22. Старая женщина и Керди

А затем они взбежали по первой лестнице, по второй, по третьей, пронеслись рядами пустых комнат и, вскарабкавшись по узкой лесенке, попали в башню. С каждой лестницей и с каждым шагом Айрин становилась всё радостнее и счастливее. Но когда, наконец, она постучалась в дверь рабочей комнаты своей прабабушки, то ответа не последовало, и даже не слыхать было жужжания колеса прялки. Её сердечко оборвалось — но секунду спустя она догадалась, что можно ведь постучать и в противоположную дверь.

— Входите, — раздался ласковый голос старой женщины. Айрин отворила дверь и вошла, а следом и Керди.

— Ну, вот и ты! — воскликнула пожилая женщина. Она сидела у камина, в котором по-прежнему полыхали розы — красные вперемежку с белыми. — Я заждалась тебя и уже начала немного беспокоиться. Мне, право, следовало раньше тебя встретить и провести сюда.

Говоря это, она подхватила маленькую принцессу и усадила её себе на колени. Теперь на женщине снова было белое платье, и выглядела она, если только это возможно, ещё красивее, чем прежде.

— Прабабушка, а со мной Керди. Он не поверил мне, когда я рассказала ему о тебе, поэтому я привела его с собой.

— Вижу, вижу. Он славный мальчик, твой Керди, такой смелый! Ты рада, что спасла его из заточения?

— Конечно, рада, прабабушка! Но он нехорошо делал, что не верил мне, когда я говорила правду.

— Люди верят только в то, во что они способны поверить, и кто верит в одно, не должен сердиться на того, кто верит в совсем другое. Ты и сама вряд ли бы во всё это поверила, если бы оно не приключилось с тобой лично.

— Наверно, прабабушка, это так! Стыдно признаться, но ты права. Зато теперь и он поверит.

— Не знаю, так ли? — ответила прабабушка.

— Ты веришь, Керди? — обратилась Айрин к мальчику.

Керди стоял посреди комнаты, изумлённо тараща глаза. Принцесса решила, что он поражён красотой её прабабушки.

— Поклонись же моей прабабушке, Керди, — сказала она.

— Не вижу никакой прабабушки, — хмуро ответил Керди.

— Как не видишь прабабушки! Я же сижу у неё на коленях! — возмутилась принцесса.

— Не вижу, и всё, — повторил Керди с обидой в голосе.

— А видишь, как чудесно горят в камине розы — правда, теперь там есть ещё белые розы, а не только красные, — продолжала спрашивать Айрин, сбитая с толку не меньше Керди.

— Нет, не вижу, — настаивал Керди, не переставая хмуриться.

— И голубой кровати не видишь? И розового покрывала? И этой чудесной люстры как луна, вот этой, что свешивается с потолка?

— Вы изволите играть в сочинялки, ваше королевское высочество, и я считаю, что это не очень любезно с вашей стороны — после того, что мы вместе перенесли в этот день, — сказал Керди, чувствуя себя глубоко задетым.

— Тогда что же ты видишь? — спросила Айрин, которой вдруг пришло в голову, что не верить ему — это столь же нехорошо, как и то, что он ей не верит.

— Я вижу совершенно пустой чердак, точно как в хижине моей матери; правда, такой большой, что вся эта хижина сюда вместится, и ещё останется простору, — ответил Керди.

— А больше ты ничего не видишь?

— Я вижу лохань, вижу кучу гнилой соломы, высохшее яблоко, солнечный свет, пробивающийся сквозь дыру в крыше и освещающий твою головку, и ещё благодаря ему отлично виден толстый слой серой пыли, покрывающей всё вокруг. Оставь свои фантазии, принцесса, и возвращайся в детскую, как хорошая девочка.

— Но ты же слышал, как моя прабабушка разговаривает со мной? — чуть не плакала Айрин.

— Нет. Я слышал всего лишь воркование голубей. Если ты сейчас же не отправишься вниз, я брошу тебя здесь. Так что не упрямься, ведь никто не поверит ни одному нашему слову. Все решат, что мы насочиняли. Только мои отец с матерью способны мне поверить. Они-то знают, что я не выдумщик.

— Значит, ты мне так и не поверил, да, Керди? — сказала Айрин, тихо заплакав от разочарования и досады: ведь теперь в их с Керди отношениях словно трещина пролегла.

— Не верится, и ничего тут не поделаешь, — ответил Керди и повернулся к выходу.

— Как же так, прабабушка? — всхлипнула принцесса, уткнувшись носом в грудь старой женщины. Её сотрясали сдавленные рыдания.

— Ему нужно дать время, — сказала прабабушка. — А пока — тебе не верят, и ты смирись. Снести это нелегко, но и мне приходилось такое сносить и ещё не раз придётся. В самом конце я позабочусь о том, чтобы Керди думал о тебе получше. А теперь мы его отпустим.

— Идёшь ли ты? — спросил Керди.

— Нет, Керди, моя прабабушка отпускает тебя одного. Когда спустишься с последней лестницы, сверни направо и попадёшь в переднюю, а там сможешь выйти через заднюю дверь.

— Да уж отыщу дорогу. И без тебя, и даже без ниточки твоей прабабушки, — грубо ответил Керди.

— Эх, Керди, Керди!

— Я домой тороплюсь. Очень тебе обязан, Айрин, за то что ты вывела меня на свет, но, пожалуйста, не считай меня за дурака.

Произнеся это, он толкнул дверь и, не закрыв её за собой, не сказав больше ни слова, сбежал по лесенке. Айрин удручённо прислушивалась к его удаляющимся шагам. Затем она вновь обратилась к прабабушке.

— Что всё это значит, прабабушка? — всхлипнула она и, не удержавшись, залилась слезами.

— Это значит, любовь моя, что я не намерена раскрывать своё присутствие. В некоторые вещи Керди ещё не в силах поверить. Видеть — ещё не значит верить, это значит всего лишь видеть. Помнишь, я говорила тебе, что если бы Лути довелось меня увидеть, она бы долго-долго протирала глаза, пока не перезабыла бы половину увиденного, а вторую половину обозвала чепухой.

— Да, но я думала, что Керди...

— Тебе правильно думала. Керди посообразительнее Лути, и, как ты скоро убедишься, это будет не напрасно. Но пока, будь любезна, удовлетворись тем, что некоторое время твоим словам не дают веры. Всегда хочется, чтобы нас понимали, и очень горько, когда это не так. Но есть одна вещь, без которой нам и вовсе не обойтись.

— Какая вещь, прабабушка?

— Способность понимать других.

— Да, прабабушка. Я должна быть честной, ведь если я не буду честной с другими, я не заслужу того, чтобы мне верили. Раз Керди не может мне поверить, то мне не следует его осуждать, а нужно ждать.

— Ну вот, ты прекрасно это выразила! — с этими словами прабабушка крепко прижала девочку к своей груди.

— А почему, прабабушка, вы были не в своей рабочей комнате, когда мы пришли? — спросила Айрин, с минуту помолчав.

— Будь я там, Керди сразу бы меня разглядел. Но зачем же мне сидеть там, а не в этой прекрасной комнате?

— А я думала, вы будете прясть.

— Сейчас мне уже не для кого прясть. Зачем же прясть просто так?

— Но ведь… Мне непонятно, — ответила принцесса. — Как вам удастся вытянуть ниточку назад из горы? Вы же не станете делать для меня другую? Это такая трудная работа!

Женщина опустила принцессу на ноги, поднялась со стула и подошла к камину. Сунув руку в пламя, двумя пальцами она извлекла из него сияющий клубок.

— Он снова у меня, видишь? — произнесла женщина, возвратившись к принцессе. — И, как и прежде, готов тебе помогать.

Подойдя к своему шкафчику, она положила клубок в прежний ящичек.

— А вот и твоё колечко, — добавила она, снимая кольцо со своего левого мизинца и одевая на указательный палец правой руки Айрин.

— Ой, спасибо, прабабушка! Теперь я чувствую себя в безопасности.

— Ты очень утомлена, дитя моё, — проговорила женщина. — Твои руки исцарапаны о камни, и я насчитала на тебе целых девять синяков. Посмотри сама, на кого ты похожа.

И она поднесла к принцессиному лицу небольшое зеркальце, которое достала из шкафчика. Увидав себя в зеркальце, принцесса так и прыснула со смеху. Она же вся выпачкалась в грязной воде ручья и измазалась, ползая по узким проходам: как есть цыганская девочка, которая умывала лицо и чесала волосы не меньше месяца назад. Женщина тоже рассмеялась и снова усадила Айрин к себе на колени, чтобы снять с неё плащ и ночную рубашку. Затем она понесла девочку в другой конец комнаты. Айрин удивилась: что прабабушка собирается с ней сделать? — но не задавала вопросов, только рот у неё сам собой раскрылся от изумления, когда она увидала, что прабабушка намеревается опустить её в большую серебряную ванну; ведь стоило принцессе вновь взглянуть в эту ванну, она всё так же не увидела дна — только звёзды, мерцавшие в глубине, в огромной голубой заводи. Непроизвольно принцесса посильнее ухватилась ручонками за прекрасные прабабушкины плечи.

Но женщина только крепче прижала девочку к себе и сказала:

— Не бойся, дитя моё.

— Хорошо, прабабушка, — ответила принцесса, слегка дрожа, но в следующую секунду зажмурилась: прабабушка окунула её в чистую прохладную воду.

Открыв глаза, Айрин не увидела ничего кроме завораживающей голубизны над собой и под собой, и везде вокруг. Прабабушка и её прекрасная спальня исчезли, и принцессе показалось, что она совершенно одна. Но вместо того, чтобы испугаться, девочка почувствовала себя счастливой до блаженства. Откуда-то донёсся голос прабабушки, поющей странную ласковую песню, и принцесса могла различить в ней каждое слово, хоть их смысл она скорее чувствовала, чем понимала. А когда песня закончилась, принцесса не смогла вспомнить ни строчки. Песня улетучилась, как сочинённое во сне стихотворение — столь же внезапно, как и зазвучала. Но пройдут годы, а всё же иногда принцессе будет казаться, будто внезапно всплывающие у неё в мозгу обрывки музыкальных фраз — это не что иное, как разрозненные обрывочки той мелодии, и тогда душа её будет наполняться счастьем, обретая силы выполнить свой долг.

Сколько времени пробыла она в воде, Айрин не знала. Достаточно долго, как ей казалось, — но не из-за усталости, а от полноты удовольствия. Наконец она почувствовала, что прекрасные руки подхватили её и перенесли сквозь запузырившуюся воздухом воду назад в чудесную комнату. Держа девочку на руках, старая женщина села у очага. Там она нежно растёрла принцессу мягким-премягким полотенцем. У неё это получалось совсем не так, как у Лути! Закончив с этим делом, женщина склонилась к огню и достала из него ночную рубашку принцессы, белую и чистую, как прежде.

— Восхитительно! — вырвалось у принцессы. — Она пахнет, как все розы на свете!

Став ножками на пол, принцесса почувствовала себя так, словно родилась заново. Исчезли усталость, синяки и царапины.

— А теперь я уложу тебя в постель, чтобы ты хорошенько выспалась, — сказала прабабушка.

— Но что подумает Лути? И что я ей скажу, когда она спросит, где я была?

— Не беспокойся. Всё пройдёт как надо, вот увидишь, — заверила прабабушка и уложила принцессу на голубую кровать под розовым балдахином.

— Я волнуюсь из-за Керди, — сказала Айрин. — Как он там? Это ведь я привела его в наш дом. И мне следовало позаботиться, чтобы он благополучно нашёл дорогу домой.

— Я об этом позаботилась, — ответила прабабушка. — Раз это я велела тебе отпустить его, значит, я сама и должна была о нём побеспокоиться. Его никто не увидел, и теперь он сытно обедает в хижине своей матери — далеко вверху по горной дороге.

— Тогда я засну спокойно, — сказала Айрин; через несколько минут она уже сладко спала.