6 Хой-е-го

   
   
   Не успела Уссурийская тайга перевести дух от изнуряющей засухи, как последовало другое стихийное бедствие - три недели и три дня водопадом лил дождь; реки вышли из берегов, соединились в один, все сметающий на своем пути бурный поток, который с такой силой влился в Японское море и провалился в чрево океана, что возмущенный океан изрыгнул его обратно на берег!
   После половодья, когда большая вода спала, оказалось, что обратной волной с моря к нам занесло и по всей тайге разметало раковины, морскую капусту, селедку, океанских крабов и морские звезды. Кроме этого в нашу округу заплыли рыба-молот, рыба-пила и пальма с павианами.
   Два кузнеца - отец и сын - выловили рыбу-молот, а плотнику удалось поймать рыбу-пилу. Обе рыбины вскоре были приручены и рьяно помогали своим хозяевам.
   После наводнения тайга стала еще краше и богаче. К прежним местам обитания возвращались животные и птицы: у бобров чесались зубы перед грандиозной постройкой плотин, а ежи, едва прибыв на место, настраивали свои иголки для сбора грибов и диких абрикосов. Из глубоких нор по вылезали голодные лесные мыши, они так объедались земляными орехами, что уже не могли влезть в свои норы, и в них застревали, отчего становились легкой добычей филинов и лис.
   От филинов вместо привычного и угрюмого «Ух! Ух!», при виде изобилия пищи в лесах теперь раздавалось радостное «Ах! Ах!»
   Обезьянам, приплывшим в тайгу на пальме, сразу понравились гигантские таежные деревья, по которым они весело скакали и прыгали. Особенно кедры - вместо привычных кокосовых орехов они научились щелкать кедровые орешки; приматы всласть лакомились медом, объедались лесными ягодами, выкапывали корешки женьшеня, элеутерококка и не в чем себе не отказывали.
   В тот день в деревне, во дворах, солили селедку и квасили морскую капусту. Я же в очередной раз взял свой ягдташ и отправился по раковины. Считается, что для хорошего заряда вместо свинцовой картечи в патроны лучше засыпать жемчужины - жемчуг кучно ложится в цель и убойность у него посильнее.
   И вот, иду я вдоль лесного озера, ищу раковины, вынимаю из них жемчужины, пересыпаю в ягдташ… вдруг, слышу лебединый крик, но необычный - так кричат только особые лебеди-щипуны, и вслед за этим криком грохот повалившихся бревен! Я поспешил на помощь! Среди таежного бурелома белело тело крупной водоплавающей птицы. Сняв с погибшей пернатой последнее бревно, я перенес ее ближе к озеру, чтобы получше рассмотреть.
   Передо мной был представитель исчезающего вида, самых крупных лебедей - таежный бойцовый лебедь-щипун. Гнездятся они только в Уссурийской тайге, на берегу небольших лесных озер. Врагов у них практически нет, да и откуда им взяться - эта птица может защипать любого хищника до самой смерти, а ухватить такого ловкого бойца и задиру как лебедь-щипун почти невозможно.
   Но есть у него одна особенность, которая сродни разъяренному быку, и зачастую губительна для самого гуся - это красный цвет. Даже оттенки красного цвета в раскраске животных и птиц приводят этого лебедя в неописуемую ярость! Розовые чайки, фламинго, лисы и красные волки места гнездования лебедей-щипунов стараются обходить стороной. Даже тигр, чтобы напиться воды из озера, осторожно ночью приползет, беззвучно утолит свою жажду и также неслышно растворится в тайге.
   Сопернику в красном эти пернатые всегда дают знать о себе еще издалека, тем самым давая неуверенному в своих силах противнику возможность обратиться в бегство или же укрыться в своей норе, логове или берлоге.
   Судя по форме клюва, это была гусыня. Но что заставило ее издать боевой клич, и кто мог заинтересовать ее в таком опасном месте как бурелом?… Ну, конечно - с северной стороны бурелома, в сырой прохладе ручья я сумел разглядеть красную морскую звезду.
   Вдруг где-то рядом я услышал треск… яичной скорлупы. В шагах в тридцати, на берегу озера, под корневищем поваленной ели находилось гнездо погибшей птицы, с яйцами, из которых вот-вот должны были вылупиться гусята.
   В это время в небе неожиданно раздался отчаянный лебединый крик! Это гусь увидел свою бездыханную подругу. Он кружил в небе и пел свою последнюю лебединую песню! Вот гусь сделал последний взмах, сложил крылья и камнем полетел вниз. Я хотел подставить руки, но не успел - он разбился рядом со своей возлюбленной.
   Тяжелое зрелище - видеть погибшую лебединую пару.
   Я вернулся к гнезду: на моих глазах один за другим вылупились двенадцать невероятно симпатичных гусят! Достав из ягдташа хлеб, я их накормил, а что осталось, раскрошил вокруг гнезда и по знакомой тропинке отправился домой.
   Через минуту я обернулся - позади меня дружно гуськом шагал весь выводок. И я нисколько этому не удивился - гуси, едва появившись на белый свет, первого кого увидят, принимают за своего родителя и уже ни на шаг от него не отходят.
   Из глубины леса по знакомой тропинке я повел их к себе домой. Мимо нас то спереди, то позади сновали белки: они так торопились заготовить припасы на зиму, что в обнимку с грибами валились с ног от усталости. Со склонов сопок, куда порой уводила тропа, было видно, как внизу на лесных полянах, сплошь усыпанных спелой малиной, бродили стадами медведи. К обеду косолапые так наедались ягод, что здесь же у кустов крепко-накрепко засыпали до следующего дня, и по ним без опаски прыгали, играя в пятнашки зайцы.
   Ближе к деревне было слышно, как в березовой роще переаукивались девки - они собирали в лукошки жемчуг себе на приданное; а в оврагах щелкали по панцирям ивовые прутья - это мужики к домашнему пиву гнали в деревню океанских крабов. Ловко перебирая клешнями, крабы забирались на печь в доме и сами кидались в горячий котел.
   Прошли мы и мимо огорода, где у одного крестьянина даже прижилась морская капуста.
   И вот я привел гусят к себе домой. До середины зимы, пока не окрепли, они жили у меня в тепле, а потом сами перебрались в холодный сарай, во двор, на тонкую подстилку.
   Чтобы стать настоящим бойцовым лебедем-щипуном, вылупиться из яйца недостаточно - необходимы ежедневные тренировки: подъем в шесть утра, пробежка вокруг озера на одной лапе, потом на другой.  Отжиматься до изнеможения на крыльях и обтираться снегом. Разбивать: лапой-ластой, клювом и крылом лед в замерзшем пруду, и в образовавшейся полынье обливаться холодной водой. Завтрак на свежем воздухе - каждый должен нырнуть в эту полынью и поймать по рыбине.
   Время летело незаметно. Прошел почти год. Мои гуси выросли, возмужали и встали на крыло. Нередко крепость своих могучих крыльев они проверяли на толстых жердях в плетне, которыми был огорожен двор моего дома. Да так, что в нем ежедневно появлялись значительные проемы. Вначале я еще вставлял в поломанные места новые жерди, но потом бросил это занятие - не позавидовал бы я не прошеному гостю, влезающему в этот проем.         
   За прошедший год в тайге ничего особенного не произошло, если не считать, что тихими зимними вечерами павианы, рассевшись на кедрах, громко щелкали орехи, а пустые шишки кидали в голодных волков, которые, не шелохнувшись, часами сидели в засаде, поджидая добычу себе на пропитание.
   В лесах и долинах по-прежнему царило изобилие - земля так пропиталась влагой от прошлогоднего наводнения, что ее с лихвой хватило на нынешнее лето.
   К медовому Спасу эти самые павианы так отъелись на таежных дарах, что вымахали под два метра, а их предводитель и того больше - аж в три метра ростом! В лесу они уже никого не боялись и могли придраться к каждому зверю по любому поводу. А к хлебному Спасу эти обезьяны вконец распоясались: они лазили по деревьям и разоряли птичьи гнезда; если им попадалось дупло с дикими пчелами, подстерегали, когда пчелиная семья, дружно жужжа, улетала собирать душистый цветочный нектар, выковыривали из дупла все медовые соты, а объевшись медом, набивали это дупло пустыми шишками. Приматы безжалостно кидали палками в зайцев, как битами по живым городкам, сгоняли медведей с малинников, держа палки как ружья, а всю ягоду объедали. Сбитые с толку, косолапые хищники кидались в рассыпную от диковинных мохнатых охотников, петляя между деревьев в ожидании выстрелов. Бывало, даже на пастбищах, за час до вечерней дойки, павианы отбивали у пастухов коров, а молоко у них выдаивали.
   И вот однажды я принял решение изловить сразу все стадо обезьян. А как? А вот как…
   Ближайшее озеро, куда ежедневно улетали мои лебеди, находилось так далеко, что я видел на нем только их белые точки. Мне же хотелось, чтобы эти прекрасные птицы всегда находились рядом, а потому я вырыл недалеко от своего дома для них прудик. Но воду в пустой пруд решил пока не заливать, а воспользоваться им, как ямой-ловушкой для поимки обезьян, их следы я не раз замечал поблизости. Прудик у меня получился не широкий, но вытянутый - метров пятьдесят. Для такой крупной водоплавающей птицы, как лебедь-щипун требуется длинный разбег. И глубиной не меньше четырех метров, чтобы разводить рыбу.
   И вот, рано утром, как обычно, я проводил лебедей на дальнее озеро, потом сложил в две корзины приманку для приматов и спустился по приставной лестнице в прудик. Выкладываю из корзин мед, кедровые шишки, гроздья лимонника и кишмиша, корешки элеутерококка и женьшеня… вдруг моя лестница неожиданно поползла вверх! Я запрокинул голову и увидел стадо павианов! Обезьяны скакали по самому краю пруда, возбужденно потрясая дубинами! Ничего хорошего это не предвещало! Вот они сгрудились на противоположном конце пруда… приматы раздвинулись, пропуская к краю свирепого вожака с огромной дубиной. Этот трехметровый павиан и без дубины мог бы обратить в бегство хозяина тайги, уссурийского тигра, а с дубиной двух и даже трех тигров! И вот теперь этот злобный вожак своим бревном целился в меня, как битой! Это не гоняться по лесу за прыгающими в разные стороны зайцами. В узком коридоре пруда я представлял идеальную мишень для игры по живым городкам - в меня трудно было бы не попасть! Если от первого и второго броска я бы смог еще увернуться, то потом все равно бы мне грозила неминуемая гибель! Оставалось уповать только на Господа Бога.
   Вожак долго целился, переминаясь с ноги на ногу… потом передумал и переложил дубину из одной лапы в другую лапищу, видимо, хотел попасть в меня с первого раза. Он еще раз примерился и… замахнулся! Все обезьяны замерли…
   В зловещей тишине как гром среди ясного неба раздалось дружное гусиное «хой-е-го!" - это был боевой клич моих лебедей-щипунов! От неожиданности вожак чуть было не свалился ко мне в пруд!
   Но как гуси догадались, что я в смертельной опасности?! Я еще раз посмотрел на павианов - вожак и все стадо обезьян, следя за кружившими над ними птицами, медленно повернулись вокруг себя на триста шестьдесят градусов. Как же я мог забыть: у этих приматов красно-малиновые седалища!
   Гуси не торопливо проплыли над застывшими в тяжелом раздумье обезьянами и качнули мне крыльями. От стаи птиц отделился один лебедь, подлетел к обезьяне, что держала наполовину вытянутую из пруда лестницу, и неожиданно нанес ей чуть пониже спины мощный щипковый удар! Обезьяна взвизгнула, отпустила лестницу, обхватила лапой свое, еще более покрасневшее седалище, другой лапой схватила биту-дубину и с криком о помощи бросилась к своим! Павианы оскалили свои острые зубы, подняли бешеный крик и запрыгали на месте, в бессильной злобе размахивая дубинами, обещая при первой возможности разделаться с птицами. Но лебеди-щипуны и не собирались никуда улетать. Все двенадцать птиц невозмутимо приземлились перед разъяренным стадом вооруженных обезьян.
   К этому времени, я уже выбрался из пруда по лестнице наверх, и мне оставалось лишь наблюдать за ходом сражения. Гуси вновь дружно прокричали свой боевой клич "хой-е-го!", сомкнулись плечо к плечу, и как былинные ратники, прикрываясь левыми крыльями, как щитами, решительно двинулись на противника. Приматы в ожидании легкой разминки сами бросились на лебедей, рассчитывая за минуту разнести их в пух. Однако к немалому удивлению наткнулись на хорошо отлаженную оборону. Водоплавающие гиганты стойко сдержали хаотичный натиск разъяренных павианов. Умело отражая левыми крыльями удары тяжелых дубин, щипуны наносили врагу ощутимые удары клювами и правыми крыльями, чем вскоре привели противника в полное замешательство. Гуси поднажали еще, да так, что палки–биты в лапах обезьян стали разлетаться на куски, и начали теснить приматов от края пруда к опушке леса. Наконец, павианы не выдержали, дрогнули, побросали обломки своих дубин и бросились к спасительному лесу, но там за каждым деревом уже стояло по медведю. Пришлось им бежать вдоль опушки леса к реке, где у берега качалась на воде их пальма. Павианы запрыгнули на нее, оттолкнулись от берега, и по бушующим перекатам, по каменистым порогам понеслись восвояси - к морю-океану.
   Гуси поднялись на крыло и полетели следом за ними, до самого океана, не давая павианам высунуться из пальмовых листьев.
   Домой лебеди-щипуны не вернулись. После боевого крещения они улетели на юг, отдохнуть на теплых озерах в тропических джунглях.