Обратно профессор Рейнольдс

В камбузе какой-то человек (со спины я его не сразу узнал) рылся в леднике.
Я деликатно кашлянул, влетая в люк, после чего человек обернулся, и я не без удивления признал в нем профессора Рейнольдса, изобретателя Машины Времени и Путешественника во Времени.

Честно говоря, после крайнего нашего с ним разговора внутри Земли, я постарался поскорее забыть его рассуждения. Уж очень странно и страшно жить в том Вероятностном мире, космогонию которого профессор Рейнольдс лишь слегка обрисовал в нашей беседе.

Особенно мне не понравились его эскапады касающиеся меня лично.
Именно так я воспринял слова профессора о наличии во ВременнЫх линиях разнообразных моих собственных, якобы, аналогов.

Помните, он что-то говорил о штабс-капитане Киже, действовавшем в одном из вариантов полета нашей экспедиции к Северному полюсу Земли?
Однако я не подал виду, что новая встреча с профессором меня смутила, а радушно улыбнулся, подплывая к нему в невесомости.

Профессор также улыбнулся мне, и одной рукой ликвидировал снос моего тела за счет кориолисовой силы в сторону иллюминатора. В другой руке профессор Рейнольдс держал резиновую грушу с марсианской кактусовой водкой.
 
Я узнал ее по этикетке, наклеенной заботливой Аэлитой после того случая, когда поручик Ржевский решил сделать себе примочку на неловко подбитый в невесомости правый глаз, и вместо спитого чая взял резиновую грушу с кактусовкой.
Последствия от применения кактусовки вместо чая стали ясны уже через пять минут после начала процедуры.
 
Впоследствии в анналы истории эта процедура вошла под названием залить глаза. Это потому, что залив глаза, поручик чуть не отправил нас, вместе с бронзовым яйцом, в полет в один конец.

Кактусовка, введенная в организм через глаза, подействовала на поручика моментально и очень эффективно. Не задумываясь ни о чем, поскольку думать было уже нечем, поручик направился в машинное отделение и засыпав в расходный бункер ударную порцию ультралиддита поджег его электрической искрой от рабочей динамо-машины.
 
Ультралиддит, естественно, взорвался со страшной силой. В первые доли секунды ускорение расплющило весь экипаж бронзового яйца, буквально размазав нас по стенкам, а затем наступила невесомость.
Отклеившись от кожаной обивки салона я извлек капитана Кольцова из щели между шкафом и стенкой, куда его вбило при взрыве ультралиддита. Капитан Кольцов выглядел плоским силуэтом военного человека, так как шель была не шире двух дюймов.

Несколькими движениями, какие делают при взбивании подушки я придал капитану человеческий вид, и полетел посмотреть как обстоят дела с остальным экипажем. Но какое-то суетливое мелькание за иллюминатором привлекло мое внимание.
Я сплюнул в сторону противоположную иллюминатору и подплыл к нему. За стеклом проносились звезды с такой скоростью, что я видел только разноцветные световые полосы. Ускорение приданное нашему междупланетному кораблю взрывом произведенным поручиком Ржевским было столь велико, что мы продолжались разгоняться.

На моих глазах точки звезд позади корабля собрались в шаровидную туманность с каждой секундой приобретающую все более красную окраску. Впереди по курсу аналогичное звездное скопление имело фиолетовую окраску. По бокам нашего пути царила непроглядная темень. Сколько я не вглядывался в иллюминатор, мною было замечено всего несколько объектов.

В одном я сразу опознал Туманность Андромеды, которая становилась все ближе.
А вот несколько других объектов вызывали недоумение. Это были объекты по форме напоминающие глубокие тарелки для первого блюда.

-Ба! Летающие тарелки! -подумал штабс-капитан фон Краузе.
А через минуту я воскликнул еще раз: -Ба! Летающие блюдца!

Я уж было подумал что на такого рода летательных аппаратах передвигаются жители других планет и солнц во Вселенной, а потом догадался...

Неделю назад Аэлита поссорилась с инженером Лосем, высказав ему подозрение, что он, ухаживая за Аэлитой, одновременно приударял за Ихошкой, девушкой порядочной, но слабой к чарам земных мужчин.

Ссора закончилась битьем тарелок. Но тарелки в невесомости не желали биться, тогда Аэлита открыла люк в шлюзе и с криком: -Изменьщик!, сделала вид что хочет выброситься из люка в пространство.
 
Пока ее ловили всем экипажем и водворяли в каюту, разбросанные ею тарелки и блюдца вылетели в пустоту.

С того момента как поручик Ржевский залил глаза и произвел взрыв ультралиддита, мы продолжали улетать в сторону соседней Галактики.
Напрасно инженер Лось искал в телескоп Марс. Напрасно капитан Кольцов подверг домашнему аресту поручика Ржевского. Напрасно я с Гусевым пытались уйти в мир грез с помощью самокруток из хавры.

Мы падали в бездну со все увеличившейся скоростью, вероятно действовала сила притяжения обнаруженной нами прямо по курсу к Туманности Андромеды блуждающей Черной Дыры.

Все ближе была к нам сфера Шварцшильда, и мне казалось я уже различаю в ее середине черный зрачок сингулярности.

Я впал в грусть, и напоследок, перед уходом за Горизонт Событий, так сказать на память о бесполезно прожитой жизни, написал на кожаной внутренней обшивке нашего яйца-корабля чернильным карандашом упаднические строки:

В сингулярностях
Твоих чёрных зрачков
Исчез я из этого мира...

Чьих зрачков? Не знаю... Ни на Земле, ни на небесах я не встретил еще той, ради которой можно было бы забыть о простых человеческих радостях этого мира.
Я старый солдат, и не знаю слов любви. Однако, это все лирика...

Итак, профессор Рейнольдс приостановил мое движение в невесомости и мы с ним, дружелюбно улыбаясь, по очереди выдавили кактусовую водку из резиновой груши в свои желудки.

Кактусовка начала действовать почти сразу по прибытию на конечную станцию своего назначения, и зажгла у меня в желудке теплое ощущение марсианского летнего заката, аккурат какие бывают перед сезоном пыльных бурь.

Я щелчком пальца светски сбил с пиджака профессора несуществующую пушинку, и вежливо оглядевшись осведомился, прибыл ли к нам уважаемый профессор на своей Машине, или же пришел пешком.

Несомненно профессор воспринял мой вопрос за хороший образчик междупланетного юмора, ибо за окном с ростом скорости нашего корабля релятивисткие эффекты еще более усилились, смещая свет звезд все дальше в инфракрасную часть спектра.
А потому закурив свою пенковую трубку от фирмы DANHILL, с белым пятнышком слоновой кости на чашечке, он объяснил, что машина занимает слишком много места на камбузе, и он ее отправил на двацать две минуты и сорок семь секунд в Будущее.
 
И теперь она возникнет в камбузе только по окончанию нашего с профессором разговора.

Разговор с профессором был столь ошеломителен для штабс-капитана фон Краузе, что я не заметил как пролетело время.
 
Фон Краузе вздрогнул от неожиданности, чего я себе долго не мог простить, когда почти весь объем камбуза заняла возникшая ниоткуда Машина Времени.
Радовали глаз угловатые формы ее механизмов из бронзы, латуни и серебра, разительно контрастирующие с туманными элементами, выполненными из горного хрусталя или находящимися в непрерывном круговом движении.
 
Короче — профессор Рейнольдс был великим человеком.
 
От него я узнал, что вследствие релятивистких скоростей, с которыми движется наше бронзовое яйцо, для нас вошел в силу Закон Относительности какого-то Эйзенштейна, или Айзенвлупендиренхиммельсрайхнохайнмальдоннерветтершайзенштайна, пардон не расслышал.

А в результате всей этой хрени на Земле прошло пару тысяч лет, и все кого мы там знали уже давно померли, а на территории Российской империи живут какие-то хмыри, то ли с гор спустившиеся, то ли, наоборот, с каких-то затонувших в Тихом океане островов поналезшие на вымершую и обнищавшую Родину.

От него же я узнал, что нашему бронзовому яйцу с точки зрения стороннего наблюдателя суждено исчезнуть из нашей Вселенной.

Нам всем предстояло исчезнуть за так называемым, «горизонтом событий».
И нам же предстояло жить вечно, ибо, по словам профессора, парабола никогда не пересекается с координатной осью, а метрики Пространства-Времени за порогом Керра исказятся настолько, что Время для нас практически остановится.

Я мало что понял из сказанного профом, но воображение выдало мне картинку, на которой я увидел поручика Ржевского одной рукой почесывающего через ношеные рейтузы своё левое яй..., пардон свой левый тестикул.

А когда я понял, что мой боевой друг посвятит этому занятию все отпущенные нам физическими законами этой Вселенной миллионы лет.... А мне суждено при том присутствовать, совершая бесконечную затяжку ароматным дымом папирос «Сальве»... А Аэлита за стенкой миллион лет будет пилить инженера Лося... А запах нестиранных портянок Гусева мне придется обонять так долго...
То.... Тогда... Что ж...

Так трУсами нас делает раздумье, и так решимости природной цвет хиреет под налетом мысли бледным. И начинанья, вознесшиеся мощно, сворачивая в сторону свой ход, теряют имя действия.

Что ж. Тогда лучше не жить. И, вслед за Гамлетом, подвести черту поможет верный мой «наган».

Профессор еще продолжал бубнить, утешая меня всякими «если бы».

Правую руку я завел за спину, нашупывая ремешок клапана кобуры, краем уха слушая о том, что если бы, у нас на борту имелось оборудование для синтеза миллиардов тонн каких-то бозонов, которые, в свою очередь, предстояло извлечь из Пространства используя еще не открытые учеными из института Бочвара законы физики Вакуума, то тогда, извергая с помощью эмиттеров Дирака вовне эти миллиарды тонн первочастиц, можно было бы изменить направление нашего движения к порогу Керра («горизонту событий») и попытаться (Блин, всего лишь попытаться!) войти в Ретрохрон, с тем чтобы уже в Ретрохроне совершить некую инвольтацию, позволяющую проколоть Риманову складку и вернуться вспять во Времени, в момент предшествующий тому, когда поручик Ржевский «залил глаза», и взорвал ультралиддит, придав нашему бронзовому яйцу фатальное ускорение, перенесшее нас к Черной Дыре.

То есть, вы поняли, что мне «не светило» в этом раскладе?

-Эх, знал бы прикуп — жил бы в Сочи! -совершенно непонятно для самого себя подумал фон Краузе, вытаскивая из кобуры наган, и взводя курок большим пальцем правой руки.

Потом я схватил левой рукой профа Рейнольдса поперек туловища, а правой плотно прижал дуло револьвера к его виску.

-Ну вот что, профессор! С этого яйца свалим либо мы вместе на вашей чудо-машинке, либо вместе будем нюхать пару ближайших миллионов лет вонючие портянки уважаемого человека, товарища Гусева, - внятно произнес фон Краузе почти в самое ухо Рейнольдса.
 
Профессор почему-то не растерялся, а даже как-бы и обрадовался такому повороту событий.
 
-Вэлком! - профессор приглашающе кивнул головой в сторону Машины Времени.
-Без шуток профессор! Я нервный, в Афгане служил! Палец дрогнет - продырявлю черепушку, а в дырку окурок засуну! Не вздумай дергать ручками! Куда мне пройти? - ласково ответил я ему.
 
Профессор показал мне место на раме машины, сразу за своим водительским сиденьем.
 
Не отпуская профессора далеко, я просунулся вслед за ним в скопление шестеренок и маховиков.
 
Профессор устроился поудобнее на кожаном сиденьи Машины и полуоборотясь через плечо извиняющим тоном произнес: -Уважаемый господин штабс-капитан! Вы зря думаете, что сможете остаться там, куда мы сейчас отправимся штабс-капитаном фон Краузе Фердинандом Терентьевичем. В первую нашу с Вами встречу я попытался довести до Вашего сведения, что во Времени мне пришлось иметь дело с Вероятностными Мирами, где, по каким-то непонятным мне законам присутствуют люди похожие, но не аутентичные. Это я к тому, что Вас в этом мире уже не будет.
 
-Ладно, профессор! Это мы еще поглядим! Будем считать, что я принял к сведению Ваше заявление. А сейчас — двигаем поскорее отсюда. Гляньте — что творится! Господи! Спаси и сохрани! - скороговоркой произнес я показывая рукой профессору в сторону двери в рубку.
 
Вероятно рубка находилась уже на самом «горизонте событий», потому что лицо выглянувшего из рубки поручика Ржевского начало растягиваться, как растягивается блин сырого теста.

Вот только этот блин-лицо было гигантским, и оно все растягивалось и растягивалось, постепенно становясь для нас с профессором какой-то гигантской многокилометровой равниной с редкими черными небоскребами, которые были на самом-то деле небритой щетиной на щеках бедного поручика.

Я почувствовал что нас тоже начинает растягивать и затягивать за горизонт. И в этот момент профессор привел Машину Времени в движение.

Вокруг нас сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее замелькали опостылевшие внутренние интерьеры бронзового яйца, потом они слились в матово-белую полосу, потом полоса пропала и вокруг появились немерцающие разноцветные точки-звезды, а потом и они пропали. Я спрятал «наган» в кобуру и осторожно вытащил из кармана галифе свои верные «Павел Буре». Стрелки на часах вращались слева-направо все быстрее и быстрее.

Профессор, сидящий впереди меня, закурил трубку и задумался, бубня себе под нос неизвестные мне стихи с простейшими рифмами, но совершенно непонятного содержания:

Что ты знаешь, камрад, о Времени,
Ты думал, что Прошлое уже ушло?
В дымке, в вечерней темени,
Над морем звено Ю-88 прошло.

Старая торпедная станция – обитель матросских снов,
Ветрами десятилетий обглодан её серый бетонный остов.
В пустынный зал захлестнула волна через оконный проём,
Дежурная вахта холодную солёную купель приняла в нём.

Под рёв самолёта мертвым матросам наверх по ступеням бежать,
И жёлтыми костями пальцев штурвалы кинотеодолитов держать.
Цейсовское стекло объективов и визиров налёт известковый покрыл,
Рёв авиамоторов из сорок пятого года над Готенхафеном поплыл.

Что ты думаешь, камрад, о Прошлом,
Ты уверен, что то Время навсегда ушло?
Ведь только что в вечерней темени,
Над морем звено Ю-88 прошло.

А вот, действительно, в интересные Времена, вероятно, попадал профессор во время этих своих путешествий во Времени.
 
Постепенно бубнение профессора Рейнольдса, читающего стихи перешло в монолог, и я какое-то время не понимал ничего из того, что долетало до моего слуха.
Со скуки я принялся рассматривать детали Машины Времени, так как больше смотреть было не на что – вокруг нас мерцала пустота.
 
Я предположил, что такой эффект вызван быстро сменяющими друг друга днями и ночами в том Времени, в котором мы двигались назад, в Прошлое.
Внезапно смысл речи профессора дошел до моего сознания. Оказалось, что он обращается непосредственно ко мне.

Профессор говорил не оборачиваясь, лишь иногда совершая одной рукой движение для того, чтобы указать мне на какой-либо циферблат перед собой для подтверждения своих слов.
 
Я узнал что двигаясь из Будущего в Прошлое мы приближаемся к 2012 году. Профессор сказал, что этот год стал роковым годом для цивилизации Земли. Профессор в своих путешествиях по Времени изучил вопрос досконально.

Оказалось, что причиной катастрофы постигшей Землю явилось недоразумение.
В начале 21 века бойкие журналисты для поднятия тиражей своих газетных изданий поведали миру байку о том, что древний календарь индейцев майя заканчивался именно на 2012 годе. И, якобы, это означало некую катастрофу, в результате которой земная цивилизация должна была погибнуть.

К 2001 году капиталисты добились того, что кроме немногих тысяч носителей истинного знания о происходящих в международной экономике и земном обществе процессов, все остальное население было превращено либо в сытое, либо в голодное стадо баранов. Сытые бараны не хотели ничего знать по причине того что им было хорошо, и менять блаженное неведение на знание им было ни к чему. А голодные бараны не думали ни о чем, находясь в постоянных поисках работы и средств к существованию.

Средства массовой информации обрабатывали мозги жителям различных стран и национальностей по одному сценарию, разработанному группой банкиров – членов масонской ложи.
 
Человек должен быть толерантным, послушным правительству, жалеть пришлеца больше самого себя, доносить на ближнего своего, и не желать странного.
Ложное известие о Конце Света привело к тому, что у людей-баранов и вовсе исчез всякий стимул к созиданию и прогрессу – что бы ты не делал, все равно придется умереть.

Когда же наступил новый 2013 год, и никакого Конца Света не произошло, сработал еще один психологический механизм толпы – то что давно ожидали не произошло, но за время ожидания воля к жизни была утрачена.
 
Тут Рейнольдс привел пример с вымирающей цивилизацией Марса, потерявшей стимул и интерес к жизни в результате порабощения головоногими кровососами.
Я слушал профессора, наблюдая за маленькими циферблатами столетий и большими циферблатами годов. Машина Времени явно сбавляла скорость движения, так как вокруг нас стали появляться фрагменты Реальности.
 
Когда Машина переваливала за 2012 год, ее чувствительно подбросило, как подбрасывает обычный автомобиль, если последнему под колесо попадает препятствие – камень, либо углубление в почве.

Я с интересом озирался, пытаясь осознать увиденное. Получалась странная картина. Тем более странная для меня, наблюдающего за Реальностью в движении против естественного Хода Времени.

Но кое-что я понял. Ниже по Течению Времени я узнал до боли знакомое капиталистическое общество. Несмотря на иные одежды, архитектуру и технику за бортом Машины я угадывал самое отвратительное мздоимство, тотальное воровство и предательство. Еще ниже процветала демагогия, обман и разворовывание огромных запасов, созданных государством, которое называлось СССР.
 
Машина Времени продолжала замедлять ход, а я, как завороженный вглядывался в облик своего Будущего. Я не верил своим глазам – если верить годометру на приборной панели Машины, мы двигались из 80-х годов 20-го века в 70-е.
 
Передо мной лежала огромная страна. Зеленели поля и нивы. Зарева электрических огней поднимались с наступлением ночи на многолюдными городами. Везде высились заводы и фабрики. Великие реки были перегорожены не менее великими плотинами с электростанциями. С невиданных, фантастических космодромов взлетали огнедышащие ракеты. Великая сильная армия и могучий военный флот. Тысячи необычного вида боевых самолетов, десятки тысяч бронированных гусеничных машин с огромными пушками в круглых плоских башнях.

Как пугающе быстро промелькнуло все это перед моими глазами. И вот, опять развалины, заросшие лебедой поля.

А потом поля яростных сражений, огни горящих городов и деревень. Раздувшиеся трупы у обочин дорог. Черные самолеты и танки с белыми крестами на башнях.
А потом опять тишина и покой могучей страны. Все ближе и ближе по годометру 1916 год. И вновь пожарища и трупы у дорог. Вновь развалины.
Что-то стало с моими глазами. Я тряс головой пока не понял, что мой взор застилают слезы.
 
Я плакал от невыносимой горечи и муки. Я плакал оттого, что прекрасная страна погибла там, в Будущем. Будь оно проклято, такое Будущее!
За что погибли миллионы простых людей? За то чтобы стервятники пировали на истерзанном трупе моей страны?

В этот момент я почувствовал резкий толчок в бок. Профессор Рейнольдс развернулся на своем сиденье и двумя руками выпихнул меня из Машины Времени.
И я полетел, полетел, но не вниз, а куда-то в сторону наискосок.
 
В полете из моей памяти уходили воспоминания. Живые лица друзей и знакомых превращались в плоские черно-белые квадраты фотографий, которые в свою очередь покрывались коричневым налетом, как будто были плохо закреплены и промыты после печати.
 
Последним держалось в памяти грустное девичье лицо в облаке русых волос.
 
Где-то далеко, далеко мальчишеский голос напевал слова:

На восток, на восток, на восток!
На восток меня поезд унес.
Я запомнил тебя, в буйном вихре волос,
На восток, на восток, на восток!
Ты не верь, ты не верь, ты не верь!
Если скажут что я изменил.
Я запомнил тебя, в буйном вихре волос,
На восток, на восток, на восток!

Потом не осталось и этого...