54 из 62. Чёрное озеро

Вечером пошли купаться. Чёрное озеро было в полутора километрах от лагеря. Солнце пускало лучи сквозь сосны и красило ветви и стволы в красное золото.
— Между прочим, — сказала вожатая Люся, — обещали дождь.
 Её слова пропустили мимо ушей. Мальчики бросались шишками в девочек, те громко взвизгивали и, замахиваясь через голову, кидали в мальчиков. Лес кончился, дальше был луг, покрытый зверобоем, лютиком, ромашкой, клевером, колокольчиками и васильками. Травы обдавали волнами сладостных запахов. Над лугом стоял неумолчный звон насекомых. Марина с Рукавицыной затянули модную песню:

Девойка мала, пэсмо мога града,
Што си ми дала очи пунэ сна

Никто не знал слов дальше первых двух, и потому не подпевал. Вдруг Рукавицына дико заверещала, держа растопыренные пальцы перед лицом и часто-часто топая ногами.
— Убери её, убери! — кричала она, мотая головой. На голове у неё, вцепившись в волосы, сидела стрекоза.
На помощь пришла Марина. Без страха или брезгливости она ухватила пальцами насекомое, выдрала его из волос и швырнула в сторону. Стрекоза, сверкая слюдяными крылышками, взмыла в воздух и полетела прочь, провожаемая взглядами изумлённых детей.
— Люся, — сказал маленький Стрекозин , обращаясь к вожатой, —  а почему её называют стрекозой?
Люся задумалась.
— Стрекоза — это значит, шустрая, как коза, — встрял Мохич.
— А муж у неё шустрый стрекозёл! — прибавил Диса.
Карась, не отставая в остроумии от приятелей, проговорил:
— А кто спрашивает, тот шустрый Стрекозин.
Все трое покатились со смеху. Вожатый Марат крякнул, тряхнув головой, и заметил с иронией:
— Какие, знаете ли, Цицероны у нас в отряде!
Ребята решили, что это смешно и дружно рассмеялись. Цицерона никто не знал.
Тропинка спускалась всё ниже, а травы росли всё выше. Лёшка задыхался от жарких дурманящих испарений, когда трава расступилась, и открылся вид на Чёрное озеро.
Пологий берег был вытоптан до песка. Справа за белопенной таволгой качалась лодка спасателя. Слева возле рогоза — на воде желтели кубышки. Противоположный  берег был далеко в виде полоски.
Лёшка стащил с себя одежду торопливо, будто она горела огнём, и кинулся к неподвижному, как зеркало, озеру. Ногами и руками он дробил отражение облаков, и, казалось, уплывал в небо. Лёшка занырнул в глубину, вынырнул, лёг на спину и посмотрел вверх. Небо было прозрачным, бездонным.
«Свердловские», взойдя на обрыв, скептически созерцали озеро.
— Хочешь, тебя кинем с раскачки? — сказал Мохич, обернувшись к Карасю.
— Как Вицина в «Кавказской пленнице»? — спросил тот.
— Ага, — подтвердил Диса.
Карась согласился. Его ухватили за ноги и за руки, и принялись раскачивать.
— Раз! — считали мальчики. — Два!
Карась улыбался во весь рот, предвкушая полёт.
— Три! — крикнули Мохич с Дисой и бросили Карася на песок. То ли случайно, то ли нарочно.
Карась ушибся, закричал сердито:
— Вы чо в натуре. Охренели? 
А Мохич с Дисой давились от смеха.
Вожатая Люся сидела под деревом. На голове её была панама с широкими полями, на носу наслюнявлен лист подорожника. Люся наблюдала за купающимися, поглядывая искоса на Марата. Он разделся до плавок и принимал солнечные ванны, будто курортник у моря.
— Люся, а рыба тут водится? — крикнул Стрекозин из воды.
— Разумеется. Щука, карп, карась.
— Слышь, Карась, — сказал, не скрывая радости, Мохич.
— Чо опять?
— У тебя тут родственники водятся!
Услышав это, Диса хлопнул себя по острым коленкам и залился тонким смехом.
— Смешно как, — проворчал Карась и кинул в Дису горсть песку.
Девочки тем временем пристали к вожатому:
— Марат, голубчик, нарви кувшинок!
И тот, низко свешиваясь из лодки, срывал им жёлтые на длинных стеблях кубышки.
Погода менялось. С противоположного берега озера надвигались тяжёлые облака. Лёшка заплыл далеко.
— Шатов! Назад! — крикнул бдительный Марат.
Лёшка вернулся с недовольным видом. Выйдя на берег, он скакал на одной ноге, чтобы вытряхнуть воду из ушей, как вдруг в глаз ему что-то прилетело, ударив пребольно. Это был волан в белых перьях.
— Больно? — спросила, подбежав Марина и подняв волан. Она играла с Рукавицыной в бадминтон.
— Пустяки, — ответил Лёшка, принуждённо улыбаясь.
Налетел ветер. Сморщив поверхность воды, он погнал рябь к берегу, покачнул чёрные шомпола рогоза, примял осоку и, пробежав по верхушкам сосен, пропал. На землю посыпались шишки.
Марата вызвали к директору лагеря, он ушёл вразвалку, застёгивая на ходу рубашку. Люся осталась с ребятами, плескавшимися в озере. Снова налетел ветер. Тень легла на траву, на верхушки деревьев. Лес грозно зашумел. На мгновение стало тихо, и вдруг припустил дождь.
Девчонки с взвизгом выскочили из воды и бросились спасать одежду, лежавшую на земле. Туча двигалась наискосок вдоль берега. Вожатая Люся, подбежав к кромке воды, закричала мальчикам:
— Все выходим! Все в лагерь!
Редкие капли начали падать рядом с купальщиками. По поверхности воды, побежали, как водомерки, кольца от капель. Пахнуло холодом. Дождь ударил сильней. Озеро покрылось столбиками воды, так шерсть встаёт дыбом на разгневанном звере. Лёшка не думал выходить на берег. Он ошалел от стихии и, повернув лицо к небу, ловил ртом капли. Между тем дождь усилился, забарабанил по его лицу, по глазам, и Лёшка, морщась от боли, нырнул под воду. А когда вынырнул, то перед ним уже стояла стена из дождя.
— Шатов, немедленно выходи! — кричала вожатая с берега, — считаю до трёх.
В озере оставались ещё Карась и Диса, им вожатая ничего не сказала. Лёшка, нехотя повинуясь, выходил из воды, а в это время Карась поднырнул сзади и сдёрнул с него трусы. На берегу, под деревом, рассмеялись. Лёшка, рывком натянув на себя трусы, оглянулся испуганно на дерево и заметил Марину в красном платье. С вожатой и тремя ребятами она пряталась от дождя под густой кроной. Остальные убежали в лагерь. У Лёшки в глазах потемнело от ярости. Он повалил Карася в воду и стал топить. Тот выворачивался. От их борьбы вода закипела. На помощь Карасю, уже пускавшему пузыри, кинулись Диса и Мохича. Они вырвали его из цепких рук Лёшки и вывели на берег.
 Карась шёл, то и дело кашляя и ругаясь. Посмотрев на Дису и Мохича, он обернулся к Лёшке и злобно прохрипел:
— Шатов… тебе… крышка.
Вожатая Люся была бледна, как полотно, губы у неё тряслись.
— Марш в лагерь! — взвизгнула она незнакомым высоким голосом и показала Лёшке направление.