Ев от Люси. Глава 70. Няшечка зомби

— Я совсем не голоден. Не смогу…
— Заткнись. Не стой, как дебил, – с разделыванием человека те же самые нюансы, что и с другими животными. Поторопись. Когда закончишь избавляться от трупов, – проголодаешься так, что сожрешь все за милую душу. И принеси череп Йоргана, – омоем его в крови главаря. 

                ******


   Маркиз де Сад взял с пыльной полки блестящий отполированный череп, вспоминая события давних лет… 

                ******

— Завтра я отдам вас в руки доктора, а потом вы отправитесь в путь, – сказала Матильда, сладко потягиваясь. – Не показывайте ему настоящую карту, да и сам дневник лучше припрятать пока у меня.
— Йозефу нельзя доверять?
— Никому из нас нельзя доверять, милый маркиз. К сожалению, нам нельзя больше видеться до вашего возвращения из экспедиции.
— Но почему? – нахмурил брови де Сад, любуясь тем, как Матильда разглаживает на ногах шелковые чулки.
— Эти условия не нами придуманы, но все имеет свой смысл, – ответила ведьма. – Я позабочусь о том, чтобы дневник отдали вам лично в руки. По дороге на восток вы остановитесь в одной приграничной деревушке под названием Гюльдендорф. Там вас и будет ждать дневник и еще кое-что из подарков.
— Представляю, какой презент темная жрица может послать мне в дорогу, – усмехнулся маркиз.
— Раз уж вы сами решили подпортить нам романтику расставания, то не желаете ли взглянуть на то, что я готовлю для вас, как колдунья? Этот предмет поможет вам, мой дорогой капитан, найти выход в любой, самой трудной и непредсказуемой ситуации.
— Я не слишком-то суеверен, но любой практический эксперимент интересен мне уже сам по себе, – ответил де Сад, нехотя поднимаясь и опорожняя мочевой пузырь в стоящий неподалеку горшок. – Пойдемте, сударыня, пока я еще достаточно трезв для восхищения вашими штучками.


— Помните эту девочку? – спросила Матильда, указывая на сидящее в темном углу лаборатории обезглавленное пышногрудое женское тело.
— Служанка на постоялом дворе. Милая медхен, – заходила ко мне заработать пару монет, – вздохнул маркиз с сожалением.
— Действительно, очень милая. Если хотите, то я могу оставить вас ненадолго наедине.
— Благодарю, но без головы она меня немного… смущает, – ответил де Сад.
— Замечательно. Тогда, мой дорогой Франсуа, смотрите, что мы для вас сейчас делаем. Эта медная кастрюлька с винтами закрывается герметично. Клапан на крышке не дает ей взорваться…
— В ней варится голова бедной девочки?
— Угадали. Чтобы получить чистый и красивый череп для наших нужд наиболее быстро нужно сварить его под давлением с божественным пеплом. Ваш соотечественник, Никола, нынче готовит для нас этот чистый элементал*. Он позволяет, как следует размягчить ткани, оставляя при этом сам череп белым и твердым. Сейчас мы откроем кастрюльку и посмотрим, что у нас вышло.
— А нельзя ли мне сначала какой-нибудь вашей настойки? А то, знаете ли, в горле совсем пересохло, – кашлянул де Сад, озираясь по сторонам.
— Да-да, конечно, мой милый. Вон в той бутылке, – налейте сами себе. Ой, извините, – там пауки в скипидаре. Рядом небольшая бутыль, – в ней точно хороший джин, – рассмеялась Матильда, глядя на немного смущенного Франсуа. – Ваше горло готово к подобным экспериментам?
— Мне уже доводилось пробовать джин, – ответил маркиз, чуть насупившись. – Не столь эстетичное угощение, нежели у Жана Мартеля*, но пьется вполне легко.

   Сделав пару глотков сухого крепкого джина, де Сад почувствовал себя много лучше, а Матильда тем временем надела фартук, кожаные краги и нажала на клапан, выпуская пар из медного автоклава.

— Мне понадобится ваша помощь, дорогой маркиз, – сказала она, очищая череп от остатков плоти жесткой щеткой. – Возьмите коловорот и насос.
— Зубы выпадают, – сказал де Сад с отвращением, делая небольшое отверстие в затылке своей недавней случайной любовницы.
— Так бывает при варке, – беспечно ответила ведьма. – Потом приклею на место. Качайте…
— Не проще было бы предоставить эту работу муравьям или могильным червям?
— Нет времени, да и ритуал требует… Эта часть некромантии восходит к древним истокам вуду, – дух девушки станет вашим верным попутчиком-проводником и посредником между вами и мной. Таким образом я смогу помогать вам все время, пока вы в пути.
— И что дальше?
— Все гениальное – просто. Я добавлю вашу и мою кровь в краску и нанесу на череп кое-какие знаки.
— Краска может стереться.
— Нет, если сделать все правильно. Для этого череп сначала следует высушить, затем нанести рисунок резцом. Краска просто втирается, словно в рану, – так делают папуасы…
— Татуировка души.
— Верно, мой милый. А после того, как все будет сделано, я окуну его в расплавленный воск пальмы из долины Кокора, добавив туда церковную свечку, и отполирую до блеска. Как видите, – это целое искусство, достойное восхищения.
— Жутковатое искусство, – ответил де Сад, покосившись на сидящее в углу мертвое тело. – А свечка зачем?
— Этой магии покровительствует Барон Самеди, а он любит кресты, свечки и прочую чушь.
— Крест Барона Субботы вовсе не является христианским, – это древний символ перекрестка дорог. В дикой Америке у рабов изменилось мнение о своих своих духах вследствие синкретического влияния католицизма, поэтому они приняли облик некоторых христианских святых. Но суть осталась.
— Поймали. Самеди, – это Лоа. А лоа – духи, наделенные неограниченной властью, но они скорее аналог благородных темных богов, нежели неприкаянных душ или демонов. Добавляя свечу, я отгораживаю себя от воздействия более низких и неприятных сущностей, что крутятся рядом.
— Вы не Папу Легбу сейчас имели в виду?
— Откуда вам столько известно, мой капитан? Папа Легба, – посредник между миром лоа и нашим. К нему обращаются в первую очередь. Имя же Барона Самеди произносить решается редкая ведьма. Но мне не нужны посредники, – я посвященная, и не плачу налогов на границе миров.
— Надеюсь, что нам не придется вкушать лишенное души тело, как это делают рабы после жертвоприношений?
— Напрасно вы так плохо относитесь к неграм, – Матильда лукаво прищурилась и облизнулась. – К тому же, – вполне логично скушать козу, которую принесли в жертву богу, – не пропадать же мясу.
— Действительно, – немного натужно рассмеялся де Сад.

                ******


   Череп все еще сиял белизной, – выглядел совершенно как новый, благодаря защитной пленке и древней магии вуду. Налет особого воска не давал ему состариться ни на минуту. На темени и на костяном лбу были аккуратно выгравированы, понятные лишь посвященному в самые страшные тайны некромантии африканские символы и запредельные имена. В руках череп ощущался, как теплое пульсирующее существо, – в нем все еще ютилась душа несчастной немецкой девушки, неосторожно полюбившей маркиза.

    Де Сад надел забавную цветную рубашку, расшитую узорами, подобными тем, что украшали череп бедняжки, открыл кастрюльку с горячей водой, и бережно опустил в нее подарок Матильды. Воск пальмы карнауба, способный без труда противостоять температуре до восьмидесяти градусов по Цельсию, начал медленно таять, пузырьками всплывая на поверхности дьявольского бульона.

   Маркиз подошел к трупу девушки, сердце которой пронзил стилетом и извлек изящный кинжал. Зинаида открыла глаза, тихо вскрикнула и унеслась в блаженное небытие.
   Но на этом все не закончилось, – минуту спустя де Сад начертил крест на лбу несчастной тем же стилетом, открыл припрятанную аптечку и сделал укол адреналина ей в кровоточащее сердце. Жертва вздрогнула, захрипела, а затем снова открыла глаза, полные ужаса и отчаяния.

— Слушай меня внимательно, Гретта, – сказал маркиз, хватая девушку за волосы. – Я отпускаю тебя. Но мне нужно, чтобы ты привела меня к моей пра-пра-правнучке. Сделаешь это?
— Мне холодно! – сказала Гретта и разрыдалась. – Когда все это кончится? За что?
— Все кончится очень скоро. А холодно тебе потому, что тело мертво. Я согрею его с помощью некоторых препаратов, и тебе станет комфортнее. Если же ты откажешься или сбежишь, то будешь гнить в этом теле до второго пришествия. Понимаешь меня?
— Даааа, – плакала девушка, – муки души, которую вернули в мир материальный, могут стать настоящей пыткой, – об этом знают те, кто по-настоящему уходил, а потом возвращался.
— Вот и замечательно. Выпей это и встань, походи. Хоть твое сердце почти не бьется, но клапаны в венах ног работают, как насос, помогая гонять кровь по организму. Сейчас прижжем тебе рану, чтобы не брызгало. Камин у меня, правда, газовый, но прут стальной раскалил.
— Я не хочу прижигать! – снова заплакала Гретта. – Что это?
— Самый обычный горячий глинтвейн. Если не прижечь рану, то кровь из сердца будет брызгать вовнутрь, а рана скоро загниет и превратится в безобразную язву. Кровообращение у зомби не такое, как у человека, но, все же присутствует.
— Я теперь зомби? Я попала в Ад?
— Это не Ад, это твоя родная Германия. Мы в клинике и нам нужно отсюда сбежать. Прошу тебя, потерпи секунду. Или… я отрежу тебе голову, чтоб ты не дергалась.

    С этими словами де Сад вытащил из огня раскаленный прут и бесцеремонно воткнул его в рану Зинаиде-Гретте. Раздалось мерзкое шипение, а в воздухе запахло жареным мясом. Девушка замерла, прижатая к стене рукой капитана, а затем оттолкнула его, с подозрением вдыхая дымок.
— Я так пахну? – спросила она недоуменно. – Мне почти не было больно, только как-то противно. Я хочу есть!
— Я еще не до конца изучил реакцию зо… возвращенных на боль. Думаю, что при желании ты можешь чувствовать вкус и осязать предметы руками, но вот с болью и наслаждением у тебя будут проблемы, – это сестры близняшки. Обоняние также отсутствует у людей страдающих невосприимчивостью к боли.
— Я чувствую запахи! – ответила Гретта уверенно и направилась к передвижному ресторанному столику, на котором оставалось еще достаточно вкусностей. Открыв серебряную кастрюлю, она увидела собственный череп и замерла.  – Это что, я?
— Это уже давно не ты, – это тот инструмент, с помощью которого Матильда удерживала тебя на привязи все эти годы.
— И все-таки, это я.
— Закрой крышку и скушай пирожное. Запей горячим вином, – тебе станет лучше.
— Я слышу запахи. Я чувствую вкус. И мне больно! – воскликнула Гретта-Зинаида  после того, как вторая кружка глинтвейна вернула румянец ее щекам.
— Я рад за тебя. Хоть это и противоречит одной моей диссертации.
— Диссертации? Вы мните себя профессором метафизики? Подождите… откуда мне известны эти слова? Что со мной?
— Так, успокойся, – все хорошо, – просто вместе с телом Зинаиды тебе досталась часть ее памяти. Не вся память, но самое необходимое для этого мира и то, что ей было вдолблено в голову. Сама душа ее уже далеко. Что ты еще помнишь? Это понадобится нам, чтобы выжить в том мире, что теперь за окном.
— Опять метафизика? Вы прожили все эти годы отшельником? Не могли раньше меня освободить? Знаете, каково в том месте, где я находилась? Знаете о пограничье, маркиз? Если вы обманете меня, то, клянусь всеми святыми, что я вернусь и найду способ отправить туда и вас, и вашу стерву, Матильду! Вы только посмотрите на него, – даже не постарел. Все эти годы жил, как сыр в масле, – ни хлопот, ни забот. Спрятался в своей мышеловке и сидел тут, как крыса... Я тебя сейчас кипятком оболью, тварь поганая, чтобы ты понял, каково это. Выродок хренов ты, а не маркиз! Козел драный... Иди сюда, кондом штопаный…
— Стоп! – крикнул де Сад, хватая висящий на стене кнут. – В стойло, кобылка! Я вижу, что ты достаточно вспомнила, – не пропадем. Скушай-ка вот эту таблетку. А ну, живо!

   Щелчок кнута заставил зверя, разбушевавшегося в бедной девушке, (или в двух девушках), вздрогнуть и повиноваться. Гретта-Зинаида проглотила успокоительное, запила его бокалом вина и принялась уплетать за обе щеки оставшиеся тарталетки с красной икрой.

— Я все равно доберусь до этой гребаной мамки, Матильды, а может, и до тебя, – проворчала она, глядя исподлобья на Франсуа.
 — Откуда тебе известно, что она была… мамкой? Ведь под этим словом ты имела в виду хозяйку борделя?
— Знаю просто. У меня в голове звучат голоса. Как будто гулкое эхо… Один из них я слышу очень отчетливо.
— Интересно – маркиз присел рядом с девушкой и подлил ей еще вина. – И что же он говорит, этот голос?
— Я помогу тебе, девочка…

                ***WD***



* В 1791 году французский химик Никола Леблан, (соотечественник и почти одногодка де Сада), получил патент на «Способ превращения глауберовой соли в соду». По этому способу при температуре около 1000 °C запекается смесь сульфата натрия («глауберовой соли»), мела или известняка (карбоната кальция) и древесного угля. В то время он был еще достаточно молод… но сильно я не соврал;)

* В 1715 году Жан Мартель основал коньячный дом и, добившись успеха во Франции, вывел коньяк на рынок Европы, а в 1775 году первая партия коньяка в бочках отправилась покорять Америку.


                ******

  С праздником, темные!!!!!!!!!!!!!!!!!!!