Седьмого января

  Начало: http://www.proza.ru/2016/11/25/2036

Виктор  опустил глаза и левой рукой попытался    развязать  повязку на  правом плече.  Ему казалось, что  он выглядел перед Татьяной,  словно мальчишка, который  хвастал  разбитой коленкой перед красивой девочкой. 
 Она сделала шаг вперед,  своей теплой ладонью отвела в сторону его  руку и осторожно размотала  бинты.
 
  О такой картине Авдеев  даже не мечтал. Теперь он во все глаза смотрел на нее.  Татьяна спокойно и уверенно делала свою работу: отходила к медицинскому столу, что-то брала, возвращалась, что-то срезала ножницами,  что-то размачивала раствором, а ему не хотелось отпускать ее даже на такое расстояние.
   
  Как  здорово, вот так  стоять и просто рассматривать ее русые локоны, спадающие  из-под колпака на плечи, нежное лицо, полное достоинства и детской радости, эти изящные  руки. Какая она прелесть! Совсем взрослая  девочка, а так и не научилась скрывать чувства.  И я такой же…

  Он улыбался.  Подошел доктор, осмотрел плечо, надавил пальцами в нескольких местах:

- Как давно это случилось?
- Вчера днем, около двенадцати.
- Ну, что – не плохо.  Красноты  особой нет.  Подождешь? У ребят там ситуация сложнее. Через пару часов обработаем тебя.
- Конечно подожду! – с пониманием ответил Авдеев. 

  Он был рад всему, что с ним теперь происходило, и только глубоко внутри зарождалась легкое чувство неловкости:  две маленькие засохшие ранки, и  столько внимания со стороны этих красивых людей в белом.
 
- Вот и отлично!  Маргарита! – громко позвал врач, - Кровь! Реакцию на свертываемость!  Потом проводи товарища  в стационар! Там будем с ним работать.
- Хорошо, Сергей Николаевич! – выходя из-за перегородки, бойко ответила худенькая девушка невысокого роста с темно-каштановыми вьющимися волосами, чуть выбивающимися из-под белого колпака. Похоже, бигуди под Джелалабадом были писком моды.

 Авдеев опешил: она только что снимала бинты с головы второго бойца? Или это уже третье прекрасное создание за сегодняшнее утро?!
 Давным давно, в той жизни, ему нравились именно такие хрупкие Маргаритки (так сразу окрестил Виктор эту бойкую пигалицу). Но Татьяна, ее душевный трепет и необыкновенно нежный взгляд...

  Миниатюрная  девушка  со строгим лицом уверенно подошла к большому столу, на котором были расставлены стеклянные пробирки, трубки, стеклышки, ланцеты, - все необходимое для забора  крови, решительно отодвинула стул и села на его краешек, подчеркивая свою идеальную осанку, жестом  пригласила Виктора на соседний табурет сбоку и стала что-то записывать в журнал.

- Какое сегодня число? – спросила Маргаритка.
- Седьмое января, - улыбнулся Авдеев, - Вы, часом, не из психиатрии?
- Это почему еще? – она подняла на него возмущенный взгляд.
- Вечно,  как зайдешь к ним в кабинет, спрашивают: какое сегодня число? Ошибешься –  поминай, как звали. Так залечат - маму родную не узнаешь,  - пошутил Виктор, пытаясь сохранить серьезное лицо.
- Не отвлекайтесь, пациент! Сколько полных лет?  Звание, должность?
- Второй год, и все двадцать один, - нашло на Авдеева веселье.

 То ли он паясничал перед Татьяной, которая стояла напротив у стены, то ли хорохорился перед обеими,  стесняясь своего возраста (Маргаритка была  на пару лет старше), то ли расслабился  от счастья, что так все сложилось, а могло бы быть совсем иначе.

- О-хо-хо! – вздохнула медсестра и покачала с укоризной головой, - еще раз: звание и должность!
- Переводчик третьей роты Джелалабадского отряда специального назначения, младший лейтенант, - тихо, не без гордости, ввернул Авдеев.
 
 Маргарита  резко повернула голову  назад:

- Татьяна, чего стоишь? Убирай с пола бинты!– Продемонстрировала она свой начальственный статус.

 Та  зыркнула  на вредную пичугу, подхватила с пола обрывки авдеевских повязок и исчезла за перегородкой.
 Довыпендривался, - сразу понял Виктор.

- В спецназе даже переводчики воюют? –  с улыбкой подковырнула его  Маргаритка.
- А что там еще делать? – нашелся Авдеев, - переведем бабушек через дорогу, их  не так уж много, нажремся – и на войну!
- Ну-ну, - улыбнулась гроза приемного отделения.

  Похвастать, что с детства обожал женщин с ланцетом или шприцем, Виктор не мог, но с удовольствием отметил для себя,  что прокол в пальце и реакцию на свертываемость крови, три «пуговки» в рядок под кожу  на внутренней стороне левого предплечья, Маргаритка сделала очень нежно.

 Они вышли из приемника-распределителя и направились по бетонной дорожке к зеленому деревянному модулю.

- Татьяна первый день сегодня,  - начала Маргаритка на ходу, словно извиняясь, - работы в отделении  много – некогда глазеть.
- Первый день?! – притормозил от изумления Авдеев.
- Я понимаю, - продолжала она, - все девочки так -  хотят запомнить своего первого раненого. А потом за вас же и страдают! - бросила она  на Виктора короткий взгляд с укором.
-  Так она только из Союза?! 
- Она здесь  три месяца уже. Нашелся добрый товарищ командир, пытался  пригреть медсестру на место машинистки в своем штабе. Всю осень воевала,  еле добилась перевода к нам.

  Виктор  не мог в полной мере понять девичьих проблем в армейской среде, тех  унижений, через которые пришлось пройти Татьяне по прибытию в Афган, и той нечаянной радости, которая  свалилась на нее  в день первого дежурства, седьмого января. Ее  долгожданный пациент, увы, не был  грозой НАТО, зато - не тяжелый  и на ногах.

- Маргарита! А  Вы здесь давно?
- С середины  марта.  Хочешь знать, помню ли я свое первое дежурство? - Оно было не такое, – она сказала это тихо, с  болью, – Мой первый был Витя Красильников, с вашего отряда.  Потом через неделю - Петунин Толя, Саша Лапин - тоже не легче, всех помню. В  марте столько ребят  было –  женский модуль по ночам ревел. Не всем везет, как твоей Татьяне…

  Вечерами, часто за рюмкой чая,  офицеры  подробно разбирали былые выходы.  Авдеев знал, что в  марте с разницей в неделю была Кулала, потом Карера, в кишлаке погибло четверо ребят с отряда, в  ущелье на  границе - восемь (там на Карере еще двое ребят  пропали без вести), а сколько было раненых, тяжелых и не очень...
 Теперь, глядя на эту пичугу, он осознавал те события с другой стороны - все они, живые и мертвые, прошли через этот приемник-распределитель, через руки и сердца этих хрупких девушек.
 
  Остаток пути они шли рядом и молчали. Нахлынувшая  печаль сблизила их. Авдееву казалось, что он знал Маргариту  давно и  понимает ее, как  если бы они сидели ни несколько минут за тем медицинским столом, а за школьной партой проучились весь десятый класс, и были настоящими друзьями, чьи сердца давно и безнадежно принадлежали другим половинкам.
Так ему показалось в тот момент.

  Ко  входу в зеленый модуль стационара была пристроена  деревянная  беседка, накрытая   масксетью.  Там  Маргариту с Виктором  встречала дежурная   сестра, на ее луноликом восточном лице красовались шикарные очки в  роговой оправе.

- Привет, Наташенька! К вам. Куда определим молодого лейтенанта?
- Здравствуй, Риточка! Давай  в большую - в пятую. Там есть свободная койка у входа.
- Доброе утро, - поздоровался Авдеев.

 Маргаритка проводила Виктора по полутемному коридору до конца, и первая вошла в последнюю дверь налево.

- Принимайте пополнение, товарищи офицеры!
- Ба! - восторженно приветствовал вошедших Саша Бирюков (из Асадабада), поднимаясь с койки в правом углу, - какая сволочь подстрелила тарджумона? Откуда? Как там  наш Абрамыч – жив?
- Жив, жив! – улыбался Авдеев, здороваясь левой рукой с  ребятами, -  вместе выходили  всю ночь  из Даринура. Можно сказать, на себе  меня тащил, правда, я сам шел.
 
  Виктор  был очень рад, что  встретил в палате однокашника Абрамова,  здоровенного парня с  шутливым выражением лица.  Пару раз тот заезжал к ним в батальон и ночевал в кубрике офицеров третьей роты, дожидаясь колонны или вертушек на Асадабад.

- Знакомься, это Юрий, - представил Саня сухощавого брюнета с черными усами, для которого весь мир перестал существовать с приходом медсестры.  Он  крутился вокруг девушки,   пытался преградить Маргарите  выход из палаты, чтобы еще минуту удержать ее возле себя,  задавал нелепые вопросы,  пытался  взять  за руку,   изображал по-собачьи преданный взгляд.

 Девушка скептически улыбалась, прятала руки в карманы халата, всем своим видом давая понять, что это не для нее, -  сколько можно, изо дня в день, одно  и тоже:

- Желаю всем скорейшего выздоровления, - произнесла она, опустив глаза, и рванула из палаты.
- Это Сергей, тоже наш асадабадский, - продолжал Бирюков, не обращая внимания на раздосадованного Юрку,  - а это Саня из батальона охраны аэродрома…


  Хирург сделал обезболивающий укол, немного подождал и  стал длинной иглой вводить раствор глубоко в рану:

- Кость цела. Сейчас промоем, как следует, через час будешь как новенький, а завтра забудешь про плечо, будто  и не было его! – вселял Сергей Николаевич оптимизм  в Виктора.
 
  Давненько   Авдеев так не скрипел зубами. Бывают  в жизни длинные  минуты, особенно в перевязочной.

  Измученный, усталый, он открыл дверь в свою палату, сделал шаг и обомлел. На его подушке, аккуратно сложенное, лежало махровое полотенце нежно салатового цвета в прозрачном целлофановом пакете, а на нем - картонная коробочка с пастой "Pomorin" и новая зубная  щетка.

- Саня! –  возмущенно воззвал к однополчанину Юрка, вскочив с кровати, - что же это получается?! Я тут две недели перед сестрами, как уж на сковородке: и  так, и сяк, и гопака. А этот, из джелалабадских, прибыл час назад, а ему новенькая медсестра - уже рушник и розы?!
 - Да-а!  - многозначительно ответил Бирюков, вытягивая губы трубочкой, пряча в них ухмылку, - Полная дискриминация  нашего гарнизона! Нет справедливости  на афганской земле, даже в родной  мед роте.

Продолжение: http://www.proza.ru/2016/12/06/1948