
     - "...люди, державшие Его, ругались над Ним и били Его; И, закрыв Его, ударяли Его по лицу"...
     - Ты что, дурак?! - следователь со злостью швырнул его на пол, чтобы прогуляться ботинками по почкам своего подозреваемого.
     - Ты признаешься, сволочь!
     - Не терпится продвинуться по службе? - Миф поднял на него свое окровавленное лицо. Удар ногой по голове заставил его снова лечь.




5

     Дана стояла, держа в руке две красные розы. Крупная слеза скатилась по лицу. Ее недавно выписали из больницы. Она наклонилась и положила розы на могилку своего лучшего друга и человека, которого любила. Эмоции сдерживать было невыносимо, она облокотилась о памятник и зарыдала. ветер растрепал волосы. На улице стояла такая прекрасная майская погода, а на душе было тоскливо и холодно. Небольшой аккуратное кладбище утопало в цветах сирени, которая благоухала ароматной весенней зеленью. На кладбище было совсем пусто. Из кустов прошмыгнула чья-то громадная фигура. Дана почувствовала на себе чей-то взгляд и обернулась. Возмущению ее не было предела:
     - Ты что, следишь за мной, проклятый скиновский ублюдок? Тоже хочешь загнать меня в могилу? Ничтожество! Ты даже не человек. Зверь! Хуже зверя.
     Он грубо схватил ее за руку, она едва доставала ему до плеча:
     - Сучка! Черномазая сучка! Будешь моей или умрешь!
     - Умру! Лучше умру! - она попыталась освободить руку, но он очень больно сжал ее, она прикусила губу, чтобы не закричать. Он приблизил свое лицо с холодными, как лед, глазами. Дана плюнула в него.
     - Второй раз, дрянь! - он ударил ее по лицу. - Никогда не смей больше этого делать, слышала, сучка? Сдохнешь в мучениях! - он толкнул ее и быстрыми шагами направился прочь. По пути встретился какой-то индус.
     - Пшел вон отсюда! - топнул ногой Артур. Индус дрожащими руками вытащил доллары и последнюю пачку сигарет, думая, что тот хочет денег.
     - Засунь эти бумажки в свою черную задницу, чмо! - Артур толкнул его ногой. - Достали, черножопые!..

     - Эй, брат, уже своих не замечаешь?
     - Энди!
     - Да что стряслось, черт возьми? В последнее время ты сам не свой.
     - Идем чего-нибудь выпьем, - мрачно сказал Артур.
     - Вчера пацаны одного китайца угадали. Забрали в реанимацию.
     - Хорошо, - похвалил Артур. - Надо было убить. Нечего этим ублюдкам коптить землю. Идем в бар. Здесь свой человек работает. Они спустились вниз.
     - Здоров, Артур!
     - Здорово, Сахар! Две по сто пятьдесят. И поставь чего-нибудь правого.

Не в последний раз с тобою в мыслях буду я.
Нам помогут боги и русская земля
И обитель нашей веры
На века в сердцах,
Если выстоишь за дело -
Ты забудешь страх.

     Запел приятный женский голос.
     - Ты любил когда-нибудь? - спросил Артур внезапно. Энди кивнул, удивленный вопросом.
     - А что значит любить?
     Энди задумался:
     - Когда все мысли об этом, когда начинает ехать крыша и ты делаешь глупости одну за другой. Когда от одного человека зависит твое настроение, когда ты мучаешься и не можешь спать ночами, когда...
     - Замолчи! Довольно! - перебил его Артур. - Еще по пятьдесят!
     - О, смотри, - толкнул его Энди. - Хороша? В барчик вошла девушка, подстриженная под "челси", на подкатах, в ботинках и с татуировкой в виде кельта на плече.
     - Как тебя зовут, skin girl?
     - Я ее знаю, это Марианна.
     - Подсуети себе на вечер, - посоветовал Энди.
     - Ай, - махнул рукой Артур. - Она не купится.
     - На тебя любая купится.
     - Не любая, - ответил Артур и залпом опустошил рюмку, даже не закусывая. - Что, завтра что-нибудь интересное намечается?
     - Можно пойти в "Капитаны", завтра как раз четверг. Навестим педиков, чтобы не расслаблялись, - предложил Энди.
     - Хорошая, правильная мысль, - поддержал Артур. - Да я лично разнесу весь этот чертов клуб в щепки. Как можно быть такими мразями! Нация деградирует и с этим ничего не поделаешь.
     - С этим нужно бороться, нельзя сидеть сложа руки. Я смотрю, ты начинаешь потихоньку сдаваться.
     - Никогда. Не сдамся. До последней капли крови, - он поднял вверх вытянутую руку: - Хайль Гитлер!
 

     Миф по-прежнему смотрел в одну точку и ему стало казаться, что в камере полно людей. Что пришли первосвященники и книжники, чтобы обвинить его.
     - Распни! Распни! - слышались голоса. Миф заткнул уши.
     Следователь уже давно выбился из сил - заключенный не хотел ни в какую подписывать признание. Это была бесполезная трата времени.
     Миф ткнул на него указательным пальцем:
     - Понтий Пилат!
     - Прекрати валять дурака, кретин! В последний раз спрашиваю: будешь подписывать?
     - Буду, - тихо и спокойно ответил Миф, вырвав лист бумаги у него из рук. Следователь даже оторопел. Неужели он, наконец-то подпишет! Радости не было предела, но Миф вернул ему листок, где вместо подписи было написано: "Иисус Назарянин".
     Следователя охватило бешенство.
     - "...было около шестого часа дня, и сделалась тьма по всей земле до часа девятого. И померкло солнце, и завеса в храме разадралась по середине"...
     Следователь схватил его за ворот рубашки:
     - Мразь, ты вздумал надо мною издеваться?!
     Миф посмотрел на него безумными глазами:
     - Отче, прости им, ибо они не знают,что делают...
     - Дебил! - следователь толкнул Мифа об стенку. - Как только с лица сойдут побои, поедешь в психушку, дурачок!


     Пумба всю неделю ходил сам не свой - так подействовала на него смерть Ярослава. А ведь на его месте должен был быть он сам. У Пумбы не укладывалось в голове, почему человек другой культуры, которую они ненавидели и презирали, закрыл его своим телом, а скин хеды, его братья, даже пальцем не пошевелили? Пумба знал, что благодаря этому человеку, он может отпраздновать свой второй день рождения. Он на кельте поклялся, что никогда в жизни не тронет ни одного рэппера, даже, если его заставит Артур. После смерти Ярослава, Пумба сильно изменился. Чаще хотелось побыть наедине с самим собой. Пробивало на философию. Он сидел на бордюре с бутылкой пива и смотрел на тени, которые отбрасывали деревья. Раздавался сладкий запах каких-то цветов. Деревья были зеленые и нарядные. Тихая, теплая ночь, казалось, все вокруг замерло. Пумба смотрел вокруг, как завороженный. Он думал, как прекрасна жизнь. Как красива природа. Как великолепно звездное небо. И как часто мы всего этого не замечаем. Как хорошо просто смотреть на облака, радоваться солнцу, жизни! Когда голова не забита ничем, когда никуда не нужно спешить. В повседневной суете мы забываем, что проходят лучшие годы нашей жизни.
     "Все надоело", - подумал Пумба. - "К черту идеологию! Я просто хочу жить и, если уж Бог дал мне второй шанс, я хочу прожить свою жизнь достойно. Без кровопролития. Господи, почему я стал скин хедом?" Он снял с шеи кельт. Сжал в руке. "Уйти из движения? Да. Надоело. Не могу так больше. Жить в постоянном страхе. В ожидании того, что рано или поздно примут мусора, или получить удар ножом в какой-нибудь драке. Тюрьма или гроб.Я не хочу! Я просто люблю жизнь"...
     Он собирался зарыть кельт в землю, но тут послышались крики:
     - Помогите!
     Пумба побежал туда, где кричали.
     - Закрой рот! - послышался мужской голос с хорошим акцентом человека кавказской национальности.
     - Помогите! - кричала жертва. Девочка-подросток с рыжими волосами. Он ударил ее по лицу и схватил за волосы, волоча в кусты. Жертва замолчала. Шок вперемежку со страхом сделали свое дело. Она уже не пыталась сопротивляться.
     - Ах ты ж тварь! - Пумба схватил кирпич и кинулся на хача. Не успел тот развернуться, как получил удар по голове, который его оглушил.
     - White Power! - ботинки Пумбы прогулялись по голове обидчика. С каким наслаждением он пинал его! - Мразь! Захотелось белых женщин? Сукин сын! - он пнул его напоследок и схватил рыжеволосую девлчку за руку:
     - Пошли!
     - Ты кто?
     - Какая, черт, разница! - поймал такси. - Садись! - пришлось отдать последние деньги.
     Пумба проводил такси глазами и достал из кармана кельт. "Воти ответ на мой вопрос. Вот почему я стал скин хедом. И я не уйду из движения до тех пор, пока черные топчут нашу землю". Разум подсказывал, что, значит, никогда. Пумба надел кельт обратно. Он чувствовал, что его призвание - быть стражем своей Родины. Сдаваться не в его правилах, еще есть за что бороться. Да, их мало, врагов больше. Но это не повод падат духом. Пумба верил, что с каждым голом их ряды пополнятся новыми солдатами своей отчизны и никто не сможет им помешать вершить суд над чужеземцами. Правое дело не должно погибнуть. Пумба побрел домой. Он был доволен. Бог не зря оставил ему жизнь. Значит, не окончилась еще его миссия в этом мире. Пумба стал считать этот случай знаком свыше, который определил его призвание свыше.





Часть 3


1

     - К тебе приехал твой дядя, малыш!
     Артур видел на себе пристальный взгляд холодных, как сталь, глаз, от которых некуда не спрятаться и не скрыться. Он понимал всю обреченность своего положения, чувствовал в этих глазах зло и ненависть к нему, знал, что пощады не будет.
     - Поцелуй своего дядю, дорогой! Иди, не бойся, дядя не причинит тебе зла.
     Страх парализовал конечности. Артур не мог сделать ни шагу, подбородок предательски дрожал, но слез все равно не было.
     - Иди ко мне! - послышался уже приказной тон. Артур повиновался. Огромные руки сомкнулись на его детской шее, силы кричать не было, он начал задыхаться. Тогда он еще не понимал, что означает смерть, но знал, что это что-то очень нехорошее, приблизительно то, чего желает ему его "любимый" дядя. в глазах потемнело. Артур перестал понимать, что происходит. Ненавистные глаза рассеялись в серой дымке, этот железный, ужасающий голос, казалось, уже где-то очень далеко. Больше он ничего не помнил.

     - Опять обморок, у него наверное болезнь, долго не протянет, - снова его голос. Артур вздрогнул. Он слышал слезы матери.
     - Альберт, что же теперь делать? Я не хочу, чтобы с моим мальчиком что-то случилось.
     - На все воля божья...
     Мать вышла, не в силах больше сдерживать рыдания. Остался только он. Дрожа от страха, Артур закрыл глаза и притворился спящим. Он слышал тяжелые шаги, огромная тень склонилась над кроватью.
   - Думаешь, я не знаю, что ты не спишь, маленький самозванец? Только попробуй кому-нибудь ляпнуть, что случилось - клянусь, я тебя убью! Только посмей рот раскрыть!
     Артур спрятался под одеяло, дрожа от ужаса, но безжалостная рука с силой дернула за одеяло:
     - Скажешь?
     Артур замотал головой, дыхание перехватило. Да, об этом случае так никто и не узнал, но воспоминания об этом тяготили, словно камень на сердце. Артур проснулся в холодном поту. Опять тот же самый сон! Он снова в детстве, снова смог прочувствовать весь тот кошмарный страх, заново пережил этот отвратительный день.
     В комнату заглянула старуха-мать:
     - Дорогой, ты уже проснулся? К нам приехал дядя Альберт. Все уже за столом, ждем только тебя.
     Словно разряды тока пробежали по телу: это был вещий сон!
     - Да? - уже уверенно и без страха спросил Артур. - Он уже здесь? Скажи, что я сейчас выйду.
     На лице заиграла довольная улыбка: больше этот случай не будет мучать и угнетать его. ОН вырежет его из памяти, как ненужный кадр. Никто не смеет так обращаться с ним. Иначе у этого человека будет только одна дорога - на кладбище. У Артура поднялось настроение. Он наспех накинул капюшон, застегнул блестящий ремень с выгравированной надписью: Gott mit uns и вышел на кухню. Альберт его не видел. Артур сделал кое-какие замечания уже насчет того, как же он постарел. Но вот их глаза встретились. Тот даже вздрогнув, увидел какая буря бушует во взгляде Артура. Но Артур расплылся в улыбке:
     - Дядя! Бог мой! Сколько же мы не виделись!
     - По меньшей мере лет 15. Как ты возмужал, мой мальчик! - обнялись. - Ты настоящий красавец!
     На губах Артура заиграла загадочная улыбка:
     - Да, время идет, все меняется.
     Они сели за стол.
     - Хорошо бы за это выпить, - предложил отец, - у нас в подвале есть бутыль замечательного вина. Выдержка по меньшей мере лет десять.
     - Очень хорошо, - сказал Альберт, - сейчас я принесу.
     - Я провожу дядю, - объяснил Артур, - без меня он там вряд ли что найдет, за 15 лет все так поменялось!
     Они вышли.
     - Проходи, мой любимый дядя, я так скучал, черт, честно! - Артур открыл двери подвала. Но не успел родственник войти, как получил сильный удар в спину, от которого свалился.
     - Артур, ты что?!
     Артур спокойно закрыл двери на замок:
     - Не люблю ходить в должниках, дядюшка. А ведь я тебе должен, верно? - глаза Альберта забегали.
     Артур наступил на него ботинком, смотря сверху вниз:
     - Что, думаешь, я ничего не помню, мразь? Зря говорят, что дети ничего не помнят, потому что я помню все.
     - Артур, ты не так все понял.
     - Артур, ты не так все понял!
     - Правда? Я не так все понял, когда чувствовал твои руки на своей шее, когда ты называл меня маленьким самозванцем и ублюдком? - Артур наклонился к его лицу еще ближе, его глаза испепеляли. - Да, конечно, тогда я был слишком мал, чтобы понять, почему ты так говорил. Ты знал, что я приемыш, ты знал, что твоя бездетная сестра оставит все наследство мне, безродному ублюдку, как ты говорил?
     Альберт закрыл глаза. Теперь он был жалким стариком.
     - Прошло время, я изменился, клянусь тебе, я раскаялся!
     - Такие сволочи, как ты, никогда не меняются! - Артур с силой ударил его ботинком по лицу. - Знаешь закон природы - выживает сильнейший. Ты не убил меня тогда, значит я убью тебя теперь.
     - Тебя посадят!
     Артур захохотал:
     - Но ведь это был несчастный случай, а, дядя? Тебя ведь убило током, когда ты захотел починить старый телевизор, - а вот и он. - Артур включил телевизор в розетку. - Кстати, о вине! - он открыл бутылку и вылил вино на несчастного родственника. - Нет, я не сумасшедший, я просто полил тебе на руки, прежде чем ты починишь нам телевизор. Ты же знаешь, что телевизор всегда лучше чинить мокрыми руками. Так убьет вернее.
     - Артур, не делай этого, пожалуйста, не надо!
     Артур бесцеремонно пожал плечами:
     - Злопамятство - это не порок, просто за грехи рано или поздно всегда приходится платить. Кстати, ты верующий? Тогда скажи аминь! Нехорошо пьяному связываться с электричеством.



3


     Миф очнулся. Солнце ярко слепило глаза. Больше не было тюремной камеры - только белоснежные стены и две кровати, на одной из которых сидел он сам. На другой сидел какой-то незнакомый парень. Раскосмаченный, в белой рубахе, он напоминал приведение. Миф отказывался понимать, что происходит - на нем тоже была надета белая рубаха, причем рукава были завязаны на спине.
     - Я сплю, - проговорил Миф, попытавшись высвободить руки,  но ничего не получилось.
     - Ты кто? - снова спросил Миф, уставившись на странного парня и пытаясь понять, умеет ли он вообще разговаривать.
     - Я - Безымянный, - ответил парень, - меня здесь все так называют.
     - Кто бы ты ни был, развяжи меня, пожалуйста.
     - Ты будешь вести себя спокойно?
     Миф удивился, почему он задает ему такой странный вопрос, но все равно кивнул. Назвавший себя Безымянным подошел и развязал здоровый узел, затянутый сзади. Миф освободил руки, которые затекли от бездействия. Стало легче.
     - Послушай, меня зовут Миф. Скажи мне, где я нахожусь, потому что последнее, что я помню - это тюремная камера.
     - Мы находимся в психиатрической лечебнице, дружок. У тебя был приступ истерики и тебя отвезли сюда. Кажется, ты серьезно болен.
     - Болен? Я здоров, как никогда. Пошли, я - не сумасшедший, - он уставился в угол палаты. Кто-то поманил рукой. Снова Понтий Пилат, возник из ниоткуда. Мифу стало страшно. Пилат в своих длинных одеждах и сандалиях звал его к себе.
     - Чего ты хочешь? - испуганно спросил Миф.
     - Кажется, тебе уже пора. Народ требует казни.
     - Казни?! Но за что?!
     - За то, что ты убил Марка.
     Миф схватился за голову:
     - Я никого не убивал, ясно вам всем!
     Почему-то лицо Понтия Пилата подозрительно напоминало крысиную физиономию следователя, который размеренными шагами приближался к нему.
     - Я никого не убивал, вам понятно? - чуть ли не истерически закричал Миф. Понтий Пилат исчез.
     - А говоришь не сумасшедший, - послышался голос Безымянного. - Нормальный человек не разговаривает сам с собой.
     - Я разговаривал сам с ним, - Миф показал в угол. - ОН там был...
     - Кто?
     - Пилат, он там был, клянусь тебе! Мне никто не верит, хоть ты мне веришь?
    Безымянный улыбнулся:
     - Верю. В этих стенах еще и не в такое поверишь. Здесь я действительно сойду с ума. Лучшее лекарство для меня - свобода. Нам, психам-заключенным отсюда есть только один выход - в гробу.
     Мифа передернуло.
     Безымянный загадочно улыбнулся.
     - Но у меня есть один план.
     - Какой? - Миф с надеждой посмотрел на него. Безымянный закусил губу:
     - Я слишком много говорю.
     - Мне ты можешь доверять, я такой же, как и ты и хочу выйти отсюда не меньше твоего.
     - Всему свое время, - ответил Безымянный и замолчал. Миф решил пока не надоедать ему расспросами. Действительно, всему свое время. Он подошел к окну. Сквозь решетки просачивались крупные капли холодного не по июньскому, дождя. Ветер трепал зеленые шапки деревьев. В глазах Мифа было столько тоски от безысходности положения. Ему хотелось неистово кричать, чтобы его выпустили отсюда, хотя понимал, что все это бесполезно. Он просидел у окна до самого вечера, наблюдая за голубем, ютящимся на карнизе. Как хотелось превратиться в этого голубя, улететь далеко-далеко, от всего этого ужаса, куда-нибудь за тридевять земель в страну безбрежного счастья, где нет слез, страданий, где всем хорошо, где не бывает предательства и лицемерия. Тучи обнажили тусклую луну, дождь окончился. Миф понял, что сейчас наверное уже глубокая ночь. Хотя, сколько времени на часах он не знал. Безымянный спал. Мифа окружили ночь и темнота. Ему послышались шаги. Миф знал, что это вернулся Понтий Пилат. Ему стало страшно. Он забрался под кровать, чтобы Пилат не нашел его. Однако огромная рука, украшенная перстнем, подняла простынь.
     - Ты ждал меня?
     - Я... я... - проговорил Миф.
     - Народ ждет. Пришла пора расправы. Ответишь за свои грехи?
     - Я же не виноват...
     - Эй ты там, псих! хватит бормотать всякую чушь, я хочу спать! - послышался голос Безымянного. Пилат снова куда-то исчез...

     Артур не спеша вышагивал впереди, следом шествовала вся банда бритых.
     - Новые шнурки? - полюбопытствовал Бульдог. Артур с удовольствием взглянул на новое приобретение.
     - Еще одного черномазого завалил? - не отставал Бульдог.
     - Возможно, - ответил он, продолжая загадочно улыбаться и грохнул о столб пустую бутылку из-под пива. Стекла полетели в разные стороны.
     - Черт, Артур! - закричал кто-то из скинов. - Осколок вонзился мне в руку!
     - Не стой на дороге! - выругался Артур. - Так на чем мы остановились, приятель? - он соизволил посмотреть на Пумбу, с которым только что вели дискуссию. - Ты считаешь, что калек нельзя убивать?
     - Конечно же нет! У кого рука на такое повернется? Это же святотатство! - возмутился Пумба.
     - У меня повернется, - ответил Артур. - Мы - боремся за чистоту нации, тупица, если ты никак не можешь взять этого в толк. По уставу мы должны очищать страну от таких людей. Калеки рождаются из-за смешения кровей.
     - Это больные люди, им и так плохо! - пробовал возразить Пумба.
     - Тем более, - сказал Артур. - Мы избавляем их от мучений. Резать таких надо! Вешать и резать!
     Пумба промолчал. Какой ужас! Этот человек сущий дьявол, настоящий зверь, машина для убийства. Ни капли жалости и сострадания. Ему чуждо все человеческое. Если он исполнит то, о чем говорит, клянусь, я навсегда покину это движение.
     - Что примолк? - спросил Артур. - Ты просто знаешь, что я прав. Да, Энди, ведь я прав?
     Энди положил руку на могучее плечо "фюрера":
     - Конечно прав! Так положено,  нельзя идти против правил.
     - Хоть кто-то меня поддержал, - ответил Артур, - только ты меня понимаешь, брат. Эти тупоголовые овцы даже историю фашистской Германии не знают, не говоря уже о другом.
     Неожиданно кто-то выбежал из-за угла. Артур выхватил нож, лежащий всегда в правом кармане. Бежал какой-то бритоголовый подросток. Увидев Артура, он плюхнулся перед ним на колени, повторяя только - Бог! Ты наш Бог!
     - Что это за придурок? - Артур обернулся к Энди. Энди непонимающе пожал плечами.
     - Ты кто? - строго спросил Артур.
     - Я из Кировограда. Наслышан о тебе здесь.
     - А почему уехал?
     - Мусора... выбора не было. Выручай, возьми к вам в движение!
     Артур презрительно усмехнулся.
     - Тебя? - он рассмеялся. - Наши бритые не перед кем не ползают на коленях, а таких, как ты, я не уважаю. Пшел отсюда! - он дал ему пня ботинком. Подросток побежал, оглядываясь на ходу.
     - Мрази! - Артур злился.
     - Мусора! - крикнул кто-то. Все кинулись врассыпную. Артур забежал в подворотню, следом за ним кинулся Энди.
     - Дьявол! - отдышавшись, проговорил Артур. - Была такая возможность в пух и прах разгромить все это вонючее хачевское кафе! У меня такое чувство, что в последнее время нас кто-то сдает.
     - У меня тоже такое чувство, - ответил Энди. - Возможно, этот малолетка был мусорской.
     - А возможно, кто-то из наших, - ответил Артур. - Только вот кто?..




3

               
     - АСАВ! - слышался клич десятков голосов. Бритые шли на старый город. Тени мелькали на стене.
     - Смотрите, жиды идут! - крикнул Бульдог.
     - Чего? - обернулся Артур.
     Он заметил небольшую кучку евреев-американцев, идущих из синагоги. Несколько мужчин, женщины, дети. На лице Артура промелькнула стальная улыбка. Он поднял вверх правую руку:
     - Seig Heil! Вас убивают бритые! - он мгновенно ринулся на евреев. Все остальные последовали его примеру. Испуганные женщины стали кричать, дети заплакали, мужчины проговорили что-то насчет бога. Кулаки Артура орудовали направо и налево. Одним ударом он уложил двоих женщин:
     - Вот вам, жидовские шлюхи!
     Бульдог с гордостью расправлялся с евреями, стоя возле Артура. Он мечтал, что какой-нибудь из этих жидов сдохнет и ему наконец-то удастся заработать белые шнурки. Артур уже наступил кому-то на голову:
     - Жидов ненавижу больше всего!
     Кто-то дернул его за бомбер. Артур посмотрел сверху вниз. Вся в слезах стояла маленькая девочка-еврейка, которая едва доставала ему до пояса. Она пролепетала что-то на английском, что могло значить: "Пожалуйста, не надо!"
     - Прочь! - закричал Артур. - Чьи-нибудь слезы приводили его в бешенство. Он с силой ударил девочку кулаком в лицо и, не придавая этому никакого значения, принялся за мужчин.
     - Пошли, Артур, - дернул за руку Энди, - здесь попахивает мусорами. Артур показал евреям на последок три пальца и, надев капюшон, принялся догонять своих...

...Раньше вот еще таких видел чаще - со свастикой.
Это что, по-настоящему?
Я приехал из Ростова, не из глухой чащи,
Но удивлялся, смотрел непонимающе.
Любят гладко стричься, это я понимаю.
Носят черные в обтяжечку джинсы, ну не знаю...
Ботинки либо как у терминатора,
Чтоб ходить по лунным кратерам,
Либо как у солдата.
В основном ребята, но есть и девочки.
Такие замарашки, что аж по коже мурашки.
Я посоветовался с местными краеведами,
Сказали, что такие называются скин хедами...

      Дана нервно выключила компьютер, где играла Каста. Лишнее упоминание о бритоголовых окончательно убило настроение. На столике стояла фотография Ярослава. Это из-за них он умер. И из-за нее тоже, ведь он хотел отомстить. То, что его больше нет, до сих пор не укладывалось в голове. Она закрыла лицо руками и просидела в таком состоянии более часа. Она даже не слышала, что уже минут десять в комнату стучит мать:
     - Дана, открой! Что там случилось?
     - Мам, заходи, у меня открыто! - она наконец вышла из состояния транса.
     - Что случилось? - увидев фотографию Ярослава, она решила перевести разговор на другую тему.
      - Тебе Анжела звонила. Просила, чтобы ты сейчас к ней зашла. Вы будете завтра выступать?
     - Не знаю, мам, честно говоря, мне все равно.
     - Никогда не нужно сдаваться. Жизнь продолжается, что бы ни случилось.
     - Я знаю, мам, спасибо. Я зайду к Анжеле.
     Она взяла рюкзак. Небрежно сунула туда какую-то тетрадку и вышло на улицу. Уже стемнело. Проходя мимо подворотни, Дана услышала чей-то голос:
     - Закурить не найдется?
     - Не курю! - бросила она на ходу. Из подворотни вышла стриженная девушка с подкатанными джинсами.
     "Снова эти бритые мрази!" - пронеслось в голове.
     - Не куришь, черножопая? - вызывающе уставилась на нее незнакомка. - Гоперская сука!
     - А ты фашистская мразь! - парировала она. - Наши предки умирали за то, чтобы сейчас было мирное небо над головой, а вы кричите хайль Гитлер, это безумие!
     - Твои предки сидели на пальме, начнем с этого. А мы боремся за чистоту нашей нации, - слово нашей она нарочито подчеркнула. - Боремся за то, чтобы в нашей стране не было смешения кровей и не рождались такие дегенератки, как ты. А еще бесит, когда наш народ поддерживает какую-нибудь иноземную культуру. Вы, гопота, тащитесь от ниггерских шмоток. Тебе, черножопой, еще простительно, но когда белый надевает такое и слушает все это ниггерское дерьмо, он оскверняет и позорит нашу нацию.
     - Правда? А ты носишь одежду только нашего производства? Не смотришь американских фильмов и не слушаешь зарубежную музыку? Скажи еще, что нет. Так или иначе, все это делают, потому что экономика нашей страны в упадке. Все и даже твои бритые дружки пользуются товарами импортного производства. Что, нечего ответить? А сколько наших людей едет за границу зарабатывать деньги или получать образование? Там они тоже чужаки. А если такие придурки, как вы, будут убивать их?
     - И будут иметь на это полное право! Побеждает сильнейший.
     - Это вы оскверняете нацию, поклоняясь свастике.
     - Это славянский символ изначально, - попыталась возразить незнакомка.
     - Но для нашего народа он означает только боль и страдания, пережитые во второй мировой. Да это  просто кощунство!
     - Заткнись! Мне надоела твоя болтовня. Я не собираюсь выяснять, кто из нас прав, а кто виноват. Ты просто получишь свое. И будешь получать до тех пор, пока не уедешь в свою Африку.
     С этими словами она с силой дернула ее за косички. Дана упала. Стриженная незнакомка пнула ее массивным ботинком по голове. Дана успела схватить ее за ногу. Незнакомка тоже упала. Они принялись кататься по асфальту.
     - Смерть гопоте!
     - Смерть гитлеровской сучке! - ответила Дана, ударив ее кулаком по лицу. Та в свою очередь мечтала придушить противницу одной рукой, держа ее другой рукой за волосы. Они продолжали кататься по асфальту, поочередно каждая из соперниц оказывалась вверху.
     - А ну прочь отсюда, черти! - послышался чей-то голос. Они даже прекратили драться. Кто-то стукнул по спине и довольно-таки больно. Это был соседский дед, который выскочил на крики. Размахивая клюкой, он выражался нецензурной бранью, грозясь вызвать милицию. Разозленная вмешательством непрошенного гостя, стриженная незнакомка вскочила на ноги.
     - Пошел вон отсюда, старый кретин! Иначе сейчас об этом пожалеешь!
     Дед снова замахнулся клюкой, кляня на чем свет стоит. Она с силой толкнула его. Старик упал навзничь, ударившись об камень головой и издав глухой стон. Больше он не поднимался.
     - Он сам упал! - испуганно закричала стриженная. - Я здесь не при чем.
     Она надела капюшон и поспешила скрыться, забыв о существовании Даны, которая тоже поняла, что делать здесь нечего.





4

     Миф смыл таблетки в раковину.
     - Если я начну их пить, я сойду с ума.
     - По-моему, ты и так сошел с ума, - ответил Безымянный, швыряя огрызок от яблока в мусорную корзину.
     - Нет же, говорю тебе, я абсолютно нормальный! - раздражаясь, ответил Миф.
     - Допустим! - ответил сосед по палате. - Я знаю одно - если здесь лежать, то крыша уедет окончательно. Следовательно, вывод такой, - он снизил голос до шепота, - отсюда надо бежать.
     Миф поднял на него оживленные глаза:
     - Но как?!
     Безымянный поманил его пальцем. Миф наклонился.
     - В выходной день охраны меньше. Надо поднять тревогу, будто бы начался пожар. В суматохе можно улизнуть через канализационный люк на улице.
     - Нет, ты точно гений! - довольно улыбнулся Миф. - Клянусь, брат, если мы и не сделаем это, то хотя бы попытаемся. Терять уже нечего.
     - В этой жизни всегда есть что терять, - ответил Безымянный. И они замолчали. В окно ворвался свежий ветер, растрепав страницы Библии. Миф уставился на Библию. Библейские сцены так явственно стояли перед глазами. Кто-то тихонько постучал по плечу. Миф вздрогнул: это снова был Понтий Пилат. Он взял его под ручку как старого доброго друга:
     - Пойдем, Марк хочет с тобой поговорить.
     Миф нервно дернулся:
     - Марк мертв, и ты тоже! Отстаньте от меня, уйдите! - он стал кричать, как безумец.
     - Замолчи! - зажал ему рот Безымянный и сильно ударил по лицу, повторив: - Замолчи! Здесь никого нет, кроме нас с тобой, дурачок. Или хочешь, чтобы врачи услышали твою безумную болтовню? Тогда тебя поместят в изолятор и ты уже никогда не сбежишь. Никогда! Понимаешь?
     Миф жалобно кивнул, смотря в глаза Понтию Пилату:
     - Здесь никого нет!
     Пилат исчез...

... - Распни! Распни! - слышались крики и гул толпы. Миф ворочался в бреду.
    "Это наверняка апокалипсис!" - подумал он сквозь сон. Кто-то сильно толкал его в бок. Миф очнулся только тогда, когда лицо обдало холодной струей воды.
     - В чем дело?
     Безымянный тщетно пытался его растормошить.
    - Вставай быстрее. я только что поднял пожарную тревогу. Как только они поймут, что тревога была ложной, мы не вырвемся отсюда никогда. Миф подорвался с кровати, бежать нужно было немедленно. Никто не обратил никакого внимания на двух безумцев в белых рубахах, бегущих к выходу.
     - Скорее, - торопил Безымянный. - Тревога кончится и тогда мы уже ничего не успеем сделать.
     Свобода! Она была так близко, совсем рядом. Стоило просто ступить за порог открытой двери, из-за которой просачивался белый свет дня, слепящий глаза. Так просто - стоило только перешагнуть порог и... свобода. Миф забыл даже о Понтии Пилате, который неотступно преследовал его несколько дней подряд. Впереди была только одна цель - перешагнуть порог. Суетились врачи и охранники. Зажженная лампочка мигала, вой сирены резала уши. Они выбежали на улицу.
     - Давай скорее, к люку. Я давно уже присмотрел его, - на ходу проговорил Безымянный. Они бросились к люку. Его руки дрожали, когда он пытался поднять крышку люка. Безымянный сделал огромное усилие.
     - Помоги же быстрее, что ты стоишь! - Миф кинулся помогать. Сейчас или никогда. Если их поймают и узнают о том, что они организовали тревогу - светит изолятор. Общими усилиями они подняли крышку люка. И вдруг послышался бросающий в дрожь голос охранника:
     - Ребят, далеко собрались?
     Миф не знал, откуда в тот момент взялась такая дьявольская сила: он поднял крышку и опрокинул ее на охранника.
     - Скорее прыгай! - подтолкнул Безымянный. Дальше Миф не успел ничего сообразить - они оказались в канализационном люке...

     "В 8 часов оживление: приехал Гитлер. Он стоит в своей машине с вытянутой вверх рукой, лицо застывшее, несколько судорожно напряженное. Его приветствуют продолжительными криками, вырывающимися из тысяч глоток. Тем временем опустилась ночь. Вспыхивают прожекторы. На трибуну поднимается Гитлер. Прожекторы гаснут - за исключением тех, которые высвечивают фюрера, кажется, что он стоит над колыханием масс как в сказочном корабле. Воцаряется тишина, как в церкви. Говорит Гитлер"... - старик с жадностью читал строку за строкой, боясь упустить хотя бы одно слово. Описание любимого кумира захватывало его целиком и полностью. Он взглянул на огромный портрет Гитлера, висящий на стене. Рука невольно потянулась вперед:
     - Хайль Гитлер!
     Комнату освещало лишь колеблющееся пламя свечей. Тихонько скрипнула дверь. Старик зажал нос.
     - Запах, как из канализации! - выругался он. - Что за черт!
     Миф смотрел на него, стоя в дверях, но не заходил. Старик невольно обернулся:
     - Бог мой, Эдуард!
     Взлохмаченный, в порванной рубахе, босиком, Миф смотрел на него безумными глазами.
     - Эдуард, ты... сбежал?!
     Миф продолжал молча смотреть в одну точку, а потом тупо расхохотался. Мороз пробежал по коже от этого безумного смеха.
     - Немедленно иди в ванную, от тебя дурно пахнет!
     Миф покачал головой. Он закрыл глаза от усталости. Снова возник образ Понтия Пилата:
     - Кажется, пора спать, друг мой!
     - Пора спать! - сам себе проговорил Миф и побрел в свою комнату, в которой закрылся. Как дед не пытался достучаться - все было напрасно. Миф лег как был - в грязной рубахе. Сон моментально сморил, но ненадолго. Его мучали кошмары. Момент, когда питбуль разрывает еврея на куски. Он закричал и проснулся.
     - Кровь льется рекой, все в крови, - пробормотал Миф. За занавеской кто-то стоял.
     - Кто там! - Миф нервно кинул тапочек в сторону окна. От занавески отделилась фигура Понтия Пилата.
     - Все в крови, - согласился он. - Нужно очистить этот мир от крови и грязи.
     - Как? - спросил Миф.
     - Огнем. Огонь имеет очистительную силу. Только им можно смыть грехи. - Миф больше не боялся Понтия. Он стал для него словно давно знакомым другом, к чьим советам стоит прислушиваться. Миф помчался в кабинет деда. На него уставилось лицо фюрера.
     - Фу, ненавижу! - рассвирепел Миф. - Проклятый убийца!
     Он вынул нож из дедовского стола, сохранившийся еще со времен второй мировой и изрезал портрет в клочья. Сорвал флаг со свастикой и принялся отчаянно рвать его на кусочки. Пилат покачал головой:
     - Огонь. Только он очищает.
     - Да, - опомнился Миф. - Сейчас!
     Он помчался в подвал за керосином.
     - Только огонь очищает! - как завороженный, твердил Миф, обильно поливая дедовский кабинет керосином.
     Монотонно смотрел на происходящее уцелевший глаз фюрера на разодранном портрете. Миф принялся топтать его ногами.
     - Расплата за грехи! - Понтий одобрительно кивнул головой. - А теперь подожги! - повелительно сказал он.
     Миф кинул спичку с неописуемым удовольствием наблюдая, как пламя  пожирает занавески и постепенно перебирается на стены кабинета. Миф принялся хохотать. Он наблюдал как языки пламени пляшут в немыслимом диком танце, поглощая разорванное лицо фюрера.
     - Огонь очищает, - повторил Миф. - Расплата за грехи!
     Стены, увешанные портретами, немецкий китель, висящий на вешалке - все занялось огнем.
     - Правильно, - кивнул Пилат. - Огонь очистит наши души от грязи и грехов. Не зря же Господь отдал свое тело на распятие.
     - Да, - повторил Миф. - Пусть все это исчезнет раз и навсегда. Вся эта грязь. Мир станет чище.
     Он мог поклясться, что сквозь огонь ему чудились крики и плач, стоны, взрывы, немецкая речь, автоматная очередь. Он упал на пол, закрыл уши руками и сам принялся неистово кричать. Кто-то с силой дернул его за руку. Это был дед.
     - Что ты натворил, безумный придурок! - он выволок его в коридор. Весь дом уже занялся пламенем. Нужно было спасаться. Дед побежал наверх, волоча Мифа за руку ползком. Миф кричал, впившись ногтями себе в лицо и раздирая его в кровь. ОН видел в огне какие-то непонятные лица, измученные, перекошенные от страданий, руки, тянущиеся за ним.
     - Не пойду, я никуда н пойду! - кричал Миф. - Огонь очистит нас от грехов! - он вырвался, пытаясь кинуться в огонь, но дед поймал его стальной хваткой и потащил наверх. Языки пламени подбирались со скоростью света.
     - Останься! - сказал Пилат. - Смотри, я вышел из огня, это совсем не больно. Твоя душа успокоится. Просто шагни за мной!
     Миф попытался поймать его руку, но дед тащил, словно Цербер. Миф начал биться в истерике. Дед кое-как заволок его на второй этаж. От дыма нечем было дышать, они кашляли. Внизу бушевала огненная стихия. Дед выбил окно. Резкий звон стекла отрезвил Мифа, но он ничего не успел проговорить - дед вытолкнул его в окно и выпрыгнул следом.
     Миф повернул голову - он лежал в грязи, смотря на страшную и величественную картину горящего дома. Огромное зарево разлилось в темноте и его блики отражались в луже с дождевой водой. Где-то в огне Миф увидел фигуру Понтия, который помахал ему рукой.
     Миф тоже помахал рукой. На его губах отразилась улыбка облегчения, улыбка блаженного, но счастливого человека. Ему уже было все равно, когда подхватили под ручки санитары, которые выбежали из только что приехавшей машины скорой помощи. Он еще раз обернулся, чтобы посмотреть на догорающее здание, горевшее вместе с фюрером, человеческой болью и страданиями. А дальше ничего... Просто свет...
         
      


5

    
     - Вставай, Артур, к тебе приехали! - послышался голос матери.
     - Кто, какого черта?! - Артур нехотя потянулся. - Ну кто там еще?
     - Это из милиции.
     - Мусора? Снова эти мрази докопались ко меня! - он встал. Обул стилы с белыми шнурками, натянул бомбер. Вышел.
     - Что?
     - Можешь сделать лицо попроще, нам предстоит дальняя дорога, - ответил мент. - Покатаешься с нами, как положено.
     - По поводу?
     - Тебе нужен повод? Хорошо. Избиение евреев позавчера. Десятилетней девочке сломали нос и разбили голову.
     - А я причем? - спросил Артур. Ни тени страха. Держался он бодро.
     - Вот и объяснишь следователю причем. Поехали.
     "Проклятые мусора", - подумал Артур. - "Кто же сдал?"
     Он сел в машину с  гордо поднятой головой, перебирая в уме, кто же мог быть шестеркой.
     В Центральном РОВД были уже и Энди, и Бульдог, и Пумба, и скин из их банды по прозвищу Газон, и еще трое бритых. Все были явно в плохом расположении духа. Напрашивался один вопрос: "Кто сдал?"
     - Руки за голову! - прикрикнул один из ментов, и Артура пригвоздили к стене. Как он ненавидел и презирал мусоров, нельзя было передать словами. ОН знал, что они попали и теперь наверняка пришьют дело.
     - Что ты делал седьмого июля вечером? - вернул на землю следователь.
     - Пил пиво.
     - А твои друзья говорят другое.
     - Мои друзья не могут говорить другое, потому что я пил пиво.
     Следователь помахал перед его лицом листком бумаги:
     - Вот их показания.
     Артур протянул руку, но следователь забрал листок. Артур знал, что он врет, чтобы добиться от него признания.
     - Пусть они скажут мне это в глаза! - бесцеремонно ответил Артур. Следователь злобно усмехнулся:
     Провести очную ставку?
     - Проводите!
     - Тебя опознали по фотографии. У нас уже давно есть твои фото.
     Глаза Артура вспыхнули. Он едва не спросил: откуда? Но промолчал.
     - Ну что, сам признаешься, или придется принять меры?
     - Мне не в чем признаться, - ответил он.
     - Хорошо. Посмотрим. Отведите его на второй этаж. Артур прекрасно знал, чем это грозит, но страха почему-то не было. Его посадили на стул. Один щелчок - руки скованны наручниками.
     "Попал!" - подумал Артур, презрительно усмехнувшись мусорам. Чьи-то руки натянули на голову целлофановый пакет. Нехватка кислорода - более чем ужасно. Сколько он выдержит? Плевать! Смерть - это не страшно, страшно умирать. Он осознавал, что начинает задыхаться. Сердце отчаянно билось в груди, в глазах потемнело, сознание затуманилось.
     - Хватит! - словно сквозь сон сказал кто-то. - Снимайте пакет!
     Захлестнула струя свежего воздуха. Артур вдыхал его полной грудью, он не мог надышаться. Свежий воздух приводил в чувство. На губах появилась победоносная улыбка: "Вы ничего не добьетесь, мусорские мрази!"
     Кто-то сильно стукнул по спине дубинкой. Как хотелось кинуться на ублюдка, но он прекрасно осознавал - сейчас он бессилен. Но знал одно - они ничего от него не добьются. Боялся только за пацанов, спасала лишь вера в идею и то, что они не расколются. Мучения продлились недолго - наутро родители внесли шикарный залог и Артура отпустили под расписку.

     Дана возвращалась поздно. Уже и пожалела, что выбралась в такое время. До дома оставалось не так уж далеко. Рассказы в новостях о всяких маньяках и сумасшедших делали свое дело, давя на психику. Шаги сзади - она пошла быстрее, обернувшись в пол оборота: какой-то пьяный старик всего лишь, но почему-то было предчувствие, что он идет именно за ней и она не ошиблась.
     - Эй, ты, постой!
     Дана даже не обернулась. Пошла быстрее.
     - Стой, кому говорю!
     Она побежала. Он погнался за ней и бежал быстро, не смотря на возраст. Старик был крепок. Он ухватил ее за волосы.
     - Чего вам надо?
     - Снимай побрякушки, быстро! Никогда не занимался таким грязным делом, но выхода нет - мой сумасшедший внук подпалил дом, в котором сгорели все сбережения.
     - У меня ничего нет, кроме кольца...
     - Снимай кольцо! - он сам стянул его с пальца. - Где-то я уже видел это кольцо. Ручная работа, всякие редкие штучки... Неплохая гравировка. Кольцо старинное, за него много дадут... Где же я его видел? А, точно! На пальце у одного черножопого, которого как-то пристукнул. Я его тогда пожалел, что не прихватил с собой это колечко. Дана зашаталась, ухватившись за столб, чтобы не упасть.
      - Так это вы убили моего отца?!
     Воцарилось гробовое молчание. Они смотрели друг на друга.
     - А ты отпрыск этого черножопого? - старик усмехнулся. - Таких, как вы, нужно убивать, честное слово, до того вы закоптили землю! - он стал подходить ближе.
     - Что это вы в столь поздний час, Илья Сергеевич? - послышался голос. Они обернулись. Словно из-под земли выросла великанская фигура Артура.
     - А, это ты, мой мальчик? Не хочешь развлечься с девочкой? А потом закопаем эту черножопую мразь в палисаднике и никто не узнает.
     - Я сейчас ТЕБЯ закопаю, скотина! - Артур пнул его ботинком. Старик не удержался и упал навзничь. А потом Артур бил и бил его, пока не дошло, что старик больше не дышит. Артур огляделся по сторонам. Дана сидела на земле, закрыв лицо руками и всхлипывала. Артур присел рядом, обнял ее. Она дрожала.
     - Не бойся, - сказал он как можно мягче. - Этот старый кретин не причинит тебе вреда.
     - Убийцы, все вы убийцы! - дрожащим голосом проговорила Дана. - Я вас ненавижу!
     - Ненавидишь?
     Артур взял ее лицо за подбородок и поднял к свету: по нему текли слезы. Он поцеловал ее в губы, она не ответила на поцелуй, но и не пыталась вырваться.
     - Что ты теперь со мной сделаешь? Изнасилуешь? Справиться с тобой невозможно, бритоголовые победили. Вымести на мне всю свою злость, у меня нет выбора...
     - Дура! - Артур дал ей громкую пощечину. - Почему ты говоришь мне такое?! Я тебя люблю!
     Он встал и отвернулся, нервно сжав кулаки. Избить ее было слишком большим искушением. Дана рассмеялась каким-то нервным, истерическим смехом.
     - Любишь? ТЫ?? Меня? Ниггерскую суку, как ты говоришь? Человека, которого вы ненавидите и презираете? Человека, который слушает ненавистный вам рэп? Этот безумный старик убил моего отца, из-за тебя я пролежала в больнице, находясь между жизнью и смертью, из-за вас умер мой друг и человек, которого я любила, и ты смеешь мне говорить...
     Он сжал ее руки:
     - Смею! Я все смею! Никому в жизни я еще не говорил такое...
     - Как же я тебя ненавижу!
     - Заткнись! - Артур начинал злиться.
     - Ты не представляешь, насколько. Ненавижу тебя и твою гребанную культуру, которая несет смерть и разрушение...
     - Замолчи... - он занес руку, но все-таки опустел. - Я тебя люблю...
     - Я тебя презираю, тебя и всю твою шайку...
     Он сунул ей что-то в руку и молча ушел, чтобы не сорваться и не наделать глупостей. Дана разжала кулак: там лежал кельтский крест на цепочке. Она рассмеялась нервным смехом, бросив последний взгляд на коченеющее тело старика и побрела к дому.
    




6

     - Кого там еще доставили? - спросил врач.
     - Да привезли одного полоумного, дом подпалил.
     - Кто и откуда?
     - Не знаем, он не разговаривает. Молчит и смотрит в одну точку. Дед у него был, но деда найти не можем. Так что с ним делать?
     - В палату, там разберемся.
     Миф очутился в палате. Он перестал разговаривать. Никто не знал, кто он и откуда. Его прозвали Безымянным. Такие везде встречаются. Миф ни на что не реагировал. Сидел подолгу и смотрел в открытое окно. Только когда кверху взлетела стая птиц, на его монотонном лице проскользнуло что-то наподобие улыбки. Он вел себя мирно и покорно, словно жертвенный агнец, ни на чей голос не отзывался. Однажды медсестра вошла в палату и увидела, что он лежит отвернутый к стене и не шевелится.
     - Эй! - она попыталась его растормошить. - Умер! - на лице Мифа была счастливая улыбка.
     Медсестра покачала головой:
     - Вот бедолага! Везите его в морг!
     Санитары поместили тело на носилки.
     - Безымянный умер! - проговорили все, знавшие его.
     Ночью у морга раздались крики:
     - Кто сюда живого человека привез?? Кровь-то живая!
     Один из патологоанатомов снял перчатки:
     - Жив он, летаргическим сном заснул. Такое бывает крайне редко, но все-таки! Так может лет двадцать проспать.

      Артур был зол, потому что не удалось поехать на выезд во Львов с футбольными фанатами. Все из-за этого проклятого следствия по поводу евреев. Он дал расписку о невыезде. Ллойд в клетчатой кепке потягивал пиво.
     - Седого видел во Львове? - спросил Артур о своем львовском бритом дружке.
     - Видел. А ты чего не поехал?
     - Так на нас же дело висит с жидами, ты что, не в курсе?
     - В курсе.
     - Всех приняли, - сказал Артур. - Прямо из дома забрали. Кто дал адреса?!
     Ллойд ухмыльнулся:
     - Я же сразу сказал - у вас шестерка в кампании. Мы с вами дела не имеем.
     - О, Марианна, здорово! А кто это тебя так хорошо разукрасил? - спросил Артур.
     - Подралась, - сквозь зубы ответила стриженная. - С одной ниггерской сучкой. Чуть не завалила ее в подворотне.
     - А может ты деда завалила? - заржал Ллойд. - Его как раз в подворотне нашли.
     Марианна вздрогнула. Он попал в самую точку.
     - Ладно, пойду к другим, поздороваюсь. Хайль Гитлер!
     - Ты взял билет на девятый сектор? - спросил Артур.
     Ллойд кивнул. Они направились к стадиону.
     - С кем игра?
     - С Мариуполем, - ответил Ллойд. Сектор был уже полон скинов и футбольных хулиганов. Висели флаги и лозунги. Вокруг стояли "любимые" мусора, чтобы контролировать беспредел.
     - Пиво надо выпить - в горле пересохло. В горле пересохло, на душе тоска... - заводил кто-то. Здесь можно было расслабиться, покричать и похулиганить. А вот после футбола... Будет настоящий беспредел. Артур снял рубашку и стал махать ей вокруг головы.
     - Прикольный медальон, - присмотрелся Ллойд. - Продай?
     - Нет, - ответил Артур. - Говорят, он был у меня с самого рождения...
     - Говорят? - удивился Ллойд. Артур осекся. Зачем кому-то знать, что он приемыш.
     - Мать подарила, - ответил он нервно. - Я не продам.
     - А что есть? Лонс? Бен Шерман?
     - Сколько угодно. Могу подогнать. А ты мне розу фанатскую подгони.
     - Без проблем.
     - Гол! Гол! Гол! - заводили фанаты. - Куда? Туда! Сколько? Неважно!
     Раздались нецензурные выкрики. Менты покосились на девятый сектор. Какая-то отчаянная голова кинула дымовую шашку. Менты скрутили Газона.
     - Попал! - заржал Артур. Пошла волна. Девятый сектор бесновался.
     - АСАВ! - закричали фаны, посылая мусоров куда подальше. Перевод: All cops a bastards! (все мусора суки). В участке расшифровали: "Алкоголь сегодня - алкоголь вчера", найдя тем самым хорошую отмазку.
     "Гол! Гол! Гол!" - слышалось снова. Фанатов становилось все больше и больше. После футбола человек сто скинов и хулиганов пошли в центр. Артур чувствовал гордость, что он, можно сказать, первый человек в этом движении. Это бешенная, сокрушительная сила, готовая смести любую преграду, стоящую на пути. Да и посмеет ли кто-нибудь встать на ее пути? Хулиганы прыгали по машинам и били стекла. Люди с удивлением оборачивались на огромную толпу, которая шествовала по городу.
     - Скины, - сказал кто-то.
     - Все хачи пидарасы
отсосут у белой расы! - раздался клич.
     Сегодня остались самые смелые из рэпперов, да и те поспешили засесть на компьютерах, или в каком-нибудь барчике, увидев такую толпу.
     - Нужно сегодня обновить белые шнурки, - проговорил Артур, которого бесили события прошедших дней. Нужно было на ком-нибудь выместить свою злость...

     Дана с пренебрежением швырнула кельтский крест на пол.
     - Зачем он дал мне эту гадость?! - она пнула крест ногой. - Ненавижу!
     "И все-таки, это странно. Ни за что бы не подарила скину что-то свое. Это смешно!  А если бы и подарила, то. должно быть, этот человек для меня что-нибудь бы значил. Но это исключено!"
     Она подняла кельтский крест и бросила его в шкаф.





7

     - С днем рождения, Артур! - пьяный Пумба поднял стакан с водкой. Артур небрежно кивнул. Свой день рождения он возненавидел после 18, после того, как узнал правду. Артур возненавидел и свою настоящую мать, и приемную. "Моя мать была сукой! Меня выкинули, как щенка, просто выбросили на улицу"...
     От этого он становился еще злее, ненавидя весь этот мир, который обошелся с ним так.
     Артур прекрасно помнил этот день, когда собрались гости, было весело. Поздравления, подарки, огромный торт. Это было последнее мгновение, когда он был счастлив, потому что потом на душе появился камень, тяготивший его последние три года. Он помнил, как мать отвела его в другую комнату, ее лицо было взволнованным.
     - Что случилось, мам?
     - Мы посовещались с отцом и решили, что ты уже достаточно взрослый для того, чтобы знать правду...
     - Какую правду, мам?
     Она молчала. Он повторил вопрос.
     - Мы не твои родители... Мы взяли тебя из приюта...
     Эта новость была словно нож в сердце. Она полностью переменила его сознание. Он вышел к гостям. В доме было веселье и праздник, все смеялись и танцевали, но он не видел лиц и не слышал смеха. Этот праздник походил на нелепый карнавал. Он чувствовал себя клоуном на шутовском веселье. А душа лила слезы. Артур отказывался в это верить. Он помнил, что чувствовал в ту минуту. Помнил, как было больно, гадко... Он сидел за столом, отвечал что-то, не слыша собственного голоса и того, с кем разговаривал. Словно жизнь оборвалась в один момент. Не мать... Тогда кто его мать? Где она сейчас? Почему вакинула его, словно поломанную игрушку? Увидит ли он ее когда-нибудь и как произойдет эта встреча? Столько много вопросов, на которых не находилось ответа... Ночью он ушел из дома, потому что оставаться в нем было невыносимо. Через три дня вернулся от безысходности положения. Родители плакали и просили не делать больше такого. Уверяли, что любят его как собственного сына, даже больше. Что не важно, кто родил, важно, кто вырастил. Глупые, банальные фразы. Важно. Он устал чувствовать себя чужаком, чувствовать холод. Он не свой. Да, они пожалели, что сказали ему об этом, но было поздно. С этих пор на лице Артура все чаще стала появляться холодная, каменная улыбка. С такой улыбкой на лице он мог сделать все, что угодно недрогнувшей рукой. Он помнит, как убил в первый раз. Попрыгал на голове у какого-то хача. Это случилось вскоре после дня рождения. Хотелось на ком-то выместить злобу, чтобы кому-то было так же плохо и больно, как и ему. Да, в первый раз было страшно. Переживал, волновался. Потом стало все равно. Он не вел список тех, кого посчитал нужным лишить жизни, считая это уделом маньяков, но знал, что жертв немало. Он мог посчитать их по количеству белых шнурков, валявшихся в шкафу. С каждой новой жертвой он покупал себе еще одну пару. Он стал ненасытен, получая удовлетворение от чужой боли. От этого ему становится легче...
     - Артур! - толкал Бульдог. - Что с тобой такое, я уже в пятый раз к тебе обращаюсь!
     - Ничего, - монотонно ответил Артур, спустившись на землю. Энди знал, почему он в таком состоянии. Как-то Артур рассказал ему эту историю. Такие вещи он, кроме Энди, не доверял никому. Мало того, Энди стал единственным человеком, кому Артур это рассказал. Он носил в себе это целых три года. Выговорившись, Артур почувствовал некоторое облегчение.
     - Слышали тему? - спросил Газон. - Миф спалил дом вместе со своим дедом и сам повесился.
     - Неправда, - сказал Пумба. - Он спалил дом и его забрали в психушку. А дед сам умер. Или его кто-то убил.
     Слово "кто-то" заставило Артура улыбнуться. Но улыбка тут же поникла, потому что он вспомнил о мулатке и своей преступной для скин хеда позорной страсти к ней.
     - Так что случилось с Мифом? - спросил Бульдог.
     - Кажется, умер в больнице, - ответил Пумба. - Он был безумным.
     - Кстати, а что у вас по делу с теми жидами? - спросил Газон.
     - Мне дали условный, - ответил Пумба. - Он был безумным.
     - А мои выложили хорошие бабки, - сказал Артур, - этим вонючим жидам, будь они прокляты! Пусть валят в свой Израиль, а не строят в чужой стране свои молельни. Это наша страна!
     - Правильно, - поддержали все. Вот и опустела последняя бутылка водки. Все стали расходиться домой. Артур шел, проклиная жидов, жалея, что не удалось кого-то из них прибить. Он заметил ЕЕ. Это была ОНА! Он узнал ее по походке. Сердце екнуло. Такого он прежде никогда не испытывал. За это странное чувство Артур стал презирать самого себя. Он знал, что если бы кто-то из его банды чувствовал такое к презренной нации, а точнее, к представительнице этой нации, он наверняка задушил бы ее собственными руками. Но это был он сам. И это было сильнее его.
     - Стой! - крикнул он. Дана испуганно обернулась.
     - Что ты хочешь от меня, фашист?
     - Хочу тебя!
     - Оставь меня в покое! - она пошла дальше.
     - Стой! - повторил Артур приказным тоном. Она не остановилась. Он догнал ее и крепко схватил за руку. Они посмотрели друг другу в глаза. В ее глазах были ненависть и презрение. В его - презрение к ее расе и любовь к ней самой. Такие разные, как небо и земля, чувства, уживающиеся в его сердце. Раздался чей-то нелепый хриплый смех. Они обернулись. Перед ними стояла пьяная цыганка и смеялась им в лицо. Артур зарезал бы ее в любой другой ситуации, но эта картина так поразила его, что он не мог и слова произнести. Цыганка продолжала смеяться:
     - О, бог войны и богиня мира! У вас все будет хорошо.
     Она скрылась за поворотом. Слышался ее отдаленный хриплый смех. Какое-то время они стояли молча, пораженные этим эпизодом.
     - Отпусти! - наконец проговорила Дана. - Ты фашист! Убийца! Твое сердце переполняет злоба и ненависть к людям, как ты смеешь говорить о любви1 Сходи в церковь, тебе необходимо замолить грехи, если это вообще возможно.
     Он отпустил ее руку.
     - Я не хожу в церковь, потому что не верю в вашего жидовского бога, которого вы сами себе придумали. у меня много богов. Силы природы - мои боги. Наши, славянские, не чужеземные, а наши, родные, боги. Боги вот этой вот земли, на которой мы сейчас стоим. Только у них я черпаю свою силу, ими любуюсь, их алтарь окропляю кровью чужеземцев. Перуну и Яриле молюсь я, а не вашему жидовскому божку...
     - Замолчи, безумный язычник! Придет время, придет расплата за все твои грехи. Сегодня мне приснился сон. Церковь и распятие на стене, а внизу реки крови, в которых тонул ты, я видела твое лицо! Ты тянул руки к распятию, но волна отбрасывала тебя, не давая к нему приблизиться... Я думаю, сон был вещий...
     Они замолчали. С ветки сорвался ворон, закаркал. По телу Артура пробежала дрожь, но он тут же отогнал от себя дурные мысли.
     - Я люблю тебя и мне плевать на все сны и прочую суеверную чушь! Я не привык слышать отказы, потому что всегда добиваюсь, чего хочу.
     - Придется привыкнуть! Никогда не будет того, что ты хочешь.
     - Кх, кх... - послышался чей-то голос.
     Артур обернулся: стоял Энди.
     - Я уже минут пять слушаю эту сцену, - с улыбкой сказал он. Артура застукали на горячем. Он готов был сквозь землю провалиться. Воспользовавшись ситуацией, Дана поспешила уйти.
     В первый  раз в жизни Артур потупил взор. Он не мог смотреть Энди в глаза. Они молчали.
     - И... что ты думаешь? - наконец сдавленным голосом произнес Артур.
     Энди пожал плечами:
     - Кажется, ты влюбился.
     - Я знаю, я мразь, нет мне оправдания. я не достоин быть вашим фюрером после этого...
     - Успокойся, - ответил Энди, - никто ничего не узнает. Даю слово бритого!
     Артур с благодарностью посмотрел на него:
     - Спасибо, ты мой единственный друг. Теперь, зная про меня абсолютно все, я могу сказать, что ты поступил, как настоящий друг, как брат... Ты... осуждаешь меня? Клянусь, я пытался бороться  с собой, но у меня ничего не вышло...
     - Кто я такой, чтобы осуждать тебя? - философски ответил Энди, скрестив руки на груди. Они шли не спеша по тихой улице, освещаемой поржавевшим фонарем, на свету у которого валялись ночные бабочки и мотыльки. Это был теплый июльский вечер. Все отдыхало после июльского зноя. Цветы благоухали нежным ароматом.
     - Не беспокойся, - сказал Энди, все наладится. Они попрощались у подъезда.
     - И не бери в голову, - добавил Энди, уже уходя.





8

     В эту ночь Артура мучали кошмары. Снились лица вырезанных из дерева языческих божков. Эти лица были лицами живых людей. Они ухмылялись ему, кричали и галдели вслед. Он пытался убежать, но они тянули к нему свои цепкие руки. Схватили. Артур вскочил, вытирая со лба выступивший холодный пот. Он больше не мог заснуть. Сердце щемило от непреодолимого чувства какой-то необъяснимой тревоги. Это чувство мучило его. Чувство это вернее было назвать предчувствием чего-то непонятного и плохого, что должно было случиться. В этих раздумьях Артур скоротал ночь, задремав на рассвете. И снова тот же самый сон1 Языческие идолы с лицами людей. Он вглядывался в эти лица, и с ужасом заметил, что они ему знакомы. Лицо соседского еврея, затравленного питбулем, лицо его дяди, лицо Мифа... И еще множество других, которых он даже не помнил. Мучило предчувствие, что он имеет к ним какое-то отношение. Все они тянули к нему свои руки. Их глаза горели, лица были безжалостными, искривленными и надсмехающимися над ним. Артур с ужасом заметил, что они вымазаны кровью. Никогда он не испытывал еще такого страха, как в этот момент. Артур проснулся. Попил воды и стал ходить по дому. Спать больше не хотелось. Он включил Nigtigal, песню про "бомбер зелений". Но даже это не спасло его от жуткого одиночества и непонятного страха. Позвонил Бульдог и сказал, что пока улеглась вся эта суматоха с евреями, хорошо бы сегодня возобновить "прогулку". Артур ответил, что вечером непременно сходят. Он не знал, чем себя занять. Позвонил Ллойду, чтобы выпить пива и вспомнить былые времена на выездах.

     Вечером все бритые были в сборе. Пришло время чужаков!
     - Идемте, прогуляемся по улицам! - сказал Артур. Все пошли следом. Уже почти стемнело. Скины выбрались на старый город. Сегодня почему-то было как-то пусто. Ни одного хача! Неужели вечер пропал даром? Послышался стук каблуков.
     - Стойте! - сказал Артур. Пусть она выйдет на свет, если это хачевка, я сам ее завалю!
     Стук каблуков слышался все ближе и ближе. Женщина вышла на свет.
     - Еврейка... - проговорил Артур. - Больше всего ненавижу евреев. Нужно и нож обновить, который подарил мне мой старик.
     Он кинулся на женщину из переулка. Она даже не успела вскрикнуть, как Артур всадил ей нож в спину чуть ли не по самую рукоять. Женщина упала навзничь, широко раскрыв глаза от шока и ужаса. Она была уже далеко уже не молода, но все еще красива. Фонарный свет хорошо освещал ее, начинающее бледнеть, лицо. Артур с дьявольской улыбкой склонился над ней, держа в руке окровавленный нож. - Таких, как вы, мы резали и будем резать.
     Она посмотрела на него:
     - За что? Закашляла, морщась от боли.
     Он, словно дьявол, с удовольствием смотрел, как она мучается.
     - Глаза... - проговорила она. - Твои глаза... Ты так похож на него...
     - Ага, - издевательски поддакнул Артур. - Сдохнешь, жидовка. Собакам собачья смерть! - медальончик, висевший у него на шее, свесился перед ее лицом. Женщина пронзительно закричала.
     - Где?! Где ты взял этот медальон?!
     - Не твое дело! - с непонимающим испугом сказал Артур. - Мать повесила, когда я родился.
     Женщина посмотрела на него полубезумными глазами, не обращая внимание на обильно струящуюся из раны кровь.
     - Но... это мой медальон... Другого такого не существует... Его сделали по моему заказу и я его повесила своему... сыну на шею... Мальчика украла цыганка, что с ним случилось дальше, я не знаю. Ему должен быть 21... я так долго искала своего сына, - периодически она захлебывалась кровью, - и вот... нашла. Ты похож на своего отца... точно, как он...
     Артур смотрел на нее округлившимися глазами. Он напоминал сумасшедшего.
     - Это ложь... Ты лжешь, еврейская стерва! Нагло лжешь!
     Он с ужасом посмотрел на истекающую кровью женщину, которая призналась только что, что она его мать. Еврейка - его мать. Она смотрела на него открытыми, светящимися материнской любовью глазами, в которых не было ни зла, ни ненависти. В них светилось счастье.
     - Я мечтала найти своего мальчика и хотя б перед смертью полюбоваться на него. Чего еще матери можно желать? - она сжала его руку, изо рта заструилась тоненькая струйка крови. Артур в ужасе вырвал руку. Он отказывался верить.
     - Я тебя люблю, сынок! - она ласково провела рукой по бритой голове. Снова начала кашлять. Лицо покрыла мертвенная бледность. Бритоголовые притихли, находясь в состоянии шока.
     Артур сорвал медальон и со злостью выбросил в кусты.
     - Это неправда!
     - Против своей крови не пойдешь, а ведь в тебе течет моя кровь... - она протянула окровавленную руку и провела по его лбу. Артур дернулся, пытаясь стереть кровь еврейки со лба, но она въелась в кожу, словно клеймо.
     - Вот и все, - проговорила она, добавив что-то непонятное, что-то вроде "спасибо". Она умерла. Ее глаза смотрели в небо, без страха, а на губах застыла счастливая улыбка облегчения. Артур сидел, смотря безумными глазами в одну точку. В руке он все еще держал окровавленный нож, да и сам он весь был перепачкан кровью. Артур находился в состоянии шока, а к сознанию постепенно подкрадывался весь ужас произошедшего. Мать-еврейка, которую он убил собственными руками. Это не укладывалось в голове. Он, как чокнутый, посмотрел на стеклянные глаза своей матери, потом посмотрел на бритых, которые тоже отходили от шока.
     - Наш фюрер - еврей, с ума сойти! - выкрикнул кто-то.
     - Бритоголовый жид! -
     - Да это посмешище и позор нашему движению! - добавил третий.
     - Если узнают скины из других городов, мы навсегда подорвем свою репутацию и опозоримся.
     - Какой срам!
     - White power, Артур! Смерть жидам! - сказал какой-то злой шутник.
     - Идемте, пацаны!
     Бритоголовые двинулись прочь.
     - Стойте, куда вы?? - закричал Артур. Они даже не обернулись. Он чувствовал себя раздавленным, уничтоженным и бесконечно одиноким. Грозный фюрер бритых, которому даже слово боялись поперек сказать, растоптан.
     Артур встал из грязи и крови, в которых он сидел, трясущимися руками выбросил нож. Обернулся. Сзади стоял Энди.
     - Ты... Остался? - проговорил Артур. - Я всегда знал, что ты один мне настоящий друг! Ты не отвернулся от меня, узнав, кто я есть на самом деле. Спасибо... - он обнял его, но Энди оставался холоден. На губах его играла холодная и презрительная улыбочка.
     - Друг?! Я тебе друг?! Да ты даже не знаешь, как меня зовут! Давай познакомимся? Пешковский Андрей Владимирович, сотрудник СБУ, очень приятно! - он достал удостоверение.   
     - Завтра вашу шайку накроют, потому, что у нас есть теперь и фотографии, и адреса, и улики. Мало того, я сам присутствовал на ваших оргиях. Вас всех посадят. А тебя, я лично постараюсь, чтобы упекли в тюрьму на всю оставшуюся жизнь. В колонию строгого режима. Ну, каков конец?
     - Нет... - проговорил Артур. - Нет... Этого просто не может быть... - казалось, что голова сейчас просто лопнет от того, что он сегодня пережил. Энди смотрел на него злобно, безжалостно, с презрением. Его единственный друг, даже брат, которому он доверил свою душу, оказался сотрудником СБУ. Теперь все попали...
     Артур закричал на всю улицу чудовищным, нечеловеческим криком и пустился бежать, куда глаза глядят. Терять уже было нечего. Он бежал долго. Остановился. Зловещая тишина убивала. Артур понял, что его жизнь окончена, что смысла жить дальше больше нет. Он снял ремень, на котором было выбито Gott Mitt Uns, вошел в первый попавшийся сарай.
     - Пришло время умирать, - сказал Артур сам себе. Раньше он никогда не боялся смерти, он презирал ее, но сейчас, когда она была уже здесь, в этой петле, руки предательски трусились. Артур поймал себя на том, что шепчет какие-то слова. Это были слова молитвы "Отче наш, сущий на небесах"... Он не понимал, откуда знает эти слова, их просто шептали его губы. Артур подставил под ноги какую-то гнилую табуретку, но одеть петлю на шею все же не решался. Ему было страшно. Но он понимал, что смысла в его жизни просто не осталось. Провести остаток этой жизни за решеткой, вспоминая встречу с матерью, которую убил, своего лучшего друга, который оказался мусорским, банду бритых, которые отвернулись от него в трудную минуту?.. Нет, уж лучше смерть! он собрался надеть петлю на голову, как скрипнула дверь старого сарая.
     - Не-ет! - раздался чей-то пронзительный крик. Артур вздрогнул. Подкосились ножки гнилой табуретки, он упал на пол. Это была Дана.
     - Умереть, - рука Артура искала петлю. Дана кинулась к нему:
     - Я все видела... Я... пряталась за кустами...
     Артур, как всегда, презрительно улыбнулся, но на сей раз это было презрение к самому себе.
     - Мне надо... Я должен... - Артур снова потянулся к петле.
     - Нет! - она, собрав все силы, дернула за петлю, крючок, на котором она висела, оторвался. Артур понял, что это конец. Который хуже того, если бы он умер. От безысходности Артур опустился на колени и, закрыв лицо руками, зарыдал. В первый раз в жизни. Не осталось гордости, растоптано самолюбие, убит всякий смысл жить. Он знал, что это расплата за грехи. Артур рыдал безудержно, она обняла его и плакала вместе с ним. Все увиденное настолько потрясло ее юную душу, что она просто не могла остаться безучастной к судьбе этого человека. Какое-то чувство жалости, вперемежку с нежностью, вспыхнули в ней. Дана обнимала человека, который принес ей столько горя, который унижал ее, презирал, ненавидел.
     Артур выплакался. Стало легче, но слез уже не было. он поднял на нее свои глаза. Ей даже показалось, что они поменяли свой цвет - стали цветом лазурного неба.
     - Почему ты здесь сейчас со мной? - спросил Артур, искренне удивляясь. - Ведь ты должна меня ненавидеть, я причинил тебе столько зла...
     - Ненависть - плохой советчик. По крайней мере, до добра она еще никого не доводила.
     - Я должен умереть, - безразлично сказал он, ища в кармане какой-нибудь нож. - Или... пожизненная тюрьма. Завтра нас всех посадят. Это намного хуже смерти... - он нащупал лезвие острого ножа.
     - Нет, пожалуйста... - Дана попыталась удержать его руку.
     - Лучше смерть, чем тюрьма.
     По ее лицу текли слезы: - Всегда можно найти выход...
     - Выхода нет...
     - Сегодня ночью мы уедем из города.
     Артур поднял на нее глаза:
     - Ты сказала МЫ?! Ты собираешься ехать со мной?
     Она молча кивнула.
     - Почему?!
     Дана не могла ответить на этот вопрос. Она знала только, что должна уехать с ним. И все. Возможно, она была под впечатлением нового, внезапно возникшего чувства, название которому еще и сама не знала.
     Они вышли, держась за руки, как дети. Бритоголовый великан и маленькая мулатка - все, что у него оставалось в этой жизни. ради чего можно было начать жить с чистого листа, на котором будет написана уже другая история.
 
    
    
   
Заключение

     Два года спустя.
     Миф открыл глаза. Его взору предстал белый потолок. Он выдернул капельницу из вены и встал на ноги.
     - Что произошло, черт возьми? Где я нахожусь?
     Его косматая, нечесаная голова выглянула за дверь.
     Дежурная медсестра закричала от испуга.
     - Он проснулся! - кричала она. Сбежались врачи, чтобы посмотреть на пациента.
     - Уникальный случай! - сказал кто-то.
     Миф не совсем понимал, что произошло. Помнил только пожар, а больше ничего не помнил. Он постригся и побрился, оделся в нормальную одежду и чувствовал себя превосходно.
      - Здоров! - сказал психиатр. - Абсолютно здоров, можно выписывать!
      Миф вышел из больницы. Он побрел туда, где когда-то находился его дом. На том месте построили новый, там поселились новые жильцы. Миф узнал, что его дед два года назад умер и даже проведал его могилу. Куда теперь идти? Выход был только один - ехать к те те, в Полтаву. Что он и сделал. Нужно было начать новую жизнь.
     Прожив в Полтаве несколько месяцев, как-то в городе, Миф заметил здорового высокого парня, идущего рядом с какой-то мулаткой. "Как похож на Артура", - подумал Миф, внимательно вглядываясь в лицо парня. Почему-то парень обернулся и тоже посмотрел на Мифа.
     - В чем дело? - спросила Дана.
     - Показалось, что одноклассника увидел, - ответил Артур. - Но это невозможно. Говорят, он умер два года назад... - он проводил презрительным взглядом двух китайцев.

     Пумбу посадили в тюрьму за избиение двух индусов. Он решил, что отсидев, уйдет из движения и начнет новую жизнь. Устроится на работу, и, возможно, обзаведется второй половиной.
     Бульдог остался в движении и стал новым фюрером, как наиболее бывалый и опытный. В движении остались одни малолетки, которые брались неизвестно откуда.
     Бульдог дрессировал их на свой лад, мечтая о том, что из них вырастут путевые бойцы для войны с хачами. Он заставлял их ходить в спортзал и на тренажеры, что в принципе и сам бы делал, если бы в последнее время особенно не пристрастился к алкоголю. Пообещав себе самому когда-то пить только на 20 апреля, Бульдог потихоньку спивался.
     Остальные бритоголовые из банды Артура почти что все разбежались. Кто завязал, а кто отматывал срок. Но Артура вспоминали до сих пор. Он был для бритых живой легендой. Ходили слухи, что Артур повесился, но так ли это - никто не знал. Артур просто исчез и больше никто ничего о нем в городе не слышал.
     Энди пересадил чуть ли не половину бритых. Повезло Бульдогу, который получил условный, т.к. его грехи были не настолько тяжкими. Энди не терял надежды когда-нибудь встретиться с Артуром и упрятать его за решетку.


                2005