Яркое весеннее солнце только чуть показалось краешком из-за горизонта, когда Мать рода Сокола, племени Настоящих людей, Салима-тарена, вылезла из-под покрывала. Мать вышла из дома и, посетив отхожее место, подошла к костру, за ночь превратившемуся в кучу рдеющих углей. Она подбросила несколько веток и, обратившись лицом к восходящему солнцу, прошептала древние слова, помогавшие светилу подняться над горизонтом и осветить и согреть землю. Только после этого она подошла к ручью, текущему около стойбища, умылась и расчесала костяным гребнем свои длинные волосы. Тем временем из четырёх домов, в которых размещался самый многочисленный род племени, начали выходить проснувшиеся люди. Все они шептали благодарственные слова небесному светилу, которое не оставило их своей милостью и даровало новый день, который, как они надеялись, будет лучше, чем предыдущие. Среди вышедших из дома не было юношей, девушек и взрослых мужчин – уже два дня как все, способные метать копья и бросать камни из пращей ушли на охоту. В стойбище оставались женщины, дети, подростки, ещё не прошедшие обряда посвящения во взрослую жизнь, старики. Вышедшие из дома не подбрасывали ветви в другие, кроме главного, костры – нечего было жарить на огне, уже две руки дней мясо ели только охотники, перед уходом охотничьего отряда была вскрыта последняя яма с мясом. Мать рода подошла к этой яме и, сдвинув плоские камни, сберегавшие еду от четвероногих любителей поживиться на дармовщину, окинула взглядом запас пищи. Дело плохо – если охотники не вернутся с хорошей добычей, то кормильцам рода мяса хватит только на пару раз поесть.
От костров доносился стук камней – женщины раскалывали орехи и отбивали полоски луба – размягчённые ударами камней и кипящей водой они годились в пищу, хотя такая еда никому удовольствия не доставляла. Да и такой еды тоже оставалось мало, однако дети горящими голодными глазами следили за руками матерей. И вот утренняя еда роздана – каждому досталось по горсти орехов и паре полосок луба. А вот высушенных душистых трав в прошлом году заготовили много, так что настои чабреца, ромашки, мяты, липового цвета и других растений пили сколько кому хочется. После утренней еды, если можно так назвать скудное угощение, никто не покинул стойбища – вблизи жилищ женщины и дети уже обшарили все норы полёвок и хомяков, выгребли запасённые грызунами запасы зёрен, а идти далеко уже не было сил. И подростки не пошли с сетями на близлежащее озеро – только что кончившаяся зима была очень суровой, во многих местах озеро промёрзло в холода до дна, погибла почти вся рыба. Только несколько неугомонных мальчишек и девчонок бродили в окрестностях стойбища, высматривая мышей. Вот до ушей Салимы-тарены донеслись радостные крики и визг – детям удалось подбить нескольких мышей. Они, орудуя острыми осколками кремня, быстро содрали шкурки и, даже не поджарив на углях добычу, быстро её съели. Но два мальчика постарше, хоть и текли у них слюнки, не проглотили вкусно пахнущих зверушек, а понесли добычу своим старшим сёстрам – Таиме-куроне и Сенаме-могине вот-вот рожать, а для этого нужны силы. Салима-тарена окинула взглядом мрачных людей, сидевших у костров, прижавшись друг к другу.
Мудрая предводительница рода понимала – нельзя чтобы люди предавались унынию, даже в такое тяжёлое голодное время. Люди должны заниматься полезным трудом. Громким голосом Мать рода приказала – всем женщинам плести корзины, подросткам идти плести новые сети, старикам заняться уборкой жилищ. Нехотя люди принялись за работу, но постепенно втянулись в труд. А Мать рода, взяв острый кремнёвый резец, продолжила начатую накануне работу – из куска бивня мамонта вырезала фигурку этого могучего животного. Салима-тарена старалась как можно точнее в фигурке размером с два кулака передать образ длиннозубого. Она верила – это поможет приманить гору мяса к ловушке. Если бы охотникам удалось добыть мамонта! О, тогда бы все забыли о голоде! А охотничья удача ох как нужна роду! За свою долгую, в этом году руку рук и ещё три руки лет, жизнь, Мать уже четырежды переживала большой голод. Она знала – этот невидимый, но жестоко терзающий людей враг не щадит никого. А когда она была девушкой, только-только прошедшей посвящение во взрослую жизнь, то была в долгой летней кочёвке на юг. И в пути вышли к стойбищу другого рода их племени Настоящих людей. В роду Оленя было, по сравнению с их родом, людей меньше, а когда вышли к их стойбищу, то нашли всего троих – двух женщин и охотника, полумёртвых от голода. Род Оленя постигло большое горе – зиму они пережили почти без потерь, только трое маленьких детей умерли от болезни, забивающей горло грязно-белыми плёнками и не дающей дышать, да один мужчина провалился под лёд на реке, его быстрым течением затянуло под толстый слой замёрзшей воды, когда удалось вытащить – бедняга уже захлебнулся. А с началом весны род Оленя не голодал – много было запасено и мяса и рыбы. Но как только начал таять снег, все заболели – людей трясло в лихорадке, сильно болели животы, их рвало и мучил страшный понос с кровью. Многие умерли, а когда у выживших вроде стало улучшаться состояние, произошло ещё одно несчастье – ослабевшие люди не смогли как следует накрыть ямы с мясом тяжёлыми камнями и наглые росомахи растащили еду. У выживших не было сил ходить на охоту и люди умирали от голода, съели всё, что хоть как-то можно было проглотить – луб, выкапывали корни трав, долго варили шкуры и ремни. Но выжили только трое, род Оленя умер! Умер голодной смертью! Выжившие из-за слабости не могли похоронить сородичей – по стойбищу были разбросаны тела умерших, уже начавшие разлагаться. Удивительно, как это не почуяли гиены и другие четвероногие падальщики! Только хищные птицы острыми клювами рвали тела. Вот и роду Сокола грозит такое же.
Днём опять проглотили по горстке орехов и по паре кусочков луба, но это не принесло новых сил и так потраченных на домашние хлопоты. Вечерней еды не было вообще. Люди выпили только настоев душистых трав. Весь день обитатели стойбища глядели – не возвращается ли с добычей охотничий отряд, но охотники так и не пришли. На следующие утро люди после пробуждения только сходили в отхожее место и опять легли в постели. Мать рода не стала отдавать приказ о работах, уже не было сил у людей даже на то, чтобы плести корзины и сети, поддерживать чистоту в домах. Только дети опять искали мышей, да сама Мать сидела у костра, заканчивая начатую фигурку мамонта. Работа так захватила её, что не сразу она услышала крики детей. Только когда один из мальчишек подбежал к ней и показал на вершину холма, она подняла глаза. О радость! К стойбищу приближался охотничий отряд! И было видно – охотники несут добычу! Радостные крики детей подняли на ноги лежащих в домах людей, все выбежали наружу и радостно крича, бросились к охотникам. Но когда увидели – что несут добытчики, радостные крики сразу же прекратились. Охотники несли всего двух тощих оленей и трёх зайцев, тоже по-весеннему тощих. А то, что поначалу издалека приняли за животных, оказалось носилками из шестов и одежды – на них принесли трёх раненых на охоте – мужчину в расцвете лет, юношу и девушку, только-только ступивших на охотничью тропу. Сердца и печени добычи охотники съели на месте охоты, а туши принесли сородичам. Голодные люди жадно смотрели на мясо, но никто не притронулся к добыче, пока Мать рода не распорядилась зажарить мясо для голодных. Но съели не свежую добычу, а мясо, остававшееся в яме, новое мясо поставили сушить. Люди не могли вытерпеть, пока хорошо прожарится мясо и съели его полусырым. Каждому досталось по куску размером не более двух женских кулаков. Съеденное только раздразнило аппетит, но никто не потребовал ещё, чтобы зажарить новую добычу.
Ровесница Матери, знахарка Терона-таима, осмотрела раненых. У юноши и девушки были сломаны кости голеней, но переломы не внушали опасения – кожа не порвалась и знахарка вправила сломанные кости, не обращая внимания на стоны раненых. На ноги она наложила ровные длинные палки и крепко привязала их широкими и длинными полосами из оленьих шкур. А вот осмотрев взрослого охотника, знахарка нахмурилась и сокрушённо покачала головой – охотнику не выжить, он очень скоро уйдёт в такие леса и поля, где никогда не переводится добыча, где нет суровых зим и голодных вёсен, где его встретят предки и добрые духи. Когда окружили одного из оленей, этот охотник подбежал к нему с занесённым для удара копьём, но рогач ударил его копытом в живот. И вот знахарка смотрела на раненого – живот вздулся, и болел так, что лёгкое прикосновение руки вызывало стоны, хоть мужчина, как и подобает охотнику, изо всех сил старался их сдерживать. У могучего охотника уже побелело лицо, тело было покрыто холодным потом, он с трудом двигал руками. Его жена сидела рядом, со слезами на глазах смотря на любимого. С надеждой женщина спросила Терону-таиму – когда же её мужчина выздоровеет? Но мудрая знахарка не стала внушать ложных надежд женщине и прямо сказала – никто не поможет охотнику! Он скоро умрёт! Это слышал и шаман рода, подошедший к раненому уже одетый так, как нужно для обращения к добрым духам, когда молишь их о помощи раненому на охоте. На голове шамана была шапка из чучела покровителя рода – остроклювого сокола. Тело и лицо были разрисованы магическими узорами, на плечи накинут расшитый белыми жилками плащ из шкуры оленя, на груди побрякивали вырезанные из кости амулеты, в руке маленький бубен. Слова мудрой знахарки слышал и раненый. Недолго думая он обратился к Тероне-таиме с просьбой помочь ему быстрее уйти к духам и предкам не мучаясь более. Услышав это, жена охотника с рыданиями кинулась к знахарке, умоляя её не дать её мужчине умереть, приложить все знания, чтобы спасти мужа. Но подошедшая Мать рода мягко, но сильно оттащила женщину и, глядя ей в глаза чарующим взором, принялась убеждать рыдающую несчастную, что её мужчина принял правильное решение. Что лучше – умереть, мучаясь от боли, или безболезненно уйти к духам и предкам? Конечно, лучше лёгкая безболезненная смерть, чем страдания.
Терона-таима раскалёнными камнями вскипятила в деревянной чашке воду и, шепча заклинания, добавила к кипятку горсть высушенной травы. Только она и её ученица знали - что это за растение. Если бросить щепотку травы, то она снимала боль, веселила сердце. Если две щепотки – погружала в долгий сон с чудными видениями, а три щепотки вызывали лёгкую смерть во сне. Знахарка бросила травы с запасом, чтобы наверняка дать уйти охотнику в мир духов и предков. Но увы! Когда охотник попробовал проглотить настой, у него началась рвота, и снадобье вылилось изо рта. Терона-таима кивнула шаману и Матери рода. Они посадили охотника и поддерживали, не давая упасть. Жена бросилась к мужу, издавшему стон боли. Женщина со злостью, ещё бы – страдания охотника усилились, и в то же время с мольбой смотрела на знахарку – скорее прекрати мучения! Терона-таима вытащила из своей корзины длинное, узкое кремнёвое рубило с очень острым концом и упёрла остриё под затылком раненого в верхушку позвоночника, а другой рукой нанесла сильный точный удар тяжёлым камнем по рубилу. Далеко не впервые она таким образом даровала покой измученным болью и страданием раненым. Руки её точны и сильны. Одного удара хватило – тело обмякло и душа охотника покинула его тело. Жена с рыданиями охватила тело любимого, никто ей не препятствовал.
Люди рода стояли вокруг и смотрели, тоже прощаясь с отважным охотником навсегда. По обычаям племени умершего надо как можно быстрее похоронить. А для этого надо копать могилу, а у изголодавшихся людей не было сил, чтобы в плотной, тяжёлой земле выкопать яму. К счастью копать не пришлось, яма уже была готова. Ещё осенью двое людей заболели – их трясло в лихорадке, они кашляли кровью, задыхались. Все были уверены в их скорой смерти и заранее выкопали могилы. Но один больной поправился, хоть и долго мучили его злые духи. А зимой никто не умер, даже самый старый мужчина рода и всего племени, Барим-неам, хотя уже с трудом ходил по стойбищу. Вот сейчас готовая могила и пригодилась. Умершего нарядили в его праздничную одежду, лицо раскрасили знаками рода Сокола и племени Настоящих людей, чтобы духи и предки сразу увидели – кто перед ними. Тело положили у края могилы и шаман пел заклинания, помогающие душе охотника найти верный путь в неоскудевающие дичью леса и поля мира духов и предков. В могилу положили оружие охотника, а вот запасов пищи на путь к духам и предкам не положили, нечего было класть. Но умерший не обидится – он понимает – сейчас пища нужнее оставшимся в стойбище, а он удачливый добытчик, он найдёт себе пропитание. По обычаю племени, когда умирал взрослый, дети на похоронах не присутствовали.
Когда же, погребя тело, взрослые вернулись в стойбище, они, к своему удивлению, не застали там детей и подростков. Только малыши ползали под присмотром двух старух. Опытные охотники увидели на земле отпечатки ног детей, ведущие за близко растущую от стойбища рощу. Пошли по следам и услышали детские крики, но не тревожные, а радостные. Из-за деревьев показались весело кричащие и пританцовывающие от радости мальчики и девочки. Все они тащили каких-то убитых зверьков. Дети бросились к взрослым: «Мы пошли собирать берёзовые почки и сок и наткнулись на целую стаю леммингов! Они совсем глупые, не убегали от нас! Вон сколько мы добыли и даже без оружия, просто палками!» Охотники и охотницы бросились вперёд, но увы! Они увидели только последних зверьков из стаи. Гонимые чем-то неведомым лемминги лавиной бежали и срывались в глубокую пропасть, даже не пытаясь развернуться. А Пасть земли, как называли эту пропасть, поглощала их. Спуститься же на дно её было невозможно – склоны были совершенно отвесны. Только трёх зверьков удалось нагнать и убить. Но люди были довольны и этим – будет что приготовить на поминальную тризну. Этим вечером люди наелись. Полные животы успокоили и не все думали о том, что будет в следующие дни.
Мать рода долго обдумывала что-то, глядя на наевшихся соплеменников и морщины заботы пересекали её высокий лоб. Когда уже спускались сумерки и с едой было покончено, Салима-тарена подозвала к себе Курана-гадара, вожака охотничьего отряда, ещё двух самых опытных охотников и не имеющего имени мудреца, который звался просто шаманом рода Сокола. Все служащие духам и предкам отказывались от своего имени в знак того, что главное для них это общение с невидимыми силами, правящими всем живым. Мать попросила подробно рассказать о последнем охотничьем походе, ничего не пропуская. Охотники не спеша рассказали всё, что они видели. И когда, дополняя друг друга, они поведали Матери и шаману о походе, то сразу поняли – почему предводительница рода просила рассказать не только главное – как они добыли дичь. Охотники видели очень мало следов оленей, тарпанов, шерстистых носорогов. А увиденные следы принадлежали совсем небольшим стадам копытных, а на следы мамонтов наткнулись только один раз. И то, это были не следы большого стада, которым обычно ходят длиннозубые, а следы всего двух животных. И почти не было следов волков, пещерных львов, гиен. А раз нет хищников, это значит – нет добычи для них! А значит - нет добычи и для людей! И, отвечая на вопросы Матери, поняли охотники, почему она так подробно их расспрашивает. В последние годы стали замечать – всё меньше животных на их землях. Но раньше их становилось то меньше, то больше, а последние три года всё труднее стало находить дичь, всё чаще стали люди рода голодать. И, посмотрев на суровое лицо предводительницы рода, охотники и шаман поняли, что сейчас будет.
Мать решительно подошла к главному костру и подбросила побольше сухих веток в пламя. Затем, потрясая над головой жезлом с вырезанными на нём оленями, громко крикнула, созывая всех людей на сход рода. Люди расселись у костра и Мать поведала тяжёлую весть о плохой охоте, о грядущих тяжёлых временах. Завершила она свою речь так: «Наступило время малой еды. Но род должен выжить! Не должно быть так, как случилось с родом Оленя. Вы все знаете - что должно совершиться. Пусть те, кто должен уйти, уйдут, прямо сейчас!» И все дети, подростки, юноши и девушки, взрослые женщины и мужчины подошли к Матери и шаману, оставив с другой стороны костра две руки и ещё двух стариков и старух. Шаман поднял бубен и, часто ударяя в него, громко закричал: «Духи, смотрите – эти люди уже не принадлежат роду Сокола, племени Настоящих людей! Они случайно оказались у нашего костра, они сейчас уйдут! Мы не дадим им ни мяса, ни рыбы, ни зёрен, ни кореньев! Они вообще не люди! Им не нужна еда, одежда и оружие! Им не нужно в холода греться у огня и спать в домах! Это неведомые существа, мы прогоняем их!» Старики и старухи, не смотря на людей, принялись стаскивать с себя одежды, они бросали наземь свои ножи. Люди рода смотрели на худые тела, покрытые сухой морщинистой кожей, на шрамы, оставленные копытами оленей и зубами хищников на телах тех, кто уже перестали быть людьми, а когда-то были смелыми охотниками. Кое-кто из молодёжи со слезами на глазах смотрел на своих дедов и бабок, которые вот-вот уйдут из стойбища. Но все молчали, никто не возразил решению Матери рода, принявшей его так, как велят обычаи племени. И старики и старухи двинулись прочь от стойбища. Более крепкие поддерживали тех, кто сам еле передвигал ноги. И вот голые их тела уже не видны в сумерках. Но что это? К костру быстро возвращался один из стариков. С небывалой для дряхлого тела быстротой, старик, который прожил на свете руку рук и ещё руку рук лет и ещё четыре года, подбежал к людям и упал у ног Матери и шамана и закричал: «Я не хочу уходить! Прошу милости – остаться в стойбище. Я не буду просить еды, я сам буду её добывать для себя! Я буду полезен. Я умею делать острые ножи, топоры, наконечники копий! Я отдам их охотникам, ничего не прося взамен!» К старику бросилась девушка, его внучка. Охватив руками деда, она, роняя слёзы, тоже взмолилась, прося оставить его в стойбище. Мать рода кинула взгляд на стоявших людей. Она ничего не сказала, но женщина и мужчина, родители девушки, подскочили к ней и оттащили от старика. Шаман, ударив в бубен, воскликнул: «Уходи прочь! Ты не из рода Сокола, ты вообще не человек!» Но старик всё кричал и кричал, прося оставить его в стойбище. Охотники и охотницы презрительно смотрели на труса. Когда-то этот старик был умелым и отважным охотником, а сейчас… Разве настоящий охотник, пусть и жалкий старик, может так себя вести? Все знают – когда голод схватил костлявой рукой за горло, те, кто не может добывать еду должны уйти, чтобы молодость рода и племени могла жить.
Салима-тарена кинула взгляд на Курана-гадара. Вожак охотничьего отряда схватил плачущего старика за руку и потащил его прочь от костра, от стойбища. У матери девушки, просившей пощадить деда, на глазах блеснули слёзы – старик был её отцом. Но женщина молчала, кусая губы, и вместе с мужем держала дочь, уже не кричавшую, а молча льющую слёзы. Все знали - что сейчас произойдёт – так было, так есть, так будет всегда! Ненужный для выживания рода и племени не должен отбирать еду у молодых. Хоть старик и уверял, что будет сам себе добывать пищу, но что он сможет добыть?! Полёвок да хомяков? Разве этого достаточно? А если голодать придётся и дальше, так он может взять тайком не положенный ему кусок. Пусть лучше умрёт! А ножи, топоры, наконечники копий молодые сделают и сами, с малых лет они обучаются этому. Из темноты донёсся короткий, приглушённый расстоянием вскрик, а вскоре к костру вышел Куран-гадар, вытирая пучком сухой прошлогодней травы острый каменный топор от крови. Убивать человека, пусть уже и переставшего быть им, тем более соплеменника, пусть уже тоже бывшего – крайне неприятная и тяжёлая обязанность. Но как быть, если старик не хочет сам освободить род и племя от ненужного рта? Тем не менее, вожак охотников, исполнивший свой долг, чувствовал какое-то неприятное ощущение на душе, какое-то смутное томление. Ведь и с ним, когда состарится, могут поступить так же, хотя, думал Куран-гадар, он не будет умолять оставить его в стойбище и кормить в голодное время, когда он одряхлеет и не сможет ходить на охоту. Долго ещё стояли люди, всматриваясь в темноту, но никто из стариков больше не вернулся просить оставить его.
Из древних преданий люди знали - много-много поколений назад в голодное время слабых стариков съедали. Но потом к великому мудрецу Парагу-тагону, когда он общался с духами предков, они запретили есть своих. Есть можно только чужих!
А кучка дряхлых людей, переставших уже быть людьми, шла в темноту, всё дальше от стойбища. Старики и старухи устали. Они уже бросили двух самых дряхлых – не стало сил помогать им идти. Оставленные лежать на пробивающейся весенней траве старик и старуха прижались друг к другу, пытаясь согреться от пронизывающего холода весенней ночи. Они чувствовали, как цепенеют руки и ноги, как всё реже бьются сердца, с трудом прогоняя по жилам остывающую кровь. Первым умер старик. Его спутница заметила это, только когда почувствовала, как начало остывать прижавшееся к ней тело. Она хотела отодвинуться от него, но не смогла. Последнее, что она услышала, был хохот гиен. Увидеть их она уже не смогла и почти не почувствовала, как мощные челюсти раздробили её голень…
Оставшиеся уже не люди шли вперёд, не видя в темноте пути. Одна из старух в темноте зацепилась за низкий куст, росший на краю глубокого оврага и свалилась вниз. Ей повезло – об острый камень на дне оврага она разбила голову и умерла быстро, не приходя в сознание. Остальные, совсем выбившись из сил, сели на землю, прижавшись друг к другу. В темноте весенней ночи они, уже мутнеющими от пронизывающего их голые тела холода взглядами увидели несколько пар горящих глаз. Даже не видя зверей, только по запаху, который уловили их носы, они поняли – это пещерные львы! Инстинктивно они сбились плотнее, пытаясь нащупать хоть что-то, чем можно обороняться от хищников. Затея была бессмысленна, от свирепых кошек не так-то просто отбиться и могучим опытным охотникам, а уж им!... Но жажда жизни была сильнее разума. Вот кто-то нащупал длинную сухую ветвь. И в этот момент одна из львиц прыгнула на бывших людей. Старик взмахнул палкой, удар пришёлся по уху огромной кошки. Но та, даже не рыкнув на наглеца, сомкнула клыки на шее сидевшего рядом и потащила добычу в темноту. Одна из старух внезапно, шаря ладонью по земле, обо что-то порезалась. Это был большой, острый осколок кремня! Видимо когда-то на этом месте кто-то их охотников обкалывал найденный желвак. Получившиеся пластины забрал, а несколько обломков оставил. Не раздумывая долго старая женщина собрав оставшиеся силы, резанула себя по горлу, последним движением сунув осколок соседке. Но больше никто не последовал её примеру. Впрочем, львицы быстро прикончили остальных, убив их без особых мучений.
На следующее утро Мать рода опять объявила общий сход. Собрались все, даже маленькие дети. Но только те, кто уже прошёл обряд посвящения во взрослую жизнь могли высказывать своё мнение. Сначала Мать и шаман пересчитали всех собравшихся. После ухода стариков в роду остались 4 руки и ещё трое взрослых мужчин; 4 руки и ещё четыре взрослых женщин, 3 руки юношей и 3 руки и ещё трое девушек, прошедших обряд посвящения и дважды четыре руки и ещё четверо детей и подростков, ещё не прошедших обряда, причём маленьких девочек было на 2 руки больше, чем мальчиков. По какой-то неведомой людям причине духи в последнюю руку лет дарили матерям больше дочерей, чем сыновей. Да, род Сокола был самым многочисленным в племени Настоящих людей. Много добытчиков, но и еды надо много. А добычи с каждым годом в их землях всё меньше. И вот люди решали – как жить дальше, как избежать голодной смерти. Как и положено, на сходах рода и племени первой сказала слово самая младшая из собравшихся охотников и охотниц, только-только прошедшая обряд девушка, всего 2 руки дней назад принесшая первую свою добычу – двух отощавших за зиму зайцев. Хоть девушке было всего 3 руки лет, но она была очень смышлёной и отважной. Хоть первая её добыча очень невелика, но когда она несла зайцев в стойбище, на неё набросились два волка. Лагона-пеана не струсила, отбилась от хищников, убив одного из них своим недавно полученным на обряде копьём. И теперь клыки зверя в её охотничьем ожерелье. Но девушке впервые пришлось говорить на сходе рода, перед лицом опытных отважных охотников, в ожерельях которых были не только волчьи клыки, но и клыки медведей и пещерных львов. Девушка, робея перед старшими, но твёрдо сказала: «Надо уходить отсюда, искать новые земли с богатой добычей!» Старшие охотники заворчали – как это, покинуть насиженное место, родные земли?! Да, летом роды кочевали по своим угодьям, добывая животных, ловя рыбу. Но с первыми заморозками все возвращались в свои стойбища. В начале лета был сход племени, но никто из людей не уходил дальше чем на две руки дневных переходов от своих стойбищ. На границах владений племени встречались для обмена с людьми других племён, но что там, за границей своих владений знали только понаслышке. Многим было страшно покидать обжитые места, особенно людям старшего возраста. Но вот молодёжи понравилась идея их подруги и говорившие вслед за Лагоной-пеаной её поддержали. Это же так здорово – идти в неведомые пока края, узнавать новое! Но не молодёжь всё же решала - как действовать, а старшие женщины и мужчины, шаман, а последнее слово было за Матерью рода.
Долго говорили люди, высказывая свои предложения, но вот Мать рода встала, подняв над головой жезл – теперь будет совет старших женщин и старших охотников. Самые уважаемые люди рода отошли в сторонку, сели кружком и тихо, остальным было не слышно, принялись обсуждать поступившие предложения. Они беседовали до времени дневной еды. И вот опять Салима-тарена собрала весь род и заговорила: «Мы выслушали всех, кто пожелал сказать своё слово. Старшие женщины и мужчины вместе с шаманом и мной обсудили все предложения и я решила…» Тут Мать остановилась и поглядела на лица людей – все ли внимательно её слушают и понимают важность того, что сейчас произойдёт. Да, все, от мала до велика смотрели на свою предводительницу. «Я решила послать отряд на поиск новых земель для рода. Куда он пойдёт, я скажу чуть позже. В отряд мы решили отобрать по руке лучших молодых охотниц и охотников». Мать рода перечислила отобранных. Сердце Лагоны-пеаны радостно забилось – она пойдёт в неизведанное! Она увидит новые места! И, может быть, именно она найдёт земли, богатые животными и рыбой! А Мать рода продолжала – все остальные, хоть и труден путь, пойдут к Дальней реке. Там мало оленей, тарпанов, мамонтов. Но там много рыбы, раков и растений со съедобными зёрнами. Дарами Дальней реки обычаями племени разрешалось пользоваться только в случае голода, в остальное время туда кочевать нельзя. Но род Сокола мог вымереть, так что все обрадовались разрешению идти к Дальней реке, хоть долог и труден путь до неё. Затем Мать достала оленью лопатку, на которой острым резцом было выбито много значков в виде кружков, полукругов и чёрточек. Она посмотрела на солнце, на вкопанную в землю палку, посмотрела - куда падает тень от палки, подумала, водя пальцем по значкам на лопатке, и сообщила – в поход выходить через три дня. Как раз в это время луна будет увеличиваться, даже в начале ночи она будет освещать землю и можно будет идти не боясь угодить в темноте в овраги, ямы, болота. И главное – куда пойдёт отряд. Мать рода продолжила – «На восход солнца живут другие роды нашего племени. А ещё дальше страшные безводные степи, пройти через которые почти невозможно. На полночь от нас живёт племя, которое мы называем Грязноногими. Племя сильное, роды большие. Нам не выжить их с их земель. А ещё дальше на полночь начинается Великий ледник. Даже если Грязноногие пропустят нас через свои владения, у ледника жить невозможно, хоть там и много мамонтов и других животных. Там всё время холодно, нет больших деревьев, не из чего разводить костры. Да и выкопать ямы для постройки домов нельзя – земля всегда промёрзшая. Мы погибнем там без огня и жилищ. Если идти на полдень, то там живут сначала роды племени, которое мы называем Пыльные уши. Эти тоже не отдадут свои земли. А ещё дальше на полдень, на берегу Большой солёной воды, живут Носатые уроды. Они не похожи на нас – у них большие носы и большие уродливые лица, большая нижняя челюсть без подбородка, низкий лоб. Но они очень сильны, любой их охотник может справиться с двумя, а то и тремя нашими. Так что остаётся один путь – на заход солнца. Что там – не знает никто. Люди нашего племени не были там – путь на заход солнца преграждают большие болота. Разведчикам придётся найти путь через топи». Тут встал шаман рода и вопросительно взглянул на Мать. Та согласно кивнула головой, и мудрец заговорил: «Люди рода Сокола, я расскажу вам то, что было известно только шаманам нашего племени. Много поколений назад, почти столько, сколько пальцев на руках, смелые охотники из разных родов нашего племени пошли на заход солнца. Они почти целую луну искали путь через топи и нашли его, хотя трое утонули в болоте. Когда же они прошли через болота, то вышли к огромной реке, богатой рыбой. Они хотели переправиться через неё на плоту, но река очень бурная, с подводными скалами, плот разбился, хорошо, что никто не погиб. Они так и не переправились на другой, высокий, крутой берег. Долго ходили по берегу, искали подходящее место для переправы без стремнин, водоворотов и скал. Уже нашли, хотели снова делать плот, но уже наступила осень, и зима в том году была ранняя. Охотники вернулись уже на снегоступах. А по пути домой на них напали какие-то неведомые люди, убили троих наших и троих ранили. Живыми и не ранеными остались рука охотников и ещё один охотник. Нашли в обрывистом берегу небольшой реки пещеру, остановились в ней, сделали нарты и пошли дальше, таща на нартах раненых. И дошли до племени, хоть один из раненых в пути умер. Через большие болота прошли, когда уже был мороз, топь замёрзла. Но мы не можем ждать зимы, надо идти сейчас, разведать новые земли. И если будут они найдены, если богаты они дичью и рыбой, если нет там сильных племён, то разведчики должны вернуться в род и как только ударят морозы, болота замёрзнут, весь род пойдёт на новые земли». Люди задумались – зимой никто не ходит в далёкие походы. Но шаман прав – через болота в тёплое время всем родом, с маленькими детьми, и поклажей идти очень и очень трудно, дети могут утонуть, на себе нести тюки со шкурами и утварью, идя по топи, очень тяжело, многие могут погибнуть. Уж лучше в мороз, на снегоступах, таща за собой по снегу нарты. На них то можно увести куда больше груза, чем в тюках и корзинах унести на себе. А шаман продолжил свою речь: «Наступили тяжёлые времена и когда духи и предки пошлют нам удачу, не знает никто. У нас в роду много добытчиков, на охоту ходят и взрослые мужчины и юноши и бездетные девушки. Но когда у женщин появляются дети, они не могут ходить за добычей. А у нас девочек куда больше, чем мальчиков и вообще много детей, которые ещё не могут добывать пищу. Поэтому я накладываю табу на телесную близость женщин и мужчин до тех пор, пока мы не найдём земли, богатые дичью и рыбой!» При этих словах Мать рода и старшие женщины и мужчины согласно кивнули. На лицах юношей и девушек, молодых женщин и мужчин появилось выражение уныния, но никто не посмел протестовать против запрета, наложенного мудрым шаманом, который может узнавать волю могучих сил, что недоступно обычным людям. Все знали – каждый, кто становится шаманом, проходит особый обряд посвящения. Шаманы родов и шаман племени отводят новичка в тайное место, куда другим людям путь закрыт. Там новичок, терпя голод, две руки дней общается с духами и предками. Что именно происходит с посвящаемым – не знал никто. Предания говорили – много-много лет назад один смелый и очень любопытный охотник захотел узнать – что же происходит в том таинственном месте. Он по следам шаманов, ведших новичка на место испытаний, прошёл до священного места племени в дубовой роще около холма, называемого Пуп земли. Вернулся он оттуда через день уже обезумевшим, не узнававшим родственников и друзей. Он разучился говорить и только рычал и визжал как зверь. Он даже боялся прикоснуться к еде и, когда его мать, говоря ласковые слова, попыталась накормить своего несчастного сына, он отбросил кусок мяса и, рыча как пещерный лев, набросился на самого родного человека. Трое охотников еле оттащили безумца от женщины, а он, всё же вырвавшись из рук охотников, убежал из стойбища и три дня, то воя как волк, то хохоча как гиена, бродил в его окрестностях, пугая детей и женщин, собиравших грибы и ягоды. А на четвёртый день он, размахивая подобранной дубинкой, попытался убить случайно оказавшуюся невдалеке девушку. Пришлось охотникам пронзить безумца копьями. С тех пор никто и помыслить не мог о том, чтобы узнать – что же происходит в священном месте.
И вот было решено – через 3 дня род уходит к Дальней реке, а разведчики идут на заход солнца. Но как выходить в дальний путь без сытной еды? И вот по приказу Матери, все подростки, взяв сети, пошли на озеро – попытаться сетями поймать не погибшую рыбу. Женщины отправились искать съедобные корни, а охотники и охотницы вновь пошли искать дичь. Когда охотничий отряд уже пошёл из стойбища, из одного из домов выбежали двое маленьких детей, крича: «Роды начались, начались!» У Таимы-куроны и Сенамы-могины почти одновременно излились околоплодные воды. Знахарка со своей ученицей уже хлопотали около женщин. Двое охотников, мужья этих женщин бросились к своим жёнам – и роженицы и их мужья были совсем молоды, на свет вот-вот должны были появиться их первенцы. Мать рода, понимая волнение молодых мужчин, не возразила их решению остаться с жёнами и не идти с остальными за добычей. Хоть женщины были и первородящими, но к великому облегчению роды прошли быстро, не вызвав сильного кровотечения и разрывов промежности. И вот крошечные розовые человечки уже огласили криком стойбище рода Сокола! Счастливые матери улыбаясь смотрели на своих первенцев и своих взволнованных мужчин. Сенама-могина родила мальчика, а Таима–курона двойню! Мальчика и девочку. Рядом топтались, не зная - как выразить своё счастье, молодые отцы. А Мать рода смотрела на новорожденных без улыбок и тяжёлое раздумье отразилось на её лице.
Счастливые матери уже хотели приложить детей к груди, как Салима-тарена остановила их и тихо, но повелительно произнесла, обращаясь к одному из счастливых отцов, жена которого родила двойню: «Карим-негран, убей девочку!» Улыбка ещё не сошла с лиц молодых родителей, когда они ошеломлённо уставились на предводительницу рода. А она уже громче и твёрже повторила: «Убей девочку!» Да, такое случалось в жизни рода и племени – в голодное время новорождённых девочек убивали – ведь мясо важнее, чем зёрна, коренья, ягоды, собиравшиеся женщинами. Да, молодые бездетные девушки вместе с мужчинами ходили на охоту, но это продолжалось недолго, до тех пор, пока не беременели. А после рождения ребёнка они уже не могли ходить на охоту. А за первым ребёнком быстро появлялись ещё дети. Только когда они подрастали настолько, что могли какое-то время находиться без материнского присмотра, женщина вновь могла идти за добычей с охотничьим отрядом. Но когда дети подрастали, уже к женщине приближалась старость, дряхлость, слабость. А подросток-мальчик, как только проходил обряд посвящения, всю оставшуюся жизнь, сколько ему было отмеряно духами, добывал дичь. Так что мужчины-охотники были важнее женщин в деле добывания пропитания.
Первой опомнилась молодая женщина: «Мать, не вели убивать мою дочку! Посмотри – она, хоть и из двойни, но очень крепка! Из неё вырастет сильная охотница. А потом она сама родит новых детей». Но Мать рода сурово смотрела на женщину. И молодая мать и её муж видели в глазах предводительницы рода непреклонную решимость. Карим-негрон не выдержал и закричал: «Ты говоришь так, потому что у тебя самой никогда не было детей! Ты не родила ни одного ребёнка!» Салима-тарена, не повышая голоса, ответила: «Да, я не рожала детей. Но у меня их больше, чем в любой семье. Весь наш род – это мои дети! Ты думаешь только об одном ребёнке, а я обо всех и детях и взрослых рода Сокола. Никто не знает, когда кончится голодное время. Твоя дочь может умереть от голода. Так что лучше – заставить ребёнка умирать голодной смертью в мучениях или помочь ей без них уйти к духам и предкам в края, где всегда много еды?» «Мать, ей не нужны сейчас мясо, рыба и зёрна. У Таимы-куроны будет много молока, посмотри на её грудь!» «Да, это так. Но чтобы кормить ребёнка, тем более двойню, матери нужно много еды, без этого не будет в самой обильной груди молока». И охотник и его жена продолжали умолять Мать рода пощадить их девочку, но Салима-тарена была непреклонна и к ней на помощь пришли и шаман и знахарка. Люди возрасте, не раз переживавшие голодное время, понимали – Мать права. Нельзя из-за одного новорожденного подвергать смертельной опасности весь род. Но молодые родители, продолжали умолять пощадить их девочку.
И тогда Мать рода посмотрела на шамана. Тот отошёл к своей лежанке и надел на шею связку амулетов. Мерно ударяя в маленький бубен, он обошёл охотника и его жену, что-то тихо произнося себе под нос. Затем велел молодым родителям сесть совсем рядом с очагом, в котором скопилось много горячих углей. Шаман бросил что-то в очаг, из которого медленно поднялось облачко тяжёлого серого дыма, и, вместе с Матерью рода и знахаркой отступив пару шагов от очага, выкрикнул повелительно: «Карим-негрон, Таима-курона, смотрите на очаг, дышите, дышите глубже!» Молодые женщина и мужчина втягивали серый дым, глаза их помутились и они безропотно выполнили новый приказ шамана – смотреть в его глаза. Они чувствовали как проваливаются в бездонную пропасть его зрачков. А шаман негромко, но твёрдо произносил: «Таима-курона, тебя постигло огромное несчастье – вместе с будущим мужчиной охотником ты родила отродье злого духа, намеревавшегося погубить наш род голодной смертью! Злые духи обманули тебя, придав своему отродью вид девочки. Но я вижу всё – это не девочка, как думаете ты и твой муж, отважный охотник Карим-негрон. Вы не допустите, чтобы злое отродье принесло беды всем людям рода Сокола, племени Настоящих людей. Добрые духи велят убить порождение злобных сил! Вот нож, которым вы спасёте от бед всех людей рода!» Шаман вложил в руку Карима-негрона длинный острый нож из блестящего чёрного камня. У людей племени Настоящих людей оружие и орудия были из кремня. Обсидиана, из которого изготавливались самые острые ножи, было мало. В землях племени не было месторождений самого лучшего материала для изготовления ножей, он попадал к ним от Грязноногих. Люди, живущие на полночь от земель племени Настоящих людей, меняли его на соль и копчёные хвосты бобров, которых в их землях не было, потому что там не было лесов, больших рек и болот, где и живут эти звери. Копчёные жирные хвосты бобров очень вкусная еда, очень нужная в дальних походах – съешь пару и сыт на весь день! Много соли и хвостов требовали они за крепкий чёрный камень.
Молодой охотник крепко зажал в руке нож, а другой рукой взял пищащую девочку, которую его жена не сопротивляясь выпустила из своих рук. Пошатываясь, молодой охотник вышел из дома, вслед за ним вышли Мать рода, шаман и знахарка. Они смотрели – как молодой охотник со своей ношей скрылся за полосой можжевельника, только-только начавшего зеленеть. Ждать им пришлось недолго – Карим-негрон появился из-за зарослей и возвращался к дому, помахивая рукой с зажатым в ней ножом и невидящими глазами упёршись в землю. Вот он подошёл к ждавшим его возвращения. Шаман взял нож и показал Матери рода – лезвие было покрыто ещё не засохшей кровью. На всё это с ужасом смотрела другая родившая женщина. Но она молчала и только крепко прижимала к себе розовый пищащий комочек.
Три дня все, способные добывать пищу искали её. Кое-что удалось добыть – охотники принесли трёх тощих оленей, руку зайцев, тоже тощих и нескольких сурков, только-только очнувшихся от спячки. Подросткам, целыми днями бродивших по шею в холодной воде с сетями удалось поймать корзину рыбы, в основном карпов. Но для дальнего похода еды всё равно было мало. И вот рано утром все готовы в путь – разведчики на заход солнца, весь род к Дальней реке. Когда оставалось только закинуть на спину походные мешки, все люди сели около угасающих костров и шаман, мерно ударяя в бубен, запел заклинания о том, чтобы добрые духи даровали людям в походе хорошую добычу, чтобы были силы идти в дальние края, чтобы духи хранили людей от бед. И вот пение закончилось и Мать рода вместе с шаманом и вожаком охотников оттащили тяжёлые камни с ямы, в которой хранился действительно самый последний запас пищи – походной еды. Каждый взрослый положил в свой мешок по несколько больших комков, слепленных их высушенного и растёртого в порошок мяса с жиром и сушёной смородиной. Всё, больше никакой еды нет, теперь оставалось надеяться только на охотничью удачу в пути. Разведчики проводили взглядом соплеменников и, когда последний человек скрылся за холмом, пошли след в след на заход солнца.
В стойбище остались двое раненых на предпоследней охоте – юноша и девушка со сломанными ногами – Радена-магана и Барем-сакан. У людей не было сил тащить носилки с ними, а идти сами они не могли же. Оставшиеся в стойбище легли, тесно прижавшись друг к другу и тихими голосами запели прощальную песню и заклинания духам, чтобы они послали им лёгкую смерть. Свою участь раненые знали – если не убьют хищники, то они умрут от голода – смерть от жажды не грозила – ползком они могли добраться до ручья. Юноша и девушка не страшились смерти – она приходит ко всем, к кому позже, а к кому, как и к ним – только вступившим во взрослую жизнь. Они не будут вымаливать, как тот трусливый старик, жизнь. Да и упрашивать то некого, львы, гиены и волки не будут слушать мольбы о пощаде… Раненая девушка повернула голову, к отверстию для выпуска дыма в крыше дома, чтобы в последний раз увидеть яркий солнечный луч. Но что это? Луч упал на кожаный мешочек, принадлежавший знахарке. Девушка схватила длинную сухую ветвь, лежавшую около очага и подтянула мешочек к себе. В нём сухая, с резким запахом трава! Это дурман, отвар которого, если выпить много, пошлёт быструю смерть без мучений во сне! Духи услышали просьбу о лёгкой смерти! А может добросердечная знахарка специально оставила мешочек с дурманом на видном месте. Очаг в доме был холоден, ни одного горячего уголька. Девушка и юноша поползли к выходу, захватив с собой деревянную большую чашку и кожаный бурдюк. И вот девушка уже раздувает огонь из ещё непогасших углей в костре, а юноша дополз до ручья, зачерпнул воды в кожаный бурдюк и ползёт обратно! И вот уже в костре раскаляются камни для кипячения воды. Совсем скоро они сделают отвар дурмана, посылающего лёгкую смерть! И вот зелье готово, осталось только проглотить жидкость с резким запахом. Они последний раз взглянули на яркое весеннее солнце и запели радостную песню – совсем скоро они окажутся там, где нет морозной зимы и голодной весны, где всегда солнце озаряет леса, поля, реки и озёра, в которых дичь сама идёт на копья охотников, а рыба сама заплывает в сети и верши! Юноша и девушка уже поднесли чашки с зельем к губам, как кто-то выбил их из рук. Охотница и охотник подняли глаза и обомлели…
Разведчики шли два дня, не останавливаясь, на ходу отщипывая кусочки еды. По пути видели только пару раз следы небольших оленьих стад и один раз следы тарпанов. Но следы были не свежими, так что начинать охоту было бесполезно. Светило уже склонялось к горизонту, когда разведчики дошли до границы владений рода – гряде невысоких холмов. Погода портилась – задул ветер, на небе появились тёмные тучи. Никаких укрытий здесь не было, но закалённым людям такое было привычно. Прижавшись друг к другу юноши и девушки сидели всю ночь под дождём, то и дело забываясь коротким сном. Утром дождь кончился, но небо оставалось затянутым тёмными тучами. Отряд двинулся вперёд. Теперь охотники и охотницы шли не друг за другом, а развернувшись шеренгой – так они увидят и услышат больше. Перед выходом съели последние кусочки походной еды. Так что все внимательно смотрели – не покажутся ли на земле следы животных. Люди шли незнакомой местностью, никто ранее не был на этих землях. Но разведчики не боялись заблудиться – каждый охотник чутьём мог найти правильный путь. И ещё – у вожака отряда, молодого, но очень разумного Берама-диона был рисунок пути. Перед выходом отряда шаман на плоской лопатке оленя вырезал то, что из поколения в поколение передавалась от старых шаманов новым – путь до болот на заходе солнца и место, где можно перейти топь. Конечно, все понимали – за много поколений место перехода могло исчезнуть – болота как живые существа меняли свои очертания, появлялись новые топи и мели. Но до самих болот рисунок правильно указывал путь – холмы то и реки никуда не уйдут. По пути молодёжи удалось найти руку и ещё три норы грызунов, в которых ещё было немного припасённого ими зерна и орехов и добыть четырёх хомяков. Но что это за еда для молодых, сильных тел?! Нужно мясо, мясо!!
К вечеру распогодилось – тучи разошлись и заходящее солнце озарило землю тёплыми лучами. Рука девушек и рука юношей шли вперёд, внимательно оглядывая незнакомую местность, вслушиваясь в звуки весеннего вечера и принюхиваясь к лёгкому ветерку, дувшему им в лица. Лагона-пеана, шедшая крайней справа, первой услышала хохот гиен. Вообще то эти отвратительные вонючие хищники не нападали на людей, но голодная стая могла накинуться. Надо посмотреть – что там, за небольшим бугром. Девушка быстро вбежала на горку и тут же издала призывный зов племени Настоящих людей. Остальные охотники и охотницы тут же побежали к подруге и издали радостный крик – совсем рядом на земле лежал крупный жеребец. Его правая задняя нога попала в глубокую трещину в земле и он сломал кости. Вокруг беспомощного животного сжималось кольцо из руки и ещё трёх хищников. Люди на бегу выхватывали из-за поясов пращи, вкладывали в них увесистые камни и метали их в гиен. А вожак отряда уже высекал кремнем и огненным камнем искры, ещё одна девушка подставила лежащий в её мешке заготовленный факел из сухой травы, пропитанной жиром и, подскочив к ближайшим охотникам, вытащила из их мешков ещё два факела. Под градом камней, испуганные огнём, гиены отступили. Но времени нельзя было терять – к этим хищникам вот-вот может присоединиться остальная стая.
Люди быстро окружили жеребца и, прикончив его ударом топора по голове, быстро острыми кремнёвыми ножами принялись срезать мясо. Люди спешили – из-за стены рябин, уже выпустивших маленькие зелёные листочки послышался хохот и вой приближающейся стаи. Лагона-пеана, стоявшая на страже, пока её товарищи срезали мясо с неожиданно подвернувшейся добычи, метала камни из пращи. Один камень угодил в заднюю лапу большого зверя, сразу захромавшему и сбавившему прыть. А второй камень девушка послала ещё удачнее – тяжелый голыш разбил череп молодому самцу, рухнувшему замертво. Гиены остановились, но отказываться от добычи не намеревались. Глаза хищников горели огнём, они злобно рычали. Люди спешили. И вот охотники и охотницы, с мясом в руках принялись отходить от добычи. Гиены не преследовали их, вцепившись в остатки туши. Люди быстро пошли на заход солнца, уже наполовину скрывшемуся за линией горизонта. Один из юношей издал радостный крик – он увидел отличное место для ночлега. У маленькой речки росла густая роща и была огромная скала с навесом, так и манящим укрыться под ним. Люди рассыпались по роще – под лапами елей лежали укрытые от дождя сухие ветви. Юноши и девушки натаскали гору сухого хвороста и добавили к ним зеленеющие ветви – для дыма, коптить мясо. Берам-дион распорядился – зажарить печень, сердце и почки, а мясо нарезать полосами и поставить коптить. Охотницы и охотники дружно работали. Вот, уже шипит на углях еда, наконец то они поедят досыта! Даже предыдущая почти бессонная ночь не умерила прыти молодёжи. И вот люди ощутили приятную тяжесть в животах, они чувствовали – силы к ним возвращаются. Для копчения конины времени нужно много, решили – по очереди всю ночь следить за коптильными кострами. Сторож будет подбрасывать ветви в костры и следить, чтобы не подобрались хищники.
Усталые сытые люди быстро заснули. Первым ставший на стражу совсем молодой охотник Таним-перон следил за мясом, поднимался на скалу, вслушивался в звуки ночи. А ещё он время от времени посматривал на небо, на горящие в темноте небесные светляки, образующие очертания ковша, вырезанного из большого куска дерева. Вот ручка небесного ковша опустилась ниже на нужное расстояние и молодой охотник, разбудив сменщика, быстро заснул, не ощущая неровностей твёрдой почвы. Последней перед утром выпало нести стражу Лагоне-пеане. Девушка зевала, ведь предрассветный сон самый сладкий, но внимательно вслушивалась в предрассветную тишину и следила за дымящимися кострами. Охотники и охотницы ещё крепко спали, когда уже посветлело, хотя солнце ещё не вышло из-за линии, где небо смыкается с землёй. Но все мгновенно вскочили на ноги, когда в рассветной тишине раздался вой, рёв, а затем предсмертный визг какого-то зверя. Люди, схватив копья и топоры, выбежали из-под уютного навеса, готовые к схватке. Но их помощь не понадобилась – когда они подбежали к сторожившей их сон Лагоне-пеане, они увидели – как юная девушка уже вытаскивает своё копьё из тела огромной волчицы. Охотники и охотницы первым делом бросились по следам зверя и быстро поняли – волчица была одна, следов волчьей стаи в окрестностях их временного становища не было. Люди внимательно осмотрели убитого зверя и поняли – это уже старая самка, молодые хищники выгнали её из стаи. Но противник опасный и все искренне поздравили юную охотницу с победой над опасным врагом. А девушка торжествуя выбила огромные клыки и вырезала когти. Теперь они станут её украшением, свидетельствующим об отваге охотницы! А разведчики осмотрели полосы мяса – нет, ещё не готово, придётся остаться ещё на день, чтобы докоптить его, чтобы была походная, долго не портящаяся еда. Оставив двоих следить за мясом, остальные пошли ещё поискать добычи. Духи оказались настроенными доброжелательно к людям – в большой роще прямо на копья охотников выбежали две лани. Ну вот, мяса хватит на сегодня и завтра, потом будут есть копчёную конину, а затем они обязательно найдут ещё добычу – ощущение сытости наполнило сердца юношей и девушек уверенностью в этом. Весь день они отдыхали, только следя за мясом, а потом крепко спали всю ночь, поочерёдно сторожа сон товарищей. И вот утром, положив в мешки копчёное мясо, люди пошли вперёд.
Духи не оставили без покровительства отряд смельчаков – не было на их пути хищников, и удалось найти много гнёзд с отложенными птицами совсем ещё не насиженными яйцами. На ходу люди пили вкусную добычу. И по пути подбили камнями из пращей трёх зайцев и пару сурков, так что в этот день копчёную конину не тронули. И вот охотницы и охотники заметили – характер местности изменился – исчезли холмы, земля становилась всё более влажной. Они приближались к болотам. Отряд пока всё время шёл по прямой на заходящее солнце. Берам-дион, поглядев на вырезанный на лопатке рисунок, скомандовал поворачивать на полдень – там находился отмеченный шаманом проход через топи. К отмеченному месту подошли в полдень. Первое что заметили разведчики – плотину бобров. В топи впадала неглубокая речка, её то неутомимые зверьки и перегородили. Бобры совсем не испугались людей, никогда они не видели самых опасных хищников, так что охотницы и охотники быстро добыли множество зверьков. Опять все наелись свежего мяса и остаток дня и весь следующий отдыхали и коптили хвосты бобров и, нарезав гибких веток и лозы, сделали себе снегоступы. Болото ведь оно как глубокий снег. И вот только солнце взошло, отряд разведчиков двинулся вглубь болот. Шли след в след, один за другим. У каждого в руках длинный шест – ощупывать чавкающую при каждом шаге трясину. Первым, как и положено шёл вожак – Берам-дион. Несмотря на молодость, он был нетороплив, он спокойно, не спеша, прощупывал шестом болотную жижу и только потом делал шаг. И другие охотники и охотницы тоже щупали перед собой топь, хоть и шли уже по проверенному вожаком пути. И всё шло хорошо, но внезапно идущий вторым юноша, Таним-перон испуганно вскрикнул и шарахнулся в сторону – прямо у его ног путь пересекла длинная чёрная гадюка, только-только видимо очнувшаяся от зимней спячки. Змея быстро проползла по своим делам, а Таним-перон уже погрузился по пояс в холодную чёрную жижу. Как всякий охотник он мгновенно оценил своё положение и не барахтался, пытаясь высвободиться из вязкой жижи, а, раскинув руки лёг грудью на маленькую кочку. Но было видно – он медленно погружается в чёрную вязкую жижу. Остальные охотники и охотницы застыли на своих местах. Вожак по своим следам подошёл к товарищам, они уже доставали из мешков за спинами крепкие кожаные верёвки. К счастью рядом росли два крепких деревца с упругими стволами. Охотники пригнули их к товарищу, он обвязал вокруг туловища верёвки и схватился за ветки. Охотники дружно потянули за верёвки и, хоть одна из трёх порвалась, но вот уже их товарищ выбрался на достаточно твёрдую поверхность. Отдохнув, двинулись дальше. Но увы, за много поколений, прошедших с тех времён когда здесь шли охотники рода Сокола и других родов племени, болота изменились. Очень скоро отряд упёрся в совершенно непроходимые топи. Пришлось возвращаться назад.
Вернувшись на твёрдую землю, принялись совещаться – где искать другой проход? Местность ведь была совершенно незнакомая. И тут Лагоне-пеане пришла замечательная мысль. «Смотрите!» - воскликнула она – «Вон стоит огромный высокий клён! Давайте залезем на верхушку и осмотрим окрестности!» Юноши и девушки радостно побежали к великану. Первые ветви росли высоко, не дотянуться, но здоровяк Дагил-бенем могучими руками поднял Лагону-пеану, та сильными руками вцепилась в толстую ветвь, поднатужилась и вот она уже сидит на ней. Дальнейший подъём для сильной и ловкой девушки не представил труда и она быстро взобралась до самых верхних ветвей. Выбрав крепкую развилку, она села на неё и острыми глазами, не зря её имя означало зоркую орлицу, посмотрела сначала на заход солнца, затем на полночь. Затем она долго вглядывалась на полдень. Затем быстро заскользила по ветвям вниз. Спустившись на землю, она сказала товарищам: «Надо идти на полдень. Я видела вдали на заходе солнца высокий берег большой реки. А на полдень болото сужается и местность повышается, наверняка там можно найти проход». До конца дня оставалось ещё много светлого времени, не мешкая, двинулись в путь, даже не смыв чёрную грязь болота. Берег болота действительно постепенно становился выше и суше, а край болота постепенно отодвигался в сторону лежащей за ним реки. Отряд сделал короткий привал, люди с удовольствием съели по копчёному бобровому хвосту, что сразу прибавило сил. Солнце давно перевалило через зенит, когда отряд вышел к небольшому озерцу с песчаными берегами. И тут шедший впереди вожак остановился и издал тихий тревожный вскрик – на песке были отчётливо видны отпечатки ступней людей! Охотницы и охотники внимательно осмотрели следы людей. Недаром молодёжь старательно училась искусству следопытов у старших охотников. Юноши и девушки быстро поняли – здесь утром прошли рука охотников, рука женщин и рука и ещё трое детей разного возраста. Отряд вновь двинулся вперёд, но сейчас очень осторожно и не шеренгой как ранее, а след в след. По следам было видно – неизвестные люди шли не спеша, так что охотники и охотницы, шедшие быстрым шагом, почти бегом, могли ещё засветло настигнуть неизвестных. Но хоть и спешили, но бдительности не теряли, внимательно оглядывали окрестности, прислушивались к звукам, принюхивались к потокам воздуха. Но ветра совершенно не было, так что острое обоняние пока не могло помочь. Следы то пропадали на траве, то вновь появлялись там, где были голая земля или песок. Да, охотники и охотницы нагоняли неизвестных – следы становились всё более свежими. И вот шедший первым вожак отряда издал тихий посвист жаворонка. Разведчики бросились на землю и ползком, да так, что не шелохнулись ветви росших здесь кустов, подползли к Бераму-диону.
Острые глаза юношей и девушек увидели – на берегу маленького ручейка расположились незнакомцы, но только женщины и дети, мужчин не было видно. Уже горел костёр, женщины и дети собирали сухие ветви и подтаскивали их к огню. А вот и мужчины, понятно, где они были – охотились, они тащили двух серн. Радостно крича женщины принялись сдирать шкуры с добычи и жарить мясо. Разведчики внимательно смотрели на незнаемых ими людей. Те были похожи на них – смуглые, темноволосые. Но вот одежда! На незнакомцах не было аккуратно сшитых штанов и парок, красиво расшитых белыми жилками и украшенных бусинами из кости и бивней мамонта. Все незнакомцы были одеты в простые, сильно потрёпанные накидки, бесформенные балахоны. На ногах не было ни сапог, ни мокасин, а они были просто обёрнуты в шкуры, обмотанные ремешками. Первой сказала Наима-рея, ученица знахарки – «Это точно Грязные Бродяги!» В сказаниях племени Настоящих людей из поколения в поколения передавалось – на землях племени то и дело появлялись те, кого Настоящие люди презрительно звали Грязными Бродягами. У них не было обычая жить родами и племенами, у них не было постоянных стойбищ с тёплыми домами, они не шили одежду и даже не умели добывать огонь! Бродяги жили небольшими стайками, весь год скитаясь и всегда носили с собой в полых рогах туров и бизонов тлеющие угольки. Настоящие люди гнали Бродяг со своих земель, даже убивали особенно наглых любителей поживиться добычей в чужих владениях. Бродяги умели хорошо прятаться, но против племени Настоящих людей не могли устоять. Ведь Бродяги жили маленькими стайками, редко когда их было две руки охотников, а Настоящие люди собирались в большие отряды и гнали пришельцев со своей земли. Но, по рассказам старших, разведчики знали – уже много лет Грязные Бродяги не появлялись во владениях рода Сокола и всего племени. И теперь юноши и девушки не испытывали страха перед этими почти что и не людьми. Но вступать в схватку с ними не собирались – даже зажатый хищником заяц отбивается от волка своими лапами и может поранить хищника, а тут всё же охотники с копьями, ножами и топорами. Хоть люди рода Сокола не сомневались, что победят, но в схватке могли получить раны. А у них другая задача – найти путь в края с богатой добычей. Если они найдут такую землю, то могучие охотники и охотницы выгонят этих грязных тварей. По рассказам старших люди племени Настоящих людей знали - женщины Бродяг никогда не берут в руки копья и не сражаются, как это делают девушки и некоторые женщины племени Настоящих людей. Но проследить за этими грязными существами надо. Разведчики не разжигали костра, поели походной еды и по очереди всю ночь следили за лагерем Грязных бродяг. Те, наевшись, легли спать, завернувшись в шкуры.
Уже начало светать, когда сторожившему Дагилу-бенему послышались стоны, долетавшие из лагеря Грязных бродяг. Те зашевелились, выползали из-под шкур. Проснулись и разведчики и присоединились к дозорному, наблюдая за Бродягами. Те, даже не умывшись, хоть рядом тёк светлый ручеек, справили нужду и принялись за еду – зажаренное холодное мясо серн, добытых накануне. Ранним утром задул лёгкий ветерок с восхода на заход солнца и евшие люди вдруг встрепенулись – порыв ветра донёс до их носов запах, запах добычи! Грязные Бродяги вскочили на ноги, схватив копья. На маленький холмик хромая вышел молодой олень. Он не мог ступить полностью на раненую правую заднюю ногу. Люди рода Сокола ожидали – сейчас чужие охотники бросятся к животному, до него от их лагеря расстояние превосходило дальность убойного броска копья. Но что это? Никто из чужих охотников не стронулся с места, а в руках у них, кроме копий, какие-то странные палки. Они длиной почти с руку, ровные, а на конце крючок – видно, что палка была вырезана из ветки с развилиной, одна из веточек была срезана и превращена в крючок. Бродяги положили копья на палки, так, что тупой конец оружия уперся в крючок, взялись руками за противоположный конец палки, придерживая пальцами копья, отвели руки назад и метнули копья, причём крючковатый конец палки описал в воздухе полукруг. Копья пролетели куда большее расстояние, чем может метнуть самый здоровенный охотник и с такой силой ударили в оленя, заметившему людей и попытавшемуся убежать, что животное замертво упала на землю. Потрясённые разведчики смотрели на радующихся Грязных Бродяг. Эти, почти не люди придумали замечательную вещь. Если они окажутся на землях племени Настоящих людей, то с такой метательной палкой они могут победить охотников племени! Надо раздобыть такую палку! Грязные Бродяги, добыв оленя, видимо решили остаться в этом месте. Разведчики видели - как они разделали тушу и, нарезав мясо тонкими полосами, начали его коптить. Значит ни сегодня, ни завтра враги не уйдут, им надо докоптить мясо. Охотники Бродяг покинули место стоянки и пошли за новой добычей, около ручейка остались женщины и дети. Берам-дион мучительно раздумывал – как пойти за охотниками, на местности мало кустов, трава совсем недавно зазеленела, невысокая, укрытий нет. И тут добрые духи помогли разведчикам – один из подростков с копьём и метательной палкой пошёл к зарослям на краю болота – видимо искал добычу себе по силам, учился охотиться. Неслышными тенями люди рода Сокола скользнули к болоту и, не плеснув чёрной жижей подобрались поближе к подростку. Тот, увлечённый поиском добычи не смотрел в их сторону. Вот что-то плеснуло раз и ещё и ещё. Привлечённый звуками, подросток осторожно выглянул из-за покрытой свежими листочками небольшой берёзы – с глинистого крутого бережка увлечённо скатывалась в воду большая выдра, вылезала из воды и опять катилась вниз. Животное не заметило уже занёсшего копьё мальчишку, тем более что ветер дул к нему и быть бы ему пронзённым кремнёвым остриём, но тут тяжёлый голыш ударил подростка точно в висок. Охотник без звука рухнул лицом в чёрную жижу. Точно пославшая камень крепкая девушка, племянница Матери рода, Сеона-лима подбежала к упавшему. Девушка обрадованно улыбнулась – её глаз верен, рука сильна, одного камня хватило, чтобы насмерть поразить противника. Разведчики на снегоступах оттащили тело насколько возможно дальше вглубь болота и бросили его в топь. Чёрная жижа медленно начала затягивать труп. Настоящие люди взяли только метательную палку, копьё бросив поблизости от топи. На жидкой чёрной грязи не остаётся следов, Бродяги, если будут искать пропавшего, не увидят следов других людей. Разведчики опять вернулись к месту, откуда они незамеченными могли следить за стоянкой Грязных Бродяг. Там пока было всё спокойно – женщины выделывали шкуры, дети, помогая матерям, собирали сухие ветви для костра. И опять, теперь уже всем, послышались стоны. Но вот женщины всё чаще и чаще стали поглядывать на болото, послышались взволнованные голоса и тут на стоянку вернулись охотники, неся в руках четырёх зайцев и трёх перепёлок. Женщины бросились к мужчинам и что-то взволнованно заговорили, перебивая друг друга и указывая на болото. Охотники, положив добычу, побежали к топи. Люди рода Сокола специально оставили копьё подростка на болоте. Долго из-за болотных зарослей доносились взволнованные крики, но охотники Грязных Бродяг вернулись на стоянку без тела – чёрная топь поглотила труп. Опять раздались голоса женщин, тревожные, плачущие. А потом группа бродячих людей быстро собрала нехитрое своё имущество, взяли недокопчёное мясо и пошли с места, где погиб один из них, прочь, на полдень. Только одна женщина, с уже начавшими седеть волосами, стояла у края болота, что-то выкрикивая плачущим голосом – мать оплакивала погибшего сына – решили разведчики. Но вот и она бегом бросилась за соплеменниками.
Бродяги ушли уже далеко, но тут от брошенной стоянки явственно долетел стон. Люди рода Сокола не опасаясь встретить врагов, бегом поспешили к месту, где останавливались Грязные Бродяги. Около угасающих костров валялись кости съеденной добычи и лежал мальчишка-подросток. Невидящими глазами он смотрел на подошедших охотников и охотниц, издавая стоны. Он был почти голый. Кожа его была бледно-жёлтой, покрытой пятнами кровавой сыпи, глаза запали. А на правом боку была видна большая гноящаяся рана. Наима-рея, ученица знахарки, наклонилась к ране, внимательно её осмотрела, пощупала пальцами биение крупной жилы на шее и уверенно сказала: «Он скоро умрёт, злые духи через нагноившуюся рану проникли в его кровь». Вот почему Бродяги бросили мальчишку – руки их были заняты добычей, некому нести больного. Да и стоило ли!? Он всё равно умрёт! Люди рода Сокола почувствовали - как их наполняет презрение и даже ненависть к ушедшим – Настоящие люди никогда бы так не поступили! Уж если не суждено раненому или больному поправиться, так ему надо помочь поскорее и без лишних мучений уйти из жизни! Ну что же, у каждого народа свои нравы и обычаи. Но разве это по человечески – бросить совсем молодого человека на мучительную смерть! Он же не хилый старик, которого в голодное время выгоняют из стойбища, надо было помочь ему уйти к предкам побыстрее. Впрочем, это не их дело. Отряд разведчиков поспешил вслед ушедшим, чтобы проследить – куда те пойдут. Отряд отошёл уже от временной стоянки бродяг, как вдруг Лагона-пеана бросилась назад. Девушка не могла забыть искажённое гримасой страдания лицо подростка. Что-то неведомое сдавило ей сердце. Впервые она почувствовала жалость к человеку иного народа, к человеку, не принадлежавшему к племени Настоящих людей. Она подбежала к мальчишке и, не раздумывая долго, пронзила его сердце своим острым копьём. Затем бросилась догонять товарищей. Никто, даже и вожак отряда не стал её упрекать, более того, в глазах товарищей она увидела одобрение её милосердному поступку. Бродяги ушли уже далеко, отряд шёл по их следам, было видно – преследуемые шли быстро, не останавливаясь. Как увидела с верхушки клёна Лагона-пеана, местность становилась выше и суше, берег болота отодвигался вправо. А вот и место, где, как надеялись разведчики, можно найти проход через топи. Бродяги прошли мимо него.
Опять юноши девушки вырубили себе длинные шесты, одели на ноги снегоступы и пошли по болоту. Сначала идти было нетрудно – много хороших кочек, твёрдые островки. Но вот перед отрядом большой кусок земли, видно, что твёрдой – на большом островке росли высокие осины. Но до него полоса топи, в которой шестами не нащупать плотного дна, не перепрыгнуть через топь – широко. Разведчики оглянулись – очень хорошо, им повезло – рядом росли рука и ещё одна довольно высокие берёзы. Дружно юноши и девушки взмахнули острыми топорами и быстрее, чем человек может обглодать оленью ногу, деревья были повалены. Стволы перекинули на островок, сверху накидали ветвей и по гати перешли топь. А дальше было совсем просто – шестами нащупали плотное, твёрдое дно на глубине всего по колено не самому высокому человеку. Радостные разведчики выбрались на твёрдый берег - они перешли болото! Немного отдохнув, они пошли назад, взяв с собой по несколько вырубленных длинных ветвей – ими они отметили безопасный путь, но не до самого конца – около берега на восход солнца они не втыкали ветви – пусть никто не догадается, что здесь начинается безопасный путь через трясину. Разведчики опять подсадили самую остроглазую из них на дерево. И Лагона-пеана с его верхушки осмотрела окрестности – Грязные Бродяги ушли далеко, не видно их стаю, не видно дыма от костра. И вот, ещё засветло, разведчики вышли к могучей реке. Потрясённые они смотрели на поток – никто из них не видел столь могучей реки! Они вышли к месту, где могучий поток суживался, пенясь на подводных скалах, бурля водоворотами. И помыслить нельзя переправиться здесь! Отряд поспешил вверх по течению – было видно – на полночь река была хоть и шире, но, возможно без страшных подводных скал и в широком месте течение должно быть не таким быстрым. Вверх по течению река начала отклоняться на заход солнца, полоса земли меж ней и болотом становилась всё шире. Разведчики внимательно осматривались по сторонам – никаких следов пребывания людей не было. А вот следов животных много. Отряд опять развернулся шеренгой, юноши и девушки быстро шли на полночь, держа оружие наготове. И не зря! Из уже зелёной рощицы выбежало небольшое стадо серн – шедшая крайней справа Лагона-пеана мгновенно метнула увесистый камень из пращи, угодив точно в голову молодому самцу, а подоспевшая подруга метнула копьё, попав в заднюю левую ногу другому животному. Стадо сорвалось с места и стремительно унеслось прочь, к огорчению охотников, больше никого добыть не удалось. Девушки, подбежав к раненой лани, добили её топорами. А самцу, в которого Лагона-пеана метнула камень, оказалось достаточно и этого – тяжёлый голыш пробил кость черепа. Хоть было ещё совсем светло, но Берам-дион приказал становиться на ночлег – переход через болото утомил всех. Да и надо было привести себя в порядок – люди были перемазаны чёрной вонючей грязью, надо было постирать одежду и вымыться. И вот уже разжигают костёр, весело крича бросаются в ещё холодную воду у берега, отмывают одежду и, натянув запасную, лежавшую у каждого в мешках, рассаживаются у костра, на котором жарится свежее мясо. После еды разожгли ещё несколько костров и на воткнутых в землю ветвях растянули сушиться выстиранную одежду. Ощущение приятной тяжести в желудках придало уверенности в успехе похода – они найдут новые земли с богатой добычей! Конечно, на довольно узкой полосе земли меж болотами и рекой роду не прожить, но они переберутся на другой берег реки и обязательно найдут богатые дичью земли!
Лагона-пеана внезапно аж подскочила на земле: «Река же без названия! Надо придумать ей имя!» Да, всё должно иметь свои имена – и животные и люди и деревья и озёра и реки и горы. А иначе как просить духов той же реки позволить переправиться через неё, позволить ловить в ней рыбу? Духи могут обидеться, если неуважительно, без имени, назвать или реку, или лес и не пошлют хорошей добычи. Долго думали юноши и девушки, спорили, отстаивая каждый своё мнение. Но в конце концов приняли предложение самой молодой из них, отважной юной охотницы Лагоны-пеаны. Решили назвать реку Да-на-пор, что на их языке значило – Огромная новая река. Ночь спали, по очереди охраняя сон товарищей. Сторожевые слышали в ночной тишине вой волков, хохот гиен, тявканье шакалов и даже рычание льва. Никто из хищников не подошёл к месту ночлега – кости и внутренности серн отнесли подальше. Но само присутствие хищников говорило о том, что есть для них добыча, а значит - есть добыча и для людей! С первыми лучами солнца отряд пошёл дальше. Подводных скал и водоворотов уже не было видно – река стала шире, течение медленным. Но как переправиться через неё? Мало того, что река была во много раз шире чем на землях племени Настоящих людей, так ещё и противоположный берег был высоким и крутым. А, вот подходящее место для переправы! На берегу, по которому шёл отряд, мыс, далеко выступающий в реку, на противоположном берегу устье маленькой речки, впадающей в Да-на-пор, а посредине реки маленький островок, на котором можно передохнуть. Люди племени умели плавать по рекам и озёрам на плотах. Но водоёмы на их землях были не глубоки и не широки. Впервые люди увидели столь могучий, широкий и глубокий поток. И сделать плот можно было – вот на берегу растут высокие деревья. Но чтобы срубить хотя бы руку стволов каменными топорами потребуется много дней, а надо спешить – до наступления осенних дождей надо разведать новые земли и вернуться в родное стойбище. И нужны не только длинные, но и толстые стволы, чтобы выдержать вес двух рук людей. Тогда, на болоте быстро срубили берёзы, но ведь они были хоть и высокими, но не очень толстыми. И духи и предки услышали безмолвную просьбу о помощи – вон на берегу лежат недавно сваленные бобрами два больших дерева и вокруг много прошлогоднего сухого камыша. Юноши и девушки дружно принялись за работу – обрубили ветви с деревьев. Гибкими лозинами вязали пучки камыша, привязывали их к стволам – справа и слева деревья, а меж ними большие вязанки камышей. Но вот как управлять плотом? Самые длинные шесты не достанут до дна реки! Надо делать вёсла. Для рукояток подойдут длинные крепкие ветви, а вот из чего сделать лопасти? И тут духи и предки опять помогли людям! Лагона-пеана указала на руку длинных крепких ветвей с развилками – обрубить развилины до нужной длины, заплести их лозинами и натянуть шкуры! Четырьмя вёслами грести, а ещё одним править! Правда из шкур двух серн можно сделать только два весла, но они сейчас пойдут на охоту и добудут и мясо и шкуры! Да, духи благоволили к отважным разведчикам. Только они прошли совсем немного по берегу, как увидели на влажной земле отпечатки копыт оленьего стада. Люди окружили стадо полукругом и, воя по-волчьи, погнали животных к болоту. Есть! Две самки, испуганные воем и обликом доселе ими не знаемых существ застряли в топкой жиже и пали под острыми копьями охотников! Юноши и девушки торжествуя, уже вытащили добычу на берег и достали ножи, чтобы содрать шкуры, как вдруг на них бросился большой самец, вожак стада. Мгновенно люди вскочили на ноги и схватились за копья, но рогач как вихрь подлетел к ним и рогами с острыми отростками ударил в грудь Сагона-бунама! Юноша рухнул на землю, а рогач ещё и ударил его острым копытом. Три копья вонзились в бока оленя, а Лагона-пеана изо всех сил ударила его топором по черепу. Олень замертво рухнул на землю, а люди бросились к товарищу. Наима-рея, ученица знахарки, острым ножом разрезала порванную рогами оленя парку и горестно вскрикнула – из ран на груди ручьём текла кровь, под пальцами девушки, быстро ощупывающей грудь товарища, хрустели сломанные рёбра молодого охотника. Раненый был в сознании, но взор его мутнел, он тяжело дышал. Наима-рея обвела взглядом стоящих рядом друзей и сокрушённо покачала головой – раненому не выжить! Да все и без неё понимали – смерть близка. Жизнь охотника всегда связана с опасностью преждевременной смерти от копыт, рогов, клыков зверей. Все принимали это как неизбежное, разве может быть по-другому!? Люди взяли хорошую добычу. Но взамен духи рогачей потребовали жизнь охотника. Разве можно противиться воле духов? Нет! Так было всегда, так будет всегда! Нет другой жизни для охотника! Только после смерти люди попадали в леса и поля, где всегда богатая добыча, где никакой зверь не может повредить им. Все знали это, но как смириться со смертью товарища!? И ведь умирает не дряхлый старик, а совсем молодой охотник, которому ещё бы жить да жить! Глаза Сагона-бунама закрылись. Еле-еле было слышно частое неглубокое дыхание, бледность разлилась по его лицу. И вот Наима-рея уже не ощущает биения жилки на запястье, она переложила пальцы на шею, но и там еле-еле ощущалось биение сердца, становившееся всё реже. И вот последний удар сердца и последний еле слышный вдох слетел с губ охотника.
Для могилы товарища выбрали место на холмике, с вершины которого открывался вид на последнюю реку, до которой дошёл отважный юноша. Острыми крепкими палками рыхлили землю и отбрасывали её лопатками оленей. В могилу положили тело с оружием и запасом мяса на путь в леса и поля мира духов и предков – погибший не обидится на товарищей, они не оставили его без того, что всегда нужно охотнику в любой жизни. Как положено, спели погребальную песню и исполнили танец, которым племя Настоящих людей провожает в последний путь погибших на охоте. Уже в темноте, при свете костра сделали вёсла – с утра поплывут на другой берег. Но вечером погода начала портиться – луну закрыли тучи, задул ветер. А утром ветер ещё усилился – по воде гуляли большие волны. Как не хотелось бы разведчиками поскорее переправиться на другой берег, но надо было ждать улучшения погоды. И к вечеру ветер начал стихать. Но переправу надо начинать утром, так что решили ждать. А пока спустили плот на воду и около берега учились грести и править.
Утро следующего дня выдалось тёплым и ветра не было, хотя облака по-прежнему закрывали небесный костёр. Походную еду сложили в заплечные кожаные мешки, крепко завязали горловины их, чтобы вода не попортила поклажу и привязали мешки к оставшимся на брёвнах сучкам, чтобы поклажу не смыло в реку. Уже стоя на плоту, все юноши и девушки попросили духов и предков даровать успешную переправу через такую огромную, впервые ими увиденную реку. Дружно оттолкнули плот от берега и взмахнули вёслами. Неуклюжее, но крепко связанное сооружение медленно двинулось по воде. Разведчики гребли не точно на островок посреди реки, а нацелив плот наискось, выше по течению, чтобы поток воды, сносивший плот, подогнал его к кусочку суши. Работа трудная, юноши и девушки с трудом ворочали вёслами в воде, казавшейся плотной. Они меняли друг друга, пыхтели от усилий, но плот плыл, хоть и медленно, но было видно – его прибьёт точно к островку. И вот он ткнулся в песчаный бережок клочка суши посредине реки. Юноши и девушки соскочили на берег, подтянули на него плот, чтобы не смыло волной и с наслаждением растянулись на земле, давая отдых уставшим мышцам. Проглотили по кусочку копчёного мяса. Запили водой из реки. И вот они опять полны сил, опять пенится вода под вёслами. Разведчики гребли, меняя друг друга. Ещё, ещё чуть-чуть. Юноши и девушки не обращали внимания на горящие от вёсел ладони, на намокшие обувь и штаны – цель совсем близка! Но они внимательно смотрели на воду – не покажется ли где мель? Но воды были глубоки, Лагона-пеана передала весло сменщику и принялась связывать верёвки всех охотников и охотниц. К концу она привязала камень, размером с кулак мужчины и опустила его в воду – всего в двух бросках копья от берега верёвка не достала дна! А всматриваясь своими острыми глазами в воду девушка увидела целую стаю осетров, плывших совсем неглубоко от поверхности воды. Рыбы были разной длины – от половины длины её ноги до полутора ростов взрослого человека. И гладь воды вдали от плота покрывалась всплесками рыбьих хвостов. Хороший знак – много рыбы в Да-на-поре! И вот берег совсем рядом – в броске копья. И вот днище плота уже задевает песок, они подплыли совсем рядом с устьем речки. Все спрыгнули с плота прямо в воду и на руках затащили его в чистый, светлый, но мелкий поток. Дно его было плотным, каменистым, а глубиной он был по грудь не самому высокому человеку. И в нём сквозь прозрачную воду было видно множество рыбы – и лещи и карпы и окуни и язи, а вот и щука ударила хвостом, погнавшись за добычей! Плот тащили вверх по течению, пока он не стал цепляться за дно. Тут его вытащили на берег и вылезли сами – промокшие и замёрзшие. Затем разведчики вылезли повыше на берег и радостно переглянулись – какое чудесное место! Деревья, поля, много травы, пусть ещё и невысокой. Много травы – значит есть еда для оленей, тарпанов, лосей и даже мамонтов. А вон вдали большая дубовая роща – значит будет много желудей, значит будут и кабаны! И вот опять самая остроглазая из разведчиков, Лагона-пеана, полезла на высокое дерево и внимательно осмотрела окрестности – сколько охватил её взор не было видно струй дыма от костров. Конечно, это ещё не значит, что людей нет, но пока можно спокойно отдохнуть, высушить одежду. Юноши и девушки быстро насобирали ветвей и разожгли руку костров для просушки одежды. В мешках у каждого лежали острые зазубренные костяные наконечники. Вырубив прямые крепкие ветви быстро соорудили гарпуны и, не одеваясь бросились к речке, которую решили назвать Да-на-пор-та, что значило – Младшая сестра огромной новой реки. Рыбы было столько, что казалось - наугад кинь гарпун и вытащишь его с добычей.
Разведчики набили рыбы только на раз поесть, незачем добывать еды больше чем надо, пусть молодь подрастает. И вот, переодетые в сухую одежду люди сидят у костров с жарящейся добычей. Хоть до вечера ещё много светлого времени, остались до утра на берегу – отдохнуть после утомительной переправы и, самое главное – изучить метательную палку Грязных Бродяг. Все внимательно рассматривали её – ничего особенного, любой мог сделать такую палку с крючком на конце. Но как догадались те, почти не люди, что с её помощью можно очень далеко и сильно метнуть копьё? Ведь тот охотник убил оленя на таком расстоянии, на котором самый могучий силач племени Настоящих людей, Таном-тагон из рода Аиста только бы чуть поцарапал шкуру рогача брошенным копьём! Все попробовали метнуть копья палкой. У неопытных в этом людей не всё ладилось – не получалось крепко держать и палку и копьё, при броске не удавалось своевременно отпустить копьё и оно не летело на большое расстояние, а падало у ног неудачника. Но юноши и девушки терпеливо осваивали новое дело, а чтобы не ждать друг друга, начали вырезать из ветвей такие же, как они назвали, копьеметалки. К тому времени, когда спустились сумерки, уже всем удалось далеко метнуть копьё, но вот меткость! Копья никак не хотели попадать в выбранные целями пеньки, кочки, стволы деревьев. Но юноши и девушки не расстраивались – они же Настоящие люди, они обучатся метким броскам!
Ночью Лагоне-пеане всё снилось – как она из копьеметалки точно, прямо в сердце, поражает оленя. Да не просто попадает в цель, а копьё летит с такой силой, что насмерть убивает животное на таком расстоянии, что и подумать никто не мог! А под самое утро ей приснилось – на неё выбежало целое стадо рогачей и она точным броском свалила одного, но остальные бросились на неё, выставив острые рога. А остановить то оленей нечем! У неё было только одно копьё. И когда казалось - её ударят в грудь острия рогов, девушка проснулась с колотящимся сердцем. Уф-ф-ф, это только сон! Но что хотели подсказать духи ей, послав такой сон? Вот если бы у неё были ещё копья, она бы остановила стадо, свалив ещё оленей. Но человек не может унести несколько длинных и довольно тяжёлых копий – они будут мешать ходьбе, да ещё если, как они сейчас несут и другую поклажу. А что если?... Сердце опять быстро забилось, но не испуганно, а радостно. А что если сделать маленькие копья, которые можно нести за спиной? Или пришить к походному мешку длинный карман сбоку или сделать специальную сумку с ремнём? Руки будут свободны и можно быстро достать маленькое копьё! Девушка вскочила на ноги, взяла топор и нож и зашагала к зарослям рябинника. Она вырубила прямые, достаточно толстые стволы и принялась сдирать с них кору. Конечно, для хорошего древка нужна высушенная древесина, да где её взять? И сушить некогда. Остальные разведчики проснулись от стука камней – Лагона-пеана из запасённых в поход кремнёвых пластин делала острые наконечники маленьких копий. Девушка рассказала товарищам о своём сне и о родившейся у неё мысли. Кое-кто сомнительно закачал головой – где это видано – делать оружие, которое не досталось им от предков. Но юная разведчица сразила скептиков заявлением – вы же сделали себе копьеметалки, которых никогда не было в племени Настоящих людей! После этого и другие решили сделать себе такие же маленькие копья. И даже вожак отряда не стал возражать против задержки в пути – может новое оружие сделает их ещё сильнее? Но вот задача – чтобы хорошо закрепить острия на древках, нужен клей, который варят из рогов и копыт, а потом ещё и закрепляют крепкими жилками. Жилки то у них были – взяли с собой много, а вот рога и копыта... И вожак приказал – пусть Лагона-пеана и Дагил-бенем лучше всех умевший обрабатывать дерево, продолжают делать древки и острия, а все остальные пойдут на охоту.
Да, видимо отряд попал в богатые дичью места – совсем скоро охотники наткнулись на следы и совсем свежий навоз большого стада. Следы были оленьи, но гораздо больших по размеру животных, чем в их родных местах. Охотники стремительно шли по следам, настигая неспешно передвигавшееся стадо. И вот она – добыча. Девушки и юноши на какое-то время замерли – это олени, но такие громадные, каких они никогда не видели! У взрослых самцов рога были такими громадными, что расстояние между концами противоположных рогов было больше, чем рост самого высокого человека! Но юноши и девушки не испугались – они схватывались и с носорогами и с мамонтами! Осторожно, следя чтобы ветер дул в их сторону от стада, они полукругом охватили пока ещё спокойных животных. Кое-кто вложил копья в копьеметалки, а другие, не столь уверенные в своём мастерстве владения ими, просто решил метнуть оружие в оленя. Чтобы наверняка добыть оленя, вожак знаками показал – целиться всем только в одного животного. Олень совсем близко подошёл к людям и в тот же миг охотницы и охотники метнули копья. Большего и не понадобилось – олень замертво рухнул наземь. С торжествующими криками удачливые добытчики бросились к оленю, не обращая внимания на бросившееся бежать стадо. Они бы наверняка смогли бы добыть ещё животных, но это было им сейчас не нужно – мясо у них есть и так, а тут ещё и огромный олень, а целью охоты были рога и копыта. И вот уже на стоянке отпиливают копыта и рога. Дробят их на мелкие куски, а один из юношей роет ямку – на дно её положат тлеющие угли, а в шкуре оленя будут варить рога и копыта. Но что это?!..
Острая палка на глубине в половину предплечья упёрлась во что-то твёрдое. Юноша отбросил комки глинистой почвы и радостно позвал других товарищей. На дне ямки поблёскивал обсидиан! Тут же все принялись копать ямки в других местах и в них тоже блеснул крепкий чёрный камень – лучший для изготовления самых острых ножей и наконечников копий! Ещё один добрый знак! Какое чудесное место – в реке полно рыбы, в лесах и полях животных и есть обсидиан! Успокоившись, юноши и девушки нашли подходящее место для варки клея. Варить надо долго – до вечера. По очереди приглядывая за приготовлением клея жарили свежую оленину и с наслаждением её ели. Мяса много, всё не съешь, коптить нет времени, придётся много мяса бросить любителям дармовой еды – вон уже слышны тявканье и вой шакалов. Оставив несколько кусков зажаренного мяса на утро, оставшуюся тушу оттащили подальше от стоянки. Уже при свете костра закрепили острия на маленьких метательных копьях, а к тупым концам привязали жилками подобранные перья журавлей и гусей, уже вернувшихся из дальних краёв. К утру клей затвердеет и будет у охотников и охотниц замечательное оружие! Утром вожак отряда отдал приказ – пойдут шеренгой на полночь, на расстояние четверти дневного перехода, затем повернут на заход солнца, тоже на четверть перехода. Затем на полдень, на половину перехода, а на следующий день опять так же. Так разведчики смогут осмотреть большое пространство.
Ещё и солнце не показалось у края земли, как отряд выступил в путь. Шли на расстоянии друг от друга равным руке бросков копья из копьеметалки, внимательно осматривая местность. По пути то и дело метали новые маленькие копья, стараясь как можно точнее поразить выбранные цели. И чем дальше шли, тем больше убеждались – они попали в благодатный край! Вон на земле множество свежих отпечатков ног животных, больше всего огромных оленей, но много и следов тарпанов и кабанов и мамонтов. Да и не только следы они видели – много раз встречались большие стада копытных, а в первый день похода по новой для них местности дважды видели мамонтов! По пути попадались небольшие реки, тёкшие к могучей реке, реки мелкие, их без труда переходили вброд, но полные рыбой и раками. И видели много кустов малины и смородины, ростков земляники, ореховых кустов обещавших большой урожай ягод и орехов. И погода была чудесной – сухой, без дождей, весеннее солнце всё больше прогревало землю, всё зеленее становились травы, деревья и кусты. И главное – разведчики ни разу не натолкнулись на следы людей – ни отпечатков ног, ни золы и угля от костров. Разведчики то и дело взбирались на высокие деревья, осматривая местность и нигде не видели, даже вдалеке, дымов от костров. Уже руку дней отряд всё дальше уходил в новые земли, но юноши и девушки не боялись заблудиться – как всякие охотники они чутьём знали как вернуться к месту переправы, как не сбиться с пути. К вечеру того дня погода всё же начала портиться – задул ветер, по небу поползли чёрные тучи. Но в скалистом, обрывистом берегу очередной речки нашлась пещерка, чтобы укрыться от непогоды. Правда она была такой маленькой, что отряд еле-еле поместился в ней, не было места для костра. Но закалённым людям это было нипочём. Прижавшись друг к другу для тепла люди прекрасно выспались в сухом месте. С первыми лучами солнца, тучи разошлись, дождь прекратился, вышли из пещеры и решили – сегодня последний день идут на заход солнца, завтра в обратный путь. Они принесут добрую весть роду – найдены прекрасные новые земли, где много еды. Род выживет! Солнце ещё не полностью вышло из-за края земли, как остроглазая Лагона-пеана первой увидела поднимающуюся из-за поросшего густым кустарником и березняком холма, струю дыма…
Радена-магана и Барем-сакан смотрели на странных людей, один из которых и выбил из их рук чашки с настоем дурмана, дарующим лёгкую смерть. Никогда они не видели таких странных людей – невысокого по сравнению с ними роста, но с могучими мышцами. У этих людей были крупные, выдававшиеся далеко вперёд лица с очень большими носами, низкими, убегающими назад лбами, валиком над глазами. Редкие бороды не скрывали больших нижних челюстей без подбородочных выступов. И ещё – в отличие от смуглокожих, кареглазых и тёмноволосых Настоящих людей, незнакомцы были белыми, с голубыми глазами и с рыжими и светлыми волосами. Но юноша и девушка сразу поняли, кто пришёл в их стойбище – Носатые уроды! О них много рассказывали старшие охотники, сталкивавшиеся и даже сражавшиеся с этим народом. Сердца девушки и юноши сжались – сейчас пришельцы пронзят их своими толстыми и тяжёлыми копьями. И хоть они и сами уже собирались уйти в мир духов и предков, но сейчас их охватила жажда жизни – одно дело уйти из этого мира по собственной воле, а другое быть убитыми пришельцами. Вожак отряда Эккр поднял одну из чашек и принюхался – острое обоняние его не подвело – он за несколько шагов учуял запах смертельного настоя. Он внимательно посмотрел на юных женщину и мужчину Тёмнокожих. Сразу видно по заострившимся чертам лица – эти двое долго голодали. Эккр, хотя никогда ранее сам не сталкивался с Тёмнокожими, умел быть благодарным. Много-много лет назад, больше чем пальцев на руках и ногах, когда вожак охотников только-только начал ходить сам, его мать и её мужчина, уйдя далеко от пещеры, где жил их клан, ловили рыбу в большом озере и попали под обвал, под камни, посыпавшиеся со склона горы. Вернулись они в пещеру через несколько дней, когда люди уже собирались идти их искать. И рассказали – их спасли Тёмнокожие, оказавшиеся неподалёку – вытащили из-под камней, к счастью не сломавшим им кости, перевязали раны и накормили. Тёмнокожих было немного – столько, сколько пальцев на одной руке и ещё три пальца. Они были не похожи на тех, с кем люди клана сталкивались раньше. Их женщины перевязали раны, а мужчины дали двух зайцев. Тёмнокожие ушли потом куда-то на восход солнца, а спасённые вернулись в пещеру. Все люди клана очень удивились – раньше они не сталкивались с подобным поведением Тёмнокожих. Наоборот, встречи с ними часто кончались схватками. И в душе Эккра сохранилась благодарность совсем непохожим на него и его соплеменников людям. И вот сейчас он может помочь пусть не тем, кто спас его мать и её мужчину, но очень похожим на них существам.
А Радена-магана и Барем-сакан смотрели – как по их стойбищу ходят Носатые уроды. К удивлению девушки и юноши пришельцы просто осмотрели жилища, но ничего не взяли. А люди клана Мамонта с не меньшим удивлением рассматривали необыкновенные жилища Тёмнокожих, странные, никогда не виданные ими вещи, которым даже не было названий. Долго они вертели в руках вырезанные из костей и бивней мамонта фигурки животных и птиц, но искры понимания так и вспыхнули в их глазах. Охотники отбросили непонятные, а потому и ненужные вещи. Эккр достал из висевшего у него за спиной мешка двух подбитых перепёлок и, подбросив ветви, раздул совсем было угасший костёр. Пришельцы, среди которых не было женщин и детей, принялись жарить принесенную с собой добычу – зайцев и перепёлок. Когда мясо зажарилось, Эккр поровну его разделил, не забыв выделить долю и юноше и девушке Тёмнокожих. Жадно впиваясь зубами в горячее мясо Радена-магана спросила неизвестно кого: «Почему они нас не убили? Почему поделились едой?» Барем-сакан недоумённо пожал плечами. Разделить еду можно только с хорошими друзьями. А Носатые, съев мясо, собрались в кружок и что-то обсуждали. Охотники клана Мамонта решали – что делать дальше? В их землях стало меньше дичи и охотничья ватага пошла посмотреть – нет ли свободных земель, где есть хорошая добыча. Они были в пути много дней, они прошли землю, принадлежавшую Тёмнокожим, но их там не встретили – немного там было оленей, мамонтов, бизонов, так что Тёмнокожим, более многочисленным чем они, видимо пришлось откочевать в поисках добычи. И сейчас охотники клана Мамонта на увиденных ими землях не обнаружили большого количества следов животных. Да и местные Тёмнокожие, хоть сейчас их и нет в своём стойбище, свою землю не уступят. Поход окончился неудачей. Надо возвращаться домой и искать другую землю. Перед выходом в поход в клане долго решали – куда идти на поиск новых земель? Решили идти сначала на полночь – путь туда легче чем на полдень. Но неудача! Надо возвращаться и идти на полдень, а туда путь труден – дорогу преграждают высокие горы. Охотники посовещались и решили возвращаться в родное стойбище. Но что делать с Тёмнокожими со сломанными ногами? Много раз люди клана Мамонта видели такое. Нужно не меньше двух лун, чтобы кости срослись и люди снова могли ходить сами. Самый молодой охотник недовольно посмотрел на вожака – зачем Эккр дал чужакам мясо? Они ели вместе с людьми клана Мамонта и теперь обычаи не позволяют убить Тёмнокожих или бросить их тут беспомощными. Нельзя так поступать с теми, с кем разделил еду! Но только что принятый в охотничью ватагу Багрр не мог перечить вожаку. И задумались охотники – что же делать с Тёмнокожими? Можно было бы оставить их в их стойбище, снабдив запасом вяленого и копчёного мяса, да где взять столько еды? Да и на сушку и копчение нужно много времени. И решили – если такие не похожие на них люди согласятся – забрать их с собой, нести на носилках.
Эккр подошёл к юноше и девушке, указал рукой на них, затем на себя. Затем махнул рукой на полдень и вопросительно посмотрел на Тёмнокожих. Радена-магона и Барем-сакан поняли предводителя Носатых и потрясённые уставились друг на друга. Носатые уроды не убили их и не хотят бросить их тут беспомощных ждать смерти от голода или хищников! Даже соплеменники не раздумывая оставили их тут на неминуемую смерть, а такие не похожие на них существа великодушно предлагают помощь! Но как покинуть родное стойбище, как отправиться в неизвестность, да ещё и беспомощными?! А Эккр ещё раз показав рукой на себя, на юношу и девушку и вопросительно посмотрел на раненых. И жажда жизни пересилила страх перед чужаками, перед неизвестным – Радена-магона и Барем-сакан согласно кивнули. Они услышали как предводитель Носатых что-то гортанным голосом сказал соплеменникам. Один из Носатых остался в стойбище, а другие, взяв копья, пошли в поле. Оставшийся охотник подошёл к юноше и девушке и, ударив себя в грудь ладонью, несколько раз сказал: «Кэмрр!» Радена-магона и Барем-сакан поняли – пришелец назвал своё имя. Они очень удивились – как так, совсем незнакомый человек безбоязненно представился! Он что, совсем не боится, что зная его имя другие люди могут наслать на него злых духов? Люди племени Настоящих людей могли назвать свои имена чужакам из других племён только после долгого знакомства, убедившись, что чужаки не желают им зла. Поколебавшись, юноша и девушка тоже назвали свои имена. Кэмрр улыбнулся страшноватой улыбкой, показав крупные зубы, и принялся за работу. Он нашёл крепкие шесты, ремни и шкуры и принялся сооружать носилки. За работой он что-то грубым, на слух Настоящих людей голосом, говорил. Убедившись, что Тёмнокожие ничего не поняли, Кэмрр то и дело показывал на костёр, на оружие, на землю, камни, молодую траву и повторял названия этих вещей, а молодые люди в свою очередь называли их словами племени Настоящих людей. Так что к вечеру они могли обменяться некоторыми простыми словами с пришельцем.
Охотничья ватага Носатых уродов вернулась в стойбище, когда солнце наполовину скрылось за линией, где небо соприкасается с землёй. Охотники принесли нескольких дроф и куропаток и ещё нашли гнёзда с только что отложенными яйцами, ничего более крупного им не попалось. Еды должно было хватить на вечер и на завтрашний день. И, может быть, завтра духи пошлют им удачу. Все с удовольствием ели запечённые в горячей золе яйца и нежное птичье мясо. За едой Настоящие люди обменялись именами с пришельцами. Весенний вечер выдался холодным, юноша и девушка, ползком добравшись до своих спальных мест, вынули тёплую одежду, натянули её и с удивлением смотрели как чужаки спокойно ложатся спать прямо на землю ничем не укрывшись. Одежда чужаков представляла бесформенные накидки из шкур, скреплённых ремешками, пропущенными через пробитые по краям дырки, оставляя руки и ноги голыми. Вместо обуви их ноги были просто обмотаны шкурами, обвязанными ремешками. Но это ничуть не беспокоило чужаков, они спокойно ложились спать, выставив сторожевого. Носатые, по очереди охраняя сон товарищей, прекрасно выспались на голой земле. Рано утром после еды выступили в путь. Мускулистые охотники без видимого напряжения несли попарно раненых на носилках. А ведь Радена-магона и Барем-сакан захватили с собой кое-что из одежды и оружия. В середине дня охотники остановились отдохнуть. Люди клана Мамонта с интересом разглядывали оружие и одежду Настоящих людей, учили слова друг друга. Это было нелёгким делом – уж очень отличалось произношение столь разных людей. Но девушка и юноша уже начали улавливать в говоре чужаков что-то понятное. Это занятие прервал трубный звук из-за ближайшего холма. Охотники встрепенулись и, схватив копья бросились на звук. Вот оно что! По полю, выйдя из-за холма, брёл одинокий мамонт! Опытные охотники увидели – это совсем старая самка, вон в открывшейся для очередного горестного рёва пасти совсем нет зубов. Животное не могло есть, уже сильно оголодало и до неминуемой смерти оставалось совсем немного.
Охотники обменялись несколькими словами и бросились к свежей куче мамонтового навоза. Сбросили накидки и натёрли тела ещё тёплым навозом. Эккр взглянул на горящего юношеским задором самого молодого из ватаги – Багрра и махнул рукой. Юноша стремительно подбежал к мамонтихе, забежал вперёд и смело бросился под брюхо огромной самки. Ветерок дул на него, а полуослепшее от старости животное его не заметило. Багрр изо всех сил всадил своё копьё в брюхо мамонтихи и стремительно откатился подальше от ещё могучих ног. Страшный рёв потряс окрестности, но уже другие охотники, подбежав к самке, вонзили ей в брюхо копья, выдернули их и ещё и ещё, уворачиваясь от хлещущего хобота, били мамонтиху своим тяжёлым оружием. Радена-магона и Барем-сакан потрясённые смотрели на это. Охотники их племени никогда так не добывали мамонтов. Они загоняли огромных животных или в большие ямы-ловушки, или в топкое болото. А тут Носатые уроды просто копьями добыли пусть старое, ослабевшее от голода, но ещё мощное огромное животное! Эти, совсем не похожие на Настоящих людей люди замечательные, смелые охотники! И Радена-магона сказала соплеменнику: «Слушай, зря мы их называем уродами. Хоть они совсем не похожи на нас, но посмотри – они умные и смелые. Никто из наших не рискнул бы так охотиться!» И юноша согласно кивнул, надо их назвать как-то по-другому. Перебрав несколько вариантов, решили между собой называть чужаков Носатыми смельчаками, носы то у них действительно огромные.
А торжествующие охотники уже смывали с тел навоз и готовились пировать – наконец то они поедят по настоящему! Эккр достал из заплечного мешка две палочки и сухие пух чертополоха и мох. Другие быстро натаскали сухих веток. Радена-магона и Барем-сакан непонимающе глядели на вожака Носатых смельчаков, крутящего круглую палочку, зажав её ладонями, один конец уперев в другую палочку, держа наготове рядом мох и пух. И вот из-под палочки поднялся дымок, Эккр подложил пух и мох, маленькие веточки и вот по ним уже запрыгали язычки огня! Вот как Носатые добывают огонь! Никогда девушка и юноша такого не видели! У них с собой был огненный камень, ударяя которым по кремню можно высечь горячие искры и развести костёр. Но как трудно найти такой камень! Очень редко удавалось их найти и камни были большой ценностью. Соплеменники, собираясь в поход к Дальней реке, в поспешных сборах просто забыли один из камней, что были в роду Сокола, взять у оставленных раненых. Он то им зачем? Можно просто сохранять раскалённые угли в кострищах. Да и никто из ушедших не сомневался – раненым, оставленным в стойбище, огонь ни к чему, всё равно они должны погибнуть или от голода или от клыков хищников. До конца дня и весь следующий день охотники отдыхали и пировали, поедая огромное количество зажаренной мамонтятины. Радена-магона и Барем-сакан удивлялись – как много едят их спасители. Оголодавшие юноша и девушка не съедали и половины того, что глотали Носатые смельчаки!
И опять отряд идёт на полдень, Носатые взяли сколько могли мяса, а позади, на месте временной стоянки, уже пожирали дармовое угощение волки, шакалы, гиены – много для них еды осталось на туше мамонтихи. Долго шли люди, нёсшие тяжёлую ношу. Но чем ближе к родному стойбищу, тем веселее становилось Эккру и другим охотникам – животные вернулись! Следы тарпанов, оленей, кабанов и мамонтов встречались всё чаще, да и самих животных видели охотники. Они без труда бы могли добыть ещё животных, но сейчас мяса было у них вдоволь и они, не отвлекаясь на охоту, шли к дому. А юноша и девушка племени Настоящих людей с тревогой смотрели друг на друга – охотники Носатых смельчаков приняли их хорошо, но как-то к ним отнесутся другие Носатые? И вот уже видна струя дыма от костра, охотники прибавили шаг, спеша к своим родным. Жилище Носатых представляло собой пещеру в низких горах. У входа в неё горел костёр, рядом работали женщины – плели корзины, выделывали шкуры. В стойбище оставались трое охотников и Эккр с радостью увидел – оленьих шкур, что выделывали женщины, много – вон скоблят руку шкур и ещё две уже обрабатывают дымом костра. Значит есть добыча! Не придётся идти в трудный поход на полдень через горы, искать новые места для охоты и жизни. Люди стойбища подбежали к вернувшимся. Радена-магона и Барем-сакан с тревогой смотрели на столь непохожих на них людей, а Носатые с недоумением, а кое-кто и враждебно смотрели на Тёмнокожих. Девушка и юноша ёжились под взглядами Носатых, но что они могли поделать! Однако нескольких слов предводителя принёсших их охотников оказалось достаточно, чтобы Носатые успокоились и опять занялись своими делами. Только маленькие дети всё рассматривали невиданных ими, столь не похожих на соплеменников людей. Одна из местных женщин, уже старая, седая, сгорбленная, осмотрела и ощупала привязанные к палкам сломанные ноги девушки и юноши. А они с удивлением смотрели на очень старую женщину – в их роду и в племени уже ни на что непригодную старуху давно бы изгнали из стойбища. И девушка и юноша осуждающе смотрели на смелых, но глупых Носатых – зачем они в тяжёлое время тратят еду на бесполезную старуху?! Радена-магона и Барем-сакан давно догадались – почему Носатые так далеко уходили из своего стойбища – к ним, как и к роду Сокола подобрался голод. Да, Носатым повезло – животные вернулись. А если бы не вернулись? Неужели бы охотники продолжали бы кормить эту старуху? И они принялись обсуждать столь необычное поведение непохожих на них людей. Барем-сакан даже посмеялся над глупцами и девушка уже тоже было хотела выдать колкость о столь глупом поведении Носатых. Но внезапно осеклась и задумалась и даже покраснела от стыда: «Слушай, они же нас спасли! Наши нас бросили, а Носатые смельчаки поделились едой, несли нас, хотя мы им никто и даже враги!» Столь простая мысль, не пришедшая в голову юноши, смутила и его, и он надолго замолчал. А потом упрямо мотнул головой – всё равно неправильно! Настоящий охотник не боится смерти, всем придётся умирать. И слабые, больные не должны в голодное время получать еду, нужную ещё сохранившим силы. Но в глубине души и молодой охотник постепенно ощутил благодарность спасшим их чужакам.
И потекли дни в стойбище Носатых смельчаков. Их охотники приносили хорошую добычу, все были сыты. Дни шли за днями и юноша и девушка рода Сокола племени Настоящих людей уже сами ходили по стойбищу, опираясь на сделанные из крепких ветвей костыли. Они с радостью ощущали – силы возвращаются к ним, скоро они отбросят палки! Юноша и девушка уже могли перемолвиться некоторыми словами с хозяевами стойбища – слов у Носатых немного, но вот произношение! Никогда не слышали они раньше похожего.
Разведчики всё ближе подбирались к увиденному дыму от костра. Ветра не было, никто не мог их обнаружить по запаху, а уже покрывшиеся листьями кусты и деревья скрывали надёжно охотников и охотниц от взглядов. Это стойбище Носатых уродов! Разведчики совсем близко от него – меньше броска копья от них до пещеры в небольшой горе. Ничто не выдало разведчиков – они подползли без малейшего шороха. Да и Носатые были заняты своими делами. Разведчики увидели только женщин и детей – мужчин не было ни одного, видимо на охоте. И ушли они явно на заход солнца – следов при подходе к стойбищу разведчики не видели. Стойбище небольшое – разведчики насчитали всего руку и ещё трёх женщин и три руки детей. Наверняка взрослых мужчин не больше чем женщин. Без слов, обменявшись знаками, разведчики решили пока понаблюдать за стойбищем, а уж потом решить - что делать дальше. Носатые делали то же, что и люди их племени – обрабатывали шкуры, плели корзины. Мальчики постарше метали копья и камни из пращей в цель – готовятся стать охотниками. Одна из женщин жарила на костре большие куски мяса – у разведчиков аж слюнки потекли, хоть запах до них не доносился. Они сразу узнали вкусную, нежную мамонтятину, давно такой не ели! И тут у всех широко раскрылись глаза от изумления – из пещеры вышел мужчина, старик. Его длинные волосы совсем седые, хотя на кончиках сохранили ещё рыжеватый цвет. Он шёл с трудом – покрытая старыми шрамами правая нога не сгибалась в колене. Он неестественно держал тоже покрытую шрамами и почти негнущуюся правую руку, на которой не хватало двух пальцев. На неприкрытом торсе тоже виднелись старые шрамы. Старый калека доковылял до костра и присел у огня. Женщина, жарившая мясо, что-то сказала старику и тот рассмеялся, широко раскрыв рот, в котором почти не было зубов. А женщина срезала слой уже прожарившегося мяса, положила на лопатку лося, каменным ножом разрезала на маленькие кусочки. А затем, пожевав кусочки, передавала их старику, с удовольствием глотавшим вкусное мясо. Юноши и девушки рода Сокола племени Настоящих людей с изумлением смотрели на это. Мало того, что явно немощного калеку-старика не прогнали из стойбища, так его ещё и кормят! И не просто кормят, а даже разжёвывают пищу, чтобы беззубый старик мог её легко проглотить!
Вожак отряда Берам-дион подал неслышный знак, юноши и девушки отползли подальше от стойбища Носатых уродов, бесшумно ступая укрылись в густых зарослях, откуда звуки их голосов не могли достичь чужих ушей. Тихо говоря, принялись обсуждать – что делать дальше? Они нашли прекрасные места для жизни и охоты. Но рядом с этими местами стойбище Носатых уродов, врагов! Правда за всю руку дней разведки они не натолкнулись на их следы, но всё же. Нетерпеливый и злой Манат-неам злобно шипя высказался первым – «В стойбище только самки, детёныши и старый калека. Убьём их, и пещера станет нашим жилищем!» Одна девушка и один юноша поддержали товарища. Берам-дион задумался – вроде неплохое предложение. Убить Носатых и всё тут, они же не настоящие люди. Но не зря Мать рода назначила вожаком отряда Берама-диона. Он был не только силён и смел, но и сообразителен, предусмотрителен, думал не только о том, что происходит сейчас, но и о последствиях своих поступков. И вожак, прежде чем приказать действовать, решил выслушать мнение всех разведчиков. Первой на безмолвный вопрос вожака откликнулась Лагона-пеана. Её слова поразили умного вожака отряда, юная девушка сказала так, как будто была умудрённой годами седовласой женщиной. «Убить то их сейчас легко, а что дальше? Охотники Носатых уродов отважны и сильны. Они отлично знают свои земли, они поймут – что произошло и могут выследить нас. А в схватке с ними нам не устоять – один их охотник силён как двое наших. И в стойбище не только маленькие детёныши Носатых уродов, но и уже большие подростки и взрослые самки. Они будут сопротивляться и могут ранить и даже убить кого-нибудь из нас». Слова Лагоны-пеаны заставили задуматься её товарищей, даже горячего Маната-неама. Никто из разведчиков, конечно, не отказался бы убить Носатых, да ведь с ними со всеми им не справиться. И больше никто не предложил напасть на стойбище. Возможно, что Носатые и не ходят далеко на восход солнца от своего стойбища, но ведь полной уверенности нет. Настоящие люди хотят спокойно, без угрозы схваток с врагами жить и охотиться. В схватках с Носатыми, как говорили предания, погибло немало отважных, умелых охотников и охотниц. Никто из них не боялся смерти, но и уходить преждевременно в леса и поля, где всегда много дичи, не хотелось. Крепко задумались разведчики. А юная Лагона-пеана вдруг ухватила как рыбу за жабры, совершенно необычную мысль. Ешё и ещё раз она думала и думала и, наконец, нерешительно сказала: «А что если замириться с Носатыми? Найденные нами земли просторны и богаты и дичью и рыбой и съедобными растениями. Хватит на всех!» Все юноши и девушки с удивлением посмотрели на подругу – как смелая охотница могла предложить такое? Всех чужаков можно и нужно убивать, если они мешают жить племени Настоящих людей! Можно оставить их в живых только если чужаки сильнее или предлагают выгодный обмен. Да и то проще, если чужаков мало, убить их и забрать мясо, кремни, шкуры. Так всегда делали их предки, так будет всегда. Разве можно жить по другому?!
Долго спорили разведчики, кто-то предложил сделать так, как сказала подруга, кто-то против. Долгий спор прервал вожак отряда – надо поглядеть – что там в стойбище, да и еды на вечер нужно раздобыть. Снова, прячась в кустах подползли разведчики к стойбищу. И вскоре они увидели – на противоположной стороне, над густым осинником взвились в воздух трещащие сороки – кто-то идёт. И вот ветви раздвинулись и на поляну перед пещерой вышли охотники Носатых уродов. Их было рука и ещё четверо. Они несли добычу. При одном взгляде на охотников и добытых ими животных, разведчики угрюмо признались сами себе – не справиться им с Носатыми! Пусть невысокого роста, но с буграми могучих мускулов, охотники несли четырёх здоровенных кабанов – двух самок и двух самцов. Рассвирепевший кабан не менее опасный противник, чем крупный хищник. А эти нелюди добыли их. И при одном взгляде на крепкие, мускулистые фигуры даже отважным охотникам и охотницам стало не по себе – эти здоровяки играючи их сомнут. Даже если все охотники и охотницы рода вступят в схватку, это не гарантировало победы. А если удастся одолеть Носатых уродов, то многие молодые охотники и охотницы рода раньше времени уйдут к духам и предкам. И разведчики тихо покинули заросли, отойдя подальше от стойбища. Вожак скомандовал – «Идём на охоту! Поедим, поспим, утром ещё раз посмотрим на стойбище и решим – что дальше делать». Рассыпавшись шеренгой отряд двинулся на восход солнца. В этом благодатном краю долго искать добычу не пришлось – вскоре из зарослей вспугнутые выскочили лани, большое стадо. Охотники метнули короткие копья из метательных палок уже без промахов. Выбирали совсем молодых животных, с нежным мягким мясом. В глубоком овраге развели костёр из самых сухих веток, почти не дающих дыма. С удовольствием съели жареное мясо, заев уже покрасневшей земляникой – красные пятнышки её уже везде среди травы. Легли спать, по очереди сторожа сон товарищей. Но спать мешали покряхтывания и постанывания Руката-пагима – у юноши ни с того ни сего заболел живот. Уже в рассветном полумраке Наима-рея достала из своего мешка сушёную красавку и пожевав её, развела водой, протянув снадобье юноше. Тот послушно проглотил, и постепенно боль ослабела, так что удалось ещё поспать.
Солнце только поднялось над краем земли, как разведчики снова подползли к стойбищу Носатых уродов. Все обитатели его уже поднялись и уже поели. Сегодня охотники не пошли за добычей. Они сидели на земле, обкалывая кремень – делали наконечники для новых копий. Женщины скоблили шкуры и плели корзины. Подростки, как и вчера, учились метать копья, а маленькие дети расселись вокруг старого калеки. Тот что-то рассказывал им, отчего слушатели то замирали, то смеялись. Только Берам-димон хотел подать знак отходить назад, как Рукат-пагим громко вскрикнул и, скорчившись на земле, схватился за живот. Охотники Носатых немедленно схватились за копья и бросились на звук. Разведчики подхватили стонущего товарища и бросились прочь, но с тяжёлой ношей, с мешками, оружием им не удалось оторваться от преследователей. Да ещё бежали, не глядя под ноги и двое, тащившие товарища не заметили в густой траве корневища ясеня, зацепились, упали и Носатые нагнали отряд. Люди рода Сокола стали в круг, выставив копья, а Носатые окружили отряд. Копья Носатых были толще и тяжелее, чем у Настоящих людей, да ещё трое их охотников помахивали тяжёлыми дубинами. Берам-дион с горечью посмотрел на Носатых – их рука и ещё трое взрослых, могучих охотников да ещё четверо крепких, мускулистых подростков. Нет, не выстоять Настоящим людям против такого противника! Ни вожак отряда, ни остальные юноши и девушки не обижались на духов, пославшим им такую судьбу – умирать придётся всем. Но вот падут они в бою, так кто принесёт роду и племени весть о найденных прекрасных для жизни землях? Да, юноши и девушки рода Сокола, племени Настоящих людей готовы были умереть в бою, но что будет с родом? Носатые, хоть и стояли с приготовленным к схватке оружием пока никаких враждебных действий не предпринимали, а только сумрачно глядели на пришельцев. Они то и дело поглядывали на лежащего на земле Руката-пагима. Тот лежал скорчившись, держась руками за живот, до крови от боли прикусив губу.
И вожак отряда решился – «Бросай оружие!» - негромко приказал он товарищам. Первой бросила наземь копьё Лагона-пеана. За ней кто быстрее, кто помедлив, бросили копья, ножи, топоры все остальные и помахали пустыми руками. Носатые, быстро обменявшись несколькими словами, опустили копья и дубины. Их вожак обвёл рукой Настоящих людей и махнул в сторону стойбища. Носатые подобрали оружие разведчиков и с удивлением рассматривали его, обмениваясь короткими фразами. Затем все двинулись к стойбищу, разведчики несли стонавшего товарища. На полянке у пещеры их окружили остальные обитатели стойбища. Наима-рея положила ладонь на живот Руката-пагима и горестно покачала головой – живот был твёрдым как дерево! Не обращая внимания на столпившихся вокруг них Носатых, юноши и девушки посмотрели на ученицу знахарки. Наима-рея обвела взглядом лица товарищей и опять горестно покачала головой – «Ему не выжить! Злые духи пробили дырку в его желудке, а это всегда смерть! Смерть мучительная и неотвратимая, никто ему не поможет! Остаётся только одно – помочь ему быстрее, без лишних мук уйти к духам и предкам». Лица разведчиков были мрачны – уже второго товарища они теряют в походе. Но так было, так будет всегда – духи привели их в прекрасные земли, богатые дичью, рыбой, растениями, годящимися в пищу и за это потребовали принести им жертву. Ничего в этом прекрасном мире не даётся просто так! Наиму-рею отстранила чья-то рука – это подошёл увечный старик. Он с трудом, мешала искалеченная нога, присел около Руката-пагима и тоже пощупал его живот. Настоящие люди поняли выражение казавшегося им, да и бывшего таким, уродливого лица – старик тоже понял неизбежность смерти. Наима-рея достала из своего мешка сухой сок головок мака и деревянную чашку. Старик, поднявшись с земли проковылял к девушке, посмотрел на снадобье и одобрительно кивнул головой, проворчав гортанным грубым голосом несколько слов. Затем он подозвал к себе одну из девочек и что-то ей приказал. Девочка отбежала за кусты и вскоре вернулась, таща бурдюк с водой и два плоских камня. Наима-рея с благодарностью посмотрела на старика – он сразу понял, что ей надо было сделать. Затем она растёрла сухой сок камнями и размешала порошок в воде. Поднесла чашку к губам Руката-пагима, тот с трудом сделал несколько глотков, но выпил всё до капли. Все Настоящие люди знали – если проглотить сока маковых головок больше, чем нужно для снятия боли, то человек заснёт и смерть к нему придёт во сне, лёгкая и быстрая. Но снадобье не помогло – началась рвота и снадобье изверглось на траву. Наима-рея растерялась, она ведь ещё не была настоящей знахаркой, только училась. С губ больного слетели стоны, тихие, у юноши не было уже сил на громкий крик. И Лагона-пеана не выдержала. Она подскочила к одному из охотников Носатых и выдернула из его руки своё копьё, сделанное из прочного и гибкого ясеня, с острым кремнёвым наконечником и как тогда, с мальчишкой Грязных бродяг, пронзила сердце измученного болью товарища! А затем упала на траву и, не стесняясь, зарыдала. Рукат-пагим был не просто её товарищем, а близким родственником – его бабка была сестрой бабки самой отважной охотницы! А товарищи тихо запели грустную песню, которой прощаются с уходящими в мир духов и предков охотниками.
Носатые тихо переговаривались грубоватыми гортанными голосами. По их обычаям надо было спасать жизни заболевших и раненых, но когда смерть неизбежна, то уж лучше помочь уйти не мучаясь. Старый Эргон вспомнил свою молодость – он был лучшим охотником всего Народа лесов. Да в лучшем охотничьем возрасте в схватке с пещерным медведем был изувечен. Тогда, зимой, охотничья ватага шла по следу стада оленей и наткнулась на медведя-шатуна, почему-то не впавшего в спячку, голодного, но сильного и свирепого. Зверь сам бросился на охотников. Не чувствуя вонзившихся в его тело копий, он подмял Эргона. Охотник, изловчившись, вонзил ему в шею острый нож, не чувствуя боли он ещё и ещё бил кремнёвым остриём в шею зверя и достиг цели – из перерезанной артерии фонтаном ударила кровь. А товарищи били копьями и дубинами зверя. Затем они вытащили из-под умершего медведя Эргона. Кровь текла из множества ран, а с ней покидали охотника силы. Но его живым донесли до стойбища, и там мудрый старый Харг остановил кровь и Эргон выжил, хоть и не мог больше охотиться. Но Народ лесов чтил заслуги и Эргон получал свою долю добычи и улова и собранных женщинами и детьми кореньев, ягод, орехов. И Эргон, хоть и изувеченный, продолжал жить, принося пользу своему народу. Никто не знал так хорошо как он целебную силу трав и корней, которыми он лечил раненых и заболевших. Он хранил предания своего народа и рассказывал их молодым. Он учил молодых лечить больных и раненых. И люди чтили старого и немощного человека. В преданиях говорилось, что Плосколицые убивают своих неисцелимо больных и раненых, в голодное время выгоняют из стойбищ слабых стариков. Люди Народа лесов неодобрительно отзывались о таких жестоких существах. Но сейчас старый Эргон не осуждал плосколицую девушку, своим копьём избавившую от ненужных мучений обречённого на смерть охотника.
Эргон обвёл взглядом лица мужчин и женщин своего народа. Кто-то осуждающе смотрел на, по их мнению, жестокую охотницу, но большинство всё же короткими возгласами одобряли её поступок. Ох, люди, люди, кто же поймёт вас! Что лучше – продлить мучительную жизнь на очень короткий срок, или дать возможность уйти без мучений в лучшую жизнь? Старый Эргон не раз задумывался над этим, много лет размышляя над этим вопросом. И решил – если уж рана или болезнь неисцелимы и обязательно ведут к смерти, к смерти мучительной, так уж лучше помочь человеку без страданий быстро уйти. Уйти туда, где не страшны раны и болезни, где всегда удачна охота, где сети всегда возвращаются набитыми рыбой, а корзины трещат под грузом богатого сбора ягод и орехов. Но если есть возможность исцелить, то надо бороться за жизнь. Вот тогда, когда его раненого принесли в стойбище, старый Харг сделал всё, чтобы спасти жизнь охотнику. И духи помогли ему в этом. И теперь старый Эргон мысленно поблагодарил давным-давно ушедшего к духам Харга за свою спасённую жизнь.
Люди рода Сокола допели песню и посмотрели на окруживших их и смотревших с любопытством Носатых уродов. Взрослые спокойно разглядывали пришельцев, а дети так и норовили пощупать одежду и обувь пришельцев. Вождь, наконец, решив, что все внимательно осмотрели пришельцев, отдал короткое распоряжение. Охотники отошли от пришельцев и сели в кружок, за их спинами пристроились их женщины. Только дети никак не могли оторваться от невиданных, так не похожих на них людей. Но строгие окрики матерей подействовали – дети отошли подальше. Разведчики тоже присели у большого клёна, закрывавшего своей листвой от уже жаркого солнца. Бэрн, обращаясь ко всем взрослым, попросил не торопясь подумать и высказаться – что делать с пришельцами? Как и подобает взрослым разумным людям ни охотники Народа лесов, ни их женщины не спешили говорить – дело то крайне важное и не часто встречающееся. Двое самых старших охотников в молодости участвовали в стычках с Плосколицыми. И они заговорили о хитрости этих существ, об их жестокости. По мнению уважаемых Думна и Борва надо пришельцев убить. Двое самых молодых охотников одобрительными возгласами поддержали старших товарищей. Бэрн задумался – убить то можно, да вот что дальше? Из рассказов уже ушедших в мир духов охотников и старого вождя он знал – Плосколицые очень упорны. Убьёшь одних, на их место придут другие. И их много, больше чем людей Народа лесов. И Бэрн взглянул на мудрого старого Эргона. Старик совсем молодым тоже сражался с Плосколицыми. И хотя много-много лет, больше чем пальцев на руках и ногах никто из Народа лесов не сталкивался с Плосколицыми, память хранила всё так, как будто это было вчера. Старик встал, подчеркнув тем важность своих слов. Он сказал кратко: «Нельзя убивать Плосколицых. Их много, вместо этих придут другие. Да и вражда, постоянное ожидание схваток тоже плохо – охотники не могут ходить за добычей, женщины не могут ходить собирать ягоды, грибы, орехи. Нельзя будет ловить рыбу. И всё из-за того, что могут нагрянуть Плосколицые, надо сторожить. Вражда это голод! Надо с ними жить мирно. Земли велики, мы не охотимся на восход солнца от стойбища, добычи хватит всем». Старика дружно поддержали все женщины – вражда это не только голод, но и потеря своего мужчины.
Разведчики смотрели на собравшихся в круг Носатых, слышали гортанные голоса. Они не понимали слов, да и так понятно было – хозяева здешних мест спорят о том, что делать с пришельцами. Сами бы они, захватив на своей земле чужаков, скорее бы всего постарались убить их. И сами пощады не ждали. Тихими голосами юноши и девушки запели прощальную песню, готовясь к встрече с духами и предками. Настоящие охотники и охотницы без страха встречают смерть. А когда Носатые уроды начнут их убивать, то люди рода Сокола племени Настоящих людей будут петь весёлые песни и смеяться, чтобы испортить врагу удовольствие. И вот к сидевшим в тени листвы разведчиками подошли Носатые уроды. Впереди шёл, как поняли разведчики, вождь, с ним тот старый калека и ещё двое охотников. Но они без копий и ножей! А в руках у них куски зажаренного мяса. И эти куски они протягивают им! Растерянно юноши и девушки приняли угощение. Носатые уроды дают им пищу! Так не поступают, когда хотят убивать! Так относятся только к хорошим знакомым! А Носатые, видя, что пришельцы взяли угощение, по очереди, ударяя себя в грудь, называли свои имена. Разведчики и слова не могли вымолвить, видя такое! Мало того, что им дали еду, так Носатые ещё и называют свои имена! Это означало высшую степень доверия. Разве можно называть своё имя чужаку! Ведь зная имя легко злыми чарами наслать беды на назвавшегося! Лагона-пеана почувствовала как у неё наворачиваются слёзы. Никто из разведчиков не ожидал такой доброты от Носатых уродов, которых они и за людей то не считали! А Носатые, подождав, пока пришельцы съели угощение, повели их к костру, у которого собрались все обитатели стойбища.
Уже руку дней род Сокола шёл к Дальней реке, труден был путь, а еды мало. По кусочку отщипывая походную еду, стараясь растянуть её подольше, внимательно смотрели – не попадётся ли по дороге добыча. Но только трижды охотникам удалось раздобыть еды – двух тощих оленей во второй день похода, а потом дважды нескольких зайцев и дроф. Силы иссякали, а ведь люди несли довольно тяжёлую ношу – запасную одежду, оружие, шкуры, запас кремнёвых пластин для замены сломавшихся наконечников копий и ножей. А матери несли на спинах ещё и маленьких детей. Но люди не падали духом – они всё ближе к богатой рыбой реке. И вот, когда стали на очередную ночёвку, Мать рода, посмотрев на показавшуюся в небе луну, от которой оставалась узкая дуга, на небесные светляки, с уверенностью сказала – до их цели остался всего один день пути. Завтра, ещё солнце не зайдёт, они выйдут к берегу Дальней реки. Обрадованные люди доели остатки пищи и легли спать. Их сон был прерван оглушительным ударом грома. Сверкали молнии и хлынул проливной дождь. Укрыться от него было невозможно – вокруг не было больших деревьев с густыми кронами, не было пещер. Люди собрались на холме, чтобы не залила их вода и, укрывшись шкурами в полудремоте дождались утра. Дождь кончился и люди выступили в трудный путь. Идти было очень тяжело – в глинистой размокшей почве увязали ноги. Но люди шли, ведь цель похода уже совсем близко. Только к полудню выглянуло солнце, согрев промокших людей. Род поднялся на очередной холм и горестный крик издали все разом – из-за проливного дождя широко разлилась мелкая обычно речка, превратив берега в непроходимую топь! До Дальней реки совсем недалеко, но как преодолеть внезапно возникшую преграду?! С поклажей, с малышами за спинами это было невозможно. Надо ждать спада воды, а еды уже не было совсем. Идти вдоль речки искать место для переправы? Будет ли оно, да и сил уже совсем мало. Пришлось стать у берега топкого места и ждать, пока вода спадёт. Даже костры невозможно развести – всё мокрое. Люди, прижавшись друг к другу для тепла мрачно молчали – видимо злые духи всё же решили погубить род Сокола. Жестокий голод терзал животы, плакали маленькие дети, не понимая, почему им не дают поесть. Они замолкали, когда взрослые сердито прикрикивали на них, но потом опять начинали ныть и хныкать. Куран-гадар, вожак охотников, был самым большим человеком в роду. Его огромное тело требовало много еды. И, не в силах выносить терзаний голода, он подошёл к Матери рода – «Мать, ты помнишь, как велят поступить обычаи племени, когда голод невыносим?» Конечно, Салима-тарена знала это. Когда есть совсем нечего, то можно принести в жертву духам самого слабого человека. Духам вполне достаточно дыма от костра, на котором будут жарить принесённого в жертву, а людям достанутся его мускулы, печень, сердце, почки. Да, духи запретили делать это. Но сейчас, когда весь род может умереть от голода! Духи поймут и простят.
Мать подумала и сказала – «Хорошо, так и сделаем, но вечером. А сейчас пошли руку охотников, пусть всё же посмотрят – нет ли поблизости добычи». Решению Матери рода не мог возразить даже такой влиятельный человек, третий в роду по значимости после Матери и шамана. Он кивнул и, подойдя к охотникам, послал двух юношей и трёх девушек на разведку. Весь род следил, как охотники и охотницы, развернувшись шеренгой пошли против ветра. Вот они понимаются по склону большого холма, вот они уже на его вершине. Но что это? Дозорные вдруг бросились назад, к стоянке. На бегу двое подняли копья вертикально вверх, а трое других размахивали копьями над головами. Это был условный знак, который знали все – охотники заметили большое стадо оленей! Не нужно было приказов Матери, вожака охотников. Все, даже женщины, у которых были маленькие дети и подростки, ещё не прошедшие посвящения во взрослую жизнь, схватились за копья и топоры. На большой охоте понадобятся все люди, чтобы загнать оленей. На стоянке оставили маленьких детей и пару более старших – приглядеть за малышами. Напрягая последние силы, загонщики рванулись к стаду, громко крича и размахивая оружием. Олени бросились прочь от охотников и побежали туда, куда людям и надо – прямо к топкому берегу разлившейся речки! Вот уже рогачи застряли в топком берегу, а люди радостно вопя, пустили в ход копья и дубины. Один за другим под ударами падали рогачи – и взрослые животные и оленята. Части стада всё же удалось вырваться и убежать, но убитых животных много, очень много! Люди бросились к добыче и, даже не вытащив туши на твёрдое место, ножами прокалывали толстые жилы на шеях, припадали к ним ртами, выпивая ещё тёплую кровь. С каждым глотком солоноватой красной жидкости силы возвращались к людям рода Сокола! Напившись крови, люди стали вытаскивать добычу с топкого места. В радостной суете не сразу заметили – нет одной из женщин, Рунемы-роданы. Осмотрелись вокруг – нет её. И только вытащив последнюю тушу громадного самца, обнаружили пропавшую. Женщина была мертва. Опытным охотникам всё стало ясно – смертельно раненый самец всё же успел нанести удар рогами в грудь охотницы и, падая, придавил её всей тушей, вдавив женщину в топкую жижу, в которой она, раненная рогами, и захлебнулась. Мужчина погибшей, смелый молодой охотник, не стесняясь слёз, обнял тело. Остальные люди смотрели на него с сочувствием, но все понимали – души рогачей позволили людям убить тела животных. Но взамен потребовали жизнь охотницы. Разве может быть иначе? Такова жизнь, такой её сделали неподдающиеся желаниям людей духи всего живого. Духов можно только просить об удаче. Но как они будут настроены, захотят ли помочь людям? Заранее никто не мог знать этого. Ну что же, такова судьба всех живых существ – смерть придёт ко всем. У молодой пары были уже 2 детей – девочка, которой уже 4 года и её младшая сестра, только-только отнятая от груди матери. Вот смена погибшей их матери. Женщина погибла, но дала возможность выжить дочерям, продолжить род.
Люди потащили добычу к месту стоянки. Все туши сразу они дотащить не могли, оставили руку оленей на месте охоты, оставив охранять их трёх охотников – запах крови быстро разнесётся ветром, привлекая хищников. Дотащив добычу до стоянки, все пошли назад за оставшимися тушами. А когда шли снова к стоянке, услышали испуганные крики детей. Привлечённые запахом крови к стоянке уже подобрались волки. Дети постарше, размахивая тяжёлыми и длинными для них копьями, пытались отогнать хищников, но те рвались к оленям, хорошо, что пока только порыкивая на детей. Малыши, сбившись в кучу за спинами старших, испуганно плакали, а двое серых уже вцепились в одну из туш. Рассвирепевшие люди, как же, на их добычу покусились любители дармовщины, бросились вперёд, выставив копья, размахивая топорами и дубинами. Схватка с серыми хищниками была короткой, но жестокой. Хищники убежали, оставив на земле четырёх убитых. А люди, некоторых из которых волкам удалось укусить, не обращая внимания на раны, дотащили оставшихся оленей до стоянки. Не из чего было развести костры, всё мокрое. Но такая мелочь не помеха. Люди распарывали туши и сырыми жадно ели печень, сердца добычи. Все были перемазаны кровью и чёрной грязью, но на это никто не обращал внимания. У них еда, много еды! Все будут сыты, все выживут, роду Сокола не грозит голодная смерть!
После того, как все насытились, похоронили погибшую Рунему-родану. Могильную яму было вырыть легко – земля размякла от проливного дождя. В могилу положили запас пищи на дорогу в мир духов и предков, женщина не обидится на соплеменников, они снабдили её едой для неведомой живым дороги. Долго стоял над свежей могилой муж погибшей, держа за руки двух девочек. Младшая ещё не понимала происходящего, а старшая лила слёзы, навсегда прощаясь с мамой, погибшей, но спасшей жизни своим детям. На следующее утро решили не ждать, пока подсохнет топь, а идти вверх по течению, где речка должна сузиться, где легче найти место для переправы. Сытые люди бодро шли по берегу и, когда солнце поднялось высоко, духи опять послали удачу – нашли место с каменистой отмелью через всю речку. И на берегу нашли сосновую заросль – омертвевшие сучья сосен всегда остаются сухими. Так что развели костры и закоптили мясо. И хоть путь был куда длиннее, чем думали, дошли до Дальней реки! Изголодавшиеся люди по пути съели почти всю добычу. Так что когда уже в сумерках вышли к берегу реки, быстро сделали факелы и с острогами и гарпунами бросились к воде. Привлечённые светом рыбы подплывали к людям, а те без промаха били острогами и гарпунами, с радостными криками вытаскивая на берег форелей, лососей, осетров. Шли дни, а рыба не убывала, да и в рощицах на берегах благодатного края появились стада ланей. Люди рода Сокола отъелись, набрались сил, но никто, кроме ещё неразумных маленьких детей и не помышлял остаться в этом благодатном краю. Дальняя река с её богатыми добычей и уловом на крайний случай. Так что, когда Мать рода и шаман, каждый день в полдень следившие за тенью, отбрасываемой воткнутой в землю палкой и ночью смотревшие на небесные светляки, определили, что пора на сход племени Настоящих людей, все безропотно покинули богатый край. Люди запасли много еды на долгий путь, были полны сил. И за дни, проведенные на берегах Дальней реки никто не погиб на охоте, никто не был ранен и не заболел. Волчьи укусы зажили, оставив шрамы – гордость настоящих охотников и охотниц.
Разведчики смотрели на Носатых, а те на них, явно чего-то ожидая. Первой решилась Лагона-пеана. Она ударила себя ладонью в грудь и громко, отчётливо назвала своё имя, повторив его несколько раз, чтобы поняли все. За ней, кто смело, а кто нерешительно, но все разведчики назвали свои имена. На крупных лицах Носатых появились улыбки, для Настоящих людей пугающие – Носатые улыбались, показав чуть не все большие зубы, так что улыбка скорее походила на оскал, но разведчики поняли – хозяева довольны. Затем Бэрн отдал короткое распоряжение. Люди рода Сокола не поняли отрывистых гортанных звуков, но увидели – несколько Носатых, взяв крепкие заострённые палки и оленьи лопатки, отошли от пещеры и принялись рыхлить палками землю и лопатками отбрасывать её в сторону. Всё понятно – роют могилу. Когда яма была готова, тело Руката-пагима товарищи положили на дно, положив рядом его оружие. А хозяева пещеры положили рядом с телом и кабаний окорок. Настоящие люди очень удивились – Носатые совсем как они кладут в могилу запас пищи на дорогу в мир духов и предков! С детства в преданиях говорилось – только Настоящие люди поступают так, а тут существа, которых и за людей то не считали, ведут себя совсем по человечески! Уже солнце опустилось до края земли, когда засыпали землёй тело. И опять Настоящие люди очень удивились. Над свежей могилой встал тот увечный старик и, изгибаясь всем телом, что-то запел глухим гортанным голосом. А все Носатые, собравшись вокруг него, то и дело подхватывали напев. Они совсем как Настоящие люди провожают в последний путь умершего! Неужели Носатые уроды тоже люди?! Всё произошедшее так совпадало с тем, что рассказывали старики о Носатых! Это ломало привычные представления о мире и Бонима-таона и Танил-перон не выдержали напряжения, напора мыслей – девушка вдруг расплакалась, а юноша с подвизгиванием захохотал. Другие разведчики тоже было видно, находились на грани срыва. Вожак отряда, не зря поставленный во главе разведчиков, среагировал немедленно – отвесил увесистые подзатыльники девушке и юноше и строго прикрикнул на остальных. Лагона-пеана пришла на помощь Бераму-диону и громко выкрикнула: «Как не стыдно вам! Замолчите! Мы хороним нашего товарища! И Носатые на нас смотрят! Что они подумают о нас! Мы же Настоящие люди!» Разведчики притихли и стали смотреть – что дальше. А Носатые, с недоумением смотревшие на пришельцев, не умеющих должным образом вести себя на похоронах, обменялись словами. Старый Эргон с досадой крякнул и объяснил соплеменникам – пришельцы всё же не такие как люди Народа лесов. Может у них так принято? Затем Бэрн положил на холмик несколько сухих веток, хорошо высушенный мох и пух кипрея. А Настоящие люди от изумления раскрыли глаза – вождь Носатых достал из сумки на поясе кремень и огненный камень и принялся высекать искры! Эти существа совсем как люди умеют добывать огонь!!! А Бэрн, разведя маленький костерок на могиле, обратился к духам с просьбой победить могильный холод и возродить умершего пришельца к новой жизни в мире духов.
В сумерках вернулись к кострам. Женщины уже зажарили мясо с приправой из щавеля и жгучего хрена для поминальной тризны. А ещё они вынесли несколько кожаных бурдюков и всем плеснули в деревянные чашки напитка, от которого приятно пахло мёдом. Настоящие люди с удовольствием жевали вкусное мясо и запивали его веселящим хмельным напитком. Он приятно дурманил разум и разведчикам уже не казались уродливыми лица хозяев пещеры. Они совсем как люди! Может зря предки сражались с ними? Можно же договориться жить в мире. Земля велика, всем места хватит. Когда совсем стемнело, Носатые отвели юношей и девушек в пещеру. Вход в неё был невысок, разведчики макушками могли задеть свод, но через несколько шагов свод стал выше, так что можно идти не опасаясь удариться головой. Пещера имела удивительную форму – почти правильного круга. На полу лежали охапки сухой травы, покрытые шкурами. Хозяева пещеры знаками предложили пришельцам устроить себе спальные места. Утомлённые бурным днём разведчики быстро заснули. А хозяева пещеры, взрослые мужчины и женщины опять собрались вместе и ещё раз принялись обсуждать – правильно ли они поступили, не убив пришельцев, а приняв их как друзей. Снова и снова вождь Бэрн и старый мудрец Эргон повторяли доводы о том, что надо не враждовать, а жить в мире. И в конце концов все согласились с ними, все, кроме крайне упрямого охотника по имени Ворд. Но он всегда всем возражал, о чём бы не говорили люди. Над ним посмеивались из-за его упрямства – если кто-то скажет, что трава зелёная, а снег белый, то Ворд начнёт спорить и возражать даже совершенно очевидным вещам. Просто из упрямства, такой уж у него характер.
Охотники Носатых и пришельцы спали долго, женщины и дети хозяев пещеры уже проснулись. Женщины принялись жарить мясо, а детей постарше, уже проглотивших по куску мяса, старая Горма послала за свежим щавелем. Вот и охотники Носатых встали и разведчики раскрыли глаза. Проснувшиеся, отойдя от пещеры, справили нужду и ополоснули лица в ручейке. Женщины и дети уже поели и подали утреннюю еду вставшим. Только они проглотили по кусочку, как из-за деревьев и кустов выбежали дети. Что-то возбуждённо тараторя, они подскочили к охотникам, указывая руками назад. Мужчины Носатых вскочили на ноги и бросились за оружием, делая призывные знаки руками гостям. Те тоже схватились за оружие. Вместе бросились туда, куда указывали дети. На бегу Настоящие люди с удивлением смотрели на странные вещи, которые несли Носатые – кроме копий они тащили увесистые округлые камни, связанные крепкими ремнями. А Носатые не понимая, смотрели на странные палки с крючками на конце у пришельцев и маленькие копья. Пришельцы обратили внимание – хозяева здешних мест хоть и бегут довольно быстро, но шаги у них не такие большие, как у Настоящих людей. Все молчали – разведчики поняли, что дети сообщили охотникам о замеченной дичи, на охоте надо хранить молчание. Вот деревья стали реже, впереди появилось открытое пространство. Бэрн издал тихий шипящий звук и, махнув руками в стороны, упал на землю. Остальные охотники быстро рассыпались шеренгой и тоже упали на землю. Прижимаясь к траве, прячась за кустами, поползли вперёд. Оттуда, с открытого пространства донеслось ржание ещё невидимых тарпанов. Настоящие люди не понимали языка Носатых, но на охоте настоящему охотнику слова не нужны. Носатые достали из заплечных мешков факелы, быстро зажгли их. Охотники проползли ещё немного и, услышав короткий возлас Бэрна, вскочили на ноги и бросились вперёд, громко крича и размахивая факелами. Вот она добыча! Впереди все увидели табун мелких тёмно-коричневых лошадей. Они хорошо знали – как опасны самые свирепые хищники – люди. Всхрапнув, тарпаны бросились прочь от охотников. Но бежали они туда, куда и надо людям, прекрасно знавшим окрестности своего жилья. Тарпанов гнали к глубокому оврагу. Вот пара мелких, но крепких лошадей бросилась вбок от табуна и тут Настоящие люди от удивления чуть не упали! Двое Носатых раскрутив над головами камни, связанные ремнями, метнули их в ноги лошадям. Крепкие ремни захлестнулись вокруг ног и лошади упали, а подскочившие к ним люди прикончили добычу. Но останавливаться некогда, потом, когда всё кончится - они рассмотрят невиданное оружие. Ещё несколько лошадей повернули назад и тут уже Носатые удивились – пришельцы, положив маленькие копья на крючковатые палки, метнули оружие так далеко, как никакому силачу не удалось бы бросить рукой. Две лошади сразу упали замертво, а ещё одну, раненую, добили копьями. И вот уже испуганные тарпаны, первыми подбежавшие к краю оврага, с громким ржанием взвились на дыбы, пытаясь повернуть назад. Но задние давили и лошади падали в глубокий овраг, ломая себе шеи и ноги. Рука Носатых, повинуясь короткому выкрику вождя, цепляясь за кусты и небольшие осинки, которыми поросли склоны оврага, быстро спустились вниз и добивали упавших тарпанов. И вот раздались торжествующие выкрики – охота окончена, люди добыли много мяса и шкур!
Долго ещё, пыхтя от натуги, вытаскивали из оврага туши. Лагона-пеана, загибая пальцы на руках, подсчитала добычу – всего добыли руку и ещё трёх взрослых животных и руку жеребят-подростков. А охотников всего три руки и ещё один, сразу всю добычу не унести. Охотники таких разных людей с улыбками смотрели на богатую добычу и друг на друга. Что может больше сблизить людей, чем совместная борьба за добывание пищи! Много еды, на много дней хватит, все будут сыты! А Носатые с удивлением смотрели на пришельцев – у Народа лесов женщины не охотятся. А среди пришельцев совсем молодые женщины, проявившие на охоте такое же умение, как и мужчины! А затем и люди Народа лесов и люди племени Настоящих людей долго рассматривали невиданное оружие. Носатые, указывая на связанные ремнями камни, повторяли – «бола, бола» - так они называли своё оружие. А люди рода Сокола, показывая своё оружие, повторяли, указывая на маленькие копья – «дротик» и на крючковатую палку – «копьеметалка». Бэрн указал рукой на Ворда и, подумав, на Лагону-пеану, и затем показал на туши. Всё понятно – эти двое остаются сторожить туши, которые не унести. Охотники донесут часть добычи к пещере и вернутся за остальной частью. Нагруженные тяжёлой ношей охотники скрылись за деревьями. Сторожа, то и дело с любопытством поглядывая друг на друга, не теряли бдительности – запах крови далеко разнёс лёгкий ветерок, приманивая хищников. Лагона-пеана внимательно осмотревшись, подошла к мужчине и, улыбнувшись, ещё раз, уже только для одного, назвала своё имя. Она видела – охотник, заколебался, но всё же назвал своё имя. Ворд всё не мог решить для себя – правильно ли сделали, что не убили Плосколицых, а приняли их как друзей? Первыми на запах крови прибежали лисы и шакалы, сторожа без труда отогнали их бросая камни и палки. Гиены даже не осмелились приблизиться, после того, как посланный Лагоной-пеаной из копьеметалки дротик пронзил самую наглую хищницу. Скоро придут люди за оставшимися тушами, сторожа успокоились и занялись интересным делом – указывая на траву, небо, солнце, деревья, начали называть их на своём языке.
Увлёкшись, они не сразу заметили, как из-за зарослей можжевельника показался пещерный медведь. Их выручило острое обоняние охотника Народа лесов – ветерок донёс до него запах зверя. Ворд мгновенно вскочил на ноги, выставив вперёд толстое копьё с кремнёвым наконечником. Лагона-пеана замерла, сердце её ёкнуло от испуга, когда она увидела зверя. Но девушка тут же отогнала это постыдное чувство, недостойное настоящей охотницы рода Сокола, племени Настоящих людей, тем более что её спутник без страха ждал зверя, приготовившись к схватке с ним. Девушка, тоже выставив вперёд копьё, стала рядом с приземистым мускулистым охотником. Нельзя бросать охотника в беде, пусть даже это и совсем не похожий на Настоящих людей Носатый урод! Они вместе добывали еду, они вместе отстоят добычу от зверя! Медведь страшно взревел, увидев, что путь к мясу преграждён. Он бросился вперёд, на наглых двуногих, осмелившихся противостоять ему тогда, когда он хочет есть и еда рядом. Вот уже вонь из его пасти достигла людей. Медведь встал на задние лапы и, издавая страшный рёв, сделал ещё шаг вперёд, и крепкое дубовое копье Ворда вонзилось в его брюхо, а Лагона-пеана изо всех сил ударила зверя своим копьё в левый бок. Страшный рёв сотряс землю, медведь взмахнул лапой с выпущенными страшными когтями. Удар пришёлся по спине охотницы. От большой раны девушку спасло то, что на спине у неё висел мешок с запасными кремнёвыми пластинами. Когти медведя разорвали мешок, пластины ослабили удар и только два когтя, прорвав парку, прошлись между лопаток по коже. А медведь упал вперёд, подминая под себя Ворда, копьё его сломалось, обломок с наконечником полностью вошёл в брюхо зверя, вызвав страшную боль. Медведь откатился в сторону и Ворд смог вытащить нож. Его левая рука была прижата тушей зверя, а правой он бил и бил ножом, стараясь угодить в шею. Лагона-пеана с трудом поднялась на ноги. Ещё не чувствуя боли от ран на спине она выхватила из-за пояса топор и ударила острым лезвием по шее медведя. Медведь захлебнулся в рёве и в этот миг нож Ворда достиг цели – фонтаном ударила алая кровь. А девушка ещё и ещё раз ударила топором и Ворд снова и снова бил ножом. Судорога прокатилась по телу медведя и навсегда перестало биться его сердце. Сильно помятый, но с целым костями, Ворд поднялся на ноги и, хромая подошёл к девушке, сидевшей на кочке. Короткая схватка с медведем отняла у них куда больше сил, чем охота на тарпанов. Носатый принялся стаскивать с девушки мешок и порванную парку. Только сейчас она почувствовала боль меж лопаток и то, как по спине течёт кровь. А Носатый, подняв свою накидку, помочился на рану и приложил к ней кусок сухого мха, привязав его к телу длинным ремешком от бола. А затем девушка племени Настоящих людей и мужчина Народа лесов сидели рядом и улыбались друг другу. И Лагона-пеана решилась – она вынула острый нож и надрезала себе руку на предплечье, а затем быстро так же чиркнула ножом по руке Носатого и смешала его и свою кровь на каменном клинке. Теперь они навсегда брат и сестра! Они даже больше чем кровные родственники! Они спасли друг друга в страшной схватке со свирепым огромным зверем! Ворд недоумевающее смотрел на всё происходящее. Он тоже чувствовал, что эта девушка, совсем не похожая на женщин Народа лесов, высокая, смуглокожая и, надо признать очень некрасивая для него, сделала что-то очень важное для него и себя. Он почувствовал как неприязнь и недоверие к Плосколицым пропали. Они так же, как и охотники Народа лесов не бросают товарища в опасности. И Ворд проковылял к медведю, распорол брюхо и вырезал печень. От неё он отрезал длинную полосу, один конец её засунул в рот недоумевающей девушке Плосколицых, другой зажал своими зубами и рассёк посредине ножом. Они вместе сжевали печень и Ворд произнёс древнее заклинание, делающее разных людей самыми близкими родичами. И дети разных народов поняли – никогда они не смогут поднять копья на разных, непохожих на себя, но людей!
К месту схватки уже подошли люди рода Сокола, охотники и женщины Носатых. С первого взгляда им стало ясно – что произошло. И все люди разразились радостными криками, славя доблестных охотницу племени Настоящих людей и охотника Народа лесов! А потом, за праздничным пиршеством отважные девушка и мужчина получили по клыку из верхней челюсти медведя – знак их доблести!
Радена-магана и Барем-сакан уже ходили без помощи палок, только хромая. Им уже казались привычными лица хозяев с большими носами, валиком над глазами, большими нижними челюстями без подбородков. Они уже могли перемолвиться с такими не похожими на них, но людьми. Чаще всего они проводили время с двумя людьми – старыми седыми старухой и стариком – Лэбой и Вэрдом. Сначала юноша и девушка племени Настоящих людей удивлялись, видя этих совсем старых и слабых Носатых. Почему они живы? Почему их не прогнали в голодное время? А что было такое время им ясно – вон все какие худые. Сейчас то Носатым повезло – животные вернулись, добыча хорошая, все едят вдоволь. А ещё они видели – после большой охоты на оленей принесли в стойбище раненого охотника. На обратном пути на Носатых набросился отчего-то рассвирепевший шерстистый носорог. Животное убили, но он успел рогом ударить в грудь старому охотнику, Рэнду. Раненого принесли в стойбище и заботливо ухаживали, рану на груди замазывали глиной, прикладывали мох и травы, но мужчина всё равно умер. Почему сразу было не отправить его в мир духов? Но постепенно людям рода Сокола становилось понятно – Носатые, хоть и не похожи на них, хоть и уродливы, но тоже люди, может и лучше их соплеменников – добрые, заботящиеся о старых, раненых и больных, даже безнадёжных. А девушка и юноша тем временем совсем поправились, сломанные кости срослись хорошо. И хоть они и не обладали такими знаниями как Мать рода и шаман, но по положению луны и небесных светляков поняли – скоро сход всего племени Настоящих людей. Хоть и хорошо жить у гостеприимных Носатых смельчаков, но очень хотелось вернуться домой, к своему племени, к своему роду. И используя ставшие им известные слова Носатых и жесты, объяснили их вождю Эккру, что хотят вернуться. Эккр не препятствовал, он хорошо понимал - как тянет к своему очагу. И вот, снабжённые хорошей походной едой и кожаными бурдюками для воды, девушка и юноша отправились в путь к месту схода племени. Оружие они себе сделали сами, окрестности стойбища Носатых было богато кремнем и деревьями с крепкой, упругой древесиной. А ещё они нашли несколько огненных камней!
Путь был нелёгок – самый разгар лета, жарко, многие ручейки пересохли, воды мало. Но надо идти. Заблудиться они не боялись – как всякий охотник они чутьём могли найти верный путь. Но спешить надо – немного дней осталось до схода племени. И надо придти именно туда, а не в родное стойбище. Может люди рода Сокола из-за голода решат откочевать в другое место и из-за этого не придут на сход. Конечно, любой род племени примет их к себе, а на следующий год на сходе они вернутся в свой род. Но уж очень хотелось увидеть поскорее друзей и родичей. Они не обижались на них из-за того, что самые близкие люди бросили их умирать беспомощных. Так было, так будет всегда, особенно в тяжёлые времена. Но всё же точил их душу червячок сомнения – ведь Носатые, кого и за людей то не считали, не поступают так, не бросают своих даже в самые трудные времена. Девушка и юноша просыпались затемно, когда ещё небесные светляки ярко горели на тёмном небе и шли в прохладе, пока не наступала сильная жара, по пути ища источники воды. Самое жаркое время пережидали в тени деревьев, по очереди охраняя сон друг друга, а в вечерней прохладе снова шли и шли к месту сбора всего племени. И дошли в срок! Уже всё племя собралось на месте схода – в роще на берегу широкой, но мелкой реки, богатой рыбой и раками. Радостно люди бросились к соплеменникам, но после бурных приветствий загрустили – все роды племени собрались, а их рода Сокола нет.
Радена-магана и Барем-сакан рассказали всем соплеменникам о случившимся с их родом несчастье. Кто знает, что произошло с родом, когда все вышли в поход к Дальней реке. Всё может быть. Могли не дойти, умереть от голода, могли ослабевшие люди стать добычей свирепых хищников, могли на них напасть враги и всех убить. Только духи знают, что произошло. А ещё все люди племени были потрясены рассказом о том, как юноше и девушке удалось спастись. Долго племя Настоящих людей не могло поверить в доброту своих врагов. Но не поверить нельзя – вот обречённые на смерть вернулись живые и здоровые. Хотя многие члены племени осуждающе говорили о глупых, по их мнению Носатых. Зачем кормить ненужных для выживания немощных стариков, зачем ухаживать за обречённым на смерть? Но духи оказались благосклонны к роду Сокола. На следующий день всё племя, после состязаний охотников сидевшее за вечерней едой увидело – к ним идёт род Сокола! И пришедшие совсем не походили на изголодавшихся людей – сытые лица, кое у кого толстые животики. И за время пути от Дальней реки до места схода только один ребёнок умер от кровавого поноса.
Обратный путь показался разведчикам куда легче – шли то уже знакомой дорогой. И через болото перебрались легко – от жары топь подсохла, стала уже. Разведчики быстрым шагом шли назад. Они придут на сход племени. И путь туда шёл как раз через их родное стойбище, посмотрят, что с их домом. И увиденное по пути радовало сердца – видели много следов и оленей и бизонов и тарпанов и мамонтов. И следы хищников во множестве – значит животные вернулись, не грозит больше голод. И не только следы они видели, видели и большие стада и по пути добывали и оленей и ланей, почти не трогали походную еду, которой их снабдили новые друзья. До родного стойбища оставалось два дневных перехода. Отряд остановился на ночёвку у небольшого озерца. Вдоволь накупавшись в прогретой жарким солнцем воде, развели костёр и поджарили добытых по дороге дроф. Выставив сторожевого легли спать. Последней сторожила сон товарищей Лагона-пеана. Уже посветлело небо и девушка воспользовавшись этим метала в цель новое оружие – бола. Она лучше всех метала камни, связанные ремнём. Вот и сейчас пущенное в пенёк оружие обмоталось вокруг остатка ствола берёзы. Девушка положила бола рядом и присела на кочку, внимательно осмотрев окрестности и прислушавшись к начавшим петь птицам. Вроде всё спокойно. К ней подошёл проснувшийся вожак отряда Берам-дион. Он что-то хотел сказать, но прервался на полуслове. И он и Лагона-пеана одновременно услышали какой-то шорох. Опытные охотники они поняли сразу – это не зверь! «Вставайте! К оружию!» - громко воскликнул Берам-дион, вскидывая копьё. Охотники и охотницы вскочили на ноги, ещё не проснувшись окончательно они сбились вместе, вскидывая копья, готовя копьеметалки. Люди племени Настоящих людей всегда готовы встретить врага! Из-за кустов с завыванием поднялись человеческие фигуры – Грязные бродяги! Они выследили разведчиков и постараются их убить! В руках бродяг копьеметалки, они уже приготовились к броску. Берам-дион не зря был назначен вожаком отряда. Он подошёл к Лагоне-пеане без копьеметалки, но тут же подхватил камень и попал в плечо одного из нападавших, тут же уронившему своё оружие. А Лагона-пеана громко крикнула товарищам: «Закройтесь мешками!» Разведчики мгновенно схватили свои мешки и тут же в них полетели дротики Грязных бродяг. Догадка девушки была великолепной! Бродяги метнули дротики без промаха, но они застряли в мешках с дорожной поклажей, которыми разведчики успели прикрыться. Рядом с Лагоной-пеаной не было её мешка, но она успела броситься на землю и оружие врага просвистело над ней. А вот вожаку отряда не повезло – у него тоже не было мешка и дротик ударил его в бедро, глубоко его пробив, Берам-дион упал на траву, обливаясь кровью. А Лагона-пеана, вскочив на ноги, метнула свой дротик в одного из нападавших, голова которого была украшена пучком перьев, видимо предводителя нападавших. Не зря она каждый день училась метать дротики в цель – её оружие пробило горло вражеского вождя. Бродяги взвыли, увидев смерть своего предводителя, а разведчики, воспользовавшись заминкой врагов, метнули своё оружие, поразив ещё троих. Но нападавших было много и настигла бы людей рода Сокола смерть, если бы добрые духи не пришли к ним на помощь. В горячке схватки никто не услышал трубного звука, который издавал разъярённый мамонт. Вчера какие-то двуногие существа охотились на него и больно ужалили своими острыми палками в ноги. Мамонту удалось уйти от охотников, а сейчас он учуял запах своих врагов. Разведчики увидели на фоне всё светлеющего неба – огромное животное показалось позади нападавших. Огромный самец схватил хоботом одного из Грязных бродяг, подкинул его вверх и огромной ногой наступил на упавшего, так, что во все стороны брызнула кровь. Разведчики подскочили к своему вожаку и потащили прочь. А мамонт уже ударом длинного бивня свалил сразу двух напавших на людей рода Сокола. Разведчики напрягали все силы – они бежали к небольшой роще из клёнов и ясеней – меж их стволов они укроются от рассвирепевшего огромного животного. А мамонт гонялся за своими врагами. Грязные бродяги, вопя от ужаса, бросив оружие, тоже побежали к деревьям, но их встретили меткие дротики разведчиков и камни из пращей. Уцелевшие от оружия разведчиков и свирепого животного, бродяги бросились бежать, не разбирая дороги. Мамонт не стал преследовать их. Победно трубя, он не спеша ушёл на полночь, догоняя своё стадо.
Разведчики облегчённо вздохнули и запели хвалебную песню-заклинание, благодаря своих покровителей – добрых духов, не бросивших их в беде. А затем Наима-рея склонилась над раненым. Дротик глубоко вонзился в бедро вожака, пробив его почти насквозь – вон совсем неглубоко под кожей с противоположной от раны стороны ученица знахарки чувствовала острый кремнёвый наконечник. Но вожаку повезло – оружие не задело крупные сосуды и кровь уже не текла. «Держите его крепко» - приказала она товарищами. Сильные руки прижали к земле тело и ногу Берама-диона, а Наима-рея изо всей силы потянула за древко и вытащила оружие из раны. Берам-дион коротко вскрикнул, но затем, как и положено настоящему охотнику, не издал ни звука, когда Наима-рея, запустив в рану длинную гладкую палочку, проверяла – не остался ли в ране осколок кремнёвого наконечника. Облегчённо вздохнув, она сказала – рана чистая. Поискав в рощице влажные места, куда не падали солнечные лучи, она нашла сырое место, покрытое пятнами плесени. Соскоблив её, наложила на рану, прикрыв сверху клочком сухого мха и привязав его к бедру ремешком. Разведчики сидели около своего вожака, не зная, что делать дальше – Берам-дион не мог сам идти. Ждать пока он поправится они не могли и бросить товарища что-то уже препятствовало. Лагона-пеана первой встала, взяв в руки топор. И её товарищи без просьбы и приказа тоже вытащили свои топоры. Они выбрали два крепких, но не очень толстых ясеня, свалили их и очистили стволы от ветвей. Затем пошли на место схватки и сняли с мёртвых врагов их одежду и найденные на двух мёртвых длинные кожаные ремни. Из этого они соорудили носилки. Когда работа была уже окончена, солнце стояло совсем высоко. И разведчики решили провести остаток дня и ночь на этом месте. Схватка с врагами была хоть и совсем короткой, но отняла много сил. А Берам-дион с благодарностью смотрел на своих товарищей, не бросивших его, готовых тащить его к стойбищу.
Как-то само собой получилось, что вместо раненого вожака главенство перешло к Лагоне-пеане. Девушка решительно приказала Наиме-реи остаться с раненым, а всем остальным идти поискать свежей еды. Идти пришлось далеко – привлечённые запахом крови к телам Грязных бродяг уже подошли гиены, распугав травоядных. Так что с добычей, двумя ланями, вернулись когда солнце уже почти наполовину скрылось за краем земли. К тому времени крепкие челюсти гиен перемололи тела убитых, не оставив даже костей. Утром выступили в поход, по очереди неся раненого товарища. К вечеру второго дня вышли к родному стойбищу! Тишина встретила разведчиков – никого. Они другого и не ожидали. Развели костёр, зажгли фитили в светильниках. Сразу видно – в стойбище побывали звери – перевёрнутые корзины, стащенные с постелей покрывала. Но звери большого вреда не причинили – им нужна еда, а её то в стойбище не оставалось ни крошки, ни кусочка. От остававшихся в стойбище со сломанными ногами Радены-маганы и Берама-сакана никаких следов. Да что могло с ними произойти и так ясно – они стали пищей хищников. Ночь прошла спокойно. На рассвете Лагона-пеана, всеми уже признанная вожаком, распорядилась – в стойбище остаются Берам-дион и Наима-рея. Остальные идут к месту схода племени. И маленький отряд опять вышел в просторы полей и лесов земель рода Сокола племени Настоящих людей. Сердца разведчиков радовались – животные вернулись на земли рода! Вон сколько следов! Да и стада оленей, тарпанов, ланей, бизонов были видны всем. И мамонты тоже ходят по их землям! Есть добыча, есть еда! А ещё они принесут весть о новых богатых землях, прекрасном мире. Племя растёт – детей рождается больше, чем умирает людей.
Этим вечером Матери всех родов племени и вожаки охотничьих отрядов не легли спать со всеми. Они собрались вместе и дождались - когда на тёмном небе показались небесные светляки и луна. Поглядывая на оленьи лопатки, на которых были выбиты резцом значки, долго смотрели на небо – через день пора завершать сход племени. Роды разойдутся по своим землям охотиться и ловить рыбу – делать запасы на зиму. Мать рода Сокола тревожилась – разведчики не вернулись и неизвестно что делается на землях рода, вернулись ли животные. После того, как половину ночи Матери родов и вожаки охотников провели в наблюдении за луной и небесными светляками, они ещё спали, когда утром остальные люди племени Настоящих людей уже поднялись. Спящих разбудили радостные крики. Мать рода Сокола вышла к костру и ещё издали увидела – к стойбищу идут люди – рука и ещё один. Она сразу поняла – вернулись разведчики. И вот уже они сидят у костра. После объятий с родичами всё племя столпилось вокруг них, но никто не задал ни единого вопроса, пока пришедшие не поели. А потом все внимательно слушали вернувшихся. Лагона-пеана начала свой рассказ о походе с того, что сразу сказала – двое юношей уже никогда не вернутся в племя. В дальнем пути они ушли в леса и поля, где никогда не переводится дичь, где рыба сама идёт в сети и верши, где круглый год в лесах много ягод и грибов. Сдавленный плач послышался из толпы людей – родичи умерших не могли сдержать слёз горя. А затем Лагона-пеана подробно рассказала о пройденном пути, о том что они видели, как удалось найти богатые земли, где могут прокормиться множество людей. Рассказали – как подружились с Носатыми, оказавшимися приветливыми и добрыми, как договорились о разделе земель. Люди слушали не пропуская не единого слова, задавали вопросы. А потом вернувшимся рассказали обо всём, что произошло в их отсутствие, о неожиданной доброте и помощи, которую оказали Радене-магане и Барему-сакану Носатые. Рассказали и то, что на землю рода Сокола вернулись стада – голод больше не грозит. До позднего вечера не расходилось племя, снова и снова слушая рассказы. Наконец Матери родов объявили – решение будет вынесено завтра, а сейчас всем спать.
После утренней еды снова всё племя собралось у костров. Каждому, кто хотел, дали высказаться. Много людей пожелало переселиться на найденные богатые земли, особенно молодёжь, которой так хотелось идти в неизвестные дали, увидеть новое. И решили Матери родов и вожаки охотников – пусть те, кто хочет и в силах выдержать долгий и трудный путь, пойдут на новые земли. Пусть в племени Настоящих людей появится новый род! Пусть племя растёт и становится сильнее! И Матери родов и вожаки охотников предложили, а почти все поддержали их предложение – пусть Матерью нового рода станет Лагона-пеана. Девушка почувствовала – как радостно и в то же время тревожно забилось её сердце – стать Матерью рода огромная честь для женщины. Справится ли она? Это не только честь, но и огромная ответственность. От неё будет зависеть благополучие людей. Она должна решать все вопросы, разбирать и улаживать ссоры. Она вместе с шаманом должна будет вести счёт времени, уметь разобраться в значках, следить за небесными светляками, солнцем и луной. И ещё – сама она никогда не родит детей, ибо все люди рода будут её детьми. Конечно, близость с мужчиной не возбранялась, но надо следить за своими женскими кровотечениями, считать дни, когда без опасения забеременеть можно разделить ложе с мужчиной, и принимать травы, которые ей даст знахарка, предотвращающие беременность. Но отказаться от предложенного – значит тяжко оскорбить доверившихся ей людей. И Лагона-пеана произнесла древние священные слова, принимая на себя доверие всех людей. Но она сказала – пусть те, кто не чувствует в себе сил жить в мире и дружбе с Носатыми, которые называют себя Народом лесов, не идут на новые земли. Если они будут нападать на новых соседей – добра не жди. И Матери родов и вожаки охотников поддержали совсем молодую, но разумную не по годам девушку. И решили – не ждать морозов, а идти в тёплое время года. В конце следующей весны все, решившие идти на новые земли соберутся в стойбище рода Сокола. Матери родов и шаманы, откладывая веточки, сосчитали – на новые земли пойдут две руки мужчин в лучшем охотничьем возрасте и их женщины, три руки юношей и три руки девушек, считая и Лагону-пеану и рука рук и ещё трое детей и подростков. Всех предупредили – при каком положении небесных светляков надо быть в стойбище рода Сокола. А потом был прощальный пир, песни и пляски.
На утро роды пошли в свои стойбища. Уходящие на новые земли не прощались друг с другом, они же увидятся в конце следующей весны. Осенью, зимой и весной Лагона-пеана не ходила на охоту и рыбную ловлю. Мать рода и шаман каждый день обучали её трудному и ответственному делу – быть Матерью рода. Её учили следить за солнцем, луной и небесными светляками. Она училась понимать бессловесную речь значков, запоминала предания племени и много чего ещё, нужного для руководства целым родом. Теперь она была не простая охотница с беззаботной жизнью. От неё зависело благополучие множества людей.
Лагона-пеана оглядела людей. Всё готово, в последний раз опытные охотники проверили – всё ли нужное в пути взято с собой. В стойбище пришли не только уходящие на новые земли, но и их родичи, попрощаться с близкими. Кто знает, когда они увидятся вновь и увидятся ли вообще. Вот, в прошедшие осень и зиму четверо охотников, решивших переселиться, не дожили до этого времени – двое погибли на мамонтовой охоте, а двух унесла насланная злыми духами болезнь, от которой трясло в жару, болело в груди, и был кашель с кровью. Но вместо умерших пришли ещё и не четверо, а рука и ещё один. И вот уже стойбище рода Сокола скрылось за деревьями. На душах уходящих было и тревожно и радостно. Они уходят навсегда из родных мест, если когда-нибудь и придут сюда, то только на несколько дней повидаться с родичами и друзьями. А что ждёт в новых землях - не знал никто, но все надеялись на счастливую жизнь. Знакомая дорога всегда коротка – до болот новый род племени дошёл на день быстрее, чем год назад разведчики. И по пути было много дичи, так что походную еду и не трогали. И всего один ребёнок погиб в пути – мальчишка, которому исполнилось всего рука и ещё три года на привале побежал с пращой за дрофой, не смотрел под ноги и свалился в глубокую яму. Его вытащили, но у мальчишки не двигались ноги. Знахарка Наима-рея, осмотрев его, сказала – мальчишка калека навсегда, у него сломался позвоночник. И по просьбе матери она дала мальчишке много сухого сока маковых головок. Во сне мальчишка ушёл в мир духов и предков. Его похоронили, положив в могильную яму всё нужное для пути в мир духов и предков.
У берега болота стояли четыре дня – переправиться через топи многочисленному роду с детьми куда труднее, чем небольшому отряду разведчиков. Люди из гибкого лозняка плели широкие плетёнки, чтобы выстелить ими самые топкие места, собирали упавшие стволы деревьев, рубили деревья, чтобы гатить болото. Все повесили на плечо мотки крепких ремней. И на рассвете пятого дня двинулись в трудный и опасный путь. Среди переселявшихся на новые земли шли и рука и ещё один из тех, кто прошлым летом шёл тут. Они шли, равномерно растянувшись по цепочке людей, предупреждая о самых опасных местах. Люди были тяжело нагружены, а некоторые женщины шли с маленькими детьми за спинами. Не раз и не два приходилось вытаскивать оступившихся из чёрной чавкающей жижи. Но духи были благосклонны к людям, все перешли топь, даже маленькие дети не шалили, не пытались быстрее взрослых уйти вперёд. На твёрдой земле все рухнули на мягкую траву. Не было сил даже обмыться, постирать одежду. Даже не поев, люди погрузились в глубокий сон. Утром, хорошо выспавшиеся и вдоволь поевшие люди были снова полны сил и решимости идти дальше. Род двинулся к месту, где прошлым летом переправлялись через Да-на-пор разведчики. Идти по твёрдой земле было легко, опасности нет и юная Мать рода погрузилась в раздумье – какое имя дать новому роду? Просто понравившимся называть нельзя – духи должны подать знак – какое имя рода будет им угодно. Но пока никто не заметил знака, поданного духами. Вот уже совсем недалеко место удобной переправы и тут ушей людей достигло карканье ворона – идущие впереди дозорные подали сигнал – впереди добыча! Сначала все услышали два коротких карканья, затем, с большим перерывом одно и затем, тоже после большого перерыва, три раза каркнули дозорные. Это означало – впереди большое стадо оленей. Все, способные метать копья и новое оружие – бола, все кто мог рубить топором и бить дубиной, стремительно, но бесшумно рванулись вперёд, оставив у берега реки всех маленьких детей под присмотром двух подростков, страшно огорчившихся, что их не взяли на большую охоту. Это была такая удачная охота, которой никто вспомнить не мог! Охотникам и охотницам удалось загнать огромное стадо рогачей в топь. Олени не могли выбраться и один за другим падали под ударами копий, топоров и дубин. И никто не погиб! Только одной женщине рогач, ударив копытом, сломал руку. Но знахарка сказала – опасности нет, кожа не порвана, а сломанные кости срастутся, и заключила руку в трубку бересты, держащей кости в нужном положении. Добычи было много, очень много! Решили остановиться и закоптить и засушить мясо. А шкур было столько, что невозможно было унести и их решили не брать с собой.
Две руки дней стоял род у места переправы – надо было сделать две руки плотов, чтобы всем переправиться через могучую реку. Люди вязали охапки камышей, валили деревья, вязали плоты. Но сырые стволы очень тяжёлые, будут глубоко сидеть в воде, людей может смыть с глубоко осевших плотов. Но люди были готовы рискнуть, чтобы быстрее переправиться на другой берег. Мать рода проснулась, когда только-только стал рассеиваться мрак ночи. Как же она сразу не догадалась! Ведь вот он знак духов! Это они послали им огромное стадо оленей. И не только для мяса! Вот же множество шкур! Из них сделать бурдюки, надуть их и привязать к плотам! Куда легче будет плыть! И имя рода будет – род Оленя. Новый род будет носить имя и в память о погибших от голода много лет назад людях из рода с таким же названием! Души умерших людей будут радоваться, узнав, что род Оленя племени Настоящих людей возрождён!
Люди с радостными криками сталкивали плоты на воду, садились на них и сильно гребли, стараясь справиться с течением. Но никто из удали не пытался обогнать другие плоты, пусть медленнее плыть, но зорко всматриваясь в воду – не плывут ли они на водоворот. И уже проплыли плоты больше половины реки, когда один из них вдруг сначала медленно, а потом всё быстрее закрутился на месте. Мать рода с досадой смотрела на вцепившихся в брёвна людей – не заметил главный на плоту, молодой охотник Керан-тарог водоворота! А плот вдруг накренился и люди с него посыпались в воду. В воде оказались два охотника со своими женщинами, двое детей и две молоденькие девушки. Они отчаянно барахтались, зовя на помощь. Большинство людей плохо плавали, а кое-кто и вообще не умел – нет на землях племени больших и глубоких рек и озёр. Мать выкрикнула приказ и другие плоты медленно и осторожно поплыли к тонущим. Раскат грома долетел до её ушей. Лагона-пеана подняла голову – с полночи, гонимые всё усиливающимся ветром, ползли чёрные грозовые тучи, освещаемые частыми вспышками молний. Быстрее, быстрее! Люди метнули длинные крепкие ремни, тонущие вцепились в них с силой отчаяния. Все? Нет, уже не видно на поверхности воды детских голов! Утопающих тянули к плотам, вот они уже совсем рядом, вот уже карабкаются на плоты. В воде оставались две девушки, вцепившиеся в ремень. Они уже на расстоянии нескольких шагов от плота и в этот момент ремень оборвался. Одна из девушек яростно гребя руками приблизилась к плоту, кто-то протянул ей длинное копьё и вот она уже вылезает на плот. А вторая беспомощно барахтаясь в воде, захлёбываясь, звала на помощь. Рядом с ней в воду упал ремень, но девушка не заметила его. В этот момент с неба хлынул проливной дождь. Мрачные тучи затмили солнце и в последнем его луче Мать рода Оленя увидела – в воду бросился юноша, он плыл на помощь девушке, вот он совсем рядом, но тут девичий крик захлебнулся и голова несчастной исчезла под пошедшей волнами воде. У юноши хватило сил вернуться к плоту и вылезти на него. Никто не слышал криков Лагоны-пеаны, приказывавшей сильнее грести, плыть к берегу – раскаты грома заглушали голоса. Но и без распоряжения предводительницы рода люди напрягали все силы, стремясь достичь спасительного берега. Они изо всех сил гребли, преодолевая ярость волн, разгулявшихся на могучей реке. Люди привязывали себя ремнями к сучкам, оставшимся на брёвнах, матери держали детей. Плоты бросало из стороны в сторону, они опасно кренились. Но люди, как подобает отважным охотникам и охотницам напрягали все силы. И вот плоты почти все сразу сели на отмель. До берега оставалось ещё половина броска копья, но плыть дальше было нельзя. Люди соскакивали с плотов и по пояс в воде, неся детей, съестные припасы, оружие, из последних сил шли к твёрдой земле. Лагона-пеана, как и положено матери рода шла последней, смотря – не остался ли кто в воде или на плоту. Вот отчаянно вопя молодая женщина бросилась назад, протягивая руки к одному из плотов – на нём, вцепившись мёртвой хваткой в сучья, лежала маленькая девочка. Страшно испуганная, замёрзшая под холодным дождём, она не могла расцепить пальцы. Лагона-пеана вместе с матерью всё же оторвала девочку от раскачивающегося под ударами волн плота и бросились на берег. Самые сильные мужчины, убедившись, что все вылезли на берег, бросились обратно к плотам, снимая с них оставшиеся припасы, мешки с сушёным мясом, одежду. И вот все уже на берегу, кроме самого высокого охотника во всём племени – отважного Тебара-садона, победившего двух пещерных львов. Он несёт тюк из свёрнутых шкур. Люди отбегали подальше от разбушевавшейся реки, пытаясь найти защиту от ливня у крутого берега. Они нашли место, где в обрывистом берегу было несколько углублений, защищавших от холодных струй. Все уже в них, только Тебар-садон бежит к укрытию по открытому берегу. Он уже совсем близко и вдруг огненная молния ударила прямо в охотника, оглушив всех страшным громовым раскатом. На какое-то время люди ослеплённые вспышкой и оглушённые громом ничего не видели и не слышали. А когда снова обрели зрение, то увидели – Тебара-садона нет! В темноте, рассеиваемой только частыми вспышками молний, все увидели – на берегу лежит чёрная куча золы! Небесный огонь убил отважного охотника! Страшная гроза окончилась так же быстро, как и налетела. Дрожащие от холода, промокшие люди выбежали под горячие лучи светила, чтобы согреться. Лагона-пеана, загибая пальцы и откладывая камушки пересчитала людей рода. Да, могучая река погубила двух детей и девушку, а молния убила отважного охотника. Уже слышался горестный плач матери утонувших детей, скрежетал зубами и сжимал в бессильной ярости кулаки юноша – утонувшая девушка должна была вскоре стать его женой, плакали жена и двое детей сгоревшего в небесном огне Тебара-садона. Да, большое горе обрушилось на новый род племени Настоящих людей! И самое обидное – нельзя по обычаям похоронить погибших! Духи великой реки позволили переправиться через неё, но потребовали за это жертву. Так было всегда, так будет всегда. Но до чего же горько терять соплеменников, и не дряхлых стариков и немощных калек, а только начинающих жить детей, девушку, которая вскоре родила бы новых детей и могучего охотника! Но не людям спорить с духами и противиться их воле.
Отдохнув, люди двинулись к маленькой реке, впадавшей в могучий Да-на-пор. Там они без труда поднялись на обрывистый берег. Вон, совсем рядом роща. В ней они найдут сухие сучья елей и сосен, разведут костры. Обсушатся, поедят и заночуют. Утром следующего дня Лагона-пеана осмотрела местность и, посоветовавшись с охотниками, решила – никуда дальше идти не надо. Место прекрасное для стойбища рода – речка с прозрачной водой, вокруг рощи, где есть ветви для костров, высокий холм, с вершины которого прекрасно видно на очень большое расстояние – можно издали увидеть добычу. Мать рода первой поднялась на вершину холма и оглядела окрестности. Великолепное место! Насколько хватал глаз, были видны зелёные леса и поля с бродящими по ним стадами оленей, тарпанов, бизонов. А вон вдалеке, на полночь и на полдень видны рыжие пятна стад мамонтов. И Мать рода Оленя подняла руки к тёплому солнцу и издала торжествующий крик, подхваченный другими людьми рода, тоже поднявшимися на вершину. Это их прекрасный мир! Он принадлежит им! Здесь навсегда поселится возрождённый род Оленя!
Лагона-пеана расчёсывая костяным гребнем длинные волосы огорчённо вздохнула – в каштановых прядях всё больше седины. Да она ещё крепка и здорова, но старость близко. Надо думать – кто после неё будет Матерью рода Оленя. Да уже можно сказать и не рода, а хоть небольшого, но племени. Да, первый год жизни на этих прекрасных землях был труден. Надо было быстро построить дома, чтобы пережить холодную зиму, а для этого нужны крепкие и тёплые шкуры мамонтов. Люди рода каждый день ходили на охоту, рыли глубокие ямы-ловушки. Духи были щедры и посылали длиннозубых охотникам. Но всё же построить жилища для всех в первое лето не удалось. Пришлось мужчинам переживать холода в шалашах. Хорошо, что еды запасти удалось много, даже весной не голодали. А во второе лето удалось достроить жилища, хорошие, крепкие, тёплые. И род разрастался – ещё пришли мужчины и женщины из других родов племени. А потом случилось невиданное и неслыханное! Несколько стаек тех, кого Настоящие люди называли Грязными бродягами пришли к роду Оленя искать союза. И постепенно влились в род. Бродяги были отважными и умелыми охотниками, так что даже упрямцы, которых всегда много, признали это. И эти охотники, их женщины и дети были приняты в род Оленя. Род рос и креп. Уже помимо главного стойбища появились ещё два, не такие большие, но растущие год от года. Мать не спеша подошла к кострам. Вокруг них уже собрались все люди, ждали только её, чтобы начать утреннюю еду. Все, повторяя за Лагоной-пеаной, произнесли слова благодарности добрым духам и предкам, давшим людям сытную вкусную пищу. После еды Мать рода достала оленью лопатку, посмотрела на выбитые на ней значки, на тень от палки, воткнутой в землю и улыбнулась – завтра или послезавтра придут люди Народа лесов. За много лет сложился обычай – в конце весны по очереди, люди рода Оленя и Народ лесов ходили в гости друг к другу. По очереди – один год род Оленя к Народу лесов, на следующий год наоборот. Все давно уже привыкли друг к другу и людям рода Оленя уже не казались соседи уродливыми носатыми нелюдями. Они такие же люди, только духи наградили их внешностью не похожей на людей рода Оленя. К встрече друзей всё было готово – приготовили хмельной напиток из мёда, мяса было достаточно для праздничной еды. В ямах на берегу Да-на-пор-ты добыли крепкий обсидиан для обмена на соль, что принесут посланцы Народа лесов. Музыканты готовы были исполнить новые песни, что придумали этой длинной суровой зимой.
Да, морозы были очень сильные и снега выпало необычно много – небольшая Да-на-пор-та разлилась в паводок необычно широко. И как бы возмещая суровую зиму, весна выдалась очень тёплой, а сейчас, в её конце стояла жара как в разгар лета. И ещё шли почти каждый день проливные дожди. Но люди этому радовались – трава росла высокая, так что многочисленные стада животных быстро отъелись после суровой зимы, быстро нагуливали жирок, и было и оленей и бизонов и мамонтов очень много – в этом году весной еды было много, как никогда.
Обильные дожди переполнили водой русло Да-на-пор-ты в верховьях. Вода подмыла берег и целый склон сполз в реку, увлекая за собой деревья и кустарник, запрудив реку. Люди, жившие у самого устья реки, этого не заметили, потому что часть воды всё же протекала через запруду. Солнце стояло ещё на полпути к самой высокой своей точке на небе, когда дозорный, сидевший на вершине холма заколотил костью, головка которой была обмотана куском шкуры, по мамонтовому черепу. Все услышали – три удара, затем, через пару вдохов ещё два и ещё два. Все люди стойбища радостно загомонили – идут друзья из Народа лесов. Для встречи друзей поставили жарить оленину, а в земляных печах запекать нежную мамонтятину. Тащили к кострам бурдюки с веселящим хмельным напитком, музыканты вынесли из домов свои инструменты. И вот люди рода Оленя радостно приветствуют своих друзей. Пришли рука и ещё два охотника со своими женщинами и рука и ещё двое подростков и детей, впервые пришедших в стойбище людей рода Оленя. С людьми Народа лесов пришёл и их шаман – молодой, но очень разумный Бэрб. Гостями предводительствовал сам вождь – мудрый и смелый Ворд. Лагона-пеана поспешила навстречу старому другу и они обнялись. При этом Мать рода отметила – с прошлого года в рыжей шевелюре вождя Народа лесов прибавилось седины, как и у неё. Да, время идёт, люди стареют. Наверное, не только она, но и Ворд всерьёз задумался – кто заменит его? До позднего вечера шумело стойбище – ели, пили, пели песни, до упада плясали. Только начавшийся дождь загнал и хозяев и гостей в дома. Но следующее утро выдалось солнечным, ясным – на рассвете ветер разогнал тучи. Сегодня в полдень надо было провести обряд укрепления дружбы. Для подготовки к нему шаманы двух племён ушли в густые заросли – никто из непосвящённых не должен видеть - как мудрецы двух народов готовятся обратиться к духам. Люди сидели вокруг костров и беседовали, рассказывая друзьям о том, как кто прожил год, прошедший с их предыдущей встречи, когда люди рода Оленя ходили в пещеру Народа лесов. А подростки и дети двух таких разных, но одинаково людей, соорудив плоты, плавали по реке, впадающей в могучий Да-на-пор. За дождливую ночь воды за завалом в верховье Да-на-пор-ты скопилось столько, что она прорвала запруду и вал мутной воды с грязью, камнями, стволами поваленных деревьев хлынул вниз по течению. Первым заметил опасность дозорный на холме, он отчаянно закричал и быстро-быстро изо всех сил забил колотушкой по черепу мамонта. Дети на плотах поплыли к берегу, взрослые бросились к ним. Два плота ткнулись в берег и дети, подхваченные сильными руками, выбрались в безопасное место. А на третьем плоту плавали дети помладше, плот ткнулся в берег, когда вал воды был виден уже не только с холма, но и всем. Испуганные дети – два из рода Оленя и два из Народа лесов, изо всех сил толкали плот шестами, упираясь в дно неглубокой реки. Они не смотрели - куда плывут, и плот ткнулся в топкое место у берега. Дети спрыгнули с плота и завязли. Первыми к ним подбежали Лагона-пеана и Ворд. Они сами, увязнув до колена, всё же передали детей в руки подбежавшим людям, но сами прочно увязли в топи. Охотники кинули крепкие ремни Матери рода и Ворду. Вот они уже почти выбрались на твёрдую почву, вал грязной воды их не заденет. Но тут, подброшенный могучим напором воды в воздух взлетел обломок ствола граба. Он упал на Лагону-пеану и Ворда. Вождю Народа лесов острый сук пробил спину, достав до сердца, а Матери рода Оленя обломок ствола дерева сломал шею. Духи послали им лёгкую смерть! Своих предводителей люди разных народов похоронили в общей могиле, положив им оружие и припасы на дорогу к тем полям, лесам, рекам, где всегда много дичи, рыбы, ягод, орехов, грибов. На дорогу туда, где всегда удачны охота и рыбная ловля, где их с радостью встретят предки. Лагона-пеана и Ворд будут счастливо жить в новом прекрасном мире и не оставят своим вниманием и заботой оставшихся в земном мире соплеменников.
***
Саня с Васькой Длинным (фамилия такая, не прозвище), пыхтя, подтащил последнее бревно для плота. Скинув на траву автомат, принялся верёвкой привязывать уже последнее бревно к плоту. У его взвода плот получился на славу! Во-первых, нашли штабель сухих, старых, посеревших, но не гнилых брёвен, с номерами на них – видать кто-то ещё до войны вёз брёвна для избы, да не довёз. Во-вторых, постройкой плота руководил спец по этому делу - суровый сибиряк, Евсей Черных, 20 лет сплавлявший лес по Енисею. Плот прочный, большой, весь взвод уместится, тем более что от взвода осталось всего 9 человек, да ещё командир, младший лейтенант с какой-то нерусской фамилией, никак не запоминающейся, присланный всего день назад. До него взводом командовал тоже младший лейтенант, весёлый толстый Пётр Никитович Савин. Ему было хорошо за 30, воевал с первых дней, но всё оставался младшим лейтенантом. Да он и не рвался к званиям и должностям, так как по довоенной профессии был сугубо мирным человеком с очень редкой профессией – цирковым клоуном. Да пару дней назад его, раненого осколком бомбы в бедро, отправили в медсанбат. Вообще в роте как нигде было много людей с необычными профессиями. Да и сам Саня хоть до войны не приобрёл профессии, ушёл на фронт после 1-го курса института, должен был стать переводчиком – учился в институте иностранных языков в самой Москве. Вот сейчас у соседнего плота пыхтит носатый Ашот Петросян – потомственный ювелир. А рядом с Саней старается Андрей Кириленко, этнограф. Мало кто из солдат, в большинстве своём бывших колхозников, слышали о такой профессии. А старики рассказывали – в роте раньше были сразу два гравёра. Их Саня не застал – одного убило ещё в Сталинграде, второй был тяжело ранен в мае этого года, за день до того, как Саня из госпиталя пришёл в роту. Он очень хотел после лечения вернуться в свою часть, да ведь он не танкист, которых по приказу самого Верховного Главнокомандующего старались вернуть туда, откуда они попали в госпиталь, а рядовой красноармеец-пехотинец. Куда начальство пошлёт после излечения, там и воюй.
Плоты готовы, солдаты устало присели, потащили из карманов кисеты. Не слышно было разговоров, смешков – после дня пешего марша ещё и плоты пришлось вязать, тут кто хочешь устанет. Да ещё кухня где-то застряла, а жрать хотелось! Через несколько минут в тишине послышались топот ног и всё приближающийся отборный, многоэтажный и заковыристый мат. Но мат не злой, а очень весёлый. Даже самые уставшие невольно заулыбались, услышав его – профессор идёт! Да-да, самый настоящий профессор, доктор наук, филолог и лингвист и даже лауреат Сталинской премии за 1939 год! Такого необычного солдата, точнее младшего сержанта, Саня был уверен, больше нет во всей Красной Армии! Показавшийся человек был совсем не похож на учёного мужа. Это был мужик средних лет, двухметрового роста с буграми могучих мышц, в необъятных гимнастёрке и галифе, в сапогах 46-го растоптанного размера – мучение для старшины и начальника вещевой службы. На ремне у Виктора Семёновича Потапова висел, казавшийся игрушкой на могучей широченной груди, новенький ППС-43. Профессор один катил по кочкам тяжёлую «душку». За ним другие номера расчёта несли коробки с патронными лентами. Профессор присел рядом с Саниным взводом, выдал очередную порцию мата, на сей раз вызвавшего не улыбки, а дружный смех всех солдат и сунул в рот вытащенный из кармана сухарь. Крепкие крупные зубы мгновенно перемололи крепкую как дерево пищу. Профессор крякнул и сказал – сухарь хорошо, а каша с тушёнкой лучше! А затем, украсив речь очередной порцией весёлого мата, сообщил радостную весть – готовь котелки, ребята, кухня вот-вот будет в роте! Солдаты повеселели, зазвякали котелками. А вот и их знакомая всем кобыла, которую все звали почему-то Матрёной Федосовной, она тащила потёртую, но исправную полевую кухню. А вот и кормилец – повар, которого любили все в роте за весёлый нрав и старание. Повар в роте тоже был необычный – шеф-повар ленинградской «Астории». Призвали его ещё осенью 39-го, прошёл финскую и из армии не отпустили. Дело своё он знал туго и любил – даже «шрапнель» мог приготовить так, что ели аж за ушами трещало. А сегодня привёз гречневую кашу с тушёнкой. А ещё от кухни пахнуло чем-то незнакомым для большинства бойцов, но очень вкусным. Голодные бойцы мигом умяли кашу с мясом, повар не скупился – после недавних боёв в роте меньше половины штатного состава осталось, а продукты выдали на то количество, что было несколько дней назад – видать сводка о потерях ещё не дошла до тыловиков. А после того как каша была умята, повар торжественно открыл большой термос - «а ну, подставляй кружки!» Саня аж прибалдел, увидев, что ему плеснули в кружку. Это было настоящее какао! Он то и до войны всего несколько раз пил эту вкуснятину, а уж где повар раздобыл на войне этот напиток богов!
Кто-то из бойцов, впервые в жизни попробовавший какао, спросил – что это? Тут профессор объяснил – что индейцы-ацтеки действительно считали этот напиток – «чоколатль», напитком богов. Рассказал - откуда он взялся и чем полезен. Вообще Виктор Семёнович был настоящим профессором. Говорят – талантливый человек талантлив во всём. Профессор как родным русским владел всеми романскими языками, разумеется, с их родительницей – латынью, а так же английским и немецким и даже санскритом! Но мог со знанием дела порассуждать и о строении Вселенной, и о строении атома, и о теории эволюции, вполне профессионально указывая на её слабости. Он умел играть на любом музыкальном инструменте, от расчёски с бумажкой до рояля. Был мастером по столярному и слесарному делу. А на фронте быстро овладел солдатской профессией, хоть раньше в армии не служил. Никто не мог так быстро вырыть малой лопатой ячейку, замаскировать её. Обладавший огромной силищей профессор мог на полсотни метров точно метнуть тяжёлую противотанковую гранату. А уж как он знал стрелковое оружие! С закрытыми глазами мог разобрать и собрать любое – и советское и немецкое. А когда в батальон привезли полтора десятка американских «Томпсонов», все растерялись – никакой инструкции к ним не было. Все, кроме профессора. Он пару часов повозился с «американцем» разбирая и собирая автомат. Потом расстрелял одиночными и очередями большой 100-патронный барабанный магазин и уже со знанием дела поучал тех, кому досталось это оружие. Сане «Томпсон» не понравился – длиннее и тяжелее «папаши», неуклюжий какой-то. Хотя патрон да, мощный, 11,43 мм! Такие пули в клочья изорвут, и доктор не понадобится. А из своего «ДШК» профессор на дистанции в километр мог положить все 50 в ленте в окно избы! А вот увлечение у профессора (кроме него и Сани во всём полку никто не знал слова хобби) было совершенно необычным. Сферой научных интересов профессора было сравнительное языкознание. Во всех известных ему языках он искал общие для всех индоевропейских языков корни, стараясь добраться до прародителя. А кроме этой научной работы профессор старательно изучал матерную ругань на всех известных ему языках, естественно и на русском. И достиг в этом деле таких высот, такого совершенства, что никто с ним потягаться не мог. Остававшиеся в роте трое «стариков» рассказывали молодёжи - как в Сталинграде профессор на спор переругал трёх заядлых матерщинников из бригады морской пехоты. А пару недель назад Саня и сам был свидетелем подобного. Профессор на спор перекрыл другого профессионального матерщинника – нового старшину. Они побились о заклад, профессор выставил на кон свои серебряные часы, а старшина великолепные сапоги из прекрасной яловой кожи, как раз по ноге профессору. И вот все солдаты с завистью смотрят на Виктора Семеновича – ни у кого нет такой великолепной обуви. У Сани тоже хорошая обувь – американские армейские ботинки, но с сапогами профессора не сравнить! Но что интересно – в бою, как бы не было тяжело, профессор никогда не только не матерился, но даже не чертыхался, а изъяснялся на правильном русском литературном языке. Как он говорил – нельзя мешать профессию, а теперь он по профессии солдат, и увлечение.
Виктора Семёновича Саня уважал и чуток побаивался. Не потому что профессор был бывалым и смелым бойцом, вон на груди у него Красная Звезда и две «Отваги», Саня сам уже 2 года на фронте, а потому что профессор до войны был проректором по научной работе института, где учился Саня, был строгим и требовательным к студентам, но справедливым. Когда Саня попал в эту роту, профессор его узнал. Нет, конечно, не потому, что читал лекции первокурсникам, запомнить одного из пары сотен первокурсников он не мог даже с его великолепной памятью. Знакомство состоялось при других обстоятельствах. Саня был первым в семье, кто поступил в институт. И его родители очень хотели, чтобы сын окончил институт, стал очень образованным человеком. А только Саня отучился на первом курсе чуть больше месяца, так нате вам, пожалуйста – в октябре 40-го вышло постановлении правительства о введении оплаты за обучение в старших классах средней школы и в ВУЗах. Саню как дубиной по башке ударили. Он, настоящий комсомолец, никак не мог понять – почему его родная власть, советская, рабоче-крестьянская, за которую он готов жизнь отдать в бою с её врагами, так поступила? И что особенно обидно – в технических ВУЗах плата меньше, чем в гуманитарных. Тихонько он шептался об этом со своим другом, делившем комнату в общежитии с ним, пареньком из Могилёва. Они сразу подружились, Митька хоть из зажиточной семьи, и, как он выразился, с высоким социальным статусом, его отец на знаменитой Магнитке заместитель главного инженера, а мать в Магнитогорском райкоме партии работает, был весёлым, простым парнем. Он то и намекнул, припомнив разговоры родителей – стране нужны солдаты и те, кто будет делать танки да пушки. Вот их, гуманитариев и выживают из институтов, для войны они то не нужны. Саня всё не мог понять – какой войны? Мы мирные люди, войны не хотим. Что от неё хорошего? Вон дед по отцу на 1-й Мировой убит, аж во Франции где-то, куда попал в 16-м году с русским экспедиционным корпусом, даже могила незнамо где. Уже в 20-м году приехал в Могилёв товарищ деда, добиравшийся на Родину из Марселя аж вокруг Африки и Азии через Владивосток. Привёз на память дедовы Георгия 4-й степени, да медаль с нерусской надписью. Сказал – Военная медаль Франции, за доблесть, вроде нашего Георгия. А похоронен он на кладбище города Мурмелона, где помер от тяжкой раны в военном госпитале. Саня, когда подрос, брал атлас географический, но того Мурмелона не нашёл. А дед по матери погиб в 18-м, уже в Гражданскую. Бабки рассказывали как они без своих мужиков маялись, детей поднимая. И как дальше Сане учиться? Родители его хоть и не бедствуют, но нет у них таких денег, чтобы за обучение сына платить! Много ли получают шофёр, хоть и в Госбанке и бухгалтер того же банка? Да ещё, кроме Сани, две девочки-близняшки, их тоже учить надо. Но Сане повезло – нашёл работу, позволявшую платить и учиться дальше.
Уже холода наступали, как удалось устроиться в котельную, кочегаром в ночную смену. Вот в котельной то он и познакомился с Виктором Семёновичем. Трудно днём учиться, по ночам работать, времени на сон оставалось всего ничего, да и то урывками. Вот и заснул ночью на смене, уголь не подкидывал, выстудил в ноябре все 4 дома, хорошо, что морозов не было, трубы не замёрзли, не полопались. А Виктор Семёнович и заглянул в котельную узнать - почему батареи холодные? И предупредил – в их доме кое-кто из начальников средней руки из НКВД живёт, могут и вредительство припаять, так что не спи! Саня всерьёз не принял про НКВД, посчитал за шутку. Да не шутил профессор. Когда, где-то через неделю, пришёл на смену – увидел – труба не дымит, а от котельной отъезжает «чёрный ворон». В котельной мрачные кочегары и техник с инженером из ЖЭКа. На смене у одного из кочегаров трубы в котле лопнули, а кочегар ещё, как назло, из немцев. Тут же экономическую контрреволюцию припаяли, да ещё хорошо, если диверсантом фашистским не посчитают. Хотя какой он немец! От немцев у него только отчество с фамилией – Александр Рудольфович Кнаббе. А по-немецки он два слова знал – спасибо, да пожалуйста. Ещё до Петра предки на Кукуе жили. За почти четыре века совсем русскими стали, только имена и сохранили с прародины. Так и познакомились, теперь профессор в шутку часто кочегаром зовёт.
Денег хоть и в обрез, но хватало, хоть и отощал Саня. Хорошо отец как-то привёз пару мешков картошки и несколько килограммов сала. Так ведь один есть в общаге не будешь! Делили всё привезённое из дома по братски. Вот тогда то и попробовал какао, которое Митьке прислали, из которого ещё ацтеки делали свой напиток богов – чоколатль. Но всё же жить на стипендию, а Саня учился старательно, почти все оценки – отлично, да на зарплату ночного кочегара было очень тяжело. В зимние каникулы Саня договорился со сменщиками, подменился и на несколько дней съездил домой. Родители дали с собой что могли – ещё сала, картошки, сухарей. Саня с детства любил сухари из чёрного ржаного хлеба, лучше конфет они были для него. На вокзал пришла проводить сына в Москву только мама, папа с работы уйти не мог, а сестрёнок родители не пустили – очень сильный мороз стоял. И в последнюю минуту мама сунула Сане пакет, на ухо сказав чтобы засунул за пазуху и никому не показывал. Уже в общежитии раскрыл – деньги! Много денег! Откуда у мамы столько? В письме спросил, да мама не ответила на этот вопрос. И со слезами на глазах Саня всё-таки понял – откуда деньги. Точно – мама продала бывшие у неё золотые вещи – большие серьги с камушками фиолетового цвета, видимо аметистами, доставшиеся ещё от её бабушки и обручальное кольцо. А деньги очень пригодились, когда кончился отопительный сезон, и Сане, лишившемуся небольшого, но стабильного заработка только иногда удавалось подработать по ночам на железнодорожной станции – разгружал и загружал вагоны. На грузовой станции было интересно – чего только не увидишь в составах. И заметил наблюдательный и любопытный парень – весной 41-го пошли один за другим через Москву на запад воинские эшелоны, платформы с укутанными брезентом большими грузами, с часовыми с оружием наготове. Несколько раз грузили в вагоны зелёные ящики, поступавшие с московских заводов. Бригадир грузчиков, бывший сержант-артиллерист, сразу сказал – снаряды. И грузили их в эшелоны, уходившие на запад. И что-то тревожное витало в воздухе, все ждали войны. Неужели будет, проклятая!?
Саня сдал сессию на отлично и через пару дней надо было ехать куда-то в Подмосковье. Пронырливый и деловой Витька Малахов, тоже считавший каждую копейку, договорился с каким-то дальним родственником, что он с друзьями пару месяцев поработает на стройке, родственник прорабом был. Подкалымят, родственник обещал не обидеть, если парни поработают хорошо. Отъезд назначили на вечер воскресенья. Приедут на место часам к девяти, разместятся и утром в понедельник на работу. Саня после нервотрёпки сессии спал в общежитии как убитый и чуть проснулся в полдень, соседи растолкали – Молотов по радио говорит! Война!!! Саня, покидав вещи в чемодан, бросился на Белорусский вокзал, первая мысль – надо домой, к родителям, к сёстрам. На вокзале творилось что-то неописуемое – масса народа, все орут, злые, нервные. К кассам не протолкнуться. И уже трое в форме и фуражках с синими околышами вели куда-то мрачного мужчину в красивом синем костюме-тройке, с бабочкой. В толпе зашептались – не иначе как шпиона немецкого поймали! Что делать? А тут ещё какие-то бойкие бабёнки вцепились в проходившего железнодорожника, видно по кителю – не простого путейца и требовали объяснить – когда же будет поезд на Могилёв? Саня прорвался поближе к ним и услышал - как железнодорожник устало, видать уже в несчётный раз повторяет – и не ждите, гражданки, не будет для вас поезда, только военных сажаем. А затем, вывернувшись из рук настырных женщин, бегом бросился к служебному входу, откуда отчаянно вопил кто-то: «Сергей Герасимович! Товарищ Панин, срочно к телефону!» Потолкавшись на вокзале пару часов, понял – не уедет! И тут пришла, как показалось, блестящая мысль. Саня со всех ног бросился на грузовую станцию. Он понимал – через проходную не пройти, её охраняют, но станция то наша, русская! А на каждом русском охраняемом объекте обязательно есть лазейка, которую не сторожат! И Саня знал неприметное место, где в высоком глухом заборе с колючкой наверху есть прекрасная дырка.
В дырку то он пролез беспрепятственно и уже увидел эшелон с пыхтящим могучим «ФД», вот-вот отправящийся в нужном Сане направлении – на запад. На платформах, даже не прикрытые брезентом, стояли танки. Саня видел фотографии таких танков, шедших по Красной площади на первомайском параде в этом году в праздничных номерах газет. Какие-то новые, никогда он раньше не видел таких ни на фото в газетах, ни в кинохронике, которую всегда показывали перед фильмами. Ни в фильмах «Трактористы» и «Танкисты» и «Если завтра война». И мелькнула шальная мысль – забраться под танк и притаиться. Если не до Могилёва, то до Минска точно доедет, а там и до родного города недалеко. Но мысль только мелькнула и испуганно пропала, когда услышал грозный оклик – «Стой, кто идёт!» и щёлканье затвора винтовки. Саня не помнил, как стремительно пролез назад в дыру и как он очутился на привокзальной площади. Одна мысль сверлила голову – сейчас его схватят чекисты! И как доказать что он не диверсант, хотевший взорвать воинский эшелон? Саня растерянно завертел головой – а где его чемодан? Ну точно, оставил у забора, когда без памяти лез назад через дыру в нём. А на чемодане внутри он написал свои фамилию, имя, отчество. Так что доблестным чекистам раз плюнуть его найти. Но, поглядев на галдящую толпу на вокзале, успокоился – только и дел им, чтобы его искать! Хорошо, что деньги и документы при нём.
Ещё немного потолкавшись на вокзале, уже в сумерках уныло пошёл в общежитие. А в комнате праздник! Ребята на последние деньги купили вина, водки, копчёной колбасы, селёдки и гуляют. Что такое? Чего празднуете? Да мы в военкомате были, завтра в армию! Через пару недель, ну через месяц, край, в Берлине будем! А ты, Санька, чего такой мрачный? Узнав в чём дело, ребята засмеяли товарища – до Могилёва немцам никак не дойти! Дальше Бреста не пустят! Так что давай с утра завтра в военкомат и с нами! А утром Сане уже вручили повестку, он то временно прописан в Москве. В военкомате толпа народа, кто мрачные и злые, кто весёлые. Но весёлых больше. И Саня воспрянул духом – ну кто же устоит против могучей Красной Армии!? И немецкие пролетарии наверняка сами поднимутся против проклятых фашистов! Как в фильме «Если завтра война». Как же не поддержать братьев по классу? И на Первое мая в институте перед студентами выступал немецкий коммунист из Коминтерна, в Испании воевал! И твёрдо говорил – рабочий класс Германии не будет долго терпеть власть фашистов! Когда победоносная Красная Армия пойдёт в освободительный поход, все пролетарии Германии выступят на помощь советским войскам! И немецкие солдаты не поднимут оружие против страны социализма, светлого будущего всего человечества. Так что с хорошим настроением Саня получил у старшего лейтенанта в военкомате предписание.
Вся его часть была из таких же мальчишек, рвавшихся в бой. Только несколько, по мнению Сани, 40-летних стариков было в его роте. И взводный, всего на пару лет старше своих бойцов, был младший лейтенант запаса, только-только получивший воинское звание. Нельзя сказать, что Саня ничего не знал и не умел в военном деле. И нормы БГТО успешно сдал и стрелял из винтовки неплохо, как сказал инструктор – на третий разряд точно сдашь. И гранаты умел метать и противогазом пользоваться. И все в роте были такими же, в нетерпении ждавшие – когда же на фронт? А то разобьют фашистов без них! Но постепенно энтузиазм стихал, и нарастало недоумение. Почему Красная Армия отходит? Вон, всех как громом поразило – Минск уже потерян! А потом в сводке Информбюро прозвучало сообщение о боях под Могилёвом! Саня потерял сон и аппетит – как там мама с папой, сёстры? Политрук на политзанятиях говорил – всё это временные неудачи. Гады-фашисты напали внезапно, вот причина их успехов, конечно временных. А третьего июля сам товарищ Сталин уверенно сказал – мы победим! Ну конечно, все мальчишки в роте думали – их нет на фронте. Вот попадут туда и немцам покажут - где раки зимуют!
В роте был призванный из запаса древний 46-летний дед, пулемётчик. Он с «Максимом» прошёл всю, как он говорил, Германскую и всю Гражданскую, да не где-нибудь, а в Первой Конной армии! Его сам Будённый наградил красными революционными шароварами. И в 18-ом году, перед тем как попасть к Будённому, под Нарвой и на Украине с немцами схватывался. Он несколько дней прислушивался к горячим спорам-разговорам 18-летних пацанов и, посмотрев – нет ли рядом командиров или политрука, не выдержал: «Сопли подберите, вояки херовы! Немец мужик сурьёзный. Так въебёт, что кровавыми соплями умоетесь, кто живой останется!» «Так ты же их ещё в 18-м под Нарвой бил! Там же Красная Армия родилась! К Петрограду немцев не пустили вместе с матросами». «Кто кого там бил ещё разобраться надо. Там из-под той Нарвы те матросики революционные героические, так драпанули, что аж на Волге оказались! А немцы к Питеру точно не пошли, просто сил у них не было. Я видал – их не боле роты было. Куды с такими силами!» «Так ты же воевал и с немцами и с беляками, чего же ты за революцию сражался, дядя Егор?» Егор Ефимович мрачно помолчал и нехотя, озираясь по сторонам, тихо сказал: «Думали - свобода будет, землю, нам крестьянам дадут. А оно вишь как обернулось. Хорошо у меня ума хватило, как только энти колхозы удумали делать, податься в город. Шуряк на завод устроил, сначала разнорабочим, а посля в слесаря выбился. Я то в деревне не тока пахал да сеял, а и в кузне работал, обучился и на слесаря. А жена в столовой заводской сначала посудомойкой, а посля и в повара произвели. Пашпарта дали о 32-м годе. Девок двое у меня, уж за двадцать, а всё мужиков не найдут, все не вкусу ихнему. Школу окончили, в техникуме выучились, разборчивые больно, образованные!» И хоть осуждающе сказал про своих дочерей, что замуж никак не выйдут, но видно было – гордился ими, что в люди выбились, не будут чёрную работу делать. А дядя Егор тоскливо простонал: «Теперя уж точно без мужиков в девках останутся. Побьёт война женихов ихних!» Самый неугомонный Серёга Круглов поддел деда: «Чего же ты опять в армию пошёл, коль так социализм не любишь, власть рабоче-крестьянскую?» И Егор Ефимович кинул такой взгляд на спрашивающего, что Серёга невольно съёжился. А старый пулемётчик тихо и серьёзно ответил: «Я не за коммуняк воевать пойду, а за Россию. Родина она…, она навсегда. А те были и не будет их, и нас не станет, а Россия всегда будет. Понял?» Серёга только кивнул молча. Да и остальные парни замолчали. И хоть все они были комсомольцы, но никто не стукнул про антисоветские настроения старого солдата. Поняли – прав он с тремя классами церковно-приходской школы образования, а не полковой комиссар Филимонов, окончивший с отличием Военно-политическую академию имени Ленина и на митинге кричавший о пролетарской солидарности. Не мудрствуя неизвестной ему марксистско-ленинской диалектикой, старый солдат затронул что-то в душах мальчишек в красноармейской форме.
А после короткой учёбы поехали на фронт, он уж недалеко от Москвы был, по мирному времени часа четыре на поезде. И ещё по пути туда поняли – что такое война. На подъезде к Гжатску на эшелон обрушились немецкие самолёты. С неубирающимися шасси, похожими на ноги в обуви, одномоторные, со страшным воем, они падали отвесно вниз, чуть не до земли и их бомбы разнесли в щепки вагоны и от тех, кто не успел выпрыгнуть и отбежать подальше, только кровавые куски остались. Не доехав до фронта, не успев и по разу выстрелить по врагу, половина батальона осталась навсегда на Смоленской земле. На всю жизнь врезалось в память Сане, чудом уцелевшего при бомбёжке, как страшно кричал и выл от боли их комбат, с Красной Звездой на груди за финскую, волоча раздробленную осколками ногу по земле. А неугомонный Серёга Круглов лежал на спине, устремив невидящий взгляд в небо, и не то что не кричал, а даже не стонал, а под ним всё шире разливалась лужа крови. И как фельдшера батальона, метавшегося среди раненых, вырвало до желчи над девчонкой-санинструктором роты, пытавшейся засунуть назад, в живот, вывалившиеся из огромной раны кишки. А девушка, не чувствуя боли слабеющими руками всё пихала назад, в живот, упрямо лезущие из раны серо-красные петли. Уцелевшие командиры кое-как построили бойцов, провели перекличку. Рядом с Саней стоял Егор Ефимович, тихонько матерившийся. Когда Саня понял – по какому поводу ругается старый солдат, его аж покоробило. Пулемётчик сокрушался, что повар их погиб и полевую кухню разбило. «Как вы можете! Столько людей погибло, столько раненых, а вы о жратве!» «Ну-ну, посмотрю я, что ты запоёшь, когда жрать захочешь. Для солдата первый человек - повар!» Сане казалось – после увиденного он уже никогда не захочет есть, его мутило и тошнило от запаха крови, от кусков человеческих тел. Но старый солдат был прав – после двух десятков километров пешего марша аппетит вернулся, да какой! Поесть кое-как удалось только утром следующего дня. После ночи, проведенной в стогах сена, увидели рядом картофельное поле. Накопали картошки и пекли её в кострах. Саня жадно, почти не жуя, глотал полусырые клубни без хлеба и соли.
А первый бой приняли 1 сентября. Саня даже улыбнулся – вот и новый учебный год начался. И опять оказался прав Егор Ефимович, навсегда оставшийся в рощице у смоленской деревушки и перед своим последним боем нацепившим на красноармейскую гимнастёрку две Георгиевских медали – немец мужик серьёзный! Дали им так, что Саня счёт дням потерял в отступлении. Очухались уже в середине октября, можно сказать на окраине Москвы. От полка остались одни ошмётки – две сотни измученных, грязных, оборванных, завшивевших людей. Командиров всего пять – четыре лейтенанта и капитан, принявший командование полком. Хорошо, что сохранили знамя и в окружение не попали. Когда остатки полка вывели с передовой, все с отвращением и страхом увидели – что особисты делают с вышедшими из окружения. Пятерых окруженцев после короткого допроса расстреляли тут же. Остальных без оружия куда-то под охраной увезли. И Саня подумал – эти, вроде свои, советские, хуже фашистов. Те враги, от них пощады не может быть. А эти то, что - расстрелами своих же бойцов Советскую власть защищают? Хороша же эта власть, что на этих нелюдях держится. И, вспомнив дядю Егора, подумал вчерашний студент – он не этих гадов защищает, а Россию! И хоть был он коренной белорус, но так и подумал – не свою республику, не СССР, не товарища Сталина, а Россию! А остатки красноармейцев полка были уже не мальчишками, а бойцами. И устояли в те страшные осенние дни под Москвой. А в декабре погнали немцев от столицы, хоть опять своих положили немеряно. Но какой радостью было видеть – бегут немцы, бегут! Бегут, бросая танки, пушки, машины. И толпами бредут в плен, замерзая в своих шинелишках на рыбьем меху. Ничуть не жалко было их Сане, особенно после того, как выбили немцев из какого-то подмосковного городка. На центральной площади увидели бойцы длинную перекладину, на которой висели замёрзшие тела казнённых немцами – совсем молоденькие две девушки и три паренька. У каждого на груди висела доска с аккуратной, чёткими буквами, без ошибок, надписью по-русски: «Я бандит, стрелявший в немецких солдат». А у виселицы заходились в рыданиях женщины, видимо матери. А какая-то девушка бросилась на шею Сане и обнимая и целуя его, всё кричала, плача: «Свои, свои, миленькие, вернулись!» А когда прошли городок, то увидели – в деревне, не более километра от них, один за другим вспыхивают дома, а между ними мечутся фигуры с факелами в руках. И весь полк без команды бросился вперёд. И удалось схватить пятерых немцев, от которых разило бензином. Рассвирепевшие бойцы тут же пристрелили их. Один, не старше Сани, что-то кричал, плакал, упав на колени, но Саня без жалости всадил в него пулю. А в подполе уцелевшего дома нашли раненого в ногу офицера в чёрной форме с серебряными нашивками и кантами. Когда вытащили, то какая-то страшная, чёрная женщина бросилась на него и своими тощими руками попыталась задушить, но сил у неё не было и она, рыдая упала на чёрный от сажи снег. А потом, прерывая речь рыданиями, рассказала – этот немец для развлечения стрелял в разбегающихся от него детей. Убил её трёх дочек и сынишку соседки. И комиссар полка с перекошенным от ярости лицом, сам лично перекинул через крепкий сук большой яблони верёвку с петлёй и повесил визжащего немца. Никто уже не вспоминал о пролетарской солидарности, о рабочем классе Германии. Убивать их всех! А в марте наступление выдохлось, фронт замер. А Саню наградили – «За отвагу» повесили на грудь.
А на следующий день его ранило – осколок снаряда ударил в живот. Долго везли на санях, думал что помрёт от боли, но старался не стонать. После того, как в медсанбат привезли, доктор, убедившись – парень вроде не помирает, повезли прямо в Москву. А там в госпитале сразу в операционную. Наложили на лицо маску марлевую и чего-то холодное стали лить, с резким запахом. Очухался Саня уже в палате, на настоящей кровати, с белой простынёй, одеялом, подушкой. Он уже и забыл, что бывает такая роскошь. Старый, седой, с бородкой доктор наклонился над ним, пощупал пульс, спросил у медсестры, тоже старой, некрасивой, но с добрым лицом о температуре, осмотрел повязку и сказал: «Повезло вам товарищ красноармеец. Осколок маленький, прошёл между почкой и печенью, не задев их. Только кишку порвал. Так мы кусочек порванный вырезали и сшили кишку. Хорошо, что пустая была» Саня довольно улыбнулся – как знал, буквально за пять минут до ранения оправился, да и перед этим почти сутки не ел, вот и пустая кишка. И зачем-то поинтересовался – а как операция называется? Доктор удивился – зачем это ему надо, но сказал – лапаротомия с ревизией органов брюшной полости с резекцией восходящего отдела толстой кишки и наложением анастомоза «конец в конец». И всё было бы хорошо, если бы не мучили Саню мысли о родном доме, о маме с папой, о сёстрах. Как они там, под немцами? Живы ли? Полтора месяца Саня провёл в этом райском месте и был признан годным к службе без ограничений. И опять вонь передовой, бои, переходы, атаки, смерть и ранения товарищей. И неотступно мучавшие мысли о родителях и сёстрах. Вон в газетах пишут и политруки говорят – горит у немцев под ногами белорусская земля, бьют партизаны оккупантов. Может и его в партизанах? Как узнать? Пока не освободим Беларусь, никаких весточек не будет. А пока оставалось одно – как можно быстрее приближать день освобождения. И вторую «Отвагу» получил Саня и второй раз был ранен. И даже не ранен, а взрывной волной был сброшен со второго этажа полуразрушенного дома, кости голени сломал и сотрясение мозга получил. И опять после двух месяцев с ногой в гипсе был признан годным без ограничений.
Размышления о прошлом были прерваны лязгом камня по металлу – профессор оттачивал лопатку, в его могучих руках страшное оружие в рукопашной схватке. Посмотрел довольно на результат и тут к нему подсел повар: «Глянь-ка, какая-то тушёнка новая, никогда раньше не видел. Вроде не американская, слова на американские не похожи». Профессор вгляделся в этикетку. «Ну какая же не американская, самая что ни на есть из Америки, только не из Северной, не из США, а из Аргентины, из Южной Америки». Один из номеров расчёта ДШК удивлённо спросил: «А ты что, и аргентинский язык знаешь?» Профессор спокойно, даже не улыбнувшись, объяснил повару и заинтересовавшимся бойцам – в Аргентине говорят на испанском языке. «А где эта страна?» Пришлось рисовать на земле схематическую карту, показать Аргентину. «А сколько от нас до неё?» «Да не меньше 20000 километров, половину Земли надо обогнуть». И пришлось профессору рассказать о далёкой стране товарищам. О том - как юг большой страны замерзает в ледяных ветрах из Антарктики, а на севере жаркие тропики Гран Чако. Очень удивились бойцы – в той Аргентине наоборот – чем южнее, тем холоднее, не как в России! Рассказал и о громадной реке Ла-Плате, в устье которой берегов не видно и в неё свободно заходят океанские корабли. О прекрасном городе, столице – Буэнос-Айресе, родине пламенного танца – танго. Особенно поразил всех рассказ о громадных стадах коров, что пасут в степях-пампасах пастухи гаучо. Не сразу поверили – когда пастухи хотят поесть, они с забитой коровы или быка вырезают лучшее мясо и жарят, положив шкурой на угли, а остальную тушу просто выбрасывают. Завздыхали простые колхозники и работяги, евшие и в мирное время мясо только по праздникам. Вот, простые пастухи, а как едят! И ведь капиталисты там правят, а простые люди лучше рязанского колхозника живут.
Саня, послушав рассказ профессора, подошёл к густым зарослям. Осторожно, чтобы не заметили в бинокль с западного берега немцы, раздвинул ветви, ещё покрытые густой листвой и посмотрел на широкий речной простор, на великую реку Днепр, текущую по землям трёх славянских народов. В его родном Могилёве тоже тёк этот же Днепр, но разве сравнить его с этой махиной, здесь, на Украине! И простой человеческий страх сжал его сердце – совсем скоро они должны форсировать эту широкую реку. Сколько народа пойдёт ко дну! И ещё одно мучило юношу – Могилёв то ещё у немцев. Что же с мамой и папой, с сёстрами? К Сане подошёл Виктор Семёнович: «Ну что, студент Короткевич, готов к экзамену?» А Саня от неожиданности вдруг вспомнил ещё со школы знакомую фразу и тут же выдал: «Редкая птица долетит до середины Днепра!» Профессор вздохнул: «Хорошо было Николаю Васильевичу о птицах писать. А нам не лететь придётся, а плыть на этих брёвнах. Пока доплывем, немцы из многих решето сделают». И опять страх ледяной лапой сжал сердце Сани. И чтобы как-то отвлечься, спросил: «А что означает название реки, Днепр?» «Не знаю, никто не знает, да и не узнают. Древние грамотой не владели, записей не оставили. Но есть одна мысль, возможно верная. Вот послушай, как похоже звучат названия рек – Дон, Днепр, Днестр, Дунай, Двина. И ещё – и у нас и в Англии есть реки с одинаковым названием – Дон. Возможно на каком-то очень древнем языке это звукосочетание – д-н, означало реку. И не просто реку. Ведь все они это большие, широкие реки». Саня обрадованно подхватил: «И я думаю, что не только реки. Ведь на разных европейских языках очень похоже звучат числительные – один, два, три. Может они тоже пришли из какого-то древнего, общего языка?» «Молодец! Хорошо мыслишь! Вот довоюем, вернёмся в институт, ты доучишься, в аспиранты тебя возьму». И профессор задумчиво посмотрел на западный берег, высокий и крутой. Там немцы, они не дадут просто так переправиться. Солдаты они очень хорошие. Профессор смотрел на великую славянскую реку, а Саня свернувшись клубком задремал…
Вместе с другими людьми, одетый, как и они в штаны и рубашку из кожи, Саня сталкивал плот на воду широкой реки. Когда тот всплыл, двое мужчин придержали его за верёвки из кожи. А Саня с другими носил на плот мешки и корзины с одеждой, сушёным мясом и рыбой, с обколотыми, уже готовыми к обработки кремнёвыми желваками. Когда груз был надёжно привязан к плоту, взрослые стали сажать на плот детей, приказывая крепко держаться. И вот все на плоту. Оружие – копья и топоры тоже привязали. Мужчины оттолкнули плот и гребцы дружно заработали вёслами. Саня никак не мог понять – кто все эти люди? Ну да, плывут они через Днепр. Но что за странная одежда на нём? Где его автомат? Почему нет его товарищей – все незнакомые? И откуда здесь столько женщин и детей? Рядом с ним стояла совсем молоденькая девушка, что-то повелительно выкрикивавшая гребцам. И те – мужчины гораздо старше этой девушки, послушно выполняли её приказы. И почему они форсируют реку днём? И почему немцы не стреляют? Ведь им же всё отлично видно! Саня открыл рот, но вопрос задать не успел…
«Студент, чего разлёгся?! Команды “Отбой” не было! Вставай, Витёк где-то воблы надыбал, пожуём». А Виктор Семёнович, забыв о Сане, погрузился в раздумья. Для него немцы были великим народом, давшим миру замечательных учёных, поэтов, писателей. Но то было до войны. А сейчас… когда же его отношение к ним изменилось? Ещё до войны поехал он в командировку, в Минск, к своему другу и коллеге, профессору БГУ, Якову Соломоновичу Рахмилевичу. Выехал так, чтобы вечером в субботу быть в Минске, посидеть с другом, утром в воскресенье махнуть на рыбалку, ну а в понедельник за дела. Посидели, поговорили, а рано-рано, только чуть посветлело, были далеко от города, на лесной тихой речке, у Якова Соломоновича была редкостная вещь – собственный автомобиль. Наловили не так, чтобы много, но карасей, в сметане пожарить, достаточно. Вернулись уже ближе к вечеру и как обухом по голове – война!
Первые сообщения по радио вроде внушили надежду – вот-вот отобьёт Красная Армия врагов и пойдёт на Берлин. Но уже поздно вечером появились люди, которым чудом удалось вырваться с западных мест Белоруссии и добраться до Минска. И трезво мыслящие профессоры поняли – плохи дела. Надо уезжать на восток. А на чём? «Эмку» Рахмилевича в понедельник 23 июня реквизировали для армии, на поезда не прорвешься, да и нет уже поездов с запада на Москву. Яков Соломонович только радовался, что его жена с детьми неделю назад уехали в Сочи. И загрузили два друга свои рыбачьи рюкзаки едой, что в квартире была, из магазинов уже всё растащили и пошли пешком на восток. И не они одни – шоссе на Москву было забито людьми, тащившими чемоданы, мешки, толкавшими ручные тележки. Кое-где мелькали в потоке людей телеги, запряжённые лошадьми. Что только не увидели друзья в этом горестном и страшном пути! И как бросали молодые стариков и маленьких детей, изнемогших в пути, и как чужие люди подбирали брошенных и как родных вели и везли дальше, убегая от немцев. Как показывались среди толп беженцев насмерть перепуганные красноармейцы и командиры, бросившие оружие и при первой возможности сбрасывающие военную форму, натягивая немыслимое тряпьё. И как зенитчики, прямо у шоссе развернув свои пушки, били по немецким самолётам, отгоняя их от беззащитных людей. И как все радостно кричали, когда немецкий самолёт, подбитый, загорелся. В небе показались купола парашютов и люди бросились к месту приземления лётчиков и буквально голыми руками растерзали их, только что сбросивших бомбы на поток беженцев. А немцы всё ближе и ближе – уже слышалась не только артиллерийская канонада, но и пулемётные очереди. А потом друзьям повезло – удалось прицепиться на площадке грузового вагона невесть откуда появившегося поезда. Но далеко не уехали – клещи немецких танковых групп сомкнулись восточнее Минска, профессорам удалось скрыться в густом лесу, когда немецкий танк ударил по паровозу. Смертельно уставшие друзья забрались в глухую чащобу и сутки проспали в какой-то яме. Утром доели последний кусок хлеба и пошли дальше, ориентируясь по солнцу. Но подбадривали друг друга и даже регулярно брились! Правда холодной водой из ручьёв и речек, расцарапывая физиономии. Но идти всё тяжелее, голодными то! И решились – пошли опять к шоссе, может в деревнях удастся что-нибудь раздобыть. И вышли к какому-то большому селу. На самом большом доме увидели звезду Давида – синагога. Здесь евреи живут! Яков Соломонович обрадовался – его соплеменники должны слышать о нём, помогут. И действительно, поговорив с местными, Яков Соломонович радостно улыбнулся и вместе с московским другом пошёл к местному раввину, хотя сам Рахмилевич был убеждённым атеистом, но иудаизм знал хорошо, так что нашёл общий язык с местным ребе. Да и местные уважали своего соплеменника, ставшего профессором, заведующим кафедрой в университете. А у одного из жителей сын и дочь учились в университете в Минске, так что пришельцев приняли хорошо, сытно накормили, дали помыться, спать уложили, пообещав дать еды на дорогу.
Друзья разместились в разных домах. Рано утром Виктор Семёнович проснулся – живот схватывало, а удобства то на дворе, это тебе не квартира в Москве. Вышел из уборной, потянулся и своим острым глазом увидел что-то непонятное у первых деревьев леса. Спешить не стал, вернулся в дом, оделся, обулся – раннее утро холодноватое и городскому жителю босиком по траве и земле идти колко и осторожно пошёл к деревьям. А увидев - что там, замер. Под кустом лежал человек в советской военной форме! Профессор тихонько окликнул лежащего. Ответа нет. Позвал погромче. Тот же результат. Решился, подошёл. Лежащий человек мёртв! Профессор сразу понял почему – гимнастёрка на груди промокла кровью, уже засохшей. Видимо боец получил ранение, шёл, пока хватало сил и умер от потери крови. Виктор Семёнович осмотрел труп – совсем молодой парень. На чёрных петлицах треугольники сержанта и артиллерийские эмблемы. Рядом лежит карабин без штыка. Профессор расстегнул карман гимнастёрки, есть документы. Сержант Яковлев Пётр Илларионович, 124 гаубичный полк. Профессор с жалостью смотрел на молодое лицо. Жить да жить бы сержанту. Где и как он ранен – Бог весть. Остаётся только похоронить погибшего. А оружие он возьмёт, в таком опасном пути оно пригодится. Карабин был в отличном состоянии, вычищенный, смазанный, сразу видно настоящего солдата. В подсумках профессор нашёл четыре обоймы, да в карабине три патрона и пузырёк с ружейным маслом почти полный и кусочки ветоши в карманах нашлись. Ну что же, надо звать людей, похоронить парня. За этим делом профессор не смотрел по сторонам, а когда встал, чтобы идти к селу, сразу рухнул в кусты – село окружали незамеченные им вовремя немцы! Первый раз он видел их так близко.
Они шли тихо, не переговариваясь, и уже почти полностью окружили село, когда от одного из домов донёсся тревожный крик. И тут же послышались команды видимо офицера в чёрном мундире. Немцы бросились к домам, громко крича и колотя прикладами винтовок выбежавших из домов полуодетых, не понимающих что происходит людей. Под шум, крики, плач немцы согнали всех обитателей села на околицу, крича и нещадно колотя прикладами всех, выстроили в длинную неровную шеренгу. Из-за далёкого расстояния Виктор Семёнович не слышал, что говорил тот, в чёрном мундире. Но рядом с ним появился человек в обычном штатском костюме и, как понял профессор, переводил слова офицера обитателям села. После первых же слов послышались громкие крики и плач, а тот, в чёрном, пошёл вдоль шеренги, указывая рукой в перчатке на некоторых людей в шеренге, солдаты тут же выталкивали их и сгоняли в отдельную группу. Виктор Семёнович сразу понял – немцы отбирают евреев! Вон и раввин с длинной бородой, вот ещё мужчины, а вот женщины и дети, а вот и его друг, Яков Соломонович. И поняв, что сейчас произойдёт, профессор Потапов захлебнулся в беззвучном плаче.
Он яростно сжал карабин и уже вскинул его, целясь в того, в чёрном мундире. Но через мгновение понял бессмысленность своего порыва. Ну убьёт он этого фашистского гада, ну ещё пару, что это изменит?! Всё равно немцы убьют и евреев и его, вон их сколько, у него и патронов не хватит даже на половину. Профессор до войны никак не мог поверить, что немцы, культурная, цивилизованная нация, уничтожают евреев, даже когда через западную границу СССР пошли вырвавшиеся из Германии евреи, живые свидетели ужаса. И вот он видит своими глазами – то была правда, страшная правда! А немцы не спеша, видимо делая привычную работу, установили два пулемёта. Виктор Семёнович закрыл глаза, чтобы не видеть того, что сейчас произойдёт. Он зажал уши, но всё равно услышал треск очередей. А потом, решив, что всё уже кончилось, он открыл глаза и тут же пожалел об этом, но не смотреть не смог. Немцы подошли к расстрелянным и пихая их сапогами и прикладами искали ещё живых и тут же, почти в упор стреляли из винтовок в тех, в ком ещё душа не покинула тела. Из под груды тел вырвалась девушка-подросток в одной ночной рубахе, босая, с окровавленной рукой и бросилась бежать прочь от убитых. Тот в чёрном мундире даже не спеша вытащил из кобуры пистолет с очень длинным стволом и точно послал пулю в спину убегавшей. А другие немцы засмеялись, весело что-то выкрикивая, поздравляя убийцу с метким выстрелом. А затем немцы, убедившись, что живых больше нет, даже не глядя на оставшихся в живых жителей, к их счастью хоть и русскими недочеловеками, но всё же не евреев, пошли прочь и вскоре профессор увидел - как от села потянулась колонна из шести грузовиков. Довольные собой убийцы ехали на поиск новых жертв.
Виктор Семёнович вышел из кустов и, невидящим взором упёршись в землю, пошёл к ещё скованным ужасом селянам. Он первым нашёл в себе силы окрикнуть оцепеневших людей, приказал доставать лопаты и похоронить убитых. До вечера люди копали глубокую большую яму, чтобы похоронить 115 мужчин, женщин, детей. В могилу положили и тело сержанта. А когда уже собирались засыпать, у братской могилы появился невесть откуда взявшийся батюшка, во всём облачении. Он посмотрел на убитых, произнёс: «несть еллин и иудей..», запнулся, вытер набежавшие слёзы и по всем канонам провёл отпевание. Кто-то из толпы выкрикнул: «Отец Пётр, чего стараешься? Они же не православные, евреи!» Стоявший рядом с кричавшим крепкий мужик уже хотел отвесить грубияну и охальнику увесистую оплеуху, но отец Пётр тихо, но так, что услышали все, сказал: «Это ты, сын мой, по недомыслию и младости так сказал. А пред Господом все равны, все едины. Он примет всех, невинно убиенных, смерть мученическую принявших. А извергов тех покарает, гореть им в геенне огненной». И Виктор Семёнович первый раз в жизни перекрестился. Не то, что он сразу уверовал в Господа, но нужно чем-то успокоить душу. Нужно поверить, что есть кто-то, кто сильнее людской ненависти и жесткости, кто примет души невинно убиенных. А потом подошёл к батюшке и спросил – откуда он и как узнал о злодеянии. У сестры гостил, в соседней деревне. А потом война началась, никак в свой приход под Борисовом вернуться не смог. А о произошедшем сообщил парнишка, которому удалось незаметно убежать.
Профессор не мог оставаться в этом жутком месте и вместе с батюшкой пошёл в соседнюю деревню. Сестра батюшки приветливо встретила гостя, а тот, войдя в чисто прибранную избу, перекрестился второй раз в жизни, на икону Богоматери в красном углу. Анна Сидоровна накрыла на стол – картошка жаренная, огурцы, хлеб, жбан кваса. Виктор Семёнович, несмотря на пережитое потрясение, аппетита не потерял, съел всё, поблагодарил хозяйку. А потом отец Пётр участливо спросил – что же будет дальше делать гость? А Виктор Семёнович уже всё для себя твёрдо решил – прорваться к своим и в армию, бить гадов. А вы, батюшка, не пойдёте ли со мной? Нет, не пойду. Надо и оставшихся во власти извергов людей русских поддержать хоть словом Божьим. Пусть веру в Господа и наше правое дело не теряют.
Они ещё беседовали, когда на улице раздались какие-то крики и гогот, явно пьяный. Хозяйка неприязненно покосилась в окно – «Уже налакались, нелюди! Каждый день пьяным-пьяны». Виктор Семёнович тоже глянул в окно – по деревенской улице ещё освещённой наполовину скрывшимся за горизонтом солнцем, шатаясь, брели три молодых мужика. Анна Сидоровна пояснила – за три дня до войны вернулись в деревню из, как она сказала, острога. И пояснила – обокрали кого-то в райцентре, 3 года всем дали. Вот ежели бы что колхозное утащили, так ещё долго бы не вернулись. А так всего 3 года, да и то скостили им несколько месяцев за примерное поведение. А пьяные стали у избы Анны Сидоровны и принялись орать: «Ну что, поп жидовский, отпел своих обрезанных?» Отец Пётр тихо вздохнул – «Прости их, Господи, ибо не ведают, что творят». Но Виктор Семёнович рассвирепел, перед его глазами всё стояли убитые люди, убитые только за то, что они не такой национальности, как убийцы. Профессор выскочил из избы и гаркнул: «А ну, пошли прочь, поганцы пьяные!» Средний из мужиков корча рожи пошёл к профессору – «Что ещё один защитничек жидовский нашёлся? Да я тебя…» и в руке у урки оказался вытащенная из-за голенища штука, похожая на очень длинное и очень толстое шило. Далёкий от уголовщины профессор и не знал, что это называется заточкой. Двое других, кривляясь, шли за вожаком, обдавая противника перегаром самогона. Но рассвирепевшему профессору было наплевать, что там у мерзавца в руке. Он стремительно шагнул вперёд и пьяный урка не успел среагировать, как железные пальцы сомкнулись у него на запястье, да так, что кости захрустели и треснули и он, взвыв от боли, выпустил своё оружие, а профессор небрежно откинул поганца в сторону. Тот воя и держа левой рукой бессильно повисшую кисть правой, отполз подальше от свирепого гиганта. А Виктор Семёнович уже двинул пудовым чугунным кулаком в мерзкую харю второго, да так, что тот без сознания повалился под забор. Третий, подобравший толстую палку, успел ударить противника по спине. С тем же успехом он мог ударить по бревну. Профессор, развернувшись, небрежным движением вырвал палку из рук урки, схватил его за отвороты потёртого пиджака и как котёнка отбросил на добрый десяток шагов. Грохнувшись спиной о землю, пьяный мерзавец заорал от пронзившей его боли. С трудом перевернувшись на живот он на четвереньках пополз от страшного противника, подвывая от ужаса. Даже в лагере на далёком Урале, когда его, честного вора били суки, он не испытывал такого унижения. Их, трёх крепких мужиков, прошедших уголовную лагерную закалку за полминуты разбросал какой-то хоть и здоровенный, но городской тилигент!
А дрожащий от возбуждения и злости Виктор Семёнович раздражённо сказал, вернувшись в избу: «И это русские, советские люди!» Батюшка снова повторил: «Не ведают, что творят». «Всё они ведают, отче, всё! Я вам карабин оставлю с патронами, а то ведь ещё полезут, когда меня не будет». «Не надо, слово Божье сильнее любого оружия. А тебе ружьё в трудном пути нужнее будет». Утром, попрощавшись с хозяевами и забросив за спину мешок с хлебом и куском сала, положенными Анной Сидоровной, Виктор Семёнович пошёл на восток. Шёл он по солнцу, стараясь не сбиться с пути, а то ведь в лесу люди начинают ходить по кругу. Ночами, к счастью безоблачными смотрел на ковш Большой Медведицы, по ней находя Полярную звезду, вроде не сбивался с пути. Леса глухие, не видно следов человека, немцы сюда вряд ли полезут. Но профессор даже хотел бы встретить какого-нибудь фашиста, расправиться с ним. И такой случай представился.
Зашёл профессор в настоящий бурелом и даже он, с его силищей устал, выбираясь из завалов и ям. Задолго до темноты присел отдохнуть. И решил позаниматься с карабином. Стрелять то он умел, а вот как разобрать затвор, почистить и смазать? И припомнился ему профессор Челленджер, для которого было ясно – для могучего интеллекта нет преград. Что он, хуже литературного героя? Осторожно, словно боясь сломать сделанные из прочной стали детали, профессор щупал затвор. А вот если эту круглую штучку повернуть сюда? Не идёт. А если наоборот? Пошла. А теперь рукоятку вверх и на себя. Тянем-потянем. Вытянули репку! Так, а теперь совсем просто. Вот и разобран затвор, профессор ещё и ещё раз разбирал и опять собирал затвор карабина. Закончив эту работу хотел уже идти дальше, да озорная мысль пришла – а что если с закрытыми глазами. Не сразу, но получилось, не так быстро, как глядя, но точно. Ну ладно, вперёд. А через пару сотен шагов деревья стали реже, ещё реже и перед профессором открылось широкое поле. Впереди виднелся лес, но до него с километр, не меньше и по открытому пространству. Только посредине пути густой можжевельник. Виктор Семёнович долго глядел по сторонам и решился – пригибаясь к высокой траве, пошёл вперёд, да рядом с можжевельником за что-то зацепился ногой – провод, зелёный, тонкий, аккуратный, точно не наш, немецкий. А что если… и профессор не доставая ножа рванул провод могучими руками, сразу его разорвав. Затем как следует укрылся в густых зарослях, приготовив карабин. Достал часы, серебряные, простые, но очень точные – «Павел Буре», 1900 года, за 41 год ни разу не бывшие в починке, только регулярно чистившиеся и смазывающиеся, чем профессор занимался сам.
Через 51 минуту и 32 секунды показались немцы. Их было двое, один лет 30, сразу видно – старший, с рогатым автоматом. И второй, совсем мальчишка, с винтовкой. Немцы шли осторожно, оглядываясь, с оружием наготове. Долго оглядывались, прислушивались и, наконец успокоились. Старший, приказал найти обрыв и соединить провод, присел на старое, поваленное дерево принялся набивать табаком трубку, беспечно положив автомат рядом, на траву. Младший взяв в руку провод пошёл, ища второй конец провода. И профессор решился. Солдат нашёл обрыв и принялся зачищать концы, сидя на корточках буквально в метре от затаившегося Виктора Семёновича. Профессор медленно встал и зажав карабин в руках изо всех сил ударил немца затыльником приклада по шее. Связист упал лицом вниз в густую траву. На шум вскочил старший, пару раз растерянно хлопнув веками и наклонился к автомату. Вот уже оружие у него в руках, но профессор двумя громадными прыжками уже преодолел разделявшее их расстояние. Немец уже вскинул оружие и в этот момент получил сильнейший удар прикладом в лицо. Профессор, тяжело дыша склонился над ним и пощупал пульс – жив. А второй? Молоденький связист был мёртв – могучий удар переломал шейные позвонки. А что делать со вторым? Не оставлять же его? И профессор без колебаний принял решение – у младшего на бедре висели ножны с плоским штыком. Через полминуты его остриё достало сердце фельдфебеля. Без малейшего сожаления Виктор Семёнович смотрел на убитых им людей. Людей? Нет, фашистов, врагов! Он обшарил карманы обоих и полевую сумку старшего. Рядовой Курт с громкой фамилией – Либих, а может и родственник, дальний потомок великого учёного и фельдфебель Ганс Яроцки. Машинально отметил - судя по фамилии, предки фельдфебеля были славяне, может лужичане? К сожалению оба были без ранцев, и профессор не нашёл того, что ему было очень нужно – еды. Только в кармане рядового нашёл половину плитки шоколада. А вот что действительно пригодится – в сумке фельдфебеля карта и компас! Затащив трупы глубоко в заросли, профессор забрал оружие и патроны и поспешил скрыться в густом лесу. Найдя опять почти непроходимые заросли, присел. Отдышавшись, съел шоколад, запил водой из глубокой лужи. И принялся изучать новое оружие. Ничего сложного, через пару часов он полностью понял - как работает автоматика пистолета-пулемёта. А винтовка «маузер» ничуть не сложнее его карабина. Затем расстелил карту. Кое-что о топографии профессор знал, так что когда солнце скрылось за горизонтом он разобрался и в условных значках и в магнитном склонении, в отклонении истинного меридиана от магнитного. Оставалась одна задача – узнать - где он сейчас. Судя по карте где-то уже совсем рядом со Смоленском. Линия фронта не была отмечена на карте, но в наступившей вечерней тишине он услышал очень слабое погромыхивание – канонада. Надо быть предельно внимательным и осторожным.
На рассвете чуткий сон был прерван человеческими голосами! А вот и потрескивание сухих веток под сапогами. Профессор приготовил автомат. Эге, свои! Он увидел довольно большую группу людей в потрёпанной, грязной советской форме. «Товарищи, я свой» - негромко, но отчётливо выкрикнул он. Шедшие замерли, вскинув винтовки. «Какой такой свой? Один?» «Один». «Выходи, только медленно и оружие брось!» Виктор Семёнович медленно вышел к людям. Один из них, видимо главный, подошёл к нему с приготовленным ТТ в руке. «Точно один?» «Да, никого больше». «Оружие есть?» «Да, вон там» - профессор указал рукой. Один из бойцов принёс карабин, автомат и немецкую винтовку, обоймы, магазины - «Богато живёшь, дядя. А у нас четыре винтовки, да четыре автомата с тремя пистолетами на три десятка человек». «Никитин, помолчи» - строго прикрикнул старший, с двумя шпалами в петлицах голубого цвета с крылышками. «Документы». Профессор вытащил паспорт, в котором лежало сохранённое им командировочное предписание. Именно эта бумажка почему-то показалась очень убедительной командиру окруженцев, очень удивившемуся встрече с настоящим московским профессором в глухом лесу. Видно было – в разношёрстной группе поддерживалась настоящая воинская дисциплина. Остальные стояли и сидели тихо, спокойно, пока майор Чертков разговаривал со встреченным человеком. Видимо Виктор Семёнович произвёл хорошее впечатление и майор кратко поведал свою историю. Сбили его под Минском – «ДБ-3Ф» бомбардировщик дальний, ночной. Бомбит по площадям, а тут послали весь их полк днём – нанести удар по колонне танков. Тут «Пешки» или штурмовики нужны, да видать у командования ничего кроме них не было. А полк бомберов днём надо прикрыть минимум полком истребителей, а дали всего эскадрилью и ту не полную. И какую! «МиГ-3», машина хорошая, но это в первую очередь высотный скоростной перехватчик, для маневренного боя на небольших и средних высотах не очень тянет. Ну вот, чуть не весь полк ихние «Мессеры» сожгли. Из его экипажа он один благополучно приземлился на парашюте в тылу у немцев. Спрятаться удалось и пошёл к своим, по дороге собрав ещё людей – кто танкисты, кто сапёры, кто пехота. Оружие почти все побросали, поначалу и разбегаться пробовали, да после того, как майор лично двоих расстрелял за трусость, остальные пошли без звука. А три дня назад даже комиссар у них появился, настоящий! Не в смысле звания и должности, а мужик настоящий, крепкий! И майор кивнул на небольшого роста человека с суровым лицом в гимнастёрке со звёздами на рукавах и тоже с двумя шпалами в петлицах. А потом Чертков с надеждой спросил – нет ли у профессора хоть чего-нибудь поесть? Увы! Но есть карта, на которой обозначены деревни, может что удастся там раздобыть. Вот только бы знать, где они сейчас! Ну, это не проблема. «Лейтенант Филин, ко мне!» К майору подбежал парень со смышлёным лицом с пушечками и лейтенантскими кубарями в петлицах. Во-первых, местный, смоленский. Во-вторых, командир топовычислительного взвода. Лейтенант уставился в карту, профессор переводил ему надписи с немецкого и не слышал, как комиссар, глядя на них, тихонько зло выругался и проскрипел: «А у нас на всю дивизию всего две карты было!»
Лейтенант определил место – в паре километров к югу просёлочная дорога, ведущая в небольшую деревню. Решили выйти к дороге и вдоль неё лесом идти к деревне. Профессор рассказал о двух убитых им связистах. По пути проверили – линия связи восстановлена, а трупы так и лежат в зарослях, не нашли их немцы, а может побоялись лезть в дебри. Провод решили не трогать. На просёлочной дороге следы автомобильных шин и Чертков вдруг выдал: «А ну, попробуем достать оружие. Засядем в кустах, если одиночный автомобиль поедет – нападём». Профессор подсадил одного бойца и тот быстро залез на верхушку высокого могучего вяза с биноклем, сохранённым тем самым лейтенантом. Через несколько минут скатился вниз: «Товарищ майор, грузовик едет, один! А вокруг боле ничего не видать!» Бойцы быстро засели в густых кустах и те, у кого было оружие, приготовили его. Майор распорядился – бить по кабине, по шофёру. Профессор занял место в кустах с карабином. И вот он, «Опель-блиц», едет медленно, дорога то не немецкий автобан, а наша, родная, русская! Первая же пуля, посланная Виктором Семёновичем попала шофёру в лоб. Да и не попасть было трудно, стреляя с пары десятков метров. Правая дверца распахнулась, выскочил солдат, вскидывая винтовку, грохнули ещё выстрелы и немец упал наземь. Бросились к машине – больше в ней никого. Откинули задний борт - есть оружие! Немного, но какое! Два пулемёта с запасными стволами и запасом патронных лент. И ещё несколько ящиков – открыли – гранаты немецкие. И тут проблема – большинство окруженцев стрелки, простые ребята из колхозов. Обучили их пользоваться мосинками и вырывать кольцо у советских гранат, а немецкие первый раз увидели. Да и сапёры с летчиком и артиллеристом не сильно то разбирались в немецком оружии. Виктор Семёнович взял немецкую гранату – никакого такого кольца с чекой. А это что за колпачок? Осторожно покрутил туда-сюда. Да тот легко снялся и из-под него выпала верёвочка с шариком на конце. Всё ясно – дёрни за верёвочку, дверь и откроется, как в сказке Шарля Перро. А пулемёт посложнее, но перед человеческим интеллектом ничто не устоит. В критической ситуации мозг работает быстро – понятно – вот так вставлять ленту, рукоятку затвора на себя и стреляй. А как разобрать, почистить, смазать, потом разберёмся. И ещё к каждому пулемёту рукавицы какие-то странные прилагались, тоже потом разберёмся.
Карабин профессор отдал одному из бойцов, взяв себе MG-34. Чертков сам сел за руль, кроме него и профессора никто не умел водить машину. А убитые немцы невелики ростом, мундир на Виктора Семёновича не налез. Машина без тента, все расселись на днище. Рыча мотором, грузовик полз по дороге. И вот уже совсем близко деревня. В ней вроде всё спокойно – глухая чаща заглушила выстрелы. В деревне немцы – вон они ходят по улице, сидят на лавочках у изб. Машин нет, автоматов у немцев не видно, только винтовки, даже пулемёта нет. А вон лошади, явно немецкие и повозки, совсем не похожие на русские телеги. Майор затормозил и, посмотрев на деревню, тихо пояснил свой замысел. Не спеша поехал к избам, от которых уже бежали что-то весело крича, немцы. Они видимо ждали приезда грузовика и многие беспечно шли без оружия. «Давай!» - громко крикнул майор и профессор с ещё одним бойцом вскочили в кузове, поставив сошки на крышу кабины. Грохот очередей ударил по ушам, к пулемётчикам присоединились бойцы с винтовками и автоматами, а затем из кузова полетели гранаты. Не ожидавшие такого немцы падали под выстрелами и разрывами. Некоторые, у кого были винтовки, упали, прячась за кочки и открыли огонь. Уцелевшие безоружные бросились к избам, к винтовкам. Да, немцы серьёзные противники, настоящие солдаты! Вот, какое-то тыловое подразделение подвергшееся внезапному нападению, потерявшее в первые минуты половину солдат, а повозиться пришлось, платя кровью за успех.
После короткого, но яростного боя майор Чертков собрал своих. Немцев перебили всех, в плен не брали – что с ними делать, с пленными? К окруженцам подбегали местные жители, при первых выстрелах попрятавшиеся в погребах. Женщины сразу взвыли, увидев на траве четырёх убитых бойцов и троих раненых. К майору подошёл солидный мужик – и сразу сказал – немцы уже 10 дней в деревне, но всё разные. Побудут денёк, отдохнут и дальше на восток. А его старостой назначили. Комиссар зло посмотрел на мужика – «выслужиться, гад, перед фашистами решил?!» Мужик спокойно, ничуть не испугавшись свирепого вида комиссара, сжимавшего в руке ППД, ответил – «А что, лучше бы они всех в деревне перебили?» Жители осторожно понесли в избы раненых бойцов – всем троим пули попали в животы. Виктор Семёнович, да и все остальные понимали – без немедленной операции раненые обречены на смерть. А что они могли сделать?! К Черткову подскочил юркий подросток: «Дяденька, а у немцев дохтур был. Я видел - он в том сарае спрятался». А на тенте одной из повозок красный крест. Рванулись к сараю и в куче соломы обнаружили насмерть перепуганного толстенького человечка в мундире с медицинскими эмблемами. Комиссар лично потащил доктора к раненым. Увидев их немец что-то быстро заговорил и Виктор Семёнович, аж простонав от досады, перевёл – немец действительно врач, но стоматолог. И единственное, что он может – наложить повязки. У него даже морфина нет.
Изголодавшиеся окруженцы с жадностью набросились на нехитрую еду, что приготовили деревенские – варёную молодую картошку с луком и хлебом. А потом похоронили своих погибших, собрали документы убитых немцев, у одного из них, обер-лейтенанта, нашли карту с нанесенной линией фронта – не так уж и далеко до неё. Убитых немцев утащили подальше в чащу, скинули в глубокий овраг с тёмной водой на дне. Правда, предварительно стащив с них сапоги – у многих обувь была в жалостном виде. Даже профессору удалось подобрать себе подходящую пару, его туфли совсем развалились. Пришлось учиться наматывать портянки – добрая бабка дала кусок фланели. И кое-что из обмундирования взяли и шинели. А что делать с врачом? Пристрелить перепуганного доктора ни у кого рука не поднялась. Но и оставлять его нельзя. Завязали глаза и отвели далеко в чащобу.
Раненых оставили в деревне, помочь им было нечем. Решили ехать на немецких пароконных повозках. Никто из бойцов, почти всех деревенских, никогда не видел таких лошадей. Огромные битюги, с ногами толстыми как брёвна, высокие, могучие. Завистливо вздыхали – вот бы таких в их колхозы! Виктор Семёнович пояснил – видимо брабансоны. Лошади, ведущие свою родословную аж со Средневековья, от крепких рыцарских лошадей, которым приходилось нести закованных в доспехи всадников, да собственную броню. В повозках и ранцах немцев нашли кое-какую еду, Чертков запретил брать продукты у деревенских – самим бы хватило им, остающимся под немцами.
Командир дивизии комбриг Пятаков проводил гостя – командира соседней дивизии генерал-майора с совсем невоенной фамилией Кроликов, обговаривали – как взаимодействовать, устоять против прущих немцев. Противник почему-то два дня не наступал, но ясно, что скоро опять полезут. Пятаков с завистью поглядывал на золотистые звёздочки в петлицах гостя. Вот странно устроен человек – в апреле вернули комбрига из ледяного ада Колымы, а жену и детей из Сыктывкара, куда их засунули как родственников врага народа. Судимость сняли и дали у тёплого моря кости отогреть, отъестся, Красное Знамя за Испанию вернули, и – принимай дивизию! Вроде всё хорошо, но жаба душила – он то всё комбриг с ромбами. Не дали звёзд генеральских! Когда переаттестация шла - он золотишко мыл. Комбриг посмотрел на октябрьское тёмное небо – тучи, ни звёзд, ни луны не видно. Хотел уж вернуться в землянку, пропустить граммов 150 и на боковую, да вдруг насторожился – с запада раздались приглушённые расстоянием хлопки разрывов, над землёй взлетели осветительные ракеты. Шагнул к штабной землянке, а оттуда уж выскочил начштаба: «Десятый доложил – в тылу у немцев бой идёт! Видать кто-то из окружения прорывается!» Пятаков задумался - и было о чём, но всё же решился – «Поднимай танковый батальон и разведбат, попробуем помочь». Повезло комбригу – из его дивизии танковый батальон до войны не успели передать в какой-нибудь мехкорпус. И комбат танкистов мужик умный – ещё целых 30 танков сохранил. И, не выдержав ожидания, комбриг вскочил на коня и с адъютантом и отделением охраны рванул к правофланговому полку. Т-26 хоть и пехотные танки, но всего за полчаса дошли до полка и бойцы разведбата подошли вовремя…
Пятаков смотрел на неровную шеренгу – две сотни людей, грязных, оборванных, измождённых, с чёрными лицами, одетые в странную смесь изношенной советской и немецкой формы, кое-кто в гражданских пальто. Среди вырвавшихся из немецкого тыла выделялся громадный мужик в истрёпанном костюме-тройке, с накинутой поверх него немецкой шинелью, в немецких же сапогах. Одной рукой он сжимал немецкий пулемёт, другой поддерживал вымазанного по шею болотной грязью человека в когда-то шикарной, а сейчас драной и грязной шинели. К комбригу шагнул человек в грязной телогрейке с видневшимися на вороте гимнастёрки когда-то голубыми петлицами с майорскими шпалами. Пошатываясь от усталости, он всё же чётко доложил – сводная группа прорвалась через немцев. А он её командир – майор Чертков, заместитель командира 23-го дальнебомбардировочного полка. А потом майор совсем не по военному вдруг крепко обнял старшего по званию командира и не сдержав слёз, пробормотал: «Спасибо, спасибо! Без помощи бы не прорваться нам! А особенно за танки спасибо, раздавили они ту батарею миномётную». И карьерист комбриг Пятаков вдруг почувствовал как что-то заныло у него там, где наверное у каждого человека живёт душа и он крепко обнял совершенно незнакомого ему человека. А когда спасённых повели в тыл, где натопили баню и приготовили горохового пюре, к комбригу подошли тот громадный мужик и поддерживаемый им человек в шинели, некогда бывшей шикарной.
Окруженцам майора Черткова повезло так, как, наверное, никому другому. Среди приставших к его группе оказались дивизионный комиссар, член военного совета окружённой и уничтоженной армии Западного фронта, личный знакомец самого Мехлиса и начальник особого отдела этой армии. Так что вышедших особо не трясли, никого не расстреляли, а быстро отправили в тыл. А Виктору Семёновичу повезло ещё больше – это он, когда прорывались к своим, вытащил из болота того комиссара и дотащил его, с вывихнутой ступнёй до своих. После того, как в медсанбате вывих вправили, дивизионный комиссар, преисполненный благодарности, на предоставленной ему машине довёз профессора до дома! Московские улицы поразили своим видом – перегорожены баррикадами из мешков с песком и «ежами» Пустынные – редко-редко покажутся прохожие; с закрытыми входами в метро; с заколоченными и заложенными мешками с песком витринами магазинов. Кое-где виднелись разбитые бомбами дома. И везде Виктор Семёнович видел патрули военных и милиции, с оружием. Ключи от квартиры профессор в своих странствиях не потерял, они как амулет, гарантирующий возвращение домой. В квартире тишина, никого нет. И не то что беспорядок, жена его терпеть не могла, а всё же не так как было – вещи не на своих местах, незакрытые ящики комода, полупустой платяной шкаф. На столе в зале записка. Профессор прочитал, узнав руку жены – неделю назад уехала с двумя дочерьми в эвакуацию. Куда – сама ещё не знает, то ли в Уфу, то ли во Фрунзе, то ли в Алма-Ату. Ну что же, оно и хорошо, профессор головы не потерял. В квартире холодно, батареи не топят. Но из кранов вода течёт и даже работает газовая плита! Профессор поставил на плиту два ведра воды – он сразу уехал, не побывав в бане там, в дивизии и занялся поисками съестного. Удалось обнаружить высохший, но к счастью не заплесневевший батон и банку прошлогоднего смородинового варенья. Размочив батон водой, съел всё до крошки и всю поллитровую банку варенья. Вымылся, смыв грязь нескольких месяцев блужданий по лесам, одел чистое и задумался – что дальше? Решения идти в армию не изменил – перед глазами всё стояли лица убитых, что он вдоволь насмотрелся за три с половиной месяца.
Размышления были прерваны стуком в дверь. Открыл – на пороге сосед – 83-летний профессор Кротов – «А я слышу шум у вас, ну, думаю, может воры забрались, а потом гляжу – дверь то не взломана, решился посмотреть, а это вы, Виктор Семёнович!» «А что же вы, Андрей Степанович, не уехали?» Кротов махнул рукой «А, куда мне, старику ехать! Здесь родился, здесь и останусь! Пусть молодые живут, а мне уж недолго…» Кротов рассказал о произошедшем в Москве с начала войны, а Виктор Семёнович кратко поведал о себе и о своём твёрдом решении идти в армию. Кротов, перейдя на шёпот, сказал – может и правильно, а то два дня назад в квартиру Виктора Семёновича стучались какие-то в чекистской форме. Только до утра надо подождать – скоро комендантский час, выходить без пропуска нельзя, тут же на улице расстрелять могут. Постановлением ГКО столица на осадном положении, патрули расстреливают всех сеющих панику, повылазивших из нор уголовников и просто вышедших в неположенное время из дома. Услышав про чекистов, Виктор Семёнович почувствовал холодок страха – с НКВД лучше не связываться! Вон, в 39-м его приятеля, Ивана Михайловича Пачина, руководителя средней руки на железной дороге вызвали в областное управление НКВД, к самому его начальнику. Тот с порога спросил: «Что вы можете сказать о вашем подчинённом…?» Иван Михайлович, человек кристальной честности, не раздумывая долго, ответил: «Ничего, кроме хорошего». И ведь знал Иван Михайлович, что его подчинённый уже три дня на Лубянке, а у нас просто так не сажают. Но не мог пойти против совести, оклеветать хорошего человека. «Не хотите вы нам помочь, товарищ Пачин» - с укоризной, глядя нехорошим взглядом, сказал начальник. «Идите домой, хорошо подумайте, а завтра к девяти опять ко мне». Утром, уже с приготовленным узелком, Иван Михайлович пришёл. Встретил его кто-то с двумя кубарями и попросил подождать немного в комнате для посетителей. Немного растянулось на 5 часов. А ровно в 14:00 тот же с кубарями, сказал – может Иван Михайлович идти домой, вопросов к нему уже не будет. Случайно узнал Иван Михайлович – ночью арестовали самого начальника областного управления НКВД.
Ну что же, утром пойдёт Виктор Семёнович в военкомат. В армии его не достанут. Эх, знать бы - куда семья уехала! За разговорами профессоры не сразу услышали какие-то шум и крики на улице. Подошли к окну – напротив магазин, дверь на висячем замке, витрины заложены мешками с песком. Но сейчас сорванный замок валялся на тротуаре, а у распахнутой двери трое в синих милицейских шинелях, скручивали руки двум визжащим и изрыгающим мат типам в кепках, в сапогах с голенищами гармошкой. Ещё один милиционер сидел на тротуаре, зажимая руками бедро, меж пальцами сочилась кровь. На тротуаре лежал ящик с водочными бутылками. Тех двоих скрутили и поставили к стене магазина, старший из милиционеров, что-то громко сказал, Виктор Семёнович только расслышал: «В соответствии с постановлением Государственного комитета обороны...» А затем трое в шинелях вскинули винтовки и визг урок оборвал залп. Несколько случайных прохожих, видевших это, бросились кто куда. Раненого перевязали, трупы погрузили в подъехавшую полуторку с тентом, туда же посадили раненого заточкой милиционера, и улица опустела. Да, тут не шутят! Да и не до шуток сейчас, враг у самых улиц Москвы! Стемнело. Электричество работало, но предупреждённый соседом профессор свет не включал – светомаскировка. Плотные шторы, не пропускающие свет, жена с дочерьми то повесили, но так спокойнее – пусть никто не видит, что хозяин квартиры вернулся. На сон профессор не жаловался, несмотря на все передряги спокойно проспал до 8 часов. Сосед угостил чем мог – кусочком чёрного хлеба с парой варёных картофелин, чаем без сахара, но с тремя кружками печенья. Собрал Виктор Семёнович свой рыбацкий рюкзак и пошёл в военкомат.
Попасть в армию оказалось не так то просто! Усталый капитан, просмотрев документы и покопавшись в каком-то документе, толщиной с том энциклопедии, сказал – Виктор Семёнович призыву не подлежит. И пусть товарищ профессор идёт домой и не мешает работать – вон ещё сколько людей у кабинета. Виктор Семёнович растерянный вышел в коридор. К нему обратился какой-то солидного вида мужчина – ну, куда послали? «Домой» - вздохнул профессор. «Везёт же людям!» - завистливо вздохнул солидный. Что дальше делать? Идти в институт? Надо же как-то продовольственные карточки получить, попытаться узнать - что с семьёй. В задумчивости профессор шёл по улице и нос к носу столкнулся с тремя молодыми людьми. «Виктор Семёнович! Откуда вы? А все уж думали, что вы того…!» Перед профессором стояли трое, которых в институте в шутку звали отарой – аспиранты Овечкин, Козлов и Барашкин. Профессор, обрадовавшись знакомым, рассказал коротко о своих мытарствах. Аспиранты переглянулись – идите с нами. А куда? Мы все в дивизию народного ополчения записались – там много из нашего института, из других тоже есть. А ещё мастера со строительства Дворца Советов. И Виктор Семёнович не раздумывая зашагал за «отарой»…
Виктор Семёнович внимательно рассматривал разобранный им затвор древнего «Льюиса» с трубообразным стволом из-за кожуха радиатора и с клеймом «Enfield 1916». После немецкого пулемёта MG-34 и другого попадавшего к нему оружия, сей ручной пулемёт сложным не казался. Рядом присел доцент кафедры германистики: «Виктор Семёнович, поглядите, что нам дали!» И протянул винтовку. Профессор аж присвистнул от изумления и выдал короткий матюжок на испанском – 4,2-линейная винтовка конструкции Хайрема Бердана № 2, профессор даже глаза протёр, образца 1870 года, а выпуска Тульского императорского оружейного завода 1872 года! Ещё раз выматерившись, на сей раз на родном языке конструктора винтовки, профессор решил всё же успокоить коллегу – устаревшего оружия не бывает. Если Владимир Павлович всадит из сего музейного экспоната пулю точно в немца, то тот точно не обидится, что подстрелили его не из новейшего оружия, а из раритета. Виктор Семёнович взглянул на пришедшего проводить сына на войну отца доцента. Ему столько же лет, сколько и берданке, но винтовка новенькая. Что ей сделается на складе, покрытой как надо ружейной смазкой! А человек? 69-летний провожающий уже сгорбленный, с седыми редкими волосами, с морщинистым лицом, опирается на палочку. Да, в отличие от человека оружие не стареет!
На подготовку к боям дали всего неделю, сократившуюся до 4-х дней. И прямо с машин в бой, в поля, уже покрывшиеся первым октябрьским снежком, осень холодная выдалась. Все, все, все легли в белоснежных полях под Москвой – и доценты с ассистентами, и лаборанты, и пианисты-виолончелисты, и полировщики гранита и столяры-краснодеревщики. А Виктор Семёнович, в первый же день боя сменивший разбитый осколком снаряда «Льюис» на могучий ДШК, уцелел, вместе с небольшой кучкой ополченцев. И был зачислен в обычную стрелковую дивизию, от которой оставалось, как подсчитали на построении, когда дивизию вывели с передовой, ровно 500 человек, считая и командира, всё же ставшего после боёв генерал-майором, Пятакова…
По восточному берегу Днепра зашелестела команда – «Вперёд!» У всех вылетели мысли о прошлом, о доме, о семье. Одна забота – как побыстрее переплыть великую реку живыми, выбить немцев, уцелеть в жестоком бою. Не чувствуя тяжести плота столкнули его на воду, взвод попрыгал на связку брёвен, затащили ДШК. Последним на плот прыгнул вынырнувший из темноты майор Ковалёв – замполит полка. Как ни странно, но солдаты его уважали. Он не отсиживался в тылу, в бою всегда шёл вместе с солдатами. И в политдонесениях ни на кого гадостей не писал, не стучал. Не то, что замполит соседей справа. Может, поэтому Ковалёв не сильно продвинулся по службе – уж за 40, а всё майор. А насколько хватало взора и справа и слева от Сани на воду сталкивали плоты, лодки, связки бочек и ящиков, а кое-кто плыл на надутых пузырём мокрых гимнастёрках. Вперёд, вперёд, к другому берегу! Саня, сидя у правого края плота, грёб лопаткой. Ой, медленно, медленно плывут! Краем глаза Саня увидел – справа от них чей-то плот завертелся на месте, видимо попав в водоворот, солдаты на нём яростно гребли лопатами и досками, пытаясь выбраться на спокойное место. Но некогда смотреть, нельзя помочь товарищам, вперёд, вперёд! Ещё засветло высмотрели место, где обрывистый западный берег рассекала широкая лощина – когда-то, наверное, речка впадала здесь в могучий Днепр. Туда, там удобнее всего выбраться наверх. Над форсирующими реку взмыли осветительные ракеты и через несколько секунд на воду упал яркий луч прожектора. Ну всё, заметили их немцы! С высокого берега ударили пулемёты, на воде встали столбы разрывов мин и снарядов.
Саня и все остальные бойцы напрягали все силы, отталкивая ставшую вдруг неподатливой холодную сентябрьскую воду великой славянской реки. Не секундами, не минутами считалось теперь время их жизней, а гребками. В метре от Сани по воде хлестнула очередь. От испуга он выпустил из рук лопатку. Если бы по совету многоопытного профессора не привязал бы её рукоятку к запястью верёвочкой, то сейчас одним гребцом стало бы меньше. На солдат обрушился фонтан воды от разорвавшегося крупнокалиберного снаряда. А вместе с водой на плот упали куски дерева. А рядом с Саней шлёпнулась на их плот нога в штанине галифе и в кирзовом сапоге. Даже не вздрогнув, Саня сбросил ногу в воду и ещё быстрее принялся грести. Ещё одна пулемётная очередь ударила рядом с ним, только теперь слева, по плоту, вырывая из брёвен щепки. Державший рулевое весло плотовщик Черных рухнул в воду, даже не простонав, не вскрикнув. Весло схватил замполит. Он что-то кричал, но его никто не слышал в грохоте разрывов. И рядом с ними вниз по течению уже плыли расщепленные брёвна и доски, тела, обрывки гимнастёрок и шинелей. Профессор с лязгом рванул ручку «душки» и грохот крупнокалиберного пулемёта прямо над ухом Сани заглушил другие звуки. Горячие гильзы посыпались прямо ему на спину, но он не чувствовал этого, целью жизни его было одно - грести как можно сильнее и быстрее! Кто-то ещё со стоном свалился в воду, но некогда было посмотреть – кого ещё настигли пуля или осколок. Вперёд, вперёд! Берег уже совсем близко! Плот ткнулся в отмель, до земли ещё с десяток шагов. Солдаты прыгали в воду и бежали к твёрдой земле. Вон туда – к той широкой промоине, там можно забраться наверх! Виктор Семёнович вместе с другими номерами перетащил ДШК на берег. Очень удачно – наткнулись на огромный валун, много тысячелетий назад притащенный сюда ледником. Установили на него пулемёт, и профессор точными очередями ударил по вспышкам на крутом берегу. Саня не видел этого, вперёд, цепляясь за кусты и деревца, он лез на крутой берег. Вот он уже наверху! Совсем рядом, в десятке шагов в окопчике два немца с пулемётом. Оглушённые грохотом боя и очередями своего пулемёта они не заметили Саню и продолжали вести огонь. Саня вскинул автомат, с такого малого расстояния он без промаха двумя короткими очередями убил немцев. А вон ещё! Саня выхватил гранату и метнул в бегущих к нему немцев, упал на землю, через пару секунд грохнуло, да так, как не могло быть от разрыва одной гранаты. Рядом на землю плюхнулся Васька – это он кинул ещё одну гранату и два разрыва слились в один. Вперёд, вперёд! Теперь другая цель в жизни появилась у бойцов – выбить немцев из траншей на самом берегу реки, найти укрытие от губительного огня.
Саня не мог вспомнить, что было дальше – он вместе с товарищами бежал вперёд, стрелял, кинул вторую гранату. Но даже в грохоте и безумии боя он слышал чёткие очереди «душки» Виктора Семёновича. Профессор с другими номерами расчёта вытащил тяжёлое оружие своё наверх и прикрывал огнём товарищей. Виктор Семёнович точными короткими очередями бил по пулемётным гнёздам, в темноте ориентируясь по вспышкам выстрелов. Саня, полуоглохший от разрывов свалился в какую-то круглую яму, потряс головой и вдруг услышал истерический, с подвываниями хохот – присев на корточки около немецкого миномёта (это была не яма, а огневая позиция) трясся от смеха Витька Косой – бывший урка из штрафников, кровью искупивший вину. Треск очередей и грохот разрывов на какое-то время стихли и Саня услышал: «Они пока свои винтовочки передёрнули, а я их одной очередью!» И Витька потряс своим «папашей». Только тут Саня заметил тела четырёх немцев. «Смотри, этот ещё дёргается!» - Витька ткнул рукой на одного из немцев и, вытащив из-за голенища нож, каким-то лагерным умельцем выточенным из листа рессоры, ударил им в сердце ещё живого немца. Через минуту в окоп свалились профессор с тремя уцелевшими номерами расчёта, волоча за собой пулемёт. «Ого, миномёт! Сейчас ударим, а ну, помогите!» Вместе развернули оружие и профессор, прикинув зорким глазом расстояние, одну за другой выпустил по замеченным целям оставшиеся полтора десятка мин. И опять бойцы рванулись вперёд. Сколько прошло времени с начала боя, Саня не знал, и часов у него не было, да и смотреть на них было некогда. Но на востоке уже посветлело небо, когда порыв наступающих иссяк.
Саня вместе с двумя бойцами сидел в окопчике, а над головами проносились пулемётные трассы – по наступающим из дзота бил немец. В окопчик свалился профессор. «Виктор Семёнович, а где ваш пулемёт?» «Нет больше. Осколок большой ударил точно в ствол, конец как ножом срезало. Ну ничего, я тут такой мушкет раздобыл!» И профессор подтянул к себе длинное ПТРС. «Вот только патронов всего 1 обойма осталось» Профессор огляделся, осторожно выглянув поверх бруствера. «Так, ребята, тот пулемёт в дзоте надо подавить, всё ведь простреливает, пока не уничтожим дальше не пройдём. А ну, бойцы, берите гранаты и вперёд, а я вас прикрою». Сидевшие в окопчике двое замялись – «Товарищ младший сержант, гранат то нет». «Как нет!? А эти!» - профессор ткнул рукой на лежащие на дне окопчика шесть немецких гранат. «А мы с ними не умеем». «Чего тут уметь! Глядите – колпачок снять и дёрнуть за шнурок да кинуть! Вон, смотрите – слева и справа можно подобраться, если по пластунски. Один слева, другой справа, на крышу дзота и гранатами в амбразуру! Осколки накат не пробьют. Никто вас не услышит на крыше. Там пулемётчик от выстрелов совсем сейчас оглох. А я из ружья помогу, прикрою, пуля пробьёт. А ты, Саня, поможешь с “мушкетом” управиться». Бойцы всё мялись и Виктор Семёнович прикрикнул на них: «Ну, что жмётесь!? Не русские вы что ли?!» «Русские!» - в один голос воскликнули татарин Ренат Якупов и армянин Ашот Петросян. «Тогда вперёд!» Профессор немного выждал и дважды выстрелил из ПТРС по дзоту. 14,5-миллиметровые бронебойные пули, размером с сосиску видимо пробили преграду и пулемёт смолк, но через несколько секунд ударил опять. «Ещё там немцы есть!» - с досадой воскликнул профессор, снова прицеливаясь. Он выпустил оставшиеся 3 пули, когда наконец что-то глухо грохнуло и пулемёт замолк окончательно.
«Вперёд» - приказал Сане профессор и они вдвоём поползли к дзоту. Около него сидели Ренат и Ашот, Петросян зажимал ногу – штанина намокла от крови. «Перевяжи его, да сначала ногу выше раны перетяни ремнём» - приказал профессор Ренату. «А ты со мной» - это уже Сане. Осторожно, держа оружие наготове, заглянули в дзот – четыре трупа немцев. «Смотри» - кивнул профессор на одного, у которого вместо головы было кровавое месиво – «Точно я из ружья попал. Голову на клочки разорвало, мощная штука!» Профессор наклонился над MG-34. «А пулемёт цел! Отлично! И сменные стволы в наличии и ещё десять лент. Ого! И рукавицы есть. Прекрасно!» Профессор, натянув асбестовые рукавицы, быстро сменил раскалённый ствол пулемёта. Затем порылся в карманах и ранцах убитых немцев. Достал солдатские книжки, посмотрел и удивлённо воскликнул: «Смотри, Саня – студент!» Саня в институте изучал английский и испанский, так что профессор перевёл – Гельмут Кохер, студент 1-го курса университета, факультет славистики. Что славистики – это точно, в ранце убитого лежали два маленьких томика на русском – сборники стихов Некрасова и Пушкина. Саня без жалости смотрел на убитого сверстника – никто не звал его в СССР. Так ему и надо! Утро застало Саню в окопе, рядом с профессором, теперь Саня был вторым номером. С немецким пулемётом он обращаться умел. Бой стих и неодолимо тянуло в сон, даже есть не хотелось. Сейчас бы свернуться в клубочек, укрыться шинелью, да придавить минуток шестьсот! Но об этом можно только мечтать. В окоп, рядом с Саней и профессором свалились двое – капитан с голубыми просветами на погонах и сержант с рацией. Выйдя на связь с кем-то, капитан быстро посыпал какими-то числами. Сане не надо было объяснять – что это – капитан передавал координаты целей, сейчас прилетят самолёты, нанесут удар и – в атаку! Через несколько минут над головами бойцов взревели авиационные двигатели. Не меньше полка «горбачей» ударили по немцам. А с восточного берега с воем и рёвом прочертили сентябрьское небо огненные полосы снарядов «катюш». «Сейчас пойдём» - проворчал профессор, вставляя ленту в пулемёт…
Виктор Семёнович, Саня и замполит майор Ковалёв сидели на берегу, ожидая своей очереди на эвакуацию. Ждать надо долго, ранения у них лёгкие, а сначала перевозили тяжёлых. У всех троих, как ни удивительно, ранения были одинаковы – мелкие осколки зацепили левые руки и груди, к счастью не пробив грудные клетки. Профессор осмотрел и свои повязки и повязки товарищей – хорошо, кровь уже не течёт и, устраиваясь поудобнее, морщась от боли, произнёс – «Удивительно, первый раз ранен». Саня откликнулся – «А я уже третий». Ковалёв мрачно усмехнулся – «А я, считая с финской, уже пятый». У берега, зацепившись за отмели, стояли разбитые плоты, валялись доски, бочки. На берегу лежали тела погибших, много, очень много! А могучий Днепр нёс на своих волнах тела погибших, не успевших добраться до земли. Кто-то доплывёт до обнажившихся после разрушения Днепрогэса порогов и тела их будут изодраны об острые камни. Кого-то днепровская вода донесёт и до устья, до Чёрного моря. А кто-то доплывёт и до северного берега Турции. Глядя на проплывающие тела и обломки плотов, профессор мрачно вздохнул: «Эх, нам бы при переправе катеров моторных! Переплыли бы быстрее, чем на этих» - он с иронией произнёс – «на ”подручных средствах”. Ведь сколько людей положили!» Замполит строго сказал: «Товарищ младший сержант, вы что, не видите? Это же было проявление массового героизма!» Профессор, поглядев на майора, не задумываясь и спокойно ответил: «Товарищ майор, нам бы того героизма поменьше, а вот соображения у начальников наших и десантно-переправочных средств побольше!» Замполит гневно глянул на бойца, но ничего не сказал и сменив гневное выражение на грустное, промолчал. Он и сам так считал, как профессор, да по должности сказать не мог. На восточном берегу раненых осмотрел старый седоусый фельдшер и ободряюще сказал: «Не боись, ребята, херня у вас. Далей медсанбата не попадёте!» Саня приуныл – хотелось попасть в госпиталь, хороший, с настоящими постелями, в которых можно спать сутками. А тут медсанбат! Придётся валяться в лучшем случае на охапках сена и соломы в палатках. А уже ведь осень, дожди пойдут. Ждать осмотра врачом пришлось долго, их осмотрели самыми последними. У Сани и профессора только сменили повязки, а вот с замполитом доктору пришлось повозиться – нащупал зондом в глубине раны осколок и решил вытащить. А когда вытащил доктор осколок и уже наложили повязку, как вдруг майор Ковалёв глухо вскрикнул, его лицо исказила гримаса, прижал он целую руку к груди и вдруг рухнул на землю. Подскочивший врач прижал пальцы к шее, через несколько секунд выматерился и зачем-то ударил майора по груди. А затем принялся ритмично нажимать на грудь, аж рёбра затрещали, а фельдшеру приказал делать вообще что-то Сане непонятное – руками схватить за рёбра и поднимать и опускать их. Так вот и трудились, аж гимнастёрки от пота промокли. Наконец врач, послушав трубочкой сердце, сказал: «Кончай, Сергеич! Всё, писец, отвоевался майор». И, мрачно ухмыльнувшись, как показалось Сане и профессору, цинично, добавил: «Писец не лечится, ***ня сама пройдёт!» Помрачневший Виктор Семёнович тихо сказал: «Вот видишь как – пять раз был ранен и выжил. А тут на тебе – сердце подвело!»
Холодным октябрьским утром Саня и Виктор Семёнович подходили к Днепру. Слова того седоусого фельдшера не оправдались – в медсанбате их не задержали, а отправили всё же в госпиталь легкораненых. Хорошо, что в своей же армии, а не во фронтовой, удалось вернуться в свою часть. До неё оставалось совсем немного – пара километров до понтонного моста через Днепр, ведущего на плацдарм, а там место не такое уж великое, найдут своих. Место переправы они заметили издали – в небе кругами летали краснозвёздные истребители, прикрывая понтонный мост от немецких бомбардировщиков. С невысокого холма увидели и сам мост. На восточном берегу скопилось много людей и машин. Профессор взглянул на свои часы: «Так, студент Короткевич, время обеда. Поедим, а потом к мосту, может толпа там рассосётся». Профессор был настоящим солдатом, умевшим использовать каждую минутку нечасто выпадавшего свободного времени с толком. Из своего вещмешка он вытащил консервную банку, а Саня из своего половину буханки хлеба. У парня аж слюнки потекли при виде той банки. Ещё до ранения, они с профессором нашли в немецком блиндаже чудесную вещь – очень красивый ящичек из красного дерева, с инкрустацией. А в нём, в специальных гнёздах два изящных маленьких пистолета, с перламутровыми рукоятками, посеребрённые, тоже с инкрустацией и к каждому по 4 обоймы маленьких патронов. Виктор Семёнович своим острым глазом определил – калибр 6,35 мм. Пренебрежительно хмыкнул – игрушки! Для боя не годятся. Но сделаны великолепно! Сразу видна работа настоящего мастера, пригодится. И пригодились – утаив пистолеты, привезли их в госпиталь и там, у тыловиков, падких на красивое оружие, сменяли на великолепные юфтевые сапоги Сане, ремни из настоящей кожи и 4 банки вкуснейших консервированных сосисок. Вот сейчас вскрыли одну из банок. Ели не спеша – если есть возможность, при еде торопиться нельзя, а то самый лучший кусок впрок не пойдёт.
Не торопясь поели и только встали на ноги, как послышался скрип тормозов – рядом остановились эмка и полуторка. Из эмки вылезли толстый полковник важного вида и маленький, худенький капитан с «лейкой» на груди. Полковник, увидев Саню и Виктора Семёновича, строго крикнул: «Бойцы, ко мне!» Подошли, шофёр полуторки откинул борт и полковник приказал – «Надо вот это врыть здесь, на холме». В кузове лежало длинное толстое бревно с прибитым к нему большим листом фанеры и пара лопат. Хоть и холодное время года настало, но до морозов далеко ещё, земля мягкая, так что яму вырыли быстро и установили столб. «Виктор Семёнович, смотрите – с ошибкой написано, мягкого знака нет» - шепнул Саня профессору. «Может исправим?» На листе фанеры было написано большими буквами: «ДАЁШ КИЕВ!» «Да ну их. Этот полковник видимо из политотдела, не будем связываться, на ошибку указывать. Себе дороже выйдет». А полковник тем временем стал у плаката, гордо выпятив грудь и нахмурив брови, а тот капитан защёлкал фотоаппаратом, снимая его у столба на фоне переправы. Полковник с остальными уехали, а Саня с профессором пошли к мосту.
Только успели спуститься с холма, как позади послышались рычание мощных двигателей и лязг гусениц. Оглянулись – к ним приближались невиданные ими ранее 4 боевые машины – ходовая часть и моторный отсек как у хорошо знакомой тридцатьчетвёрки. А вместо башни рубка с сильно скошенным лобовым листом брони, из которого торчал длинный пушечный ствол. Первая машина поравнялась с солдатами и остановилась. Стоявший в открытом командирском люке юноша в комбинезоне и шлемофоне соскочил с машины и подбежал к друзьям: «Виктор Семёнович! Здравствуйте! Узнаёте меня?» Профессор удивлённо воскликнул: «Коля! Ты?! Какими судьбами?» «Меня в октябре 41-го призвали, как математика в артиллерию. Провоевал год, ранение было тяжёлое, три месяца в госпитале лежал. А потом в училище, ускоренный выпуск, сейчас уже комбат». И неизвестный Сане Коля кивнул на боевые машины. Профессор с любопытством спросил: «А чем это ты командуешь? Никогда таких не видел». «Новая техника. Самоходки, СУ-85. Пушка и «Тигра» прошибёт! Сейчас на тот берег. А вам куда?» «Туда же». «Так залезайте, чего ноги бить, подвезём». Ехать, хоть и на моторном отсеке самоходки, обдаваемыми вонючими выхлопами солярки, куда приятнее, чем идти. Перекрикивая рычание двигателя профессор беседовал с неожиданно встретившимся на дорогах войны знакомым, как он пояснил Сане – сыну своего приятеля, до войны студента математического факультета. А сейчас старшего лейтенанта, командира батареи самоходного артиллерийского полка. У самой переправы минут двадцать пришлось ждать – перед самым носом головной самоходки девушка-регулировщица повелительно взмахнула красным флажком. Пропускали стрелковый батальон. Под весом боевых машин понтоны проседали в днепровскую воду, но держали хорошо. На западном берегу на посту регулировщиков узнали – где их часть. Дальше оказалось не по пути с самоходчиками – им налево, а Виктору Семёновичу и Сане прямо.
Далеко идти не пришлось – не далее километра увидели знакомые лица уцелевших в боях однополчан. Тот младший лейтенант с нерусской, не запоминающийся фамилией, что перед форсированием командовал Саниным взводом, уже ротный. А кроме него офицеров в роте и не осталось, взводами командовали сержанты. Только доложили о прибытии из госпиталя, как тут же за работу – рыть землянки. И ведь не для себя рыли, для какого-то большого начальства. Роту хоть и вывели с самой передовой, но без дела скучать не дали. Саня работал вместе с профессором. Сначала рыть было тяжеловато – грунт плотный, тяжёлый. Но когда прокопали с метр в глубину, пошла песчаная почва, совсем легко стало. Вот вроде и достигли нужной глубины, как лопаты натолкнулись на что-то твёрдое. Сгребли песок – большой плоский камень. Здоровяк профессор без труда выкинул его наверх и вдруг удивлённо воскликнул: «Смотри!» Под камнем лежали черепа! Черепа людей! Странного коричневого цвета, совсем не похожего на цвет кости. Кроме черепов виднелись и верхние части грудных клеток, ниже скелеты были прикрыты таким же плоским камнем. Скинули и его – два полных скелета! А рядом какие-то камни, острые, чёрные и серовато-коричневые. Профессор осторожно прикоснулся к черепам – прочные. Вынул один и удивлённо забормотал непонятные Сане слова: «Так, надглазничный валик, ретромолярный пробел, шиньон, надынионная ямка. Подбородочного выступа нет, свод черепа низкий. Ну точно – неандерталец! А этот? Совсем как современный, лоб высокий, подбородок. Ого! Саня, мы нашли захоронение людей каменного века! И очень, очень необычное – смотри - неандерталец похоронен вместе с человеком нашего вида! Вон и оружие разное – и мустьерского типа и похожее на ориньяк!» Кое-что о предках человека Саня слышал и слово неандерталец ему было знакомо. А вот всё остальное услышал впервые. Но возбуждение профессора передалось и ему. Они совершили научное открытие! Профессор подумав, прикрыл находку теми же камнями, набросал поверх слой песка и сказал – «Пойдём к командиру. Попросим на карту нанести место находки. Может, удастся сообщить специалистам. Как бы сохранить это?! Война ведь!» И профессор замысловато выматерился на незнакомом Сане, но явно романском языке. Только вылезли из ямы, как раздался крик: «Третья рота, строиться!» И через несколько минут они вместе с товарищами уже шагали к слышной издали по канонаде передовой. Уже совсем стемнело, когда заняли траншею.
В тёмном небе на востоке чуть слышно застрекотали моторы ночных бомбардировщиков. Штурман эскадрильи, лейтенант Оля Сорокина внимательно всматривалась в темноту ночи – на земле те, кто были в передовой траншее, должны были обозначить передний край огоньками горящих плошек. В недорытых землянках разместились штабные писари. Писари ругались – надо подклеивать листы карт для штаба дивизии, а этот придурок ленивый, младший писарь Ковальчук всё не несёт батарейки для фонариков. А начштаба за задержку и морду набить может, а может и под трибунал! И старший писарь, уже двенадцать лет отсидевший на этой должности, скомандовал: «Давай, мужики, зажигай “катюши”!» Штурман Сорокина увидела огоньки и передала командиру: «Таня, левей, ещё левей. На боевом!» ПО-2 шёл по прямой. Теперь чтобы не случилось, пилот не мог ни повернуть, ни изменить скорость, ни поменять высоту. Пусть вокруг разрываются зенитные снаряды, пусть плоскости из перкаля прошивают пулемётные трассы, пусть заходит «Мессер» в атаку, пусть уже горит хвост, но самолёт на боевом! Вы понимаете – НА БОЕВОМ КУРСЕ!!! И чтобы не случилось, до сброса бомб нельзя уйти с этой прямой линии! «Сброс!» - услышала Таня. Самолёт вздрогнул, освобождаясь от солидного для «кукурузника» веса. ФАБ-100 ударила точно в яму, где сидели старший писарь и трое других писарей с лежащими у них под ногами скелетами людей эпохи позднего плейстоцена. Для лейтенанта Сорокиной это был первый боевой вылет после трёхмесячного перерыва после ранения и госпиталя и первый в должности штурмана эскадрильи. Она очень волновалась и совершила ошибку – нажала кнопку бомбосбрасывателя раньше нужного момента. Вот бомба и упала не за огоньком, ошибочно принятым ею за ориентир, а прямо в огонёк.
Александр Осипович открыл глаза. Сквозь занавеску на окне пробивались яркие лучи весеннего солнца. В отличие от многих стариков сон у Александра Осиповича был прекрасный. А он не просто старик, а уже долгожитель! Шаркая шлепанцами, сходил в туалет, помочился, для 91-летнего человека не очень простая задача, хоть Бог миловал – никогда не случалось острой задержки мочи. А вот сердце да, порой подводило – стучало как-то не так. Не всегда, но 2-3 раза в неделю билось с перебоями, а то вдруг начинало колотиться так часто, что казалось - выпрыгнет из груди и в глазах темнело, голова кружилась. Он не обращал внимания на это, к докторам не ходил. Чего к ним ходить! От старости лекарств нет! Вызвать на дом участкового врача? Да на хрен он сдался той молодой ярко раскрашенной девке, что ещё меньше года у них участковый терапевт. Придёт, еле сдерживая нетерпение, послушает старика, потыкает трубочкой в грудь, не смотря на то, куда её ставит, быстро выпишет рецепты и улетучится. А сил нет в поликлинику ходить, в очередях к узким специалистам сидеть. Александр Осипович никогда не пользовался своим правом участника войны ходить куда надо без очереди. Кто в тех очередях? Старушки одинокие! Он что - распихивать их будет? Даже в советские времена, когда в магазинах случалось, выбрасывали какой-нибудь дефицит, он не шёл без очереди, размахивая своим удостоверением. Ну а сейчас дефицита нет, и очередей в магазинах тоже. Да и не нужны ему все эти сервелаты-карбонаты и экзотические фрукты.
Сердце вдруг пару раз стукнуло неровно, напоминая о себе. Взгляд упал на лежавшую на кухонном столе упаковку кордарона. Недели три назад, социальный работник, баба крикливая и болтливая, но добрая, всё же привезла своего подопечного в поликлинику. Как всегда перед Днём Победы осматривали всех, кто эту победу пережил и дожил до нынешних дней. Александру Осиповичу всё не понять было – на кой чёрт обязательно осмотреть всех выживших именно к 9 мая, какой в этом глубокий смысл, кроме демонстрации заботы о ветеранах? Вторая Мировая то не кончилась 9 мая! Кончилась она 2 сентября 45-го! Надо сказать - Александра Осиповича осмотрели внимательно, обследовали и даже прицепили Холтеровский монитор (иноземные слова Александр Осипович много десятилетий отработавший переводчиком и преподавателем, употреблял без малейших трудностей). А потом показали результат. С медицинской терминологией тоже справился, понял - что к чему – аритмия говорят. И экстрасистолы желудочковые и наджелудочковые и пароксизмы тахикардии тоже и наджелудочковой и желудочковой. Вон кордарон прописали, очень, говорят, хорошая штука. Александр Осипович неделю попринимал и бросил. А ну его, от могилы не спасёт, все там будем. Да и сердце без лекарства последнюю неделю вело себя хорошо – только пару раз не так стукнет, а потом бьётся ровно.
Настроение у ветерана сегодня, как всегда 9 мая было отвратительным. Он ненавидел этот праздник. Чего праздновать?! Тут на ум пришли великолепные матерные слова, заимствованные у давно покойного Виктора Семёновича. Александр Осипович включил телевизор – время утренних новостей, а он, несмотря на весьма преклонный возраст с интересом следил за событиями в мире, маразма, тьфу, тьфу, тьфу, нет. На экране поползли кадры из Александровского сада – мемориал с надписью – «ПАВШИМ ЗА РОДИНУ». Это вызвало прилив злости – какую на хрен Родину?! Где та Родина, что они освобождали? Одни осколки от той страны остались и все в дерьме по уши! Тогда, на Днепре, он, белорусский парень, русский профессор-солдат, армяне, татары, грузины и прочие, что, шли украинский город Киев освобождать? Нет, не украинский, а советский! За какую Родину утонули в Днепре, были убиты тысячи и тысячи? Вон – на той же Украине чествуют ветеранов «Галичины», идут те старики со свастиками! Они ведь тоже участники Великой Отечественной! Мразь недобитая!!! А в Латвии ещё хуже!!!
А за что уже 11 мая 45-го погиб профессор Потапов? Тогда, в Югославии, когда уже и война вроде кончилась, получил их полк боевую задачу – не дать прорваться в Италию группе немцев и усташей. Кому-то наверху очень не хотелось, чтобы те недобитки ушли в Италию и сдались в плен американцам. Говорят – сам Тито приезжал в их часть, очень просил не выпустить тех. Полк задачу выполнил, хоть и потеряли своих с полсотни. Немцы, в основном эсэсовцы, и усташи дрались жестоко, не хотели сдаваться Красной Армии. Предпочитали погибнуть, но к советским в руки не попасть. Почти все полегли там, только десяток удалось взять живыми. Кто-то подал победный рапорт, кто-то из начальства получил ордена. А Виктор Семёнович навсегда остался в тех горах. И ведь погиб то не в бою, вот что особенно обидно! Уже после боя шли горной тропой, профессор чуток отстал – сел портянки перемотать, сбились, ноги натирали. И тут обвал, камнепад! Накрыло Виктора Семёновича так, что и раскопать, достать тело не смогли! За что и за кого он погиб? За могучее единое государство южных славян, Югославию?! Где та Югославия!! Как началась там больше 20 лет назад кровавая заваруха, так всё никак не кончится!
Александр Осипович всё же досмотрел новости, парад на отечественном канале смотреть не стал. Сделал только одно, что всегда делал 9 мая – открыл шкатулку с боевыми наградами и посмотрел на них. В шкатулке лежали ордена Славы 3-й степени, Красной Звезды, две медали «За отвагу», медали «За освобождение Киева», «За освобождение Белграда» и «За победу над Германией». А больше никаких наград там не было. Юбилейные медали он категорически отказывался получать. А когда в 85-м всех доживших награждали орденами Отечественной войны, Александру Осиповичу полагался 2-й степени, он вообще не выдержал и послал офицеров военкомата отборным матом. Орден боевой! Его за подвиг в бою давали, а не к юбилею, как дорогому Леониду Ильичу! Поздравлений он тоже не ждал – из всех сверстников он один живой. Жена не поздравит, навсегда осталась молодой. Взгляд упал на старую фотографию – 43-летняя Юленька улыбалась своему уже совсем старому мужу. И ведь жену забрала война! Нет, не та, давно отгремевшая, а холодная, которая временами становилась очень горячей. Жена у Александра Осиповича была всем мужикам на зависть. Писаная красавица из русских сказок! И умница, каких поискать. И профессия у неё была для женщины необычная – инженер-конструктор. И конструировала она не детские коляски и велосипеды, не мирные веялки-молотилки, а боевые части зенитных ракет! Через свою профессию и смерть приняла. Работала она в секретном КБ далеко от Могилёва, куда Саня вернулся, окончив институт. Просто приехала с подругой в отпуск в Беларусь и случайно познакомились. Жена и перетащила мужа далеко от его родных мест, и устроился он на работу в том КБ в отделе научно-технической информации, пришлось учить военную и техническую терминологию.
А погибла жена в 65-м. На полигоне в Эмбе шли испытания первого войскового ЗРК «Круг». Александру Осиповичу туда хода не было, да и дочки сразу обе заболели, остался дома. Техническая батарея одну за другой готовила к пускам ракеты и жена была рядом. Что там произошло - стало ясно только после расследования, дали испытатели акт комиссии прочитать. Бортовые системы ракеты работают от переменного тока, вырабатываемого генератором, турбина которого приводится в действие сжатым воздухом. От реле по проводам поступает команда на подрыв пиропатрона, который и открывает баллон с воздухом. Провода от пиропатрона в поступающей с завода ракете не подключены к реле, их концы зачищены и обмотаны изолентой. Вот в технической батарее изоляцию снимают и подключают провода к клеммам. Перепуганный солдатик, когда пришёл в себя рассказал – он сдёрнул изоленту и тут же произошёл подрыв пиропатрона и заработала турбина генератора. Маленький металлический осколок оболочки патрона ударил Юлию Сергеевну прямо в висок, погибла на месте. А комиссия установила – при сдёргивании изоляции рывком в проводах возникает разряд статического электричества. Вот он то и привёл в действие всю систему. Хорошо хоть турбина, отработав положенное время, более ничего не наделала. И в наставлениях теперь строго-настрого указано – изоляцию рывком не снимать! Только аккуратно сматывать. Инструкции по технике безопасности пишутся кровью!
Как пережил Александр Осипович смерть жены – старался не вспоминать. Хорошо, что дочки рядом были. Хоть ещё и невеликие, но поддержали папу. А жить в том городе больше не смогли – всё в квартире напоминало о жене и маме. Друзья из КБ устроили на работу в Минск, в зенитное училище, на кафедру иностранных языков преподавателем. Так что остался он в столице, теперь уже суверенной Республики Беларусь и сейчас один-одинёшенек. Одна дочка недалеко, но не приедет и даже не позвонит – в позапрошлом году ещё крепкую пенсионерку скрутил геморрагический инсульт, речь потеряла, правые рука и нога не работают. Невестка её сдала свекровь в дом-интернат. Сын, то есть внук Александра Осиповича так бы не поступил, да нет его на свете в живых уже много лет. Тоже война унесла жизнь. А вторая дочь живёт аж в Петропавловске-Камчатском, вышла замуж за офицера-подводника, так и осталась на Камчатке. Приехать оттуда в Беларусь ого-го каких деньжищ стоит! Да и по телефону хоть несколько минут поговорить – тоже немалые для пенсионерки деньги. И её сына, второго внука Александра Осиповича, тоже война сожрала. Первый внук – в Афганистане, в 86-м погиб. Второй внук в Анголе в 87-м, оба офицерами были. И если того, что в Афгане лёг, хоть в цинковом гробу, но похоронили в родной земле, то того, что в Анголе, похоронили в чужой земле, в южно-африканском буше. Приезжали товарищи Артёма, карту привезли с обозначенным местом, где схоронили боевого друга. Каялись, что не смогли довезти тело на Родину. Говорили – обстановка была тогда настолько тяжёлой, что не было возможности вывезти тело. Как-то там внуку спится в чужой африканской земле? Одно хорошее мог вспомнить о войне ветеран – тогда, в Югославии, тем камнепадом не только профессора Потапова накрыло, но отлетевшим камнем сломало руку Сане. Не было бы счастья, да несчастье помогло – из-за того перелома его быстро демобилизовали, не то, что некоторых, которым после войны ещё по 2 – 3 года служить пришлось.
Выписавшись из госпиталя, рванул тогда Саня в Могилёв, почти 3 недели добирался. Приехал и не узнал родного города – руины! Правда, уже начали их разбирать, восстанавливать город. Сердце радостно забилось, когда увидел – его дом цел! Правда, окна фанерой заколочены. Не чуя ног, взлетел на 4-й этаж, где в коммуналке 2 комнаты занимала его семья. Но нет никого, не только мамы с папой и сестёр, но даже довоенных соседей, чужие люди во всём доме. Бросился Саня по инстанциям, по комиссиям по делам перемещённых лиц, да ничего не узнал. Хорошо, что встретил довоенного друга, тоже демобилизованного ещё в декабре 44-го по ранению, приютил тот у себя в доме. Через неделю розысков встретил тётю Клаву, родственницу, только по названию тётя, а вообще то она была троюродной сестрой матери Саниного отца. Но вот она то и рассказала, что произошло. Когда немцы подошли к Могилёву, Санин отец, Осип Тимофеевич повёз на восток деньги из Госбанка, документы, какого-то сотрудника банка и двух красноармейцев охраны. Да на выезде из города накрыло машину бомбой, никто не уцелел. А мать Сани и двух его 15-летних сестёр немцы угнали в Германию в октябре 41-го. И письма от них ей приходили – единственная родственница всё же. И писали – по сравнению с другими угнанными жилось им хорошо. Попали они к фермеру, владевшему огромным тепличным хозяйством – круглый год выращивал огурцы, помидоры, салат, клубнику. И работа была не тяжёлая и хозяин попался хороший. 19-летний рядовой Конрад Кохер ещё в октябре 14-го попал в русский плен. Три года провёл в России, выучил язык и проникся уважением к русскому народу. И уважение своё передал младшему сыну, Гельмуту, тот поступил в университет, на факультет славистики. Отучился год и был призван в вермахт, сейчас где-то в России воюет. Так что к своим восточным рабочим, а у него было полтора десятка их с Украины, России и Белоруссии, относился хорошо. И жильё хорошее и кормёжка. Но на чужбине всё же тоскливо. Многим женщинам и девушкам в хозяйстве Кохера жилось даже лучше чем дома, в колхозах. Но Родина она всегда останется Родиной. Два года шли письма. А последнее пришло в ноябре 43-го, всё в пятнах от слёз. Писали девочки – их мама погибла при авианалёте. И хозяин погиб и многие из восточных рабочих и теперь везут их, нескольких уцелевших чудом, куда-то дальше, на запад.
Никогда Александр Осипович не узнал, что случилось той тёмной осенней ночью, какая нелепая случайность унесла его маму. На экране бортовой РЛС «Москито» сигнал, отражённый от крыш теплиц, выглядел точно так же, как сигнал от стеклянных крыш заводских цехов, до которых было ещё 55 километров. Введённый в заблуждение экипаж самолёта обнаружения цели сбросил световые бомбы прямо на крыши теплиц. За ним звено «Веллингтонов», самолётов обозначения цели, сбросили свои световые бомбы, ярко озарившие «цель». А затем полсотни стратегических «Ланкастеров» обрушили смертоносный град из 1000-фунтовых фугасных бомб прямо на грядки с овощами и клубникой и рядом расположенные жилые здания…
Саня восстановился в институте, учился и всё писал запросы о родных. Сёстры откликнулись только в 56-м году, в декабре, уже после ХХ съезда. Обе оказались аж в Канаде! Тогда, в конце 43-го увезли их на самый запад Германии, к границе с Францией. И в 45-м освободили их союзники, часть была из Канады. Девушки побоялись вернуться на Родину – среди угнанных из СССР ползли вполне обоснованные слухи – возвращающихся из Германии гонят в ссылку да в лагеря. И встретили они хороших парней из провинции Онтарио и уплыли за океан, замуж вышли, жили хорошо. Детишек родили – Аня двух сыновей и дочку, а Валя двоих близнецов девочек. Писали сёстры письма, даже несколько раз приезжали в Союз и не одни, а с мужьями и детьми. Дети совсем иностранцы, по русски почти не говорят, хорошо Александр Осипович английским владеет свободно. Ему самому в ту Канаду никак в советские времена не поехать было – в секретном КБ работал, потом в военном училище. А как Союз развалился и все секреты продавать стали как на базаре, денег у него не было, не просить же у сестёр! А потом и старость, куда тут за океан лететь! Да умерли уже сёстры. А дети их и внуки с правнуками… На кой хрен им сдался почти незнакомый дед в далёкой стране! Найдут ли они вообще на карте ту Беларусь?!
Сердце несколько раз стукнуло с перебоями. Александр Осипович посмотрел на упаковку кордарона – может всё же опять начать глотать таблетки? Но через несколько секунд всё прошло и ветеран не потянулся к лекарству. Так, до обеда ещё больше 3-х часов, но скоро должна придти Ольга Петровна, социальный работник. У неё было хобби – кулинария. Страшно любила готовить необычные блюда и угощать ими. Вот в последний её приход обещала на 9 мая приготовить необыкновенное блюдо из обычной куриной грудки. Александр Осипович в еде был неприхотлив, что сготовят, то и съест, но хотелось иногда попробовать и что-нибудь необычное. Взгляд упал на лежащую на табуретке газету. Ах, да, забыл вчера почтовый ящик посмотреть! Не стал ждать прихода Ольги Петровны, медленно, шаркая, опираясь на палочку, пошёл к ящику, благо живёт на 1-м этаже. Достал газету и какое-то письмо в нарядном конверте. Интересно, давно никаких писем не получал. На месте адреса отправителя какой-то штамп, без очков не разобрать. Поспешил в квартиру, вошёл в прихожую, но дверь полностью закрыть не успел. Ранняя желудочковая экстрасистола угодила точно в уязвимый период сердечного цикла. Сердце задёргалось в пароксизме двунаправленно-веретенообразной желудочковой тахикардии, быстро перешедшей в фибрилляцию желудочков, а затем и в панкардиальную асистолию.
Последнее, что привиделось умирающему от аноксии мозгу – изрытое дымящимися воронкам замерзшее ноябрьское поле за Киевом, а над ним так низко, что можно было увидеть даже лица пилотов, летящие на запад остроносые краснозвёздные штурмовики. И душа старого солдата покинула этот ужасный и прекрасный мир! Тело Александра Осиповича обнаружила Ольга Петровна, пришедшая не одна, а с девицей и парнем со значками БРСМ на груди – нынешние вроде как комсомольцы шли поздравить ветерана с Днём Победы. Молодёжь облегчённо вздохнула, увидев труп – не надо произносить казённые слова поздравления, не надо сидеть в квартире, пропахшей стариковским запахом и выслушивать благодарности старого маразматика. Похоронили ветерана за казённый счёт, не было родственников, могущих оплатить похороны. Послали извещения о смерти дочерям – одной в дом-интернат, другой в далёкий российский город. Сказали на похоронах несколько казённых фраз и засыпали тело в простом дощатом гробу землёй, установив деревянную пирамидку.
Этот прекрасный мир
© Copyright: Юрий Дудник 2, 2017
Свидетельство о публикации №217041001912
Свидетельство о публикации №217041001912
Рецензии