История в одну жизнь

Явится в мир. С мечтой расстаться.
И очень рано повзрослеть.
Все потерять. Судьбе отдаться.
Вновь обрести и умереть.

В июне 1916 года, Савойскому Сергею Михайловичу, исполнилось только двенадцать, но он уже во всю, представлял себя на полях Первой мировой войны. Когда ему было пятнадцать, его мысли частично сбылись. Сергей все-таки взял в руки оружие. Хотя если бы ему, ещё пару лет назад, сказали, по какому поводу это произойдет, то он сильно бы удивился и долго крутил палец у виска. Ведь армия, в которой он намеревался служить, должна была вот-вот взять его родной город Петроград. Это была армия генерала Юденича. Но этого, не произошло. Петроград остался в руках большевиков. Армия Юденича растворилась. И Сергей, бегающий с материнским браунингом за пазухой, по знакомым, агитируя их на восстание, после, отсиживался на квартире двоюродной сестры Екатерины. Только через месяц, когда всё улеглось Сергей смог вернуться домой. Но, в 21-ом году Сергея всё же арестовали.

К тому времени он жил один в своей 4-х комнатной квартире, на Университетской набережной. Старший брат сгинул в первой мировой. Родителей забрали еще в 18-ом, в качестве заложников. Дядя Сергея, работающий в юридической конторе и неплохо устроившись при новой власти, говорил, по поводу родителей: «Все делается. Не волнуйся. Если что, обращайся ко мне, без стеснений».

Через пять дней, после ареста, Сергея выпустили. При этом, даже вернули часть реквизированных ценностей, конфискованных при аресте родителей. «Видать дядя и впрямь был важной персоной при Советах» - думал Сергей, расписываясь за фамильные драгоценности. Но, когда он вернулся домой, то его удивлению и негодованию не было предела. Оказалось, что квартира была занята какими-то посторонними людьми, которые быстро объяснили ему, что Сергею, одному, полагается только одна комната. А остальные, по ордеру, перешли неимущим семьям. Сергей выбежал из квартиры на улицу, почти плача, и понёсся по линиям, расталкивая прохожих, сам не зная куда. Два дня он слонялся по городу. Несмотря на опасности, подстерегавшие его на улицах. Ему было стыдно возвращаться в свою квартиру, которую доверили ему родители, и которую он не смог сохранить. На третий день, голодный и замерший, явился к сестре. Екатерина и раньше предлагала ему переехать к ним, теперь же она просто настаивали. Но Сергей, твердо решил вернуться в квартиру. И добиться выселения незваных гостей. Правда, как это сделать он ещё не знал. Но он был убежден, что когда родители вернуться домой, то их должен встречать он. Но пока этого не произошло, Сергей пытался приспособиться к новым реалиям, тайно надеясь на перемены в своей судьбе, и судьбе Родины. В училище, он не поступил, из-за своего происхождение. Работать в конторе дяди Самуила не желал. Так как полагал, что тем самым будет способствовать укреплению новой Власти. Перебивался случайными заработками. Жить было трудно. Продавал на базаре остатки вещей. Приходилось экономить.

В начале июня 27-го года, в комнату Сергея, вбежала падчерица дяди Самуила, Глаша. Глаза её были в ужасе. Волос на лбу намокший. Она что-то пыталась сказать, но ничего кроме - «они, они» - она не смогла произнести. Через, десять минут, после двух стаканов чая, немного успокоившись, она стала несвязно и сбивчиво говорить, что Самуила Яковлевича арестовали.

Глаша рассказала, что сегодня ночью в их квартире был обыск. После чего, Самуила Яковлевича увезли, не дав толком даже одеться. Сергей приказал Глаше оставаться в его комнате, а сам отправился к сестре, в район Обводного канала, за подробностями.

Екатерина, была старше Сергея на 15 лет и всегда казалась ему умной и рассудительной. Она проживала с мужем, военным врачом. Он был прикован к постели, после контузии в спину, где-то под Варшавой. Детей у них не было.

Когда Сергей только появился у сестры на пороге, то у неё, было выражение, что она увидела приведение. Она даже попятилась назад от него. Первый её вопрос удивил Сергея, впрочем, как и второй.
- Ты жив? Зачем ты это сделал?
- Что сделал? Ты слышала, дядю Самуила арестовали?
Сестра, помолчав немного, быстро, словно скороговоркой проговорила.
- Тебе нужно уехать. Сейчас. Немедленно.
- Куда?
- В деревню, за границу, к чёрту. У меня есть немного. На первое время хватит.
- Да что происходит? Ты можешь объяснить?
- В клубе на Мойке взорвали бомбу.
- А я тут причем?
- Ты что не понимаешь? Они придут за тобой, не сегодня так завтра. Они сейчас злые.
При слове «они» у Сергея всё замерло. Он сразу вспомнил про Глашу. Сестра сказала, что ему возвращаться не стоит. А о Глаше, она сама позаботится. Сергею же, нужно было срочно уезжать из города. И лучший вариант был к свояченице, что в Вологодской губернии. 

Вместо свояченицы Сергей застал полуразвалившийся дом. Соседи сказали, что она уехала в Поволжье к дальним родственникам. Какое-то время эта развалина послужила Сергею домом. Пока новым жильцом не стала интересоваться милиция. Дальше, Сергей, словно перекати поле, стал скитаться по всему Северо-Западу Страны.

На одной железнодорожной станции ему посчастливилось обзавестись документами. После чего, дворянин Савойский Сергей Михайлович стал, вполне официально, плотником Степаном Проскуриным. Работал, где придется. То в конторе на лесозаготовках в Архангельске, то кладовщиком в Олонце, то в ритуальном обществе в Устюге. Так как Степан, будучи Сергеем, был грамотен, и как говорил один из руководителей СплавЛесКонторы со «правильнописательскими способностями», он всегда работал в тепле. Свое гимназическое прошлое конечно не афишировал. А когда кто-то интересовался, откуда он всё знает, уклончиво отвечал, что окончил четырехлетку в школе для сирот. Так было спокойней и ему, и понятней им. Вся его, Степанова жизнь, стала одним большим враньем. И как только он чувствовал, что у окружающих возникают чересчур назойливые вопросы, о его прошлом, то он тут же менял место жительство. Конечно, он осознавал, что вечно бегать не будешь. Да и устал он от этой беготни. Хотелось просто жить. Но жить здесь спокойно было невозможно.

В 34-м он устроился помощником лесника в Карелии. Там, немного освоившись, стал разрабатывать план ухода в Финляндию. Уже ничто не связывало его с этой страной. Ни с Марией, с которой он сожительствовал, и которую не любил по-настоящему. Ни с родителями, так как уже в 32-ом он узнал, что их нет в живых, ни с сестрой, с которой давно уже потерял связь. Порою, глядя в зеркало, ему казалось, что и с ним самим уже ничего здесь не связывает, что по ту сторону стекла, на него смотрит совершенно другой человек. Какой-то грубый, дикий и в то же время зашуганный субъект. Он прожил половину жизни, лучшую половину, приходящуюся на молодость. А кто он? «Да-а, не такую я себе представлял жизнь в 16-ом» - проговаривал про себя Сергей, добавляя протяжно - «Степан Праску-урин».

Когда началась Зимняя война, у Сергея появилось надежда. Наконец он сможет сбежать от этой убогой действительности. Ему казалось, что ещё одна зима, и он сойдет здесь с ума. 

Написав записку гражданской жене Марии, без сожаления в сердце, он ушел от неё навсегда, на фронт добровольцем. По началу, ему казалось, что проще простого задержаться в воронке или претворится мёртвым и таким образом уйти к Финнам. Но это оказалось не так легко. Так как Красная армия всё время наступала. А там, где она, за редким исключением, отступала, Финны вдогонку открывали такой огонь, что было просто смешно оставаться и притворятся мертвым. К тому же комиссар его роты, уж очень пристально стал присматриваться к Степану. Однажды, после боя, комиссар, не таясь подошёл к Степану и, глядя прямо ему в лицо, громко рявкнул.
- Ты почему не стрелял?
- Заклинило что-то.
- Заклинило?
Вырвав, из рук Степана, винтовку, комиссар отвел затвор. Затем, взглянул в казенную часть и снова уставился на Степана.
- Заклинило, значит. 
Комиссар, не отрывая взгляда от Степана, принялся, раз за разом передергивать затвор пока не выгнал все патроны. Затем сделал холостой пуск, за которым последовал второй. «Мосин» повёл себя предательски достойно. Ладошки Степана стали влажными. Так как в добавок к винтовке, в его наспех подшитой подкладке шинели, хранилась листовка на Русском и Финском языках о том, что эта бумага есть пропуск для сдачи в плен.
- Да это Крыжановского, покойника винтовка. Дрянь ружьишка. - Послышался вялый голос из толпы.
- Разговорчики! - Ответом полетело от комиссара. Возвращая оружие Степану, комиссар, почти по отечески настоятельно рекомендовал обратиться в оружейную для замены винтовки.

За месяц войны, Степан не сделал ни одного выстрела. Так как опасался что, несмотря на свою заветную листовку, Финны, в горячке просто пристрелят его. А так, у него даже из ствола не пахло. Но теперь приходилось думать не только о побеге, но и о том, чтобы не попасться комиссару. Каждый раз, когда возникала перестрелка. Степану казалось, что комиссар находится сзади и сверлит ему затылок. Но когда он оборачивался, то никого не видел. Степану пришлось менять тактику. В бою, он старался лечь рядом с рядовым Щербиной, человеком спокойным и скрытным. Щербина был прекрасный стрелок. И даже был представлен к ордену за десятерых подтвержденных Финнов, но почему-то ордена на его груди, так и не появилось. Когда Щербина бил по видимому противнику, Степан тоже стрелял, одновременно, с ним, в ту сторону, но беря немного выше. Поэтому со стороны было не понятно, кто удачно попал, а кто нет. Но вскорости и эта тактика потерпела крах. Как-то на отдыхе, проходя мимо бани, из-за угла появилась мускулистая рука, которая схватила Степана за ремень и втянула за угол. Это был Щербина. Стоя лицом к лицу, Щербина, схватившись обеими руками за грудки Степана, вдавил его в стену бани. И скрепя зубами и дыша на него луком, произнес.
- Слышь, что ты вертишься возле меня? Копаете, да? Не боюсь я вас! Так ему и передай, не боюсь. Еще раз, возле себя увижу, удавлю! - Затем он, резко ткнув Степана в стену, чуть слышно брякнул, – суки, - и пошел прочь. А Степан, оправляясь, подумал: «Всё. Следующий бой мой, а там будь что будет». И бой не замедлил долго ждать. Его взвод, выходя в расчетную точку, попал в засаду. Ударили пулеметы и тяжёлые минометы. Взвод стал отходить. Один из снарядов приземлился удачно возле Степана. Ему даже не пришлось картинно падать. В ушах звенело. Степан лежал с приоткрытыми глазами, на спине, в воронке от мины. Как вдруг, перед ним, с серым, искривленным лицом, появился комиссар. Он смотрел на Степана в упор. Степан задержал дыхание, дабы не испускать пар. В этот момент, кто-то ухватил комиссара за рукав и он, отстреливаясь из своего нагана, стал уходить с остальными в чащу.

Через полчаса бой стих. Степан по-прежнему лежал недвижим. Тело коченело. Работая пальцами ног и рук, пытался согреться. На большее он не осмеливался. Ему казалось, что стоит только двинуться, как пуля, настигнет его. И это пуля будет не Финская. Ближе к вечеру стал одиноко работать, по месту боя, чей-то миномет. К счастью Степана, эти подарки его не касались. Когда совсем стало темно и тихо, Степан, с трудом, превозмогая боль затёкшего и замёрзшего тела, вылез из своей воронки, будто из могилы, и пополз к Финнам.

По окончанию войны, Степан ещё несколько недель оставался в Финском лагере для военнопленных. После чего его выпустили. Михаил Францевич, бывший гимназический учитель молодого Савойского, помог несчастному переехать в Швецию. Этот крещеный еврей ещё в конце 17-го обосновался в Стокгольмском университете, и был весьма влиятельной фигурой местного истэблишмента. В городе Лулео, он помог, уже вновь возрожденному Сергею, устроится на работу к часовому мастеру и своему приятелю Герману, тоже эмигранту из России. Жизнь Сергея стала тихой и потому, отчасти, не привычной. Беспокойство, которое было его спутником на протяжении двадцати лет, скоро улетучилось. Он вполне освоился в своём новом старом мире. Но наслаждение тишиной было не долгим. Уже в 41-ом, когда Германия оккупировала всю Европу. Им, стала интересоваться местная полиция. Каждый раз разговор, с ними, заканчивался предложением покинуть Швецию. И как только Сергей, собрался эмигрировать в Америку, его арестовали. А через два дня он очутился в Немецком концлагере, на севере Норвегии. Зная, что Сергей является перебежчиком и дворянским сыном, расстрелянных родителей, немцы предложили ему сотрудничество, для борьбы с коммунистами. Конечно, Сергей понимал, что они хотят от него, но выбирая между злом и абсолютным злом, он предпочел устраниться. После двух недель комфортного пребывания в лагере его поместили в общий барак, на общем положении.

В лагере были люди разных языков и возрастов. Порядки были жёсткими. Много работали и мало ели. Очень много умирало от болезней, особенно южные народы, Сербы, Греки, не привыкшие к нынешнему климату. По словам заключенных «сторожил», люди на рудниках жили не более сезона. Поэтому первой мыслью Сергея, попав в общий барак, было одно - бежать. Но, как часто это бывало с ним, Сергей ждал удобного момента. Рассчитывая скорее на судьбу, чем на собственные силы. И такой случай скоро представился. Сговорившись, с уже подружившимся Французом Анри Богарне и Латышом Андресом Грабе, решили бежать при очередном разборе завала на дороге. Богарне был инициатором и идейным вдохновителем побега. Сергей, все время восхищался его стойкостью и решимостью. У Андреса, на севере Норвегии проживали родственники. Так что там, можно было отсидится.

Побег был не удачным. Латыша убили сразу. А Француз получил тяжёлое ранение в живот. Ещё долго Сергей нес уже мёртвое тело по ночному лесу, не зная, что тащит покойника. Наспех похоронив Француза, Сергей отправился искать спасительную хижину родственников Латыша.

Прошло дня три, пока он не вышел на какую-то ферму, где перед ним предстала картина: двое немцев выводят из дома мужчину и сажают его в люльку мотоцикла; позади них, махая руками, кричит пожилая женщина. Когда мотоцикл тронулся, Сергей побежал к противоположному краю сопки. Так как дорога огибала эту сопку, Сергей, прибежал на другую сторону первым. Сам не зная почему, осмотрелся и спустился почти к самой дороге. Через, две минуты из-за сопки появился мотоцикл. Вдруг, мотоцикл заглох, остановившись прям под Сергеем. Водитель сошел с мотоцикла, повернулся спиной к Сергею, присел, и стал осматривать двигатель. Не раздумывая, Сергей бросился на него, с гвоздем в правой руке, превращенный им в заточку. Нанеся несколько ударов в живот опешившему немцу, Сергей пару секунд стоял над убитым. Совершенно забыв о другом немце. А когда опомнился, то увидел, как человек, который сидел в люльке, отирал окровавленные руки о второго охранника.

Позже, Сергей узнал, что человек, которого он спас был Норвежец. Звали его Ян. Он проживал со своей матерью. И ни о каком родственнике Латыше не слышал. Когда же Ян спросил у Сергея кто он? Сергей задумался: «А действительно, кто я?». От мыслей его одернул Ян.
- Ты меня понимаешь?
- Анри. - Вдруг, неожиданно для самого себя, резко, произнес Сергей. После чего, спокойно добавил. - Анри Богарне. Я Француз. Под Нарвиком воевал. Попал в плен. Бежал. Вот, теперь здесь.
- Я тоже воевал. Только на юге. А когда наше правительство капитулировало, я бросил винтовку в ближайшую лужу и отбыл домой. Но видно рано я это сделал. Что делать будем, Анри? За немцев нам виселица грозит.
- Не знаю.
- В 30-ти километрах есть зимовка ещё дед мой рубил. Если её подлатать, то жить можно. Мать с собой возьмем.
- Да. Другого варианта нет.

Прошла неделя как они втроем жили в ветхой, но всё же тёплой избе. Как-то проверяя капканы. Анри и Ян услышали голоса людей. Не далеко была дорога. Они осторожно подошли к выступу. Внизу на дороге увидели крытый брезентом грузовик, впереди которого стоял мотоцикл. Перед транспортом был завал из камней, на котором работало шесть человек. При четырёх немцах охранниках. Один, в форме офицера, сидел в люльке мотоцикла, держа пулемет. Второй стоял около руля, опершись на переднее сиденье. Двое других стояли возле работающих пленных. Анри предложил освободить пленников. План был прост. Не мешкая, они стали воплощать его в действие. Ян, метким выстрелом «положил» на пулемет офицера. Анри, с криком швырнул в стоящих возле пленников, немцев, камень. Немцы клюнули на этот фокус и залегли, опасаясь гранаты. Тоже сделали и работники. По плану, вторым выстрелом Ян должен был подстрелить второго немца, у мотоцикла, а дальше, с криком, они ринулись бы в низ. Пленники бы их поддержали. Будучи сам пленником, Анри знал это наверняка. Но у Яна заклинило ружье. Немец, стоящий возле мотоцикла, безрезультатно старался вытащить пулемет из-под тяжелой туши офицера. Другие немцы, поняв, что гранаты нет, стали медленно приподниматься, ещё плохо ориентируясь, что происходит. Один из пленников, белокурый, маленького роста, но крепкого телосложения накинулся на растерянных охранников. За ним последовали другие пленники. Началась рукопашная схватка. Анри с Яном ринулись, в низ. Немец, бросив возиться с пулеметом, схватился за свой автомат и дал длиннющую очередь в сторону Анри. Но увидев, что промахнулся, бросился наутек, по дороге и вниз по склону. Когда Анри с Яном были уже на дороге. С остальными охранниками было кончено. Из пленников не досчитались одного. Остальные были даже не ранены. После того, как собрали оружие и подожгли транспорт, группа, ведомая Яном, скрылась. Через пять часов беспрерывного шага, обессиленные, бывшие пленники, рухнули на землю. Отдышавшись и придя в себя, стали расспрашивать друг друга. Оказалось, что белокурый был Поляком. Еще двое были Сербы. И двое Советских военнопленных. Тот, что молодой, представился как младший лейтенант Горохов. Лейтенант сразу принялся отдавать приказы, говоря о том, что нужно пробираться к своим. При слове «к своим». Поляк вспылил. Дело чуть не дошло до драки. Ян и второй Красноармеец разняли их. Поляк предлагал сражаться здесь и сейчас. Его поддержал один из Сербов. Тихий и флегматичный Ян, впервые громко крикнул.
- Тихо! Командир говорить будет.
Все посмотрели на Анри. Анри бегло оглядел «своих подчиненных». Поляк, надменно смотрел в сторону Анри, лейтенант был в растерянности. Остальные просто смотрели на Анри как на человека, который их только что спас. Так, Анри стал командиром отряда.

Месяц группа отлеживалась и отъедалась в зимнике. Бездействие накаляло обстановку. Поляк и лейтенант невзлюбили друг друга. Надо было что-то делать. Для начала Анри попросил Яна разведать по округе, а после его возвращения принять решение что делать. Через четыре дня Ян вернулся и сообщил что, немцы в ярости. Молодых парней забирают во всех окрестных деревнях и фермах. На дорогах и тропах расставлены посты. Им помогают Норвежские егеря. После рассказа Яна, все смотрели на Анри. Анри неловко спросил.
- Что, совсем всё перекрыто?
- Всё. Разве что, есть одна тропа. Она идет до самой Швеции.
В разговор вошёл один из Сербов.
- А что, может в Швецию? Она же нейтральная страна.
Лейтенант насторожился. Поляк вскипел и, тряся пулеметом, зашипел:
- Драться надо. Что нам эти кордоны. Нас тут скоро обнаружат. Двигаться надо и туда, куда они меньше всего ожидают.
Второй Серб его подхватил:
- Парней из лагеря надо вызволять. Только тогда мы сила.
Анри, спокойно выслушав, пока всё наговорятся, принял решение. Лейтенант с Красноармейцем, в сопровождении Яна, попытаются пробиться к Советам. Чтобы установить с ними связь. Сам Анри, отправится по единственной тропе в Швецию, для встречи с Михаилом Францевичем и возможной работы с ним, на предмет полезной информации. Поляк и сербы остаются в хижине, до их возвращения. Несмотря на недовольство Поляка, большинством голосов согласились с решением Анри. Это было первое и последнее голосование в отряде. Далее Анри принимал решение авторитарно. 

Когда радостный Анри вернулся от Михаила Францевича, с кладезь информации, и готовностью учителя работать против Гитлера, то его встречал расстроенный Ян.
- Я не смог его остановить. Он ушёл.
- Кто?
- Поляк. Вчера утром.
- А что с Советами?
- Пока тихо.
Анри сказал Яну, что бы его мать спрятала сверток, после чего они, вдвоём отправятся на поиски Поляка. Сербы остались с матерью Яна. Так как один из них тяжело заболел. На третий день Анри с Яном нашли место гибели Поляка. А ещё через день умер один из сербов. Всё казалось напрасным и бессмысленным. Отряд поредел. Информацию передавать было некому, так как от Советов не было никаких вестей. Но через две недели всё изменилось. Поутру прибежал Ян с криком: «Идут». И тут же, на опушку из чащи, вышло пять человек, среди них был лейтенант и девушка радистка. Ни девушке, ни лейтенанту Анри не был рад. Хотя понимал, что лучше что-то, чем ничего. 

Вскоре отряд разросся до сотни бойцов, в основном это были пленные Красноармейцы. Помимо опасностей и бытовых неурядиц, Анри имел ещё одну проблему – лейтенанта, к тому времени уже ставший капитаном. В отряде, он исполнял роль обычного рядового, отвечающего за связь с «материком», так они называли разведцентр в Мурманске, но ставивший себя в отряде выше остальных. Время от времени он досаждал Анри своими претензиями, где среди прочих был и такой.
- Анри, я все время хочу вас спросить. Вы откуда Русский так хорошо знаете?
- У меня мать Русская.
- Из эмигрантов?
- И что с того?
- Да нет, ничего. Просто в отряде много Советских солдат. Если не большинство. А руководит ими Француз.
- Что вы хотите этим сказать?
- Успокойтесь, я ничего не имею против вас. Нет. Но рассудите сами, большинство воинов наши. Оружие получаете от нас. Связь, медикаменты, продукты, да всё, вы получаете от нас.
- Неужто в командиры набиваетесь, товарищ?
- Никто не посягает на ваш статут, Анри. Но на «материке» есть мнение, что наш отряд следовало бы разделить на три группы. Вы бы возглавили одну группу, которая бы состояла из Европейских граждан. Ну а две другие состояли бы из наших, Советских бойцов. При этом, одна группа работала бы против Финнов. А вторя, под моим руководством, координировала вашу и "Финскую" группу.
- Вы же знаете, я не воюю с Финнами.
- Вот именно потому, что вы не воюете с ними, и нужно создать Финскую группу. Знаете, мне, и руководству разведки не понятен ваш подход. С этими вы воюете, с этими нет.
- Благодаря тому, что у меня с Финнами негласный мир, нам без проблемно доставляются грузы.
- Сейчас не 41-й, грузы мы можем получать и другим способом. И своего информатора в Швеции вы обязаны мне назвать. Держать только при себе, эту информацию, не разумно. С вами всякое может случиться.
Анри с любопытством посмотрел на капитана и подумал: «Так вот оно что. Вот почему они меня терпят. Не я, а Михаил Францевич им нужен». - После чего Анри изменился в лице.
- Вы что, совсем белены объелись? Он жив и не арестован только потому, что о нём знает только узкий круг лиц.
- Кто? Почему вы меня держите в неведение? Вы что, мне не доверяете?
- Дело не в доверии, а в безопасности. И позвольте мне решать, кто и что должен знать.
В командирскую землянку вошел начальник контрразведки, бывший следователь города Сортавала по фамилии Сила. Капитан, недолюбливающий контрразведчика, причем нелюбовь была взаимной, со словами: «мы поговорим позже» вышел из землянки. Сила проводил его не добрым взглядом.
- Не люблю таких.
- Каких таких?
- Да... шкура, в общем.
- Ну, это ты брось. Конечно, карьерист он ещё тот. Но, в бою он, не хуже нас дерется.
- Да, но…
- Что, но? Не тяни.
- На «материк» бы его спровадить. И дело с концом.
- А ты уверен, что пришлют лучше? Этого, я как облупленного знаю. И к его интригам привык.
- Вопрос только, знаете ли? Разговоры есть в отряде. Капитан-то, наш, что-то замышляет. Мужикам талдычит, дескать, вы ещё не прощены. Мол, плен не так легко смыть. После войны всех спросят. Кто родине служил, а кто эмигрантам всяким прислуживал.
- Откуда знаешь?
- Сорока на хвосте принесла. Ты посмотри на новеньких у них у всех рожи кислые.
- Ладно! Хватит! Капитан сам из пленных.
- Добро командир.
- Что-то ещё?
- Да. Хотя нет. Не важно. - Сила стал нерешительно выходить, но вдруг резко повернулся и сказал. - Командир, а ведь Митька узнал вас. Митька Игнатов. Он в Новгороде на складе пацаном работал. Ну, где вы заведующим были.
- На каком ещё складе? Ты что мелешь?
- Это не вопрос. Когда он мне это рассказал, и я вышел первым из землянки, то у входа совсем свежие папиросы обнаружил. Окурат на половину скуренные цигарки. А кто у нас, кроме капитана, так курит? Вот вопрос. И ещё, Митька, до того, как его убили, успел рассказать об этом кому, иль нет?
Анри подошел вплотную к Силе и впился в него глазами.
- Командир. Я на вашей стороне. Я же не кому. Могила словом. Но капитан…
- Ладно, иди. Мне подумать нужно.
- Добро командир.
Анри остался наедине со своими мыслями: «В сущности, то, что я не Анри, это ерунда. Бойцам по большому счету плевать кто я. Да и Советом меня не достать. А вот то, что капитан воду мутит в отряде это уже серьезно. В последнее время у нас всё чаще стали появляется провалы. На этом фоне капитан совсем обнаглел. Лезет, куда не просят».
До сегодняшнего разговора, Анри связывал напористость капитана с успехами Красной Армии. Теперь же…

Тогда, ни Анри, ни Сила и представить себе не могли, кто на самом деле был капитан. Оказалось, что ещё в лагере он стал работать на немцев. Был их осведомителем. Тогда, у дороги, его случайно освободили. Когда его, Анри отправил за линию фронта, для установления взаимодействия с Советами, капитан не хотел возвращаться в отряд. Даже обычным солдатом просился перевести на любой другой фронт. Только не здесь. Но контрразведка флота настояла. И ему пришлось стать нашим связным с «материком». Уже стоя на коленях и рыдая навзрыд, перед своим концом, Капитан рассказывал, что в конце 42-го, немцы, подвидом беглецов из лагеря, подсунули нам некого Кукло. Каким-то образом немцы, узнали о существовании в отряде, знакомого им капитана. И для склонения на свою сторону послали этого самого Кукло. Сила через неделю его выявил, но всё же Кукло дело свое успел сделать. Капитан сломался и стал снова сотрудничать с немцами. И именно тогда в отряде начались проблемы. Но главной задачей капитана было не вредительство нашему отряду, это было само собой, немцам, крайне важно было узнать, кто тот человек в Швеции, что снабжает информацией группу. Никакого сожаления к капитану, там, в лесу, у Анри не было. Приговор был коротким, а пуля поставила точку во всей этой истории. На «материк» Анри сообщил о несчастном случае, произошедшим с капитаном. Так как несмотря на совсем юный возраст капитана, он уже обзавелся тремя детьми. И что с ними было бы, расскажи он всю правду, для Анри было ясным.

Война подходила к её завершению. Это уже чувствовалось. Вот уже и Финны вышли из войны. Не сегодня, завтра партизанщина должна была кануть в лето. С Советским руководством было уже обговорено о дальнейшей судьбе отряда. Часть вливалась в регулярную Красную армию, часть, не граждане СССР, отправлялись к себе на родину. Анри, по распоряжению «Сражающая Франция» должен был отбыть во Францию. И возглавить один из отрядов, немногочисленной Французской армии. И тем более было обидно, когда Анри, впервые за войну, тяжело ранило. Катером его доставили в Мурманск. В госпитале, придя в себя, он не как не мог привыкнуть к окружающим его белыми стенами и свежо пахнущими чистыми простынями. К нему, как к иностранцу и союзнику, в палате был особый уход.

Однажды в палату, вошел генерал и, не к кому не обращаясь, скомандовал:
- Оставьте нас.
После ухода медсёстры и доктора, генерал выглянул в коридор. Затем плотно прикрыл дверь, поставил стул спинкой, к сидящему на кровати Анри, и лихо оседлав скрипучее сидение произнес:
- Ну что, мусьё, во Францию поедешь или у нас останешься?
Анри был удивлен столь фамильярным обращением.
- Я вас не понимаю.
- Да бросьте. Мы всё про вас знаем. Думаете, что в контрразведке зря усиленный паёк жуют? Нет дорогой мой, рядовой Проскурин Степан Матвеевич. Удивлены? Вижу, что удивлены.
Анри попытался сглотнуть, но слюня, никак не могла выделиться.
- Успокойтесь. Никто вас трогать не собирается. Да и за что? За то, что вы к Финнам в плен сдались. Так за нынешнюю войну пять миллионов сдалось. И что, их всех в тюрьму? А кто сеять будет? Кто детей воспитывать будет? Кто страну из руин поднимать будет? К тому же, вы своими данными оказали неоценимую услугу стране. И Мурманск мы, отстояли в немалой степени благодаря вашим данным.
Анри молчал и почти не моргая, смотрел на генерала. Генерал тоже молчал и поигрывал пальцами правой руки на столе.
- О том, что вы Проскурин знают только три человека: вы, я и мой зам. В заме я уверен. Он болтать не будет.
- Так вы меня отпускаете?
Генерал усмехнулся.
- Да ради бога, езжай. Особой информацией ты не обладаешь. Только, на что она тебе эта мусье-мумпасье. Был я, до войны, в этой мумпасье. У них же бабы все уродины, а наши...
Генерал схватил яблоко со стола.
- О! Налив, - поднеся яблоко к своему носу и расправил ноздри, - чистый мёд.
Затем генерал положил яблоко опять в тарелку и сделался, по-военному серьезен.
- Завтра вы отправляетесь поездом до Одессы. А дальше, пароходом до Марселя. Франция снова в войне. Ей нужны опытные командиры. Генерал де Голь ждет вас, Анри Богарне. - Произнеся Французское имя, генерал бросил из подлобья взгляд на Анри, - Орден на вас имеется. САМИМ предложенный.
После, генерал тяжело встал. Пожал, молча, руку Анри и ушёл.
 
Разглядывая из окна своего купе Россию, Анри абсолютно ничего не чувствовал. Он равнодушно смотрел на людей, дома, деревья. И не видел в этом ни чего особенного. Берёзы, были такими же, что и в Норвегии или Швеции. Да и во Франции он полагал берёзы не хуже. Он стал, сам себе, задавать вопросы: «Зачем всё это было нужно? Зачем?» - Он вспомнил себя в 12 лет, когда, получив письмо от брата, о том, что тот в Румынии, ему вдруг страстно захотелось поехать к нему на фронт. Это письмо, тайком от родителей, он читал раз двадцать. Это было первое, оно же последнее, письмо от брата. Более, о нём ничего не было известно. Кто-то говорил, что видел его среди пленных в Австрии, кто-то в лазарете. Затем Анри вспомнил Новогоднюю ёлку и родителей. А ведь Анри даже не знал, где их могила. И есть ли она вообще. «Зачем всё это было нужно? Зачем?» - как в бреду повторял Анри – «Ведь пройтись по Берлину, парадным маршем, можно было в 18-ом. И не было бы этих чудовищных потерь. Не было бы этих поломанных судеб. Ради чего? Ради светлого будущего? Всеобщего блага? Где оно? Тридцать лет прошло, а всё та же нищета, голод, болезни. Пройдет ещё тридцать лет и всё будет то же самое». Очнувшись от размышлений, он увидел в окне бескрайние степи Украины, после чего задернул занавеску. Единственное, что его ещё связывало с этой страной - сестра. «Что с ней? Жива ли?» Он очень сожалел, что не смог попасть в Ленинград. Впрочем, поговаривали, что после блокады, там мало кто выжил. И что город, стал пустым и безликим. Подобно плоти потерявшей душу. 

Во Франции Анри встречали как героя. Особенно одна молодая девушка просто кинулась на него, ломая свои же цветы. Она страстно стала целовать его и что-то щебетать. Но после отскочила от Анри, словно ошпаренная, и затерялась среди ликующей толпы.

После капитуляции Германии, которую Анри встретил в Берхтесгадене, он, в звании майора и с орденом почетного легиона, подал в отставку. Открыл собственный часовой магазин в Париже. Больше не для прибыли, а лишь для собственного услаждения.

Прошло немного времени, как в его магазин вошла та самая девушка, что так страстно встречала его на пирсе Марселя. В помещении они были одни. Девушка, не поздоровавшись, сразу спросила:
- Кто вы?
- Простите, не понял.
- Я сестра Анри Богарне. Меня зовут Жустин.
С минуту, они, молча, разглядывали друг друга. Первой, тишину нарушила Жустин.
- Я не собираюсь обращаться в полицию. Я не сделала это тогда, не собираюсь это делать и сейчас. И по правде мне всё ровно кто вы и как вас звать. Но вы назвались именем брата. Прошу вас, расскажите мне о нём.
Отпираться было бессмысленно. Анри вышел из-за прилавка и закрыл дверь в лавке. После чего он рассказал ей, как познакомился в лагере с Анри. Как они бежали из него. Как он умер на его руках. И что, взяв имя Анри, он ни словом, ни действием не осрамил его. И если не сам Анри, то его имя отомстило за его гибель. Выслушав его, девушка, встала и направилась к двери. Задержавшись в проходе, она спросила. - А все-таки кто вы? Впрочем… - Не дождавшись ответа, она ушла.

Через пять лет он уже жил в Гренобле. Подальше от пытливых глаз. Так как жил он с сестрой Анри и у них были сын и дочь. Работал он, менеджером по туризму. Со своим часовым бизнесом пришлось расстаться. Так как прибыль и хобби, в его случае, оказались вещи не совместимые. 

Однажды в его квартиру пришли важного вида военные офицеры и предложили Анри восстановиться в армии. Франция в то время вела колониальные войны. И ей нужны были люди с опытом. Анри согласился быть военным советником.

После отставки увлёкся политикой. Примкнул к крайне правой партии, так как видел, что по Франции коммунизм расползается, словно змеиный яд по телу жертвы. Он чувствовал, что Франция уже заражена и что она может погибнуть, как погибла его Россия. В политике, было как на войне. Свои, чужие, предатели и «смертные приговоры». Но в этой войне он проиграл. В начавшихся войнах компроматов между политическими партиями, он оказался уязвим. Оппонентам удалось узнать, что с женщиной, с которой он жил в гражданском браке, и от которой имел детей. На самом деле была его сестра Жустин Богарне. Дело приняло серьезный оборот. На слушаниях, по его делу, дабы покончить с грязными домыслами, он решил признаться, в том, что он - Русский дворянин. И что настоящее его имя - Савойский Сергей Михайлович. И, несмотря на то, что после скандала, он ушел из партии и даже был вынужден покинуть Францию и переехать в Канаду, он испытал облегчение. Наконец Сергей, обрел свое имя. Своё настоящее имя, данное ему Богом и Родителями.

В Канаде, его дела, пошли в гору. Уже через год он владел небольшой строительной компанией. Но такая жизнь пресыщала его. В душе Сергея, всё больше становилось смятения. Он всё больше отдалялся и от работы, и от семьи. Бизнес, практически перешёл под управление жены.

В 92-м, в качестве туриста, впервые за полвека, он посетил Россию. Сергей побывал только в одном городе, в Петербурге. Но именно после этой поездки у него как будто бы, открылось второе дыхание. Он всё чаще стал бывать в России, и заниматься там благотворительностью. Пытался устраивать деловые встречи своих Американских и Европейских друзей с Российскими бизнесменами.

В конце 96-го Сергею удалось выкупить свою четырех комнатную квартиру. Он сразу переделал её по воспоминаниям, вернув ей первоначальный облик. Новый 97-й год он уже встречал в ней. Сергей навсегда переехал в Россию. Один. Жена не приняла его нового «увлечения» и с дочерью осталась в Канаде. Сын, уже со своей семьей давно проживал во Франции.

Однажды вечером, Сергей, лёжа на кровати в своей квартире, долго не мог заснуть. Очень болело в левой груди. «А говорят, что человеческая жизнь ничтожно мала. Но ведь я, пережил целую эпоху. В этой квартире я родился в ней и умру» - подумал Сергей. Через час боль утихла или он к ней привык, но ему стало легко и спокойно. Закрыв глаза, он уснул навсегда.