Не оставляй меня

     «Вот и стихло всё. Нервы, просто нервы», - думала  Наташа, стоя у плиты и периодически поглядывая в окно, за которым красовалась хмельная осень. Это время года  радовало и восхищало Наташу,  удивляло и вызывало  тихую грусть, заставляло думать о смысле жизни и оценивать  результаты дел своих, питало  мудростью и учило смирению. Наташа часто гуляла под осенним дождем, смывая негативные эмоции и усталость.  Сегодня дождь лил особенно печально, безысходно как-то.  Вымочил прохожих до нитки, несмотря на их зонты и плащи. На небе теснились грязно-серые тучи  и солнце, казалось, не пробьется до зимы. Осень выла  по-волчьи, нагоняя щемящую тоску и рождая плохие предчувствия.  Новым взглядом смотрела Наташа на свою любимицу и не узнавала её. Или себя?  Никогда ещё осень не наполняла её душу мраком.  Это  было новое, траурно-тревожное чувство. К вечеру краски сменились. Осень   разлеглась во дворе накормленной рыжей собакой в ленивой истоме, усыпляя бдительность и создавая иллюзию покоя и тишины. Но  дневная тревога вскоре  вернулась к Наталье противным тремором.  Сердце дрожало  холодцом, руки обмякли и едва справлялись с приготовлением ужина. Наташа  ждала мужа с работы. «Всё будет хорошо!», - как мантру, произнесла она  банальную фразу. И не поверила себе. А верить хотелось. Ох, как  хотелось. Особенно сейчас…

     Наташа долго не могла забеременеть. Всех бабок-знахарок собрали, всех светил медицины прошли. Бабки брызгали водичкой, нашёптывали «шептухи», приговаривали приговоры. «Светила» говорили, что с точки зрения медицины всё  хорошо и никаких препятствий зачатию нет. Но месячные, с точностью запущенной бомбы,  продолжали взрывать надежды, мечты и смысл жизни в целом. Андрей стал задерживаться на работе, всё чаще  заглядывал в пивной бар, недалеко от дома. Наташа впала в состояние, близкое к депрессии. На работе начались проблемы. Рассеянность, в паре с раздражительностью, отнюдь не являются ценным качеством работника. В итоге, за свой очередной бухгалтерский ляп, отразившийся штрафом для организации, Наташу уволили. Став вынужденно свободной от трудового бремени, она совсем скисла. Осунулась, похудела, потемнела.  Молиться начала. Вначале, тихо  «Отче наш». Затем, утренние и вечерние молитвы, монастыри и чудотворные иконы, исповеди и покаяния. Наташа ждала чуда. И чудо случилось.
 
     После десяти лет бездетности, после срывов и реальной угрозы развода, в их дом пришло счастье и уже четыре месяца  жило в Наташином животе.

- Заживём, Наташка! По-настоящему, теперь заживём! – горячо говорил Андрей, целуя жену в живот. – Мы самые счастливые теперь с тобой! Слышишь? Самые!


***

     … Андрей ушёл. Внезапно. Без предупреждения. Без подготовки. Ушёл, не дождавшись появления на свет их главного в жизни счастья.  Его  убили в том самом баре, недалеко от дома. Случайно.  Слово за слово,  и перепивший молодой парень,  в руке которого оказался нож, одним точным ударом отнял у Андрея жизнь и лишил себя свободы.
Наташа плохо помнила тот вечер. Ей сообщили. Она глупо заулыбалась и упала в обморок.

 Андрея привезли из морга на следующий день. Гроб с телом поставили в большой комнате на первом этаже. На втором, обколотая лекарствами, спала Наташа.
Очнувшись, увидела рядом сестру. Вспомнила.
- Он дома? – глухо спросила.
Сестра утвердительно кивнула.  Лицо Наташи исказила мучительная душевная боль. Сжав зубы, чтобы вновь не заплакать и не отключиться,  Наташа поднялась и ещё некоторое время сидела на кровати, свесив ноги. Ей предстояла самая трудная в жизни встреча.
 Отказавшись от помощи сестры, Наташа стала спускаться по лестнице. Шла медленно, останавливаясь на каждой ступеньке. Каждый шаг  приближал её к неизбежному, к случившемуся горю. Иногда она заносила ногу над очередной ступенькой и робко возвращала её назад. Ей казалось, Андрей жив, пока она не увидит обратное. Наконец, последняя ступенька осталась позади. Наташа услышала приглушенные разговоры родственников. Остановилась  перед входом в комнату. В ту комнату, где ещё позавчера они с Андреем смотрели телевизор. Секундами пронеслись в голове вечерние новости, развлекательная передача ни о чем,  реклама стирального порошка и кофе…

 «Наташа идет», - произнес кто-то из присутствующих,  и в туже секунду свекровь заголосила морозящими душу причитаниями.   Родственники подхватили Наташу с двух сторон, и сделали было шаг вперед,  но она обмякла и снова потеряла сознание.

 Похороны прошли, словно во сне.  Друзья – врачи   прилагали немыслимые усилия, чтобы Наташа не потеряла ребенка.

За следующую  неделю, темные круги под глазами, выделившиеся скулы, земельно-серый цвет лица и чёрный платок перекроили на свой лад  Наташину красоту.  Родственники и друзья, пришедшие на девятый день, с изумлением и жалостью смотрели на маленькую худенькую женщину  и не узнавали её.
- Ты бы поела, Наташенька, - уговаривала мама. – Лапшу поешь. Очисти ему дорожку.
 А она не могла. Ни пить, ни есть за поминальным столом не могла. Как не могла допустить мысль о том, что его нет,  и не будет. Никогда. Никогда!!
Никогда… 

-Как ты мог?!!!  - кричала Наташа, вечером поминального дня, сотрясая мертвую тишину их с Андреем спальни. –  Как ты мог?!  Сейчас! Когда ты мне так нужен! Когда мы только … Когда я… Когда он… Осенью… Я ждала тебя! Котлеты жарила!  Ты обещал! Ты сказал через полчаса придешь! Ты сказал через полчаса! Через полчаса! Я жду! Где ты ходишь?! Столько дней уже?! Я спрашиваю! Я спрашиваю тебя!! Ответь мне! Не молчи!! Я спрашиваю тебя!!!

Тишина медью траурного марша  звенела в ушах. 

В комнату вбежали мать с сестрой. Дали воды. Уложили в кровать. Мать принялась было читать молитвы. Но  Наташа остановила её. 
- Я не хочу, мама, - сказала она тихо. – Я не хочу. Не надо. Спасибо тебе. И тебе,  Маринка. Я спать буду. И вы идите. Пожалуйста…


***

- Ну, привет! – веселый голос Андрея заставил Наташу проснуться.
- Андрей?! Привет! А как же… Ты же… Тебя же… Люди сегодня кашу ели… А ты?
- Так, я же обещал?
- Обещал.
 Наташа  млела от счастья. Вот он, её Андрей. Живой. А она его чуть не похоронила. А он вот, здесь, рядом.
- Я пришел. Всё будет хорошо. Малыша сбереги. Обязательно. Обещай.
- Обещаю, - прошептала Наташа.
- Мальчишка будет, стопудово пацан! Антоха!  - довольный Андрей гладил жену по животу и улыбался.

Улыбался, улыбался…

Вдруг, он начал пропадать, облик стал  размытым и незнакомым. Наташа закричала:
- Куда ты? Ты вернешься? Не оставляй меня! Не оставляй.
- Вернусь… -  собрав последние силы, произнес облик и растаял.


***

Наташа открыла глаза. Осень солнышком заглядывала в окно.
Закрыла глаза.

Спустившись через некоторое время на кухню, Наташа попросила мать приготовить омлет и чай с бутербродом.
- Конечно, девочка моя. А может, кашки положу?  Вкусная кашка.
- Нет, мама, - твердо ответила Наташа. -  Ни кашу, ни кисель, ничего из того. Омлет и чай, мам.
Виновато улыбнулась и добавила:
- Пожалуйста.

     День прошел, как  осенний дождь над полем. Напоил душу новой тоской, поверх прежней, перелив через край, но не в силах успокоиться. Перешагнув сумеречный  вечер, ночь  сменила день.

- Приди ко мне.  Приди, Андрюшенька,  я прошу тебя. Я ждать буду. Приди, пожалуйста.  Я люблю тебя. Мне тяжело. Мне никак без тебя нельзя, - свернувшись калачиком на кровати, в обнимку с футболкой мужа,  шептала Наташа.

Андрей вернулся, как  обещал.

Он приходил почти каждую ночь. А когда случалось  «почти», Наташа просыпалась встревоженная, рассерженная. И в следующую ночь, она звала мужа с удвоенной силой. Три раза, за время беременности, Наташа лежала на сохранении.
В первый раз это случилось, когда Андрей пропал почти на две недели. Она звала его, просила, плакала. А он всё не шёл…

- Он не приходит. Он ушёл и больше не приходит, – говорила она сестре. – Я знаю. Я всё понимаю. Не смотри на меня так! Не смотри на меня, как на сумасшедшую. Мне так легче. Я так хочу. Смотри, я сорочку купила новую. Красивая, правда?  Ему нравится лавандовый цвет. А вдруг,  - её руки задрожали, - а вдруг он больше совсем не придет? Нет. Этого не может быть. Нет. Нет. Он обещал.
Через час её увезли на «Скорой» с угрозой выкидыша.

По её возвращении, мать хотела освятить дом, но Наташа категорически запретила это делать. Отказывалась идти в церковь.

Тридцатого января, на две недели раньше срока, Наташа родила мальчика.

 
***

- Клади его на живот, - настаивал Андрей. – Ты не даешь пацану развиваться!
- Рано, - спорила Наташа. – Антошка ещё маленький. Надо подождать  недельку.
- Смотри, смотри, он улыбается мне! – Андрей смеялся, держа сына над головой. – А глаза-то у него – мои!

Смеялся, смеялся. Потом, оказался  в дверном проеме, без Антошки уже, оглянулся:

- Мне пора.
- Забери меня с собой, - взмолилась Наташа. – Забери, а? Забери. Что ты улыбаешься? Мне тяжело без тебя. Мне плохо.

Она тянула к нему руки, а он всё улыбался и улыбался…

-Ты не дойдешь, Наташка, - говорил Андрей, - тяжелый и страшный туда путь. Ты не выдержишь. Через реку нужно идти.  Река широкая. Через неё мост. Весь в огне. Не пройдешь ты его, родная. Не время тебе.

Она плакала и просила. Её сонный рассудок не понимал и не принимал ничего, кроме непреодолимого желания быть рядом с Ним.

- Ты же любишь меня! – закричала она, - любишь! Я вижу, знаю! Почему нет?! Я не могу больше слушать твои глупые отговорки! Не оставляй меня здесь. Не оставляй меня. Не оставляй, - почти шепотом закончила Наташа, лишенная всяких душевных сил.

И он уступил. Они пошли «туда» вместе. Через поле с ромашками и березами. К той самой реке, держась за руки. И вместе ступили на мост. Но, какая-то сила выталкивала Наташу с моста. Она сопротивлялась, а Андрей уходил. Шёл и не оборачивался. Она звала. Тянула к нему руки. А он всё шел и шел, пока совсем не исчез в огне.


***

-  Прекрати приходить ко мне в этом дурацком  черном костюме. Он ужасно тебе не идет. Сто раз говорила. Тысячу раз, я говорила тебе: не надевай ко мне этот костюм.  Лучше в трениках, с вытянутыми коленками.
- Ворчунья моя, у тебя болит голова?
- Да. У меня теперь часто болит голова.  Я устала, Андрюш. Помоги мне.
Он сел на кровать рядом с ней, положил руку на лоб.
Необычное чувство охватило Наташу. Она вдруг осознала, что муж не живой, но рука, лежащая у неё на лбу – тёплая.
– Меня отпустили в  последний раз.
- Как в последний?  Ты не можешь в последний.
- Запомни: теперь не я буду приходить к тебе, если позовешь. Это опасно. Не зови…

Не я это…
Не я это…
Не я…

Его лицо  стало чужим. Черты всё те же, глаза и волосы, и облик в целом. Но, жуть теперь исходила от него, и страх охватил Наташу. Его рука оказалась  на её шее и стала сжиматься. Наташа задыхалась и пыталась открыть глаза.


***

Очнулась в поту. Поняла, что лежала, уткнувшись лицом в подушку,  и чуть не задохнулась во сне.

В кроватке плакал Антошка. Наташа взяла сына на руки, прижала бережно.
Она долго ходила по комнате, укачивая уже спящего ребенка. Вспоминала жизнь свою и проживала её заново. Когда,  душевная боль становилась нестерпимой, она крепче прижимала сына к груди и перешагивала эту боль, и  дальше… и дальше…

Наступило завтра. 

Майское солнце красовалось в церковных куполах. Людей в храме немного в будний день.  Тихо. Светло. Свеча, зажженная Наташей,  горит ярко. Пламя высокое. И стекает воск по этой свече, и застывает каплями, и застывает…  И стекают слёзы.


***

 - Анто-о-н! Антошка! Ну, где ты, озорник?

Визжа от восторга, что так удачно спрятался от мамы, мальчишка выбежал из-за двери зала и, заливаясь смехом, снова дал дёру. Наконец, Наташа поймала сына, помыла ему руки и усадила за стол.
- Ты должен расти таким же умным и сильным, как папа! – приговаривала она, скармливая Антошке кашу. Малец ел, не забывая при этом корчить смешные рожицы.

Улыбалась Наташа.
Научилась. Заново.


***

Вчера получили первую оценку, за поделку «Дары Осени».  Четыре, с огромным плюсом! А не пять, потому что бумажное яблоко с поделки  Антоха отлепил,  и подарил соседке по парте.

Дневник носили  папе  показывать, чтоб гордился.

Горжусь.

Они часто сюда приходят. Помнит Наташа. Пацана растит правильно.

И… этот, ну… нормальный, в общем, … новый её.

Живи, родная…


***

Не знаю, встает ли  ком в горле у тех, кто по ту сторону реки. Но говорят, их фотографии на памятниках плачут…