Волнительные перемены

А вы знаете, что я люблю делать поделки? Я сделал их уже столько, что некуда девать. Вся квартира заставлена ими. И они нужны мне. И расставаться с ними не хочу. Зачем же я их делаю? Не знаю. В каждой вещице отражено мое настроение на тот момент, когда я ее делал. Или его. Как вот назвать этого милого солдатика, курносенького с милыми глазками из маминых стареньких бус? Тогда я мечтал о молодом человеке, который придет из армии и поселиться у меня жить. Иллюзия так глубока и нравственна, что я не гоню ее от себя. Теперь она мне сестра до самых последних минут жизни.
Да, насчет последних минут…. Как бы странно это ни звучало, но я уверен, что буду знать, когда мой конец придет. Да и все его знают, только бояться услышать Божий глас. Или мы так запрограммированы? Знал ведь мой друг, когда писал мне завещание, что его скоро не станет.  Чего только он мне не завещал. И нечем было в конце воспользоваться, потому, как все пришло в полную негодность.
«Дорогой мой друг, мне скучно без тебя!», говорю я, ложась спать, и просыпаюсь с этой же мыслью. Хотя иногда я даже рад, что остался без друга. Не будет никто донимать бесполезной болтовней по телефону. Ой, что я такое говорю. Хочу, хочу, чтобы он был. Это так, защита от волнений и тревоги связанной с его уходом. Я думаю, в том мире ему легче живется, чем здесь.
А еще я учитель татарского языка в обычной общеобразовательной школе. Не скажу что очень уж трудно, но седых волос прибавилось за пять лет преподавания. На мой урок дети приходят отдыхать. И я их развлекаю, как могу. Мальчишки включают рэп, а я слушаю вместе с ними, хотя ни грамма  не смыслю в этом. Что это за исполнение! А хипхоп? Их тоже приносят слушать на мой урок. Но не долго я позволяю этой какофонии засорять эфир. «А вот сейчас, говорю я, давай послушаем музыку Салиха Сайдашева». И ставлю ее на своем любимом бумбоксе.  Дети меня вроде любят. А иногда как любого учителя ненавидят. За то, что забираюсь в их маленький мир, топчу его взрослыми ногами. И пытаюсь подмять под себя. На моих уроках дети развиваются. Я каждый урок начинаю с того, что знаю сам. Или узнал совершенно недавно. Слушаются меня от случая к случаю. Бывает, я сам прихожу на работу не свой. И ребята это сразу чувствуют. Я их наказываю иногда, но не сильно. Выставлять балбеса за дверь себе дороже выйдет. Нашкодничает, а я потом отвечай.
И я все время бьюсь над вопросом, неужели пригодится все то, что необходимо дать им по программе? Всю эту грамматику, которую и взрослому человеку то сложно выучить. Названия времен и падежей. Мне всегда казалось, что нужно уметь научить учеников мыслить и говорить на родном языке.
А недавно на открытом уроке, я не понравился новому завучу. Мужчина этот возненавидел меня с первых минут нашего знакомства. И все время при моем появлении в учительской начинал рассказывать  гадкий анекдот про геев. Он пытливо разглядывал меня, пытаясь выяснить, причинил ли боль этой выходкой. А я как большинство геев научился не реагировать на эти выпады. В годы учебы в институте краснел до кончиков ушей, сейчас уже нет. Так вот то ли мои жесты не понравились ему, то ли моя манера преподавания. Кажется, я вообще перестал замечать, как себя веду. Чистый и опрятный внешний вид видимо играет не столь важную роль.
В этой учительской стае, я нашел по душе всего лишь одну преподавательницу немецкого языка. Работала она по шесть дней в неделю, и еще брала уроки репетиторства по воскресеньям. Ругалась по-немецки матом, и я даже выучил несколько слов. Любила рябиновую на коньяке и часто  с гордостью демонстрировала мне свои  вещи из секонд хенда. Волосы собирала в пучок, и никогда не пользовалась косметикой.
- Инна Васильевна, - говорил я, - что же вы сегодня не накрасили губы?
- Да, бросьте Наиль, вы, кажется, забыли, что у меня аллергия на помаду. 
- А может на жизнь? – задавал я вопрос. Этот диалог длился у нас уже долгое время. И всегда она хмурила брови, не в силах послать меня куда следует. С другим бы точно так поступила.
Лишь я один из всего учительского состава знал, как ее оберегает муж и заботу проявляет такую, что контролирует каждый ее шаг. Вдаваться в их семейный кризис не было особого желания, но я посоветовал однажды ей взять и развестись с ним. Опасно было говорить ей об этом, потому как она могла все передать своему мужу, будучи так невероятно предана все эти годы.
Вот и на днях я хотел задать ей вопрос, но увидел в ней разительную перемену. Она сменила прическу и довольно неумело накрасилась. Алые губки были настолько ослепительны, что я даже ахнул от удивления.
- Дети наконец-то выросли, и я начинаю новую жизнь! – ответила она на мое недоумение.
- И что дальше? – не мог я уяснить до конца.
- Теперь разведусь, как вы мне советовали, и уйду из школы навсегда.
- Как так? – удивился я, чувствуя, что теряю близкого человека.
- Эх, Наиль, хороший вы человечек, только с какой-то потаенной  стороной жизни. Если хотите, мы будем чаще видеться, я буду приходить к вам в гости, - уловила она мое состояние.
Я лишь пожал плечами и, не говоря ни слова, вышел из учительской. Я поплелся в класс и весь урок не мог сосредоточиться. Ребята сразу заметили, что со мной что-то не так и стали, творить черт те что. Чтобы урок вконец не оказался сорванным, мне пришлось все же пошуметь на них.
С уходом Инны я терял связь с этой школой. С учителями за пять лет работы я так и не сблизился. Опасно было впускать их в свой мир, и только Инна была единственным человеком, которая кое-что обо мне знала.

- А вы знаете, что сказал Кобзон об артистах? Что большинство из них пи-до-рас-ты! – сказал завуч, при последнем слоге посмотрев на меня. Только пальцем разве что не показал. Поправлять его я не стал, лишь снова состряпал недоуменную физиономию и занялся своими делами. Как назло образовалось окно, и необходимо было его хоть чем-то заполнить. Ноутбук из-за тяжести я больше на работу не носил. На «айпад» не было денег. И на улице началась слякоть. Мелкий дождик за окном барабанил по навесу, отопление как назло еще не дали. Не хотелось томиться с этим неприятным человеком  в учительской. У него был свой кабинет, но там он редко находился.
Я сидел и разглядывал завуча. Он был хорошо сложен, кудрявый, лет где-то около сорока пяти. Что же заставляло его так часто говорить о «пидорастах»? Предлагать себя я бы ни за что не стал, а ему, как истинному гомофобу, нестерпимо хотелось испытать то чувство, которое испытывают мужчины во время совместного занятия сексом.
- Ну и когда ты женишься у нас? – спросил он вдруг.
- Никогда, - смело ответил я.
- Заядлый холостяк, значит. А ты знаешь как вредно без бабы?
- Сейчас разводов очень много, а мне делить свою однушку ох как не хочется, - ответил я.
- Да, есть такое дело. Каждая баба потом какие-то виды начинает иметь на твое имущество.
- Вот и я о том же, - кивнул я.
- А вообще с кем-нибудь встречаешься?
- Да, есть одна. А что?
- Да что-то не похоже. Какой-то ты не  такой…, - усмехнулся он и улегся на кожаный диван, единственное украшение учительской.
- Извините, а можно задать вам один волнующий меня вопрос? Зачем вы все время торчите в учительской? – спросил я, внутри весь сжавшись.
- Что значит торчишь? Ты поговори у меня еще, деревня! Ты кто такой вообще? – рассвирепел он, поднимаясь. Встал и я.  – Ты с кем так разговариваешь?
- С вами, а что?
- Ты у меня вмиг отсюда вылетишь и никогда работу не найдешь, понял, окупай-педофиляй!
- А при чем тут это? – похолодел я от ужаса. Так вот оказывается в чем разгадка! Видать, он после работы выходит, чтобы поохотиться на несчастных мужичков. Ну и тварь.
- При том! – рявкнул он.
Я понял, что зря затеял эту ссору. Но в ту же секунду признался себе, что очень доволен, раз  её спровоцировал. Все шло к этому. Я не имел сексуальных контактов вот уже около десяти лет. И ненавидеть меня только лишь за мои пристрастия было неправильно.
- Смотри, встретимся как-нибудь в темном переулке, - произнес он сквозь зубы и вышел в коридор.
- Подождите, вы мне, что, угрожаете? – выбежал я за ним вдогонку.
- Понимай, как хочешь!
Он еще что-то сказал, но Аллах заложил мне уши. Со мной редко, но бывают такие моменты, когда меня кто-нибудь проклинает, а я этого не слышу. Я становлюсь, глух в те минуты.
И я твердо решил, что после школы обязательно напишу заявление в полицию, потому как  становиться инвалидом из-за кучки мерзавцев совсем не хочется.
Никогда особо не отличался стукачеством, но здесь просто необходимо было себя обезопасить. Что я и сделал. Заявление мое приняли и обещали разобраться в кратчайший срок.
А на следующий день меня встретила у входа директор школы и попросила зайти к ней в кабинет.
- Что вы наделали? – набросилась она на меня. – Почему не обратились ко мне сразу? Это же надо, написать заявление в полицию!
- Он мне угрожал, что встретит как-нибудь в темном переулке.
- Из-за чего вы так разругались?
- А он вам разве не сказал? – осторожно спросил я, пытаясь прощупать почву.
- Я хочу услышать вашу версию. Потом уже сделаем выводы.
- Просто он подозревает меня в том, чего нет на самом деле.
- Вы точно можете подтвердить, что этого нет?
- Могу! – ответил я, глядя прямо ей в глаза. В ту секунду я думал об одинокой квартире, где кроме  меня никого не бывает. Видимо ей оказалось этого достаточно, и она вздохнула с облегчением.
- Вот и прекрасно. Можно сказать, что конфликт улажен. Только никаких интервью журналистам, хорошо?
- И в мыслях даже не было. Только вот работать, скорее всего, я у вас больше не буду. Можно я напишу заявление об уходе?
- Вы что, начало учебного года, какое увольнение? Где мы найдем нового учителя татарского?
- Мне все равно. Коллеги не разговаривают со мной. Я спросил у одной вчера, что бы она хотела к чаю, она взглянула на меня с таким презрением, что мне стало не по себе. Кто-то распускает слухи обо мне. И почему-то все этому верят.
- Вы сами конкретно слышали, как кто-то и что-то кому-то о вас говорит?
- Да вроде нет, - произнес я неуверенно.
- Вот видите! Приступайте к работе, и думать не смейте об уходе. Не подводите нас, Наиль Мансурович! Дети вас очень любят, вы замечательный педагог. И с завучем я поговорю.

В школе было также промозгло и сыро как на улице. В душе у меня было не лучше. Я предал только что самого себя, признавшись, что я не гей. Я был поставлен перед фактом. А если бы я признался, тогда завуч оказался  бы отчасти прав, что проявил ко мне такой негативизм. И стал бы я изгоем. И вряд ли когда-нибудь нашел работу в другой школе.
Если признаться, то я не хочу больше работать в коллективе. Выслушивать глупейшие советы о женитьбе и обустройстве своей жизни. Их косые взгляды, намеки, подозрения.
Дети особо меня не напрягали. Скверного в них было немного, они были откровенны в своих чувствах и слишком подавлены взрослыми. Опасение вызывала лишь сформировавшаяся личность. Коллеги умели быть совершенно разными, и я не знал,  на что они способны.

И все равно я решил бросить работу учителя. Я мог бы работать в татарском издательстве корректором, но отгородиться ото всех и не иметь никаких  контактов с сотрудниками  вряд ли получится. Везде мне будут указывать на мой неправильный выбор. Люди чувствуют, что неженатый мужчина имеет какую-то скрытую сторону жизни. И молчат только из приличия. И все равно осуждают. Никогда не думал, что ориентация так больно станет бить по голове. Боже, куда же спрятаться от досужих мнений?  Таких как я, кто так резко реагирует на это дело, наверное, нет в жизни. И к психологам обращаться бесполезно, потому, как гендерную психологию не изучают в институтах.

Уходят в иные миры мои друзья, мои близкие. Но я  ведь остаюсь. Значит, жизнь продолжается! Итак, вперед за приключениями! Завуча я не боялся, хотя тревожно что-то кольнуло, когда после урока необходимо было зайти в учительскую. Но как ни странно его там не оказалось. И только по громкому голосу я понял, что он находится в своем кабинете. Это можно сказать была маленькая победа. Теперь в учительской не было его физиономии и похабных анекдотов. Я понял, что теперь точно  никуда не уйду.
Вечером мне вдруг позвонила Инна и сказала, что забежит на несколько минут. Встречать гостей я не привык, и решил, особо не суетится.
- Только ты знай, у меня для тебя ничего нет! – зачем-то сморозил я. Она расхохоталась.
И она пришла. Скинув с себя мокрый плащ, распушила волосы и поцеловала меня в подбородок. Вернее ямочку на нем.
- Как ты посвежела, никогда бы не подумал! – снова сказал я глупость.
- Наильчик, ты теперь сам не свой. Ну да ладно, я не обижаюсь. Ты прав, я совсем другая. Я испекла пирог. И наливочку принесла, будешь?
- Не знаю даже, вообще-то об этом не думал пока.
Провожать на кухню ее не пришлось, она уже была у меня однажды.
- Ты бы только знал, как меня любит Женька! – откинулась она на спинку кресла.
- По тебе видно, вся сияешь! Эх, везет же людям! – вздохнул я.
- А хочешь, я тебя познакомлю с одним? Музыкант, творческий человек. С ним так интересно. Вы обязательно найдете общий язык. Тоже преподает музыку, но только в консерватории.
- Только для поболтать, - рассеяно произнес я.
- Это уж вы сами решите. Нельзя быть одному. Тем более если из школы уйдешь, будет с кем общаться.
- И, правда, что. Инна, а ты откуда об этом знаешь? – покосился я на нее.
- Уже забыл? Ну, ты даешь! Что с тобой в конце-то концов? Давай тяпнем!
И мы тяпнули. Рябиновая настойка кончилась в один миг. И тут я разоткровенничался. Инна слушала, затаив дыхание, и, кажется, до конца не верила мне.
- Правильно ты сделал, молодец! - протянула она мне руку и сильно ее потрясла. – Теперь он шелковый будет, вот увидишь!
- Скажи, Инна ты была все эти годы счастлива? Хотя бы короткое время?
- Только в медовый месяц. И то мы поехали с мужем на базу отдыха, а не в путешествие. Попрекал он меня всем. Ночью навалится, бывало, сделает свое дело и захрапит. О ласке я даже не знала, пока Женечка не появилась!
- То есть как, появилась? – раскрыл я рот от удивления.
- Ну да, а что такого? Давно мечтала об этом. И вот, моя мечта осуществилась.
Я не смог больше произнести ни слова. Никогда бы не подумал, что Инночка, синий чулочек, поведет себя таким образом.
Она умотала поздно ночью на такси, а я, дожевав остатки яблочного пирога, улегся спать.

А на утро я проснулся с каким-то пакостным состоянием. Наливая себе кофе, я понял вдруг, какую глупость вчера совершил, рассказав все Инне. В то, что она сошлась с девушкой, мне не особо верилось. Она спокойно могла соврать. Что-то я упустил в начале нашего разговора. Что же это могло быть? Ах, да, она бросила: «чтобы ты не скучал после ухода из школы». Только один единственный человек знал об этом – директор школы. Вот это да! Хороша проверочка! Какой же я кретин, что так поддался ее обаянию. Она стала в последнее время такой расчудесной…. Волосы выкрасила в каштановый цвет и сделала завивку. Научилась правильно наносить макияж. Это уже была другая Инна. Но зачем же она пришла вчера ко мне? Только ли для того чтобы накормить пирогом?
У меня был выходной среди недели. И я решил привести в порядок квартиру, как неожиданно запел мой сотовый.
- Доброе утро! Это Наиль? – спросил мужской голос.
- Да, правильно! – отозвался я.
- Наша общая подруга Инна дала мне ваш номер. Вот я и решил позвонить.
- Понятно! Да она говорила что-то вчера, но я, если честно плохо помню, о чем шла речь. Мы много выпили вчера. А в чем дело?
- Ну, не знаю даже…, - замялись на том конце.
Молчал и я.
- Значит, вы не помните?
- Нет, извините.
- Хорошо, тогда если вспомните, дайте знать.
- Договорились, - ответил я и отключился
Мне эта игра была крайне неприятна. Все внутри саднило оттого, что со мной так странно обращаются. Я мог бы доказать им всем, что я не гей. Но этого делать теперь уже не хотелось. Зачем меня знакомить с какими-то творческими людьми? Их коварный план удался наполовину. Но все равно мне нужно было поступить как-то мудро.
«Наиль, ты ведь умница, придумай что-нибудь!» - уговаривал я себя, но ничего не приходило в голову. Если даже Инна и записала наш разговор в качестве доказательства моей нетрадиционной ориентации, это абсолютно ничего не значило. Уволить за это меня бы не смогли, а вот если бы я все-таки встретился с тем звонившим человеком, тогда бы все встало на свои места. Сейчас необходимо было дождаться звонка Инны, тот человек должен ей сразу же доложить обстановку.
Только лишь я успел об этом подумать, как позвонила Инна и завизжала:
- Ой, привееет! Как ты? Ты что забыл о нашем вчерашнем разговоре? Я же обещала тебя познакомить с одним.
- Инна, давай начистоту. Зачем ты вчера приезжала? Тебя специально направили ведь ко мне, чтобы все разузнать. Так вот у тебя получилось, можешь доложить. Но только с одной поправкой, Наиль Мансурович спит всегда только один. И не нуждается в творческих мужичках.
- У тебя что паранойя?
- Тогда как ты узнала, что я собираюсь увольняться? Я никому об этом не говорил.
Она замолчала.
- Эх ты, подруга! Какие же вы все…
- Ну, я тут не причем, правда! Моих два оболтуса были на грани вылета из школы сам знаешь ведь. Я их тянула,  как могла. Так вот директриса все уладила.  Попросила меня разузнать кое о чем, но я правда не собиралась ничего ей говорить о нашей встрече.
- А доказательство? Разве тебя не просили о нем?
- Я скажу, что отключился диктофон.
- Значит, ты его все-таки включала?
- Ну, извини, Наильчик, я же говорю правду, если бы хотела тебя сдать, разве я бы тебе во всем сейчас призналась?
Я положил трубку и решил больше никого даже близко не подпускать к себе. Горевать особо не было смысла, просто получил очередной щелчок по носу. И снова пришел к убеждению, что каждый человек в этом мире потенциально одинок.


Вдруг мне захотелось  слепить ангела со скорбным лицом. Для разрисовки у меня были кисти тончайшей работы и яркие краски, которые стоили немалых денег. Этим  я и занялся, забыв обо всем на свете. Только лишь проголодавшись, понял, что наступил глубокий вечер. А, укладываясь спать, старался не думать, как проведу завтрашний день.
- Доброе утро, Наиль Мансурович! – кивнул мне в знак приветствия завуч.
- Доброе! – сказал я, опешив от неожиданности. Он при встрече обычно глядел  сверху вниз  и бросал что-то типа «ссти», что видимо, означало «Здрасти» и демонстративно не подавал руку. 
Куда подевалась его спесь? Или это его новый ход конём? То ли слова директора, то ли вызов в полицию повлиял на такую разительную перемену. Но ликовать пока было рано. Многое зависело от решения Инны выдавать меня или нет.
Каждый учитель должен слепо верить в значимость своего предмета, иначе работать не имеет смысла. Я почему-то тоже в это всегда верил и любил учить детей. Но вне класса мне были ненавистны все эти внутренние дрязги и пересуды. Я отмалчивался и в зимнее время, вместо того чтобы выбегать на улицу,  запирался во время перемены в учительском туалете. Сидел там и отдыхал. Тускло горела лампочка, при ней нельзя было даже что-нибудь почитать. Я думал о том, что мои ученики почти все свободно читали на родном языке. Это было здорово, видеть плоды своих трудов.
С директрисой я не виделся, все шло по-прежнему, без каких-либо изменений. Завуч все сидел теперь в своем кабинете и редко появлялся в учительской. Инна больше не звонила. Да я бы и не стал с ней разговаривать. Я не держал зла на нее, но должно было пройти время, прежде чем я снова мог бы с ней заговорить.
И, тем не менее, она прислала мне сообщение по электронной почте. Я колебался вначале, не удалить ли его, но оно так и было обозначено: «Не удаляй!» и вот какого  содержания:
«Дорогой Друг! Ты самый душевный и приятный человек в моей жизни. Я очень прошу, не держи на меня зла. Поставь себя на мое место, как бы ты поступил? Смог бы предать близкого друга? Вот и я не смогла. Но зато я сделала кое-что, о чем ты еще не знаешь. Я забрала две твои статуэтки. Они мне приглянулись. Женечка моя работает в области прикладного искусства и, увидев их, очень удивилась, ведь сделаны они с большим профессионализмом. Ты ее очень заинтересовал. Она очень хочет с тобой встретиться и обсудить одно дельце, от которого я думаю, ты не откажешься. Еще раз извини меня! Твоя близкая подруга – Инесс!»
Хм, Инесс! Ни разу и в голову не приходило так ее называть. А оно вон оказывается, как красиво звучит. Что это за сумасбродный и в то же время детский поступок украсть мои статуэтки? Может, она и хотела как лучше, я ее понимаю. Но все же…

Стараясь ни о чем не думать, я решил прогуляться по обновленной Казани. Ноги привели меня на территорию казанского кремля, к мечети Кул Шариф. И как всегда поразился масштабности и величию этого монументального здания. Я все же, не смотря на свои пристрастия, остаюсь этническим мусульманином. Во дворе как всегда было много туристов, а я все смотрел на входную дверь, колеблясь, стоит ли заходить в мечеть. Что-то меня останавливало.
- Вы просто не представляете как красиво внутри! – восхищенно произнес мужчина средних лет, подходя ко мне вплотную.
Я лишь слабо улыбнулся в ответ.
- Вам не трудно будет сфотографировать меня? – спросил он, протягивая мне внушительного вида фотоаппарат. – Вы только  наведите и щелкните, больше ничего не надо.
- Тогда отойдите немного, я хочу захватить вот эту брусчатку. Так, так, левее. Теперь голову чуть выше. Вот, замечательно!
Я щелкнул затвором. Мужчинка был фотогеничен. Поджарый, красиво сложенный, мне он сразу понравился.
- Вы профессионал? – спросил он, забирая свой аппарат.
- Да, приходилось этим заниматься, - произнес я.
- Извините, вы не курите? – спросил он, дотронувшись до моего рукава.
- Нет, - ответил я. – Мне Медведев не велел.
- Ха-ха, - открыто рассмеялся он.
«Вот увязался, что ему нужно? Будет сейчас грузить всякой ерундой. Даже спокойно прогуляться не дадут».
Он закурил. И пошел со мной рядом.
- Вы,  хотели меня угостить этой отравой? – спросил я, покосившись на него.
- Просто спросил. Вы куда сейчас?
- Вниз, - ответил я безразлично.
Мы шли молча. Странный мужичок шел рядом, чему-то улыбаясь.
- Вы радуетесь солнцу? – спросил я. – Оно и правда редко греет нас.
- Нет, я просто в восторге от посещения мечети.
Я не стал ничего отвечать. Ловушки были мне абсолютно ни к чему. Я решил приберечь силы, чтобы немного восстановиться от пережитых недавно волнений.
- Вы молчун и это мне в вас нравится, - проговорил он вполголоса.
Мы спустились к Казанке (речка в Казани), и присели в небольшом сквере.
- Вы не против, если я скажу вам кто вы и чем занимаетесь? – предложил он.
Я лишь кивнул в знак согласия. И, правда, мне было очень интересно узнать немного о себе.
- Вы человек интеллектуального труда. Пережили немало за последнее время. Любите спокойствие. Живете один.
Все было верно. Но под эту схему можно было подогнать любого, кто не расставался с очками и был вежлив с окружающими. Мне же сложно было понять, что за человек передо мной. Я всего лишь мог апеллировать своим внутренним чутьем, чтобы предположить, что его больше всего привлекает в жизни.
- А вы человек с очень непростой судьбой. Сложный и противоречивый. У вас очень ярко выражено чувство вины. А вот чем вы занимаетесь, я затрудняюсь ответить.
- Да, вроде все точно. Я работаю хирургом в одной поликлинике. Веду пассивный прием, - вздохнул он. – А очень хотел бы оперировать.
Не было желания  лезть в душу к незнакомому человеку, потому я просто кивнул, слегка улыбнувшись его откровению.
Он начал говорить что-то о новых фильмах, а мне было сложно отвечать ему, потому что я никак не готов к  встрече с кем-то. 
- Извините меня, - сказал я, глядя ему в глаза. - Сегодня был довольно странный день. Я начал колебаться с самого утра. Мне пришло в голову, что меня используют.
- Такое иногда бывает. Наша жизнь вся состоит из интриг.
И я поведал ему обо всех сомнениях и волнениях. Мне абсолютно было все равно, что он обо мне подумает. Каким-то внутренним шестым чувством я улавливал его принадлежность к нашему брату.
- Надо же, как интересно! – воскликнул он. – Живешь такой тусклой жизнью, принимаешь больных целыми днями, ругаешься с регистратурой, споришь с руководством, приходишь домой, включаешь телик и под него засыпаешь. А у людей, оказывается, кипит жизнь. Вот как у вас, например. Надо же! Я вам завидую. 
- Ха-ха, - рассмеялся я. – Чему это? Тому, что я вот сейчас убежал из дому, чтобы совсем не свихнуться?
- Все равно, вы живете интересной жизнью. Вы видите новых людей, много читаете, наверное.
- Да, и живу один. Меня это устраивает. Только не спрашивайте почему.
Между делом мы познакомились. Его звали Наргиз, он работал хирургом в Чечне, там получил ранение, и был отправлен обратно в Казань. На работе его многие не любили, за шершавый характер. И уволить не могли. Потому, что он прошел войну.
Но я так и не выяснил, кого он предпочитает в сексе. Необходимо было  знать наверняка, чтобы суметь правильно себя вести. На тот момент мы были всего лишь собеседниками. Мне было приятно с ним. От него исходило тепло и в какой-то момент захотелось прижаться к нему, но я побоялся это сделать. Мы обменялись телефонами и крепко пожали друг другу руки.
Было спутанное и непонятное состояние, когда я возвращался домой.  Чувство новизны переплеталось с чем-то неизведанным. И я понял вдруг, что – хочу! Вот это да! Столько лет без отношений и на тебе! Гнать эти мысли я не стал, просто лишь решил прислушиваться к себе дальше, что скажет мое уснувшее десять лет назад либидо.
И когда он в воскресенье утром позвонил и пригласил к себе в гости, я готов был бежать к нему, но за окном снова закапал дождь, потому я просто продиктовал адрес и сказал, чтобы он приезжал сам. Интересно, что в тот момент и нисколько не боялся приглашать не совсем знакомого человека к себе домой. Но по-другому уже не мог. Мне нужен был человек. С его запахом и теплом. 
- У тебя отопление хоть дали? – был его первый вопрос.
- Да, вчера вечером. Ты замерз?
- Очень. Надеюсь, ты меня согреешь! – ответил он, прижимаясь ко мне. Но тут его качнуло в сторону, и он ухватился за дверь.  - Извини, голова что-то закружилась.
- Мы это поправим, - подмигнул я.  - Проходи на кухню. Горячий шоколад будешь?
- Не знаю, давно не пил. Ого, как у тебя красиво! – воскликнул он, усаживаясь в кожаное кресло.
- Да, люблю комфорт.
- Неужели ты все один делаешь? Значит, женщина тут не хозяйничает?
- Неа. Не тянет к ним.
- Понятно. Да меня сейчас тоже не особо. На работе раньше интересовались, женат я или нет.  А теперь только одно и слышу за спиной: «Кому нужен этот контуженый!».
Мне стало неловко спрашивать, что с ним на самом деле произошло. Захочет, подумал я, расскажет сам.
- Я после того разговора с тобой очень много думал. И вот что надумал. Тебя, кажется, подозревают, что ты любишь мальчиков. Ты ведь школьный учитель. Тебя могут просто подставить, если согласишься даже хотя бы с кем-нибудь встретиться. Придет вместо обычного мужика мальчишка и скажет, мол, что тот с кем ты хотел встретиться прийти не смог, и он тебя хочет отвезти к нему.
Оккупай-педофиляй  - это нацистская группировка. В ней в основном русской национальности. Они так ратуют за свое чистое происхождение, что не принимают в свои ряды людей других национальностей. Или просто мне так кажется. В нашей республике все также происходят надругательства над мальчиками, но почему-то эта банда их не ловит. Потому что не там ищут. Это же сплошь провокация, на сайтах знакомств пишут вначале от имени восемнадцатилетнего парня, потом только выясняется, что этот парень несовершеннолетний. И начинает все больше и больше требовать встречи. Даже не будучи педофилом хочется собственными глазами увидеть это «чудо». И многие попадаются на их крючок. Страшно то, что они ломают жизнь порядочным людям. Эти ребята такие жестокие, они могут сделать все что угодно. Для начала им необходимо подавить свою жертву страхом. Потом ничего не стоит сделать интервью, так как им надо.
- А как бы ты поступил на их месте? – осторожно спросил я. 
- Я? Если честно изломал бы их, как только смог. Я слетаю с катушек, когда вижу, что передо мной враг. Извини, что признаюсь тебе в этом, но ты сам спросил, - сказал он, крепко сжав кружку.
Да, это полезное предупреждение.
- Я хребет и тебе переломаю в два счета. Не по настоящему, а морально так, если нужно.
- Ну-ка, попробуй! –  показал я ему язык.
- То, что ты учитель ничего не значит. Ты всего лишь эгоистичный чувак, который комфортно устроил свою жизнь. Без людей и особых лишних хлопот. Посмотри на эту квартиру! Это же нора, куда ты всего натаскал, чтобы не было одиноко. Ты свое одиночество создавал годами.
Вдруг этот человек стал совсем другим. Куда подевалось его дружелюбие?
- Чего это ты на меня перекинулся? - опешил я.
- Не удивлюсь, если окажется что ты в плохих отношениях с коллективом.
- Так и есть, но что из этого? Я стараюсь общаться с ними, но они, кажется, считают меня пустым местом, - ответил я, подумав,  а не выставить ли этого гнуса за дверь.
- Только из-за того, что ты сам не проявляешь к ним интерес. Тебе ведь неважно, что с ними происходит вне рабочего времени. Люди чувствуют, когда их не любят.
- Я просто не поддерживаю с ними связь вне школы и это правильно. Что мне с ними делать? У каждого своя жизнь.
- И на корпоративы ты не остаешься?
- Нет, - ответил я, чувствуя, что сейчас заплачу. Стало до того обидно, что меня незаслуженно в чем-то обвиняют.
- И тебе все не по душе. Музыка тебе нужна только камерная. И тебе плевать, что другим нравится. Ты не остаешься только потому, что тебе там может быть неудобно. То, что ты гей - вещь второстепенная. Тебя недолюбливают не за это.
- А за что тогда?
- За твою мнимую скромность. Сделай ты хоть сотню пластических операций, чтобы стать неотразимым, больше тебя любить не станут. Уважают за внутреннюю жизненную позицию. Это социум. И  в нем нельзя быть одиноким, находясь среди людей.
- Зачем ты  мне это говоришь? Думаешь, я об этом не знаю?
- Знаешь, но ты так себя поставил, что напрямую тебе это никто не говорит. Ты одет не как все. Говоришь не как все. Люди интуитивно чувствуют преграду и не тратят силы на ее преодоление.
- А для чего ты это делаешь?
- Чувствую, что необходимо это сделать. Иначе я потеряю такого интересного и необычного человека как ты. А мне бы этого совсем не хотелось.
- Хм, значит, в эту минуту ты делаешь это для себя. Ну и кто после этого больший эгоист?
- Конечно же, ты. Я хотел тебя пригласить к себе домой, но ты отказался, сославшись на то, что на улице дождь и единственный выходной ты не хотел бы тратить попусту.
- Ну, понимаешь, бывали случаи, когда я даже приезжал в другой город на встречи. И уезжал ни с чем. Я не хочу больше этих волнений. И потом мне хотелось встретить человека, который не станет зацикливаться на сексе. Мне он ни к чему.
- И опять неправда! Он тебе нужен. Он всем нужен.
- Ты хочешь со мной секса? Так вот скажу сразу, что ничего у тебя не получится. Если разве что не изнасилуешь меня прямо здесь, - выпалил я, испугавшись собственных слов. Я не знал, на что способен Наргиз. Чечня, возможно, пошатнула его психику.
Наргиз тихонько поднялся и направился в мою сторону, глядя на меня большими бездонными дырками. Я смотрел в них и куда-то проваливался. В этой черной пустоте ничего не было. Или то был ответ на свой вопрос, что сейчас произойдет. Он ловко обхватил меня сзади большими руками.
- Не бойся меня, глупыш! – прошептал он на ухо, спешно расстегивая мои брюки.
Я дрожал от страха. Он в один миг мог бы свернуть мне шею, как это бывает в фильмах. Зачем я впустил этого страшного человека к себе домой? Что делать? Точно, нажать тревожную кнопку. Но для начала нужно отвлечь его.
- Давай ляжем, - предложил я. Так, не расцепляя объятий, мы оказались на диване. Хотелось высвободиться из его рук, но я не мог.
- Ты меня задавишь, отпусти, - сказал я, улыбнувшись.
Он ослабил хватку, но, повернув к себе лицом, впился губами. Такого жадного поцелуя я еще не испытывал. Ого, даже что-то почувствовал. Немного так.
- Ты чудо! – произнес он, задыхаясь от возбуждения. Руки его оказались у меня ниже пояса, он ловко залез рукой внутрь и стал стаскивать остатки одежды.
- Не надо, не трогай, пожалуйста! – взмолился я.
Он, кажется, меня не слышал. В ту же секунду я почувствовал, что я у него во рту. Или МОЙ у него во рту. О, вот это да! Сколько лет  я не испытывал таких чувств. Я забылся на мгновение, а, очнувшись, понял вдруг, что не смогу дать Наргизу довершить начатое.
- Спасибо, - прохрипел я. – Иди сюда, я поцелую тебя.
- Ты же, наверное, хочешь чтобы…
- Потом. У нас еще много времени, правда? – зачем-то задал я вопрос. Он лишь довольно улыбнулся.
- Извини, я, кажется, разорвал майку. Я обязательно подарю тебе новую.
- Не стоит, я повешу ее в прихожей в знак нашего союза и страсти.
Кажется, я перешагивал немного. Необходимо было не торопиться с такими предложениями.
- Ты даже не снял ботинки? - Я был обнажен, а он лежал в одежде и обутый.
- Извини, кажется, я потерял контроль над собой. Это как наваждение. Можно я закурю?
- Не знаю, конечно, - замялся я. Мне не хотелось терпеть вонючий дым в своей квартире.
- Я выйду в коридор, - ответил он, увидев мою недовольную гримасу.
Оставшись один, я пытался понять, что сейчас произошло. И понравилось ли мне это? Но как же так, вот этот странный человек только что ворвался в мою жизнь. Да, если бы он только коснулся своими грубыми словами моих поделок, тогда бы  я прекратил все отношения. И он, будучи психологом, кажется,  это понимал.
Хлопнула входная дверь, и в коридоре кто-то завозился.
- Наргиз, это ты? – спросил я.
- Да, разуваюсь, как ты велел! – шутливо ответил он.
- Ну, как мы тут? – спросил он, входя в комнату.
- Ты прям, как врач спрашиваешь, - усмехнулся я.
Он приблизился ко мне, пытаясь поцеловать, но от него так сильно пахло табачным дымом, что я отвернулся.
- Курю, грешен! Вот возьму и брошу. Хочешь? – спросил он.
- Хочу! – ответил я, глядя ему в глаза. В этих бездонных точках не было ответа ни на один мой вопрос. Как работал его мозг, не понимаю. Какие механизмы в нем выполняли работу, а какие замыкали?
- Пойдем на кухню, перекусим, - предложил я. – У меня кое-что припасено на случай, если вдруг, придет важный гость.
 В холодильнике у меня хранилась банка красной икры и большая форель. Я внушал себе, что их не люблю. Потому они и не напрягали меня особо. Завернуты они были в некрасивую бумагу и не вызывали к себе интерес.
- Я хотел тоже кое-что купить, но побоялся, ты спиртное не пьешь, - сказал он, уплетая деликатесы. – Мы же возле мечети встретились. Это ведь судьба, как думаешь? Может, Аллах так решил.
- Да, скорее всего. Но ты оказался настойчивым. Никак не ожидал, что вот так, сразу.
Я принюхался. Откуда-то пахло. К запаху рыбы примешивался еще какой-то тошнотворный сладковатый запах.
- Наргиз – это вымышленное имя или настоящее?
- Паспорт в следующий раз принесу, - ответил он твердо, но с иронией. – Не вру, честное пионерское!
- А ты им был, пионером то?
- Недолго. Когда я доучился, вся эта система рухнула. Мне же всего тридцать семь. Я сразу после института в Чечню поехал работать.
Я удержался, чтобы не воскликнуть, от удивления. Наргиз был весь седой.
- Понятно, - совладал с собой я.
- Наиль, а зачем тебе столько статуэток? Деньги на них тратишь только. Купил себе одну, ну две, ну, ладно три на худой конец.
- То есть? – не понял я.
- Вот и я о том же. Зачем столько барахла держать дома?
- Они изготовлены моими  собственными руками.
- Не может быть! – воскликнул он. - Это же обжиг!
- Ну и что? У меня есть, кто помогает их обжигать.
- И разрисовываешь тоже ты? Обалдеть! Вот это да! Ты учился этому делу?
- Для начала немного со специалистами в фарфоровом заводе. Если бы ты знал, какие это мастера.
- Представляю. По телевизору показывают иногда. Молодец! Здорово! – все не мог он успокоиться.
Мне стало лестно от этой похвалы. Предложение Инны было еще приятнее. Но я не мог просто так отказаться от милых моему сердцу вещей. Необходимо было созреть для этого. И простить Инессу. А это пока никак не получалось. Я все время возвращался в тот вечер, когда поведал ей все о своей жизни.
- А трахать любишь? – вдруг оглушил меня Наргиз.
- С чего это ты вдруг?
- Ну, вообще, как, универсал ты или пассив?
- Я не хочу сейчас обсуждать это, давай сменим тему.
Мы прошли в комнату, я включил какой-то канал о животных. Наргиз обнял меня и тут на меня снова накатил этот запах.
- Не могу понять, откуда воняет! – воскликнул я,  вставая с кресла.
- Это от меня, наверное, извини! Я не знал, что сегодня что-то произойдет. Ну, то есть мне придется снимать обувь.
Мне показалось лишним напоминать ему о гигиене.
- Не хочу, чтобы это было для тебя шоком, поэтому сразу признаюсь, а продолжать ли тебе общаться со мной – это твой выбор. Смотри, - сказал он, приподняв штанину на правой ноге, щелкнул чем-то и отстегнул ногу.
- Спасибо за откровение, - ответил я.
- А, у тебя запоздалая реакция на стресс. Это хорошо! И у меня та же реакция.
- Вроде ничего страшного. Протез как протез, только кажется довольно непростой конструкции. Как у робота.
- Да, Минобороны мне помогла приобрести эту штуку из Японии. В нем можно прыгать, бегать, он не натирает колено. Но и его тоже нужно будет скоро менять. И мыть его иногда.
- Ты давно с ним?
- Уже пять лет. Один я из группы врачей выжил, когда нас подорвали. Ладно, не буду тебя нагружать, поскакал я принимать душ. Мне только одно нужно, поставь, пожалуйста, табурет в саму ванну. Если нужно будет потереть спинку, я тебя позову, идет?
И как воробышек он поскакал в ванную. Я поплелся за ним, и, поставив, как он просил табурет, разделся сам. Потому что просто не представлял, как останусь один на один со своими мыслями.
- Помощь может и не требуется, но сейчас вас никто не спрашивает, - сказал я, регулируя воду.
- Думаю, я сделал  правильный выбор, - ответил он, смачно меня поцеловав.

Я проснулся свежим и отдохнувшим. Рядом лежал человек, которому я позволил делать с собой все, чего не позволял никому вот уже много лет. И не знал как себя вести. Встать ли самому или дождаться, когда он проснется.
- Доброе утро! – прошептал я, поцеловав его в загорелое плечо. Крупное, с характерным мужским запахом.
- Ммм, как вставать не хочется, давай еще поваляемся, - сказал он.
- С удовольствием бы, но мне жутко хочется есть. Закажем пиццу или роллы?
- Не знаю, смотри сам. Что по карману.
Я лишь усмехнулся. Давно не приходилось на кого-то тратиться. Я забыл уже, как это делается. Запахнувшись в халат, я взглянул на лежащего друга и ужаснулся. Под простыней не хватало части тела. Я отвернулся.
Во мне что-то происходило. И я не мог понять что. Мне навязали отношения, которых я избегал. И оставили в душе неизгладимый след.  След? Ха, да я весь был в этих «следах». Я тут же решил ополоснуться. Глядя на себя в большое зеркало, произнес своему отражению:
- Как же ты могло меня подвести? Я ведь тебя берёг, одевал во всё чистое. Неужели тебе столь важен низменный секс, нежели любовь к искусству, музыке и литературе?
Оно предательски молчало.
Нет, стыдно не было как в пубертатном периоде жизни, когда давал клятву не прибегать больше к вновь изведанному наслаждению.  Понял лишь одно, если даже у нас что-то не заладится с Наргизом, то я не остановлюсь уже и стану искать себе другого партнера.
На кухне что-то скворчало. Неужели яичница, мама родная! Так и есть. Наргиз надел на себя брюки и что-то выделывал у плиты.
- Сейчас перекусим, - подмигнул он, поцеловав меня в губы.
- Никогда не смей жарить яйца в моем доме, - прошептал я, опускаясь на стул.
Но он не услышал. Я заметил за ним это. И он видимо скрывал, что плохо слышит. Мне стало дурно от этого запаха. Я открыл окно.
- Хочешь освежиться? – улыбнулся Наргиз. – Садись за стол, все готово.
- Нет, спасибо. Блин, я, кажется, забыл сделать заказ, - ответил я, хватаясь за телефон.
Я смотрел, как уплетает яичницу мой новоиспеченный друг, и пытался понять, что же он все-таки делает в моем доме так долго. 
- Сейчас доем и  уеду, не переживай, - ответил он, не глядя на меня. И сказал он это с такой болью, что мне стало стыдно за себя.
- Прости меня! Ты прав, я слишком привык жить один. У меня давно никто не ночевал. Ты же видел,  какая у меня узкая кровать.
Он молча доел и встал, чтобы налить себе кофе. Я смотрел, как он хозяйничает в моей кухне, и что-то во мне сжималось.
- Кажется, я болен. Я ненавижу тебя в данную минуту, представляешь?
- Знаю. Но мне все равно, - пожал он плечами. – Главное я получил то, что хотел.
Говорить что-то было лишне, я только густо покраснел.
- Почему ты не спрашиваешь, чего я хотел?
Не было ни малейшего желания играть в ту вчерашнюю игру, потому я промолчал. Не знаю, что в башке у этого маньяка. Хотелось остаться в своей квартире одному. Не для того, чтобы о чем-то размышлять, а чтобы находиться наедине с самим собой.
- Захочешь поговорить, я за стенкой, рядом, - подмигнул он, поднимаясь, и вышел из кухни.
Кажется, он не собирался никуда уходить. Я на цыпочках прокрался взглянуть, чем он там занят и увидел, что он достал свой ноутбук и принялся на нем что-то печатать.
- Я не уйду отсюда, пока ты не спросишь, чего же я хотел, - не отрываясь, громко сказал он.
Чувствительный, гад! Откуда только свалился на мою голову.
Прибыла пицца.
- Может, перекусим вместе? – предложил я, присев на корточки перед ним и обхватив его живую ногу. Хотелось заглянуть ему в глаза.
Я сидел в тот момент как верный пес, перед хозяином.
- С удовольствием! – приподнял он меня и поцеловал.
Пицца была восхитительна. Как я был благодарен тем, кто ее готовит. Дай Аллах им счастья и чтобы не знали бед!
- Тебе нравится у меня? - спросил я осторожно.
- Конечно. Хочу переехать к тебе. Наверное, так и сделаю. А то мне скучно одному жить. Как ты на это смотришь?
Мне снова нечего было сказать. То ли он издевался надо мной, то ли хотел добить до конца. Еще чуть-чуть и я бы взорвался. Я встал и вышел из-за стола.
- Стоять! – крикнул он. -  А посуду кто будет мыть?
- В литературе описывались подобные случаи, - произнес я. – Шекспировскую Катарину я хорошо помню. Ты меня также хочешь изломать?
- Не понимаю о чем ты. Я книжки давно не читаю, и тебе не советую.
- Ждешь, когда лопнет мое терпение? Не дождешься. У меня иммунитет как у школьного учителя к таким выходкам. Так что, вы просчитались, - рассмеялся я.
Боже мой, столько жил один и на тебе, повстречал садиста. Надо же, как мне не везет в людях!
- Да не думал, что ты такой сильный человек, - сдался он. - Если бы ты только знал, какую необычную ночь я провел в твоем доме. Мне ни с кем так не было еще хорошо как с тобой. А может ты и есть то, что называют половинкой? Были и до тебя разные парни, но таких необычных как ты еще никогда. Вся моя жизнь у твоих ног.
- Браво! – воскликнул я. – Вы  очень талантливы!  Только не понимаю, какую жизнь ты мне предлагаешь, ведь я не знаю ничего кроме твоего имени.
- Не торопись, придет время, все узнаешь, - поморщился он.
Словами: «Где ты был?» и «Как долго я тебя искал!» я был сыт по горло. Я умело вернулся в свою раковину и снова стал глух к окружающему миру. Это  очень чутко почувствовал Наргиз и отправился домой. Как же он долго возился с протезом, чтобы надеть на него башмак. Я силился дольше удерживать взгляд на этом предмете, но меня обдало такой изнурительной болью, что я зажмурился. О том, что мне страшно он, кажется, заметил, но ничего больше не сказал. Иссякли его силы, чтобы справиться со мной. Он уходил, добившись расположения к себе. Но я оставался все тем же Наилем, со своими странностями и противоречиями.
А потом пришел вечер, неожиданно позвонил Наргиз, пожелал мне спокойной ночи. И благодарил за доставленную ему радость. Я также благодарил его. Было за что. Мне не хотелось терять его из виду, в чем я ему признался. Он же в свою очередь порекомендовал мне быть очень осторожным на работе и не подаваться провокациям со стороны завуча и директора школы. Мы условились встретиться с ним на следующий день. И снова у меня дома. И был продолжительный секс, где не было победителей и побежденных. Я ласково прильнул к его спящему телу и лежал так до самого утра. Наргиз умел крепко спать по ночам. Мне поначалу показалось это странным, пока он не признался, что принимает сильные транквилизаторы.
Прошло две недели, и я согласился на его переезд ко мне домой. Свою квартиру он срочно сдал каким-то родственникам. Было немного страшно. Он больше не имел места для отступления. Он будил меня поцелуем в ямочку на подбородке.  С появлением человека в моем доме во мне тоже что-то изменилось. Мы были настолько счастливы, что все время спорили, кто же больше счастлив я или он. О любви я не произносил ни слова, он в свою очередь тоже не касался этой темы.
И все равно, мое отношение к новому человеку было двоякое. Как хотелось мне расшевелить его самого, чтобы он и сам вышел из ступора. Но мне не хватало внутренних сил, чтобы бороться с ним. Он был намного сильнее меня. Я вставал утром, завтрак уже был готов. Поначалу это было приятно, но Наргиз и не пытался узнать, что я предпочитаю на завтрак. Я объяснял ему, что не ем почти ничего по утрам, кроме кофе и тостера с джемом. Он же привык довольно плотно питаться. И все время заставлял меня поступать также.
Все эти вмешательства глубоко ранили мое устоявшееся одиночество. С ним бесполезно было спорить, он впадал в ярость и мог сильно накричать. Я его выставил однажды за дверь за эти хамские выходки. Он видимо понял, что перегнул палку и стал умолять меня простить его. Что касается секса, то он буквально вымаливал первое время его. И я снова проникся удовольствием к этому занятию. На второй план ушли просмотры видео и фантазии, которые так услаждали меня долгие годы.
Я стал, благодарен судьбе, что живу не один и главное с верующим человеком. Для меня это было важно, чтобы не противостоять с близким человеком в вопросах религии. Он уверовал именно после того, как его чуть не разорвало. Он рассказывал о том, как видел ангелов, которые просканировали его организм и восстановили кровоток. И переговорив между собой, пришли к выводу, что измолоченную костную ткань в условиях земной жизни нет никакой возможности срастить. Единственное, что они сказали, как он помнил, что на помощь вызвали спасателей и чтобы он не чувствовал боли усыпляют его до приезда врачей. И он в тот же момент крепко уснул и очнулся в реанимационном отделении. Врачи были удивлены его стойкости и тому, что заживление происходило молниеносно. В это неверующему человеку трудно поверить. О том, что это могут быть инопланетные существа, он также предполагал. Но с тех пор стал каждый день возносить молитву Богу и благодарить Его после каждого приема пищи. Это было как раз то, что мне нужно.
Он работал в поликлинике по сменному графику и часто мы возвращались домой вместе. Что бы ни случилось, какие бы трудности не возникали на работе, он никогда не подавал виду. И всегда приветствовал меня с радостной улыбкой. Точно также поступал теперь и я. И таким образом мы привыкли друг к другу.
Я же не раскрывался перед ним, не рассказывал как жил прежде до него. Тяжело было вдаваться в воспоминания, мне было, что скрывать даже от самого себя, потому старался не ворошить прошлое и попросил своего друга дать мне время, пока я сам не созрею к тому, чтобы все рассказать.
Я стал понемногу ладить с людьми. Проникал в мир своих коллег, и они раскрылись передо мной совсем в ином свете. Как много они знали. И каждый был по-своему талантлив. Признавшись им, что я делаю статуэтки, вызвал этим колоссальный интерес. И приволок их в школу, чтобы они оценили мои работы. Многие были в восторге и даже купили понравившиеся поделки.

Прошло где-то около месяца, наступили первые заморозки. Поздно вечером, когда Наргиз уснул, прогудел протяжный междугородний звонок. Я содрогнулся. Никто не звонил нам так поздно.
- Здравствуйте, Наргиз дома? Полицейское управление  Бугульмы.
- Извините, но он крепко спит?
- Понятно, как только проснется, передайте ему только аккуратно, чтобы он не потерял контроль над собой, что его дом сгорел сегодня вечером. В доме нашли два обгорелых трупа, судя по всему, это его родители. Мы ждем его завтра утром.
Будить я его не стал. Но посреди ночи проснулся, оттого что на кухне горел свет.
- Наргиз, что с тобой? – спросил я, кутаясь в одеяло.
- Да что-то не спится. Беда где-то рядом. Давай уедем куда-нибудь!
- С чего вдруг? Успокойся, пожалуйста.
- Плохое что-то случится или уже случилось. Хреновое состояние. Поехали отсюда быстрее! – вскочил он, выталкивая меня из кухни.
- Стой, стой! – крикнул я, хватаясь за косяк, чтобы не грохнуться затылком. - Я хотел это рано утром тебе сказать, но мне несколько часов назад позвонили из отдела полиции Бугульмы, и сказали, что сгорел ваш дом.
- А люди?
- Они тоже! – сказал я, крепко его обняв.
 Как он и говорил, у него и правда оказалась запоздалая реакция на катастрофические события.
- Хорошо, понял, - сказал он сухо. – Собери мне сумку, а я закажу билет. Полечу самолетом.
Я собрал ему в дорогу самое необходимое. Наргиз говорил с кем-то по телефону, позвонил, кажется на работу. Вот только с родственниками кажется, так и не поговорил. Все это было несколько странно, но я не стал допытываться, почему он решил сделать свой приезд незамеченным.
- Наиль, прости меня за все! – произнес он.
- Ты что со мной прощаешься? – удивился я.
- Кто знает, но интуиция подсказывает мне, должно еще что-то произойти. Разыщи меня, если я не появлюсь через три  дня. Хотя, нет, можешь не искать. Зачем я тебе такой нужен, правда. Вот увидишь, тебе будет очень легко и свободно дышаться без меня.
Я не знал, как реагировать на его изменчивое настроение, и крепко прижал его к груди. Мы просидели так довольно долго. Он ушел в свое глубокое состояние, я же не хотел его тревожить и боялся пошевелиться.
- Кажется сейчас я снова в форме, - ответил он, улыбнувшись через несколько минут.
- Ты быстро восстанавливаешься, как тебе это удается?
- Своеобразная практика. Научу как-нибудь. А теперь в путь. Ты проводишь меня, надеюсь хотя бы до вокзала?
- Не вопрос. У тебя хватает денег?
- Совсем чуть-чуть. Можешь одолжить?
- Сколько? – спросил я, подсчитывая в уме остатки средств.
- Хотя бы десять косых. Я получу на днях, отдам.
Инна продала кучу моих поделок, потому в доме нашлась необходимая сумма.
Мы рано утром прибыли на вокзал. «Ласточка», скоростной экспресс, что пустили во время Универсиады, должна была довезти его за небольшие двадцать минут до аэропорта.
- Прощай, милый! – сказал он, дотронувшись до ямочки на моем подбородке. Далась всем эта ямочка. Но все равно было приятно.
Пропускали только лишь через турникет, как это принято новыми правилами РЖД, потому я остался стоять в стеклянном вестибюле. Когда объявили отправку «Ласточки», я помахал рукой уходящему составу, в надежде что Наргиз  обязательно меня увидит.
Необходимо было торопиться на работу. Лишь на уроке вспомнил, что не спросил его адреса.
 Я пытался позвонить, но телефон был отключен.
Придя, домой и, откупорив бутылку виски, я решил собраться с мыслями. Зачем он попросил десять тысяч и почему я ему их дал? И правда ли звонили из Бугульмы в тот вечер?
Так, не найдя никакого объяснения этим поступкам, я вконец захмелев, крепко уснул.
Утро следующего дня кроме тягостного состояния похмелья ничего не принесло. Не с кем было посоветоваться. Я снова позвонил, но телефон продолжал оставаться недоступным. Квартира, в которой он был прописан, находилась в другой части города, в ней сейчас жили его дальние родственники. К ним я и решил съездить после работы. 
Может, я снова ошибся? Как же я мог позволить поселиться этому исковерканному человеку у себя дома, и тем более дать такую крупную сумму? Думать об этих вещах было невыносимо. Тут зазвонил телефон.
- Наиль Мансурович? – спросил приятный женский голос.
- Да, а кто это? – весь напрягся я.
- Мы недавно приобрели на ярмарке прикладного искусства небольшие статуэтки. Потом узнали, кто автор, и вот решили сделать небольшой репортаж. Как вы к этому относитесь?
- Занятно! – воскликнул я. – Надо подумать.
- Думайте, я жду, - ответила она требовательно.
- А давайте попробуем, - согласился я.
Было немного тревожно приглашать их к себе домой. Я никогда не думал, что мои статуэтки будут трогать руками чужие люди. И до конца не верил, что они представляют интерес еще для кого-то кроме меня. Согласится, пришлось еще и потому, что хотелось как-то выйти из нищеты. Любыми путями. Ведь самый грустный день – это день получения зарплаты. Потому что ее так мало и хватает только на самое необходимое.
Я сколько себя помню, старался довольствоваться малым, покупал все самое необходимое, чтобы поддержать жизненные силы, и рисовал в воображении, как когда-нибудь разбогатею.
Съемочная группа приехала ко мне домой, и я много чего им рассказал. Я запинался от волнения, но меня успокоили, что репортаж они смонтируют и скроют шероховатости. Снимали зачем-то с трех сторон. Я отвечал на вопросы корреспондента о своей увлеченности. Когда впервые сделал статуэтку и кому ее подарил.
На следующий день мне позвонила руководительница одной изостудии и попросила дать мастер класс. Можно сказать, я был просто счастлив в тот момент.
И вот поздно ночью, когда я, измучив себя мыслями о своем друге, ненадолго погрузился в дрему, позвонил он.
- Ты меня хорошо слышишь? Никаких имен. Слушай меня внимательно. Вылетаешь завтра утренним рейсом. Куда знаешь сам. У выхода из аэропорта, возле павильона сотовой связи, тебя встретит человек, который кое-что передаст. Уезжай сразу же на машине. В аэропорту не появляйся.
- Я никуда не поеду! Липу в руки не возьму, дурь тем более! - молниеносно среагировал я.
- Не боись. Не звони по этому номеру, я его сейчас уничтожу.
И отключился. Вот, паразит! Зачем он хочет втравить в это опасное дело? Судя по его тону, дело довольно серьезное. И почему он уничтожил симку? Я поглядел на календарь, среда был моим выходным днем. Смотри, все предугадал. «Нет, я никуда не еду. Никуда не еду. Никуда не еду!», стал повторять я словно мантру. Мне не хотелось подвергать себя риску. Но если Наргиз позвонил мне, значит, очень сильно мне доверяет.
Проворочавшись всю ночь, под утро я все же решил съездить. И пообещал себе, что пока не узнаю что это, не возьму в руки. Мне самому даже стало интересно.

Оказавшись в Бугульме, я простоял возле салона сотовой связи около получаса, но никто ко мне так и не подошел. Что-то мне подсказывало, что стою я и жду неизвестно кого. Произошло, видимо непоправимое.
Прошел час и на меня как-то странно стали поглядывать люди в погонах. И точно, подошли, спросили документы, принюхались и отошли, чтобы издали за мной наблюдать. И тут я понял, что спугнуло моего курьера. Как же я раньше не догадался?
- Привет, это вы ждете посылку? – кинулся искать мою свободную руку молодой человек.
Я естественно протянул ему замерзшую руку.
- Пройдемте за мной, я припарковался за углом, – прошептал он.
Мы завернули за салон, и там я уселся в предложенную им машину.
- Дико извиняюсь, задержался.
Я не верил этому молодому господину. Наверняка он решил перестраховаться и ждал меня где-то поодаль. Говорить о погоде не было желания, ведь это я незаслуженно мерз час с небольшим на октябрьском ветру.
- Вы привезли то, что нужно?
- Ага. Только распишитесь вот здесь, пожалуйста, - протянул он листок бумаги.
Судя по документации и штампу учреждения, это был работник почтового отделения. Хорошо придумано. Никто ни о чем не догадается. Поставив подпись, я взял в руки увесистый сверток. В нем было килограмм пять, не меньше. Сургуч не был нигде сломан, я тщательно осмотрел сверток и, попрощавшись, вышел из машины. Но тут же сел обратно.
- Извините, - сказал я. - Вы можете довезти меня до автовокзала?
- Никак не могу.
- Вы ведь сейчас все равно выезжаете в город, не так ли? Тогда подбросьте меня до ближайшего автобуса.
- Ну, ладно, - согласился парень.
Кажется, я совершил ошибку. А может,  и нет. Но я очень боялся, что меня снова встретят полицейские. И тогда уж точно заставят открыть то, что у меня сейчас в руках. Только одно могло так много весить. Об этом я даже боялся думать. Мельком я взглянул в боковое зеркальце, сзади ехала темно-синяя  Chery Tiggo. Всегда удивляли машины такого вида: большущие, шумные. О чем я сказал водителю.
 - Что? – удивился он. – Она же ехала за мной с самого города. И сейчас кажется, возвращается вместе с нами.
Я не знал порядки и устои этого города, и мне стало любопытно. Испугаться я не успел, до меня еще не дошел смысл ужаса, который испытал водитель.
- Скажи, как еще можно добраться до автовокзала? Кажется, мне нужно поторапливаться.
Парень побелел как мел.
- Здесь только одна дорога. Зачем я только согласился, блин! – выругался он.
- А есть у вас заправки по дороге? – спросил я.
- Да, уйма, а что?
- Будем заезжать, и выезжать на каждой, не заправляясь. Но выезжать только тогда, когда поравняемся с той машиной. Там есть камеры наблюдения. Наша машина должна быть зафиксирована. Может это поможет.  Мне кажется это единственным полезным решением. Не бойся ничего.
После того, как мы выехали с третьей заправки, заиграл мой сотовый.
- В чем дело? – спросил Наргиз. – Ты, почему до сих пор еще в Бугульме?
- За мной увязалась машина Chery Tiggo.
- Это свои, не бойся. Ради твоей же безопасности.
- Слушай, так почему же они не довезли меня до автовокзала?
- Так надо. Не задавай лишних вопросов. Держись подальше от металлоискателей. Обходи их за версту. И не заезжайте больше никуда.
- Кажется я, догадываюсь, что в свертке.
- Я тоже, но поговорим об  этом дома. Завтра справлю три дня поминок, и приеду вечером. Хорошо еще я в тюбетейке буду сидеть. - Он хихикнул и отключился.
Полный кавардак творится в голове у моего друга, подумал я. И с сожалением вздохнул. Кажется, он немного тронулся в связи с этой трагедией. Бедный парень.
С этими невеселыми мыслями я доехал до ближайшей остановки автобуса, и водитель рад был избавиться от меня.
Напротив остановилась Chery Tiggo. За тонированными окнами никого не было видно.  Когда я сел в автобус, она поехала следом. Добравшись до автовокзала, я, первым делом не заходя в здание, спросил у частников, кто едет в Казань. Один из них откликнулся, и я согласился ехать с ним. Только с одним условием, никого во время пути не подсаживать. Я не чувствовал себя в безопасности. Сверток оттягивал карман куртки, сдавливая воротник, но я все равно одной рукой придерживал его, пока ехал. Водитель пытался разговорить меня, но это у него плохо получилось. Он ехал и о чем-то базарил. До чего же мне надоело его слушать.
- Абый, извини, я немного посплю, - прервал я его, прикрыв веки. Уж лучше ехать с закрытыми глазами, чем слушать всякую ахинею. Я ничем не был связан с этим городом. И мне было сугубо фиолетово, что у кого украли и где кого нашли после очередной попойки. С ними я чаи не распивал, в гости к ним не хаживал, и мне не было дела до какого-то бабая, который на днях овдовел.
Только бы ничего не случилось с моим другом, молился я. Как-то я слишком привык к нему за последнее время. И можно сказать испытываю к нему чувство. Но не любви, это точно. По всей видимости, он доверял мне, уж если попросил приехать и забрать столь ценный груз.
Естественно по прибытии домой я не стал распаковывать его. И впервые испугался оставлять дома эту вещь. И решил на следующий день взять его с собой на работу. Штука и правда была тяжеленная. Я каждую минуту носил ее с собой, ох и устал я за весь день. Знал бы Наргиз, как я бережно отношусь к его вещи, усмехался я, каждый раз, когда вспоминал, что я таскаю с собой по школе.
И вот поздно вечером домой заявился с перебинтованной головой мой друг.
- Привет! – радостно воскликнул он, обнимаясь.
- Что с тобой? Ты подрался? – слегка удивился я.
- Сверток у тебя? – спросил он, тщательно вытирая ноги. Я уже не заставлял его разуваться. Для него это было очень сложным занятием.
- Нет, я не стал привозить эту вещь, не зная, что внутри, - ответил я.
- Шутишь! – весело улыбнулся он.
Мы как два болвана не испытывали волнений от услышанного. Потому я решил скорее утолить любопытство.
И я принес эту тяжелую ношу и поставил перед ним.
- Я после приезда первым делом приехал к своему родному дому. Я уже говорил, что умею владеть собой в нужное время, потому на меня не особо повлиял вид обуглившегося дома. Там немного тлело. Снова нужно было вызывать пожарную бригаду, но для начала я нашел место, где располагался подпол. Спускаться было опасно, можно было задохнуться. Я открыл люк и подождал некоторое время. Наверху что-то громыхнуло. Мне это не понравилось. Подниматься не было возможности, лестница была завалена обрушившимся домом. Вряд ли это были птицы. Все равно я подождал минут пять, и спустился вниз. Фонарик осветил мне путь, и я с трудом нашел немецкую каску. Мой дед привез ее в качестве трофея из Германии. Но кроме каски привез, кажется еще что-то. Когда я был маленьким, отец с матерью тщательно  скрывали от меня эту тайну. Отец как-то раз произнес фразу, что если его не станет, в метре от этой каски в грязном тряпье лежит коробка с золотыми часами. Я тогда ему сказал, что мне они ни к чему. На что он усмехнулся и показал мне содержимое коробки. Это были часы немецкого производства работы Морица Гроссманна, 1883 год, карманные часы A. Lange & S;hne, золотые карманные часы Richard Glaeser & Sohn, 1910 год. Он протянул мне коробку и я чуть не выронил ее, до того она была тяжелой. «Осторожно, предупредил он, и никогда не говори никому об этом. После моей смерти это будет твоим и только твоим». Естественно я не придал этому значения. Часы эти выручили нас не раз. Взять тот же протез.
- Ты же сказал, что Минобороны помогло тебе.
- Они посодействовали. Оплачивал все расходы я сам.
 Когда я выносил эту коробку наверх, я внутренним чутьем почувствовал, что на поверхности, возможно, кто-то есть. Я резко выскочил и метнулся в сторону, но почувствовал, как меня ударила большая палка. Боли тогда я не испытал. Я резко откатился в сторону, подполз сзади нападавшего и столкнул его что было силы в подпол. И закрыл люк. Когда передо мной враг, я уже не контролирую себя. Кое-как я выполз из этого дома. Из раны на голове ручьем текла кровь. И тут мне пришла в голову идея, отправить по почте этот груз. В нем не менее пяти кг, так что это влетело бы в копеечку. И мне ничего не оставалось, как прибегнуть к услугам курьера и срочно вызвать тебя. Только потом я обратился за помощью. Вызвал пожарных на место тлеющего дома, о том, что в подполе находится некто, я не стал говорить. Враг должен быть уничтожен.
Потом поехал к родственникам. И там только меня захлестнуло отчаяние. Мне сделали какой-то укол, от которого я проспал сутки. Потом немного стало легче. Как, оказывается, трудно терять близких. Хоронить было просто нечего. На следующий день должны были состояться похороны. И вот я на перебинтованную голову надел тюбетейку, чтобы никто ни о чем не спрашивал. Трудно было объяснить, откуда я получил удар. Я что-то наплел про то, как упал, и меня не особо доставали, не до меня им было. В общем, я выкрутился. Полиция что-то пыталась разузнать, но я закрался глубоко внутрь своего сознания и ничего кроме горечи от этой драмы не выказывал. Потом стало страшно, что тайна этих часов раскроется, и я попросил проследить за тобой, чтобы с тобой ничего не случилось. Ты представить не можешь, о чем я только не передумал, пока ты не покинул Бугульму. Но и потом не мог успокоиться…, - покряхтел он, слегка покраснев. Выходит, он никому не верил.
- Подожди, а как же тот, кого ты оставил в подполе? Ты, правда, его там оставил умирать?
- Пожарные обнаружили какого-то бомжарика в подполе. Не знаю, что и думать. Вернее не хочу ничего думать. Кроме моего отца и матери об этих трофеях никто не знал. Пусть это будет бомж. Но это оказался смышленый бомж, раз уж поджидал меня.
- А как же ты его почувствовал? – удивлялся я.
- Да какая сейчас разница, что да как! Здесь лом, только около восьми лямов. Ты хоть понимаешь, о чем я тебе говорю? Это антиквариат и стоимость их может быть гораздо выше.
Мне стало грустно, и я чуть не заплакал.
- Это от радости ты прослезился? – спросил меня Наргиз.
- Какой страшной опасности ты себя подвергал. А теперь ты слетишь с катушек, получив такое наследство. Все слетают, - вздохнул я.
Теперь он мог делать все что угодно. Пить, гулять, баловаться с мальчиками до конца своих дней. А я буду сходить с ума при виде его сытых от секса ребят. Или даже при одной мысли об этом.
Наргиз сходил на кухню за весами и решил взвесить драгоценное наследство.
- Ого, - произнес он, - пять двести! Так, убираем половину, остается около трех. Нет, так не пойдет, убираю еще пару-тройку  часов и все, теперь ровно два шестьсот пятьдесят. Вот, это твое! – произнес он, протягивая мне горку золотых часов.
И тут я расчувствовался.
- Что с тобой? – подбежал обнимать меня Наргиз.
- Так нельзя шутить, это слишком жестоко.
- С чего ты взял, что я шучу? Я еще по дороге обратно, подумал, что если все пройдет благополучно, то так и сделаю. И не надо слез. Пожалуйста.
- Извини, но ты, правда, даешь мне половину наследства? А как же родственники? Почему ты не хочешь поделиться с ними.
Мне трудно было объяснить ему причину своих слез. Я вспомнил, как бедствовал долгие годы, пока не получил однокомнатную «хрущевку». Как изнурительно и тяжело я зарабатывал на нее много лет. Как недоедал и спал по пять часов в сутки. Я не имел ничего, после того, как вышел из детского дома на улицу, из одного враждебного мира в другой. Параллельно я учился на заочном в пединституте. Это мне пригодилось, когда, подорвав здоровье, я не мог больше трудиться.
- Это мое решение. Они хорошо обеспечены, не то, что мы с тобой.
От этой откровенности, при словах «мы с тобой» я снова расчувствовался.
- Ну, что это такое, ну перестань. Не знал, что это на тебя так подействует. Я думал, ты будешь радоваться, и плясать от счастья, а вышло наоборот.
- Ты очень великодушен сегодня. Посмотрим, может, ты изменишь, свое решение уже завтра утром, - всхлипнул я. – Это непростой шаг. Ведь для того, чтобы так поступить, надо быть не совсем земным человеком.
- Я ведь обманул тебя, сказав, что у меня есть квартира в Казани. Я ее снимал, - вздохнул он. – А ты поступил как настоящий друг. Хотя тебе ничего не было от меня нужно. Ты ведь не попросил ни разу у меня денег. Я принял сначала это за гордость, потом за робость, а под конец понял, что так проявляется твоя независимость.
- Лучше придумай, где мы будем хранить это всё, - щелкнул я его от  досады по носу. Надо же, какой лгун!
Не хотелось больше думать об этом.
- Ты, наверное, голоден, пойдем, поужинаем, - предложил я.
Мы ушли на кухню, оставив драгоценности на полу.
Если уж он и хотел подарить мне половину своего наследства, то мне в свою очередь необходимо было нотариально заверить его дары. Пусть я и сволочь, но я практичная сволочь. Так меня научила жизнь. А чтобы не расстраивать понапрасну своего друга, я решил издали намекнуть на эту юридическую сторону вопроса.
Мы легли спать, но, увидев, что я не притронулся к своей кучке, Наргиз, также не стал ничего убирать. Мы проснулись и, увидев под собой две кучи драгоценного металла, громко рассмеялись.
Наутро его позиция не изменилась.
- Золото россыпью лежит под нами! – произнес он, расцеловав меня.
- Я видел его только в витринах магазинов, - сознался я. - И ни разу еще в жизни не притрагивался к нему.
- Бедный ты мой! То есть наоборот, богатенький ты мой! – крепко обнял он меня.
Имея такую сумму денег, я мог бы и не ходить на работу, а заниматься благоустройством своей жизни. Только бы не потерять голову.
- Ты обещаешь одергивать меня, если вдруг я захочу купить яхту? – опередил он меня.
- Тогда и ты оберегай меня от опрометчивых поступков.
- Хорошо, моя радость! – произнес он, не расцепляя объятий.
- Давай для начала немного приберемся здесь, - улыбнулся я. – Ты оставайся, вызовем врача на дом, тебе нужен покой. Не было бы сотрясения. Мне же пора торопиться в школу.
И я ушел на работу, оставив своего богатого друга одного. И страшно было за свою половину драгоценного металла. В мозгу ежеминутно вырисовывалась картина, как я прихожу домой, а там нет ни Наргиза, ни золота. Хотелось бросить все и бежать посреди урока домой, чтобы находиться рядом со своим  богатством. И тогда я ощутил всеми участками своего тела, что теперь на крючке уже навсегда.


Рецензии