Детство

           РОЖДЕНИЕ АРСЕНИЯ И РАНЕЕ ДЕТСТВО НА ЧУЖБИНЕ.         

        6 января 1962 года. Обычный зимний, рабочий день. Только для верующих он необычный (сочельник всё-таки, предрождественский день), а для страны и партии обычный. Не было тогда ещё рождественских каникул. И был тогда другой бог, Светлое будущее, под названьем, КОММУНИЗМ. Но был этот день необычным для одной семьи. Для жены, отходящей от родов, для её мужа, отходящего от Нового года, и для их  шестилетнего сына, который с нетерпением ждал брата или сестрёнку. В этот день, явился на свет Арсений, ваш покорный слуга. Во, меня понесло. ЯВИЛСЯ. Прямь не Арсений, а Иисус Христос. Так что прошу прощения, не ЯВИЛСЯ, а появился на свет Арсений. Так что не думайте, что это будет описание жития святого апостола. Это будет описание жизни обычного человека, с его достоинствами и недостатками. Всё бы ничего, но рос он хиленьким ребёнком (чего не скажешь о нём сейчас), вследствие чего в декабре заработал обширное двухстороннее воспаление лёгких. И начались переживания матери насчёт его персоны. Представьте состояние матери, когда его, не поддающегося лечению, помещают в морозную комнату.
            - Зачем? – спросила встревоженная мама.
             - Это последний шанс – сказала главврач – если в течение полчаса не закричит, то значит всё, а если закричит, значит выживет.
       Как медленно ползли минуты ожидания для его матери. И всё же закричал, постреленок, и в будущем ещё два раза будет выкарабкиваться с того света. Он ещё так долго пробудет в больнице, что даже успеет влюбить в себя главврача больницы. Когда та входила в палату, он радостно протягивал ей свои ручонки, и та радостно брала его на свои руки. Она даже уговаривала его мать, отдать его ей.
              - Вы молодая, вы родите ещё – говорила она матери Арсения – а у нас с мужем (главным инженером судостроительного завода) не будет детей, прошу вас, отдайте его мне, я к нему уже так привязалась.
Но как может мать отдать своё чадо, даже, как позже выяснит Арсений, не желаемое в то трудное время. Времена тогда были тяжёлые, и она хотела сделать аборт, но отец запретил. Это единственное, за что потом Арсений будет ему благодарен. И иногда Арсений сожалел, что мать не отдала его той женщине. Катался бы он, как сыр в масле, единственный ребёнок обеспеченных родителей. Но он быстро отгонял эти мысли, понимая, что любовь матери, это любовь матери. Да и ему не нужна была другая мама.
           Адаптация его проходила со скрипом. Не хватало витаминов. В следствии чего,  его сосед ровесник, загонял Сеню в канавы, когда они катались на трёхколёсных велосипедах, и вместо того, что бы дать сдачи, Арсений с рёвом бежал к маме и папе жаловаться на обидчика. И видно отец, имевший годичный тюремный опыт, не хотел, чтоб его сын вырос стукачом, в трёхлетнем возрасте отправил его, с трудом уговорив жену, на Западную Украину к своим родителям, где было много свежих фруктов и мяса. Его родители содержали большой сад и солидное домашнее хозяйство. И жил там Арсений три года, как у Христа за пазухой, и тебе черешня всех видов, и тебе яблоки, груши, абрикосы с грецкими орехами. Надоели абрикосы, вот тебе вишня с клубникой. Не жизнь, а малина. Одно угнетало Арсения, не было контакта со сверстниками. Там царили националистические настроения, а так как он русский, то он не мог выйти со двора без сопровождения бабушки или дедушки. Сопровождение бабушки он не очень любил. По двум причинам. Село делилось на две половины, украинскую и польскую. На украинской половине, где он жил, ему не нравилось, когда бабушка брала его в кооперацию, так там называли магазин, и оставляла его возле него, чтоб он не путался под ногами. Он стоял у входа рядом с пивным ларьком, и мужики подтрунивали над ним, типа, шёл кацап, хохлушку цап. Ему не нравилось, когда его так называли. Соседская ребятня подтрунивала ещё жёстче, когда он, так же как и они, бежал за подводой нагруженной стеблями гороха, и отщипывал из неё охапку побольше, чтобы сидя во дворе отламывать с неё стручки и кушать горох. «Шёл хохол, наклал на пол, шёл кацап зубами цап» - кричали они вслед Арсению, который всегда проворно удирал от них, забегая за спасительную калитку. За забор они не лезли, так как на Западной Украине, свято чтилась частная собственность. Так что, ни в эти три года, ни в последующие летние месяца, когда он приезжал сюда на каникулы, Арсения так ни разу и не поймала местная ребятня.
       Посещения польской половины села, где жили бабушкины сёстры и братья, он не любил по другой причине. Дело в том, пока бабушка дойдёт до своих родственников, по дороге она обязательно встретит какую-нибудь свою давнюю подругу, и они зацепятся языками на час, а то и более.
             - Дзень добже, Ганна – поприветствует встреченная подруга бабушку.
             - Дзень добже, Каталина или Христина или ещё как – приветствовала её бабушка.
              - Який, гарный хлопчик – восторгалась Каталина или Христина, потрепав рукой его светлую чёлочку и, сунув ему петушка на палочке или баночку монпансье, начинала часовую беседу с бабушкой.
        А гарный хлопчик, ссосав петушка или монпансье, бестолково переминался с ноги на ногу или срубал прутиком придорожные одуванчики под бдительным оком бабушки. И это он тут делал постоянно. Редели придорожные одуванчики на польской стороне села, так как в украинском секторе Сеня ещё мог послушать разговоры бабушки с подружкой, так как понимал, о чём они говорят, а в польском он сбивал одуванчики, так как ничего не понимал в их беседе. Хуже когда это были осень, зима или весна. Хотя тогда они ходили в гости редко, так как дороги превращались в чёрную, вязкую грязь, где можно легко было потерять сапог. А за сапог Арсению доставалось от бабушки пару раз капитально, хоть помнил он это смутно. Бабушка была очень прижимистой хозяйкой. Из его ранних воспоминаний смутно запомнились малоснежные тёплые зимы, ранние вёсны и грачи, облепившие жирные пласты чернозёма на свежевспаханных колхозных полях, а ещё поездка с дедушкой на колхозной подводе, запряженной двумя лошадьми в дальний лес, за древесным хворостом для печки. Запомнил он это по одной причине, Арсений любил лошадей и всегда смело подходил к ним, хотя его предупреждали, что те могут его лягнуть. Но лошади, видно, его тоже любили, так как ни разу не лягнули. А ещё Арсений любил свиней. Он мог бы полюбить коров или баранов. Но напротив их огорода находился свинарник. А не ферма или овчарня. К овцам он тоже проявлял внимание, когда в семь часов вечера, мимо их дома проходило большое колхозное стадо. Но этой любви препятствовала бабушка, вечно ворчавшая на Арсения.
          - Что ты там стоишь с разинутым ртом? – выговаривала она счастливому Сене, который возвращался в хату, после очередного свидания с овцами – соседей только смешишь своим видом.
          - Пусть стоит, раз ему нравится – заступался за внука дедушка.
          - Пусть стоит – злорадно соглашалась бабушка, зло громыхнув посудиной – пока его баран рожищами не зацепит.
         И в один прекрасный день, её предсказания сбылись. Арсений как обычно стоял возле калитки и заворожено наблюдал за проходящим стадом. И вдруг от стада отделился баран с большими рожищами и стремительно поскакал в сторону Арсения. Побелевший от страха Сеня так же стремительно поскакал к дому. На полпути он остановился и обернулся назад. Баран стоял на задних лапах, свесив передние на забор. Арсения охватил дикий ужас и он истерично рыдая, ворвался в дом. Много усилий пришлось приложить дедушке и бабушке, что бы вернуть его в нормальное состояние. Вот так вот завершилась Сенина любовь к овцам. А вот любовь к свиньям складывалась иначе. Сидя как-то на развесистой вербе за огородом, Арсений от скуки нарушил бабушкин запрет,
отлучаться далеко от дома и, помчался к колхозному свинарнику. Там была чистейшая белизна. Вдоль клеток работала  автоматическая канавка, по которой стекали свинские нечистоты, которые тут же с эскалатора уходили вниз, и поэтому в помещении не чувствовался дурной запах. Подойдя к первой клетке, Сеня, привстав на цыпочки, робко заглянул вовнутрь. Там на боку лежал громадный черный хряк, с белыми пятнами и как показалось Арсению, заняв всю клеть, тот блаженно спал, изредка похрюкивая во сне. Это произвело на маленького Сеню такое яркое впечатление, что он мог днями пропадать в  колхозном свинарнике, что находился напротив ручья с вербой. Стоило только перейти через дорогу, где за стеной начинались колхозные владения с белыми ухоженными свинарниками и красивыми ясеневыми аллеями и Сеня попадал в сказку.  Там он с восхищением и с опаской наблюдал за чёрными пятнистыми хряками, которые занимали целую клеть. Так что бабушка знала, где его искать, и ему крепко влетало от неё за эту сказку. Она видно невзлюбила свиней, после того как их свинья пожрала целый выводок утят, после чего была немедленно приговорена к смерти. И как дедушка с Арсением не уговаривали бабушку, та была непреклонна, и бедная свинья вскоре очутилась в украинском борще, и домашней колбасе, а её потроха в сальтисоне. Украинский борщ, сваренный бабушкой. Арсений на всю жизнь запомнил его вкус, наваристый, густой с фасолью. Это чудо. А домашние колбасы, как Арсений любил набивать фарш с начинками в кишки, которые бабушка лихо закручивала и ставила в печь. Какой аромат исходил из печи, какой неповторимый вкус ещё горячей укушенной колбаски. Это не передать словами. А бабушкин сальтисон. Арсений больше такого не ел, хоть папа дома иногда его делал. Он тоже был вкусным, но не сравним был с бабушкиным. А мамалыга, а кукурузные лепёшки в сладком молоке, а вареники с вишней, с картошкой или с творогом. Это неописуемо. Ещё Арсений помнил зимние вечера на печи, где он спал с бабушкой. Как приятно когда за стеной завывает ветер, а тут так тепло и уютно засыпать под бабушкины сказки. Единственное, что его угнетало в эти зимние вечера, как там их пёс Бровка, которому, наверное, холодно и одиноко в своёй будке. Бровку он смутно помнил, как и всё остальное. Более ярко воспоминания будут проявляться в летние каникулы. И ещё он помнил  и не любил бабушкины визиты к бабушке Ванде, её младшей сестре. Причиной его нелюбви была не бабушка Ванда, очень добрая и приятная женщина, а её внук Юра, или Юрек, как называли его близкие. Он был старше Арсения и постоянно обижал его, пропуская мимо ушей замечания бабушек и своей матери. Так что визиты к бабушке Ванды всегда завершались радостным скаканьем  Арсения впереди своей бабушки.
        Время пролетало быстро и, всё ближе и ближе приближалась школьная пора. Мудрый дедушка постепенно готовил Сеню к школе. Он выписал Сене  пионерские газеты да двух языках. «Пионерская правда» на русском языке, и «Червона зiрка» на украинском. Так что в шесть лет Арсений хорошо умел читать на русском и украинском языке. А вот балакал он только по-украински, отчего позже испытывал небольшой дискомфорт. Но об этом в следующей главе. А сейчас на майские праздники за ним приехала мама, что вызвало у него небольшой шок. Он не помнил маму. Папу он видел прошлым летом, а маму он видел позапозапрошлым, когда ему было три с половиной года и они с отцом привезли его сюда. Он долго не мог уснуть, думая, как он встретится с мамой, которую он не помнил. Он пытался вспомнить её образ, то тот расплывался в его сознании. Он пытался вспомнить запах её рук, но он тоже не вспоминался. Вспоминался бабушкин, но больше дедушкин. Он любил бабушку, но в ней иногда прорезалась какая-то злость, которая не нравилась Арсению. Она не любила соседей. Арсений на всю жизнь запомнил один неприятный, связанный с этим, эпизод. Как-то он шёл по краю сада и, его окликнула соседская бабушка и подарила ему большую красивую грушу. Он, счастливый побежал к дому, что бы похвастаться подарком. Во дворе он наткнулся на бабушку, которая яростно выхватила из его руки грушу и растоптала её. Потом, влепив Арсению увесистую оплеуху, и пригрозила, что если он возьмёт что нибудь у неё или в другом соседнем саду, то она оторвёт ему голову. Эта оплеуха вызвала у Арсения негативный осадок к ней, который он пронёс через всю жизнь. Нет, он не перестал любить её, но в его душе поселился страх перед ней, так же, как позднее страх перед отцом. Он жалел, что в тот момент не было дедушки. Тот обязательно заступился б за Арсения и восстановил несправедливость. Он всегда заступался за Арсения, когда бабушка начинала его лупить за проступки, узким ремнём, висящим на стене, которым дедушка точил свою опасную бритву, и от которого своим телом защищал Сеню во время бабушкиных экзекуций. Процесс бритья всегда вызывал у Арсения трепетное восхищения. Он любил смотреть, как дедушка долго водит бритвой по ремню, потом он густо намыливал мылом помазок, и густой пеной облеплял своё лицо. Затем он одной рукой натягивал кожу, а второй аккуратно проводил по ней бритвой. И так раз за разом. И Арсений ни разу не видел деда небритым, неопрятным или пьяным. Он помнил дедушкин ритуал. Всегда перед обедом и ужином он наливал стакан домашнего вина, которое  хранил в прохладной недостроенной комнате в огромном бутыле и, крякнув, смачно выпивал его, и больше, как говаривал дед ни-ни. После того инцидента, Сеня ещё больше привязался к деду и, как хвостик, бродил за ним по двору и по саду. Когда дед был чем-то занят, Арсений шел через сад и картофельное поле к ручью с большой развесистой вербой, он взбирался на неё и предавался лёгкому забвению, наблюдая, как в ручье плавают их гуси с утками. Вот и по сей день Арсений любит, когда приезжает к маме, пойти вечером на озеро, прислониться спиной к сосне и, забыв про всё, наслаждаться закатом над озером. Вид воды всегда успокаивал его, как кого-то пламя костра, например. Но вернёмся в его детство.
      Из детства ему запомнился жуткий коклюш, когда он задыхаясь от кашля плохо спал ночами, впадая во сне в бред. Он помнил, как бабушка носила его по утрам в сад, где волохала его ножки по траве, густо смоченной прохладной росой. Сеня поправился и жил не тужил со своими бабушкой и дедушкойю И вот настал час расставания. С утра все ждали приезда мамы и бабушки которая уехала её встречать. Дедушка был занят сборами, а Арсений ушёл в сад, а потом на ручей. Он долго сидел на любимой вербе и смотрел на журчащий ручей, что даже не заметил появление дедушки.
                - Пойдём, Сеня. Мама приехала – грустно сказал дедушка, стараясь скрыть свою грусть.
        Арсений протянул деду руку и нехотя пошёл к дому. С каждым шагом он всё больше напрягался. Коленки его дрожали, и когда он увидел во дворе бабушку, а рядом с ней женщину с еле уловимыми знакомыми чертами, он вырвал руку из дедушкиной руки и в страхе бросился в дом, забежал в прохладную комнату и шмыгнул под кровать.
                - Сеня вылезай – просил его дедушка, протягивая ему руку – это же твоя мама.
                - Я не знаю эту тётю – отзывался из- под кровати Арсений, не протягивая деду руку.
    В конце концов, он поддался уговорам и робко направился к маме.
 Та сидела на кухне с заплаканными глазами и робко протянула к его голове руку и погладила его своей тёплой ладонью, которую он потихоньку начал вспоминать. Потом они обедали, и мама не сводила с него тёплого взгляда, а он в ответ робко поглядывал на него, прижимаясь к дедушке.  Так прошёл день, а на утро их проводили в центр села. Подошёл а автобус, бабушка мама и Арсений, вытащенный из крепких дедушкиных объятий, сели в него, а дедушка долго махал ему руками, часто вытирая ими лицо. Лицо Арсения тоже было мокрым. Они приехали на станцию, подошёл поезд, и состоялась та же самая прощальная процедура, только уже с бабушкой. Мама всю дорогу обнимала сына, угощала его сладостями, ухаживала за ним. Но Арсений в основном молчал.  Нет, не потому что он не принимал маму, он уже воспринимал её, ему нравилось её общество. Он понимал её, понимал всё, что она говорила, но он не умел говорить по-русски и поэтому стеснительно молчал. Он даже стеснялся попроситься в туалет, но мама каким-то материнским чутьём понимала его позывы, и Арсений вернулся домой в сухих штанах.

                АДАПТАЦИЯ К РОДИНЕ.

         И вот Арсений на родине. Приехал он уже в новый дом, вернее в старый однокомнатный домик на берегу озера, куда родители в своё время переехали с Кирпичного. И вскоре начались у него проблемы со здоровьем. Он начал чесаться, на его теле появились волдыри, похожие на комариные укусы, хотя в начале мая комаров ещё не было. И начались мамины хлопотные походы по врачам, покуда она не узнала, что у Арсения жуткий авитаминоз. Ещё бы.  Ведь его организм насыщенный южными фруктами, попал в скудную северную среду. С сухофруктами тогда было очень туго, и для Сениной мамы было счастьем добыть килограмм изюма, насчёт кураги даже не могло быть и речи. Спасали только посылки с Украины с сухофруктами, а ещё рыбий жир, который Сеня пил ложками. На удивление он ему нравился. И чесание начало проходить. Тут подоспели, земляника, черника, малина и к концу лета Арсений уже был в норме, к тому же он уже сносно говорил на русском языке, а вот в мае и начале лета это было что-то. Вот как вспоминал позже это что-то его друг детства.
         Как-то Витька (Сенин брат), пригласил нас в гости, что бы познакомить нас с тобой. И вот мы заходим на кухню, и видим бирюка стоявшего в дверном проёме комнаты. Мы хотим подойти поздороваться, и слышим грозный окрик – скидайте чоботы!
           - Чё он сказал? – испуганно спрашиваем мы у Витьки.
           - Он сказал, снимайте сапоги – перевёл нам твой брат.
Мы робко сняли сапоги и так же робко прошли в комнату. Ты сидел за столом и листал «Весёлые картинки».
            - Сеня, покажи пацанам «Весёлые картинки»– попросил тебя брат.
            - А чого там бачить – буркнул ты – картинки, як картинки.
    Мы посидели на оттаманке минут десять, и ушли домой.
   Вот таким получилось знакомство Арсения с друзьями.
Но брат не прекращал попыток ввести Сеню в общество. Как-то в июле он взял Арсения с собой в гости к другу, у которого была сестрёнка, ровесница Сени. Он сначала противился этому, считая себя превыше общества девчонок. Это детская болезнь всех мальчишек, пренебрежение девчонками. Но, к сожалению, многие от неё не излечиваются, и это пренебрежение не проходит с возрастом. Так что на Арсения повлияло то обстоятельство, что первым его другом была девчонка. Ведь он тогда вник уговорам брата, что ему необходимо общество, и что человек не должен оставаться один. Придя в гости, Сеня увидел бойкую кареглазую девчонку с длинными черными косами. Вначале он стеснялся её общества, но с каждым днём всё сильнее и сильнее привыкал к нему. И тогда уже он сделал для себя вывод, что женщина в дружбе, надёжней мужика.  К концу лета они уже были, не разлей вода. Они жили в небольшой отдалённости от посёлка. Ровесники все жили в посёлке,  и потому Сеня с Леной проводили время у озера. Они ходили друг к другу в гости, где играли в настольные игры, ходили рыбачить или колоть вилкой бычков. (Скажу честно, это занимательное занятие. Тихонько поднимаешь камень на дне, а под ним притаился бычок. Теперь остаётся только ловко приколоть его вилкой, и отнести трофей своему коту Барсику).  А ещё они ходили по грибы да ягоды. У Арсения исчез стереотип взбалмошной, капризной девочки с всегда мокрыми глазами. Лена была бойкой девчонкой, умевшая дать сдачи. Это он пару раз испытал на себе. А ещё она была деликатной девчонкой, никогда не смеялась над Сеней, когда он не мог скомповать предложение на русском языке. Она его поправляла и заставляла говорить правильно. А так, как Арсений был упёртый малый, а она не уступала ему в этом, меж ними пару раз вспыхивали небольшие потасовки, из которых она достойно выходила победительницей. Они тут же мирились и заботливо отряхивали друг друга. И вот наступило 1-е сентября1969 года. Погожим сентябрьским утром, взволнованного Сеню, с букетом георгинов в руках, мама повела в  первый раз, в первый класс!  Он ещё не оправился от суеты, связанной с предшкольными хлопотами. Одно его успокаивало. Рядом с ними, вместе с мамой, шагала его верная подружка, с таким же большим букетом, и такая же нарядная, как он сам. Закончилась торжественная линейка, сделано общее фото на память, к сожалению утерянное позже, и началась у Арсения школьная жизнь с её радостями, огорчениями и смешными эпизодами. Посадили его на первую парту, напротив стола учительницы, вместе с михалёвским мальчишкой, которого звали Вова ( впоследствии Боб из «Пуратинских хроник). Они сразу подружились так сильно, что через неделю их рассадили в разные стороны, так как они нагло баловались напротив Нины Петровны, их первой учительницы. Особо хочу её отметить, это была властная дородная женщина, державшая весь класс в ежовых рукавицах. Даже отпетые хулиганы боялись дерзить ей. У неё была своя мера наказания. Если кто-то втихаря схулиганит, или опоздает на урок, она ставила весь класс на ноги и все стояли до тех пор, пока проказник не признается и не покается в своих грехах, или пока не прибудет опоздавший. Арсений навсегда запомнил один эпизод, когда вместе со всем классом простоял целый урок, а на перемене выяснилось, что виновник заболел и не придёт в школу. Ведь тогда ещё не было мобильной связи, везде действовал живой телеграф, и заболевшие предупреждали через одноклассников, что не придут в школу. Но в этой ситуации был один нюанс, заболевший мальчик жил на хуторе. Вот такие жёсткие меры проповедовала Нина Петровна. Но в них тоже были свои плюсы, она научила их сознаваться в своих проступках и не подводить своих товарищей. Так что в последствии, их класс будет самым дружным классом в школе. Их сплочённость позволит им в пятом классе выиграть первенство школы по футболу, обыграв в тяжёлом финале восьмиклассников. Прим. Девятый и десятый классы не принимали в первенстве участия из-за нехватки игроков.
      На переменах Арсений всегда был с Леной, покуда, та не потянулась к подружкам, а Арсений к друзьям, которые до этого обзывали их за глаза, женихом и невестой, которые тили-тили тесто. Вот тогда то Арсений получил первые уроки постоять за себя и за свою подружку. По этой причине его сближение с мальчишками проходило довольно трудно. Приходилось в постоянных потасовках завоёвывать место в их компании.
       Так прошёл первый его учебный год, в котором наверно ярче всего запомнилась повариха тётя Лиза, пожилая женщина с добрыми глазами и приветливой улыбкой. Ах, какими вкусными были её блинчики. Съев свою порцию, первоклашки, а также второклашки и третьеклашки, гурьбой бежали к раздаче и наперебой чирикали, тётя Лиза, я подлиза, дайте блинчика. Ну что с вами поделаешь, оглашенные – улыбалась она добрыми глазами и выдавала каждому по блинчику и все радостно бросались обратно к недопитому вкусному киселю, или такому же вкусному компоту. У тети Лизы было всё вкусно, как впоследствии узнал Арсений, тетя Лиза была одинокой бездетной женщиной, и всю душу и любовь к детям вкладывала в школьные обеды . А ещё у неё была очень короткая странная фамилия Со.  и уже заканчивая второй класс, Арсений услышал от учителей в столовой на поминках после похорон тёти Лизы, что фамилия её финская, что никакая она не Елизавета, а Лииса, и не какая она не Николаевна, так как её папу звали Микко, но в советское время не приветствовались непривычные иностранные имена, и потому она по паспорту была Со Елизавета Николаевна, а в графе национальность было написано, русская. Почему эта скромная женщина оставила такой яркий след в памяти Арсения? Всё очень просто, Арсений привязался и часто жалел, ну почему она не моя бабушка, он не мог представить, чтоб она лаялась с соседями, топтала грушу и лупила его дедовским бритвенным ремнём, покуда не прибегал на выручку дед, и принимал на себя все удары. Дед был спокойным человеком, но если его вывести. Арсений запомнил, как он гонял бабку в последний день перед отъездом внука вокруг дома, когда она не сняла денег с сберкнижки Сене на велосипед и как она под надзором деда семенила потом в сторону почты. Как позже выяснилось из разговора с мамой, просто бабушка не хотела давать ей ни копейки, у неё была какая-то злобная ненависть к русским.  Как будто они виноваты в том, что дочка богатого дворецкого живёт не в просторных хоромах, а в небольшом, но судя по новой кирпичной пристройке под железной крышей, но не самом бедном доме в селе. Арсений запомнил этот контраст, когда входишь в мазанку с соломенной крышей и глиняным полом. И как открываешь в ней боковую дверь, и заходишь в светлую современную, по тем временам, комнату, с большими окнами и дощатым полом. Правда ещё недостроенную, но на каникулы после второго класса, она уже была готова, и они спали в ней вместе с братом на современной широкой кровати, а не на печке с бабушкой, в казалось ещё более узкой мазанке. Отвлечёмся от дома и вернёмся к бабушке. Трудно представить её состояние, когда в письме её сын, служивший в России, сообщил о своём намерение жениться на русской девушке, а, в другом поставил её перед фактом официального брака. Ясно одно, ей это не понравилось, она спешно нашла сыночку невесту в селе, и когда он вернулся из армии на побывку, так как был уже официально женат, и ждал ребёнка, она познакомила его с ней. И папочке она понравилась. Ему вообще без разбора нравились все женщины. И всю жизнь он измывался только над мамой. Короче бабушкина невеста ему понравился настолько, что он решил остаться на родине, бросив мою маму, носившую в себе моего старшего брата. Представляю радость бабушки. Но их идиллию испортил дедушка, заявивший папочке, или ты возвращаешься к законной жене, за которую ты теперь в ответе, или ты мне не сын, со всеми вытекающими отсюда последствиями. И папа вернулся, и всю жизнь вымещал свою обиду на матери, гуляя направо налево, издевался над ней, попрекая её в первой любви пережитую ещё до него, про которую она ему неосторожно рассказала, доверившись его порядочности. И ей было неприятно, слышать из уст папочки обидное слово, шлюха, за то, чего не было. Арсений не помнил, чтоб она встречалась с кем-то. Мама всегда жила ради семьи, в отличия от папочки, кобеля первой гильдии. И спасибо ему за одно. Благодаря ему, в Арсении выработалось трепетное отношение к женщинам и неприязнь, к таким мужчинам, как он, которых Арсений никогда не считал мужчинами. Но вернёмся от неприятного, к светлому. К тёте Лизе, к её добрым глазам и приветливой улыбке, которые Арсений внёс в воображаемый собирательный портрет женщины, в который он с годами вносил всё новые и новые штрихи. Бывая на кладбище и проходя мимо её скромной, но ухоженной могилки, он мысленно видел её добрые глаза и приветливую улыбку. Он удивлялся и задавался вопросом, почему у этой одинокой женщины, среди множества заброшенных забытых могил, всегда ухоженная могилка. И через много лет он нашёл на этот вопрос ответ, и этот ответ открыл ему смысл жизни. Надо в первую очередь жить для других, и лишь потом для себя. И тогда тебя будут помнить и с теплотой говорить о тебе следующему поколению. Ничто в жизни не стоит так, как светлая память о жившем человеке. И, наверное, ей приятно, что её вспоминают через сорок лет после её ухода в мир иной. Менялись повара на кухне, жизнь продолжалась, но уже не будет тех вкусных блинчиков, в которые вкладывала свою душу тётя Лиза. Какая всё-таки мощная штука, память. И эта память ярко выражена в могилах. К сожалению, неухоженных могил с каждым годом становится всё больше и больше.
       Наступил конец мая. Вот и закончился первый учебный год и Арсений радостно бежал по заснеженной улице. У вас, наверное, возникло лёгкое недоумение, откуда снег в конце мая. Вы правы, это был не снег, это были листья тетрадок, которые рвали, ошалевшие от счастья, школяры. Это конечно выглядело по-свински, не было на них тогда небезызвестной Джоанны Стингрей с её знаменитой фразой, не надо мусорить. Но так дети бурно выражали радость свободы, независимости  на целых три месяца. Вся округа озарялась в тот момент радостными криками, ура!!! Конечно впереди всех ожидали две недели летней практики на приусадебном хозяйстве, где самые нахальные, а  впоследствии и Арсений, забивали две недели в августе, когда начинался сбор урожая. Собирали чёрную и красную смородину, крыжовник, яблоки. И это нудное занятие компенсировалось щедрым поглощением собираемого продукта. А Арсения и его одноклассников ожидал ещё и дневной поход на природу в конце июня. Но уже без его боевой подруги Лены, которая в середине июня уехала с родителями в Тольятти, куда пригласили её папу, инженера по специальности, на только что построенный, впоследствии знаменитый завод ВАЗ. Из их посёлка уехало несколько семей, но квартиры недолго пустовали. Жизнь продолжалась. Освободившиеся квартиры занимали новые семьи. В посёлке к тому же заканчивалось усиленное  строительство новой улицы с новыми красивыми деревянными домами и, в самый ближний к лесу дом, вселилась семья Арсения. Эта радость была немного омрачена уездом подружки. Он помнил, как они трогательно по-детски прощались, гуляя по дубовой роще, как клялись писать друг другу письма и, как Арсений, попрощавшись навсегда со своей подружкой, шёл в свой новый дом, проходя мимо старого брошенного дома. И чувство потери ещё сильнее давило на его детскую душу. Он, остановился и со слезами посмотрел на одинокий, покосившийся, как показалось Арсению, то горя дом, который смотрел на него пустыми окошками, жалобно поскрипывая уже бесхозной дверью. И Арсений побоялся войти в него, он не решился заглянуть в его раненную душу. Он тоскливо посмотрел на заброшенный финский старый сарай, который они с братом защищали от немцев с деревянными автоматами в руках и, где брат торжественно прицеплял на горделивую грудь Сени картонные медали «за отвагу» и «за боевые заслуги». Он с грустью посмотрел на покатистую горочку напротив дома, где брат учил его ездить на велосипеде. Он сажал Сеню на старенький «Орлёнок», и толкал его с горки, заботливо бежал рядом, что бы в нужный момент подстраховать Сеню от падения. И так он делал всю свою, к сожалению, не пройденную до конца, жизнь. Он любил Арсения большой братской любовью и Арсению порой так теперь не хватает его заботы и подстраховки. Попрощавшись с родными местами, Арсений пошёл в новую жизнь, в оживленный посёлок, навстречу новым друзьям, новым радостям и огорчениям, навстречу новым испытаниям и потрясениям, скопом ожидающих его впереди. Он шёл, ощущая спиной грустные взгляды родных мест, провожающие его в новую жизнь. Он впервые ощутил тягостное чувство потери, которых будет предостаточно в его нелёгкой судьбе.
         
                НОВАЯ ЖИЗНЬ НА НОВОЙ УЛИЦЕ.

И началась его новая жизнь, в новом доме, в новой среде, с новыми друзьями, с которыми, на удивление, Арсений быстро наладил контакты. Сложнее оказалось с одноклассником Колькой, впоследствии ставшим самым лучшим другом детства. Но это становление прошло в непонимании друг друга, которое чаще всего заканчивалось потасовками. Но зато потом они стали, не разлей вода, пока Арсений не переехал на другую улицу. Но это будет через несколько лет, а сейчас мы вместе с ним живём на этой улице, где он быстро вживался в её законы и ритм.                Языковой барьер был преодолён ещё прошлым летом, и ещё до школы он сносно изъяснялся со своей подружкой Леной на родном языке. Именно на родном, так, как  украинский никогда не станет для него родным. Единственный позитив, который он извлёк из жизни на чужбине, это светлая память о дедушке, которую он будет хранить в своём сердце до самого конца. А вот враждебность сверстников, да и что греха таить, и взрослых, оставила в душе Арсения свой негативный отпечаток. Часто он впадал в депрессию. В детстве она проходила быстро, но с годами становилась продолжительней. В такие минуты Сене не хотелось никого видеть и слышать. Хотелось быть одному, создать перед собой  замкнутый круг и не пускать в него никого, даже самых близких людей, и тех, кто искренне хотел ему помочь. От многочисленных потрясений и разочарований, от постоянных миражей в поисках спутницы жизни, Арсений в такие минуты становился злым и  раздражительным , и людям, окружавшим его было нелегко с ним в такие минуты. Да, в хороший период он был  весёлым, компанейским человеком. Нежным, галантным  и внимательным кавалером, в общении с женщинами. Готов был оказать моральную поддержку любому, кто в ней нуждался. Короче он был сильным и надёжным. Но в минуты депрессии всё это исчезало. Из весёлого, доброго Арсения, вылезал злой и мрачный тип, которого он ненавидел, но ничего не мог поделать с собой. И выходя из депрессии, многое приходилось делать заново. Восстанавливать с окружаемыми людьми отношения, которые  пошатнулись во время депрессии. И чем старше он становился, депрессии становились всё мрачнее и продолжительней, а в последнее время они варьировали на грани нервного срыва. Ну ладно, не будем о печальном. Лучше вернёмся в Сенино безоблачное детство, и пройдёмся по его новой улице. Эта улица была новой в растущем посёлке. Находилась она на горе и шла вдоль шоссейной дороги. Состояла она из пяти новеньких двухквартирных деревянных домов. Каждая квартира состояла из просторной кухни, из большой гостиной и двух уютных комнат. Одна была раздельной со входом с кухни, вторая была совместимой с гостиной. Так что в раздельной комнате, почти в каждом доме находилась детская. Детей на улице было предостаточно. В первой  половине головного дома жили Маринка, его одноклассница и её брат Серёга, на год помладше Арсения. Во второй половине Ленка, на год постарше и её брат Юрка, на два года младше Арсения. Во втором доме жили братья Толька и Колька, старший был ровесником Витьки, Сениного брата, а Колька был на два года постарше Арсения. Во второй половине жил Вовка, Тому уже было на тот момент семнадцать лет, и он не принимал участия в их играх. В третьем доме в первой половине жил Серёга, на год младше Сени, а во второй Колька, его одноклассник с братом Серёгой, которому на тот момент было четыре года, и он тоже не участвовал в их играх. В четвёртом доме жила только одна Танька, старше Сени на пять лет и она тоже редко принимала участие в их играх, ну если только в футбол иногда, с чем был однажды связан смешной момент. В последнем крайнем к лесу доме жили Арсений с братом Витькой, а во второй половине дома молодая семья, у которых на тот момент ещё не было детей. Теперь вернёмся к тому моменту, связанному с футболом.  Жаль, что тогда не было мобильных телефонов, а иначе тот момент занял бы высокое место в рубрике спортивных курьёзов. А случилось следующее. Во время футбольного матча, в котором участвовали даже девочки из-за нехватки игроков, случилась ничья и была назначена серия пенальти. Каждая команда состояла из пяти человек. Набирались команды следующим образом. В центр лесной поляны, находившейся в двухстах метрах от улицы, выходили два капитана, Толька и брат Арсения Витька. К ним подходили парами по возрастной категории. Сначала Арсений с Колькой. У одного из них в одном кулаке была зажата монетка. Капитаны по очереди угадывали в какой руке зажата монета и угаданный игрок попадал в его команду, а не угаданный во вторую. После них подходила вторая пара два Серёги – одноклассника, потом Маринка с Ленкой. И последними Колька и Юрка с разницей в возрасте четыре года. Тут в первом случае было усиление защиты в лице массивного, но неуклюжего Кольки, не зря за ним с детства закрепилось прозвище Коля Жирный. А во втором случае было усиление нападения в лице мелкого, но юркого Юрки, которого так и звали Юрок. Вы спросите, а почему нельзя позвать на игру других ребят из посёлка, живших, как говорилось на их улице, в предгорье. Отвечаю, ребята с Арсениной улицы, их в посёлке звали, горцы, жили обособленно и выгоняли чужаков со своей территории. Не жаловали даже двоюродных родственников. Теперь ещё раз и окончательно вернёмся к смешному моменту. Обычно в воротах стояли по очереди, исключая капитанов, которые решали, кому и где играть. На пробитие пенальти капитан, уже не помню кто, Толька или его брат, поставил в ворота Сеню, как самого перспективного, на тот момент, стража ворот.
        Два удара он отбил, третий удар прошёл мимо. Почти тоже самое произошло у противоположной команды. Кто у них стоял в воротах, Арсений уже не помнил. Осталось пробить только девчонкам. Маринке из их команды и Таньке из команды соперника. Та была приглашена на футбол вместо Ленки. По какой причине, Сеня тоже уже не помнил. Маринка пробила слабо и неточно. И вся надежда возлагалась на Таньку с той стороны, и Арсения с этой. Что сказать о Таньке. Это была очень массивная, но очень добрая девочка. Вот она разбежалась и ударила по мячу. Последнее, что видел Сеня, это мяч, летящий ему в руки. Дальше были тёмные круги идущие из глаз и неистовый хохот футболистов. Очнулся Сеня с мячом в руках, но за линией ворот. Как он за ней оказался, он не видел, и не помнил, но как говорили очевидцы, выглядело это эффектно. Ты поймал мяч, и пролетел с ним назад на полметра, приземлившись на пятую точку. Долго вспоминали тот момент друзья, смеясь, каждый раз от души. Арсений не обижался на это. Он всегда мог отличить добрый юмор от сарказма. Помимо игр друг против друга, иногда они объединялись в одну команду, без девчонок естественно, и играли против команды предгорья, против Кирпичного, против Михалево, против Бородинского. Дело в том, что посёлок Бородинское был разбит на четыре района, Первый район, это ММС впоследствии ПМК, где жил Арсений ( район назывался так по названию организации), Второй район, Кирпичное, где родился Сеня. Назван так, из-за находящегося когда-то по близости кирпичного завода. Сейчас это заброшенное место с тремя или четырьмя жилыми домиками. А раньше, когда там жил Сеня, там жило больше людей, чем в районе ММС, но так, как завод был закрыт незадолго до рождения Сени, люди перебирались постепенно, а район ММС, который потихоньку разрастался. Третий район, это самый старый и некогда главный район посёлка. Само Бородинское. Там находился и до сих пор находится поселковый совет, а также Дом культуры, больница, амбулатория, аптека, хозяйственный и книжный магазины, вокзал, и примыкающий к нему пивной буфет, второй дом его папы, а потом и подросшего Арсения. До второго класса это был густонаселённый район. Там стояла воинская часть, точнее мотострелковый полк, летом после окончанием Арсением первого класса, переведённый в Монголию. Так что после каникул их класс поредел на треть. И вместо сорока двух, 1-го сентября за парты село двадцать четыре ученика. Сейчас некогда могучий район находится в плачевном состоянии. На месте бывших казарм теперь лежит пустырь. Сначала летом  в них жили бойцы ССО (строительных студенческих отрядов), Потом казармы захирели и были растащены местными жителями на сараи. Больница, в которой пару раз полежал Арсений, тоже закрылась. В ней одно время жили командировочные, а в настоящее время питерские дачники, выкупившие её под дачу. Амбулатория, находившаяся напротив ДК, тоже закрылась. В ней одно время жили украинские гастарбайтеры. И из-за близости с ДК там по субботам происходили их яростные стычки с местной молодёжью, в которых принимал участие и Арсений. Буфет тоже прикрыли, к великому сожалению Арсения и его друзей, ведь там можно было в любое время поболтать с друзьями за кружечками пива, а чаще всего «ерша» ( пиво, разбавленное втихаря водкой), а при желании и подраться с кем-нибудь из посетителей этого злачного учреждения.
Книжный и хозяйственный магазины переехали в четвёртый район Михалёво, который теперь официально считается центром Бородинского, с чем несогласны жители ПМК и между михалёвской и пээмковской молодёжью ещё со времён Арсения существует напряжённость, переходящая иногда в стычки. В Михалёво жили работники совхоза «Триумф», тоже закрытого несколько лет назад. А когда-то во времена Сениной юности, когда происходило укрупнение совхозов, там построили четыре пятиэтажных дома в которых вселили местных работников совхоза из деревянных домов и жителей деревень, являющимися филиалами совхоза. Когда-то в этом некогда славном совхозе довелось поработать и Арсению.  Но об этом попозже, а сейчас вернёмся к нескольким эпизодам из Арсениного детства, не вошедших во вторую главу.

         СМЕШНЫЕ И НЕ ОЧЕНЬ ЭПИЗОДЫ  ИЗ ЖИЗНИ АРСЕНИЯ ДО ЕГО ПЕРЕЕЗДА НА НОВУЮ УЛИЦУ.

     В этой главе я вытащу на свет несколько эпизодов из памяти Арсения, произошедших до переезда на новую главу. Извиняюсь за несоблюдение хронологии и некую сумбурность. Ведь трудно сложить в одно целое события сорокалетней давности. Начну с описание района ММС (мелиоративной моторизированной станции) такое тогда название носила организация, на территории которой находился этот небольшой по тем меркам район. Начинался он или кончался с домика на берегу озера, в котором проживала Сенина семья. Домик этот был ещё финского происхождения, маленький, но тёплый. Возле него находилась бывшая пристань финских рыбаков, с которой Арсений удил рыбу. А его сволочной кот Барсик, втихаря сжирал её, доставая лапой из бидончика. Этого пройдоху Арсений запомнил на всю жизнь. Это был крупный серо-черный кот с вечно изодранными ушами и мордой, из-за многочисленных драк с соседскими котами. Арсений помнит эпизод, как Барсик возле дома схватился с соседским котом, не уступающим ему в комплектации и ободранности рожей, и они яростно скатились с крутого откоса прямо в воду. Сеня от души хохотал, видя, как вода вмиг отрезвила их пыл, и они, отряхнувшись, бросились  в разные стороны. Барсик был ленивый кот и вечно голодный. То, что он черезчур ленивый, Сеня убедился воочию. Однажды он встретил на улицу маму, которая шла с работы на обед. Открыв дверь, мама открыла кладовку и они увидели интересную картину. От спящего посреди кладовки Барсика, врассыпную бросилась куча мышей, а тот даже ухом не повёл.
                - Бессовестный – ругнула его мама.
         Но тот не признавал своей вины, наоборот, он стал мяукать так, будто его век не кормили. Хотя Арсений видел утром в его миске, целую кучу рыбы. С рыбой, ни у Барсика, ни у всей семью проблем не было, так как папа Арсения был заядлый рыбак. Арсений помнил, как зимними вечерами папа, в белом офицерском тулупе, возвращался домой с целым рыбацким ящиком рыбы. А ещё один вечерний приход отца, Сеня запомнил на всю жизнь. Был у них маленький толстенький котёнок, которого они с братом назвали Бутузом. Барсик тоже был, но как говаривал папа, толку с него, как с козла молока, и вот он принёс котёнка. Папа любил животных. Пока был трезвым. В тот злополучный вечер, папа ввалился в дом пьяным и злым. Все сразу притихли и пошли в комнату.
                - Ну-ка идите сюда – рыкнул отец.
          Все тихонько вышли на кухню.
                - Вы, что отца не уважаете? – зло ухмылялся он, развалившись на стуле.
        И тут бедный, наивный Бутуз, подошёл к его ногам и стал ласково тереться в них. И тут произошло то, чего не ожидали ни он, и не они. Отец, хотя трудно его было назвать отцом в тот вечер, пнул невинного Бутуса так, что тот с размаху ударился в стенку и вскоре затих. Тот тоже затих свалившись на оттоманку. Мама, накинув пальто, выскочила за дверь, а они бросились к затихшему котёнку. Как не пытались Сеня с Витей привести Бутузика в чувство, всё было бесполезно. Бутус не дышал, и Сеня долго ещё не мог поверить, что его больше нет. Впервые в жизни он испытал в тот момент чувство ненависти к человеку, который храпел, лёжа на оттоманке. И ему первый раз было стыдно, что этот человек, его родной отец.
                - Дети, собирайтесь потихоньку – шёпотом сказала вернувшаяся мама – у бабы Нюры переночуем.
          Баба Нюра жила в соседнем доме вместе со своим сыном дядей Колей. В памяти маленького Сени, баба Нюра, осталась добродушной, весёлой бабушкой, которая всегда угощала Сеню, чем-нибудь вкусненьким, когда он проходил мимо её дома, возвращаясь из школы. Он в зрелом возрасте стал понимать причину её привязанности к нему. Она очень хотела внуков, так как её уже зрелый сын, дядя Коля, которому тогда уже было в районе сорока лет, был одинок по причине увлечения алкоголем. Это был добрый, немного тщедушный, юморной мужик. Сене всегда импонировали его забавные байки, которые он слушал, когда тот с отцом беседовали на кухне за бутылочкой водки. Сеня в это время играл в комнате и, как говорится, грел уши. У дяди Коли было забавное прозвище, Сикора. Почему его прозвали в честь лесного участка с финским названием Сикоры, и был ли он прежде женат, и как сложилась их, с бабой Нюрой, жизнь, когда они уехали куда-то в район, навсегда осталось тайной.
                - А как же Бутусик? – сквозь слёзы спросил Сеня маму, когда она сказала им, собирайтесь.
                - Сейчас уже темно – сказала мама, застёгивая ему  пальто –  пусть пока полежит в сенях. Завтра утром я его перед работой закопаю.
                - Мы тоже хотим его похоронить – сказал Витя.
                - Хорошо – согласилась мама, положив Бутуса в сенях и, выводя их на улицу – утром встанем пораньше и похороним.
         Сеня долго не мог уснуть в чужом доме, он до глубокой ночи ворочался лёжа на матрасе, разложенном на полу. За стеной выла метель, и Сеня переживал за Бутуса, которому, наверное страшно и зябко лежать одному  в холодных сенях. Ведь он постоянно спал с Сеней и Витей, забравшись к ним под одеяло. И лишь далеко за полночь Сеня забылся тяжёлым и тревожным сном, так и не осознав своим детским умом, что Бутусику  уже ничего не страшно и нисколько ни зябко. Ведь его уже больше нет.
        Утром, когда его разбудила мама он, удивление, быстро проснулся без всяких стоном и охов по поводу полежать ещё минут пять. Может потому что он проснулся в чужом доме, а скорее всего оттого, что он проснулся помня о Бутусе. Они втроём, ёжась, вышли на улицу. Вокруг было всё заметено снегом от ночной метели. От их двери шли свежие следы. Это означало, что отец ушёл на работу. Они вошли в сени, завернули Бутуса в тряпку, которую принесла из дома мама и пробиваясь по колено в снегу, побрели к заброшенному финскому сараю, где Витя нашёл место для могилки. Очистив это место от снега, он стал долбить лопатой промёрзшую землю. Это было нелёгкое занятие, а время стремительно летело к первому уроку. Вот и мама не дождалась, и отправилась домой, чтоб быстренько собраться на работу. Выйдя, она пожелала им быстрее схоронить Бутуса, и пообещала написать вечером записки, что бы оправдать их опоздание. Она понимала, что они не оставят котёнка не погребенным и точно опоздают на первый, а возможно и на второй урок.
          Оставшись вдвоём, они с огромным трудом докопали могилку и предали тело Бутуса земле, обильно всплакнув при этом. И не позавтракав, пошли в школу. Но они не сожалели об этом. В то утро они сожалели только об одном. О потере Бутусика.
          Отец долго потом сожалел о случившемся. Он сам был в шоке, узнав о том, что он сотворил.  И ни его искреннее прощение перед ними, ни заглаживание вины в виде нового котёнка, принесённого им через пару дней, не могли стереть в детском ранимом мозгу Сени, неприязнь к нему. Вы не подумайте, что Арсений люто ненавидел отца. Конечно это не так. Трезвым отец был совсем другим человеком. Арсений помнит нечастые рыбалки с ним. Вот только совместных игр с ним он не помнил, хотя позже он видел, как отец иногда увлечённо играл с его младшей сестрёнкой. Видно воспоминания о пусть нечастых, но всё же ночёвках в чужих домах, неуважительное, а порой и грубое его обращение с мамой, вытеснили воспоминания о совместных играх. Возможно, вы меня осудите, мол, зачем я так негативно пишу о его отце. Ведь каким бы он не был, он, всё равно, отец и он заслуживает уважения.  Согласен, он его отец. Он, как и мать, дал Сене жизнь. И Сеня его уважал, точнее боялся. Хоть он и не помнил, чтоб отец его бил. И всё же он боялся его пьяного. Он переживал за маму во время пьяных разборок отца, когда он незаслуженно обвинял её во всех смертных грехах, обзывая нехорошими словами. Он переживал за брата, когда у него не получался на баяне какой то этюд ( брат занимался в музыкальной школе), и упёртый пьяный отец подзатыльниками заставлял сыграть этот этюд, и осознав, что он плохой учитель, вырвал из рук брата баян и с силой швырнул его на пол, сломав половину кнопок. Он помнил, как Витя тяжело переживал эту обиду. Так что, думаю, Сеня меня поймёт. Он с детства ненавидел лицемерия. И в запале мог высказать человеку всё, что он о нём думает. Любому человеку, кроме отца, которого он боялся. Он безропотно глотал под бдительным оком пьяного отца, варённые куски сала, которыми отец пичкал борщ, когда сам его варил. После таких вкушений, всю жизнь он не может терпеть варёное или топлёное сало.
   Конечно он помнил и хорошее. В его памяти навсегда остался один летний вечер. В их доме горит в окнах свет. С водонасосной станции, находящейся рядом с их домиком на берегу озера, освещает водную гладь прожектор. В доме из распахнутого настежь окошка громко играет радио. И они с папой сидя в лодке метрах в двадцати от дома лихо удят подлещиков, окуней и плотвиц, под шутливые комментарии папы. И беззаботный Сеня заливается счастливым смехом. Он был бесконечно счастлив в этот тёплый чудесный летний вечер. Ведь рядом с ним трезвый, весёлый папа, напротив его родной дом, где любимая мамочка жарит блинчики, вкусный запах которых доходит до лодки. Арсений часто вспоминает, тот чудесный вечер, размышляя, как мало надо было детскому сердцу для счастья. И как эту идиллию можно разрушить, нелепыми пьяными поступками, в которых он не узнавал того весёлого папу. Сколько он потом видел случаев, когда водка калечила семьи и судьбы очень хороших людей. Сколько его сверстником по пьяной глупости попало в тюрьмы или нашли смерть за рулём мотоциклов, машин или в пьяных поножовщинах. Он и сам пострадал от этого. Ведь будь он в тот злополучный вечер трезвым, не случилось бы того несчастья, (о котором я писал в повести о первой любви), перевернувшим его жизнь. К сожалению, он это осознал, когда ему минуло за сорок. К счастью он это всё-таки осознал, ведь многие так и не осознают этого. И теперь никакие беды и неприятности, продолжающие его преследовать и в трезвой жизни, не в силах сломать это осознание. Ведь оно шло к нему столько долгих мучительных лет, и теперь стопка водки или вина для него дорогого стоит. Арсений в этом плане прижимистый, и в данный момент, когда я пишу эти строки, он ни при каких обстоятельствах не выпьет стопку ценою, в десять трезво прожитых лет. К тому, как и когда пришло к нему это осмысление мы вернёмся позже. А сейчас я напишу о другом его осмыслении, пришедшем к нему в первом классе. Был у Сени одноклассник, приятель из посёлка, звали его Андреем. Они с другим его приятелем одноклассником, которого зовут Колька, и о котором я писал выше, описывая новую улицу Арсения, часто заходили к Андрюхе в гости. У того была интересная военная настольная игра, где надо было двигать по карте пластмассовые танчики, самолётики и кораблики. Они после школы, часто засиживались за ней, забывая про домашнее задание. И вот Андрей позвал их на свой день рождения. Сеня долго ломал голову над подарком, пока не вспомнил, что Андрюхе очень нравилась Сенина копилка. Это была продолговатая блестящая железная коробочка с черными кнопочками на пружинках. На кнопочках были нарисованы циферки 1, 3, 5, 10, 15 и 20. Формой они подходили по монеты с этими цифрами.  Берёшь, к примеру, пятачок, прикладываешь его к кнопочке с цифрой 5, нажимаешь, и он фиксируется в копилке. Вот её он и подарил Андрюхе, который был чрезмерно рад его подарку. И вот однажды они что-то не поделили и разодрались. И мало того, что во время драки, Андрюха угодил в канаву с грязью, так уязвлённый Сеня потребовал вернуть ему копилку, на что тот не согласился. Упёртый Сеня вместе с Колькой вечером пришли к нему домой. Дверь им открыла Андрюшина мама. Они в грубоватой форме попросили позвать Андрюху.
               - Зачем? – удивилась его мама – вы же в ссоре. Помириться хотите?
              - Он мне копилку должен – заявил Сеня, бравируя перед приятелем.
              - Но ведь ты её ему подарил – ещё больше удивилась его мама – а даренное не принято забирать обратно.
              - А я передумал – дерзко заявил Сеня – она мне нужна.
              - Он мне её подарит – поддержал его Колька, озвучив тем самым их недавний сговор.
              - Хорошо - огорчённо вздохнула мама и крикнула сыну вглубь квартиры – сынок, верни им копилку.
              - Так не честно – выкрикнул с обидой из глубины комнаты Андрюха.
              - Я знаю – подержала его мама – я тебе такую же точно потом куплю.
             - На, забери – сунул её в руки Сени, огорчённый Андрюха.
             - Сынок, не поступай так никогда, как поступили эти мальчики – с укором на друзей, сказала Андрюхе его мама и закрыла дверь.
        И Сеня в тот момент не получил желаемого. Он не получил удовлетворения, вместо него он получил стыд.
       Казалось, копилка жгла его руку, и он быстро пихнул её в руку довольного Кольки.
       Стыд буквально шёл за ним по пятам, и Арсению пришлось приложить немало сил, что бы забрать копилку у не менее упёртого Кольки и, вернуть её законному хозяину, ценой многочисленных прощений и уговоров.  Лишь после этого стыд постепенно отстал от Арсения, оставив ему напоследок неписанное правило. Какую бы тебе свинью не подложил человек, которому ты что-то подарил, никогда не попрекай его своим подарком, а тем более не требуй его обратно. И в заключении главы, я опишу один забавный эпизод из раннего детства Арсения.
         Однажды восьмилетний Сеня с шестилетним Лёхой, ставшим в последствии другом юности Арсения, игрались у пруда возле двухэтажного деревянного общежития, в котором Лёха жил вместе с мамой, бабушкой и двухлетней сестрёнкой. Сейчас уже не существует ни пруда, ни общежития, ни волейбольной площадки, где по вечерам молодые мужики играли в волейбол, а ребятня, в числе которых был и Сеня, собравшись в кучку, глазели с интересом на это действо. Ну ладно, всё, как говорится, течёт, и всё меняется. А мы вернёмся к двум малолетним шалопаям. Они, скучая, лениво кидали в пруд камешки, покуда в поле их зрения не появился, проходивший мимо них мальчишка на год постарше и естественно покрепче физически. Звали этого мальчика Ванька Зорин. И что вдруг взбрело Сене в голову, то ли её напекло, то ли от скуки, но он крикнул вслед прошедшему  мимо них Ваньке придуманные им на ходу, обидные для Ванькиных ушей слова, Ваняй заря. И тут же шестилетний Лёха принял Сенину игру и ехидно повторил тоже самое. Удивлённый их дерзостью, и уязвлённый их наглостью Ванька бросился к обидчикам, а те, ехидно хихикая, побежали в общежитие, намереваясь спрятаться у Лёхи. Но мальчишка нагнал их в коридоре и надавал им щедрых и крепких подзатыльников, которые в народе называют «лещи» и с чувством удовлетворённости направился к дому. Но в малолетних шалопаях проснулся то ли мадзахизм, то ли тупая, ребячья упёртость. Они выбежали вслед за ним и стали кричать ему всед всё то же самое, как им тогда показалось, умно придуманное Сеней обзывательство. Он снова погнался за ними, а те, всё также ехидно хихикая,  побежали к Лёхе. Ванька опять нагнал их на том же месте, и надавал им ещё более щедрых и крепких подзатыльников. Но те не успокаивались, и лишь на четвёртый или пятый раз насытились Ванькиными «лещами» ушли к Лёхе, где, обиженно сопя носами, катали под кроватью паравозики, пока их оттуда веником не вытурила Лёхина бабушка. Кстати о бабушке. Это была маленькая, но очень бойкая старушка. Арсению нравилось впоследствии наблюдать за ней, когда он в юности сдружился с Лёхой и часто зависал у него дома. Ему запомнился один забавный эпизод, связанный с ней и с Лёхой. Как то раз, когда Лёхе было 13, а Сене 15 лет, они зашли после школы к Лёхе. Тот переодевшись, начал мучать свою 9-летнюю сестрёнку, тоже довольно бойкую девчушку. На её визги выскочила бойкая бабушка, и стала защищать внучку и ругать Лёху за неприбранную утром постель и гадюшник, оставленный им на столе за время завтрака. В ответ Лёха довёл бабушку до кипения, и та громко хлопнув дверью закрылась в своей комнате. Лёха вместе с Сеней вышел на кухню и решил чего-нибудь перекусить. Пошарив в холодильнике и не найдя там сваренной еды, он сел на стол и крикнул бабушке – бабуля, пожарь-ка мне яишинки.
          Та выскочила из комнаты, как маленькая фурия, и потрясая перед его носом маленькой, но внушительной фигой, зло прокричала – А вот ты такую дулю с маслом видел! Так, накась, вот, выкуси, смотри только не обляпайся!
          И, сопровождаемая ехидним смехом Ленки, Лёхиной сестрёнки, она, с победным видом, вышла с кухни. И Сеня вместе, с не солоно хлебавшим другом, который, почём зря, хаял под нос свою вредную бабушку, отправился на улицу. Вот такие вот забавные эпизоды запомнились Арсению. И будет их в этой повести ещё много. Но не стоит нарушать хронологию событий, так что вернёмся в следующей главе на Сенину улицу детства.

                УЛИЦА  ДЕТСТВА

          Родная улица детства. Как часто ты возникаешь в памяти. И не мудрено. Ведь с тобой связан самый беззаботный отрезок жизни. Со своими, радостями, со своими огорчениями, которые тогда казались такими ощутимыми. Сломалась игрушка, великое горе. Отчитали за двойку родители, ещё, более великое горе. Подрался с кем-нибудь, и кажется обида на всю жизнь. И лишь с годами понимаешь какие это наивные и маленькие огорчения в сравнении со взрослыми огорчениями.
             Арсений часто вспоминал свою светлую, солнечную улицу и, приезжая на малую родину, любил пройтись по ней, погружаясь в светлые, как и сама улица, воспоминания. Однажды, совсем недавно, в очередной раз он вспомнил улицу и с ужасом осознал, как быстра и скоротечна жизнь. Перебирая в памяти живших тогда на ней людей, он с горечью отметил, как мало их там осталось. Да что там мало. Одна только тётя Зина, мать Серёги, жившем в третьем доме. Проходя по ней, ему иногда кажется, что он идёт по другой улице. Другие люди, другие хозпристройки и, практически нет детей, играющих на улице. И это неудивительно. Ведь прошло уже много лет, как сюда вселились новые жильцы вместо переехавших или умерших жильцов, живших здесь во времена Сениного детства. У новых жильцов уже взрослые дети. И лишь, видя тётю Зину, единственную ниточку из того далёкого, светлого периода его жизни, память возвращала его на сорок лет назад. Боже мой, сорок лет. Больше половины жизни. А кажется, будто это было вчера. Будто вчера они с Витей сидели на кухне и наблюдали из окна забавную картину, как из второго от начала улицы дома выскакивает Колька, и бежит в сторону сарая, а вслед за ним его брат Толька с явным намереньем догнать того и поколотить. Вот они скрылись за сараем и, через пару минут оттуда выскакивает Толька и бежит к дому, а за ним гонится Колька, со штакетиной в руках. А за тем повторяется первая картина, а следом за ней вторая. Покуда их догонялки не пресекает их мать, тётя Вера.
        Что-то опять не поделили – смеясь, говорит Витя – наверное значки.
Дело в том, что Толька коллекционировал значки. У него в комнате висел коврик усыпанный значками. А Колька потихонечку их тырил, и продавал в школе другим коллекционерам. Про это он сам всем рассказал, по секрету Тогда было модно, что-нибудь коллекционировать. Кто-то коллекционировал значки, кто-то марки, кто-то спичечные этикетки. Витя коллекционировал переводные картинки. И Сеню не миновала чаша сия, он коллекционировал картинки животных, которые вырезал из журнала «Юный натуралист», который ему выписывала мама,  и вклеивал в альбомы для рисования. Он в то время был увлечён животными, и даже мечтал стать зоологом. Он даже в углу создавал зоопарк. Делал из картона вольеры и селил в них пластилиновых зверей, которых лепил сам. Огромный фикус в большой комнате, где стоял телевизор, тоже был облеплен пластилиновыми леопардами птичками и обезьянами, которые часто вызывали недовольство отца. Представьте, сидите вы под фикусом в кресле и попивая пиво, смотрите хоккей или футбол, а на вас сверху сыпятся пластилиновые зверюшки. Любимыми писателями Сени в то время были Пришвин и Бианки. Чуть позже в книжном магазине он купил книгу Арсеньева «Лесными тропами» про жизнь уссурийских зверей, описанную от первого лица. Он даже помнит имена некоторых главных героев книги. Амба-Дарла, уссурийский тигр, Магу-плешивый бурый медведь. Так что эта книга на долгие годы стала его настольной книгой. Он многократно перечитывал её, пока не появилось новое увлечение. Индейцы. Пришло оно к нему, как и к многим мальчишкам того времени, через книги Феннимора Купера и Майн Рида, потрёпанные тома которых зачитывались до дыр бессонными ночами при свете настольных ламп. А ещё индейцы пришли к ним с экранов кино из гэдээровских вестернов с участием Гойко Митича. На следующий день после их сеансов, если это было в летние каникулы, окрестный лес наполнялся улюлюканиями. Во что они только не играли на своей улице. Летом строили шалаш, где восседали Витька с Толькой. Ихние командир и начштаба. Витя выпиливал им из досок автоматы. Он вообще здорово рисовал. Где то до сих пор хранятся его рисунки, портреты срисованные с книг. И автоматы у него выходили на заглядение, начиная с ППШ и заканчивая АКМ. Так что их малочисленная армия была вооружена до зубов. Утром, как обычно, вся армия собиралась у штаба. На мачту из оголённого ствола сосны, врытого возле штаба, торжественно поднимался флаг и начинались манёвры. Ребятня бегала вокруг сараев и громко ртом изображала выстрелы, поминутно споря, кто убит, а в кого не попали. Игры в войну перемешивались другими играми. В основном гоняли в футбол между собой. А иногда играли с другими командами, с пээмковскими с других улиц, с «кирпичниками», как они называли ребят из района Кирпичное, где родился Сеня, с бородинскими и михалёвскими ребятами. И самое интересное, что у каждой команды было своё футбольное поле. Так что даже устраивали чемпионат посёлка. Круговой турнир, после которого был полуфинал и финал. В финал обычно выходили они и команда Кирпичного. Последние были укомплектованы более зрелыми ребятами, а их команда играла на энтузиазме и к серьёзному подходу к турниру. У них даже была своя форма. На футболке у каждого был сделан трафарет эмблемы придуманного Витей. Заяц стоящий задней лапой на мяче с буквой З, так как их команда носила неофициальное название «Забияки». Перед играми они усиленно тренировались и домой возвращались усталыми. За то во время игр, они не знали себе равных, кроме «кирпичников», игры с теми проходили с переменным успехом. Сеня в основном стоял в воротах, даже не смотря на легендарный казус с пенальти, пробитым Танькой, он считался самым надёжным стражем ворот. Потому что не филонил, как остальные. Ведь все хотели бегать по полю, а не стоять, прислонившись к штанге. А ещё Сеня запомнил финский родник, обложенный камнями в кустах, возле «футболки» как они называли поляну в лесу, на которой играли в футбол в метрах трёхсот от улицы. Он помнил, как они во время перерыва ложились вокруг родника и жадно пили вкусную прохладную воду. Сейчас на месте поляны стоит частный дом, а где был родник, находятся хозпристройки. Так что вкус его воды навсегда исчез из жизни, как многое другое. Он остался лишь в памяти, как, к примеру, та поляна, где были радость побед и горечь поражений, где осталась частичка его безоблачного детства.
      С наступлением осени, когда поляна превращалась в сырое месиво, уличные игры ребятни перевоплощались в домашние. У Сени с Витей был настольный хоккей, где тоже проходили турниры, и их комната была наполнена ребятнёй их улицы. Каждый играл за свою сборную, и в финале обычно встречались СССР и КАНАДА, где почти всегда побеждали наши, так как за СССР играл Витя. А канадцы в лице Сени всегда психовали и плакали. К Сениному стыду, надо отметить, что он никогда не был патриотом. В хоккей он всегда играл за канадцев, в войну добровольно играл за немцев, так как остальные играли за них по жребию. Ну, никто не хотел быть в игре фашистом. Лишь Сеня. Ему нравились немецкие танки и самолёты, и автоматы с пистолетами. Он помнил, сделанный братом «парабеллум» списанный с рисунка. Арсений берёг его как зеницу ока. Он обмотал изолентой рукоятку, самое уязвимое в доске место. Рукоятки автоматов ломались постоянно, и брату приходилось сажать их на гвозди к основе автомата, всей уличной армии. С наступлением зимы уличная жизнь оживала. Ребятишки брали у родителей сани, не детские покупные санки, а добротные самодельные сани с прочными толстыми полозьями. У Арсения таких не было, но он вспомнил, что видел такие сани в бытность своего проживания у озера,, в одном из заброшенных сараев. На его счастье они оказались там. Это были крепкие массивные сани с широкими полозьями, вызвавшие зависть всех ребят. Сеня игнорировал все попытки обмена. Так как у него были самые массивные сани, ему поручили самую ответственную миссию, прокладывать в снегу дороги. Витя ему приделал на сани подъёмную лопату, и Сеня начал пробивать в снегу дороги. Остальные прибивали на свои сани ящики и возили снег. Так что после школы и до темна, пока родители не заставляли идти делать уроки, ребятня трудилась на благо страны. У них даже были свои деньги, сделанные из тетрадных листов. И хоть они и не имели платёжной силы, получать их в день получки было приятно. Летом сани заменялись машинками, и на песчаной горке в начале улицы возник целый посёлок в миниатюре с домами, дорогами, с промышленными постройками. В ходу были такие же деньги, как и зимой. Весной, когда улица освобождалась от снега, ребятня играла в круговую лапту, а когда подсыхала поляна,  играли в беговую лапту. Кто в неё играл, знает, какой она вызывает азарт. Не зря же американцы на её основе создали спортивную игру, бейсбол. Время летело беззаботно и весело. Шёл 1971 год. И казалось, вся жизнь будет  впереди, такая же весёлая, беззаботная, игрушечная. Арсений перешёл в третий класс. Припомнить что-то забавное в тот школьный период трудно, так как Сеня был отличником, таким вот опрятным пай-мальчиком. Третий класс и начало 1972 года тоже не особо запомнилось. Единственное, что ему запомнилось, так это торжественное принятие в пионеры. Сеня помнил, как он взволнованно вместе со всеми читал торжественную клятву пионера, как он дрожал от волнения, когда ему озорной семиклассник повязывал галстук, дружески подбадривая, мол, не дрейфь, пацан, всё будет, нормально. И это подбадривание тронуло его трепетную душу. Уже нет на свете того озорного семиклассника, и сам Арсений уже отнюдь не трепетный, а огрубевший, но не очерствевший от перипетий своей судьбы. Но вот тот эпизод навсегда, светлым пятном, осел в его, израненной с годами, душе. 
 
                КАНИКУЛЫ НА УКРАИНЕ.

       Лето 1972 года. Сеня с братом едут на Украину на летние каникулы. Едут одни. Отец их проводил до Питера и видно под пивными парами забыл предупредить Витю, что в целях экономии семейного бюджета не купил десятилетнему Сене билет, хотя как выяснилось позже, мама давала деньги на детский билет. Что-то, промычав Вите по поводу сокрытия Сениного возраста, ежели что, он запихнул детей в поезд, Вите шёл тогда 17-й год.
      И вот в поезде появилось что-то в виде контролёров. Взволнованный Витя на вопрос, сколько ребёнку лет, ответил, восемь. Настала очередь волноваться проводнице, которой папа, навешав лапши на уши, чем он превосходно владел в общении с женщинами, убедил, что ребёнку семь лет.
       Придётся вам заплатить штраф, строго сообщил контроллёр. Бедный Витя не знал, что делать, ведь денег было впритык. И лишь вмешательство пассажиров, разрешило конфликт. Испуганных братьев, контроллёры пожалели, и дальнейший путь они проехали спокойно.
       - Надо было один годик скосить – добродушно пожурила брата пожилая соседка.
       И эта фраза, позже задевала Сенино самолюбие. Неужели в 10 лет я тянул на семилетнего карапуза, часто размышлял он позже. Ведь ему, как каждому ребёнку, хотелось скорее стать взрослым. Эх, Сеня, Сеня, хочется сказать ему в такие моменты, куда ты так спешишь? Ведь ты даже в страшных снах не видишь, какой «подарок» преподнесёт тебе судьба в самом начале совершеннолетия. Но об этом позже. Сейчас мы вернёмся к нашим путешественникам. Прибыв в Жмеринку, Витя снял наконец-то с себя груз ответственности. Сеня хоть и был в тот период кроткий и немного робкий, но всё же брат переживал за него, мало ли что в дороге приключиться может. Там их встречала бабушка. Через пару часов, поздно вечером они сели в проходящий поезд Киев – Черновцы. Брат залез на верхнюю полку, а бабушку с Сеней начали изучать любопытные соседи, вводя Сеню в смущение.
            - Откуда такой гарный хлопчик? – расспрашивали пассажиры бабушку, приветливо озирая Сеню, который от этого хотел испариться.
            - Издалёка – гордо отвечала бабушка – аж, из самой Финляндии.
       Глядя на белобрысенького мальчугана, пассажиры охотно верили бабушкиной географической ошибке.
      Рано утром они сошли на небольшой станции Балин, и через час сели в полупустой рейсовый автобус. Дома их ждал дедушка, который радостно их тискал своими натруженными руками, а так же трёхлитровая банка клубники, которую дед собрал перед их приездом. Покушав, Сеня решил познакомиться с новым дедовым псом, по кличке Бобик. И тут приключилась конфузия, которая повторилась и на следующий день. Только Сеня вышел во двор, как на него тут же набросился огромный черный петух, гордость деда. Это был очень красивый петух, весь чёрный с синеватым отливом, по кличке Цыган. Но очень злой. Он не давал прохода братьям и на следующий день, после чего дедушка печально вздохнув, вечером взял топо,р и на обед Цыган появился на столе в варёном виде. Но до этого любопытный Сеня, на свой страх и риск, убедился, что этот противный петух терроризировал не только его. Выйдя из дома, Сеня прокрался до угла дома, и увидел следующую картину. На краю двора возле сараев возле будки мирно спал его будущий друг, симпатичный чёрный пёс, а взади будки горделиво ходил Сенин обидчик, не выпуская во двор двух хрюшек, которые робко топтались на маленьком пятачке между забором и сараем. Петух ещё немного пошагав, с высокомерием поглядывая на хрюшек, потом подошёл к Бобиковой будке, и залез внутрь, что бы немного отдохнуть от палящего солнца. Бобик, почуяв неладное, поднял вверх уши. Потом, поднявшись с земли, он пошёл к будке, что бы разобраться, в чём там дело. И только он вошёл в неё, оттуда донеслось недовольное рычание, и не менее недовольное кудахтанье. И через миг будка затряслась, извергая из себя пыль, перья и клоки чёрной шерсти, сопровождая этот хаос, неистовым кудахтаньем, и рычанием перешедшего вскоре в жалобный визг. И вот оттуда выскочил ошалевший Бобик с поджатым хвостов, и тут же юркнул за будку. Через миг оттуда с победным видом  вышел важный петух и кукареканьем, громогласно известив всю округу о своей победе, направился в сарай мимо зажавшихся к забору хрюшек. Вы усмехаетесь, мол что это за Бобик, который не может справиться с петухом. Я вас понимаю, вы просто петуха не видели, да и Сеня больше таких петухов не видел. Был потом в его жизни клювачий петух на их улице, который сразу нахохлившись. чуть ли не летел по улице, навстречу ребятне, когда они возвращались из школы. Но этот петух был ничто в сравнении с Цыганом, так что Сеня не боялся его, невзирая на пару болезненных клевков с его стороны, чем снискал уважение своих товарищей. Завидев петуха, те робко останавливались, а Сеня продолжал двигаться навстречу клювачему хулигану. Налетев на вытянутую Сенину ногу и, словив оплеуху, снятым для этого случая, ранцем, петух начинал бегать вокруг сосредоточенного Сени, ища его уязвимое место. Но, словив ещё пару раз ранцем, ощутимые оплеухи, ретировался на безопасное расстояние, откуда начинал злобно кудахтать на Сеню. Посмеявшись над их перепалкою, во время которой петух из уст Сени трансформировался в вонючего козла, товарищи расходились по домам, а Сеня брёл домой, и на почтительном расстоянии от него брёл козёл, вернее петух, буравя Сенину спину ненавидящими глазками. Но Сеня не боялся с его стороны провокации, как так тот был трусоват, на самом деле, а рядом уже находился Сенин петух, который бы наверняка бросился на выручку хозяину, если, конечно, не хотел стать обедом. И похоже он им не стал, а прожил до старости, несмотря не приключившийся с ним, очередной зимой, казус. В суровые январские морозы, он отморозил одну лапу, и стал хромать, но, не смотря на это, лихо защищал свою территорию и кур, от подрастающих петушков, и соседних петухов. Клювачего среди них уже не было. Видно он пошёл на суп, ввиду своего мерзкого характера. Видя в окошко, как хромой петух метелит молодых петушков, тем самым неумолимо приближая их в кастрюлю с супом, и гоняет со своей территории соседских петухов, Арсений позже взял себе на вооружение его жизнестойкость. Но тогда он не понимал, почему в суп, один за одним попадали молодые петухи, а не этот покалеченный петух с культёй вместо пальцев на одной лапе.
               - Папа, а почему ты его не зарубишь? – спросил он как-то отца, курившего на крыльце – он же хромой.
               - Хромой, не хромой, а кур топчет знатно, в отличие от молодых сосунков – ответил ему тогда отец, хитро улыбнувшись.
      Сеня тогда не понял отца, но со временем он начал осознавать, что в любом человеке, а так же, как и в каждой живой твари, важнее не внешний вид, а его содержимое.
      А теперь давайте вернёмся на Украину, где Сеня презрительно озирал победное шествие козла, а вернее петуха, по кличке Цыган, в свой курятник. И только Сеня сделал пару шагов, в направлении будки, что бы, наконец-то, познакомиться с Бобиком, как из курятника выскочил Цыган, и Сеня спешно ретировался в дом. Чем это закончилось, я уже писал. Цыган оказался в борще, а Сеня, в конце концов, получил полную свободу действий по двору. Брат вырезал ему из дерева танки, мастерил из пустых ниточных катушек и консервных банок пушки. Когда солнце нещадно палило двор, они уходили в сад, ложились под тенистой яблоней-скороспелкой, которую дедушка называл папиркой, и блаженствовали. Вся трава вокруг них была усыпана яблоками-паданками, с наливными отбитыми боками. Стоило лишь протянуть в сторону руку, и наткнёшься на наливное белое яблоко. Надкусишь подбитый бочок и с вожделением всасываешь в себя сочную прохладную мякоть.
                - Представляешь, братишка – говаривал Витя в процессе этого приятного отдыха – расскажи кому-нибудь в посёлке, как мы отдыхаем сейчас, не поверят ведь.
      Вечером они ложились на широкую кровать в отстроенной прохладной комнате, включали транзистор, подаренный дедушке его старшим сыном, дядей Гришей. Тот жил в соседней деревне и работал комбайнёром в соседнем колхозе, и был передовиком не только в своём колхозе, но и всего района. Дедушка им очень гордился, и всегда хранил районную газету, в которой подводились итого соревнований. Там на первом месте всегда фигурировал дядя Гриша. И этот транзистор, который они включали вечерами, был выигран им по итогам уборки урожая. Сеня смутно помнил дядю Гришу, его жену и двух своих двоюродных сестёр Люду и Галю. Они лишь однажды ездили к ним в гости, и этот визит не запечатлелся в Сениной памяти. Он сильнее запомнил своих троюродных братьев и сестёр.
Люсю, года на два постарше его и её взрослую сестру Галю. Он помнил, как Люся защищала его от наглого Юрека, когда у них на какой-то праздник собралась вся многочисленная бабушкина родня. Он вспомнил Галину свадьбу, где она, красивая, в расшитом рушнике по украинской традиции бросала многочисленной ребятне гроздья конфет. Украинская свадьба, это накрытые во дворе столы, где гуляло полсела. Это веселые пляски и красивые украинские песни, поющиеся всеми участниками застолья. Это шумные ватаги ребятни играющих вокруг богато заставленных столов. Надо отдать должное этой нации. Они умеют работать и гулять с размахом. Как работают, Сеня видел сам. Уборочная шла круглосуточно. Он вечерами слышал гул моторов на полях и лучи прожекторов. А ещё он ни разу не видел в селе пьяных. Они, естественно выпивают, но дома. Считают для себя позором, появиться пьяным на людях. И при этом свято чтят религиозные традиции. В воскресенье, там не услышишь стук молотков и трели пил. Люди в воскресенье отдыхают. Вернёмся теперь к братьям, которые лежали по вечерам в широкой кровати и слушали транзистор. В тот год в Берлине проходил международный слёт молодёжи и студентов, и Витя с Сеней увлечённо слушали репортажи с этого форума и слушали песни из разных стран. И что-то доброе было в них, что-то светлое. Это был вызов американской военщине, которая бездарно завязла во Вьетнаме. Всё это рождало в Арсение неприязнь к империализму. И хоть, становясь старше, всё-таки попал под влияние западной пропаганды, полюбив тяжёлый рок, он в глубине души понимал, что их демократия не принесёт ничего хорошего. И вот теперь он видит, к чему он привела. Что же это такое, пропаганда западной демократии, с её псевдоценностями?  Это как сладкий плод, внутри кишащий червями. Сначала кажется вкусным, потом становится приторным и уже хочется его срыгнуть, потом добираешься до его гнилой середины, которая кишит червями пошлости, вседозволенности и насилия, Что вызывают в тебе тошнотворную реакцию. И с годами Арсений стал понимать ту жёсткую советскую цензуру, которую он тогда хаял, как и многие другие. Да эта демократия дала людям свободу передвижения, сломала железный занавес. Но какой ценой мы платим за эту свободу. Ценой размножения этих червей, заполонивших экраны телевизоров и кинотеатров, ценой растущей армии наркоманов, для которых  ничто человеческая жизнь, и своя и чужая, ценой культа денег, который убивает в людях всё святое, наполняя их алчностью, вседозволенностью и предательством. Продаётся и предается всё. Продаются по смехотворным ценам природные богатства кучке дельцов, сырьё загранице, взамен китайскому ширпотребу и радиоактивным отходам, которые хороним на своей территории. Предаются Советский союз, страны Варшавского договора, Куба, Югославия, страны арабского мира с которыми были заключены многомиллиардные контракты. Вот они пресловутые плоды западной демократии. И ничто уже не мешает нашим американским «друзьям» устанавливать новый мировой порядок. Развалено и распродано всё. Хотя, наверное, я не прав, Ещё не всё, раз вместо школ, детских садов и больниц, как грибы растут новые торговые и бизнес центры. Что-то я увлёкся мировоззрением нынешнего Арсения, которое у него сформировалось ценой проб и ошибок. Вернёмся в его детство, в то лето, где они весело проводили лето с братом. Дни пролетали, как стрижи и вот брат уехал домой, и Арсений остался один. Ну, не совсем один. Рядом были дедушка с бабушкой и Бобик, с которым они очень сдружились. Сеня играл в войну с танками и пушками, которые ему смастерил брат, или играл во дворе в футбол против Бобика. Тот как защитник был хорош, а вот как нападающий неважный, так что все матчи Сеня выигрывал у Бобика всухую, правда, надо отдать должное Бобику, тот на это не обижался. Но один раз он обиделся, и очень круто, за что Сене было очень стыдно из-за своей трусости. Дело было так.
         Бобик мирно хлебал похлебку, а Сеня тыкал в миску палку, чем раздражал его. Тот рычал на Сеню, прося того не мешать ему кушать, но заведённый Сеня не слушал друга, и всё наглее тыкал в миску палкой, пока доведённый до белого каления пёс  не цапнул его за руку. Сеня испуганно заорал от неожиданности, а выскочивший дедушка, услышав крик любимого внучка и увидев укушенную руку, начал жёстко трепать бедного Бобика. А Сеня проявил в тот момент трусость, и не сказал, что виноват в этом только он. Три дня Бобик игнорировал Сенино раскаяние. При виде его, он залезал в будку и не показывал оттуда носа, несмотря на многочисленные Сенины извинения. Сеня на всю жизнь запомнил те болезненные угрызения совести, и старался не предавать своих друзей. И лишь на четвёртый день, Бобик простил Сеню, так как, наверное, понимал, что Сеня уезжает завтра днём. Как они были счастливы в тот день. Они не отходили друг от друга, а вечером так наигрались в догонялки, что Сеню начало знобить. Бабушка поставила Сене банки, а после щедро натёрла его гусиным жиром. Утром Сеня проснулся совершенно здоровым, но сильно ослабевшим. Но надо было возвращаться домой. Тепло попрощавшись с дедушкой и Бобиком, Сеня с бабушкой пошли на автобус. Приехав в Балин, они часа четыре ожидали пассажирский поезд. И Сеня, маясь в ожидании упросил бабушку осмотреть окрестности.
               - Что тут интересного увидишь – ворчала бабушка, нехотя бредя за Сеней – чай, не Париж.
          Но Сеня быстро нашёл интересное. Это была скромная, но очень чистая ухоженная братская могила, с небольшим памятником и доской с фамилиями бойцов, павших в боях за это село. И часа два Сеня, читая фамилии павших солдат, мысленно оживлял их и шёл вместе с ними в атаку. Арсений всегда трепетно относился к могилам, неважно, кому они принадлежат. Уважение к мёртвым, это уважение к жизни.
         В Казатине бабушка сдала его с рук в руки к отцу, и Сеня поехал домой.
   Без эксцесса поездка опять не обошлась. На одной из станций папа вышел из поезда, чтобы прикупить чего-нибудь съестного. Уже кончалось время стоянки, а папы всё не было и Сеня начал мандражировать. Вот уже и поезд тронулся, а папы всё не было. Поезд наращивал ход, и в Сене нарастал страх, и, в конце концов, он не выдержал и заплакал. Сердобольные соседи успокаивали ревущего Сеню. Не переживай, мальчик. Мы отведём тебя в Ленинграде в милицию, и они быстро найдут твоих родственников. Но Сеню терзала тревога за папу, до тех пор, пока вечером в купе не вломился пьяный отец. Сколько же ему было высказано нелестных слов со стороны соседей, пока обрадованный Сеня крепко обнимал своего папу. А папа просто познакомился с приятной компанией и до вечера пил вместе с ними где-то в начале состава. А Сеня всё это время паниковал. Что-то похожее Сеня испытал во втором классе, когда их от организации возили в Ленинград на экскурсию. Намечалось посещение цирка и зоопарка, но второе мероприятие сорвалось, так как Сеня очень захотел попасть первым в автобус. Он перед окончанием циркового представления, выскочил на улицу, и побежал к ожидавшему их автобусу. Но автобуса на месте не оказалось, а точнее Сеня оказался не в том месте. Арсений на всю жизнь запомнил панику в своей душе, оказавшись не в том месте.  Страх вызвал  в испуганном Сене дикий рёв, но его стеснение перевело его в жалобное хныканье, которое услышали две женщины. Они долго выясняли у плачущего Сени, где он был перед тем, как заблудился. Выяснив, они за руки привели Сеню в холл цирка, по которому метались испуганные, не менее его, учительницы. Они долго благодарили женщин и особо Сеню не ругали. Его под бдительным присмотром привели в автобус и поехали домой, невзирая на недовольный гул ребятни, по поводу зоопарка. Ведь все хотели увидеть слона, который через год умер. Так что по вине Арсения, некоторые так и не увидели в своей жизни слона. В данный момент вся детвора, сидела в автобусе и хмуро клевала носом, изредка бросая в сторону Сени, злые взгляды, в которых читалось. Из-за тебя, козёл, мы на слона не поглядели. Но как это бывает в детстве, обиды быстро забылись, и Сеня вскоре снова стал полноправным членом детского сообщества.
                И вот он сейчас вернулся с Украины, где его ждали друзья, которых ему так там  не хватало. Он помнит до сих пор, как 31 августа, он ходил с друзьями за грибами и всю дорогу без умолку болтал, соскучившись по общению.

                СНОВА В ШКОЛУ.

И вот Сеня  пошёл в четвёртый класс. Ещё на линейке он заметил, как сильно обновился их класс. Всё дело в том, что к ним влились ученики Зайцевской и Масловской начальных школ, в которых учились дети из окрестных деревень, которые будут через год распущены. Раньше они приходили в их школу всем классом и объявлялись 4-м «Б». Но в этом году, из-за недоукомплектованности или по каким другим причинам, они влились в их тоже недоукомплектованный класс, в котором до этого было 21 человек, а теперь стало 36. три с половиной года. Посадили Сеню с новенькой девочкой из Зайцева. Это была симпатичная, компанейская девчонка, и влюбчивый Сеня одно время был в неё даже немножко влюблён. Всё в ней устраивало Сеню, кроме одного. Она не давала ему списывать. Самому надо думать, говорила ему она, отвергая его настойчивые домогания по поводу списывания. Хорошо, цедил сквозь зубы раздосадованный по поводу отказа Семён и чертил посередине парты карандашом черту.
             - Это граница – объяснял он удивлённой соседке – вот только сунься теперь на мою половину.
             - Вот мне больше делать нечего – фыркала симпатичная соседка – как на твою сторону лезть.
       И она сосредоточенно решала примеры по математике или писала диктант, а сосредоточенный Сеня внимательно следил за её локотком, который сам по себе незаметно заезжал на его сторону. И тогда в ход шёл циркуль, которым Сеня колол его локоток. Под партой в ответ его ногу,  больно пинала её ножка, и завязывалась ножная война, которую прерывал строгий взгляд учительницы. Вместе со звонком Сеня получал ощутимый удар учебником по голове и выходил на перемену. Но это было во втором полугодии 6-го класса и в 7-м классе, а до 6-го класса Сеня был отличником и пай-мальчиком, которых теперь зовут «ботаниками». Но лесная школа, в которую направили Сеню из-за папиного туберкулёза, и где он проучился первое полугодие, превратила его из примерного ученика, в хулиганистого оболтуса. Но об этом в другой главе. А покуда Сеня прилежно учился и не хулиганил. Так что особо интересного в его школьной жизни не происходило. Запомнился лишь один забавный эпизод из его школьной жизни. И то он произошёл во 2-м классе во время новогоднего утренника. Как он любил эти новогодние утренники, когда в школу заходили обычные мальчики и девочки с с ранцами ( пакетов в то время ещё не было), а из класса выходили пиратами, принцессами, снежинками, котами в сапогах, зайчиками и всякими другими зверюшками. Вот и в тот утренник Сеня со своим закадычным другом детства Колькой, вышли из класса зверюшками, точнее, поросятами. В розовых костюмчиках с пришитыми хвостиками, которые им вскоре оторвали, и в масках, сделанными Сениным братом, Витей. Вели они себя в зале столовой, где проходил новогодний утренник, соответственно своим персонажам, баловались, толкались, бегали и визжали, пока со всего маху не врезались в учителя музыки и пения, Антона Федоровича или Антошку, как его за глаза звали все дети. Это был высокий и юморной мужчина в очках, любивший выпить.
                - И кто же это тут у меня, поросята? – спросил он их после столкновения, срывая с них маски.
                - А, это вы –  признав их, сказал он, смеясь  – так вам и не стоило маски одевать. И так понятно, кто вы есть.
        Немного сконфузившись, друзья опять надели маски, и быстро вернулись в свой образ, стараясь больше не попадаться на глаза учителю пения. Раз мы затронули высокую тему искусства, то Сеня тоже на всю жизнь запомнил свой актёрский дебют, во втором классе. Нина Петровна, их первая учительница решила поставить с ними спектакль «Кошкин дом», и надо отдать ей должное, у неё это неплохо получилось. Они даже отыграли несколько спектаклей в своём родном ДК, и в соседних деревнях.
             Сене досталась небольшая роль петуха. По ходу пьесы ему надо было пару раз молча потусоваться вместе со всеми на сцене, и лишь раз произнести одну фразу, когда бедная кошка, у которой сгорел дом, попросила ночлега в их с курицей доме. Ко-ко-ко, Ку-ка-ре-ку. Нет покоя старику - должен быть крикнуть на сцене Сеня и тут же удалиться. Все переговоры с кошкой  дальше вела его жена, курица. Но сколько нервных переживаний до дрожи в коленях забирала у Сени эта сцена. Так что артист из него не вышел. Лишь пару раз он потом ещё выходил на сцену. Однажды девочки с трудом уговорили робкого тогда ещё «ботаника» Сеню сыграть на новогоднем утреннике в пьесе «Морозко» роль немого снеговика, с которой Сеня легко справился. Ведь его задача была постоять минут пять за кортонным силуэтом снеговика и тупо хлопать глазками в дырочки вырезанные у снеговика под глаза. Так что всё прошло без дрожи в коленках.
Второй раз у него коленки дрожали, правда не от страха, они тогда со своим закадычным другом Колькой играли лошадь в какой-то забытой Сеней пьесе. По её ходу они изображали, Сеня переднюю часть, а Коля заднюю часть лошади, на которой две девочки, игравшие принца и принцессу, удирали от злобных разбойников. А так как обе девочки почему-то взгромоздились на перед лошади, то у Сени, естественно дрожали ноги, пока они безудержно носились по сцене. Спасало его то, что они скрывались под попоной, и потому ребятня, весело смеявшаяся над их скачкой, не видела его красное от натуги лицо. На этом Сеня решил навсегда завязать с художественной самодеятельностью, и больше его в спектакли не звали.
         Так вот незаметно, Сенина жизнь привела его в шестой класс, то бишь, в лесную школу. Но до этого были его последние каникулы на Украине. Ничего там необычного не произошло. Сеня, как и прежде, наслаждался поглощением фруктов и орехов, игрался с Бобиком, который сразу признал его, и был, как и Сеня, чрезмерно рад их встрече, играл во дворе в одиночку в футбол или войнушку, и ходил с бабушкой по гостям ( слава богу без визита к бабе Ванде, вернее, её задиристому внуку Юреку). И лишь на всю жизнь ему запомнился последний вечер и прощание с дедушкой.
            В тот вечер приехал отец и привёз Сене диапроектор, и диафильм с видами Ленинграда. Через час пришёл двоюродный брат отца, дядя Вася, с дочкой Люсей. Они были приглашены по поводу приезда папы. Сеня любил свою двоюродную сестру Люсю, бывшею на два года старше его. Он помнил, как она отгоняла от Сени назойливого Юрека, когда все бабушкины родственники были в гостях у бабушки. Люся жила к ним ближе всех, так что Сеня часто ходил к ним в гости. Ему ещё очень нравился их пёс, который, замечая входивших во двор незнакомцев, начинал бешено, до хрипоты, лаять, и гоняться за обрубком собственного хвоста. Вертясь, словно юла, поднимая над собой клубы пыли, он влетал в будку, которая начинала ходить ходуном. Через минуту пёс успокаивался, и Арсений тихонько возвращался к калитке, и снова, шумно входил в неё, вызывая у пса новую вспышку гнева. И так Сеня делал несколько раз, покуда не получал нагоняй от бабушки.
          И вот взрослые сели за стол по поводу приезда папы, а Сеня пошёл показывать Люсе диафильмы. С гордостью он ей показывал виды Ленинграда и в порыве вдохновения приглашал её к себе в гости.
    Потом,  когда дядя Вася с Люсей ушли, тепло попрощавшись с Сеней, он ещё недолго поиграл с Бобиком. Проснувшись и позавтракав, в полдень они пошли на автобус. Дедушка, как и в прошлый раз не пошёл с ними. Хотя до этого не отходил от Сени ни на шаг.  Он стоял у ворот и махал им рукой. Только в прошлый раз он немного постоял и ушёл в дом, а в этот раз он стоял до тех пор, пока они не скрылись из виду. И лишь в лесной школе, получив печальное известие от мамы, которая практически каждую субботу навещала его, Сеня осознал, почему дедушка так долго стоял в последний раз и почему, когда он обнимал и целовал Сеню при прощании, у него были влажные, и очень грустные глаза. Он понимал, что больше никогда не увидит Сеню. Пуля, застрявшая в позвоночнике с войны, сделала своё подлое дело. И вдруг Сеня вспомнил, как он, в прошлый свой приезд,  уговаривал деда, лечь спать вместе.
          - Нет, Сеня. Не надо – ласково улыбнулся тогда дедушка – не дай бог утром проснёшься, а я нет.
        Сеня долго мучался в догадках, уединившись от всех на пустынном берегу Финского залива. Он отчётливо запомнил, что в тот вечер было ветрено и холодно. Но Сеня, как будто, не замечал этого. Он сидел на краю пирса, свесив вниз ноги, и нервно теребя в руках кепку, смотрел в пустоту залива. Внизу штормило, и залив был мрачный и тёмный в унисон настроению Сени.  Волны шумно бились возле его ног, обдавая Сеню солёными брызгами. Он изредка облизывал дрожащие губы, по которым струились солёные капли, то ли от брызг, то ли от слёз.
          Это была первая в его жизни смерть близкого человека,  потому Сенина детская душа не хотела принимать это.
          - Как же так – сквозь рыдания думал Сеня – ведь дедушка был таким энергичным. Как же так.
          И лишь позже он узнал от бабушки, что задолго до его приезда у дедушки начались проблемы с позвоночником, часто начали неметь правые конечности, и лишь сейчас вдруг Сеня стал припоминать детали, которые не очень бросались тогда в глаза. Он стал припоминать, что дедушка реже работал по хозяйству и чаще отдыхал на своей койке. Видно перед приездом внука, он мобилизовал все свои силы, и болезнь на время сдалась. Но после, когда уехал Сеня, она сделала своё коварное дело. Осенью дедушку разбил паралич, и примерно через месяц он умер. Вот так Сеня потерял своего любимого дедушку. Потом бабушка продала дом и, и не поделившись с дядей Гришей, со своим неродным сыном, уехала к родному сыну (Сениному отцу). Затем Украина отделилась от России, и Сеня никогда не посетит могилу любимого деда. Но добрая память о дедушке навечно останется в его сердце.


                ЛЕСНАЯ  ШКОЛА.

          Вернувшись с каникул, Сеню ожидал «сюрприз». У папы обнаружили пятна на лёгких ( подозрение на туберкулёз), и Арсения в целях профилактики поставили на учёт в тубдиспансере и направили в лесную школу. Находилась она под Приморском на живописном берегу Финского залива. Но Сеню это не радовало. Он не любил резких изменений в своём жизненном укладе. Он любил постоянство, и для него отъезд от своих друзей, из родной школы  в неизвестность, очень расстроила. Он не любил начинать всё заново. И как он не хотел этого, верх взяло слово «надо». Распрощавшись с друзьями, 31 августа вместе с мамой поехал в лесную школу. Его одежда с нашивками его инициалов, сложенные в подписанный чемодан, очень тяготили Арсения. Приехав на место, он встретил десятки таких же растерянных детей, с такими же подписанными чемоданами. В спешном порядке их распределяли по классам и по палатам. Как же Арсений ненавидел это слово, палата, от которого пахло больницей. Так что его настроение в тот день было на нуле, а после прощания с мамой, вообще резко скатилось вниз. И негде было уедениться. Кругом сновал прибывший в школу люд. Простившись с мамой, Сеня пошёл искать свою палату №9.
          - Слава богу не палата № 6 – мрачно усмехался Арсений, вспомнив стишок про дурдом,  бредя по оживлённому коридору. Найдя свою палату, он вошёл в неё, поздоровался с пацанами, и присел на свободную койку. Все изучающе, поглядывали друг на друга. Своей уверенностью выделялись два парнишки. Как выяснилось позже, они уже не в первый раз учились в лесной школе, и потому знали все тонкости и законы интернатовской жизни. Дружба с ними помогла Сене ценой драк, завоевать неплохое место под солнцем. Не то что бы высшее, высшие места занимали ребята прошедшие эту школу раньше. Но и его тоже стали уважать и прислушиваться к его мнению. В их палате собрались ребята из Выборгского района, а в соседней поселились пацаны из других районов Ленобласти. Эти две палаты составляли мальчиковую половину их класса. Девочки жили в другом крыле. Их класс именовался 5-й б.  Ещё был 5-а, В нём учились дети, изучавшие английский в своих школах. А так как в области в то время в основном изучали немецкий язык, в 5-м «а» львиную долю составляли «немцы», , и на уроках немецкого языка в кабинете было тесно, так как приходили дети из 5-го-«а», а их редкие англичане наоборот уходили на урок английского языка в 5-й «а» . Такое вот перемещение народов со своими стульями. В шестых классах была та же самая картина. Были в «а» классах нормальные пацаны, но дружить с ними не давала пресловутая интернатовская классная братия. Бэшники не могли водить дружбу с ашниками, иначе ты мог стать изгоем. Так что приходилось жить по этим дурацким законам и привыкать к распорядку. В интернате всё было по распорядку. В 7-00 подъём, потом умывание и чистка зубов. Затем, если позволяла погода, на стадионе проводилась всешкольная зарядка. Если шёл дождь зарядка проводилась в тесном спортзале. В 8-00 поклассно все шли в столовую на завтрак и в 9-00 начинались занятия. После второго урока был так называемый второй завтрак. В школу приносили и раздавали, чередуя дни, яблоки или морковку. Рацион по нынешним временам был довольно скудным. Бананы тогда были в диковинку, не говоря уже об ананасах и прочих тропических фруктах. Так что били лишь яблоки и морковка, которые охотно поедались детишками. На перемене они весело ими хрустели, после чего шли на третий урок. После пятого урока в 14-00 дети шли на обед. После обеда с 15-00 до 16-00 шёл так называемый ненавистный для многих детей, и по этой же причине и воспитателей «тихий час», где воспитатели пытались угомонить детишек. Сначала это им не удавалось, но со временем детишки попривыкли, поутихли и даже начинали спать. С 16-ЗО начиналась продлёнка. Дети делали домашнее задания и посещали кружки. Так как Сеня не хотел посещать кружки, он стараясь быть не замеченным пробирался к дальней беседке в дальнем углу школьного парка, где собирались так называемые раздалбаи. Там они курили и травили жизненные байки и анекдоты. Потом к 19-00 шли на ужин а потом начиналось время свободных занятий. Основная масса девочек и мальчиков собиралась на школьном стадионе где играли на свежем воздухе  водили «ручеёк» , а когда шли дожди и холодало собирались в своих палатах или в спортзале играли в футбол. Был ещё красный уголок с телевизором и с журналами, но почему то, его редко открывали.  Сенина компания в сентябре собиралась на пирсе. За территорию школы запрещалось выходить, Её охранял сторож, но ушлые пацаны находили лазейки, и ошивались у злачного места, который именовался рестораном «Волна». Место, где находилась школа называлась Маннола. Это уже был дачный посёлок, пригород Приморска. Но дачный сезон уже заканчивался и народу в ресторане было немного. В основном там гуляли рыбаки с траулеров и моряки загранплавания, И все пацаны , что там ошивались, грезили мореходной школой, наслушавшись рассказов подвыпивших моряков, щедро угощавших их жвачкой и заграничными сигаретами. И хоть им было интересно слушать про заграничную жизнь жуя вкусную жвачку и пыхтя иностранными сигаретами, к 21-00  надо было возвращаться в спальный корпус.  Труднее было уложить детей после отбоя. Особенно палату, где жил Арсений. Она для ночных воспитателей была самой недисциплинированной. И даже репрессивные меры не могли их угомонить. В чем заключались эти репрессивные меры. А в том, что их поочерёдно ставили на час в угол в соседнем крыле здания, где спали девочки. Это уже когда мальчишки стали повзрослее, появилась мечта пожить в женском монастыре, а тогда это было неприятным испытанием. Представьте, как неуютно стоять в одних трусах и слышать хихиканье постоянно выглядывающих в коридор девочек. Сеня вообще тогда был очень робким в отношениях с девочками. Особенно эта робость проявилась в лесной школе. Была в их классе одна бойкая симпатичная девчонка, которую звали  Люда. Она не давала бедному Сене проходу. В школе она постоянно была рядом с ним, вечером во время коллективных игр тоже. Играя  в «ручеёк», она всегда выбирала Сеню, и он всегда крайне смущался этому факту, так как в их компании в тот момент было позорно водить дружбу с девочками, да и по натуре Сеня тогда был робким в отношениях с противоположным полом, и это, похоже, её ещё больше раззадоривало. И всё заканчивалось тем, что Арсений всегда постыдно ретировался в спальный корпус. А ещё это прозвище данное ему этой пигалицей. Пингвинчик. То ли, за его
за его тушевание перед ней, Арсений так и не понял значения этого прозвища. Слава богу, оно не прожилось к нему. Тогда у него было другое прозвище, Тюля. Из-за одной нелепой чукотской песенки про тюленей из какого-то произведения проходимого по учебной программе Ви-тюля, тюля-тюля, покажи из моря нос, выходи на берег тюля, я трески тебе принёс, пелось в этой нелепой песенке. Ну и понеслось Витюля -  тюля. Сначала это Сене не понравилось, но ничего, со временем привык. Всё-таки получше, чем у его одноклассника и соседа по койке Вася Троцкий, так как он на самом деле был Андрюха Тропский, и с кем Сеня постоянно дрался. Наверное из-за неуживчивости характера. А драки с ашниками проходили почти каждый вечер перед отбоем. Не на кулаках конечно, а на полотенцах. А скрученное в «морковку» намоченное полотенце, тоже не подарок особенно когда им бьют по оголённым участкам тела. В этих полотенчатых боях бэшники, то бишь, Сенины одноклассники всегда одерживали верх. И лишь однажды ашники одержали вверх над ними. Случилось это в последний вечер перед осенними каникулами. Я уже говорил, что класс Б состоял из детей из Выборга и района, а класс А из Кингисеппа, Гатчины, Тосно и прилегавших к ним районов. Так что почти всех бэшников ещё днем увезли домой родители, и из двух комнат остались только трое, Сеня и ещё два пацана из Светогорска, включая Троцкого, то бишь, Тропского. Прямь как в песне. Нас оставалось только трое из восемнадцати ребят. И хоть они были не робкого десятка, но поджилки у них тряслись всё сильнее и сильнее по мере приближения отбоя. Они сидели в комнате и обреченно теребили приготовленные к бою полотенца. Ещё в умывалке к ним заглянул один из ашников и, видя, как они мочат полотенца, с наглой ухмылочкой зловеще процедил, готовьтесь, готовьтесь. Сегодня вам кирдык будет. И вот дверь распахнулась и разъярённая орава ашников ворвалась в их палату свалила их оцепеневших от страха на пол и начала жестоко избивать полотенцами, и не только полотенцами, но и ногами. В тот вечер они втроём приняли на себя всю ненависть ашников от обиды прошлых поражений. Те будто озверели, и если бы не вмешательство ночной няни и дежурной воспитательницы, неизвестно чем бы это кончилось. Вот так вот детская забава переросла в достаточно взрослое избиение. Сеня впервые в жизни познал эту боль поражения. Не детского поражения, когда тебе дадут пару раз по лицу, а взрослого, когда ты умываешься и харкаешь кровью. А сколько их ещё будет в его шальной пьяной юности. И побед и поражений, когда не как в детстве, драки шли до первой юшки. Через месяц Сеня снова был побит. Девчонкой. Да,да, не удивляйтесь и не смейтесь. Девочкой из старшего класса. Помнится была в их школе девочка Лариса Тишина. Гроза всей школы, Не хулиганка, наоборот активистка. Председатель школьного совета. Вроде и не дралась, но держала всех нарушителей режима в ежовых рукавицах. Была она довольно крупная девочка, и потому её все пацаны за глаз звали, тётя лошадь. Почему за глаза, надеюсь всем понятно. И вот Сеня по своей шебутной наивности назвал её как говорится глаза в глаза. Но не тётя лошадь, последствия от чего были бы не такими больными как произошло на самом деле, а гораздо хуже. А дело было так. В то время у них был в моде анекдот. Жила-была девочка, звали её Тутка, и её постоянно обижали мальчики. Она всегда обижалась на них. Они всегда просили у неё прощения, говоря ей. Прости Тутка.
     И вот во время очередного обхода перед сном совершаемого дежурными старшеклассницами, которыми руководила естественно Лариса Тишина, Сеня решил рассмешить всех.
       - Как вы уже всех достали – ругалась Лариса, разгоняя пацанов по кроватям – одна морока только с вашей палатой.
       Сеня лёг в кровать и когда к нему подошла Лариса, он дурачливо захныкав произнёс ставшие для него роковыми слова.  Прости Тутка.
       И он тут же стал получать такие яростные оплеухи, что у него в глазах всё потемнело и заискрилось. Она видно не слышала этого анекдота и не поняла моей шутки, летая в ужасе по кровати по батуту, подхватываемый за волосы ставшей мегерой, Ларисой. И лишь вмешательство её подружек спасло тогда Сеню от полного уничтожения.
             - Да ладно тебе, Лариска, отпусти ты его – говорили ей подружки деликатно оттаскивая его от побледневшего Сени – он уже и сам не рад тому, что ляпнул.
      Когда девчонки ушли, в комнате стояла жуткая тишина, как будто в ней никого не было. Все были в шоке от экзекуции над другом. А Сеня неподвижно лежал под одеялом, ничего не соображая, и даже не сходил перед сном в туалет, хотя ему тогда очень хотелось писать. Сходил он лишь тогда,  когда все молча улеглись. Ему тогда было стыдно перед пацанами. Но как оказалось, напрасно.
     Утром наш страдалец проснулся авторитетом. Вся палата восхищённо глядела на Сеню.
               - Ну ты даёшь – восторженно сказал Юрка, авторитет их класса – такое Лариске сказать.
     Сеня хотел было оправдаться, но промолчал. Вот так из побеждённого он стал победителем и правой рукой Юрки. Юрка сам заслужил свой авторитет, кочуя по лесным школам со второго класса. Уважая его опыт интернатовской жизни, Сеня даже не помышлял свергать его с трона.
       И вообще день был удачным для Сени. На первой же перемене его отыскала Лариса и отвела его в сторонку. Сначала Сеня испугался, как и все кто стоял с ним в коридоре, что сейчас повторится вчерашняя экзекуция. Но вид у неё сегодня был приветливым.
               - Ты меня извини, за вчерашнее – сказала Лариса, отведя его за угол корпуса, чтоб никто не мешал им разговаривать, но Сенины друзья поначалу поняли её демарш по-другому и постоянно выглядывали из-за угла. Убедившись по их мирному поведению, что вчерашнее не повторится, они успокоились и пошли в корпус ожидать окончания перемены.
                - Да ладно – смущённо забубнил Сеня – всё нормально.
                - Но ты тоже хорош гусь – дружески улыбнулась Лариса – уж от кого от кого, а от тебя я такого не ожидала. Я всегда тебя считала тут самым вменяемым пацаном. А ты вдруг такое отчебучил. Знаешь, как мне было обидно. Думала, за что он так меня грязно обозвал, что я ему плохого сделала. Лишь потом девчонки убедили меня, что ты это ляпнул не со зла, а чтобы похохмить и рассказали ваш дурацкий анекдот, я поняла, что перегнула палку, и мне стало очень стыдно. Так что ты ещё раз извини меня за вчерашнее.
                - Да ладно – опять смущённо забубнил Сеня – сам виноват.
    И вот тогда дала ему Лариса мудрый совет, которому он старается держаться по жизни.
                - Не раз подумай, прежде чем ляпнуть глупость– сказала ему тогда Лариса, и услышав звонок на урок, добавила убегая – если что-нибудь будет надо, спрашивай, не стесняйся.

                - А не такая уж она ужасная, как все говорят – подумал Сеня, идя на урок – нормальная, обычная девчонка.
     Вечером его опять ждал сюрприз. Семиклассники пригласили его в семь вечера в беседку. Зачем это я им понадобился, с тревогой думал Сеня, направляясь к назначенному времени к беседке, неужто им Лариска пожаловалась. Подходя к беседке, он увидел в ней компанию шестиклассников, во главе со школьным авторитетом Вовкой Валунасом, что ещё больше насторожило Арсения. Но дружелюбное приветсвие ребят немного успокоило Сеню.
                - Зачем звали? – спросил Сеня, прикуривая сигарету, которой его угостили.
                - Что-то тут не так - подумал Сеня – вообще нонсенс, что бы старшеклассники сами предложили сигарету.
                - Скоро узнаешь – сказал ему Вовка. 
      Вскоре подошли Юрка и к*, то же судя по их выражениям лиц, не понимавшие, зачем их сюда позвали. 
      И вот через пару минут, два старшеклассника чуть ли не силой приволокли испуганного Андрюху Троцкого.
                - Ну, давай, дерись с ним – приказал ему Вовка, указывая на Сеню.
                - Не хочу я с ним драться – испуганно пролепетал Андрюха.
       Да и Сене не хотелось с ним драться, он никогда не был, и не будет сторонником насилия и всегда старался и будет стараться, разруливать конфликты мирным путём. Но сказанное после этого, Вовкой, вернуло его в жёсткий мир дворовых компаний.
                - А утром грозился ему морду расквасить – сказал ему Вовка – а за свои слова отвечать надо. Так что или дерись или будешь чмошником.
       Чмошник – самый страшный титул в дворовой иерархии. Шестерка, хоть и позорный титул, но с ним ещё можно жить. А чмошник – это существо не имеющее своего голоса, и которого можно постоянно шпынять, а в уголовном мире и ещё хуже. Но слава богу детский мир не опустился до уголовного, но всё-равно позорно было быть чмошником.
         И поэтому Андрюха с яростью затравленного волка бросился на Сеню, и тому поначалу тоже было туго, но и он не хотел потерять свой авторитет, пришедший к нему так неожиданно, и вскоре Андрюха был повержен. Дрались тогда до первой крови. Хотя почему это авторитет пришёл к нему неожиданно. Сеня поднял его сразу же после осенних каникул. А дело было так. После злосчастного побития ашниками, приехавшие с каникул бэшники, без полотенец вошли в их палату. Те уже наготове, держа в одной руке «морковки», а  в другой подушки, как щиты стояли на середине палаты.
               - Всё – заявил им Юрка – мы с вами больше в эти игры не играем. Раз вы не можете по-честному.
              - А это как, по-честному? – вопрошали ашники.
             - А это когда двенадцать человек не забивают троих, тем более ногами. И мы предлагаем вам подраться стенка на стенку.
             - Договорились – сказали ашники, так как им нечего было делать. Не становится же им коллективом чмошников.
            - Договорились – сказали бэшники – завтра вечером ровно в восемь на стадионе.
      В восемь вечера они выстроились стенка на стенку, друг против дружки.
 Арсений встал напротив своих самых активных обидчиков и по команде «поехали» они помчались навстречу друг другу. Схватка получилась яростной и короткой. Не выдержав кулаков бэшников, ашники пустились наутёк. Особенно яростно дрался Сеня, нанося точные удары двоим своим обидчикам, тем самым подняв уже тогда свой авторитет. Нет, Арсений не был Гераклом, видно прошлая обида, и желание поквитаться за неё придали ему дополнительные силы. После той виктории, они больше не контачили с ашниками. Может и помирились со временем, а может и нет, Сене не дано было знать, так как в конце декабря, он был отчислен. Что послужило причиной, вы узнаете ниже.
     Вскоре Сеня воспользовался своим авторитетом в добром деле. Училась в их школе в параллельном классе одна девочка. Скромная, тихая и очень замкнутая. Ни с кем не дружила, даже с девчонками. Гуляла всегда одна. Естественно это было подмечено ушлыми пацанами, и они нашли в ней одну слабость. Она очень не любила, когда матерятся. И пацаны начали над ней издеваться. Искали её на прогулке и проходя мимо неё, нарочито громко ругались матом. И бедная девочка густо краснела, и смешавшись убегала прочь под дикое ржание обидчиков. Сеня лишь раз принимал участие в этой травле, а иначе это никак не назовёшь, и это действо вызвало у него негативную реакцию. Ему было жалко эту, беззащитную перед жестоким интернатовским  миром, девочку. И вот подняв свой авторитет, он решил присечь эту травлю на корню.
        И вот как-то вечером Мишка (пацан из их комнаты) и Тропский, усиленно пытавшийся всеми правдами и неправдами удерживать своё пошатнувшееся положение в дворовой иерархии, вошли в палату с довольными лицами и начали оживлённо рассказывать, как в очередной раз ввели Марину в краску.
          - Не надоело ещё хернёй страдать? – задал им вопрос Сеня, пресекая их хвалебные тирады.
           - А что такого? – вызывающе спросил Тропский.
          - Большое геройство над слабой ранимой девчонкой издеваться – пояснил Арсений – тут большого ума не надо.
        - А ты что, в неё влюбился, раз её защищаешь – засмеялся Тропский 
        - А ты сейчас в глаз получишь – вызывающе сказал Сеня.
        - А я добавлю – подержал его Юрка – И вообще, кончайте хернёй заниматься. Нашли на ком проявлять геройство.
Тролский тут же сник и больше они к той теме не возвращались.
        Так и жил Сеня, но тужил. Хоть у него и было уважение среди пацанов, интернатовская жизнь была не для него. Он скучал по дому, по друзьям, по своей улице, где продолжалось беззаботное детство, но только без него. А с этим он не мог никак смириться. Уйти по хорошему из лесной школы не получалось. Значит оставался один выход. Уйти по плохому. И Сеня нашёл этот выход. Он стал прогуливать уроки, не учить домашнее задание, дерзить учителям. И в конце концов добился своего. Его отчислили.
          И вот он снова в своей родной школе, до боли в своем знакомом классе, среди своих, милых сердцу одноклассников. Они тоже были рады возвращению блудного сына. И жизнь опять встала на привычные рельсы.
 Счастливый Сеня внимательно, с неведомым доселе рвением посещал уроки, а на переменах играл в кости на мелочь из какой-то настольной игры, подаренной их классу за первое место в каком то конкурсе. Игры на деньги всегда была в школе модной. «Трясучка», «Подстенок», в эти игры играла вся школа от первого и до последнего класса. Вскоре рвение к учебе у Сени пропало. И скоро из прилежного ученика, Сеня опять превратился в середнячка. Жизнь все ставит на круги своя и летит дальше. Вот и закончилось Сенино детство и наступило отрочество. Но об этом мы узнаем из другой книги.