1929

18-е Советской Конституции, вторник.

Решил вести дневник. Наверное, интересно. Искра из первого звена давала читать свой дневник Сашке Каширину. Сашок говорит, что это не только развивает наблюдательность, но и, что-то там ещё…

Я такое слово не знаю, не запомнил. А у Сашки переспрашивать неохота. Я с ним не очень дружен. Он зубрила и завида.

Придумал! Зимой, в месяц Сталина, перед Рождеством, почитаю Сашке Орлову свой дневник. Сашка Орлов мой лучший друг.
 
Ещё у меня есть, тоже лучший друг. Его зовут Андрей Кочетов. На дворе будет мороз, может метель будет, а в дневнике - про лето.

Да, Каширин говорил, что в дневнике надо писать про погоду.

Сегодня с утра жарко и парИт. Бабка Нюра из 6-й комнаты говорила в коридоре, когда в очереди стоял в клозет, что будет днём гроза.
 
Бабки всегда наперёд знают про погоду. У них кости крутит перед дождём. Интересно, у Иры есть дневник?

Всё! Пойду во двор! Потом допишу! Может быть.
---------------------------------------------

19-е Советской Конституции, среда.

С утра опять жарко. Проснулся рано. Мамка с папкой ещё спали.
 
Сбегал в клозет. В коридоре и в умывальне - никого. Пока оправлялся по малому делу – смотрел в окно.
 
Окно выходит прямо на монастырь за рекой. Прямо под окном - узкий проезд, как ущелье, а за ним ребристые скаты крыши дома, где живёт Сашка Орлов.
 
Его дом в два этажа, а наш – в три. Жестяная крыша вся проржавела. На ней лежат чёрные глубокие тени.
 
Солнце только взошло. Ослепительный краешек высунулся над деревьями высокого берега. Солнечные лучи яркие, тёплые. Скоро Духов день. Люблю праздники!

В этом самом проезде под окном зимой интересная штука приключилась.
Было это в месяце Маркса. Я из этого же клозетного окна случайно увидел, как Мишка со второго этажа что-то прячет под застреху крыши низенького дровяного сарайчика, притулившегося к стене Сашки Орлова дома. А рядом топчется его приятель, Вовка Макаров, по кличке “Макар”. Мишка и Вовка “фабзайцы”. Они “старшие” во дворе, но к ребятам со своего двора за зря не цепляются.

А я, возьми, и скажи про их “зажальник” Сашке Каширину на перемене! У того аж нос побелел от интереса. После школы побросали портфели и побежали во двор.

Сашка сначала из-за угла дома высунул голову – посмотрел, нет ли кого между домами. Пусто было. Все взрослые на работе. Только снег, тихо так, падает с серого низкого неба.

Мы с Сашкой подбежали к сарайчику. Каширин рукой пошарил под застрехой и вытащил на свет бутылку. В зелёной бутылке, с горлышком, обёрнутым цветной бумажкой, что-то тёмное плещется, а на боку этикетка приклеена и надпись на ней: БУКЕТ АБХАЗИИ.
Каширин бутылку засунул за пазуху, и мы с ним помчались за наш дом. Там, у заводского забора, старые деревянные сараи стоят.
 
Мы в угол между сараем и забором забились. А от двора нас высокий сугроб загородил.
Мы с крыши сарая в этот сугроб после каждого снегопада прыгаем.

Сашка бумажку с бутылочного горлышка сорвал, а в горлышке, изнутри, пробка загнана.
Как пробку вытащишь? Ну, Сашка, недолго думая, горлышком бутылки – тюк, о железную скобу, что торчала из стенки сарая.

Вино прям струёй и на снег, аж кривая полоса, как кровь багровая, на снегу образовалась!

Сашок из бутылки глотнул и давай кашлять!

А я за него испугался, думал губы изрежет о битое горлышко. 

Сашок кашляет и тычет в мою сторону бутылку. Я побоялся пить то, что пьют взрослые, становясь после питья пьяными.

Мы закопали бутылку поглубже в сугроб и забросали снегом багровый след, понимая, что если Мишка с Вовкой дознаются, кто взял спрятанную ими бутылку вина, то нам не поздоровится.

А вчера днём, как земля подсохла после дождя, играли с парнями в “города”. Колька Санфиров где-то раздобыл старый напильник-трёхгранник. Теперь в “города” будем играть только им. А своими ножами будем играть только в “ножики”. Я научился хорошо кидать с локтя.
 
Всё. Надоело писать.
--------------------

20-е Советской Конституции, четверг.

С утра светит солнце, жарко. Проснулся, когда все ушли на работу. На завтрак съел кусок вчерашнего ситника с молоком.
 
Мамка хлеб прячет в кастрюлю, а крышку проволокой прикручивает к кастрюльным ручкам. Кастрюля, банка для молока, крупа в жестянках, стоят на верхней полке шкафа. А шкаф в нашей комнате. На общей кухне в тумбочках никто ничего не держит.

Потому что крысы. Папа рассказывал, когда я был маленький, одна крыса забралась к нам летом в комнату. Она прибежала по широкому карнизу, который снаружи вдоль фасада дома идёт. Мама с бабулей, бабуля тогда ещё жива была, эту крысу долго гоняли по комнате. Потом она запрыгнула на подоконник, и мама её успела придавить створкой окна.

Я люблю смотреть в окно. За окном видно небо и световые фонари на крыше заводского цеха. Я не знаю, что в этом цехе делают. Но на заводе всё время стучит большой молот. Мы уже привыкли к грохоту железа.

И ещё в комнате, особенно если стоишь на полу, чувствуется дрожь от этих ударов. Окно большое, во всю стену, двустворчатое. Под окном круглая ребристая труба парового отопления.

Если лечь животом на подоконник, то снизу видны деревья и кусты во дворе, где мы играем. Зимой между оконными рамами мама хранит коровье масло и другие портящиеся продукты. Она их засовывает в “авоську” и привязывает к оконной ручке.
 
Зимой стёкла в наружной раме покрываются изнутри красивыми белыми листьями, цветами, ветками и перьями изморози. Перед Рождеством всегда такой красивый яркий Месяц на тёмно-синем небе с острыми просверками-иголочками звёзд.

Как в сказке. Лунный свет снаружи освещает морозные узоры на стекле. А ты лежишь, угревшись под одеялом, смотришь на снежно-нежно-белый цветок и тихонько уплываешь в сладкий сон.

О! На дворе пацаны загалдели. Бегу на двор. Может потом допишу.

21-е Советской Конституции, пятница.

Погода такая же, как вчера. Солнце. Жарко.

Вчера играли в “казаки-разбойники”. Сашка Орлов нашёл ножку от сломанного стула. Мы ему обзавидовались.

Из ножки от стула получилось отличное ружьё с резиновым боем. Сашка раздобыл два маленьких гвоздика, которые вколотил обломком кирпича сверху, чуть перед изгибом, в ножку стула. Резинку он снял со своей рогатки.

Все наши мальчишки ходили вокруг и клянчили у Сашки ружьё - пострелять. ЗдОрово получилось!

Мне так захотелось такое же ружьё, что я даже подумывал что сказать взрослым, если я разломаю один из четырёх стульев, что у нас в комнате стоят. Из задних ножек этого дурацкого стула получились бы два отличных ружья. Я бы мог одно сменять у Толика на его “биток”.

А со вторым ружьём я бы был как Зверобой-Нат Бампо. А то бегаешь по двору с кривой деревяшкой-пистолетом и кричишь “кх-кх, убит”!

Но, помечтав, я понял, что за сломанный стул меня крепко прибьют.
Помню, как Толика порол ремнём его папаша, при всех пацанах, во дворе, когда застукал его с чинариком. С нас – чего возьмёшь? Мы “бычок” пустили по кругу. Как раз Толик “тянул”, а тут – его папка с работы пришёл и зачем-то в сарай по хозяйству сунулся, а мы у забора курим…

А за стул – точно прибьют меня родители.

Про наш двор. У нас двор большой. Тот что перед домом – с одной стороны наш дом, с другой, углом, два заводских забора. Там везде крапива, трава, кусты какие-то и большие, до неба тополя.

Ещё двор перед домом, где живут Сашка Орлов и Толик. Там старый асфальт до стены заводского клуба имени Первого Мая и проезд к дороге вдоль реки.

И ещё, за домами, старый яблоневый сад и заводская столовая. Жаль, от сада малый угол только остался. Остальные деревья порубали, от самой реки, и кругом забор дощатый соорудили. Теперь там рабочие гараж строят.

Заводская столовая хорошая, большая. Мы через неё бегаем, прям через общий зал и кухню, когда в прятки играем или в “красные и белые”. И повара нас не гоняют, потому что мы свои – заводские.

Никто не хочет играть за “белых”. Приходится считаться в считалку: -На золотом крыльце сидели… Кто выходит – тот за “белых”. Но наши всегда побеждают. Ведь каждый знает, что от тайги до Британских морей, Красная Армия всех сильней. Даже если у них у всех такие ружья, как у Сашки Орлова.

Ещё в столовой делают вкуснотейшие, восхитительнейшие пирожки с яблочной повидлой.

Пирожки большие, неправильной формы, коричневые, на маслице жаренные. Самая вкусная еда. Когда вырасту, только их и буду лопать.

Правда кушать такие пирожки случается редко, потому что каждый пирожок стоит пять копеек. Живём мы не богато. Мамка говорит - надо экономить.

После “казаков” играли на асфальте у клуба в “расшибалочку”. Ни у кого новых денег нет. Играем всегда на старые “царские” медяки. Я кругом продулся. Нет, без хорошего “битка” нет удачи!

Всё, больше ничего интересного!
----------------------------------
 
22-е Советской Конституции, суббота.

Опять жара весь день. Колька Санфиров, что в другом коридоре, на нашем этаже, с мамкой, папкой и малой сестрёнкой живёт, говорит, что в лесу за городом начала поспевать земляника.

И то – нынче тёплое лето. Вчера вечером, у реки под ивами, висели целые тучи мелких мошек.
 
Мы с Андрюхой пошли было удить рыбу, да убежали – проклятая мошка лезет в рот, глаза, уши. Дядя Петя со второго этажа сидит, папиросой дымит, смеётся над нами. Ему что – мошка его не кусает, он в горячем цеху, в кузне, весь гарью угольной пропитался. Да и дым табачный, тоже…

Сегодня, интересно было. Маринка Клепикова, с первого этажа, по дружбе показала мне свой “секрет”. Я не знал раньше, что она со мной дружит. Но она девчонка нормальная, и в “красные-белые”, и в прятки, и в “ножики” не хуже пацанов играет. А зимой вместе с нами прыгала в сугроб с сараев. Даже с того, рядом с которым из-под снега ломаные ящики-опоки торчали.
 
Она свой “секрет” в саду под кривой яблоней закопала. Где точно – не скажу. Вдруг, кто прочитает и пойдёт выкопает! Это дело нехорошее – чужие “секреты” зорить.

У Маринки были такие “секреты”: между осколками оконного стекла свежие листочки яблонь, высохшие цветки мать-мачехи, да фантики от конфет “Мишка косолапый” и ирисок ”Кис-кис”.

Потом Маринка закопала обратно “секреты”, а я сверху присыпал раскоп сухой землёй.

Потом я отвёл Маринку к месту, где мы с Сашкой Орловым похоронили воробья. Мы его нашли прошлым летом возле дома с пробитой головой. Может ворона его прибила. Пришлось нам с ней на четвереньках лезть под ветки куста “волчьи ягоды” у заводского забора. Там, в глубине и полутени, я показал Маринке на маленькую насыпь, над которой торчал деревянный крестик, сплетённые тонкой длинной корой крест-накрест две веточки с того же кустарника.

Потом я сбегал домой за своим мешочком с песком, и мы с ребятами до обеда играли в “чеканочку”. Я переиграл Сашку Орлова, но Каширин меня опередил.

На обед мама оставила мне лве холодных варёных картофелины, два кусочка солёной селёдки, шматок ржаного хлеба и луковицу. Луковицу я лопать не стал – горькая и потом пахнет изо рта луком, а всё остальное смёл. Запил еду киселём, жаль маловата кружка, и побежал опять во двор.

Лестница у нас в доме не простая. До второго этажа лестница сделана из камня. Лестница старая, ещё с барских времён, ступени истёрты ногами до впадин. А на наш этаж ведёт деревянная скрипучая лестница. Видать, после Революции, когда буржуев погнали, дом надстроили на этаж и поселили в нём заводских рабочих с семьями. И стал он домом-коммуной.
 
На первом и втором этажах люди жили в бывших буржуйских хоромах, а на нашем этаже, у каждой семьи была своя комната. От лестничной площадки в обе стороны шли длинные коридоры, в которые выходили двери комнат. А напротив лестницы была одна общая кухня. В торцах коридоров имелось по одной умывальне и одному клозету. В общем, жили мы очень даже не плохо.

У тётеньки Марии Антоновны, маминой знакомицы, она жила в комнате в другом коридоре, была тарелка-репродуктор Рекорд, завода имени Красина. Кто такой Красин, человек и ледокол, теперь все знают. А мне папа сказал с гордостью, что скоро такие репродукторы будут в каждой комнате стоять. Вот здорово-то будет!
Ещё у тётеньки Марии Антоновны есть игрушечная стеклянная птичка. Эта птичка сама всё время наклоняется чтобы попить воды из стаканчика. В чём там дело, какой там механизм устроен, я не знаю, но очень хотел бы иметь такую птичку.
 
Всё! Устал писать. Надо с утра налить чернил в чернильницу. Эти - уже все кончились, пересохли.


23-е Советской Конституции, воскресенье.

Сегодня Троица. Раньше бабушка на Троицу застилала пол в комнате зелёными листьями рогоза. Было необычно, торжественно. Пахло зеленью.

С утра шёл дождь. Рисовал башню Шухова по фотографии в “Известиях”. Потом решил написать в дневник, но чернила высохли, пустая чернильница. Пришлось искать пузырёк школьных чернил.

Потом выяснилось, что перо в ручке быстрее заменить на новое, чем отчищать засохшие чернила и бумажные волоконца от старого. В пенале нашёл новое перо перо 86. Так-то лучше!
            
В газете прочитал заметку про то, что на будущий год к нам прилетит немецкий дирижабль.
Называется дирижабль, какой-то “Граф”. Не разобрал – по-ихнему чего-то написано! Интересно!

А, ещё, скоро достроят каменный Мавзолей. Надо будет попросить папу чтобы сходить.

На обед ел манную кашу с изюмом. Некоторые не любят манную кашу. Я – люблю, даже если в ней комки.

Весной мы едим с мальчишками во дворе кору с молодых веточек на деревьях и кустах. Не наешься, конечно. Потом, когда зацветает крапива, едим крапивные цветы. Ну, а, уж яблоки не успевают вызреть. Ещё зелёными съедаем. Ну, разве что, те что на самой верхушке яблонь дозревают. Куда не доберёшься. И, то… А, рогатки на что?

Ещё я люблю, когда мама четвертушку чёрного порежет, на кусочек хлеба маслица постного польёт и солью крупной посыплет… Объедение!

Ещё я любил раньше просвирки есть. Но бабуля померла, а никто из наших в церкву не ходит.

Потом во дворе играли с мальчишками в “пристеночек”. Я выиграл несколько монет. Андрюха хорошо играет.

Потом он ушёл домой. Андрюха с малой сеструхой и родителями живёт теперь не в нашем дворе. Их маленький двухэтажный домик теперь за гаражом. К нему можно прийти только если выйти со двора на дорогу вдоль реки и пойти направо.

Пошёл к Сашке Орлову смотреть марки. Сашка живёт на втором этаже. У него на лестнице страшно. Прямо напротив двери в его квартиру, через лестничную площадку и через лестничный проём, на стене есть большое красное пятно. Не такое уж красное, а как бы затёртое. Сашка говорит, что это его сосед Мишка поймал кошку, взял её за хвост и со всей силы бросил об стену. Кошкина башка – вдрызг! Мозги во все стороны и кровища! Может, Мишка и врёт… А, как – нет? То-то… Миха, он такой..

Мне Сашкины марки очень нравятся. У него, как он говорит, “одни колонии”. И есть такие большие марки, вот, прям, с ладонь! Хорошо бы мне родители на день рождения подарили марки.

Потом пошёл домой. На лопухах поймал серую пядяницу. Надо будет завтра…
Всё! Надоело писАть!

24-е Советской Конституции, понедельник.

Сегодня нерабочий день. Мамка с папкой ещё спят, отсыпаются.
На дворе солнце и тепло. В открытое окно свежий воздух задувает. Молот не стучит. Тишина и покой.

Я проснулся, оделся, на ходу прихватил кусок пирога с капустой – мамка вчера принесла, кто-то угостил, и помчался на двор, ко входу в клуб.
Вчера уговорились идти за реку на пруды.

Прибежал первым. Пока ждал Сашку Орлов и Андрюху сжевал пирог. Во – вкуснота! Только мало…

Потом знакомой дорогой, вдоль заводского забора и реки, понеслись к мосту. Мост у нас большой и красивый. Его построили ещё до Революции, но несмотря на это он вполне работячий мост. По нему паровозы возят вагоны с углём и брёвнами. Ещё “пульмана” возят.

Рядом с рельсовыми путями, по обоим сторонам моста есть пешеходные проходы.
Идти по ним страшно и весело. Между широкими щелями досок, далеко внизу плещется вода. Иногда старые серые доски под ногами скрипят и прогибаются.
 
Мамка рассказывала, как ей снился кошмар – она шла через мост, а доски под её ногами разъезжались в разные стороны. А нам – ничего, нормально.
 
Когда подо мной гнётся доска и в щели блестит вода, иногда, голова на миг как бы кружится. Я вспоминаю свои сны, когда летаю. Да, во сне я часто летаю. Поднимаюсь со двора вдоль выщербленных грязных кирпичей к своему окну, а потом – выше, к латаной-перелатанной крыше, потом выше. Иногда я лечу над рекой к другому берегу. Летать во сне не легко. Всё время надо как-то напрягаться, чтобы подниматься вверх и не терять равновесие.
 
С моста мы спустились по кривой крутой лесенке с перилами на берег и пошли низами, под монастырём, по-над рекой.

Раньше в монастыре жили настоящие монахи. На праздники, бабуля сказывала, звонили в колокола. Даже у нас за рекой слышно было. Потом их куда-то прогнали, и теперь вместо них тут живут простые люди, а монастырь – уже не монастырь, дом – коммуна, как наш дом.

Но мы его зовём по-старому – монастырь.
С местными пацанами мы на кулаках, потому, мимо монастыря надо идти быстро – глядишь проскочим. У них, что – берег купленный?

Проскочили. Поднялись по склону. В лесу хорошо! Птицы поют. Внизу река. За рекой – наш завод и дом.

Мы скользим в тени деревьев, как индейцы. Я читал у Купера и Мая про индейцев. Сашок и Андрюха – тоже. Вот было бы хорошо удрать в прерии. А что? Прицепиться к вагону, когда поезд сдаёт ход перед мостом, залезть в ящик под вагоном, и – вперёд, Нат Бампо!

А вот и лесные пруды. Их два, они прямоугольные. Папка мне объяснил, что пруды вырыли монахи. Они в них разводили рыбу, а потом ловили её сетями и ели.
Не знаю… Нынче монахов нет, но и рыбы тоже нет. Видать монахи, прежде чем куда-то деться, всю ту рыбу выловили и съели по-жадности, чтобы нам ничего не досталось.
Сейчас в пруду живут лягухи, тритоны и “бычки”.

В этом, вот, пруду мы чуть не утонули с Сашком Кашириным прошлой осенью, холодно уже было в месяце Энгельса. У берега плавал плот из старых бревешек. Мы с Сашком сломали шесты, прыгнули на плот и оттолкнулись от берега. Плот поплыл и тут же стал медленно погружаться под воду. Мы засуетились со своими шестами.

А плот возьми, и потони в пяти шагах от берега. Пришлось до берега добираться по дну. Еле выбрались – вода студёная. По пояс мокрые приплелись домой.
Я пальто и рейтузы снял и забросил за шкаф. Вечером мамка нашла их. Мокрые, грязные. Мамка хотела выпороть меня, да потом пожалела.

Мы поймали двух тритонов и посадили в поллитровую банку. Договорились что они жить будут у Сашки Орлова дома, но, чтобы мы в любой момент могли к нему прийти, поиграть с ними.

Вечером с мальчишками во дворе играли в “чижа”. Сегодня был Духов День.

25-е, Советской Конституции, вторник.
 
Целый день идёт дождь. Сижу дома, читаю Карла Мая про Виннету, вождя апачей.
Прикидывал, из чего бы сделать томагавк, так, чтобы потом не выпороли. Получилось, что лучше не связываться.

Думал про Иру Афанасьеву. Два раза она разрешила донести свой портфель до дверей её дома. Она красивая. Но, кажется, ей нравится Андрюха Кочетов. Он высокий и плечистый. Он отличник и звеньевой. Ну, и ладно, подумаешь! Шерочка с машерочкой! Не знаю, что это значит. Где-то слышал от взрослых. Может на вечере, в клубе.

Один раз я там упал на лестнице – расквасил себе бровь. Кровь хлестала. Потом зажило. Зато теперь у меня на лице есть шрам. Шрамы украшают мужчину, придают ему мужественный вид.

А, у Андрюхи нет такого шрама. Вот, закончу школу, выучусь на пилота, буду как полярный летчик Борис Чухновский. Прилечу с Северного Полюса, она – ко мне с цветами!

А я, так спокойно и холодно: -Извините-подвиньтесь, гражданка!

На ужин мама приготовила картошку-толчёнку с селёдкой и луком, под маслом и уксусом.
Оч-ч-чень вкусно!


26-е Советской Конституции, среда.
 
На дворе сильный ветер. Низкие тучи несутся над заводской крышей. Вот-вот опять пойдёт дождь. В комнате серо и темно. Натянул тюбетейку и старую курточку из “чёртовой кожи”.

Во дворе никого из наших. Пусто. Под ветром шелестят листья деревьев. Ветки кустов теребит ветер.

Зашёл к Сашке Орлову. Побыстрее проскочил мимо кровавого пятна на стене, постучался в дверь. Никто не открыл. Вспомнил, Сашок мог уехать в деревню к родичам его мамаши.

Пошёл домой. До вечера читал Мая.
-----------------------------------
 

27-е Советской Конституции, четверг.

Целый день шёл дождь. Вспомнил, что посадил падяницу в банку. Банка нашлась на шкафу. Падяница уже подохла. Надо будет насадить её на иглу и приколоть на стенку для красоты.

Прошедшим летом, в Месяце Мира было много стрекоз. Мы их ловили с Андрюхой, сажали в банку из-под варенья и усыпляли.

Стрекоз надо ловить так. Подожди, пока она сядет на цветок или травинку. Потом осторожно подкрадись к ней и сзади, так чтобы она не увидела, схвати пальцами руки её за хвост. Тогда она выгнется и укусит тебя за палец своими роговыми челюстями. Большая стрекоза может сильно куснуть.

Усыпляли мы стрекоз одеколоном “Шипр” – лили из флакона прямо в банку со стрекозами. Они от этого запаха усыпали. Андрюха извёл весь флакон отцовского одеколона. Потом ему уши папа накрутил. Он у него командир Красной Армии.

Зачем нам были нужны эти стрекозы? Всё равно интереснее, чем гербарий собирать. Нам дали в школе такое задание на это лето.


28-е Советской Конституции, пятница.

Сегодня дождя не было. Но и солнца тоже. Тучи.
 
Играли в “чеканочку”, “города” и “ножики”.

Сашка Орлов приехал из деревни. Рассказал какие там дурацкие игры.
Мальчишки и девчонки становятся друг против друга в цепочку и идут навстречу, припевая: -Бояре, а мы к вам пришли, молодые, а мы к вам пришли… Что-там ещё, потом парень или девчонка выбирает себе, кто понравился и они, как бы становятся жених-невеста.
Ерунда какая-то! Все так решили.

Потом Сашка Орлов мне сказал, что если бы мы сыграли в эту игру, то он выбрал бы Маринку.
 
Вот, ведь как! А Маринка всё больше со мной играет… И “секрет” мне показала, а не Сашке…

Я пожалел Сашка. У меня, тоже… Ирка Афанасьева на меня не смотрит.
--------------------------------------- 

29-е Советской Конституции, суббота.

С утра шёл дождь. Темно.

Сидел дома, читал во “Всемирном следопыте” “Последний человек из Атлантиды” писателя Александра Беляева. Ещё раньше я читал “Голова профессора Доуэля”, как мёртвую голову оживляют. К вечеру дождь перестал.

Ничего нет интересного, в этих дневниках. Искра всё придумала. Это девчачьи штуки. “Секретики”, бантики, леденцы, дневники.

Кому, какое дело будет, даже через двадцать лет, до того, как жил одиннадцатилетний пацан в одна тысяча двадцать девятом году?

Через двадцать лет... Как это много...
 
Впереди ещё целая жизнь.
----------------------------
 
Январь – месяц Ленина
Февраль – месяц Маркса
Март – месяц Революции
Апрель – месяц Свердлова
Май – месяц Труда
Июнь – месяц Советской Конституции
Июль – месяц Жатвы
Август – месяц Мира
Сентябрь – месяц Коминтерна
Октябрь – месяц Энгельса
Ноябрь – месяц Великой Революции
Декабрь – месяц Сталина