Волшебники. Глава 1

Яркие лучи свободно разлетаются по просторным коридорам, украшая бликами и солнечными зайчиками движущееся море черных костюмов и аккуратно убранных голов. Ученики неспешно тянутся к кабинетам, пытаясь продлить время, проведенное вне уроков любой ценой. В отличие от солнечных лучей, которые с приходом весны радостно снуют и отражаются от кривых оконных стекол и наполированных полов, ученики не чувствуют счастливого пробуждения жизни. Для них весна означает приближение сложных экзаменов и более строгий надзор учителей.
Среди царства темных волос и глаз, обращенных к полу или учебникам, выделяется только одна фигура. Девушка выглядит совершенно иначе – почти болезненно худая и высокая со светлой почти прозрачной кожей и россыпью веснушек на щеках и носу, короткие светлые волосы скрыты черной косынкой – типичным головным убором для интерната имени Мунгуса. Но даже черное простецкое платье, висящее мешком, не может скрыть стройной фигуры и летящей походки.
Рядом с ней шаркает громоздкими ботинками с высокой шнуровкой, крепкая русоволосая девушка. Смуглое лицо приобретает сероватый оттенок, уголки губ клонятся книзу, а руки собраны на груди.
- Ника, ты подготовилась к уроку? – спрашивает она, и голос трещит и дрожит, как недогоревшие мокрые ветки.
- Отчасти, - губы девушки расплываются в улыбке. – А ты, Катарина, готова?
- Готова-то, готова, - тяжело вздыхает смуглянка. – Только господин Арбертус может спросить, о чем угодно…
- Это точно! – говорит Ника с азартом. – Уверена, сегодня он придумает что-нибудь новенькое.
- Опять ты за свое, Ника? – Катарина щурит маленькие глазки. – Твои прогнозы слишком часто сбываются. Я иногда задумываюсь, нет ли в тебе искры пророческой магии?
Ника весело смеется, и смех непривычным звонким эхом рикошетит от стен, отчего многие глаза устремляются на беседующих.
- Ты прекрасно знаешь, Катарина, что всех, у кого есть хотя бы мельчайшая искорка пророческого дара без промедления забирает Абелисса. Они не проводят свое время в жалком интернате на краю мира.
Катарина снова вздыхает, взгляд становится совершенно тусклым и невыразительным. Себе под нос она шепчет:
- Они проводят его в королевской темнице…
- Неправда, - вмешивается высокий остроносый парень из старшего класса, оказавшийся тут неизвестно откуда. – Верховная владычица Тирландии заботится об их проживании и обучении, а уж это означает, что все там на высшем уровне…
Парень мечтательно закатывает глаза и улыбается.
- Твой младший братец во дворце у владычицы, так, Улеф? – спрашивает Ника, устремляя светлые глаза в направлении парня.
- Да, его забрали почти сразу после шестилетия. Но он регулярно пишет письма, в которых описывает великодушие ее высочества и ту роскошь, в которой обитает их класс. Они живут в специально отведенном дворце, ни в чем себе не отказывая, а уроки у них ведут лучшие преподаватели Тирландии и даже один член бывшего совета!
- Тиритий, - шепчет Катарина, которая по мере развития темы становится все мрачнее и мрачнее.
«Тиритий» - повторяет Ника про себя. Все знают это имя, но не каждому оно по вкусу. Предатель, провидец высокого уровня, который помог Абелиссе занять престол. Очень часто в ее размышлениях возникает эта фигура. Переворот унес много жизней, и хотя старая бабушка Алиссия – ее единственный опекун – держит рот на замке, Нике кажется, что там же сгинули и ее родители. Конечно, с детства она слышит байку о сорвавшейся с крутого склона карете, но слишком резко замолкает бабушка при упоминании о собственной дочери с мужем, слишком скупо выдает подробности их жизни, словно драгоценные жемчужины, до которых Нике нельзя даже дотронуться.
- Ника, ты слушаешь вообще? – Катарина усердно трясет девушку за плечо, возвращая к реальности. Коридор пустеет, оставляя лишь россыпь игривых солнечных зайчиков на стенах и кособоких дверях. Улеф давно скрылся в своем классе, и девушкам стоит поторопиться. Обучение в большинстве школ и интернатов для детей без способностей к магии начинается в 10 лет, и пятый класс – один из самых ответственных. Последние три года учатся лишь самые одаренные ученики, остальные расползаются по полям и весям для самой низкоквалифицированной работы. Конечно, роль тут играет еще и благополучие семей учащихся, но в Мунгусе почти нет зажиточных – окрестное население еле сводит концы с концами, потому в шестой класс идут лишь самые одаренные и смышленые ребята, да и им судьба благоволит стать лавочниками или чиновниками в этом отдаленном крае.
Ника с Катариной ускоряют шаг, слушая, как скрипит и трещит под их ногами страшная деревянная лестница, ведущая к кабинету господина Арбертуса. Старый преподаватель славится жестким нравом и любовью к наказаниям, потому опаздывать на урок никто не рискует. Когда Катарина и Ника влетают в просторную аудиторию, на них устремляются глаза всего класса. Преподаватель занят у доски, но и он разворачивается, спеша поприветствовать вновь вошедших.
- А вот и Катарина с Никой пожаловали, - его угловатое лицо преображается в гримасу, а кустистые светлые брови смыкаются в середине лба. Вместе с прилизанными светлыми волосами он похож на филина.
- Простите, господин Арбертус, - подает голос Ника, пока Катарина дрожит всем телом. – До урока остается еще одна минута.
- Одна минута? – скрипучий голос преподавателя разносится по аудитории, как раскаты грома. – Что ж, проходите.
Ника с Катариной спешат занять места, пока массивные деревянные часы около преподавательского стола неспешно начинают бить полдень.
- Кажется, она прошла, - хмыкает Арбертус. – Дорогая Ника, почему вы еще не успели приготовиться к занятию?
- Я готова, - уверенно отвечает та, пряча дрожащие колени. Катарина рядом вовсе пытается скрыться под партой.
В классе царит тишина, нарушаемая лишь ритмичным дыханием учеников. Господин Арбертус стоит неподвижно, его брови, кустистые и несуразные на тонком сухом лице, немного подрагивают.
Ника гонит страх из сердца, хотя колкий и цепкий взгляд учителя леденит кровь, а затаившиеся собратья по несчастью усугубляют ситуацию.
- Итак, Вероника Аверия, - неспешно начинает учитель. Его собранные за спиной руки делают прямую тонкую фигуру похожей на трость. Ника морщится при упоминании полного имени. Оно звучит так чудно, так отдаленно, словно принадлежит кому-то другому. Кому-то неизмеримо далекому, кого можно полностью выдумать – она всегда представляла эту девушку – сильную, смелую и … любимую. Ведь именно так назвали ее родители. Возможно, так называли они ее вечерами, не спуская с руки и балуя лаской и теплом. От этих безликих ныне мужчины и женщины она и получила только набор несуразных звуков, потерявший всякий смысл с их смертью. Лишившись родителей, она отбросила и полное имя, оставшись Никой. Так ее называли бабушка, преподаватели, ученики… Так было написано в журнале. Где откопал мистер Арбертус этот позабытый рудимент, полное имя?
- Я вижу, вы вполне уверены в себе…, - продолжает учитель. – Что ж. Тогда я приготовил для вас нечто необычное. Нечто, что может поколебать уверенность даже столь заносчивой особы.
Ника сглатывает слюну, а Катарина повторяет одними губами – «ну вот, как ты и говорила».
- Раз вы так сведущи во всех вопросах и имеете наглость опаздывать на мои занятия, то, может быть, вы назовете тему нашего сегодняшнего занятия? – говорит учитель, смакуя каждый слог. – Может быть, мне стоит ввести этот вопрос в регулярную практику. Для тех, кто слишком уверен в себе, - глаза учителя яростно сверкают, оглядывая всю аудиторию.
- Но это не честно! – вырывается у Ники. Обычно господин Арбертус выбирает темы, руководствуясь ясной лишь ему логикой, чередуя естественные науки с математикой, логикой и экскурсами в историю страны. В связи с тесным бюджетом интерната, старый лектор ведет предмет, называемый Обществознанием, и включающий все, что заблагорассудится педагогу.
- Если вам не мило мое задание расскажете мне, как следует вести занятия у столь ленивых, неблагодарных и глупых отроков?
Ника прикусывает язык. Последнее, что стоит сделать сейчас, так это вступать в перепалку с недовольным преподавателем, потому она покорно опускает глаза, прокручивая в голове последние темы занятий. На прошлом уроке они долго разбирались в разнообразных бабочках, останавливаясь подробно на жизни неприметных капустниц, простецкое строение которых Катарина никак не могла вызубрить сегодня с утра. На позапрошлом преподаватель рассказывал о перевороте – его любимой и козырной теме, к которой он возвращался вновь и вновь в течении года. Что же ему захочется рассказать сегодня?
- Я смотрю, вы уже вовсе не так уверены, юная леди, - посмеивается Арбертус, наблюдая за потугами Ники. – Я жду ответ, иначе засчитываю пропуск.
«Думай, думай» - бормочет себе под нос Ника, но тут же понимает тщетность своего положения. Что ж, когда нечего терять…
- Сегодня вы расскажете нам о квадратных уравнениях и методах их решения, - выдает она, опасаясь оторвать взгляд от неровной зеленоватой поверхности колченогого стола.
Тишина в аудитории на несколько мгновений становится невыносимой, и Нике все-таки приходится поднять глаза, чтобы встретиться с взглядом Арбертуса. Старый преподаватель застыл у доски в неестественно прямой позе с вытянутой рукой и приоткрытым ртом. Несколько мгновений требуется ему, чтобы вернуть самообладание.
- Как… как? – сначала выдает он, но потом внезапная догадка озаряет морщинистое лицо, и скрипучий голос, нарастая, заполняет комнату до потолка. – Ах, ты малолетняя преступница, ты смотрела в мои записи? Признавайся, ты рылась в моих вещах?
- Нет, что вы, нет, нет, - бормочет Ника, но лицо Арбертуса покрывается красными  пятнами.
- Как ты посмела? – теперь голос преподавателя набирает силу, как полноводный ручей, готовый обрушиться водопадом на несчастные Никины плечи. – Ты, ты! Убирайся с урока, гнусное отродье! А вечером…  Вечером ты отправишься драить чердак! Понятно тебе, как лазать по чужим вещам?
- Но… но я не делала этого.
- Ты хочешь рассказать нам сказку о том, что угадала? Прочла мысли? Вон отсюда, пока речь не зашла об исключении! И чтобы завтра выучила все прошедшие лекции назубок – я устрою тебе персональную контрольную. И не смотри на меня так, я сказал – быстро.
Ника спешно сгребает вещи в холщовую черную сумку с разводами, и под испуганными взглядами класса, спешит покинуть помещение. Обернувшись, она видит взгляд Катарины, и ей кажется, что он полон не только страха, но и сочувствия.
Оказавшись в пустом коридоре, Ника переводит дух. Арбертус не впервые выгоняет ее с уроков, и не в первый раз получает она незаслуженное наказание, но в этот раз старый преподаватель разозлился не на шутку. Стоит сейчас же сесть за лекции, чтобы не пропустить ни одной мельчайшей подробности. Конечно, он все равно найдет, к чему придраться, но быть может поставит хотя бы желтый знак. Оценки в интернате выставляют цветами. Красного удостаиваются лишь самые одаренные и настойчивые ученики, усидчивые получают оранжевый, а остальные довольствовались жёлтым. Тем же беднягам, которые время от времени получают синий, Мунгус вскоре отказывает в дальнейшем обучении. Нике легко даются знания, и по остальным предметам она получает красные и оранжевые знаки. Кроме Арбртуса… Тут у нее уж есть один синий, и второй крайне нежелателен.
С этими нерадостными мыслями, Ника плетется вниз, к выходу из учебного корпуса, стараясь наступать как можно тише. Но плотные черные ботинки на высокой шнуровке как назло гулко пикируют на скрипучие половицы, словно хотят оповестить всех учеников интерната об их горемычной хозяйке.
На улице высокое весеннее солнце выпускает вниз жаркие полуденные лучи. Под ногами проклевывается первая трава, а далекие трели птиц разносятся по округе, отражаясь от ближайших гор.
Интернат имени Мунгуса стоит на небольшом холме, и недалеко начинает крутые горные хребты, занимающие северную часть страны. Тут местность холмистая, неровными буграми идет неплодородная, каменистая почва, прежде чем окончательно уступить место горным хребтам. Злаки на ней растут неохотно, и все земледельцы с детства приучены к тяжелому труду, делающему их фигуры коренастыми и приземистыми. Зато многочисленные поля дают волю скотоводству – тут и там можно встретить стада овец, коров или коз, почти каждая семья держит скотину и домашних птиц. Городов и деревень на севере и северо-западе не много, люди селятся небольшими группами, возделывая окрестные участки всем поселением. Ближе к горам начинаются лесные массивы, плотные поросли лиственных деревьев – негостеприимные и темные в любое время года, стремящиеся закрыть собой тропки и дорожки, ведущие к горам. Горы почти необитаемы, земля там совсем гиблая. и лишь некоторые поселения пастухов выводят там особый вид коз, приспособленных к разреженному воздуху и дефициту пищи.
Как туда занесло бабушку Алиссию Ника не представляет. Поговаривают, что раньше в горах жили маги, даже организовали там, вдали от любопытных глаз, школу и магические поселения. Но сейчас все магические поселения строго регламентируются, и верховная владычица держит магов поближе к столице. Но бабушка Алиссия, как и сама Ника, очень далека от магии…
Ника снова всматривается в белеющие горные массивы, гадая, видно ли отсюда темный пыльный особняк, в котором провела она свое детство. Вряд ли, горы надежно скрывают его от глаз посторонних. Алиссия живет очень обособлено, общаясь лишь с парой мужиков из соседнего селения, которые поставляют ей все необходимое. Живет она аскетично, довольствуется скромной едой и несколькими комнатами в западном крыле. Остальной дом закрыт на ключ, а мебель покоится под тряпичными чехлами и вековым слоем пыли. Ника украдкой лазала туда, надеясь найти хоть какие-то сведения о своих родителях, пока Алиссия не объяснила ей, что они никогда не жили в этом доме. Старая женщина сама учила ее простым бытовым хитростям, грамоте и счету, а в 10 лет отправила учиться в ближайший интернат, и теперь Ника видит бабушку несколько месяцев в году.
И ей совсем не хочется сокращать время разлуки из-за синевы в журнале… Так что вместо того, чтобы созерцать горные массивы и греться на солнышке, она спешит в общежитие для девочек – место, ставшее ее домом в последние пять лет.
Это небольшое двухэтажное здание, деревянное, с несколько покосившейся крышей, которая протекает в ливни и зимние снегопады, холодное и неуютное, стало пристанищем около сотни молодых девочек и девушек. С переходом в старшие классы, их перевели на второй этаж, потому что младшие ученицы слишком часто подхватывают простуду в этих влажных продуваемых помещениях.
Стоит Нике переступить порог, как перед ней вырастает статная фигура смотрительницы. Вороса – высокая, крепкая женщина, с покатыми бедрами и румяными щеками – кровь с молоком, как говорят в деревне. Угадать ее возраст не так легко – ей можно дать и 25, и 40, круглое лицо почти лишено как морщин, так и юношеской мягкости, а фигура – прямая и бодрая. Вороса всегда полна сил, и справляется, как может с этим жутким строением, требующим ремонта и мужской руки.
- Опять ты! – говорит она, и темно-серые глаза смотрят со странной смесью неодобрения и сочувствия. – Что натворила?
- Ничего, - бормочет Ника, пытаясь протиснуться в узкий дверной проем, но Вороса преграждает ей путь, на этот раз смотрит укоризненно.
- Господин Арбертус…, - выдает Ника неохотно.
Вороса издает протяжный вздох. О неприязни Ники и Арбертуса знает, пожалуй, вся школа.
- Ника, ну что ты опять выкинула?
- Ну правда, ничего… Но теперь мне надо готовиться к большому тесту завтра.
- Эхх, - Вороса треплет ее по голове. – Ты еще легко отделалась. Он сегодня совсем не в духе. Какая-то почта пришла из столицы, кажется.
- Так это и не все. Вечером надо чердак убирать… - неохотно добавляет Ника. – Почему вечером?
Вороса хватается за голову.
- Совсем старик из ума выжил, - говорит она, а потом добавляет. – Ой. Ты же никому не расскажешь этого, да, Ника?
- Кому мне рассказывать? Вороса, Вороса, а что на чердаке такое?
Вороса пропускает Нику в большое помещение, которое служит гостиной и коридором одновременно.
- Я не знаю, может быть он имеет в виду вовсе не тот чердак… У нас тоже есть что-то вроде чердака!
- В нашей развалюхе, ровно, как и в мальчишеском общежитии, чердака нет и в помине.
И это правда, второй этаж и спальни девочек находятся прямо под крышей, а для хранения вещей выделен сырой земляной погреб.
- И то верно, и то верно… Но в главном корпусе… Чердаком там не пользуются много лет, никто не знает, сколько там хлама и пыли… И птицы с летучими мышами плотно обосновались там.
- Эхх, - хмыкает радостно Ника. – Пауками, да летучими мышками меня не напугать! Колись, Вороса, что еще может быть на чердаке!
Смотрительница прячет глаза и складывает розовые мозолистые руки на коленях.
- Ну ведь не может он меня напугать какими-то мышками! В прошлый раз я разбирала амбар и насмотрелась на это добро вдоволь. Что еще известно про этот чердак?
- Говорят, - неуверенно добавляет смотрительница, - что давным-давно туда сгрузили хлам из какого-то магического поселения в окрестностях… И ты же знаешь, что ожидать от магов можно абсолютно чего угодно! Я туда и днем-то не сунусь, а вечером…
Ника радостно смеется.
- Ох, Вороса, не думаю, что там есть что-то более ценное и волшебное, чем ночной горшок главного смотрителя магических ворот… Уж последняя комиссия об этом позаботилась.
- Комиссия не заходила на чердак… Пропустили, не знали! Они у нас вообще теперь проездом бывают.
Вороса права - антимагические комиссии, учрежденные Абелиссой, чтобы держать под контролем колдовство и колдунов, в Мунгусе не задерживаются – гиблое тут место и настолько немагическое, что искать что-то себе дороже.
- Зато предыдущие сто пятнадцать нашли бы все, что только можно…
Но, похоже, смотрительница не верит Нике. Потому что так и сидит со слегка наклоненной головой и смотрит глазами лани на «бедное дитя». Вороса - добрая женщина, сердобольная, что большая редкость не только для их заведения, но и вовсе для всех северян, которые славятся твердостью духа и лба, гораздо больше других народов. За это все любят смотрительницу, никто не перечит ей, выполняют все просьбы, а Вороса всегда помогает девочкам, особенно тем, кто помладше, утешает длинными холодными вечерами, подбадривает и старается уберечь от тягот интернатской жизни.
- Ладно, хватит разговоров, - говорит вдруг она. - Садись скорее за лекции, а то сама знаешь, что господин Арбертус не любит шутить.
Ника тяжело вздыхает, мысль о загадочном чердаке и магических артефактах, пускай, и невероятная для такой глуши, не дает ей покоя. Она вовсе не боится магии. Наоборот, ей крайне любопытно на нее посмотреть.
Ника устраивается на лавке у самого окна, где чувствуется игривый весенний ветерок, и скользят легкие теплые лучи, и углубляется в изучение предмета. До вечера остается совсем немного времени, а лекций просто непростительно много. Вороса подставляет ей грубую глиняную тарелку с теплым ломтём хлеба, да стакан молока, чем скрашивает унылую зубрежку скучных обрывочных сведений.

После часу начинают подтягиваться первые ученицы, сначала самые младшие вваливаются в гостиную хихикающей гурьбой, а после трех следуют и старшие. Появляется и Катарина, она приземляется рядом с Никой, ее лицо не выражает ровным счетом ничего.
- Абрертус, весь день рвал и метал, - говорит она без предисловия. – Сегодня не одна ты попала под горячую руку.
- Кто еще? – спрашивает Ника с деланным безразличием, не отрывая глаз от конспекта.
- Еще Авес, Лора и Малькольм будут писать с тобой контрольную, а Портен еще и пошел разгребать конюшни…
Ника хмыкает. Похоже, никому не придется составить ей компанию на чердаке.
Девочки следуют на обед, где смотрительница из большого чана разливает по тарелкам ароматную похлебку, щедро сдобренную первыми весенними травами.
- Горные травы, - мечтательно говорит Ника. – Ничего не сравниться с их ароматом.
- Лучше бы добавили мяса, - мрачно констатирует соседка по столу. Но на мясо здешние повара скупы, предпочитая ему более дешевые травы и овощи. Остается довольствоваться очередным ломтем серого хлеба.
До вечера Ника сидит над тетрадями, пытаясь вызубрить неинтересные подробности и мелочи. К шести она начинает сильно клевать носом. Но стоит старинным часам пробить шесть, как гулко разносится громыхание входной двери. На пороге стоит не Арбертус, а главный хозяйственник Ангус. Плечи возвышаются в самом верху дверного проема, ему даже приходится немного согнуть шею, чтобы заглянуть в общежитие.
- Где тут Ника Аверия? – громогласно возвещает он, громадные сильные руки упираются в дверные косяки, те опасно поскрипывают.
- Сам Ангус пожаловал, - откуда ни возьмись, в гостиной вырастает Вороса, по сравнению со смотрителем, она кажется малышкой. – Никак решил починить нам крышу, как я прошу уж в который раз?
- Вороса, - отзывается Великан. – Ну, правда, я этим займусь, ну займусь, дорогуша…
- Ты меня обещаниями вторую неделю кормишь, - женщина упирает руки в боки и приближается на пару шажков. Ангус смущенно пятится.
- Сейчас не до этого, - говорит он не слишком уверено. – Ты не представляешь, кто к нам едет на следующей неделе… Весь корпус на ушах стоит!
- Кто же? – не унимается Вороса.
- Ну не при ученицах же…
- Кто, колись, Ангус?
Мужчина понижает голос, но Ника прекрасно слышит каждое слово, потому что сидит ближе всех к двери.
- Сам Джеси…
Вороса ахает и хватается рукой за сердце.
- Да что забыл-то он в наших краях захолустных?
- Никто не знает. Кажется, они направляются на север, в горы.
У Ники захватывает дыхание. В их стране только ленивый не знает о Джеси. Это самый могущественный и неуемный маг-разрушитель, не считая самой Абелиссы. Потому с самого начала переворота, она держит его при себе и самые кровавые и жуткие моменты истории чаще всего связывают именно с его именем.
- Но сейчас не о том! – отвлекается Ангус, Вороса стоит в оцепенении. – Я пришел за Никой…
- Тут я, - встает девушка.
- Готова?
- Вполне.
Они выходят из общежития, а Ника чувствует, как все взгляды прикованы к ее спине. Да уж, задание Арбртус выбрал оригинальное – отправляться на уборку вечером, в надвигающихся сумерках не слишком удобно. Косые лучи дают так мало света, что смотрителям приходится зажигать старые керосиновые лампы. Совсем скоро принесут скромный ужин, и девочки отправятся отдыхать. Ника смело переставляет ноги, стараясь не отставать от Ангуса, шаг которого равен ее трем.
Главный корпус быстро приближается к ним, вырастая огромной темной махиной. После занятий он выглядит немного потеряно, пустой и таинственный, словно заколдованный замок, дожидающийся первых лучей солнца, чтобы ожить вновь. Радостные солнечные коридоры превращаются в мрачные аллеи, а пустые кабинеты с открытыми дверьми смотрятся покинуто.
Ангус заворачивает в коморку под лестницей, чтобы снарядить Нику небольшой переносной лампой, тряпкой и железным ведром с водицей, которое жалобно гремит при каждом шаге девушке. Они вступают на винтовую лестницу – ей пользуются так же редко, как и чердаком.
- Дальше я не полезу, - говорит Ангус. – Не долог час эта рухлядь провалится подо мной, а ты вроде ничего, девушка стройная, пройдешь! – обавляет он обнадеживающе, а Ника понимает истинную причину необитаемости верхнего помещения.
- Что мне делать-то?
- Что и обычно! Смыть пыль и паутину, коробки перебрать – книги и нужные вещи отложить, рухлядь выбросить… Через два часа я тебя заберу.
- А как я пойму, что именно для вас рухлядь? – спрашивает жалобно Ника.
- Поймешь, уж не дурочка. Если не провалишься сегодня, то пришлю тебе помощников.
Ника вздыхает. Вот и объяснение такого странного задания. Для старшеклассницы она довольно легкая, а балки на чердаке давно прогнили и нуждаются в ремонте. Версия с магическими артефактами была более многообещающей… Но делать нечего, девушка неуверенно вступает на первую ступеньку.
- Чего ждешь-то? – подгоняет ее смотритель. – Вперед, и с песней. Ровно в 8 я позову тебя вниз.
Ника делает еще несколько неуверенных шажков, потом немного ускоряется, и вот Ангус скрывается за очередным поворотом лестницы. Ноги уверено ступают на покосившиеся деревянные ступеньки, обитые железом. Не смотря на жалкий вид, они оказываются вполне крепкими и надежными.
Девушка поднимается выше и выше – лестница на удивление длинная для двухэтажного строения. Но все имеет свойство заканчиваться. За очередным поворотом ступени переходят в небольшую площадку.  Тусклый свет лампы освещает деревянные стены и дубовую дверь – добротную и высокую для такого ветхого заведения. Ника хочет крикнуть Ангуса и потребовать ключ, но то ли от легонького сквозняка, то ли от чего-то неведомого дверь бесшумно приоткрывается.
Нике становится жутко, но она гонит страх и протягивает руки к ручке – та легко поддается.
На чердаке темно и затхло пахнет пылью. Ника несколько раз чихает, пытаясь осветить слабенькой лампой окружающие стены, но видит лишь бесконечные стеллажи, заваленные непонятными объектами. Да, работы тут много. Слой пыли не просто значительный, он – толщиной с палец, а верхние полки явно облюбовали пауки. По полу гуляет противный сквозняк, отчего крыша и балки издают протяжное гудение.
Длинные тени тонут в углах и пересечениях полок.
- С чего начать? – вслух удивляется она, продвигаясь дальше в царство пыли и разрухи. Наконец, она доходит до противоположной стены. Чердак весьма внушительных размеров – как две аудитории, только потолок низкий и балки свисают над самой головой - иногда даже приходится нагибаться.
От пыльного воздуха в носу свербит, и Ника несколько раз чихает, а эхо отскакивает от кособоких коробок. Она пробирается сквозь стеллажи к маленькому запыленному окошку и распахивает его. За окном сгущаются сумерки, но последние слабенькие лучи без труда проскальзывают в подвал, принося глоток свежего воздуха. Окошко совсем небольшое, покосившаяся рама покрыта паутиной и вездесущей пылью, но зато оттуда открывается великолепный вид – солнечны лучи, озаряющие горные массивы на горизонте, обширные холмы и леса. Немного захватывает дух.
Ника еще несколько минут любуется заходящим солнцем, а потом возвращается к более насущным делам. После свежего воздуха и света, чердак кажется еще более душным и темным, но Ника смело подбирается к первому стеллажу. Она ставит лампу рядом и снимает первый попавшийся ящик. Он тяжелый и пыльный, и мыши, судя по всему, успели свить гнездо в сваленном там тряпье, а теперь выскакивают на девушку с пронзительным писком. Ника роняет ящик на ногу, громко вскрикивает и падает на пол. Теперь, кроме ноги, у нее болит еще и копчик.
Она спешно встает, потирая ушибленные места, пытается отряхнуть платье, но здешняя пыль так рада неожиданной гостье, что не спешит расставаться с ней.
- Этого следовало ожидать, - бормочет под нос Ника, представляя, как завтра будет сидеть на контрольной Арбертуса грязная с головы до ног – сменных форменных платьев в интернате не предусмотрено, а выходное платье Ники такого отчаянного желтого цвета, что явно не подходит для унылых черных коридоров Мангуса.
Настроение заметно падает, но Ника спешит снять с полок еще несколько коробок, забитых непонятным барахлом. Мыши больше не тревожат ее, и девушка может спокойно доставать разнообразное тряпье. Она наткнулась на некогда аккуратно сложенную униформу – только это не бесформенные черные рубища, в которых разгуливают современные ученицы, а голубые платья с вышивкой, оборками и бантами – из тонкой скользящей ткани. Цвет заметно выцвел, а моль и мыши оставили от многих экземпляров решето, но даже в таком виде они симпатичнее современных.
Ника задумчиво вытягивает наиболее хорошо сохранившийся экземпляр, подумывая над тем, не попытаться ли реставрировать его вместе с Воросой. Не то, чтобы Ника – любительница моды или красивых вещей, просто, когда день за днем, месяц за месяцем тебя окружают лишь черные холщовые мешки, понурые головы и уродливые тяжелые башмаки, волей-неволей начинаешь ценить цвет и разнообразие.
Девушка прикладывает к себе тонкую ткань, делая несколько нескладный поворот вокруг своей оси, и тут до ее ушей доносится странный шорох. Она резко останавливается, и кровь приливает к щекам. Мыши? Или голуби свили гнездо в прохудившейся крыше? Она тихонько откладывает платье, и смотрит в сторону шума. Вспышка света? Нет, ей определенно показалось!
Ноги сами несут ее по направлению к источнику шума, а до ушей начинает доноситься странный шёпот. Тонкий и писклявый девчачий голосок сдавленно произносит:
- Нам пора выйти к ней!
А мужской, приглушенный, низкий отвечает:
- Тише, ты сейчас напугаешь ее до смерти!
- Она идет сюда, она идет сюда. Эрик, сделай что-нибудь.
Ника останавливается в нескольких метрах от стеллажа, из-за которого доносится этот странный диалог и замирает. В голове пульсирует кровь, а ладони покрываются мерзким потом. В голове проносится мысль – «Надо бы бежать отсюда» - но руки и ноги не слушаются. Она пытается открыть рот, чтобы закричать, но и это не вызывает должного действия.
- Ты что заморозил ее, дурень? – раздается из-за шкафа громче, девчачий голосок становится почти пронзительным.
- А что мне еще оставалось делать?
- Эхх…
Наконец мышиная возня за шкафом стихает, и из-за укрытия появляется крошечная ножка, а затем перед Никой предстает и небольшая темноволосая девчушка. Ростом она едва дотягивает Нике до подбородка, а снизу-вверх смотрят два огромных зеленых глаза, обрамленных густыми черными ресницами. Объемные, вьющиеся локонами каштановые волосы собраны сверху зеленым бантом, а сама девочка в красивом зеленом платье, с рюшами, оборками и бантами, платье куклы не иначе.
- Это она, она! Посмотри!
Из-за того же шкафа вываливается высоченный парень – длинный и несуразный с встрепанными тёмными волосами и непомерно громадными руками, которые бывают только у подростков, когда те начали расти, да не сумели сделать это равномерно. Парень смотрит на Нику совершенно безразлично, взгляд скользит с ее ног по запыленному платью, останавливаясь на лице. Когда их глаза встречаются, Ника чувствует, как по телу проливается странная волна теплой энергии, мышцы расслабляются, и она снова оказывается сидящей на полу.
- Черт! – восклицает она. – Этому платью точно ничего не поможет!
Маленькая девчонка прыскает, и смех колокольчиками разносится по пыльному подвалу.
- А ты уверена, что до этого ему могло что-то помочь?
Ника поднимает взгляд, и опять натыкается на зеленые насмешливые глаза девчушки.
- Вообще-то это наша форма, - обиженно выдает она. – В другом у нас в Мунгусе ходить нельзя.
- Бедняжка, - девчонка хватает ее за руку и резко ставит на ноги, явно с большей силой, чем подобает иметь такому хрупкому созданию. – Но неужели тебя сейчас волнует только это страшенное платье? – она окидывает запыленное черное одеяние презрительным взглядом. – И совсем не интересует остальное? Например, ты не хочешь узнать, кто мы такие?
- Вы волшебники, я сразу поняла, - Ника не оставляет попыток стряхнуть грязь с подола многострадального одеяния.
- Ой, да брось ты его! – девочка подскакивает к Нике, приглаживает подол, отчего противные пятна просто исчезают без следа.
- Ох, - только и успевает выдохнуть Ника.
- Я совсем не так себе это представляла, - жалуется малышка своему спутнику. Тот легонько кивает ей, оставаясь безучастным. – Меня зовут Анна, а это мой брат Эрик. И мы, действительно, волшебники, потомственные, в тридесятом поколении. Или как там?
Эрик нерешительно поводит плечами.
- И мы сбежали из столицы, чтобы найти тебя!
- Что? – Ника заливается хохотом. Она смеется минут 5, а Анна смотрит на нее неодобрительно.
- Смейся, смейся. Только мой брат Провидец. Кажется, единственный стоящий провидец, оставшийся в нашем королевстве.
- Конечно, - насмешливо отвечает Ника, подавив-таки приступ хохота. – Все провидцы у Абелиссы, в столице.
- Были в столице. Но мы сбежали, чтобы найти тебя! – Анна трясет своими густыми кудряшками, словно намекая – ну что за тупица.
Тем временем снизу доносится громкий голос.
- Ты жива там? – вопрошает Ангус.
- Жива, - громко отзывается Ника.
Тишина.
- А значит тебе все-таки интересно, - смеется Анна.
- Почему это?
- Ты нас не выдала.
Ника замолкает. И правда, стоило ей крикнуть что-нибудь Ангусу, и сюда бы сбежалась вся школа, не смотря на прогнившие балки.
- У нас мало времени, - продолжает Анна. – Мы должны сматываться отсюда. Вместе с тобой. Потому что ты важна, Вероника. Очень важна.
Ника морщится – второй раз за день всплывает ее полное имя. Странное совпадение.
- Так это за вами идет Джеси? – доходит вдруг до девушки, и дыхание перехватывает.
- Джеси? – Анна выглядит обеспокоенной. – Тогда времени еще меньше. Дорога каждая секунда! Эрик, почему ты не предупредил? – насмешливые глаза в раз превращаются в испуганные, но девчонка быстро возвращает самоконтроль.
- Я вижу только погоню, - пожимает плечами ее брат.
«Он все-таки живой» - усмехается про себя Ника.
- Джеси, Джеси… Это очень плохо.
- Да уж, я вам не завидую, - смеется Ника.
- А себе ты завидуешь? – спрашивает вдруг Эрик. Голос спокоен, слова он произносит немного нараспев, растягивая гласные. – Потому что он идет за тобой.
- За мной? Зачем я могу понадобиться Джеси? Это просто… смешно! Магией я не обладаю, даже самой крохотной частичкой, - добавляет Ника немного разочарованно. – Я – совершенно обычная, совершенно заурядная девушка…
- Ты Регулятор, - продолжает Эрик. – Тиритий тоже видел это, но он пока не знает имени. Скоро за тобой придет все королевство.
Последние слова разносятся по воздуху, а Ника сглатывает подступивший к горлу ком. Она не может поверить в такую откровенную чушь. Но с другой стороны есть в его голосе, манерах что-то мистическое и пронзительно честное.
- Эрик не может врать, - тихо озвучивает ее мысли Анна. – Провидцы не могут врать…
Если бы Ника знала хоть что-то про магию, то она бы, безусловно, согласилась с Анной, но внутри нее все оцепенело. Магия разносится по воздуху, как зараза, невидимыми волнами. И они меняют все вокруг.
Регулятор… Когда-то это значило очень много, лет 20 назад Регулятор вместе с советом Провидцев осуществлял контроль над всем королевством. Говорят, это были золотые времена – времена обширных урожаев, мирных границ и спокойных небес. Провидцы предсказывали угрозы, а Регулятор их мягко сглаживал, оставляя лишь процветание и довольство… Но рано или поздно все хорошее заканчивается. В перевороте Абелиссы был убит последний Регулятор, и утерян секрет следующего… Утерян навсегда. Или нет?
И тут звучит мягкий голос Эрика. Он словно, выхватывает частицы мыслей Ники, облекая их в слова.
- Да, секрет регулятора был утерян, а большая часть совета убита, но вовсе не навсегда. Регуляторы рождаются в этом мире, у обычных людей, лишенных магии. Их сила не столь очевидна, как магическая, да и проявляется позже и при грамотном использовании, но Абелисса всегда знала, что Регулятор появится вновь… И вот, этот день настал. Теперь об этом знает не только Абелисса.
- Но почему я? – выкрикивает Ника и закрывает рукой рот – еще не хватало привлечь внимание Ангуса.
- Никто не может ответить на этот вопрос…, - грустно подхватывает за братом Анна. – Почему я родилась Созидателем, а Эрик – Провидцем? Почему трава зеленая, а небо такое высокое и безразличное? Так заведено, так случилось. Вся суть в появлении Регулятора – это то, что он мог появиться где угодно, а появился здесь…
- Но…
- Какие но? – вдруг голос Анны приобретает стальные нотки. – Ты хочешь доказательств? Бумаг с печатями, говорящими о твоем королевском происхождении? Или каких-то магических штучек, которые смогут убедить тебя? Могу сразу заверить, что такого нет и не будет. Но если ты прислушаешься к тому, что говорит твое чутье, то перестанешь задавать глупые вопросы и побежишь собирать вещи! Если тебе, конечно, голова дорога.
Ника замирает. Внутри нее здравомыслие борется с авантюризмом, тем самым, который сидел понуро все 15 лет ее жизни, мечтая о приключениях, сказках и магических чудесах. Вот уже 15 лет он довольствовался случайными шалостями, да рисковыми вылазками в горы у бабушки Алиссии, но теперь в воздухе пахнет настоящим волшебством. Приключением с большой буквы. И стоит ли спрашивать чутье? Этот еле заметный голос, нашептывающий что-то с границы сознания, который вечно теряется среди громогласных желаний и страхов.
Ника тяжело вздыхает.
- Что взять-то?
- Вот это совсем другой разговор! – весело подмигивает Анна.