Пусть будет пока что Лабиринты

Вы встречаете это каждый день, каждую минуту. Вы можете найти здесь знакомых вам людей, может быть, даже себя. Просто прочтите и дайте мне знать: стоит ли мне продолжать.
                Глава I
Мерзавцев, трусов и притворщиков,
Что правят нами - свободами птицами,
Что будто наши личные жестокие дрессировщики,
Испепелим, вычеркним их, что кишат на наших страницах.

С того времени, с того самого дня, как я попала в этот бесконечно длинный коридор жизни, я вынуждена выбирать, полагаясь на свою, пока что ни разу не подводившую меня, интуицию. Но когда-то она обязательно подведет. Так было с каждым. С бессмертием я еще не сталкивалась. Да и не один человек в мире не выдержал бы столь утомительных блужданий, всё шагая и шагая на встречу к  пугающей неизвестности, будоражащей нашу теплую кровь, не выдержал сводящих с ума переживаний при «открытии каждой двери», что переносит тебя на арену взаимоотношений с себе подобными.
Вид у них, конечно, впрочем, как и у меня, оставляет желать лучшего. Немощные, с высохшей бледной с зеленоватым оттенком кожей, с вполне вписывающимися к этой картине синяками под стеклянными полузакрытыми глазами, выражающими только усталость и пустоту, с отекшими ногами, потому что приходится много бродить, лениво передвигались, обмениваясь друг с другом милыми словечками или создавая скандалы, тем самым развлекали Королей этого мира.
Были и совсем молодые, новенькие, можно так сказать, появившиеся на свет совсем недавно. Но они были лишь шумным декором.
Не прочувствовав еще всей сути, всех правил игры, всего ужаса, они были молоды и свежи. Бледность, как какую-то болезнь, они еще не подхватили, но унылость постепенно отражалась на их с каждым днем менее живых лицах, наносила свой отпечаток на вянущие глаза.
Внося какое-то разнообразие в поток серых фигур, они были наивны и всех постоянно доставали своей детской дуростью, вызывая лишь раздражение, а у некоторых зависть, были еще те, кто глубоко сочувствовал им, ведь бедняжки только начинали свой путь.
Иногда, блуждая по бесконечному лабиринту, некоторым надоедало замирать, слыша лишь стук собственного сердца и свое холодное дыхание, перед выбранным зеркалом, и они от отчаяния разбивали первое попавшееся и бросались в бездонную дыру, что скрывалась за зеркалом.
Вы наверно до сих пор не поняли, что такое на самом деле этот лабиринт? Ну что я вам скажу, Зрители на счет этого постарались, чтоб нам бродить веселее было.
Высокая глубоко-зеленая, густая живая изгородь удивляла своей массивностью, восхищала своей мистикой, понятной далеко не всем. Листья были настолько красивы и изящны, что это даже пугало. Создавалось впечатление, что они обрели это совершенство, благодаря нашему уродству, будто насмехаясь над нами, что с каждым днем как укреплялась наша отвратительная оболочка, пуская все глубже и глубже свои крепкие корни, укреплялась и их ослепительная красота. Они были отвратительно высокомерны и холодны и постоянно хихикали, что-то шептали, издеваясь надо мной и восхищаясь собой.
Под ногами чувствовалась такая же идеальная трава, всё недовольная тем, что я по ней ступаю, что не достойна этого. А те самые проклятые двери, что переносили на сцену, были в виде зеркал. Будто напоминали тебе про твое безобразие. Заставляли смотреть и давали шанс немного поправить волосы перед путешествием.
Подняв голову, можно было наблюдать небо. Только оно было так далеко и недосягаемо, что особой пользы это наблюдение не давало. Небо было серое-серое, иногда его обволакивал густой снежный, как вата, туман. Он давал знать, что мне хватит смотреть и мечтать, что небо изменит цвет и вдруг по нему поплывут облака или загорят яркие звезды.
Существовало правило, что к определенному времени, сообщал тебе об этом посредник между Королями и тобой-неудачником (всегда занимался мелкими грязными делишками и выполнял волю Верхних) ты должен выбрать дверь. Легко спускаясь  в мягких белейших домашних тапочках в виде кроликов с появившейся бархатной алой лестницы, тянущейся из неоткуда, из глубины серого далекого неба, и сверкая своей белоснежной  ехидной улыбкой, посредник ведал тебе, сколько минут осталось на выбор зеркала.
- Осталось 10 минут, - медленно проговаривал мерзким голоском, будто наслаждаясь дивной музыкой.
Близкопосаженые хитрые глазенки, неприятный рот, расплывающийся в противной улыбке, ухоженные мягкие рученки, колобкообразность – все говорило о том, что он никогда, даже ни на минутку, не переживал наших мучений, что он принадлежал к чему-то большему, чем мы, но не доходящему до Королей. Поправляя толстые круглые очки указательным пухлым пальцем, он нервно теребил засаленные страницы своей тетради, все время что-то записывая. Уж больно он любил создавать видимость того, что он работает. Одежда сияла чистотой и новизной, так как появлялся всегда в разном одеянии. На обратном пути, он останавливался, чтоб как обычно судорожно поправить свои блестящие от геля волосы, закрывая оголяющую голову лысину. После того, как он скрывался за густотой и неизвестностью, лестница  сгорала, не оставляя после себя ничего. Это были их меры предосторожности, чтоб мы не озверели и не кинулись карабкаться вслед за коротконогим толстячком.
Отказаться от вхождения или пропустить назначенное время было не возможно, так как тебя вмиг затягивала ближайшая дверь. Тебя лишали единственного, чем ты владел, что было тебе в какой-то степени подвластно. Тебя лишали права выбора. Так что ощущение затягивания в невыбранную тобой дверь, было ужасным. Это был момент, когда ты чувствовал себя не то что растоптанным (это было обычное, ежедневное чувство), ты чувствовал себя, как будто все горести, печали и все скверные чувства притянулись к тебе, а все остальные, которых ты лишил этих чувств, были невыносимо счастливы, как от этой идеальной травы до недосягаемого неба. Обычно этот процесс проходил трагично. Несчастный хватался за изящные листья, взамен получая ожоги, цеплялся за траву, впивал свои пальцы в землю, раздирал свою глотку жуткими криками, но не был помилован. Он исчезал за зеркалом.
Такая вот атмосфера царила каждую минуту, каждый день моего убогого существования.