Не последний бой ветерана

Историко-фантастический, основанный на реальных событиях, русско-советский
 военно-патриотический и жутко милитаристский рассказ

МАЛЕНЬКОЕ ПРЕДИСЛОВИЕ

Не надо полностью переносить реальные исторические события на этот рассказ. Он не историческая хроника, а какое-никакое, но художественное произведение. Мнение автора не всегда совпадает с мнением главного героя рассказа.

«Иосифа Сталина стали
Тяжёлый советский кулак»
(М.М. Калинкин, песня «ИС»)

Сознание пробуждалось неравномерно – то постепенно, то рывками. Первое, что он услышал – какой-то гул, постукивание, лязг металла и чуть слышно, неразборчиво – речь. Внезапно слышимость стала лучше и он разобрал чей-то сипловатый бас: «Майнай, майнай! Теперь левей. Так, так, отлично! Пацаны, отцепляйте движок и вот эти гайки завинчивайте. А вы, Галка с Варюхой на ведущие, с ключами. Крепче, крепче закручивайте! Но быстро, конвейер ждать не будет!» Он чувствовал - как всё туже затягиваются гайки, скрепляя части его могучего тела. Его то и дело тащило куда-то и опять он слышал лязг металла, удары, скрежет. Но он ничего не видел! Что это? Где он? Что с ним делают и кто он вообще такой? И опять он услышал – «Майна!» На его туловище лёг тяжёлый груз. Впрочем, он без труда выдержал его. Кто-то проворный забрался внутрь его тела, за ним ещё один. Они что-то делали внутри и что-то хорошее. Он стал значительно лучше ощущать всё, что происходило с его могучим телом. Но по-прежнему ничего не видел. Но вот что-то блеснуло, ещё, ещё… И он прозрел! Он увидел огромный заводской цех, в котором работали люди. По большей части это были пожилые мужчины, мальчишки-подростки, девушки, женщины. Вращая своими перископами, он всё же увидел и нескольких молодых мужчин. Все рабочие были одеты в измазанную смазочным маслом, лоснившуюся одежду, у многих порванную и зашитую, а то и не зашитую. В цеху было мрачно, яркий солнечный свет с трудом пробивался через закопчённые стёкла окон. Гул станков, тяжкие удары молотов, вздохи могучих прессов, голубой ослепительный свет электросварки. Он не боялся потерять зрение, хотя в паре метров от него работал сразу два сварщика – стекло перископов это же не человеческий глаз. Вдруг всё его могучее тело вздрогнуло и напряглось, но это было приятно – по нервам-проводам побежал ток от подключенного аккумулятора. Вот только двигаться он сам ещё не мог – не было топлива и он был не обут. Но конвейер тащил его дальше и люди всё добавляли в его могучее тело всё новые органы. Но вот впереди показался яркий, освещённый солнцем прямоугольник – ворота цеха. Он почувствовал, а, скосив перископ, увидел – на него натягивают «обувь» - гусеницы. Он почти готов ехать сам, но баки ещё сухи. Тягач, порыкивая мощным двигателем, вытащил его на обширный заводской двор.

 Он увидел и услышал – к какому-то важному на вид человеку, в отличие от всех уже виденных им, с округлым животиком под военным кителем подбежал ещё один. Странно, но он уже знал – это военный, он знал даже его воинское звание – подполковник. Откуда? Но он не стал размышлять над этим – знает, значит так надо, так его создатели вложили в его память! А ещё, повращав глазами-перископами, фарами, он увидел…, он сразу понял кого – своих братьев! Они стояли в ряд, такие же как он – на широких гусеницах, с развёрнутыми вперёд башнями с длинными стволами мощных пушек. Они тоже увидели его, но поговорить не смогли – радиостанции всех не были включены, только чуть заметно подмигнули перископами. Подбежавший к пузатому человек, тоже был в форме и тоже с брюшком. На его погонах были 4 маленьких звёздочки. «Капитан» - понял «новорожденный». Он услышал: «Товарищ подполковник, даже сверх плана, на целую роту танков дали!» «Молодцы, но где же шанцевый инструмент?» «Уже несут». Двое подростков закрепили на броне лопаты, топор, пилу. А ещё один человек, одетый в смесь военного обмундирования и штатской одежды, немолодой, залез внутрь и защёлкал тумблерами рации. И он услышал своих братьев! Им тоже включили рации. Но поговорить с ними сразу не удалось – люди проверяли связь, не до болтовни было.

 Только через 20 минут, как он увидел по часам на своей приборной доске, проверка кончилась и рации не выключили. Можно и поболтать с братьями. Но только они успели перемолвиться несколькими словами, как во двор пыхтя вполз маленький паровоз. Он тащил несколько платформ, а на них! Он увидел тоже своих братьев, таких же как он. Но как они отличались! Они не поблёскивали новенькой зелёной краской. Она была местами содрана, местами обгорела. Разорванные гусеницы, у двух дыры в бортах. Сорванные надгусеничные полки, продырявленные внешние баки. Болтовня меж новыми танками мгновенно смолкла. Они смотрели на своих израненных братьев молча. У танков нет слёзных желёз, но их глаза-перископы замутились. Один из раненых танков с трудом поднял взор на младших собратьев. Его рация почему-то работала, но плохо, аккумулятор сильно разряжен. Так что новенькие с трудом разобрали речь. Старик прохрипел: «Эх, и мы были такими же как вы. А сейчас… Да, ребята, и ведь всего пару месяцев назад таким же как вы был. Эх, война! Теперь уж точно на переплавку нас пустят. А ведь внутри у меня кровь осталась. Все четверо погибли. Меня кумулятивным, из панцерфауста. А трёх других – один на мине, ещё двоих подкалиберными «Ягдпантера». Да скоро сами увидите».

 Дальше не удалось послушать раненого ветерана. Повреждённые танки начали сгружать с платформ, вокруг засуетились люди. Один из рабочих залез внутрь разговорчивого ветерана и выключил рацию. Новенькие смотрели во все глаза, то есть перископы и прицелы и фары – неужели и их ждёт такая же участь? Рабочий вылез из повреждённого танка, в руках он держал что-то чёрное. Люди столпились вокруг и все, как по команде сняли кепки и шапки. День был солнечный, но холодный, с сильным ветром, так что все были в головных уборах. Острым зрением прицелов новые танки увидели – в руках обгорелый шлемофон внутри которого клок кожи с опалёнными волосами…

 Затем люди ушли, но не надолго. По своим часам он заметил – через полчаса около него и его 4-х братьев снова собрались люди – их было, он быстро посчитал – 20 человек, все в военной форме, в танковых комбинезонах. Из них 10 офицеров – 1 капитан, 4 лейтенанта и 5 младших лейтенантов. Остальные сержанты, ефрейторы, рядовые. И от 2-этажного здания, явно не цеха, шли быстро ещё двое, тоже в форме. У одного погоны полковника, у другого майора. Майор, хоть и был одет в хорошо сшитую форму, но сразу видно – человек не военный, в отличие от полковника. Все 20 быстро выстроились поэкипажно, и капитан отрапортовал – личный состав роты к занятиям готов. Полковник указал рукой на танки и обратился к экипажам. Говорил он громко, так что все пятеро братьев хорошо слышали его речь. Она была короткой: «Товарищи танкисты, вам предстоит за 5 дней освоить новую технику – танки, носящие имя Верховного Главнокомандующего, товарища Сталина, ИС-2. Два дня на изучение матчасти, в чём вам поможет инженер-майор Трифонов. 3 дня – тактические учения, учебные стрельбы. И на фронт. Там ждут эти машины». Полковник пошёл назад. Когда он повернулся боком к братьям-танкам они заметили – а правой кисти то у полковника нет! И на правой щеке шрам от ожога, тянувшийся и вниз, на шею, но насколько – неясно из-за стоячего воротника кителя, на котором под лучами солнца блеснули 3 ордена Красного Знамени и 2 медали. Своим острым зрением братья разобрали – что это за медали. Никто их не учил, но они врождённым чутьём знали многое, что связано с войной – «За оборону Москвы» и «За оборону Сталинграда».

 И началось! Первым делом на братьев нанесли номера. Он гордился, что хотя вышел из цеха последним из пяти, но его номер был первым в роте – 111. А потом, потом он опять испытал гордость. Танкисты сообща решили дать своим машинам имена! На 111-й нанесли надпись – Евпатий Коловрат. Кто это такой – 111-й не знал, но ясно – герой. И начались напряжённые будни. 111-й как мог помогал людям – он напрягался всем телом, чтобы людям было легче откинуть листы тяжёлой брони, прикрывавшие моторно-трансмиссионное отделение. Он пошире распахивал люки, чтобы экипаж мог быстрее залезть в его недра. Он напрягался изо всех сил, чтобы помочь заряжающему быстрее подать тяжёлый снаряд в затвор, как положено, как по инструкции – чтобы ведущий поясок со звоном врезался в нарезы ствола его мощной пушки. Изо всех сил старался, чтобы стартёр как можно быстрее завёл его дизель. Всматривался прицелом в далёкие мишени, стараясь поразить их с первого выстрела. И братья его не отставали. С утра и до вечера, и даже по ночам они постигали воинскую науку на заводском полигоне. Их стальные тела не ведали усталости. Только корми их соляркой да маслом – будут работать и круглые сутки! Но люди нуждались в отдыхе. И когда экипажи шли поесть или спать, то они тихонько беседовали, делясь впечатлениями.

 Неожиданно, почему – братья не знали, но через 5 дней их не отправили на фронт, а задержали на полигоне и они продолжали учёбу. Вечером 6-го дня, что прошёл в преодолении препятствий, отработке манёвров на поле боя и стрельбе из зенитных ДШК, к танкистам подошёл майор Трифонов. Проверяли состояние двигателей, коробок передач. У одного из братьев пришлось менять трак. Когда уже доехали с полигона во двор, через калитку вошли женщина и девочка лет 10. То есть вошла женщина, а девочка бежала к Трифонову и кричала:
- Папа, папа! От бабушки Тани письмо пришло!
 - Наконец то! Смоленск то уж почти 7 месяцев как освободили!
Подошедшая женщина сказала:
- Так после такого разве быстро дойдёт. Война, эвакуация. Хорошо, что вообще дошло.
Я не читала, сразу к тебе пошли, вместе прочтём.
111-й стоял так, что ему хорошо были видны лица майора, его жены и дочки и в наступившей вечерней тишине солнечного, но холодного челябинского апреля было слышны читаемые вслух строки письма:

 …А Толю нашего в Германию угнали, ещё в январе 42-го. Письма от него шли. Писал, что в городе Франкфурте работает. А в каком Франкфурте – не знаю. Соседская Маринка по атласу смотрела, там два с таким названием – на Одере и на Майне. Я в письме спросила, да он что-то не ответил. Когда его в Германию отправляли, сказали немцы – письма писать можно будет, в Германии хорошо. А я ему сказала – будет хорошо, нарисуй розу, а плохо – лопух. Он рисовал то очень хорошо, особенно природу. Всего 6 писем получила, и в каждом и роза и лопух нарисованы. Так и не поняла. А я при немцах жила неплохо – спасибо нашему Петру Анатольевичу. Как наши отступили, он к своему огороду, ещё и соседский отгородил. Демьянковы то все погибли при самом первом налёте и дом их сгорел. Так вместе  с Петром и его сыновьями только благодаря огороду и выжили. От зари до зари на нём. Сыновей то Петра немцы не тронули – зачем им глухонемые. Да и Петра не тронули – старый уже. И даже нашим пленным картошку с капустой удавалось передавать, тут неподалёку большой лагерь был. Вот только весной 43-го заболела я сильно воспалением лёгких, чуть не померла. Да спасибо Гейнцу, вылечил. Это доктор немецкий военный. Он у меня в доме жил, в той половине, что до войны Головины занимали. Увидел - как я кашляю да задыхаюсь, принёс и порошки и микстуру и уколы какие-то делал. И ребятишек соседских вылечил. Петьку и Кольку то помните, что напротив? Так они какую-то гранату нашли, ковырялись-ковырялись с ней, а потом в костёр бросили. Так Петьке осколок в живот попал, а Кольке один в руку, второй в ногу. Кровищи было! Это утром было, Гейнц только с ночного дежурства пришёл, а как рвануло, так с постели вскочил, выбежал, мальчишек перевязал и машину остановил – какой-то немец на грузовике ехал. И сразу к себе в госпиталь отвёз, сам оперировал. А как мальчишек из госпиталя отпустил, так на следующий день письмо из Германии пришло. Думала – от Толи, нет. Друг его прислал. Так я как прочитала, думала всё – умру сейчас. Толя там в Германии подружился с парнем из то ли из Минска, то ли из Пинска, тоже на работу немцы угнали. Так этот парень написал – налёт был днём, американские самолёты бомбили. Немцы сбили один и он упал прямо на дом, где в подвале Толя с другими прятался. А что там было потом – не знает. Его в другой город в тот же день отправили. Только писем от Толи уже не было…

 Когда майор кончил читать, 111-й почувствовал – у него почем-то затуманились перископы, прицел, триплексы. Наверное, это то же самое, что у людей – слёзы горя, подумал он, видя, как у женщины и девочки льются из глаз слёзы. Но дети есть дети – девочка скоро утёрла слёзы и принялась бегать вокруг танка. Неожиданно она остановилась и спросила:
- Папа, а кто такой этот Евпатий Коловрат?
- А вот мама тебе лучше объяснит, она же у нас историк.
И 111-й услышал повесть о русском герое, сражавшемся с полчищами врагов, пришедших на Землю Русскую. Евпатий Коловрат погиб, но не был побеждён. Он почувствовал – как напряглись его торсионы и вот-вот взревёт дизель, чтобы идти биться с полчищами других, может ещё более страшных и сильных врагов…
На следующее утро братьев-танков ждала радость! С первыми лучами солнца из ворот цеха выкатился… Вы не поверите! Да-да, тот самый раненый кумулятивной гранатой панцерфауста ветеран. Но в каком виде! Ничуть не хуже новеньких, всего неделя от рождения, ИСов! Пробоина заварена, полностью отремонтирован, покрашен и, как сразу сказал он братьям – новую пушку поставили. Он был так же бодр и полон сил, как и новенькие ИСы! Ну и в тот же день всех погрузили в эшелон – все 21 танк, полностью на полк.

 По каким местам они ехали – никто не знал – всех покрыли брезентовыми чехлами, не видно. Они только слышали стук колёс, гудки паровозов, лязг сцепок, когда на коротких остановках меняли паровозы. Доехали быстро – танки  не знали, что по приказу самого Верховного Главнокомандующего их эшелону и ещё нескольким, тоже с танками, была дана «зелёная улица» - готовилась наступательная операция, надо было срочно перебрасывать технику на нужный участок фронта. Когда сняли брезент, уже была ночь. На какой-то полуразрушенной станции полк выгрузился и сосредоточился в большом лесу, укрывавшем их от немецких самолётов-разведчиков. 111-й глядел во все глаза – кроме его самого и его братьев-танков в лесу было много того, что он никогда не видел – автомобили, гаубицы, пушки, миномёты, стрелковая часть. Хоть он никогда ранее не видел пехотинцев и артиллерию, но врождённым военным чутьём понял – здесь кроме них два артполка и стрелковый полк. Он и его братья готовы были идти в бой – заправлены соляром и смазочным маслом, снаряды и патроны загружены, аккумуляторы заряжены, рации включены. И, по разговорам людей он понял – на рассвете в атаку! Но буквально через час он узнал великую армейскую мудрость – не спеши выполнять приказ, подожди немного - и его отменят.

 Наступление было отложено на сутки. И эти сутки для новеньких танков прошли не зря. Отремонтированный ветеран делился с ними своим опытом. А когда уже солнце подкатилось к горизонту на западе, послышался знакомый звук работающих дизелей и лязг гусениц. В лес вползали ещё танки. Один из них остановился совсем рядом со 111-м. У того дух захватило. Это был танк совсем не похожий на него, но… Это красавица! Стоявшая рядом боевая машина была меньше и изящнее. Красиво скошенный лобовой лист брони, элегантно приподнятый длинный ствол пушки в башне обтекаемой формы. У красавицы не было как у него, поддерживающих катков, её прекрасный корпус и изящная башня стояли на 5 опорных катках большого диаметра. У 111-го дух перехватило от такой красоты. Если бы у него сейчас работал двигатель, он бы застучал с перебоями! Они молча смотрели друг на друга. Первой нарушила молчание незнакомка:
- Привет, здоровяк! Никогда таких не видела. Ты кто?
Прерывающейся от волнения рацией 111-й ответил:
- Я тяжёлый танк ИС-2. 46 тонн, броня 90 – 120 мм, пушка 122 мм. А ты?
 Прекрасная незнакомка ответила кокетливо
- А я средний танк Т-34-85, но ты можешь называть меня тридцатьчетвёркой или Семёрочкой.
Действительно, на башне танка был выведен номер 007.
Они говорили долго и всё больше нравились друг другу. Оказалось у них много общего, хоть они из разных городов – она из Горького, он из Челябинска. У них почти одинаковые двигатели. Одни и те же рации, перископы, фары. Их заправляли обоих соляром, ставили одни и те же аккумуляторы. У неё и у него было по 2 пулемёта ДТ – у обоих спаренные, у него ещё кормовой башенный, у неё ещё курсовой. И у него, как у более могучего танка, был крупнокалиберный зенитный ДШК. Но общего у них было много и их всё сильнее тянуло друг к другу. Красавица была старше 111-го и уже не раз побывала в боях. Вон – на левом боку башни след от срикошетировавшего снаряда. И два раза меняли катки и слева и справа от подрыва на минах и гусеницы меняли. И надгусеничная полка справа вся изогнута, помята, что, впрочем, только придавало дополнительную прелесть красавице.

 111-й восхищённо смотрел во все перископы на красавицу, становившуюся всё ближе и ближе ему, новичку на фронте. Да к тому же Семёрочка была танком командира бригады. Она и рассказала – почему отложили на сутки наступление, именно из-за них – ждали - когда подойдёт бригада средних танков, которой предстояло идти в прорыв. Семёрочка рассказала 111-му – как это будет. Она уже дважды за свою долгую, почти 4 месяца, фронтовую жизнь, участвовала в таких операциях. После артподготовки в атаку пойдут стрелковые части, поддержанные тяжёлыми танками прорыва. А в прорыв пойдёт их бригада с пехотинцами, посаженными на броню и на американских бронетранспортёрах и с лёгкими самоходками СУ-76. А тяжёлый танковый полк останется в тактической полосе – вместе со стрелковой дивизией будут отражать попытки противника ликвидировать место прорыва.
- Если ваша бригада уйдёт далеко вперёд, так мы что – больше не увидимся?
- А вы догоняйте – кокетливо усмехнулась Семёрочка.
- И на фронте всё бывает, может и свидимся. Ну-ка, посмотри направо.

 111-й посмотрел и страшно удивился – метрах в 100 от него стоял какой-то странный танк. Из-за разговора с Семёрочкой он и не слышал, как тот подъехал. Странный танк был немного похож на него самого –  такой же длины, такие же опорные и поддерживающие катки и ведущее колесо. Но всё остальное! Башня была не обтекаемой формы, как у него, а угловатой и без командирской башенки. Из неё торчала короткая, не по размерам танка, пушка, калибром даже меньше чем у Т-34-85. Броня была покрыта множеством следов от срикошетировавших снарядов, виднелись и заваренные пробоины. 111-й изумлённо таращился на старика и еле смог спросить:
- Ты кто?
Старик усмехнулся:
- Никогда таких как я не видел? Да совсем мало нас таких осталось, а в нашей армии я единственный. Я твой прямой предок, можно сказать, если как у людей - прапрадед – я КВ-1.
- И сколько ты на фронте?
- А с самого начала, уже скоро 3 года.
- И всё жив?
- Запомни, малец, воюют не столько танки, но люди, от них всё зависит. Вот у меня только 3 экипажа сменились и все хорошо подготовлены. Все ребята были и есть дружные. У какого танка экипаж не дружный, тех первыми подбивают – проверено. Да и с командиром крупно повезло – всё один и тот же. Только за 3 года вырос от комроты до замкомполка. Ну а так, конечно, и в ремонте был и движок и пушку меняли. И вот живу, воюю.

 Дальнейшие разговоры были прерваны – к ИСам подбежали люди с банками краски, кистями и трафаретами. На башни они наносили, у себя то не видно, так что 111-й посмотрел на соседний ИС, изображение гвардейских знаков.
Семёрочка хмыкнула:
-Ишь ты, ещё и в бою то не были, а уже гвардия! А у меня на стволе, вон – десяток, а мы не гвардия.
Действительно, на стволе красавицы тридцатьчетвёрочки были накрашены 10 звёздочек, как она пояснила тут же – столько подбитых немецких танков и самоходок. И 111-й тут же про себя поклялся – до последнего болтика выложится, все нарезы в стволе сотрёт, а подобьёт не меньше. Впрочем, после этого он с ещё большей любовью и восхищением смотрел на свою подругу, действительно боевую. А лес тем временем ожил. Экипажи занимали места в танках и выдвигались к самому краю леса – впереди тяжёлые танки с пехотой. Бригада средних танков пока оставалась в глубине  леса. С быстро светлеющего неба донёсся гул, сначала слабый, потом всё громче. Над башней «Евпатия Коловрата» и над его братьями на запад шли полки бомбардировщиков. Через 5 минут и 20 секунд, как отметил 111-й по своим часам, с запада донёсся приглушённый расстоянием грохот взрывов. А ещё через минуту над башнями танков пронеслись огненные стрелы – заработали «Катюши» и со свистом пронеслись снаряды артиллерийских орудий. Своим острым зрением он увидел – на западе встала стена взрывов. 111-й уже знал, как все остальные – там, впереди линия обороны немцев и не одна, а многополосная. Её надо прорвать, а за ней город, наш, советский. Его надо освободить! Всё его стальное, броневое тело напряглось в ожидании сигнала начала атаки. Заряжающий уже, как и положено, со звоном, дослал в казённик снаряд и за ним гильзу. Двигатель уже работал на малых оборотах. И вот она – ракета! Сигнал к атаке!

 Первый свой бой, как впрочем и все последующие, навсегда врезались в его память, стальную, электрическую. По команде командира он точно выполнил приказ «Короткая!». И свой первый снаряд не на полигоне, а в бою послал ну, почти точно в цель – разрыв встал рядом с плюющимся пулемётными очередями дзотом. А второй он послал точно в цель! Правда не один – вместе с ним выстрелил в тот же дзот и старик КВ-1. Вот что значит опыт – 76-мм снаряд ударил точно в амбразуру.
- Давай, малец, молодцом, так и дальше – сквозь грохот взрывов донёсся до него голос ветерана.
- Ну это пока ерунда, тут самое опасное – «Тигры» да «Пантеры». Вот с ними держи ухо востро. Мне то с ними не справиться, калибр не тот, а ты сможешь, хоть и нелегко придётся и такому здоровяку как ты.
- Это почему же? – даже обиделся 111-й.
- Я же знаю – у меня калибр больше и пушка мощнее.
- Эх ты, соляросос! Тут не только калибр да мощность нужны. Ты вот сколько раз в минуту стрелять можешь?
- У меня заряжала молодец, на полигоне и 3 раза.
- -На полигоне! Ты с боем не ровняй! И растеряться человек может. Да и звери эти стреляют по 7-8 раз в минуту. И прицелы у них получше наших. Пока твою пушку зарядят, он и 2 и 3 раза стрельнёт, да прицельно!
Но пока танков не было. 111-й с братьями шли вперёд. По их броне стучали осколки, колотили пулемётные очереди. Он услышал вскрик 114-го:
- Перископ разбили, вижу хуже!
Но придти на помощь было невозможно, надо идти вперёд, только вперёд! Под правой гусеницей рванула граната, ерунда, осколочная, он почти и не почувствовал её. А вот это серьёзнее – в борт башни ударил, как он сразу определил, 75-мм бронебойный снаряд. Но он выдержал удар, только на броне, как память о первом бое, сталась небольшая вмятина. Вперёд, вперёд! Он успел заметить, как справа, метрах в 300 встал столб чёрного дыма горящего соляра и услышал предсмертный, захлёбывающийся стук дизеля 113-го. Но и танки и пехота уже прорвали первую линию обороны. Они уже рванули дальше, как вдруг увидел вырвавшийся вперёд незнакомый 111-му ИС; незнакомец даже подпрыгнул на месте, из-под левой гусеницы встали дым и пыль взрыва мины, слетела с катков гусеница и оторвались 2 опорных катка. Мины! Но танк и экипаж были живы. Подраненный ИС с бортовым номером 100 развернул башню с длинной пушкой, выискивая цель и передал:
- Идите вперёд, я с места прикрою.

 Но танки остановились по приказу командира. Между их броневыми телами вперёд поползли сапёры. Некоторые из них катили на маленьких тележках заряды разминирования, которые и закатывали на минное поле. Вдруг 111-й услышал довольный голос КВ-1:
- Так, парни, смотрите – кто к нам катит.
Сзади быстро продвигались уже знакомые видом Т-34, впереди их гусениц по земле катились какие-то странные сооружения. А ветеран продолжил:
- Это, мальцы, тралы противоминные. Сейчас дорогу расчистят и вперёд пойдём.
Один за другим танки гуськом шли по расчищенному пути. И не вздумай хоть на полметра свернуть! Все мины то не вытралишь. И тут началось! С неба на танки и пехоту свалились двухмоторные самолёты, бившие из пушек, сбрасывающие бомбы. Те танки, на которых стояли зенитные пулеметы, открыли огонь по штурмовикам. Не сбили ни одного. Но расстроенных неудачей ИСов успокоил ветеран:
- Всё равно хорошо. Ну не сбили, так отпугнули. Вон глядите – всего в двух попали. Раньше то, без ДШК, бывало по 5-6 в полку выбивали, гады.
Да, над 115-м поднимался столб дыма. А 117-й хоть и не горел, но был мёртв, как и экипаж – 37-мм подкалиберные снаряды авиационной пушки «Хеншеля» пробили броню крыши башни и моторно-трансмиссионного отсека. Но путь был свободен! 111-й проехал мимо подорвавшегося на последней мине танка-тральщика и снова с братьями развернулся в боевой порядок.

 И снова грохот разрывов, треск пулемётов, мат, крики «Ура!», стоны раненых. К началу уже совсем светлого, конца мая, вечера атакующие выполнили задачу. Ещё совсем светло, а они уже на окраине города! Вперёд, не останавливаться. Немцы дрогнули и к полуночи город был освобождён. Тяжёлый танковый полк прорыва, потеряв 4 танка, сосредоточился на западной окраине. Подвезли снаряды, солярку, еду. Но танкисты и приданный им стрелковый полк не отдыхали - наспех проглотили кашу с тушёнкой и все взялись за лопаты – рыть окопы, немцы обязательно будут атаковать – надо закрыть брешь в обороне. Когда уже 111-й въезжал в вырытый для него окоп, послышался рёв дизелей – это шли в прорыв танковая бригада и мотопехота. И тут 111-й увидел её, Семёрочку! Она неслась на максимальной скорости вперёд и весело крикнула:
- Эгей, потом догоняй нас! Ты мне нравишься!
- Вась, чего там движок с перебоями стукнул? – послышался голос командира.
- Да ничего, вроде всё нормально, работает – ответил механик-водитель, взглянув на приборную доску – может, послышалось тебе?
А 111-й знал – не послышалось. Это его сердце дрогнуло, провожая в опасный путь подругу. Но он больше не доставит волнения экипажу!

 Следующий день был долог  и полностью занят боем. 111-й расстрелял весь боекомплект, все 28 снарядов и больше половины патронов к пулемётам. Только вечером выдалась короткая передышка, экипаж даже поесть не успел – только-только загрузить новый БК. Но устояли, отбили все атаки немцев и опять пошли вперёд. Полк двигался походной колонной по полю даже без просёлочной дороги, только старик КВ-1 полз сбоку. Впереди густая роща, вокруг поле, тишина, если не считать рёва дизелей. Синее небо, яркое солнце, зелень листвы предлетья, обилие цветов. Красота! Идиллию прервал крик старика:
- Тигры!
Из мирной рощи выползали угловатые огромные танки с крестами.
- Держись, ребята! – это были последние слова ветерана. «Тигр» выстрелил первым. 88-мм снаряд пробил лобовую броню КВ и убил экипаж. 111-й быстро считал – всего 12 танков, из них 4 «Тигра», 8 «четвёрок» и ещё 3 самоходки – «Ягдпантеры». Башня направо, в прицеле «Тигр»! 111-й выстрелил первым, в пушке был осколочно-фугасный, который ударил в лоб немцу. Броню, конечно не пробил, но экипаж оглушил и бронебойный 88-мм снаряд ушёл мимо. Грохот выстрелов, лязг пушечных затворов. Когда всё стихло, 111-й поглядел на часы – бой занял всего 16 минут и 10 секунд! Он был цел, только разорвана левая гусеница и смята надгусеничная полка. И на башне 2 следа от попаданий снарядов. Полк потерял, кроме старика КВ ещё 5 машин, но немцев осталось на поле больше! Светлый дым горящего бензина поднимался над 3-мя «Тиграми», 6-ю «четвёрками» и двумя самоходками. Ещё одна «четвёрка» не загорелась, но у неё была снесена башня. А 4 танка и 1 самоходка всё же ушли! Но, как с радостью поняли все – недалеко. Над башнями танков взревели авиационные двигатели и эскадрилья «горбатых» настигла ушедших немцев. 111-й видел, как штурмовики с пикирования сбросили множество ПТАБов и из-за деревьев донеслись звуки взрывов и поднялись столбы дыма…

 К вечеру 4-го дня наступления тяжёлый танковый полк подходил к указанному месту. Там должны были остановиться и ждать пополнения личным составом и техникой. Полк шёл как раз по маршруту группы развития успеха, прорвавшейся в тыл к немцам. С болью танки видели своих погибших подруг-тридцатьчетвёрок, наспех сооружённые могилы танкистов и пехотинцев. С напряжением 111-й всматривался в каждую разбитую или сгоревшую тридцатьчетвёрку. Семёрочки не было. Но тяжёлая тоска угнетала его. Это его братья и сёстры погибли! Полк остановился у тридцатьчетвёрки с номером 20, подбитой, но живой, возле неё суетились и экипаж и ремонтники. Двадцатка окликнула:
- Эй, 111-й, Коловрат. Я тебя видела. Это же ты с Семёрочкой любезничал?
- Да, а что? Где она?
- Вперёд глянь.
Через оптику прицела 111-й увидел… Нет, не может быть, так говорили чувства, а разум говорил – это она, она! Впереди в 600 метрах стояла она, Семёрочка! Обгоревшая, чёрная, только номер виден и тот еле-еле. У неё был вырван правый верхний, наклонный лист бортовой брони. Двадцатка продолжала:
- Соляру то мы наполовину пожгли, бак полупустой. Ну вот бронебойный ударил уже на излёте, борт то не пробил, а внутри искры посыпались. Пары солярки то и рванули.
Потрясенный 111-й слышал пояснение Двадцатки как сквозь преграду, глухо, но всё понял. Семёрочке теперь один путь – в переплавку! Никогда, никогда не увидит он больше свою любимую! Перископы и прицел его затуманились как глаза человека слезами. Его алюминиевое сердце – дизель, стало твёрдым, как броневая сталь. Он отомстит!!! И дальше трудными дорогами войны покатил тяжёлый гвардейский танковый полк, в боях оправдывая данное авансом звание. Шёл вперёд 111-й, теряя братьев-танков, громя немецкие ДОТы, прорывая линии обороны. Прибавилось шрамов на его броне, был и в ремонте и пушку сменил, но шёл и шёл вперёд…

 И с каждым боем он понимал – прав старик КВ! Всё зависит от людей! Это было уже в августе, война шла на территории Польши. Их, уже не полк, а бригаду тяжёлых танков послали в очередной раз на прорыв линии обороны. Сначала всё шло удачно – немцы, не ожидавшие удара, отошли и в прорыв пошёл танковый корпус. Но через час, как 111-й отметил по своим часам, немцы ударили крупными силами, пытаясь ликвидировать прореху в своей обороне. 111-й стоял на окраине небольшого города. Он был надёжно укрыт до погона башни добротным каменным фундаментом недостроенного здания. Ясно, стройку забросили давно, ещё видимо до войны. Но фундамент пригодился, да ещё как! Он надёжно защитил танк от снарядов врага. И вот тут то 111-й записал на свой счёт не только разбитые ДОТы и прорванные линии траншей, но и танки. Его тяжёлый бронебойный снаряд одним ударом снёс башню Pz-IV, а вторым снарядом он остановил «Тигр»! Правда, пока заряжающий зарядил снова 122-мм пушку, «Тигр» успел выстрелить дважды. Но тут 111-му действительно повезло! «Тигр» стрелял с большой дистанции, первый снаряд ударил в фундамент, закрывавший корпус советского танка. А второй, посланный точнее, срикошетировал от брони башни. А посланный 111-м снаряд ударил в лоб корпуса врага и своим острым зрением прицела 111-й увидел – снаряд пробил вертикальную лобовую броню «Тигра», да не просто оставив пробоину, а с идущими от неё тремя трещинами чуть не по метру длиной! Но немцы шли и шли. Таяли ряды защитников – почти половина стрелкового полка, вместе с танкистами отбивавшими атаку за атакой или полегла замертво или были ранены. Но пехотинцы и танкисты держались! Совсем рядом, в воронке от авиабомбы, не меньше тонной, засел расчёт со станковым пулемётом, таким же, как у 111-го на башне – ДШК. Своим огнём он не давал немцам высунуться из-за углов зданий на перекрёстке 2-х улиц. А потом, когда на несколько секунд стих грохот взрывов, 111-й услышал звук автомобильного двигателя. Он уже научился распознавать машины только по звуку – это явно была полуторка. Через прицел кормового башенного пулемёта он увидел несколько женских фигур в маскировочных костюмах, со снайперскими винтовками в руках. Это были совсем молодые девушки и одна женщина постарше. Снайперы быстро рассредоточились и замаскировались в кустах в изобилии растущих на улицах и во дворах домов. И даже сквозь грохот боя он слышал одиночные выстрелы винтовок. А немцы шли и шли. 111-й не устал – броневая сталь это не человеческое тело, но уже кончались снаряды и патроны, а бой не стихал. Выпустив очередной осколочно-фугасный снаряд он вместе с экипажем пересчитал оставшиеся – 5 бронебойных и всего 3 осколочно-фугасных. К ДТ осталось всего 3 магазина и 2 ленты к ДШК, да и то одна уже на четверть расстрелянная. И тут кто-то замолотил по броне. Командир осторожно, под прикрытием створки люка, выглянул. Рядом с танком стояла одна из девушек-снайперов, а за кормой танка ещё одна. Стучавшая девушка быстро заговорила:
- Старший лейтенант Сосницкая. Слышишь, танкист, продёрни метров триста вперёд – там танк и самоходка, бьют по всему, что с листьями, не пройдём мы, не спрячемся. Вы по ним ударьте, а у нас там тоже цель есть – там явно КП, мы бы по нему и стрельнули! А мы с вами, на броне за башней.
Командир кивнул, закрывая люк и 111-й услышал:
-Надя, давай залезай!
По крыше моторно-трансмиссионного отсека застучали сапоги. Командир, опять приоткрыв люк, крикнул:
- Девчата, за поручни держитесь крепче!
- Знаем!

 111-й повинуясь механику-водителю, вылез из-за укрытия и пошёл вперёд. Он успел заметить – расчёт ДШК вытянул своё оружие и пошёл за ним. Заряжающий со звоном вогнал бронебойный снаряд, гильзу, наводчик уже крутил маховики. И за углом 111-й увидел поле, он то стоял на самой окраине города, а на другом краю поля знакомые силуэты старой самоходки «Мардер» и «Пантеры». Самоходки он не опасался – с такой дистанции она его броню не пробьёт, разве что гусеницу порвёт, что не есть хорошо, но не смертельно. А вот «Пантера»… Три выстрела почти слились в один. Снаряд самоходки смял его правую надгусеничную полку, сорвал один внешний бак и, скользнув на излёте по бортовой броне, уткнулся в землю. Снаряд «Пантеры» был послан точнее и ударил в лоб корпуса. Он не пробил броню, но 111-й внутренним зрением видел, как водитель со стоном протёр рукой лицо, покрывшееся кровью из множества ссадин, ранок от стальной окалины, отколовшейся от внутренней поверхности брони. Но 122-мм снаряд ударил точно – прямо в лоб танку врага! Своей рацией 111-й услышал предсмертный крик «Пантеры» - снаряд ударил ей в лоб корпуса, прошил броневой лист, трансмиссию, боевое отделение, броневую стенку, отделявшую боевое отделение от моторного отсека, пробил двигатель и, ударив в лист кормовой брони с внутренней стороны, оторвал его по швам сварки и отбросил на пару метров. Самоходка выстрелила ещё раз и опять точно, но её пушка слишком слаба против брони советского танка. Ответный выстрел превратил самоходку в груду искорёженного металла. 111-й заметил – девушки спрыгнули с него и быстро укрылись в кустах и высокой траве. Они замаскировались так, что он их и не видел. Но некогда было следить за ними – немцы, даже потеряв ещё 2 единицы бронетехники, всё равно упорно атаковали! Надо было с толком израсходовать оставшиеся снаряды и патроны. И он не один! Рядом и пулемётчики и стрелки с винтовками и автоматами. Они вместе отобьют немцев! Но вот у него израсходован боекомплект! Если бы не огонь пехоты, немцы уже окружили бы его, безоружного! Он с благодарностью посмотрел на стрелков, защищавших его. Главное, конечно, огонь ДШК, он прижимает врага к земле, не даёт им идти вперёд. Но что это? Стих грохот крупнокалиберного пулемёта! Главное оружие пехоты, её «длинная рука», молчит! С болью танк увидел – расчёт пулемёта лежит около него, две миномётные мины разорвались совсем рядом. Но что это? Первый номер, только что лежавший неподвижно с оторванной стопой правой ноги вдруг зашевелился. Он стянул с себя ремень и туго затянул его на культе, остановив кровотечение. А к солдату подполз ещё один, беспомощно волоча перебитые ноги. Вместе они заправили ленту в пулемёт и он снова ожил! Пулемётные трассы остановили совсем близко уже подобравшихся немцев! А раненые пулемётчики, расстреляв ленту, слабеющими руками заправили ещё одну, видно было – последнюю, и опять открыли огонь! И, по приказу командира 111-й пошёл вперёд! Пусть у него нет снарядов и патронов, но у него есть гусеницы! Под ними затрещали смятые миномёты. Подняв максимально вверх ствол пушки, он могучей броневой грудью смял бронетранспортёр и ещё один.

 В адском напряжении боя он не сразу заметил – из густых зарослей осинника выполз ещё один немецкий танк. Немцы поняли – у русских кончились снаряды и патроны и не стали бить издалека, а приближались, чтобы наверняка сразить опасного врага. Это было понятно – немецкий танк старый, Pz-III. На большой дистанции его пушка не опасна толстобронному ИСу. Но поближе и 50-мм длинноствольная пушка могла поразить танк. 111-й остановился, разворачивая башню пушкой к врагу, хотя ударить было нечем. «Ну всё, последний мой бой» - подумали и танк и танкисты. Но что это? 111-й услышал хлопки винтовочных выстрелов и увидел, как блеснув осколками стекла в лучах уже заходящего солнца, вдребезги разлетелись перископы немецкого танка! Он услышал по рации злой и гневный возглас на немецком языке. Люк командирской башенки приоткрылся, из-за него осторожно выглянул немец. На сей раз стрелки промахнулись – пули ударили в крышку люка, поспешно захлопнувшуюся. Но прицел то у немца цел. И танк завращал башней, наводя ствол пушки на «Коловрата»! Немец успел выстрелить один раз, снаряд разорвал левую гусеницу и сорвал один поддерживающий каток. Ещё раз выстрелить не успел. 111-й увидел - как из кустов выползли две девичьи фигурки в камуфляже. Острым своим зрением он опознал тех двух девушек-снайперов, он помнил – старшего лейтенанта Сосницкую и неизвестного ему звания Надю. Лейтенант держала в руке тяжёлую противотанковую гранату. Она привстала на колено и, взмахнув рукой, забросила гранату на крышу моторного отсека. Взрыв! Танк не загорелся, но замер и престал вращать башню. А вторая девушка стремительно подбежала к танку и приставила ствол своей СВТ к разбитому смотровому прибору водителя и несколько раз нажала на спуск, граната у снайперов была всего одна. Танк всё же ожил и стал поспешно, отползать назад, то и дело вращаясь вправо-влево. Девушкам пришлось бы плохо – из дальних зарослей уже показались немецкие пехотинцы. Но что это? Немцы дружно развернулись и бросились назад! И 111-й, развернув командирский перископ и через триплекс командирской башенки и через прицел кормового башенного пулемета, увидел – к ним идёт помощь! Его старшие боевые подруги тридцатьчетвёрки с белыми орлами на башнях, его человеческие братья-солдаты в ещё невиданной ИСами форме на их броне шли на выручку! Тридцатьчетвёрки кричали на незнакомом языке, но ИСы их поняли: «Trzymajcie sie, druhowe! Idziemo na pomoc! My z wami!» А за Т-34 шли его младшие двоюродные сёстры, ИСУ-152, громя врага своими тяжёлыми снарядами. А с неба по врагу ударили его крылатые друзья – «летающие танки», штурмовики ИЛ-2!

 А последний бой он принял в Берлине. По разбитым улицам он шёл вперёд, защищая своей бронёй от пуль, осколков, кирпичей рушащихся домов своих человеческих братьев – свой экипаж. Огнём пушки и пулемётов бил врага, помогая идущим впереди него в уже давно знакомой форме с белыми орлами на касках, пехотинцам штурмовой группы вместе со своим братом-танком, шедшим по другой стороне улицы. Своими мощными снарядами сносил добротные, крепкие каменные и кирпичные здания в которых засели немецкие солдаты и фольксштурмовцы с пулемётами и панцерфаустами. И в последний день боёв он спас и себя и экипаж! Командир развернул командирскую башенку влево, но 111-й успел краем перископа заряжающего заметить справа - как в большом окне полуразрушенного здания мелькнули двое с панцерфаустами. Он сам заглушил свой двигатель и, пока водитель матерясь снова запускал его, первая кумулятивная граната пролетела мимо, немец то целился правильно в движущийся танк – с упреждением. А второй не успел выстрелить, наводчик заорал, заметив пацана, прилаживающего гранатомёт – «Справа!!! Фаустник!!!» Как назло в спаренном пулемёте закончился магазин. Но командир распахнул закрытый, но не задраенный свой люк, вынырнул в него и дал точную очередь из ДШК, в клочья разорвавшую фольскштурмовцев. И, дойдя до конца широкой улицы, он увидел – как над Рейхстагом взвилось красное, победное советское знамя!

 А 7 сентября, отремонтированный, свежепокрашенный, вместе с другими своими боевыми братьями прошёл в парадном строю по широкой улице столицы поверженного Третьего Рейха! А за ними шли его младшие братья, новенькие, только-только с завода – ИС-3. Они очень завидовали «старикам» - новеньким не довелось участвовать в боях. Но все танки и старые и новые, с гордостью смотрели – как прошла волна возбуждения по рядам американцев, англичан, французов. Как они защелкали фотоаппаратами, как возбуждённо заговорили, увидев тяжёлые бронированные кулаки «дядюшки Джо»! А советские танки с пренебрежением смотрели на неуклюжие «Черчилли» и высоченные, хоть и надёжные «Шерманы». А потом его с другими танками полка отвезли на Родину и они продолжили службу в Гвардейской Кантемировской дивизии и через год после парада в Берлине он опять прошёл в парадном строю, на этот раз по Красной площади, вместе со своими младшими братьями – ИС-3 и подругами Т-34 и с СУ-76 и с ИСУ-152. Первый раз и танкисты и их танки отметили День Танкиста! ИСы шли по брусчатке перед Верховным Главнокомандующим, чьё имя носили! Но он не только учился воевать с новыми потенциальными противниками. Это было весной 1946-го. На 111-й надели новые, экспериментальные гусеницы. Нужно было испытать их многокилометровым пробегом. Он шёл по русской дороге, ну не совсем дороге и даже совсем не дороге, как известно всем – в России дорог нет, есть только направления. Гусеницы держались хорошо. Экипаж остановился – оправиться, покурить. И на широком поле и танк и его экипаж увидели 2 группы людей, пахавших землю. Но на чём они пахали! В один плуг, которым правили две измождённые женщины, были впряжены не менее тощие коровы! А второй плуг, которым правили подростки – девочка и мальчик, тянули люди! 4 мужика, из них двое одноруких, худые, в истрёпанной одежонке – старых армейских галифе и гимнастёрках. Танкисты молча переглянулись и командир пошёл к крестьянам. Они перекинулись несколькими фразами и вот 111-й уже тащит за собой плуги! За час он вспахал всё поле. И каким счастьем для него было видеть благодарные взгляды измученных тяжёлой работой пахарей!


 Давно отгремела война, а 111-й оставался в строю. Мирная жизнь. Он куда больше времени проводил в парке, чем на учениях. Шли годы. 111-й не старел. Он молодел! Ему поставили новый, более мощный двигатель, новые пушку и пулемёты, он получил инфракрасные прожекторы с приборами ночного видения, нового типа снаряды в боекомплект – подкалиберные и кумулятивные. А они очень нужны! Как-то, во время пребывания в ремонтной базе, он разговорился с другим ИСом, вернувшимся с войны в далёкой Корее. Так там пришлось столкнуться британскими «Центурионами» и американскими «Першингами», а у них броня не хуже.  И снарядов у него стало больше – 35. И он хотел служить Родине! Но с годами он всё реже покидал парк.
 
И вот жарким летним днём его и его братьев выкатили из ангаров, построили в линейку. Каждого осматривали люди и в штатском и в военном. Они всё ближе и ближе и он слышит… Нет, не может быть! Но он не ошибся – 202-му на слом! 45-му на слом! 56-му на…
- Товарищ полковник, тут запрос из музея пришёл, просят один ИС-2.
- Ладно. Этот подкрасить и в музей.
И вот уже люди смотрят его! Он весь сжался и услышал:
- На удивление в отличном состоянии. С какого года? С 44-го, ну надо же, как хорошо сохранился. На консервацию!
Из 111-го выгрузили боекомплект, сняли радиостанцию, аккумулятор. Его покрасили, обильно смазали тавотом, залепили все стыки, щели клейкой лентой, прикрыли чехлами перископы и прицел, в ствол пушки забили пробки из пушечного сала. Но вот в одном из внутренних баков осталась несколько литров топлива. Случайно, совершенно случайно. Механиками командовал совсем молодой, первого года службы лейтенант-инженер. Хороший, толковый парень, очень он нравился 111-му. Ну такой заботливый, ласковый к танкам! Только когда уже завершали работы по консервации, вбежал какой-то незнакомый солдат и крикнул:
- Товарищ лейтенант, срочно со своими к майору!
Работы приостановили, а когда вернулись, то лейтенант выглядел таким расстроенным и огорчённым. Видать получил нагоняй от командира, вот и забыл слить остаток солярки и с 1-й скорости забыл снять. А потом танк укрыли плотными чехлами и он погрузился в темноту ангара. Нет, он не умер и даже не погрузился, как больные или тяжело раненные люди, в кому. Он просто погрузился в глубокий, очень глубокий сон. И ему снились сны! Разные, но все про ту, оставшуюся в уже далёком прошлом войну. Вот он снова со своими братьями танками идёт в атаку на врага. Вот он, оставив за кормой подбитый его пушкой немецкий танк, рвётся через траншеи врага. И не один! С ним идёт его боевая подруга, красавица-тридцатьчетвёрка. Вот он вместе с «Шерманами» на паромах плывут через последнюю большую водную преграду на пути к Берлину – через Одер! И снова и снова он видит в сновидениях – как реет красное знамя Победы над горящим Берлином! Он снова испытывает радость и гордость! А однажды ему приснился очень странный сон. Он увидел своего последнего командира – старшего сержанта с совершенно танковой фамилией – Броневой. Его командир окончил институт, но в нём не было военной кафедры и поэтому был призван в армию. А по специальности Броневой был географом. Он много рассказывал экипажу о планете Земля, о материках, о странах, о морях, реках. 111-му было очень интересно узнавать о планете, на которой он жил и воевал, не пропускал ни одного рассказа. И 111-й увидел себя во сне со стороны. Он стоит на высоком, скалистом берегу. Рядом его братья-танки. Буквально в паре десятков метров впереди от него крутой обрыв – берег. Со скалистых утёсов на танки и танкистов удивлённо смотрят обезьяны. А справа и слева от него вдалеке видна сине-зелёная вода, огромный водный простор с волнами. А позади него, он видит это через триплекс командирской башенки, разбитые танки, американские М-48, «Паттоны» и британские «Центурионы». И среди них несколько новейших М-60, один из которых подбил он! Его экипаж и другие экипажи танков его полка стоят около своих боевых машин. А Броневой, широко улыбаясь, говорит товарищам:
- Дошли! Вон, смотрите – слева от нас Средиземное море, а справа океан. Атлантика! А прямо перед нами Гибралтарский пролив! Всю Европу прошли!
Сквозь сон он чувствовал – люди иногда приходили, осматривали его, меняли ёмкости с влагопоглощающим составом, меняли клейкие ленты и снова уходили…

 Пробуждение было внезапным. С него сняли чехлы и он снова увидел в перископы, триплексы, прицел, яркий солнечный свет – ворота ангара, выходившие на восток, были полностью открыты и яркий свет летнего утра озарил 111-го. Люди быстро сняли все чехлы, отлепили ленты. Но не стали прочищать стволы пушки и спаренного пулемёта, уже не ДТ, а СГМТ. А ДШК и кормовой башенный пулемёт с него сняли ещё за полгода до консервации. И не заправили баки, не грузили боекомплект. Что с ним делают? Он не понимал, и смотрел во все свои смотровые приборы. Его вытащили из ангара и затащили на огромный трейлер – никогда ранее он не видел такого. А прицеп тянул огромный 8-колёсный автомобиль, тоже никогда им не виданный. Ехали они не больше часа по шоссе. На нём он увидел совершенно незнакомые автомобили. И люди – совсем не похожие на тех, что он видел раньше, до долгого сна. И вот он на большом поле, он сразу понял – полигон! Он увидел знакомые силуэты – Т-34-85, СУ-100, да и пара ИС-2. Но поговорить он с ними не мог – рации то нет. Да и видимо у других тоже. Что это? Неужели снова в строй? Рядом присели два офицера в незнакомой, но советской форме – оба майоры.

 - Слушай, Саша, у меня с собой есть. Будешь?
- Ну давай, время есть,  только по чуть-чуть. Ты же знаешь, Паша, у нашего Михалыча чутьё как у собаки.
- Ничего, лаврушкой зажуём. Да и всего по сотке на брата.
Паша вытащил из полевой сумки плоскую флягу, совсем не похожую на те, что много раз 111-й видел и во время войны и после неё. И пару маленьких стаканчиков из блестящего металла, да ещё пару ломтиков хлеба с салом. Выпили, крякнули, закусили.
- Слушай, Саша, а что тут эти америкосы у нас делают?
- Ты как с дуба рухнул. Или с этого, как его, Гиндукуша. В Афгане сколько проторчал?
- Да почти 4 года.
- А у вас там что, ни радио, ни телека не было, газеты не читали? Про перестройку и новое мышление от Мишки Меченого не слыхали?
- Да так, краем уха. Не до новостей было. А в отпуске не до политики было, сам понимаешь.
- А замполит ваш?
- А ты знаешь, у нас зампол настоящий мужик был, не то что сейчас. Никаких партсобраний и политзанятий. Ну, то есть на бумаге всё у него в ажуре было. И ведь никто не стукнул. А сам комбез натянет – «Товарищи офицеры, сержанты, солдаты! Родина-мать зовёт!» и в люк командирский, а то и вместо мехвода. Ну и личным примером…
- Понял, понял. Так вот, это к нам на учения наблюдатели от наших «партнёров» из НАТО. Даже свои «Хаммеры» привезли – не хотят, понимаешь, на наших «бобиках» трястись.
Дальше 111-й услышал очень даже хорошо знакомый с фронта мат.
- Ну ладно, пошли. Вот этот последний, надо на место поставить, по нему вертушка с ПТУРами работать будет.

 Последнюю фразу 111-й не понял. А американцев он увидел – трое в камуфляже, с надписью над нагрудным карманом «US ARMY». Английский язык он знал – блок цилиндров его первого В-2-ИС был отлит из американского ленд-лизовского алюминия. И на фронте неоднократно общался с американскими и английскими танками и бронетранспортёрами, грузовиками. И даже в январе 1945 года ему была установлена американская радиостанция. Мужики мордатые, чего-то на него смотрят, пальцами тычут, смеются и шуточки отпускают насчёт старой железяки! Почему-то он сразу почувствовал к ним не неприязнь, а ненависть! Его-то в послевоенной службе учили с ними воевать! Он прекрасно понимал – среди американцев, как и среди других народов, есть хорошие люди. Вот, в 1945-м, за неделю до Висло-Одерской операции, был он в ремонтной базе, меняли выработавший ресурс дизель. Там ремонтировали и американские «Шерманы» и работали три представителя фирм, выпускавших эти танки. Отличные ребята! Американцы изучали опыт применения своих танков, выявленные недостатки, записывали замечания. Они во всём помогали советским солдатам, техникам, инженерам. Именно тогда он получил американскую рацию. Её подарили американцы. Отличная вещь, чего там скрывать – лучше советской. Но сейчас он почувствовал – эти трое совсем не такие. Это враги! Его потащили дальше, мимо ещё одного ИСа и он увидел! В борту корпуса и башни пробоины! И он понял – его тащат на расстрел! Он будет мишенью! Он, прошедший множество боёв и уцелевший в жестокой войне. Его будут расстреливать свои же. А эти поганые америкосы будут смотреть – как русские, советские, бьют своих же! И будут ржать над ним! Он был уже совсем рядом с американцами и их «Хаммерами»,  тоже тремя – по одному на каждого, стоявшими в ряд прямо перед ним.
 
 И жгучая ненависть вспыхнула в его металлическом сердце! Солярка пошла в цилиндры его так долго молчавшего дизеля. Поршни его ходили исправно, сжимая воздух до температуры воспламенения топлива. И двигатель его заревел и он САМ пошёл вперёд! Испуганный водитель тягача еле успел отвернуть свою машину и выскочить из кабины. Тросы слетели с крюков и он шёл вперёд, прямо на заморские «Хаммеры»! Американцы с перекошенными от испуга лицами успели отбежать от автомобилей, а под его гусеницами уже затрещал первый. И второй и третий! На последнем «Хаммере», открытом, он успел разглядеть лежавшую на сиденье газету с большой фотографией и надписью крупными буквами «PERESTROYKA». Какую-то мерзкую рожу лысого мужика в очках с пятном на плешине, тут же разорванную гусеницей в клочья и вдавленную в сочную траву и мокрую после ночного дождя землю. Он не мог свернуть с прямого пути, ведь не было механика-водителя. И он шёл прямо! Куда? Прямо на Запад! Как русский витязь, с поднятым как богатырское копьё стволом пушки он шёл туда же, куда много лет назад шёл со своими братьями-танками, куда шла доблестная Красная Армия! Он не слышал криков людей, он не отвлекался на них. Он знал – русские должны идти на запад только на танках! И если новое поколение русских людей так малодушно, то он, русский танк, пойдёт сам! Никто не мог его остановить.
 
 Он не знал, что кто-то из офицеров уже срочно вызывал вертолёт с ПТУРами, так как никто не рискнул лезть на идущий танк с закрытыми люками и пробраться в отделение управления. «Крокодил» спокойно зашёл на медленно ползущий старый танк. Оператор на всякий случай выпустил для гарантии одну за другой 4 ракеты. Головка самонаведения первой уверенно захватила цель, не ставящую помех, не маневрирующую, не отстреливающую элементы активной защиты и не то, что без динамической брони, но даже и без противокумулятивных экранов. Но что это? Электронный мозг ракеты опознал красную звезду, пусть выцветшую, но красную, советскую и изображение гвардейского знака. Её острый глаз даже увидел под слоями краски старую надпись «Евпатий Коловрат». По меркам системы самонаведения ракеты прошли целые геологические эпохи, но она была очень терпелива. Когда лететь до цели было ещё очень долго, почти 1,5 секунды, ракета решилась. Во весь голос она закричала своим трём подругам, шедшим за ней сзади:
- Вы видите, это же наш, советский, русский танк! Я не могу и не буду!
- И мы не будем!
Все на полигоне ошалели – ещё бы! Все 4 ракеты одна за другой сошли с траектории, и, как и положено при потере управления, взмыли вертикально вверх и там сработали их самоликвидаторы. Изумлённый экипаж МИ-24 пошёл на второй заход и выпустил ещё 4 ракеты. И они туда же! Что творилось на земле после приземления вертолёта – догадайтесь сами. А танк, успев до конца израсходовать остаток топлива, поражённый 3-мя кумулятивными гранатами бездушных, безжизненных РПГ-7, замер стволом пушки на ЗАПАД! Он успел увидеть солдат с гранатомётами до того, как они выстрелили. И спокойно подумал – мой последний бой! Он погибнет в бою, но не сдастся, как и тот легендарный русский богатырь, чьё имя он носил. Только горько и обидно было ему, что из гранатомётов по нему будут стрелять те, чьи деды шли с ним в бой против фашистов, такие же советские солдаты…

 Сознание вернулось внезапно. 111-й почувствовал – как по нему ходят люди, услышал лязг металла и стук. Он ничего не видел, но понял – люди, откинув броневые листы, что-то делают в моторно-трансмиссионном отсеке. Он чувствовал – осматривают двигатель, трансмиссию, электрооборудование, снимают повреждённые детали, ставят новые. Сваркой разрезали заваренные створки люков, сняли их и унесли, а через пару часов вернулись и установили створки назад, уже с новыми запорами. Двое залезли в боевое отделение и отделение управления. Осматривали приборы, рычаги, тяги. Но он был слеп! Закрашены краской триплексы, перископы закрыты металлическими колпаками. Но люди упорно работали и вот, наконец!!! Он снова увидел свет! Сколько же он был неживым? Какой сейчас год, день, месяц? Время года то ли конец весны, предлетье, то ли перволетье – он видел яркую зелень травы, кустов, листвы деревьев. И тут, как много лет назад, тогда в заводском цеху, он почувствовал – по его нервам-проводам побежал ток! Ему поставили аккумулятор! Какой-то новый, совсем непохожий на те, военных и послевоенных лет. А люди трудились и трудились – заварили пробоины от кумулятивных гранат, они были просто забиты деревянными пробками и закрашены; вычистили боевое, управления и моторно-трансмиссионное отделения от мусора. Восстановили механизмы управления, поставили новые лампы, рацию – тоже совсем незнакомую, фары.  Из ствола пушки выбили пробки, к счастью в стволе не были просверлены отверстия. Двое крепких мужиков средних лет достали из сумок инструменты и возились с затвором пушки. Профессиональному слесарю не составит большого труда отремонтировать затвор. А ствол пушки был как новый – всего за год до консервации в ней заменили лейнер и после этого 111-й только 2 раза был на стрельбах – всего десяток снарядов выпустил. Несколько дней работали люди устраняя неисправности. И вот он уже ну, не как новый, но вполне пригодный. И его заново окрасили снаружи в зелёный цвет, а внутри белой краской.

 111-й уже понял – он памятник. Он стоял на постаменте, с которого хорошо были видны здания крупного города. Но его механическое сердце сжалось от горя – он снова, как много лет назад увидел – одно из зданий совсем разрушено, ещё в нескольких выбиты стёкла, на стенах отметины от осколков. А на широкой площади пара тоже хорошо знакомых ему отметин – воронки от авиабомб. Неужели снова война? Прислушиваясь к разговорам людей, среди которых явно были военные, но в гражданской одежде или в незнакомом ему камуфляже без знаков различия и штатские, он понял – этим русским и украинцам угрожают враги, названия которых он никогда не слышал – какие-то майдауны, укропы и бандерлоги. Кто это такие – он понятия не имел, но готов был идти в бой, как он понял – ЗА РОДИНУ! И, прислушиваясь к разговорам людей, он понял – что произошло после его ухода на долгие годы в небытие. И кто такие бандерлоги, майдауны, укропы – понял. Это та нечисть, с которой пришлось ему столкнуться в июле 1944-го – бандеровцы. Тогда, в том далёком году, во время Львовско-Сандомирской операции его полк перебрасывали по железной дороге на другой участок фронта. Шли тяжёлые бои, не было возможности выделить большую охрану путей и эшелона. И бандеровцы сняли рельс на пути. К счастью машинист своевременно заметил это и успел остановить состав. А бандеровцы, понадеявшись на численное превосходство, атаковали эшелон. Но 111-й со своими братьями танками прямо с платформ огнём своих пулемётов отбили нападение и ремонтники восстановили путь. Это было утром. А через несколько часов 111-й вместе с другими братьями-танками своими осколочно-фугасными снарядами и огнём пулемётов крошил в фарш тварей из дивизии SS «Галичина». А через три дня, уже на границе с Польшей их полк шёл через большое село. И они увидели много убитых людей – от крошечных малышей до древних стариков. И замполит их полка разъяснил красноармейцам – это мирные жители, убитые бандитами-бандеровцами за то, что они «неправильной» национальности. Но неужели за много лет так и не перевелись эти бандиты? И он никак не мог понять – что не поделили меж собой люди русские и украинцы? Чем таким они отличаются друг от друга? Ведь и среди восстанавливающих его были и те и другие. Во время войны 111-му повезло – его экипаж прошёл с ним год тяжёлых боёв без потерь. И все четверо были разных национальностей. Командир еврей, механик-водитель русский, наводчик украинец, заряжающий волжский татарин. И никаких  раздоров за год боёв меж ними не было, только иногда дружеские подкалывания в минуту затишья, на которые никто не обижался. А тот январский день 45-го!!! Тогда 111-й своей броневой грудью снёс бетонные столбы ограды из колючей проволоки. И навстречу ему и солдатам из мрачных бараков бежали, шли, а те, кто не мог ходить, ползли истощённые люди в жутких полосатых робах! И не только взрослые, но и маленькие дети! И что, тех выживших узников Аушвица-Освенцима сильно волновала национальная принадлежность спасших их советских солдат?! Не дожидаясь санитарного транспорта, решили вывезти группу самых слабых детишек к ближайшей медицине. 111-й на крыше моторно-трансмиссионного отсека вёз 3-х девочек и 2-х мальчиков. Он шёл аккуратно, стараясь как можно меньше растрясти детишек. Он грел их теплом своего работающего дизеля. Детей сопровождала молодая женщина. 111-й давно её знал – военфельдшер из ПМП. Четверо детей лежали молча, а самая маленькая девочка расплакалась, видимо от холода – её полосатая роба была совсем рваной. Малышка подняла ручку – вытереть слёзы. И 111-й с ужасом увидел через триплекс командирской башенки, когда с ручки сполз слишком широкий рукав – на предплечье девочки татуировку – лагерный номер 777666. Его дизель чуть не захлебнулся от ярости! Где, где проклятые фашисты?! Он будет давить этих гадов! А женщина скинула с себя телогрейку, под лучами тусклого зимнего солнца на гимнастёрке блеснули три ордена Славы. Фельдшер завернула малышку в телогрейку и, покачивая на руках девочку, запела песню на незнакомом 111-му языке. Но он всё прекрасно понял и без перевода:

Ой, ты ж маё сонейка,
Распляцi ты коскi мне,
Па вясне
Каб вясёлы птушак спеу
Аж да зоркi даляцеу
Па вясне

А девочка обняла заплакавшую женщину и на всех языках мира пролепетала понятное всем слово – Мама!

 И после увиденного в лагере смерти в следующих боях 111-й испытывал огромную радость, когда не снарядами и не огнём пулемётов, а просто гусеницами давил в кровавую кашу фашистскую сволочь! А сегодня один из ремонтирующих его людей принёс никогда не виданную 111-м вещицу, из которой лилась музыка, под которую и работали люди – с песнями то веселей. И слова одной из песен, никогда им не слышанной, казалось бы, должны были навсегда помирить сегодняшних врагов!

«Эх, нету Гитлера на вас,
Тогда б вы поняли за час
Всю ценность жизни,
Её прелесть, её смысл»

Светлым вечером люди продолжали работать и вдруг все замерли. И 111-й увидел то, что привело его в ярость. Площадь пересекала похоронная процессия. Рыдающие люди на руках несли два маленьких гроба, в которых лежали девочка и мальчик. И среди плачущих людей, провожавших в последний путь детей, шла совсем молоденькая девушка на костылях – не было у неё правой ноги по колено! И по проклятиям и ругательствам рабочих, воскрешавших его, он понял – кто убийцы! И 111-й был готов идти в бой даже без снарядов! Он гусеницами будет давить и рвать этих нелюдей! Понятно – зачем он понадобился! Где-то через полчаса после ухода траурной процессии, к работающим людям подошли две женщины, одна уже старая, другая лет 25, не больше. Молодая окликнула: «Вадик, мы с бабушкой для всех вас пирожков напекли. Очень вкусные получились». Старушка поставила на постамент большую сумку. Вечер был очень тёплый, женщины были в платьях с короткими рукавами. И 111-й сразу даже не поверил своему триплексу механика-водителя. Он вгляделся ещё раз – да, он не ошибся! На предплечье старой женщины он увидел ту самую татуировку – 777666!!! И опять он почувствовал прилив ярости! Ну почему у этой женщины фашисты отняли детство, а новые фашисты лишили спокойной старости! Быстрее бы его восстановили и в бой! Он спас её 70 лет назад, спасёт и сейчас! И вот уже несколько самосвалов высыпают груды щебня у его постамента, уже залито в баки горючее и вот он, включив столько лет молчавший двигатель, съехал с постамента! Ещё двое суток, днём и ночью работали люди, восстанавливая его. И вот он увидел – к нему подъехал трёхосный грузовик со знакомыми зелёными ящиками – боекомплект!...

 111-й уже выехал из города, но его остановил мехвод. Экипаж подошёл к вооружённым людям на блок-посту. ИC хотел послушать – о чём говорят люди, но его отвлёк звук работающего двигателя. 111-й изумлённо смотрел во все перископы – рядом остановилась машина у которой ходовая часть и нижняя часть корпуса точно такие как и у него. Но всё остальное! Не было башни. Вместо неё платформа со стрелой подъёмного крана. Небольшой грузовой кузов, 2 лебёдки, какие-то ещё механизмы, инструменты, бульдозерный отвал. Незнакомец вдруг окликнул:
- Я тебя узнал. Ты ведь 111-й, Евпатий Коловрат?
- Да, а ты кто?
- Не узнал? Да, трудно. А я 112-й, мы ведь в одном полку служили.
- Что с тобой?
- Тогда меня вместе с тобой на консервацию отправили. А через 5 лет вывели и сняли башню, переделали меня в аварийно-восстановительную машину. Я много лет на железнодорожном узле тут работал. А вот теперь воевать помогаю – подбитую технику эвакуирую с поля боя, тяжести поднимаю, отвалом окопы рою. Ну а с тобой что было?
- А меня из консервации вытащили и на полигон, мишенью. Убили меня там. А потом, убитого, памятником сделали. Но люди меня восстановили, вот, опять в бой иду.
- Завидую я тебе. Меня то так не восстановят. Так ты и за меня этим фашистам дай! Воюй, да так, чтобы мне тебя вытаскивать не пришлось.
- Постараюсь. Свидимся ли ещё?
- Кто знает.
И, как когда-то давно, в прежней жизни, 111-й услышал слова, что сказала ему перед смертью его любимая. Красавица тридцатьчетвёрка - Семёрочка:
- Может и увидимся. На войне всё бывает.

Из динамика радиостанции лилась песня, как нельзя лучше подходившая к ситуации:

«А поле боя держится на танках,
Взревут моторы, и сверкнёт броня
По грязи, по оврагам, полустанкам,
Прорвут любую линию огня
И дрогнет враг от танковой атаки,
Рубеж непроходимый будет наш…»

 111-й шёл знакомой дорогой войны – под его гусеницы стелилось шоссе, кое-где разбитое бомбами. На обочинах несколько раз он увидел подбитые и сгоревшие бронетранспортёры, россыпи стреляных гильз от стрелкового оружия и малокалиберных снарядов. Вдали, на широком поле валялся сбитый вертолёт – точь в точь такой же, что тогда, на полигоне, во время, как он, теперь ясно, ошибочно посчитал, своего последнего боя. Его обогнали 4 боевых машины, которые он видел всего 1 раз в жизни за месяц до консервации, но сразу узнанные им – установки «Град». С запада доносилось знакомое погромыхивание – разрывы снарядов. Еле слышно доносился и треск пулемётных очередей – тоже знакомые звуки. 111-й уже всё понял, почему он снова будет воевать. Профессионал войны, с самого времени сборки, ещё на конвейере, он прекрасно понимал – за те годы, что он провёл в консервации и небытии, военная техника шагнула далеко вперёд. И ему придётся столкнуться с куда более мощными танками противника, с мощным противотанковым оружием. Но в душе его не было страха! Он выполнял то, для чего был создан. Он выполнял свой долг, он снова шёл в бой против фашистов, в бой за Россию!!! И ничего другого он не хотел. Не было у него другого назначения, другой цели в его жизни. Только одна – сражаться за Родину, за Россию! Но не за ту Россию, что от Берингова пролива до Смоленска и Белгорода; а за ту Россию, что от Берингова пролива до Бреста и Ужгорода! А надо будет – пойдёт и дальше – на запад! И, вполне возможно, придётся идти на запад ещё раз. В последний вечер, что он провёл на постаменте, на противоположном здании, на крыше, люди включили большой экран. По нему показывали выпуск новостей. И 111-й увидел репортаж из того польского города, в котором он был на волосок от гибели! Он сразу узнал этот город! Но что это? Толпа людей сносила памятник советским солдатам! А на братском кладбище он увидел плиты над могилами погибших, на которых какие-то поганые твари, не мог он назвать их людьми, нарисовали свастики! И это делают те, с дедами и прадедами которых он вместе шёл в бой! Только на танках русские должны идти в Западную Европу! И если будет нужно - он пойдёт туда. И сделает всё, что может, чтобы Великая Россия простёрлась от пролива до пролива – от Берингова до Гибралтарского!

***

ПОСЛЕСЛОВИЕ-ПОЯСНЕНИЕ

1) Тяжёлые танки КВ и их потомки – ИС, первые в мире тяжёлые танки, производимые на конвейере на Челябинском Кировском заводе  наркомата танковой промышленности. После прекращения производства КВ в блокированном Ленинграде ЧКЗ был единственным советским заводом, производившем тяжёлые танки и САУ на их базе. Преимущества конвейера очевидны – конвейерное производство позволяет разбить процесс сборки на множество простых операций, которые могут осуществлять рабочие низкой квалификации – мальчишки из ФЗУ, деревенские женщины, старики. Но столь сложную по тем временам технику на конвейере никто не производил, даже в стране столь высокой технической культуры, как Германия. А в таких индустриально развитых странах как Великобритания и США вообще не смогли создать тяжёлые танки, тем более производимые серийно.
2) Экипажи прямо на заводе получали танки. Многие танкисты шли со своим будущим танком по конвейеру, наблюдая процесс сборки, производства танков, что помогало хорошо его изучить. И там же, в Челябинске шли учения взводов и рот. Завод выпускал не просто танки, но танковые взводы и роты. На ИСах во время войны офицерами были двое – командир и механик-водитель.
3) Какой танк сильней – «Тигр» или ИС-2? Сравнение не совсем правомочно. В Германии тяжёлый танк – средство боя с танками противника на большой дистанции. А в СССР тяжёлый танк – средство прорыва линий обороны и штурма укреплённых городов. Во время войны столкновений «Тигров» и ИСов было мало – по пальцам одной руки можно сосчитать, абсолютно достоверно, документально зафиксировано всего 2 боя ИСов с «Тиграми». И для гарантированного уничтожения 1-го «Тигра» нужны были 3 ИСа из-за меньшей скорострельности пушки последнего – 2-3 выстрела в минуту против 7-8 у «Тигра», хотя пушка ИС-2 была гораздо мощнее пушки «Тигра». Это вызвано раздельно-гильзовым заряжанием 122-мм пушки советского танка и более тяжёлыми снарядами. А вот при прорыве обороны и штурме городов, где скорострельность не так важна, ИС-2 и их орудия зарекомендовали себя с самой лучшей стороны. Боекомплекта - 28 снарядов в этих боях хватало на сутки.
 3) Тяжёлые танковые полки с ИС-1 и ИС-2 при формировании получали звание гвардейских. 2 танка – взвод. 2 взвода – рота + танк командира роты. 4 роты – полк + танк командира полка. В полку 21 танк. В конце войны сформированы бригады тяжёлых танков – по 3 полка.
 4) Зенитные пулемёты. По опыту арабо-израильских войн они достаточно эффективны. В танковых частях, в которых вёлся пулемётный огонь по атакующим вертолётам потери в 2 раза меньше, чем в тех, где огонь не вёлся. Во время уличных боёв зенитные ДШК эффективно поражали гранатомётчиков. Иногда с нескольких танков снимали эти пулемёты и сосредотачивали их вместе. Огонь крупнокалиберных пулемётов в клочья рвал укрытия вместе с противником.
5) Закрытые, но не задраенные люки. При попадании кумулятивной гранаты, раненые члены экипажа не могли открыть задраенные люки, тем более что в ИС-1 и ИС-2 не было люка механика-водителя. Открыть задраенный люк снаружи можно было только сварочным аппаратом. А держать в уличных боях люки открытыми нельзя – в них можно забросить ручную гранату. Поэтому во время боёв Берлине был отдан приказ – люки закрывать, но не задраивать. В уличном бою ИСы шли парами по противоположным сторонам улицы, прикрывая огнём соседний танк и идущие впереди штурмовые группы пехотинцев.
6) ИС-2 после войны получили двигатели те же, что на танках Т-54 и Т-55. Пулемёты Дегтярёва сменили на пулемёты Горюнова, установили приборы ночного видения, боекомплект увеличен до 35 снарядов – ИС-2М. Формально ИСы сняты с вооружения Российской Армии в 1995 году.
7) Воинские звания. В начале рассказа упомянуто звание – инженер-майор, в конце – лейтенант-инженер. В конце 60-х годов приказом министра обороны СССР поменялись местами инженер и собственно воинское звание.
8) В основу рассказа легло реальное событие. В 80-е годы 20 века проводились учения. В качестве целей использовались старые танки и САУ. При буксировке на место у танка КВ-85 внезапно заработал двигатель – в баке осталось немного топлива. И танк действительно двинулся на запад, пройдя 300 метров.
9) Во время всем известных событий на…, извините, украинские патриоты, В Украине, в самопровозглашённой ДНР cняли с постамента танк памятник ИС-3 и запустили его.
10) Скалы Гибралтара – единственное место в Европе, где живут обезьяны.