Поездка за лирой. Часть третья

 


 "За границей возможного"

Усадьба Воронцова уходила в прошлое. Некогда роскошный особняк, достойный занять свое место в историческом наследии ЮНЕСКО, превращался в рваные руины, его легко можно было сравнить со зданием, перенесшем ракетные удары. Меня эта картина уже нисколько не трогала. Разбитое сердце звало меня обратно домой, где все было привычно и понятно, в смысле планов на будущие.

Я до сих пор не мог поверить, что Роберт оказался прав, и я ей не нужен. Вернее, был нужен всего лишь для того, чтобы вовремя закрывать возникающие «сложные обстоятельства».

Я прокручивал в памяти свою поездку в Москву, с самого начала, все эти нелепые злоключение в дороге: несколько раз пробитые колеса, перебои электронного зажигания, отказавший генератор, повлиявший на четкую работу света фар. Машина глохла, дергалась, добавляя напряжения моему и без того переутомленному организму.

В конце концов, наладив неисправность в придорожной автомастерской, я попал в новую неприятность, немного не доехав до города Самара. В середине ночи, после безостановочного полета к своей заветной мечте, я решил, что пора хоть пару часов вздремнуть. Не найдя по дороге стоянки, я заехал на широкую площадку АЗС-24 часа, выбрав подходящие место для парковки, отметив для себя, что оно достаточно охвачено наружным освещением и оборудовано прикрепленными на столбах камерами наблюдения. Идти спрашивать разрешения немного отдохнуть в здании заправки уже сил не было, да оттуда никто и не вышел, видимо, это была обычная ночная ситуация.

Откинув спинку кресла, я моментально провалился в глубокий сон. То, что происходило дальше, было далеко от моего понимания реальности происходящего.
Очнувшись, я почувствовал, что прижат к сидению силой навалившегося на меня тела, лишенный возможности пошевелиться и как-то освободить свои руки из ловкой хватки нескольких чужих рук. Эти бесцеремонные руки шарили у меня по всем карманам, открывали бардачок, выламывали магнитолу, забирали с заднего сиденья мой походный рюкзак с вещами. Мои уши принимали отвратительное шипение и хрипение черных, заросших щетиной, нелюдей.

-- Где деньги? Говори – убьем!

-- Будешь молчать – убьем!

-- Не скажешь – убьем!

-- Не дергайся – убьем!

Все сводилось к тому, что как бы я не поступил, все равно буду убит.

Конечно, я был застигнут врасплох, и в этом положении у меня не было шансов изменить ситуацию в свою пользу, тем более, что мой походный складной нож был изъят из бардачка при тщательном обыске, но он бы тоже вряд ли мне помог при количестве напавших.

В итоге, после завершения своего налета, ночные гости приложили мне в челюсть увесистым предметом, зажатым в кулаке, и были таковы, прыгнув в раскрытые двери стоявшей рядом иномарки без номеров.

«Так выглядит гоп-стоп», – думал я гудящей головой, потирая ноющую одеревеневшую челюсть.

Мне ничего не оставалось, как обшаривать салон своей машины, ставший местом необычного для меня происшествия. Документы с правами валялись под пассажирским сидением, эта находка меня морально поддержала.

Оглядев салон, по которому прошелся маленький ураган, я отправился в здание заправки. Оператора на своем месте не было, возможно, он находился в задней комнатке, расположившись для отдыха на диванчике. Больше всего меня поразило присутствие охранника в серьезной синей форме с нашивками. Он сидел рядом со стойкой оператора, в   служебном наблюдательном пространстве, у компьютера, на мониторе которого были разграничены рамки просмотра вверенного ему объекта. В одной такой рамке я четко увидел свою машину, переднею часть ее салона.

Было понятно, что упитанный, румяный парень безучастно наблюдал за тем, что со мной произошло, аппетитно уминая трехслойный бутерброд, запивая его горячим ароматным чаем.

-- Такой захватывающий боевик, что было не оторваться?

По всей вероятности, он не понимал, о чем я. Мне пришлось поставить вопрос по-другому:

-- Ты все видел и не вышел... Почему? А если бы на твоих глазах убивали человека?

Он отреагировал, ссылаясь на инструкцию:

-- Я обязан, что ли? Откуда я знаю, что у вас там за разборки. Тут таких разборок сколько хочешь. И вообще, мои обязанности – заправку охранять и тревожную кнопку жать, в случае чего. А ты сам виноват, спать лег, не пришел даже стоянку оплатить. Здесь так не делается.

-- Понятно. Значит, дело в том, что я не оплатил свою безопасность? Тогда было бы все иначе?

-- Может, и было бы, может, и нет. Откуда я знаю, местные это или гастролеры залетные.

Румяному парню надоело со мной разговаривать, и он переключился на свой трехслойный бутерброд.

Теперь, вспоминая все эти злоключения, я думал, что проведение очевидно показывало, что не надо ехать к этой далекой, манящей мое сердце, неизвестной загадочной женщине. Но, я прорывался дальше, несмотря на все препятствия, только вперед к намеченной, заветной цели.

Денег мне выслал в Самару, на почту, мой верный друг Санька – хорошо добрые люди дали свой телефон, чтобы я смог сделать ему звонок. Он не стал расспрашивать подробности моего вынужденного положения, просто сказал: «Если надо – значит, надо», и выслал, как он сам определил, «по-человечьи», этого было вполне достаточно, чтобы доехать до Москвы и там устроится на первое время.

Мне было не по себе, я подвел Серегу в его надеждах, ввел Санька в непредвиденные для него расходы и, как оказалось, моя желанная цель была всего лишь сладким самообманом.

Мой мобильник теперь не жег мне карман, потому что в нем находилась эта переменчивая женщина моей наивной мечты.

По вечерам я пил сам с собой, в затворничестве, водку из потерявшего свою первоначальную белизну одноразового стаканчика. Водку теперь мне привозили под заказ водители самосвалов. Я не выезжал даже в близлежащие магазины. Порученную моим непосредственным начальником работу я выполнял старательно, до пунктика. Роберт несколько раз коротенько звонил днем, уточнял текущею ситуацию на объекте.

Однажды он позвонил в субботу, вечером:

-- Ты чего Кирюха, скис там? Не узнаю тебя. Что с тобой происходит?

-- Нормально все, – разговаривать о личном мне не хотелось, так как в этом моем личном не было ей места.

-- Не вешай мне на уши. Я знаю все, уже сказали. Бухаешь там втихую… – он выразил свою мысль не категорическим начальственным тоном, но мне было все равно. Я ничего не ответил.

-- Приеду завтра утром в твое хозяйство. Поговорим, расскажешь. Не напрягайся, по работе у меня нет вопросов. Справляешься, молодец. Дольку твою привезу.

Последние слова тоже не сильно меня не тронули. С Саньком я уже успел рассчитаться, благодаря сбору вторсырья с моего объекта. Деньги у меня теперь были, только не было ее, потому что она оказалась другая, и это было больно признавать.

Утром, как и обещал, приехал Роберт, мы выпили растворимого кофе, не лучшего вкуса и качества, закурили.

-- Рассказывай, чего у тебя, – по-простому предложил он.

-- Ничего, – я сделал паузу, не было настроения рассказывать. Затем неожиданно для самого себя выдал: – Домой поеду, Роберт.

Роберт испытующе меня разглядывал.

-- С ней не получилось? – он не ждал, что я отвечу, он видел меня насквозь. – Брось эти сердечные муки, не загоняйся! Это все не стоит того.

Он надолго замолчал, углубившись в свои тяжелые мысли.

-- Поедем, Кирилл, человека тебе покажу, вот где настоящие пожизненные муки и испытания.

-- О чем ты? Какой человек? – должного интереса к его предложению у меня не обнаружилось.

-- Героя. Служили вместе. Без ног домой вернулся. И ничего, живет ведь с этим. Только каждый год прощаться собирается. На днях звонил, опять бзик прощания. Собирайся, поехали. В самом деле надо навестить, давно не приезжал к нему.

-- На моей машине поедем? – уточнил я, поспешив пойти к своим отдыхающим работникам, оставить поручения.

-- Нет, Кирюха, машины оставим. Сейчас тачку вызову. За своей машиной завтра человека отправлю, чтобы перегнал. И ты обратно – на тачке.

-- Ясно, – я понял, что общение будет долгим и под алкоголь.

Роберт пошел к своей машине, забрать заранее приготовленные пакеты с провизией и неизменной водкой. Объект он осматривать не стал, полностью полагаясь на мои ежедневные отчеты.

Через какое-то время мы были уже на окраине Москвы, недалеко от железнодорожной станции «Перловая», это был неказистый жилой квартальчик хрущевских пятиэтажек, затерянный в широко раскинувшейся промышленной зоне серых пыльных зданий и таких же бетонных заборов.

Герой нас встретил в дверях. Он потянулся к долгожданному Роберту, как ребенок к родителю, раскинув для широких объятий натренированные руки, пытаясь приподняться и вытянуться вперед, насколько позволяло тело без ног, ампутированных выше колен.

Мое сердце от этой грустной и трогательной картины скрипнуло несмазанной петлей.

-- Роберт приехал! Здорово, дружище! – инвалид, не стесняясь меня, незнакомого для него человека, смахнул выкатившую слезу радости. – А кого привез ко мне?

Он уже тянул руку дружелюбия и радости в мою сторону.

-- Здорово, Гриха! Это Кирилл, на узбекской были, до тебя, – отметил Роберт все необходимое для знакомства, в этих коротких фразах была вся рекомендация.

-- Молодцы, мужики, что приехали вместе, – Григорий откатился вглубь маленького коридора, в одну из двух комнат.

-- Не снимайте обувь. Можете так. У меня дома и тапок-то нет. Все нормально. Я сам полы убираю.

Не обращая внимания на просьбу, мы с Робертом скинули обувь. Я про себя отметил, что в доме чисто и опрятно.

-- Не надо тапок. Жарко… – сказал Роберт.

Я понял, что он чуть было не продолжил: «жарко, ногам», но вовремя спохватился.

Мы расположились в комнате побольше, на правах гостей разместившись на низеньком диване, напротив круглого добротного стола. В открытое окно второго этажа заглядывали ветви березы, скрывающие вид тихой улицы. Стол был накрыт тем, что Роберт подобрал в магазине для угощения. Я удивился подборке – все было «по-богатому», как на Новый год, только не собственноручного кулинарного изготовления.

Сначала мы оживленно вспоминали дни службы и тогдашнюю обстановку в стране, как будто снова переживали те дни, понимая, что выполняем важную для Родины задачу. Для Родины и для Москвы. Мы были лучшими, достойными сынами, оберегающими ее от грязных происков коварных империалистов, желающих разрушить большое сердце нашей общей Матери. Мы были верными патриотами.

Затем беседа перетекла в личные, житейские русла. Оживление постепенно утихло, в конце концов, Григорий признался:

-- Устал я, ребята. Не могу больше. Жить устал так, – он горько скривил вдруг потемневшее лицо.

-- Брось, Гриф. Ты сильней всех, потому что еще живешь. Может, помочь чем?.. –похоже Роберту был знаком этот переход настроения Григория.

-- Нет, Роберт. На этот раз, нет. Я тебе бесконечно благодарен. Сколько лет ты помогал… Мать мою похоронил… Если бы не ты... Я бы один все это не осилил. Коляску вон какую удобную достал, по лестнице как пешком передвигаюсь. Умная модель, инвалиду то, что надо. Я, Роберт, решился давно – отпишу тебе квартиру. Сам знаешь, семьей не удалось обзавестись, а ты мне самый родной человек по жизни.

-- А что Вера твоя, расстались? – Роберт явно не знал на какую тему переключить Григория.

-- Нет. Просто перестала приходить. Я не звоню, понимаю ее, намучилась. Она ведь из жалости со мной начала. Зачем я ее буду призывать на самопожертвование? Пусть у нее будет мужик на ногах. В общем, все кончено. Устал я, ребята...

-- Ничего, Гриша, ничего... Отвлечься тебе надо. Вон ты каких достижений добился, на гитаре научился играть, песни у тебя сильные. Как стержень, поддерживающий дух, вставляешь. Поделки из бумаги вырезаешь, что пером картины рисуешь. Можно еще что-то новое найти, чем заняться. Это тоже твои большие победы! Ты герой во всем, Гриф. Давай ноутбук обновим тебе?.. Дома интерьер сменим, повеселее сделаем? Сам придумаешь, какой хочешь…

-- Не то это все, ребята! Настоящего дела хочется, чтобы с людьми быть! Участие в жизни людей принимать! Я сколько мог пытался применение себе найти. Предлагал себя сиделкой в детские дома инвалидов, без оплаты даже. Нигде и никому я не нужен! Нет у меня желания так жить больше! – выдохнул глубоко из души Григорий.

-- А ты группу создай, музыкальную, из таких, как сам! У меня есть знакомый продюсер. Найди в себе снова желание, настрой себя по-новому, Григорий. Пока желаешь – живешь, бойся жить без желаний! – выдал я неожиданно и тут же осекся, сам себя укоряя за то, что у меня в голове выскочил образ Катарины.

«Вот дурак, о чем ты?! Ее «экспресс» ушел, а ты остался на забытом перроне, да еще с разобранными рельсами. Какой же дурак, вот ляпнул, не подумавши. И еще неизвестно, будет ли ей интересен этот проект».

-- У тебя есть знакомый продюсер? – Григория заинтересовала моя идея.

-- Да, есть, – я не мог теперь включить задний ход.

-- А ты правильно говоришь. Можно создать музыкальную группу, – он погрузился в долгое, серьезное размышление. Потом задал вопрос, который, по сути, был важней всего:

-- А где мы будем встречаться, репетировать? Здесь недалеко живет собрат-колясочник. Можно по району еще кого-то найти. Хорошо бы найти удобное помещение. Что-то вроде творческой организации инвалидов... – Григорий снова ушел в себя, тщательно все обдумывая.

Просидели мы в гостях у отчаявшегося героя до самого вечера, обсуждая с чего начать и как учредить организацию «Общество творческих инвалидов». В три выпивших головы обдумывая письмо с обращением в местный муниципалитет, с просьбой о предоставлении для этого полезного дела удобного помещения и содействии в поиске контактов людей с подобной проблемой, желающих применить себя в задуманной общественной программе.

Провожая нас до двери, Григорий, расчувствовавшись, поблагодарил:

-- Мужики, у меня нет слов, что вы сегодня сделали для меня! Вы мне снова жить дали. А ты, Кирилл, очень хорошо сказал про желание, в самую точку.

Мы по очереди обнялись, нагнувшись к сияющему Григорию.

-- Сделай, Гриф. Ты сможешь, – отдал ему приказ Роберт.

Он заказал одно такси, сказав, что проедет через мой объект, проводит меня, мол, хочет прокатится, проветриться. Я заподозрил, что он хочет забрать свою машину сегодня и предупреждающе запротестовал:

-- Может не надо, Роберт, сейчас ехать ко мне?

Он сходу поймал мои опасения:

-- Кирюха, я не пацан без головы. Все нормально, прокачусь немного на такси, не переживай.

Когда мы ехали, он, как бы вслух размышляя сам с собой, произнес:

-- Вот как в жизни бывает… Это страшнее, чем быстро умереть. Вот оно, настоящие испытание.  А что мы можем себе еще желать? Чего нам не хватает в жизни? –он окончательно погрузился в себя.

Прошло еще несколько трудовых дней. Я не выдержал, позвонил вечером Катарине. Я не знал, какие подобрать слова, чтобы расположить ее к разговору. Я понимал, что она сильно расстроилась из-за нашего последнего разговора, я снова ругал себя за то, что не сдержался. Может она действительно испытывала сверх-нагрузки, а я ей досаждал.

Как ни странно, в трубке я услышал вполне приветливый голос, как будто ничего и не было.

-- Привет, Кирилл. Успокоился? – я слышал, что она по-доброму улыбается.

--Успокоился. Извини… А как ты узнала? – ее вопрос меня ошарашил.

-- Опыт. Мой муж был похож на тебя. Такие же истерики. Вы одинаково себя ведете, когда что-то происходит не по вашему желанию. Его тоже Кириллом зовут, кстати, – она продолжала улыбаться этому, на ее взгляд, поразительному сходству.

-- У тебя был муж? – только и смог я произнести, не домысливая, что она взрослая женщина, а не студентка-первокурсница.

-- Да, я была замужем. Что тебя удивляет, Кирилл? Ты ведь тоже был женат? –второе предложение было скорее утвердительным, чем вопросительным.

-- Это так. От меня жена ушла, – я не хотел открывать причины, но все же, мне очень хотелось узнать причины одиночества Катарины.

-- Если хочешь, при встрече поговорим об этом, – она как всегда читала мои мысли.

- Да, Катарина, хочу, – я не стал спрашивать, когда можно встретиться для такого откровенного разговора. Урок терпения в ожидании начал усваиваться. Я боялся, что она опять скажет, что я не умею себя вести и закроет свои двери.

-- Хорошо. Как ты? Как идут дела? В воскресение свободен? – она принимала участие в моей жизни, я ликовал, я прыгал до самого неба.

-- У меня все хорошо! – я ответил очень эмоционально, убежденно, потому что с этого момента стало именно так.

Мы встретились с Катариной утром, я подъехал к ее дому и ждал в машине, когда она выйдет. Она «ОКейнула» в ответ на мою смску: «Я здесь».

И вот, ко мне с неба спустилось само чудо!

Катарина была в длинном белом в цветочек сарафане, с узенькими лямками через открытые плечи, и в легких белых босоножках. На левом предплечье виднелась красивая, неброская татуировка – круг, очевидно, обозначающий солнце с весело танцующими язычками пламени.

Я открыл рот от накатившего изумления и выскочил из машины к ней навстречу. «Какая девочка! Солнечный ангел, настоящая фея цветов!»

-- Привет, – она сияла улыбкой, довольная произведенным на меня впечатлением.

-- Привет! Ты изменилась… Тебя и не узнать! – я любовался ею во все глаза.

-- Тебя тоже не узнать…. Кирилл, ты выглядишь не очень. Осунулся заметно. Что с тобой? – она вглядывалась в мое лицо.

Я потерялся, не зная, что ответить, чтобы она не заподозрила, что я стал тихим алкоголиком от расстройства после нашего резкого разговора.

-- Ну-ка посмотри мне в глаза. Ты что, пьешь? – она сделала гримасу, как будто увидела пупырчатую жабу.

-- Нет... С чего ты взяла? – и мой протест ее подозрению, и мое возмущение не возымели успеха.

-- Не надо обманывать. Ты взрослый мужчина, а ведешь себя как ребенок. Я понимаю, что ты расстроился. Я проявила излишнею резкость. Но ты должен понимать простые вещи – чтобы что-то получить, надо уметь ждать. Всему определено свое время вознаграждение. Разве это не так, Кирилл?

Я завороженно смотрел на свое желанное вознаграждение, и мне было приятно от того, как она меня заботливо отчитывает. Моя душа порхала, точно бабочка над чудесном поле цветов.

Мы тронулись, куда она указала «заехать на пару минут, недалеко». Пока ехали, призналась:

-- Деньги за работу получила. Надо выкупить заложенные вещи.

И, словно опережая мой вопрос, продолжила, вздохнув:

-- Выкручиваюсь, благодаря бабушкиным украшениям. Думать стыдно, если бы она знала, что я делаю…

-- Мы едем в ломбард?

-- Нет, ломбард сегодня не работает. Один мой знакомый там работает, подхалтуривает с клиентами, мимо кассы. Условия выгодные, но если просрочить на день, то комиссия в два раза взлетает. Настоящим психологическим садистом становится.

Я промолчал, не зная, какую поддержку оказать в таком случае.

Мы подъехали к его дому. Катарина позвонила, тут же вышел мужчина средних лет, неприятного вида, с глубоко посаженными глазами. Первым делом он осмотрел меня, возможно, рассчитывая на то, что Катарина подогнала ему потенциального клиента. Его глаза приценивались ко всему, что было на мне надето, с головы до ног. Оценил машину. Завершив изучение моей состоятельности, он переключился на Катарину:

-- Катариночка, солнышко, прекрасно выглядите.

Меня передернуло, будто я прикоснулся к оголенному проводу.

-- Владимир, я готова забрать все свои заложенные вещи, – пропустив его комплименты мимо ушей, Катарина сразу перешла к предметному разговору.

-- Конечно! Но, если вам затруднительно, вы можете что-то и оставить. Мы пересмотрим условия и сроки.

Он сказал это так, словно был готов совсем отказаться от комиссионной ставки, только потому что имеет дело с ясным солнышком.

-- Нет. У меня все образовалось. Я выкупаю все вещи.

Владимир засуетился:

-- Хорошо, хорошо. Извольте, у меня все здесь. Деньги, как обговаривали?

-- Да, – Катарина протянула ему конверт. Он залез в него ловкими тонкими пальцами, словно наощупь определил достоинство каждой купюры и после этого передал Катарине маленький бумажный сверток.

-- Все в порядке, Катариночка. Всегда рад вам помочь.

Его улыбку я оценил, как отвратительно-лживую.

-- И вы обращайтесь молодой человек, если нужно. Всегда рад своевременно помочь.

Мое лицо также отвратительно скривилось, но я ничего не ответил.

Мы сели в машину. Катарина нежно перебирала украшения, будто прося у них прощения за то, что они побывали у этого «рад помочь» доброго ростовщика.

-- Куда мы теперь поедем? – подождав, спросил я.

-- Поедем?.. – она что-то обдумывала, потом определилась: – Поедем на рынок. Мне надо подобрать девочкам одежду и обувь.

-- Девочкам?.. – я не знал, что еще спросить для уточнения.

-- Да, Кирилл. Моим девочкам.

Я смотрел на нее ошарашенно, не пытаясь больше ничего произносить вслух.
В голове стремительно вращался калейдоскоп: "У нее есть дети, девочки… Сколько их? Впрочем, какая разница? Хоть три, пять, даже больше… Она сама – милая, нежная, заботливая девочка. Это даже супер! Катарина – самая лучшая мама. Даже со мной, как с ребенком заговорила. Да, она настоящее чудо!"

Катарина смотрела на меня, словно испытывая, как я выдержу это ее откровение.

-- А где твои девочки? Почему ты молчала? Можно с ними увидеться? – расчувствовавшись, я засыпал ее вопросами.

-- У меня самой одна дочка. Еще две девочки у моей сестры. Сестра умерла, произошел несчастный случай. Дети сейчас живут с нашей мамой. Я высылаю ей деньги, и вещи. Раз в три месяца приезжаю к ним... Когда у меня в Москве все образуется, заберу их всех сюда. Я много работаю, и у меня все получится! – последнюю фразу она произнесла убежденно, твердо.

-- Катарина, конечно, все получится! – я изо всех сил желал, чтобы было именно так, как она задумала, и уверенно добавил: – Я буду тебе помогать.

-- Кирилл, мы уже говорили… Я должна все сделать сама. Я сильная, у меня много идей…

Мы ходили по большому, пестрому вещевому рынку, тщательно подбирая нужные покупки. Я радовался, ощущая себя частью ее семьи, предлагал варианты выбора по своему вкусу. Катарина слушала меня, но делала все по-своему, а я соглашался с тем, что ее выбор более удачный. Мы подбирали для ее двенадцатилетней дочки Руны и двух племянниц помладше, Катюши и Настеньки разные необходимые вещи. Я чувствовал, что это теперь и мои девочки, и предложил:

--Давай что-нибудь подберем и маме тоже.

Катарина улыбнулась:

-- Не надо. Она сама покупает себе одежду. У нее очень консервативный вкус.

Затем мы поехали на вокзал, ко времени отправления поезда Москва-Симферополь, Катарина передала знакомой разговорчивой проводнице объемный пакет с покупками и конвертик с деньгами для мамы.

Я был полностью удовлетворен тем, что мы выполнили такую важную задачу.

Мы сидели под радужными солнцезащитными зонтами уличного кафе и ели мороженное. Катарина сегодня была более обычного расположена к разговору.

-- У тебя получилось снять кино про девочку из нашего города? – спросил я, вспоминая «историю нашего знакомства».

-- Нет, Кирилл, не получилось. Отснятый материал мы не смонтировали. Все оказалось сложнее… Обнаружилось много подводных камней. Там нужна следственная работа компетентных органов. Мы выяснили целый ряд нарушения закона. Оказывается, большая часть акций вашего деревообрабатывающего предприятия выкуплена иностранным инвестором, который юридически подтверждает перечисленную компенсацию производственных издержек с нанесением вреда окружающей
среды. Деньги получала ваша городская администрация, то есть сам градоначальник. Кстати, у него тоже имеется доля акций данного предприятия, через родственную фирму, занимающеюся в вашем районе лесозаготовками. Ловкач еще тот. Деньги стягивает со всех сторон.

-- Вот жук древесный! Как в чужом городе живет, не на своей земле, злостный вредитель природы! –с негодованием воскликнул я.

-- Да, к величайшему сожалению, эти скрытые древесные жуки, как ты говоришь, во всем нашем государственном могучем дереве. Это наша патология общества… – Катарина опечалилась, возможно, не только из-за того, что у нее не получилось решить запланированную задачу и публично разоблачить темных дельцов с полномочиями официального государственного статуса.

Я вспомнил, как этот жук-ловкач, когда-то давно приезжал с начальником тогда еще не переименованной милиции к моему отцу в лесничество. Был там и сам областной прокурор, которого они пригласили на свои «вверенные территории» для охоты на крупного зверя. В те времена они еще ездили на машинах, а потом в техническом парке нашего градоначальника появился вертолет для личного пользования. На самом деле, он был выделен городу для оказания медицинской помощи гражданам, живущим в труднодоступных местах, где в весенние сезоны разливаются речки, а зимой пурга покрывает и без того сложную для проходимости местность, для поисково-спасательных операций, доставки провизии и оборудования к местам геологоразведки…

Я подумал, что эту сплоченную руководящую шайку-лейку никогда не разгонят, только с каждым новым годом будут увеличиваться ее аппетиты.

Однажды глубокой осенью, делая далекий, в несколько дней, обход своего участка, отец не обнаружил отдаленную избушку-зимовник. На том месте, где она стояла, все было разметано в мелкие щепки. Это было сделано не ручным инструментом – он принес в рюкзаке рваные кусочки металла. Я тогда гостил у него в хозяйстве, проводил неделю отпуска. Что это были за кусочки, я сразу сообразил...

-- Начальники развлекаются. Нелюди, хуже зверя стали. Не знают уже, чем себя потешить. Раньше выслеживали зверя, били с ноги ружьями, теперь с вертолета, не подбирая даже. В войну играют, из автоматов и пулеметов расстреливают, издеваются…

Он сокрушенно мотал больной головой, насквозь простуженный, потому что не смог отдохнуть в непогоду, набраться сил. Ведь он рассчитывал на ту охотничью избушку с каменной печушкой.

-- Китайцев стали возить. Продадут все наше богатство, как пить дать, Кирюша. Не будет у нас ни лесов, ни зверей, ни рыбы.

Не выходившись отец умер от обширной пневмонии. И медицинский вертолет не помог. Слова его сбылись, как в воду глядел.

Артельные охотники с давних времен били зверя с одного выстрела, не только чтобы шкуру не дырявить лишний раз, но и чтобы зверь не испытывал лишней боли. А этому нынешнему руководству все равно, что зверя живого терзать, что землю родную кромсать.

Дома у меня осталась картонная коробка с фамильными драгоценностями, наградами, медалями деда с нескольких войн, осколок мины, который вынули из его груди уже после войны… И осколочки металла, которые принес с собой отец из последнего обхода своего хозяйства, обживаемого лесными китайцами. Наш лесоматериал, в конечном итоге, нескончаемым потоком устремился в Китай, а нам оставались лишь горы стружки и опилок.

Глядя на Катарину, я думал о своем отце, о деде. Дед принес свой осколок от чужеземного врага, а отец получил эти кусочки металла в подарок от врага своей родной земли.

Катарина прервала мои размышления, неожиданно спросив:

-- Кирилл, почему вы расстались с женой? – она серьезно смотрела мне в глаза.

-- Я не смогу толком объяснить... Я тогда работал на рыболовном траулере, рабочим по разделке рыбы. Мы надолго уходили в море, и нередко заходили в японский порт. Там авральная выгрузка с привлечением всей команды корабля, затем снова на промысел. Это были хорошие валютные заработки. Я по году не бывал дома. Но я знал, что моя жена и дочка вполне обеспеченны, по нашим меркам. Она всегда мечтала уехать жить в теплые края, к морю. Каждое лето они с дочкой ездили в Сочи. А однажды там и остались. Она сказала, что живет со мной не своей жизнью. Нашу квартиру она продала, чтобы купить дом на новом месте, у самого моря. Я не препятствовал ее желаниям. Может, так было и верно, как она сказала. У нее сейчас другой муж, у которого тоже есть свой дом, приносящий в сезон достаточную прибыль с туристов. Он хорошо заботится о ней, и о дочке. Она сказала, что они счастливы…

Я замолчал, давая Катарине ответить на звонок мобильника. Взглянув на дисплей телефона, она засветилась:

-- Извини, Кирилл.

И уже в трубку, как будто только этого звонка сейчас и ждала:

-- Здравствуй, Игорь!

Катарина непроизвольно сделала жест, выдающий ее желание поговорить без
свидетелей. Мне стало неловко… Показалось, что вместо "здравствуй", она хотела произнести более теплое и близкое "привет".

-- Да, я все успела изучить. Нет, ничего править, изменять не стала. Весь объем уложился емко и точно. Блестящий текст! Нет, Игорь, извини… Мы позже поговорим. Да, я с человеком…

В этот момент мне хотелось быть тем человеком, с "точным, блестящим текстом", чтобы ничего не надо было в нем исправлять. Я стеснялся показывать Катарине свои ночные писательские работы, считая, что они грубо оскорбят ее образованность и интеллигентный ум. Пока она отвечала, мне показалось, что моя маленькая фигурка припечатана тяжелым фундаментом ее культурного здания с многочисленными
этажами знаний. Я прикусил зубами свой язык.

Закончив разговор, она переключилась на меня, извиняясь за несвоевременность звонка.

-- Кирилл, так бывает в жизни… – глубокомысленно, с грустным оттенком в голосе заключила она.

Я терялся в догадках, касается ли это реплика поведанной мною истории или звонка по поводу блестящего текста Игоря.

-- Катарина, а можно тебя попросить? Но не за себя… – я вспомнил о просьбе инвалида-героя Григория.

-- Проси… – она настроилась внимательно слушать.

-- У меня есть знакомый, он без ног, инвалид войны. Он сейчас занимается созданием музыкальной группы – из таких же людей, как он. Ты не могла бы как-то им помочь продвинуться? Он уже выступал перед зрителями, правда, в подземках…

Я мялся, не зная, как выразить то, что мы придумали в гостях у Григория.

-- Хорошо, я подумаю, что можно сделать. Пришли мне весь материал, какой они успели наработать, – ответила она с одобрительной простотой.

Мы еще немного поболтали о всяком разном. Она сказала, что любит все красивое, мир искусства и творящих его людей, красивые отношения с ними. Затем посмотрела на дисплей мобильника, уточняя время.

-- Кирилл, мне пора заниматься своей работой. Хорошо? – она просительно смотрела на меня, словно я держал ее за руку, не отпуская.

-- Конечно! Спасибо, Катарина, – я думал, как мне вписаться в ее душевные предпочтения.

-- Тебе спасибо, Кирилл – за все, что делаешь для меня.

И добавила, так же просительно:

-- Не пей, Кирилл. Это выразительный признак мужского слабоволия. Я категорически отрицательно к этому отношусь. Имеется горький опыт – с мужем. Пойми это, и уважай мое желание.

-- Я не буду, Катарина! – мне стало стыдно за тени под глазами, выдававшие меня с головой, они были причиной явно не бессонных трудовых ночей.

Она сказала, что поедет на метро, взмахнула мне приветливо рукой и упорхнула, легко, как птичка.

Я любовался ею, я был счастлив.

Проводив ее восторженным взглядом, первым делом я набрал номер Григория.

-- Гриша, здорова! Я говорил о тебе с продюсером.

Из трубки послышался радостный возглас:

-- Кирилл, а ты сейчас свободен? Заезжай ко мне, хоть ненадолго...

-- Хорошо, Гриш. Я подскочу.

Мы сидели в большой Гришиной комнате за круглым столом, как раньше, когда я впервые появился здесь с Робертом. Весь стол был завален черновыми, наспех сделанными записями, а также текстами, распечатанными на принтере.

-- Репертуар песен подбираю. Хочется свою какую-то, совсем новую, чистую, чтоб как ток через душу. Ребят нашел, кто будет играть. Один – просто находка, под любую песню может музыку сочинить! Знаешь, как классно на баяне играет рок! Уверен, что ты такую музыку и не слышал никогда!

Григорий весь сиял, заряженный своим проектом. Я сравнил его желание заниматься группой с несгибаемым стержнем, поддерживающим его изнутри. Такого не сломать.

Он вцепился в меня, как будто попав в мишень вслепую:

-- Кирилл! Роберт говорил, что ты пишешь. У тебя точно должно быть то, что нам надо!

Я понял, о чем он:

-- Я не знаю, Гриш… Подойдет ли?

-- Я знаю! Подойдет! Не сомневайся!

У меня была песня, я ее придумал несколько месяцев назад, ночью в кочегарке, когда Катарина уехала из нашего города в далекую неизвестность. Мне тогда казалось, что, увидев ее короткой вспышкой, я отправил Катарину на разные трудные испытания… Лучик маяка, направленный в долгую штормовую ночь… И этот лучик звал меня через дикое завывание ветра и перекаты могучих волн.

Я взял исписанный Григорием лист, перевернул чистой стороной, и выложил на него песню, посвященную моей солнечной богине цветов, Катарине.

Я ценю, что ты где-то есть.
Я ловлю твои теплые токи.
И увижу тебя я везде –
В бесконечном вселенском потоке.

Ты такой же души человек,
Состоящий из чувств и страданий.
Пусть счастливым твой будет век,
Я всегда тебе это желаю.

Я хочу прикоснуться к тебе...
Ты почувствуешь силу ладони.
Не спрошу тебя, как ты живешь,
Я приду и избавлю от боли.

Я отдам тебе силы свои
Осторожно покрою раны.
Я приму твою боль на себя,
Унесу все душевные травмы.

Ничего не уйдет в забытье,
Расстояний сильнее память.
Даже если придется уйти,
Но частицу себя я оставлю.

Я всегда буду видеть тебя,
Я ловлю твои теплые токи.
Я на встречу отправлю свои
В бесконечном вселенском потоке.

Григорий застыл на месте, он держал в руках листок, осмысливая его содержание. Он выглядел настоящим героем-победителем, не знающим никаких преград для достижения своей цели, его взгляд говорил, что он уверенно и до конца пойдет за границу возможного.

Началась трудовая неделя, а с ней новый цикл сложной работы. С бригадой моих подчиненных-строителей мы ломали толстые стены фундамента бывшего дворца графа Воронцова. Сделаны они были на совесть, точно для глубокого бомбоубежища.

Выдолбив полы первого этажа, залитые прочным бетоном в армированную сетку и перекрытые широкими железными балками, опустили вниз маневренный трактор-экскаватор с гидро-отбойником. Пространство было ограниченно для маневрирования, и мы старались как можно скорей срезать замурованную арматуру, подымая наверх освобожденные от нее куски разрушенного бетона. Сроки завершения работ поджимали. Хозяину не терпелось стереть с лица земли свидетельство чужой ему истории.

Я пахал пчелкой наравне со своими трудягами-парнями. К тяжелой кропотливой работе я привык в море, на разделке рыбы. С моей прошлой бригадой мы сутками орудовали увесистыми, острым как бритва тесаками в производственном трюме на разделочном столе, лишали тонны океанской рыбы хвостов, плавников, голов. Филонов и хитрецов в такой работе быть не может, в принципе. Морской закон закрытого в гигантском трюме-цехе общества был суров: или в первом порту сходи на берег, или подчиняйся изнурительной работе, как все. Доходило дело и до плохого, если филон, показывая свой гонор, неосторожно применял «необдуманные крепкие выражения» в свое неубедительное оправдание, происходила жесткая, кровавая стычка с тесаками. После чего корабль возвращался в порт, вывешивая на мачте опознавательный знак, говорящий о том, что в бортовом морозильнике, кроме рыбы, находится человеческое тело, а то и не одно…

Как бы я не пытался занять себя работой, в моей голове жила Катарина, а телефон сжигал мой карман. «Кто этот загадочный Игорь, при котором она меня представила «человеком»? В каком же он статусе для нее? Может, это тот важный государственный муж и она редактирует его «изложения мысли» для выступления перед тележурналистами? Да мало ли, кто ей звонит?! У нее публичная работа!» – Я успокаивал себя, как мог. – «Она молодец, она очень трудолюбива, она всегда достигает поставленных целей. Терпение вознаграждается, и она без сомнений достойна этого. Она великое чудо, образец силы воли и силы духа! Милая Катарина…»

Водители большегрузных самосвалов задерживались, сбивая своевременный вывоз строительного мусора, а, приехав к нам, начали ругаться из-за вынужденной задержки на дороге, неподалеку от нашего объекта. Это было связанно с перегрузом.

-- Задрали дпсники! Будто им негде больше пастись!

Я набрал номер мобильного Роберта, как он и просил – «при возникновение любого вопроса».

Оторвавшись от своих дел, Роберт нетерпеливо выслушал меня и презрительно выругался:

-- Сейчас, Кир, решим с дорожными побирушками. Наберу кого надо. Думаю, по маршруту больше не будет этих крохоборщиков. Они и меня здесь достали, попрошайки сиротские.

Я всегда удивлялся, сколько у Роберта в записной книжке мобильника номеров «с положительным решением вопросов».

Сменив служебные интонации на обычные, он добавил:

-- В воскресение приеду, утром. Дождись меня, Кирюха.

-- Но я уже договорился на воскресение… – попробовал я запротестовать.

-- С принцессой своей? – Роберт специально подначивал меня.

-- С Катариной, – поправил я его, чтобы не забывался.

-- Кир, это ненадолго. И больше в твоих других интересах, чем лирические свидания и щебетания в кафешках, гуляния под голоса птичек в парке, – сообщил он заговорщическим голосом.

Это заманчивое предложение я пропустил мимо ушей.

-- Хорошо. Но мне надо спросить у Катарины, а какое время мы с ней встречаемся.

Не договорив с Робертом, я позвонил Катарине, уже не думая о том, что это дневной звонок.

-- Катарина, привет! А у нас на выходной ничего не меняется? – я напрягал слух, отходя подальше от шумного сектора разрушения бетонных стен.

-- Привет. Ничего не меняется. У тебя другие планы? Что там у тебя шумит? – ее голос выдавал желание, чтобы я немедленно выключил все мешающие нашему разговору звуки.

-- Нет. Никаких планов, просто уточнил, – я пожалел, что не сдержался и «совершил неурочный звонок».

-- Кирилл, я же просила… Вечером спокойно поговорим, если не можешь совладать с собой и потерпеть.

Она отключилась, но я был уверен, что на этот раз сделано это было без раздражения, без полета мобильника в раскрытую сумку.

И вот снова наступило долгожданное воскресение.

Мы с Катариной собирались пойти в детский театр «Волшебные сердца», где работала ее знакомая, режиссер Вита, посмотреть ее новую постановку по пьесе Катарины «Воин света». Катарина хотела отснять весь спектакль на видеокамеру, с первых рядов, чтобы потом отправить своим девочкам.

Я волновался, так как Катарина впервые знакомила меня с кем-то из своего творческого круга, к тому же в театре я не был с самого детства. Я помнил лишь эпизодические моменты постановки «Буратино»...

Что бы обманно приблизить время встречи я подъехал к ее дому чуть меньше, чем за час, и остался сидеть в машине у подъезда, изредка поглядывая вверх, на ее окна. Не стал смсить, предупреждая что я на месте. Чтобы чем-то себя занять, перещелкивал радиоканалы, выбирая приятную, соответствующую настроению музыку.

Вдруг прямо за мной остановилась строгая представительская машина. Ширина дороги позволяла совершить объезд препятствия, которое я, очевидно, создал появившемуся водителю. Но тот, видимо, решил, что ему надо больше места, я видел в левое боковое зеркало, что ко мне направляется мужчина в дорогом костюме с волевым подбородком. Не поздоровавшись, беспрекословным тоном, он даже не попросил, а приказал:

-- Вы не могли бы убрать свою машину?

По его выправке, жестам и прическе я понял, что он относится к военным. Я хотел было в ответ указать ему, что здесь не правительственная трасса, но если он такой неопытный водитель, то я готов выйти из машины и помочь ему подрегулировать объезд препятствия. Но вовремя вспомнил, что против его служебного мандата у меня пока даже паспорта нет в наличии. Что мне оставалось делать? Я завел машину и проехал вперед, рассчитывая через минуту занять свое прежнее место.

Это мне удалось. Строгая машина с номерными тремя нулями и одной
единственной, что называется, последующей цифрой нагло встала на мое место.
Выступать против такой несправедливости я не решился, мало ли зачем он здесь появился и какие ответственные задания выполняет.

И тут мои глаза округлились от удивления… Я был потрясен поворотом событий.
Из подъезда поспешно вышла Катарина и быстро исчезла в открывшийся ей навстречу передней двери этого серьезного авто. Я успел заметить, что на ней темно-синий брючный костюм, великолепно сшитый, как на заказ, подчеркивающий шикарность ее фигуры.
Гладкие волосы были собраны назад и перехвачены заколкой, сверкнувшей в моем представлении дорогим белым жемчугом. В руках у нее был кейс необычной формы.

Я обомлел, я не мог прийти в себя, даже когда строгая машина покинула двор.
В голове вращался только один вопрос: «Что это было?!»

До нашей обговоренной встречи оставалось чуть больше получаса. Я не верил в то, что Катарина успеет вернуться и перевоплотиться в знакомую мне женщину.

Не соображая, что делаю, я написал ей смску: «Я рядом». Ответ, пришедший с ее номера, меня совершенно обескуражил… «Не смогу, извини».

Но почему?! Мне хотелось ей позвонить, озвучить свой вопрос… Вместо этого в мой мозг, в самую его глубину, вонзился тупой клин. Я ответил злобно, как мне в тот момент хотелось, последней смской: «Приятной встречи».

Я не осознавал, как добрался до своей стройки, перед глазами закрылась черная тяжелая штора.

Отреагировал я лишь на голос Роберта:

-- Кирюха, на тебе лица нет. Ты где побывал? Лицо, как маска.

Перед моими глазами стояла безликая театральная маска, она ничего не выражала, у нее не было глаз, не было голоса. Застывшая, как белый гипс…

-- Роберт, у тебя водка есть?

-- Этого добра всегда в наличии! – Роберт вышел из моего вагончика и вскоре вернулся с бутылкой ядреной жидкости и пакетом быстрой закуски.

-- Давай, страдалец, накатим, – добросердечно отозвался на мой стресс Роберт.

Мы выпили, и тут же добавили, без всяких слов. Похоже, меня отпустило, я начал приходить в себя.

-- Все. Роман закончен, – Роберт произнес эти слова, словно поставил точку в собственноручно написанной истории.

Я молчал, прикрыв кончиками пальцев отяжелевшие веки.

-- Я тебе, Кирюха, деньги на счет переведу. Хорошие деньги. На квартиру, где-нибудь на окраине Москвы хватит. Паспорт тебе сделали. С пропиской. Получишь в паспортном отделе. Вот адрес.

Я не хотел понимать, что он говорит.

-- Какие деньги? Какая квартира?

-- С заначки подвальной деньги… – Роберт пытался вернуть меня в реальность.

-- Это не мои деньги. Не надо мне ничего. Мне она… нужна.

-- Дурак ты, Кирюха. Послушай меня. Я не просто так расспрашивал, что она может для тебя сделать… Ты, не сомневаюсь, способен ради нее пожертвовать всем. А она отвечает чем-то, пусть и маленьким, по возможности? Тому, кто готов идти на многое ради нее? Даже если вы друзья… Ведь это определяет взаимную жертвенность. Она способна отвечать на дружбу? На что она способна для тебя?

У меня не было ответов на простые вопросы друга. Роберт продолжал все более горячо:

-- Мы с тобой друзья! Лучше бы ты ее в сауну позвал, быстрей бы все встало на свои места, и дружба с этой женщиной перешла в определенное и понятное состояние. Она закрывала свои вопросы под предлогом дружбы. Понял ты, наконец?!

-- Заткнись, Роберт!

Но он Роберт и не думал затыкаться.

-- Смотри сюда сам, Кирюха.

Он открыл свой ноутбук, пощелкал клавиатурой и развернул его экраном ко мне:

-- Смотри, свою актрису.

Со странички сайта знакомств на меня смотрела загадочно красивая Катарина, только имя ее
было совсем другим – Ева. О себе она написала так: «Лучшая, 36 лет, серьезные отношения».

Наши отношения были несерьезными…

Всего лишь игрушка. Несерьезное увлечение.

Браво! Восхитительная Лира, Катарина, Ева… Вы прекрасная, лучшая актриса. Блестящая игра! Браво!


продолжение частей следует...