10. Его величество, принцессин папа

Недели шли, а погода оставалась ясной, и маленькая принцесса выходила гулять каждый день. Местные жители, и те не могли припомнить, чтобы так долго держалась ясная погода. Единственная досада, что няня нервничала и неотрывно следила за солнцем, не собирается ли оно садиться; часто она пускалась в бегство, стоило самому обыкновенному облачку слегка прикрыть солнце и бросить тень на окрестные кручи, и не один вечер они запирались в доме, хотя солнечный свет ещё целый час золотил петушков на флюгерах. Если бы не все эти нянины глупости, Айрин и думать забыла бы про гоблинов. Она часто вспоминала Керди, но просто так, и вообще она не могла забыть о нём хотя бы потому, что принцесса не должна забывать о своих долгах, пока они не выплачены.

Одним прекрасным солнечным днём, примерно в час пополудни, Айрин, игравшая в саду на лужайке, услышала далёкий звук горна. Она вскочила с радостным криком, потому что отлично знала этот звук: сюда ехал отец, чтобы навестить её! Эта часть сада располагалась прямо на склоне, и отсюда отлично было видно, что делается далеко внизу. Она поднесла руку к глазам, прикрываясь от солнца, и всмотрелась в даль, пытаясь разглядеть первый проблеск сверкающих доспехов. Спустя несколько мгновений из-за отдалённого отрога показался маленький отряд. Искрились и сияли шлемы и наконечники копий, развевались флажки и лошадиные гривы, и снова раздался звук горна, словно до неё издалека донёсся голос отца: «Я иду, Айрин!»

Отряд приближался, и наконец она смогла различить самого короля. Он восседал на белой лошади, выделяясь среди своих спутников высоким ростом. Поверх его шлема был надет золотой обруч, усыпанный драгоценными камнями, которые ярко сверкали под лучами солнца, пока король скакал по дороге. Маленькое сердечко Айрин сильно-сильно забилось, ведь прошло уже много времени с того дня, как король приезжал повидать её, а ей нигде на земле не было так хорошо, как на коленях у отца. Вот отряд достиг поворота дороги, и принцесса не могла его больше видеть из этой части сада, поэтому она побежала прямо к воротам. Так она там и стояла, пока всадники не подъехали со звоном и топотом, ещё издали протрубив последний раз в горн: «Я иду, Айрин!»

Вся домашняя прислуга тоже столпилась у ворот, но Айрин вышла вперёд всех. Когда всадники осадили коней, она бросилась к белой лошади, вытянув руки. Король склонился и подхватил её. Ещё секунда — и вот она у него в седле, поддерживаемая могучими руками.

Мне хочется описать короля, чтобы вы мысленно его представили. У него были добрые голубые глаза, но такой нос, который делал его похожим на орла. Длинная тёмная борода, пронизанная серебряными нитями, струилась почти до самого пояса, и когда Айрин уселась в седле и спрятала своё лицо у него на груди, волосы бороды смешались с золотыми волосами девочки, которые та унаследовала от своей матери, и оба они — отец и дочь — напоминали сейчас тёмное облако с пробивающимися сквозь него струями солнечного света. Целую минуту король прижимал дочь к сердцу, а потом что-то сказал своей лошади, и огромное прекрасное животное, которое только что так гордо скакало по дороге, мягкой поступью благородной дамы прошествовало через ворота к самым дверям дома. Здесь король ссадил дочь на землю, потом слез сам и, взяв девочку за руку, ввёл в просторный зал, в который никто не смел заходить в его отсутствие. Там он сел вместе с двумя своими советниками, чтобы перекусить с дороги, а Айрин села по правую руку от него и тоже выпила своё молоко из деревянной миски с замысловатой резьбой.

Поев и попив, король повернулся к принцессе и спросил, поглаживая её по волосам:

— Ну, моя девочка, чем займёмся теперь?

Он всегда так спрашивал сразу же после их совместной трапезы, и Айрин уже с лёгким нетерпением ожидала этой минуты, потому что тогда можно будет наконец-то задать отцу мучивший её вопрос.

— Мне бы хотелось, чтобы ты отвёл меня к моей большой старшей прабабушке.

Лицо короля сделалось серьёзным; он сказал:

— Что ты имеешь в виду, дочурка?

— Я имею в виду Королеву Айрин, которая живёт здесь у нас, там наверху, в башне. Ты же знаешь — такая старая-престарая женщина с длинными волосами из серебра.

Король воззрился на свою маленькую принцессу таким удивлённым взглядом, что принцесса смутилась: что она такое сказала?

— Она хранит свою корону в спальне, — поспешила добавить девочка, — но я там ещё не была. Разве ты не знаешь, что она здесь живёт?

— И не догадывался, — медленно и тихо произнёс король.

— Тогда это точно был сон, — опечалилась Айрин. — Мне тоже стало так казаться, но я не совсем была уверена. Теперь я уверена. По-правде говоря, в другой раз я уже не смогла её отыскать.

В этот момент в раскрытое окно влетел белый словно снег голубь и уселся прямо Айрин на макушку. Она залилась радостным смехом, чуть пригнула головку, поднесла руки к макушке и сказала:

— Голубок, голубок, не клюй меня! Можешь расчесать мне волосы своими длинными коготками, если ты не против.

Король протянул руку, чтобы схватить голубя, но голубь раскрыл крылья и вновь вылетел в окно — блеснул на солнце и пропал. Король положил ладонь на макушку принцессы, слегка отклонил её головку назад, чуть заметно улыбнулся, глядя принцессе в лицо, и еле слышно вздохнул.

— Пойдём, доченька, пройдёмся вдвоём по саду.

— Так ты не хочешь, папочка, сходить наверх и навестить мою прекрасную большую старшую прабабушку? — спросила принцесса.

— В другой раз, — мягко ответил король. — Она ведь не приглашала меня, а такие важные старые дамы, как она, не любят, когда им наносят визит не спросясь.

Сад при доме был чарующим. Но поскольку он располагался на склоне горы, в нём встречались уголки, где скалы громоздились друг на друга и окружавшая растительность имела совершенно дикий вид. Эти скалы обросли густыми зарослями вереска и прочих неприхотливых горных растений и цветов, по соседству с которыми пробивались прекрасные розы, лилии и другие радующие глаз садовые цветы. Такая помесь дикой горной природы с культурным садом гляделась довольно причудливо; и никакой самой многочисленной команде садовников не удавалось добиться, чтобы этот сад принял правильный и строгий вид.

В одном из таких уголков стояла садовая скамья, затенённая от послеполуденного солнца нависающим скалистым выступом. На вершину скалы уводила извилистая тропка, и там была другая скамья, но король и принцесса уселись на скамью у подножия, чтобы спрятаться от припекающего солнца. Здесь они долго беседовали о том и о сём, и наконец король сказал:

— Однажды вечером, Айрин, вы слишком поздно вернулись домой.

— Да, папа. Но это моя вина, а Лути была этим очень огорчена.

— Мне придётся поговорить с Лути об этом случае, — продолжал король.

— Папа, пожалуйста, не ругай её, — стала просить Айрин. — С тех пор она сильно-пресильно боится задерживаться на прогулке допоздна. Это случилось не потому, что она непослушная, просто мы немножечко сбились с пути один раз.

— Одного раза могло оказаться достаточно, — пробормотал король, поглаживая дочь по волосам.

Не могу вам сказать, откуда он всё узнал. Я уверен, что Керди ничего ему не говорил. Но их ведь мог заметить кто-нибудь из домашних.

Король долго сидел задумавшись. Кругом не раздавалось ни звука, только журчал небольшой ручеёк, весело вытекающий из расщелины, у которой они сидели, и беспечно убегающий вниз по склону через весь сад. Но вот король встал и, оставив Айрин сидеть на скамье, отправился в дом найти Лути. С ней он имел беседу, после которой та долго плакала.

Отправляясь вечером в обратный путь на своей огромной белой лошади, король оставил в доме шестерых воинов из своей свиты, приказав им каждую ночь по трое обходить дом дозором, карауля от заката и до рассвета. Было ясно, что он сильно беспокоился, как бы с принцессой чего не случилось.