Для меня широкий фронт - леса, поля да овраги

…так говорит о своей службе в рядах Красной Армии герой нашего очерка гвардии красноармеец 24 кавалерийского полка Иван Павлович Щеглов.
10 февраля 1926 года в семье Павла и Матрены Щегловых родился сын, которого нарекли простым русским именем Иван. Тогда ни отец, ни мать не думали, что мальчику придется взять в руки не вырезанную из акации шашку, а самую что ни на есть боевую, кавалерийскую, что спустя 15 лет именем Иван немцы будут звать всех русских.

Сын земли Курганинской
Семья Щегловых жила на окраине станицы Курганной, на улице, носившей имя прославленного народного полководца Василия Чапаева.
Летом, справившись с делами, мальчишки водили на водопой колхозных лошадей, да уходили в лес. Здесь, продираясь сквозь заросли акации и терна, они играли в «красных и белых», а когда подросли, «ходили» на зайца да уток, что каждый год прилетали на речку, протекающую неподалеку от дома.

Иван жил в простой семье колхозников, а потому с раннего детства приучался к труду земледельца.
- По-первой я был ездовым, возил пшеницу на элеватор, - вспоминает герой нашего очерка. - Потом пошел в тракторную бригаду и пересел на «железного коня».
Колхозники скирдовали солому, когда выстрелом прозвучало слово «война». На долгие годы оно врезалось в людские сердца, болью застыло во взглядах.
В ноябре ушел на фронт старший сын Щегловых, Илья. В 1942-м, оставив жену и шестерых детей, добровольцем пополнил ряды гвардейского казачьего кавалерийского корпуса отец.

Когда после шестимесячной оккупации, в январе 1943-го под натиском приближающихся частей Красной Армии немцы спешно оставили станицу, Иван вместе с соседским парнишкой решил посмотреть город. На старом тополе, что стоял на пересечении улиц Ленина и Комсомольской, в глаза бросилось объявление. В нем говорилось о призыве в ряды Красной Армии юношей 24-26 гг. рождения.

Молчаливо переглянувшись, ребята обозначили дальнейший маршрут. Разрушенная школа, немецкие кресты с касками возле храма -
представшая картина укрепила их в решимости бить врага. «Годен!» - такой вердикт медосмотра поставил точку в готовности выбить врага
из родной стороны.
Узнав о том, что сын идет на фронт, мать заголосила. Ее причитания подхватила старшая сестра Нина. Глядя на старших, ревели младшие братья и сестры.
- Рано хороните, - бросил им Иван и велел собирать котомку.
- Несколько дней мы проходили военную подготовку в роще, недалеко от райвоенкомата, - восстанавливая в памяти картины давно ушедших дней, говорит Иван Щеглов. - В один из дней нам выдали учебные винтовки и с командой: «В атаку! Враг занял военкомат!» поставили задачу выбить противника. Врываемся в здание, а там нас уже ждет сопровождающий на фронт лейтенант.

Утром вышли в направлении Моздока, там был запасной военный лагерь. Через две недели добрались до места назначения. Поставили землянку. Мне было семнадцать. Маленький, щупленький, пришлось кирпич поставлять под ноги, чтобы хоть в кавалерию взяли. А попал я, как потом выяснилось, в прославленный 24-й гвардейский кавалерийский полк 5-й гвардейской кавалерийской Бессарабско-Танненбергской дивизии им. Г. И. Котовского.

В конце апреля железнодорожным составом нас переправили в Невинномысск. 45 километров пешего хода и мы в Ставрополе. Здесь нам выдали обмундирование и до выдвижения на фронт проводили учения. Большинство ребят и винтовки-то в глаза не видели. Здесь нам выдали коней. Но не тех породистых красавцев, что мы сопровождали из Моздока. Нам пришлось ловить коней из табуна, что пригнали из Монголии, то были маленькие, неказистые лошадки.

«Хло-о-пцы, кото-ов-цы, сед-ла-ай ло-ша-дей!»
Германское командование стремилось любой ценой удержать Белорусский выступ, как еще его называли - «балкон». Оно готовило его к упорной обороне. Главная роль отводилась группе армий «Центр».

Летом 1944-го 3-й гвардейский кавалерийский корпус участвовал в самой крупной наступательной операции советских войск за всю войну, получившей название «Багратион». Боевые действия проходили в трудных условиях лесисто-болотистой местности.

«Хло-о-пцы, кото-ов-цы, сед-ла-ай ло-ша-дей!» - выводил трубач утром 24 июня, предвещая долгий и трудный поход. Впереди кавалерийстов ждали неизвестные бои, голод и холод чужбины. Их основной задачей было войти в прорыв и развивать успех наступающих армий в юго-западном направлении.
Перегруппировка войск проводилась при тщательной маскировке. В прифронтовой полосе части и соединения передвигались только в ночное время и небольшими группами. Ни днем, ни ночью не разрешалось разводить костры.
- Мы быстро научились без суеты и шума седлать коней, запрягать их к орудиям и к боевым бричкам, - вспоминает герой нашего очерка. -

Внезапность наших действий обеспечивалась благодаря мобильности конницы. Выполняя директиву Ставки, нам предстояло не позже 30 июня - 1 июля, обходя встречающиеся опорные пункты противника, с ходу форсировать реку Березину и развивать стремительное наступление в общем направлении на Минск. Так что, для меня широкий фронт - леса, поля, болота да овраги.

Страшной картиной врезалась в память кубанского парня пшеничное поле, оскверненное отступающим врагом - налитые янтарным зерном колоски были вдавлены в землю сотнями ног, варварски топтавшими белорусскую землю.
К 26 июня войска 24-й гвардейского кавалерийского полка с севера создали угрозу для оршанской группировки немцев. Здесь, под Оршой, Иван Щеглов получил свое первое боевое крещение.

Следующим достижением эскадрона было участие в форсировании реки Березины, на западном берегу которой немцами был заранее подготовлен оборонительный рубеж. Пехота двигалась преимущественно в маршевых порядках, добивая обойденные кавалеристами очаги сопротивления.
- У моей монгольской кобылицы была плохая привычка, - улыбаясь вспоминает Иван Щеглов. - По искусственно созданным дорогам она шла только шагом. Помню, у переправы через Березину стоял сам командир полка и хлыстом подстегивал лошадей. Шагом идущий конь с всадником - хорошая мишень.
Приблизившись к мосту, я набрался храбрости и заговорил с военноначальником: «Товарищ командир полка, она не пойдет в галоп, плясать начнет». Но тот уже замахнулся и опустил хлыст. Лошадь на дыбы. Комполка приказал поменять мою лошадь, но где ж взять ее посреди болот
да леса. Так мы с ней дошли до польского городка Августов, вокруг которого природа воздвигла крепость из дремучих сосновых лесов, болот, речушек и бесчисленных глубоких озер. Здесь, во время бомбежки, моя «монголка» погибла.

Зато моя вторая лошадь оказалась всем лошадям лошадь. Ее подобрал мне товарищ, Ханан. Она была быстрой, как ветер, за что я прозвал ее Ветренкой. На Ветренку всегда можно было полагаться. С этим боевым другом мне предстояло продвигаться на запад. Всякий раз, при случае, я припасал своей любимице лакомые кусочки.
Однажды, форсируя небольшую речку с высоким берегом, моя Ветренка не остановилась перед водной преградой, как ее собратья, и перемахнула одиннадцатиметровую ширину. Спокоен за нее я был и на привале. Ребята ноги путали лошадям, а я отпускал свою на волю. Знал - вернется.

…Противник в течение 30 июня перемешанными частями разбитых корпусов продолжал отход на запад. 12 июля кавалеристы освободили Острино. В январе 1942-го этот городской поселок вместе со всем Гродненским районом был включен в состав рейха. Население поселка ежедневно гоняли на работу в лес. Мужчины занимались лесозаготовками, гонкой смолы. Надзиратели избивали людей на работе до полусмерти, а отставших или слабых убивали тут же на месте… Со слезами на глазах встречали жители освободителей Красной Армии.

- Преследуя противника на Волковысском направлении, мы зашли в одну из деревень, - вспоминает наш герой. - Люди плакали от радости. Напоив всех молоком, они предупредили, что немец окопался за лесом. Темнело. Командир пустил взвод с тачанкой в дозор. Прошли. Тишина. Следом выдвинулись остальные. Немец как полыхнет! Мы в рассыпную. Попадали, метров тридцать проползли, лежим, отстреливаемся, прикрываясь убитыми товарищами. Только голову поднимешь, пулемет строчит. Вот и солнце поднялось, мы все боеприпасы расстреляли, жажда донимает хуже врага. Нужно было предпринимать какие-то шаги, и я решил бежать за подмогой.
И знаете, у меня получилось. Договорились с минометчиками, как брошу фуражку, так они открывают огонь по указанным мной немецким позициям. Как «запела» наша «Катюша» - мы в атаку. Вбежали в деревню, она в дыму.
Тут уже побежали немцы. Нам удалось взять в плен связиста. Идем довольные, нагрузили его своим оружием. Навстречу - командир полка: «Герои-то вы герои, а если раненый враг огонь откроет, чем отстреливаться будете?» - по-отечески пожурил он и следом добавил: «Старший сержант, перепишите всех. Представим к награде». Так на груди нашего героя появилась медаль «За отвагу».

Следующей преградой на пути кавалерийского полка стал Неман, важный оборонительный рубеж немецко-фашистских войск, на котором они пытались остановить наступление советских войск. Форсировав очередную водную преграду, кавалеристы продолжили вести наступательные бои, отбивая контратаки противника.
Несмотря на ожесточенное сопротивление врага, благодаря умелым действиям командования, 27 июля дивизия подошла к Белостоку. К тому моменту город был освобожден стрелковым корпусом полка.
В октябре полк вышел на государственную границу с Германией.

Богом хранимый безусый юнец
Но не всегда и не все было гладко. В октябре 44-го, не дойдя до стратегической цели города Гольдап, полк попал под бомбежку. Самолеты сбрасывали бомбы, возвращались в город и, вооружившись, снова бомбили. Во время авианалета получил первое ранение наш герой. Если бы не армейский ремень и батарейка к фонарику, которую ему насильно впихнул пулеметчик первого расчета, Иван Щеглов навсегда остался бы на вражеской земле. Трассирующая пуля застряла в его армейском поясе, взрывная вошла в батарейку так, что только угольки остались в уголках карманов красноармейца, а третья рикошетом от дерева вошла бойцу в живот.
В другой раз Иван во время боя лег не слева от пулеметчика, как положено, а справа.
В тот день погиб не он, Иван Щеглов, а пулеметчик первого расчета Николай Царев. Ивана лишь забрызгало болотной грязью вперемешку с кровью боевого товарища. Не взяла вражеская пуля Щеглова и тогда, когда он в агонии с криками: «Вот он я, стреляй!» - выбежал на дорогу. Пулеметные пули ложились у его ног, поднимая дорожную пыль, а Иван стоял невредим.

…В январе 1945-го войска 2-го Белорусского фронта перешли в наступление с плацдармов на реке Нарев и после трехдневных ожесточенных боев прорвали сильно укрепленную оборону противника.
Особенно стремительным было взятие польского города Алленштайна (Ольштына). Войскам, участвовавшим в этих боях, приказом Верховного Главнокомандующего была объявлена благодарность, а в Москве дан салют 20 артиллерийскими залпами из 224 орудий.

…Войска 2-го Белорусского фронта продолжали наступление. Во время зачистки одного из немецких городов, Ивана Щеглова настигла вражеская пуля. Шрам вдоль позвоночника, длиной в восемнадцать сантиметров, и сегодня напоминает бывшему красноармейцу о фронтовых путях-дорогах. А тогда он почувствовал как его «дернуло», как подкосились ноги. «Диски забери!» - успел крикнуть пулеметчику Иван и упал. Следом за ногами перестали двигаться руки. Долгое время красноармеец Щеглов пролежал недвижим…
- Лежу, слышу, снег под чьей-то тяжелой поступью «хруп, хруп». Ну, думаю, немец идет добивать, - словно вернувшись в 1945-й, взволнованно передает свои воспоминания герой нашего очерка. - Вдруг слышу: «Ваня, ты?». Смотрю и глазам своим не могу поверить - передо мной мой боевой друг Ханан.
Когда подали лошадей и моя оказалась без седока, Ханан встрепенулся: «А Ваня где?!» Кто-то в строю сказал, что я тяжело ранен. Ослушавшись приказа командира, Ханан пошел на поиски.
Разрезав шинель, видавший виды татарин развел руками: «Вань, так тут повсюду застывшая кровь». Двигаться я не мог и велел бросить меня. Но друг познается в беде. Ханан оказался настоящим товарищем. Он затащил меня на перину, которую нашел в близстоящем доме, и пошел за подмогой.

...День Победы 9 мая 1945 гвардейцы встретили на Эльбе. Иван к тому времени лежал в Кисловодском госпитале.
- Я и не брился-то ни разу до Дня Победы, - со слезами на глазах говорит убеленный сединой Иван Щеглов... И память возвращает его в май 1945-го, когда в белоснежном наряде были не только цветущие сады, но и дома и дороги, покрытые неожиданно выпавшим снегом.