Трели дьявола, или Страсти Антонио Вивальди

                Ad majorem Dei gloriam.
                Всё к вящей славе Божьей.
                Qui pro quo.
         ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА.
    ВИВАЛЬДИ.
    ТАРТИНИ.
    АЛЬБИНОНИ.
    ГОЛЬДОНИ, 15 лет и в старости.
    АННИТА ДЖИРО, 15 лет и в старости.
    ПАОЛИНА.
    ХРИСТОС.    
    ДЬЯВОЛ.   
    ИННОКЕНТИЙ Х111.
    ДЖОВАННИ.
    Кардиналы, слуги, стражники, хозяйка таверны  и др.

Место действия: степь; улицы Рима; площадь у св. Петра; Ватикан; палаццо Дориа-Памфили; заброшенное аббатство. Время действия: 1724 и 1793 г.г.


                ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

                ПРОЛОГ.
                СЦЕНА ПЕРВАЯ.
Заснеженное поле, ночь. Кибитка комедиантов, падшая лошадь, припорошенная снегом. Из-за кибитки выходит СТАРУХА, – лохмотья, седые волосы, палка в руках.
СТАРУХА.
             Волк голодный, зверь из ада,
             Торопись, тебе я рада,
             Старой ведьмы кости – скудный
             Ужин твой. Путь кончен трудный,
             И овацией маня,
             В преисподней ждут меня.
Ночь тёмная, небо высокое, звёзды далёкие, - ни факелов, ни публики. Тьфу!
             Чую силу тьмы, и снова
             К заклинаниям готова.
             Вы Анните перед смертью
             Сослужите службу, черти.
             По хрустящей корке снега
             Две, уставшие от бега,
             Лошади везут карету, -
             Оживим же сцену эту!
               (У трупа лошади.)
Тьфу! Околел, старый Ирод, не дотянул до ночлега. Жеребеночком я тебя ласкала, молочком поила.
             Мнёшь небесную траву
             И не слышишь, как зову,
             Скачешь, резвый и свободный,
             Старый конь мой благородный.
Вой волков, зарницы над горизонтом. Э, сколько я знаю заклинаний, - хоть бы одно обрело силу! Появилась бы карета, а из неё бы - мой рыцарь, хи-хи, да целовал мне ручки.
            Мой любимый скоро, мнится,
            Соколом ко мне примчится…
            Вы, эльфы, духи бурь,
            И ветров злая дурь!
      (Внезапно преобразившись, грозно, с нарастающим пафосом.)   
Вы, силы тверди, спорящие с богом, заклинаю! Внемлите названой сестре! Мои заслуги перед вами несомненны: на сцене я оживляла мёртвых, мои яды убивали наповал, сбывались проклятья, предсказания оправдывались, моею властью гремели громы, небеса дрожали, метая молнии, и, как ягнята, трепетали короли, а влюбленные рыцари ободрялись духом. Чу... Воет ветер, вторят ему семеро волков, рыщут по степи. Но если заклятия ведьмы не пустой звук, а кровь публики – не вода, если волнение сердца, затмения и прочие знамения небес чего-нибудь да стоят, - во имя преисподней, заклинаю! Пусть стану молода, и прежде, чем старые кости окажутся добычей зверя, вы, духи тьмы, служите мне! Верните блеск очам, взволнуйте грудь любовью! Цена? - Смерть без покаяния, могила без погребения! А вот и молния и гром раскатистый! Да будет так! Я много не прошу.  Из всех красавцев, гордецов отважных, что любили меня так преданно, что умирали с мыслью обо мне, - из ада или рая, - Карлино, мой рыцарь, ты, кого, увы, я не любила, - твой смех как свет зори, взгляд - омут, чьи клятвы – звук пустой, а верность – ветер, - явись! Беспечные, как дети, восславим юность! За дело, проклятые духи!..
             Вихри кружат. Гром гремит.
             Карета по полю летит...         
Пусть целует мне руки, и охватит его страсть безумная, и пусть, что совсем невероятно, угостит вином, накормит курочкой... Не слышит небо!.. Что это?.. Колокольчик?.. Карета?! Святая мадонна!.. Возница, проклятый пьяница, не видит ямы. Держи коней! О, чтоб тебя!..
 
Ржание коней, треск, вопли. Голоса за сценой: «Ой-ой! Увальни! Дармоеды! Карета на боку! О, несчастье. Сундук разбит! Мои бумаги!" Ветер уносит рукописи. СТАРУХА прячется. СЛУГА вводит ВЕЛЬМОЖУ, в шубе с меховым воротником.
               
ВЕЛЬМОЖА. Погибель, смерть! Вот тебе оплеуха, мерзавец! другая в придачу!
СТАРУХА (за повозкой). Мой рыцарь... Всё тот же, пылкий, страстный.
ВЕЛЬМОЖА. О, злые небеса! Комедии, сонеты достались ветру. Я едва жив. Что с каретой?
СЛУГА. Колёса целы, хозяин. Сундуки свалились, поставить их - плёвое дело.
ВЕЛЬМОЖА. А это что там, Сильви?
СЛУГА. Повозка, мой господин, и лошадь падшая.
ВЕЛЬМОЖА. И счастливейший из смертных не в силах избежать судьбы.
СЛУГА. Волки воют. Метель начинается. Поганое место. Идёмте, хозяин.
ВЕЛЬМОЖА. Да-да... Ступай же, ставьте карету... (СЛУГА уходит.) Какой удручающий конец такой славной жизни. Бегу на чужбину, осмеян, освистан.
СТАРУХА (выглядывая из-за повозки). Авантажный, но несчастный: опять освистан. Хи-хи. Публика - такая дрянь!

           (ВЕЛЬМОЖА осматривает повозку, СТАРУХА прячется от него.)

ВЕЛЬМОЖА. Повозка комедиантов. Я сокрушен! Стою, как пилигрим у собственной гробницы. Вот чаша, - в ней подают яд, моток красных ниток для изображения раны. Мантия, корона... и урна для праха. - Полный набор для развязки трагедии.
СТАРУХА. Не думаю, чтобы такого авантажного вельможу прельстила нищенская утварь.
ВЕЛЬМОЖА. "О, смерть! где твоё жало?.." Священные богатства, бесценный хлам, способный очаровать самых взыскательных зрителей.
СТАРУХА. Последнюю роль я сыграю для тебя, Карлино! (Прячется.)
ВЕЛЬМОЖА. Сила молний, мощь урагана и власть любви, - всё в огненном слове поэта. Равнодушный заплачет, спокойное сердце познает бурю. Разве что Дьявол  так же страшен, как страшна любовь.

(Напевая, появляется девушка, стройная, с гибким станом, - под вуалью нельзя заподозрить в ней СТАРУХУ,  голос -  молодой и звонкий.)

ВЕЛЬМОЖА (испуган, крестится). Вот и смерть! Все кончено, театральной балагур. Но что это?  Небо сподобило меня: песнь ангела. Да жив ли я? Какой красивый смех. У смерти не таков голосок.
             Мое сердце непослушно,
             Без любви и в поле душно!
СТАРУХА.               
             Мне себя, синьор, доверьте,
             Чтоб не думать вам о смерти.
                (Прячется.)
ВЕЛЬМОЖА.  Ах, плутовка, куплетом - на куплет! Что за приключение? Аа, ты хочешь поиграть со мной, воробушек? Где  же ты?
               
                Входит СЛУГА.

СЛУГА (входит). Здесь, синьор...
ВЕЛЬМОЖА. Откуда вы, нимфа? Где вы, маленький ангелочек?
СЛУГА. Синьор?.. Ваша милость?..
ВЕЛЬМОЖА. Провидение нигде не оставляет меня. Всю жизнь мне не было отбою от женщин, но до сего дня я почитал себя свободным, покровительствуемый годами. Слышишь?
СЛУГА. Волки воют. Надо ехать, хозяин!
ВЕЛЬМОЖА. Ошибаешься, дружок: то не волки, а духи! Вот удача, ха-ха. Молчи, не то мы их вспугнём. Похоже, тут замешан  дьявол! Где вы, мой ангелочек?
СЛУГА (крестится). Какие духи? Какой ангелочек? Едемте, хозяин! Волки близко!
        (СЛУГА пытается увести ГОЛЬДОНИ, но он отталкивает его.)
ВЕЛЬМОЖА. Прочь от меня! Мы умрём здесь, Сильви! О, ты не пожалеешь: здесь всюду феи. Ангелочек мой? где ты, волшебница?
СЛУГА. Он спятил. Хозяин?.. И чёрт с тобой. (Уходит.)
ВЕЛЬМОЖА.
            Покажись, дитя любви,
            Загляну в глаза твои.               
    (Выводит  из-за повозки СТАРУХУ, лицо её скрыто вуалью.)

СТАРУХА. Вы непременно хотите взглянуть на мое личико, сударь?
ВЕЛЬМОЖА. Предвкушаю сладкий миг коснуться твоих губ, лапушка.
СТАРУХА. И угостите обедом?
ВЕЛЬМОЖА. Я увезу тебя в Париж, милая, и в Париже я женюсь на тебе! Но в залог –
            Посреди пустыни снежной
            Поцелуй срываю нежный!
(Откинув вуаль, кричит от ужаса.) Ввалившиеся глаза... беззубая... ржавые ямы вместо щёк! Проклятая ведьма! Откуда ты взялась? О, боже. Вы оборотень, душечка?
СТАРУХА.
           Мой любезный не узнал
           Ту, кого он целовал,
           Чьи глаза его манили
           И мечтами окрылили.
ВЕЛЬМОЖА. А - нимфа? Где та девушка?.. О, да ты ведьма!
СТАРУХА. Я так стара, что позабыла  молитвы, но подрумянившись, выгляжу моложе.
ВЕЛЬМОЖА. С такой рожей тебя волки не сожрут. А сожрут – то жаль: без хорошей ведьмы трагедии нет.
СТАРУХА. Ваша правда, сударь, сразу видно знатока. Я ведьма не из последних.
ВЕЛЬМОЖА. Я на этом присягаю, сударыня.
СТАРУХА. Бывало, как  выходить мне на сцену говорить роль, то небо будто слышит: удары молний, грома - как в преисподней, ветры переходили в ураган. А публика, о, мой синьор!  Что делалось с публикой! Не будь я актёрка, меня бы кинули под лёд. Э, видели бы, какова я сводня в комедии. В Италии и Франции мне равной нет, поверьте.
ВЕЛЬМОЖА. Охотно верю, поскольку сам служу в театре. Видел всякое, но так попасться...
СТАРУХА. Не смотрите, что на мне лохмотья. Когда-то на мне были дорогие украшения, сверкали огнём алмазы и смарагды, и рубины в оправе, точно из воздуха. Нет театра, где бы я не пела, - мне аплодировали короли!
ВЕЛЬМОЖА. Вы были так известны? Неужели?
СТАРУХА. Не откажите, ваша милость, - глоточек маленький вина из вашей фляжки, а я спою вам озорные куплеты.
ВЕЛЬМОЖА. Угощайтесь, почтенная.
СТАРУХА. Ветер... и вторят ему семеро волков. Месяц не взойдёт, а уж нас с вами обгложут до косточек. Хи-хи.
ВЕЛЬМОЖА. Старая карга! В кибитке никого? Где же актеры?
СТАРУХА. Пошли искать пристанища, а нашли смерть. Замерзли все до одного, уж я знаю.
ВЕЛЬМОЖА (осматривает кибитку.) Что изображает тот холст?
СТАРУХА. Городскую площадь с фонтаном. Все истории начинаются так. А на холсте – поле, край леса, - почти, как здесь, и руины замка...
ВЕЛЬМОЖА (не глядя на холст, всматриваясь в даль, с волнением). Как старое аббатство. Монахи разрушили его... Быть не может. Тьфу. Показалось... Играла ль ты в пьесах Гольдони?
СТАРУХА. Когда-то он стоял передо мной на коленях.
ГОЛЬДОНИ. Что такое?
СТАРУХА. И целовал мне руки. (Поёт.)
ГОЛЬДОНИ. Ты к тому же лгунья.
СТАРУХА. Я страшно голодна, ваша милость, не прикажите подать ужин?
ГОЛЬДОНИ. Тебе дадут остатки моего обеда: курицу и кусок сладкого пирога.
СТАРУХА. Было бы стыдно перед волками оказаться невкусной. (Поёт.)
           Тебя монашкой встретил,
           И сам монахом был,
           Амур меня заметил...
ГОЛЬДОНИ.
          Навек покой почил...
Мой старый куплет?! - песенка, в пору моей юности! Исчадие ада, мошенница! Ты не можешь меня знать.
СТАРУХА. Кровь мыши, хвост свиньи, цикута. Моя ладанка спасет тебя в эту ночь от смерти. Возьми. Aqua Toffana, - я сама варила, мешая с отваром ядовитых трав.
ГОЛЬДОНИ. Что ты бормочешь?
СТАРУХА. Старые заклинания.
ГОЛЬДОНИ. Мерзкая ведьма!
АННИТА. Веселый, щедрый, и всегда несчастный. У меня были манящие глаза. Неужели в них ничего не осталось, Карлино?
ГОЛЬДОНИ. Похоже на сон. Невозможно!
АННИТА. Карлино!?.
ГОЛЬДОНИ. Отказываюсь верить!
АННИТА. Карлино!?.
ГОЛЬДОНИ. Помимо подслеповатости, у меня масса и других странностей, но... Нет-нет! я уж не тот, и вынужден отказаться от опасных наслаждений, синьора ведьма. - Осталась лишь dulcis amor patriae: сладостная любовь к родине. Но... доказательства?!.
АННИТА. Окно  кельи, - ты увидел меня под утро.
ГОЛЬДОНИ. Монастырская стена слишком высока, верёвка не доставала земли, ты могла разбиться.
АННИТА. ... и дороги Ломбардии... бродячая труппа...
ГОЛЬДОНИ. Ты сбежала от меня!
АННИТА. В Рим! Там был мой возлюбленный, моё солнце. Да, с ним я блистала на всех сценах мира! Как прекрасна была наша юность!
ГОЛЬДОНИ. Рим, "Трели Дьявола", дарующие вечную жизнь! Соната оживляла мертвецов! Рим обезумел! Ночами выкапывали гроба и везли обратно, в дома. Мёртвые выходили из могил и обретали плоть, и бродили по Риму.
АННИТА. Дон Вивальди исполнял её в Сикстинской капелле перед святейшим отцом. А наутро мы едва спаслись бегством!
ГОЛЬДОНИ. О, Аннита!
АННИТА. Воют волки. Ветер усиливается, приближается буря.
ГОЛЬДОНИ. Ржание лошадей, удар кнута?.. О, что они делают?! Моя карета!? Вероломные слуги! Стойте! стойте!
АННИТА. Они сбежали. Начинается буря. Скорей, Карлино, - туда, к тем развалинам!
ГОЛЬДОНИ. Они бросили меня! Проклятие на их головы! Подлые, неблагодарные!
АННИТА. Держись! В аббатство!
ГОЛЬДОНИ. Рукописи! ветер уносит стихи! Моя слава досталась ветру!
АННИТА. Держись за моё плечо.
ГОЛЬДОНИ. Стихи, что я писал тебе... Россыпи любви!
                Уходят.
                ЗАНАВЕС.

                С Ц Е Н А  П Е Р В А Я
                Картина Первая
Рим, декабрь 1723 года. Лунная ночь. Перекрёсток городских улиц у Бычьего рынка: видны храм Весты и храм фортуны Верелис.
Входит шумная компания молодых людей в карнавальных масках, среди них КАРЛИНО, с гитарой, на нём шляпа и плащ.   
КАРЛИНО.
          И хор цикад, зов рифм нежданных –
          Ведут меня путём избранных!
          Звезда ль не в праве быть звездой?
          Наш путь единой бороздой
          Рукой проведен властной рока,
          И ты не в праве быть жестока!
          Развязки всех дорог востока
          Хранят влюблённых прах без срока.
          Возможно ли звезде свой путь
          От небосклона вспять вернуть?
          Мой путь - звездой в ночи бездонной
          Пасть в глубь Вселенной вечно сонной.
          Пред алтарём владычицы Любви
          Святой огонь горит в моей крови!
          Аннита, слышишь ли? Явись,
          Звездой Карлино улыбнись!
Я плачу... О, чёрт бы тебя взял, найду ли я тебя, наконец?
Не весело мне в карнавал,

 Входят МАСКА СМЕРТИ, в монашеской власянице с откинутым капюшоном, при шпаге на широком поясе, и МАСКА ПАНТАЛОНЕ, в длинном плаще, так же при шпаге, и в шляпе, украшенной перьями. При их появлении КАРЛИНО задерживается, прислушивается к разговору.
 
ПАНТАЛОНЕ (входя).
          Каким грехам, хотел бы знать,
          В наперсники тебе назначен,
          Чтобы, когда я буду схвачен,
          На пытке складно отвечать?
МАСКА СМЕРТИ. 
          От сотворенья и до наших дней
          Не видел мир истории чудней.
          Безумный сон, кощунство ль, милость ада,
          Обещанная ль дьяволом награда? –
          Когда сравнить уместно, – перед ней
          Пуста галера золотых гиней.
ПАНТАЛОНЕ.
          Не сомневаюсь, там, где ты,       
          Хозяин твой неподалёку,
          Что до меня  – по первому намёку,
          Узнав знакомые черты, -
          На лбу рогов святой четы,
          Свиное рыло и копыта, –    
          Да может ли почтенье быть забыто!
МАСКА СМЕРТИ. 
          Оставь. Храбришься ты напрасно,
          Его дразнить не безопасно.
          Молчи иль говори с почтением о нём:
          Мир при луне совсем не то, что днём.
МАСКА ПАНТАЛОНЕ.
          Ещё одно хотел бы знать:
          Как князя тьмы при встрече величать?
МАСКА СМЕРТИ.
          Прозванья прежние все лгут:
          Аббат Вивальди, – ныне так зовут.
МАСКА ПАНТАЛОНЕ (смеётся).          
          Отец Тартини, ненависть – отрава,
          Ведь музыка – невинная забава. 
          Ты не простил обиды толстяку? 
          Как так!? Ведь всей Венеции известно,
          Он ваше состязанье выиграл честно,
          А ты - в монахи, по такому пустяку,
          Отдав на осмеянье имя, честь...
МАСКА СМЕРТИ.
          Себе оставил гордость я и месть.
МАСКА ПАНТАЛОНЕ.          
          Вивальди в Риме как завоеватель.
          Сам папа его страстный обожатель,
          А этот сумасшедший карнавал
          Его Орфеем уж короновал. 
   
               Картина вторая.
   МАСКА ПАНТАЛОНЕ замечает развалины фонтана. Напившись воды, присаживается на камень.
      
          Он любит жизнь, удачу, славу, -
          Вивальди алчен во всём, -
          Любовь, конечно, не по нём, -
          На эту сладкую отраву
          Не променяет ни по чём
...
 
          Ах, в операх его столь чувственно страданье,
          Столь искренне, полно очарованья, -
          В Вивальди, кажется, по счастью сердце ноет.

          Партер беснуется, и от восторга воет,
         
Вкусив импровизаций дьявольских дары,
          Все в ритме огненном летят в тартарары,
Импровизации - не заячьи следы, -
Что дух смущают - это полбеды, -

Вой дикий демонов и волчии набеги ...

 
Во имя Сатаны глас чародейства...          10.03.2024
МАСКА СМЕРТИ.
          Импровизации... Мне ль их не знать.
          До смерти я их буду проклинать.
          Вивальди! Слава, деньги, лесть!
          Обличий Дьявола не счесть.
          Разносчик оперной чумы.
МАСКА ПАНТАЛОНЕ.
          Брось! оперой грешим все мы.
          И нам Вивальди тем опасен,
          Что в музыке воистину прекрасен,
          А публика не нас - его боготворит. 
МАСКА СМЕРТИ.
          Что ж странного, - с ней Дьявол говорит.

          Я знаю всё о нём! С крестом, с молитвой -
          Опаснее, чем сумасшедший с бритвой!
          Гварнери своего в убийцы посвятив,
          Как жид, в делах всегда сметлив...

          Он любит жизнь - удачу, славу, -
          Вивальди алчен во всём, -
          Любовь, конечно, не по нём.
          На эту сладкую отраву
          Не променяет ни по чём


МАСКА ПАНТАЛОНЕ (добродушно посмеиваясь).         
          Всё так и есть! Все клакеры к его услугам.
         
          Что ж из того? - Чудак, но всеми он любим,
          Ведь даже Рим склонился перед ним,
          И почитают знатные фамилии
          За честь принять его так, будто он святой:
          На Корсо он живет, в палаццо у Памфили!
          Под окнами его поклонники - толпой!
          Я помню юношей, к нему ты был привязан,
МАСКА СМЕРТИ.
          Всё так, я искренне его любил,
          И даже проповеди слушать приходил.
МАСКА ПАНТАЛОНЕ.         
          И не ему ль ты мастерством обязан?
          Стыдись, стыдись, святой отец, отравы.
          Импровизации - сладчайшие забавы!..
          Ты в бешенстве? - Характер твой я знаю.
          С любым другим...
МАСКА СМЕРТИ (со злобным смешком).
                Да, здесь случись заминке:
          Нельзя убить попа на поединке.
          Восторги, слава - всё ему.
          Мне жизнь без славы ни к чему.   
          Я не таков, чтоб, уступив,
          Жить продолжать, не отомстив.23.09.2023
          Когда б ты знал, мой старый друг,
          Какие счёты между нами.
          Есть некий странный судеб круг,
          Связующий людей цепями.
          Такая связь меж мной и им.
          Я тайной этой одержим      
          Я знал, что круг замкнётся,
          Что умерло, живым  вернётся.

          Наш злобный рок не не примирим.
          Развязки мы не избежим.
 
   Слышны не то громовые раскаты, неясный гул. Появляется группа МАСОК, - акробаты, жонглёры, музыканты, различные МАСКИ - ХРИСТА, АНГЕЛОВ и ДЕМОНОВ, МАСКИ ПАПЫ в тиаре и КАРДНАЛОВ - они тащат за собой грубо сколоченную колесницу на огромных колёсах, украшенную черепами, на ней - трон в виде креста, на нём восседает САТАНА, покрытый полупрозрачной чёрной вуалью, так, что наружность его лишь угадывается, - с плетью и золотым посохом в руках. Повозку его подталкивают ДЕМОНЫ, АНГЕЛЫ и ЧУДОВИЩА, далее горожане в различных масках, но не всем из них весело, - несколько, без масок, напуганы, и смотрят на происходящее с ужасом. ХРИСТОС измучен, хитон его в крови, и изодран, его ведёт на верёвке СТАРЫЙ ДЕМОН, хромой и горбатый. Вся процессия окутана туманом. 
МАСКИ поют свои куплеты.
          Кружится, пляшет карнавал!
          Весельем пьян и стар и мал!
          Здесь черти весело поют,
          А там - гробы с кладбищ везут!         
          Под "Трели Дьявола" Христа
          Целует Сатана в уста!
          Нам чёрной мессы очищенье
          Дороже всякого прощенья!
          Дрожа над славою мирской,
          Тартини проклял род людской!         
          Христа проклятью предадим,
          Венком терновым наградим!
          Гвоздём пробьём колени, руки,
          Не то подохнем с ним от скуки!
САТАНА(с колесницы указывает посохом на ТАРТИНИ).
          Что ж ты, приятель, приутих,
          Иль не по нраву скверный стих?
          Здесь в карнавал не то бывало!
МАСКА СМЕРТИ.
          Приличье б им не помешало.
    Входит СТАРЫЙ ДЕМОН, отличающийся ростом и уродством.
СТАРЫЙ ДЕМОН (хриплым, лающим голосом).
          Смеёмся мы над тем, что свято, -
          Плоть "сына божьего" распята!
 (Хлещет ХРИСТА плетью. ДЕМОНЫ визжат и хохочут.)
САТАНА.         
          Вся выжжена Голгофа зноем.
          Запеклись раны с кровью, с гноем!
               
СТАРЫЙ ДЕМОН.
          У нас Христу сегодня снова 
          Голгофа новая готова!
          Ты смертный скот! ты сын ослицы!
          Плетёшь про бога небылицы! 
          Как было дело - мне ль не знать!
          По садику гуляла бл...:
          Шутник Господь вам на беду
          Свёл Еву с Дьяволом в Саду.
          Познавши страсть, - вкусила знанье, -
          Вас обрекла на прозябанье!
          Зачав в утробе Его кровь,
          Познала Дьявола любовь!
          За веком - век, за веком - век
          Несёт греха крест человек!
САТАНА.
          Всегда любовь во всём права, -
          Эй, где на блюде голова?
         
  Появляется САЛОМЕЯ и ДЬЯВОЛИЦЫ, чернокожие рабы с головой ПРОРОКА на золотом блюде. САЛОМЕЯ и ДЬЯВОЛИЦЫ танцуют.
ДЬЯВОЛИЦЫ (зловещим шёпотом).
           Глаза Пророка, шёпот Змея -
           Как матерь Ева, Саломея,
           Любовью истекает, млея! -
           Нужны ей губы, а не шея!
Под общий хохот САЛОМЕЯ целует ПРОРОКА в губы.
          
   Музыка. Пляска. САТАНА жезлом отбивает ритм. МАСКИ хватают ХРИСТА и тащат его к кресту,
САТАНА.
          Венок царя царей терновый
          Мы освятим в крови Христовой!
Хрипят трубы, бьют барабаны. САТАНА надевает на голову ХРИСТА терновый венок. ДЕМОНЫ пляшут, хлещут ХРИСТА плетьми; его лицо в крови. Общее веселье. Музыка.
               
САТАНА.
           "Алилуйя!Алилуйя!.."Алилуйя!
    
ТАРТИНИ (кричит, неожиданно для себя). Алилуйя!
 
САТАНА.
         Что знает смертный человек,
         Ничтожеством прожив свой век
         В толпе зевак средь улиц шумных
         О счастии страстей безумных!

САТАНА даёт знак, - опять хрипят трубы, бьют барабаны, процессия тронулась, колесницу увозят. Последним уходит СТАРЫЙ ДЕМОН.
                /...ХРИСТОС (кричит).(Мы - род людской! Мы - дети Змея!)
                .......ГОЛОВА ПРОРОКА (кричит).Саломея! .../
                ТАРТИНИ крестится.
МАСКА ПАНТАЛОНЕ.         
              Но "Трели"?..
МАСКА СМЕРТИ (...).
                Говорил не раз, -
          Как Он меня в сраженье спас!     Меня он при Лепато спас.
          Взорвал я трюм пороховой -
          Один остался я живой.
          Как было обознаться мне,
          Увидев в огненном столбе               
          Ко мне протянутую руку!?   

          Летел я в ад, подобно звуку, -
          От смерти скрывшись в высшей ноте,
          Неуязвим в своём полёте...  Недосягаем был в полёте - 

          И как же усомниться(не поверить) мне, Как было усомниться мне!? -
         
Увидев Дьявола в огне?                Я видел Дьявола в огне!
МАСКА ПАНТАЛОНЕ.
          Но - странно.. - в  ноте от огня?..

МАСКА СМЕРТИ.
          Лишь Дьявол мог спасти меня: -
          Вивальди видел я улыбку               
          И руки, что держали скрипку!             Да это что!...
          Корабль турок шёл ко дну...
          Импровизацию, - да, ту!
Услышал я, спасенный ею,
Что погубила жизнь мою,

Но - как же?..р
Но здесь узнал, - она!
                Мой бог!
        всё тот же миг, и та же нота,
теперь вдруг стала мне гробницей
Ошибки быть, поверь, не может
В последней её части  пасть ли
          Я слышал, в ней же ставши нотой, звуком частью -
МАСКА ПАНТАЛОНЕ.
Но это бред! нет, невозможно!
МАСКА СМЕРТИ.
         

          (Но нет, не кончилось на этом!...) 
          О, если б кончилось на этом!
В бессильном бешенстве страдал я больше года:    
О мести я мечтал, - но месть иного рода! (такую...)
          Чтоб отравить ему его существованье,
          Чтоб он возненавидел крест, Христа и скрипку, -
          Ему не мог простить, глупец, его улыбку, (ни взгляда, ни улыбку,
Он, Дьявол, - только он
Чтоб возбудить в нём дьявольскую ревность, желанье.
Противные кресту,
 что невозможно для него,


  Моя гордыня! Боже правый!
  Пусть даже Дьявол он,
Я ждал, и не прошло полгода,
         

Магия созвучий... Безумных снов,

         
( см. ВИВАЛЬДИ. Наследница несметного богатства....)  ВСТАВИТЬ, ПЕРЕНЕСТИ.
06.02. 2024

         Мне было двадцать лет, - огонь в крови,
         И сердце жаждало страстей, любви,
         А Дьявол довершил все остальное, -
         Так повстречал я чудо неземное.   (Вдруг повстречал я...)
ТАРТИНИ.
         О, наших судеб нить!
         Не торопись судить!
         И часа не пройдёт,
         Ты удивишься чуду.
         Предвосхищать не буду,
         О, если б знали, что нас ждёт, - Судьба! О, знали б, что нас ждёт!
         Так слёту птицу сокол бьёт!

         Мы до того друг друга не встречали
         Молчали оба: всё глаза сказали!

               
         Вивальди тайно обвенчал

         Глухою ночью в церкви ospedale,
         Когда Венеция кружилась в карнавале,
         Я ангела вел тихо под венец, -
         Святые и Спаситель наш едва ли
         Такую свадьбу где ещё видали:
         Нам Дьявол был посаженный отец. 03.10.2023 Пушкинская пл.
         Благоразумьем я не отличался,
         Расплата – смерть, и всё же я венчался.
         Любовью ослеплен, не меньше - местью:
         Как было жить с неотомщенной честью! 08.09.23
...
Я обожал её, она - меня.

Найти нас были наняты шпионы

Погоня нас настигла близ Вероны,
Она сама мне подвела коня,
И на плечо мне голову склоня,
были прекрасны, точно

.............
         И Дьявола я, с детства полюбив,
         Был в картах дьявольски счастлив.
         Но и Вивальди был игрок,
         И преподать ему урок
         Однажды я себе поклялся,
         И в казино порой являлся
         С одной лишь мыслью – с ним за стол
         Сесть  банк метать при полной зале.
         Мои глаза торжествовали, -
         Но как узнать, кого из нас
         ОН предпочтёт на этот раз?
АЛЬБИНОНИ.
         Ты проигрался? – неужели?
ТАРТИНИ.
         Едва за стол играть мы сели, -
         Тень встала тёмная за ним,      
         А он был весел, много пил,
         И банк метал невозмутим...
         Нет, я ему не отомстил.
         Курил он с опием кальян,         
         И не смотрел на стол, - был пьян,
         Казалось, всё ему возможно,
         Что ж, груды золота - пред ним!
         Мне было угадать не сложно,
         Кто из нас Дьяволом храним. любим

          (Скажи мне, наконец, кого мы ищем,
          Да выбирай дорогу впредь почище.)
БРОДЯГА.(черн.)
          Иль мне послышалось, - "Вивальди", - так сказали?
          Как будто даже Дьяволом назвали...
............         
          Чем дьяволу Вивальди угодил? -
          Не тем ли, что здесь мёртвых из могил
          Пошла у римлян мода оживлять       
          Да тарантеллу с мёртвыми плясать         
          Под скрипку! Вот потеха, - колдовство! -
          .....
          Хотя, чему тут удивляться, -
          Всё в этом мире может статься!

                Уходят.
       На повозках везут гробы, за повозками идут старухи.
ПЕРВАЯ.
         На колдовство иль сон похоже, -
         Из гроба - на супружне ложе, -
         Гроб сгнил, и крышка, и он сам:
         Как тут не верить чудесам!
ВТОРАЯ.
       
         Красавчик мой в гробу томится
         Аж  тридцать лет, - ой, как давно!
         Всё так на земле мудрено, -
         И вдруг опять на свет явиться, -
         Как будто заново родиться, -
         

                С Ц Е Н А    В Т О Р А Я

    ДЖОВАННИ с потайным фонарём, осматривается.
ДЖОВАННИ.
         Какая темень, боже правый,
         Вот приключение наславу...         
      (Машет фонарём, появляется паланкин.)
         Ох, злачные, должно быть, тут места.         
         Клянуся яйцами спасителя Христа,               
         Пристало б больше вам молиться,
         А не в ночи, как вор, таиться.
МАСКА СМЕХА ( За занавеской старческий кашель, бормотание.) Мелодия "Гробницы" - вот моя жизнь. Ум и сердце в разладе, память – деспот, ночи – пытка. Небо ль не приняло её? Какая сила могла вернуть её? 
        Нарушила святой обет!
        Ей не уйти от страшных бед. 
Таких чудес не видел свет
У Ада объяснений нет
        Её, конечно ищут всюду.       
        Сидеть до смерти в кандалах!..      
        А сам я - поп поддался блуду,
        Забыв про сан и божий страх!

ДЖОВАННИ.
        Хозяин, с кем вы говорите?
        Святых в молитвах призовите.    
        И что бы не сидеть вам дома? -
        Слыхали, сколько в Риме краж,
        Убийств!..
МАСКА СМЕХА (выглядывает из паланкина.)
              Подай-ка фляжку рома.
ДЖОВАННИ.
        В грозу дрожите вы от грома,
        А тут готовы лезть на абордаж.
               
     Появляется БРОДЯГА. 

БРОДЯГА (входя, декламирует).
        "Святой надеждой окрыленных,
        Ночная гвардия влюбленных,
        Любимцы сводницы луны,
        Мы ей покорны быть должны!
        Восславим юность и любовь,
        Горит огнём в нас страсть и кровь!"
Э-эй, в паланкине! А ну, только покажись, я живо выпущу вам кишки, любезный! Я увижу, какого цвета ваши потроха! (Уходит, напевая.)
       
МАСКА СМЕХА. 
        "Восславим юность и любовь,
        Горит огнём в нас страсть и кровь..." -       
        И в этой стройной роще я, -
        Священник, - старая свинья!
        Грешу, подлец, без передышки!..
        Дай леденец мне от одышки.
        Джованни, где мы?
ДЖОВАННИ.
                Осмотрюсь...
МАСКА СМЕХА.
        В таком-то виде к ней явлюсь! - В каком к ней качестве явлюсь, -
        Не исповедником!.. Любовь - запретный плод. ...сорвать запретный плод!
        Хожденье грешного попа по лону вод.
        В твоей, о, господи, ли власти
        Сердечные предотвратить напасти!
ДЖОВАННИ.
        Эх, зарекалася свинья
        Не жрать г... - поститься.
        Божилася, да только зря:
        Нет-нет, да   угостится.
        А в казино продули вы сутану!
        Не стыдно ль вам, синьор?
МАСКА СМЕХА.
                Игра не шла!
        Чёрт! Чуть не проигрался догола. -
        Жаль, крест спустил. Э, что тут говорить!
        Для господа я мерзостней не стану.
        Ведь ты же мог меня остановить!
ДЖОВАННИ.
        Ворону легше до бела отмыть.
        Любовная чесотка хуже бритвы:
        Плохое снадобье, святой отец, молитвы.
        Кто ждёт любви – найдёт кота в мешке.
        Попляшем мы в испанском сапожке!

     Снова появляется БРОДЯГА, подслушивает.

МАСКА СМЕХА. (осматриваясь). Лопни мои глаза! да ведь это монастырь!
ДЖОВАННИ. Какой монастырь?
МАСКА СМЕХА. «Святое Сердце», приют благочестия. Я жил там в юности, а где ты стоишь, пылал костер.
ДЖОВАННИ. Пресвятая дева! Где?
МАСКА СМЕХА.
        Где ты стоишь. Сжигали здесь попа,
        Такого же, как я теперь, примерно.
        Любовь, Джованни, чёрт, такая скверна! -
        Они пылали, точно два снопа.    
        Гудело пламя, чёрный-чёрный дым!
ДЖОВАННИ.
        Уж точно, не был поп святым.
МАСКА СМЕХА.
        Она вопила - не забыть до смерти.
ДЖОВАННИ.
        В аду их по сих пор, должно быть, жарят черти.       
МАСКА СМЕХА.       
        В толпе их громко проклинали,
        А бабы мерзкие похабности орали.
ДЖОВАННИ.    
        Кого же с тем попом сжигали?
МАСКА СМЕХА.
        Монашенку Святого Доминика. -
        Я не слыхал ужасней крика. -   
        Не помню, - лет семнадцать, что ли, -
        Такая юная, не боле.
        Ах, как вопила! - "Я тебя люблю!
        Люблю!" -    А от него вдруг сдуло пламя ветром,
        И он стоит - у Ада на краю, -
        Ревёт, как зверь: "Мы встретимся в Раю!" -
"В раю!" - Господи, в чужой одежде, в ботфортах, крест спрятал, гром небесный на наши головы!
ДЖОВАННИ. Э, на вашу, хозяин, на вашу голову! На чёрта я в сами связался!
        С молитвой или без, а старый конь,
        Хоть буллой папской узаконь,...
        А на племя, (святой отец,) он не сгодится.
        Нам, старикам, нельзя омолодиться!
МАСКА СМЕХА. Молчи, скотина. Дрожу от страха, и в самом безнадежном смятении.
        Вот здесь... Проклятье! Здесь стоял, смотрел в огонь, молился,
        А ноги подкосились, вдруг упал и... поклонился.
ДЖОВАННИ.
        Любви греховной?!
МАСКА СМЕХА.
                Нет же!
ДЖОВАННИ (крестится). 
                Сатане!?
        Увидели его вы там, в огне?!
МАСКА СМЕХА.               
        Ты просто кусок мяса! - Да любви конечно! -
        Огонь венчал их навсегда, навечно!
        Венчал огонь, как в церкви, - честь по чести.
        И вот, я сам, - старик! - на том же месте.
        Могло ль такое мне тогда присниться!
ДЖОВАННИ.
        Должно быть, хороша была блудница.
МАСКА СМЕХА.
        Э, тьфу на тебя!
        М-да, вечная любовь границ ни в чём не знает. –
        Молитвы на костре ей только не хватает.
        Вокруг любви вся в мире круговерть.
        Идёт к ней в услуженье даже смерть:
        Прекрасней пламени, Джованни, не бывает!
        Их жгли вселюдно - за любовь! -
        За ту любовь, что злее смерти, -
        То стынет, то вскипает кровь, -
        В Аду так не терзают черти, -
        Сильна любовь, сильнее смерти! 23-26.09.2023,Пушкинская пл.
ДЖОВАННИ. Обереги, господи, от этой заразы.    

(Слуги уносят паланкин. Навстречу им несколько человек, запрягшись в повозку, провозят гроб, слышен радостный смех идущих за гробом родственники.)
ПРОХОЖИЕ.
       Любимого мы оживим,
       Святой водою окропим,
       Пусть будет хоть полуживым, -
       Нам Дьявол стал отцом родным!
       Про смерть всё врали в церкви нам:
       Есть жизнь со смертью пополам,
       Не то, ни сё, - ни жизнь, ни смерть,
       Словом, земная круговерть!
Кем был твой муж? Из дуэлянтов
В дом приведи мне музыкантов...
БРОДЯГА (входя). Что за чудеса творятся в Риме? Вторую ночь гробы везут с кладбищ!
       Неужто правда, - мертвецы            А если то, что
       По Риму бродят, точно живы?
       С них станется! - вдруг эти шельмецы, Не ложь?
       Не нам в пример, окажутся ретивы,
       И истомившись там без дам веками,
       Займётся тут же делом, не - стихами,
       Уж точно, станут ублажать не уши.
       О, будь вы прокляты, воскреснувшие души!
               
                Уходит.

           С Ц Е Н А   Т Р Е Т Ь Я

В ту же ночь, в то же время. Небольшая площадь с фонтаном, вокруг несколько домов и церковь, двери которой открыты, и время от времени в неё заходят люди. Вдали очертания замка Святого Ангела, перед ними - постоялый двор "Золотые огни" в два этажа, с террасой, во дворе под каштаном несколько столов с лавками, ХОЗЯЙКА постоялого двора, полная пожилая, хлопочет по хозяйству - она явно ожидает кого-то. Входит ПАОЛИНА, - она горбата страшна лицом, с большой серьгой в ухе).
ПАОЛИНА.
       Крест матери, - возьми. Она с ним в гроб легла.
       Пятнадцать лет его я берегла.
       Ты помнишь, как с тобой мы голодали,
       Как мокли под дождём, зимою мёрзли в стужу?
       Но крест на золото не променяли.
       Вручить тебя надеялась я мужу,  04.10.23


АННИТА.
        Настанет время - рок рассудит,
        Чему быть суждено - пусть будет.
ПАОЛИНА.
        Я столько лет скиталась по дорогам,
        Накланялась чужим порогам,
        Жизнь прожила - раба рабой, -       
        Чем бы хвалиться - засухой?
        А с ним прожили мы с тобой
        Как у Христа за пазухой.   
        Тебе с ним счастья не делить:
        Нельзя священника  любить!
        Безумен, стар, чуть не лишился сана,
        Жить со священником - не скрыть обмана.
        За красоту, за эту стать,
        Ты можешь на костре пылать.

       ,
        И не забудь его годочки.
        Ведь ты ему годишься в дочки.
        Ну, что хорошего? - Молитвы, старость, слёзы.
        Как вечер - в казино, и спустит всё опять,
        А утром, как всегда, - на дьявола пенять,
        Раскаиваться да божиться:
        «Чтобы хоть раз мне к картам приложиться!»
        А завтра - то же, что вчера,
        И в казино пробудет до утра.
АННИТА.
        Я загадала... Где б ни находился, - 
        Я душу б отдала, чтоб здесь он появился.
ПАОЛИНА.
        Он трезвым не бывает по ночам.
        Вина бочонок, пьян - на скрипочке играет,
        То  молится, то пишет, то бога проклинает.
        Под утро закричит: «Всё сжёчь! Всё палачам!» -
        Что за ночь написал, достанется свечам
        Или камину, если не остыл.
        Не жизнь, а мука, - Дьявол бы завыл!

       


Воспоминанья детства так чисты,
А мысли были ангельски честны...Зимою кое-где горят костры
АННИТА (на террасе, входя, целуя икону).
       Венеция! Каналы и мосты; 
       Пылали кое-где зимой костры.         
       Надев паучью на себя личину,
       Луна плела на небе паутину.      
       Зелёный сумрак разливала ночь
       И все заботы отгоняя прочь.    
       Мы жили в голоде, в нужде,
       С судьбой как будто во вражде,
       А засыпали лишь в надежде...
       Что вспоминать, как жили прежде! О, если б знал ты, как жила я прежде!
       Зимой Венеция – поющий склеп,
       Театры, карнавалы, всюду маски,
       А мне, ребёнку, снился просто хлеб,
       И я бродила в злой, холодной сказке.
       Мы были нищие, кормились подаяньем,
       И корка хлеба уж была благодеяньем.
       Я помню ночь, - в безмолвии, в тиши,
       Вповалку - нищие калеки, малыши
       На паперти Святого Марка спали,
       И сыты были только вши -
       Мы хлеба досыта не знали.
       Во сне ль был тот шатёр? – Он проплывал, -
       Какое дивное, волшебное мгновенье!
       И кто-то под пологом напевал,
       Мелодию, - как будто ангел звал,
       Всё погружая в сон оцепенения...
       То пела скрипка...   
       Я встала и по площади пошла. 
       Всё будто в волшебстве застыло.
       А над лагуной уж луна взошла...
       Виденье то мне душу озарило,
       Казалось мне, над миром я парила.
       А мир сверкал весь в лунном серебре -
       Дворцы, каналы, башни и соборы,
       И ветер, с морем прекратив раздоры, -
       Как то бывает в тихом ноябре, -
       Был полон музыки... Морозно, тихо-странно,
       Самой себе казалась я незвано
       Явившейся на бал средь фей и духов,
       Принявших образ чудных звуков...
       На облачке из серебра
       Спускались прям с небес амуры,
       Бессильны были бы авгуры
       Сказать, чем кончится игра.
       Они спускались прям с небес, -
       Малютки, крохотные ножки,
       А скрипка пела, страх исчез, -
       Меня кружили в вихре эти крошки
       И в маленькие хлопали ладошки.
       Таких ещё не видел мир чудес.
       А я не видела, как пролетали годы,
       Но знала с этих пор: я ангельской породы.
ПАОЛИНА.
       И приподняв сутаны чёрной полы   
       Вдруг появился он из той гондолы.
       Той ночью встретили мы нашего синьора. 
       Тебя судьба к нему, должно быть, подвела. Сама судьба к нему нас привела
       Холодная была зима. Венеция лежала вся бела.
       Синьор стал нам кормилец и опора:
       Так оказалась я - при кухне, ты - в приюте,
       Счастливых десять лет мы прожили в уюте.   
АННИТА.
       Увидев меня вдруг, он, помню я, смутился.
       "О, кто ты?" - прошептал, и вдруг перекрестился.
       И долго на меня смотрел, - тот взор меня манил,   
       А облик весь его настолько был мне мил, -
       Хотелось мне обнять - но я креста боялась,
       И стоя перед ним, на месте оставалась.
       "О, Провидение! Ты здесь?!." - закрыл глаза,
       И я увидела, как тяжкая слеза,
       Скатившись по щеке, к моим ногам упала,
       И, кажется, в тот миг всю жизнь свою уж знала.
ПАОЛИНА.      
       Эх-ма. Мелькнула жизнь... Не странно ль? Так бывает -
       Вдруг вспыхнет звёздочкой, и тут же исчезает.

                Уходят.

             С Ц Е Н А  Ч Е Т В Ё Р Т А Я

   Там же. Входят МАСКА СМЕРТИ и ПАНТАЛОНЕ, затем появляется БРОДЯГА.

МАСКА СМЕРТИ (входя).
        Приехав в Рим сегодня поутру,
        В волнении каких-то ожиданий,
        Я тут же поспешил к Петру,
        Как если б мне назначено свиданье.
        Под вечное благословенье
        О тайнах музыки трактат
        Ко гробу положить был рад,
        И слушал ангельское пенье.
ПАНТАЛОНЕ.
        Я спать хочу, и твой трактат
        Мне хуже, чем петля на шее.
        Дари мне Пётр ключи от врат -
        Постель я выберу скорее.
МАСКА СМЕРТИ.
        Я стал молиться, вдруг – она,
        Моя жена, ко мне навстречу!
        В ней жизнь, вся прелести полна...
ПАНТАЛОНЕ (крестится).         
        Прости, Джузеппе, но замечу, -
        Ночь тёмная; ну что за были:
        Пятнадцать лет уж как в могиле.
МАСКА СМЕРТИ (с нетерпеливым движением руки).
        Молчи, прошу! С ней шла старуха,
        Похожая на злого духа:
        Хромая, горб из-за спины,
        Как ангел с адской стороны,
        Но - рядом... О, сама весна!
        Вуали шелковой волна
        Скользит на бархатные плечи, -
        И так печальна, так бледна,
        Глядит на трепетные свечи…
        Я ж – не живее истукана.
БРОДЯГА.
        Занятный бред под шум фонтана.
       (Ложится и вскоре засыпает.)
МАСКА СМЕРТИ.
        О, ты бы видел, как она молилась, -      
        Я не видал подобного давно. -
        Так горячо, - как тень, что возвратилась
        Из ада ль или рая всё равно.
        И веришь ли, - дрожа, молюсь с ней рядом,               
        И страстью искушаем, точно гадом,       
        Восторгов полон, грёз… - но  аромат! -
        Всё тем же дышит тело, точно сад.
        Я сном, волшебным упивался
        И к доводам безумия склонялся.
        Вдруг в вышине, и тихо так, - начало
        Под сводами собора зазвучало...
ПАНТАЛОНЕ.
        Твоей сонаты?
МАСКА СМЕРТИ.
               ..."Дьявольские трели", -
         Как шепот, нежно, слышно – еле-еле…
         Когда бы не небесная любовь,      
         Когда бы не проклятая соната!
         Душа чудесным сном объята! -
         Её слезинки, локон, бровь -
         Мне прошлое вернули вновь,
         И каюсь, аду был я рад
         У гроба стража райских врат.
         Ты убедишься,  –  как была!
         Не мог я пред крестом забыться
         Настолько, чтобы ошибиться –
         Она красавицей слыла...

         Сквозь ставни свет. Пришли, Томазо. -   
         Её балкон. – Сомненья сразу            
         Оставят место удивленью
         Необычайному явленью.
         Гляди же! - с лампой, у окна!..
         Походка, все движения!..
ПАНТАЛОНЕ.               
         Чтоб сохраниться так?.. Она            
         Пример омоложения.               
МАСКА СМЕРТИ.               
         Молчи, я не шучу с тобой, -
         Из гроба вызвана волшбой!
         О, светоч грёз, рассветом стёртых,
         Она пришла из мира мёртвых! 
ПАНТАЛОНЕ.               
         Безумие - апофеоз любви.         
         В ней было редкое очарование.
         Когда б не смерть, - в её крови -
         Быть любящей женой - призвание.24.09.2023.
         Кругом веселье, карнавал,
         Ну что за тайну ты узнал,               
         Что нет покоя даже аду,
         И вот - безумие в награду.
         Ты кончишь как и Ариосто:               
         Сойти с ума влюблённым просто.
МАСКА СМЕРТИ.               
         Поверишь ли, всеми ночами
         К ней льну, как к берегу ручей.
         Но если не её, то чей - там, под свечами, -    
         У смерти вырванный всенощными мечтами, –  Трелями и светлыми мечтами
         Любимой милый образ, свет очей!
ПАНТАЛОНЕ.
         В своём ли ты уме!
         В безумных снах ты ищешь исцеленья.
         Ведь это бред!
МАСКА СМЕРТИ.
                Ни страха, ни сомненья! -
         Под звуки "Трелей" вновь и вновь
         Являлась предо мной, и стыла в жилах кровь!
         Жить без неё? – да сгинет мир в чуме!
         И в блеске тысячи мечей
         Ад не найдёт больнее жала:
         Невинный, тихий взгляд очей
         Она мне в сердце погружала -
         С укором, молча... Я прощался с ней...  Когда в слезах,
         Спасаясь от убийц наутро,
         Послышалось ли мне: "Убей! Убей!.."
         Стояла на камнях, и не обута.

 На балконе появляется АННИТА и тут же уходит.

ПАНТАЛОНЕ.
         Рассудку не сыскать спасенья,
         Воистину достойно удивления!
МАСКА СМЕРТИ.
         Рассудок мой - что парус в мрачный штиль,
         Не различить, где – бред, где – сон, где – быль.
         Заклятье дьявола я слышу вновь,
         И голос, леденящий в жилах кровь!
ПАНТАЛОНЕ.
         Людские страсти! Сколько муки
         Сулит влюблённым час разлуки.
ПАОЛИНА (входя). Чулки чинила, да считала, сколько мы должны. Так здесь все дорого. В Мантуе мы тоже заказывали индейку, и жирней была и дешевле. (Зажигает лампаду перед образом Христа в нише стены, уходит, затем возвращается.)
АННИТА (помолившись). Прими от меня цветы, Иисусе, а если у меня не будет мужа, я останусь твоей невестой, весела и без пятен на лице. (Украшает цветами икону, молится.)

ПАНТАЛОНЕ.
        Какое сходство, боже, голосок –
        Как колоску подобен колосок.
        Глазам поверить не под силу,
        Какие возлагать надежды на могилу?
        У неба тайн – товар у бога в лавке,
        В неразберихе, в шуме, в давке,
        Когда охотников со всех сторон, -
        Где старцу уследить за тайной похорон!
МАСКА СМЕРТИ (в сильном волнении).
        Торжественность заклятий,
        Вся мощь и ад проклятий,
        И холод мертвой крови
        В одном движенье брови!
        На пытку, на костёр - клянусь,
        Хоть и признаться я страшусь, -
        Могила мой свидетель, – это…
ПАНТАЛОНЕ.
        Не может быть Елизавета!
        Напрасны клятвы, с богом в ссоре,
        Не бродят призраки в соборе.
ПАОЛИНА. Трясучие повозки, зной, пыль; зимой чуть не замерзли в поле. Я боюсь за тебя. Не лучше ли было остаться в монастыре?
АННИТА. Вспомни театр в Мантуе: - зал в синем бархате, и всё сверкает золотом. Сколько раз он говорил мне:  жизнь, Аннита, - это карнавал... Монастырь?! О, нет! Само небо послало мне Карлино в то утро. Бедный Карлино! Я бежала от него не простившись, я разбила ему сердце.
ПАОЛИНА. Жизнь - это жизнь. Наш синьор - он дьявол. Он околдовал тебя своими трелями. Что Риме творится что невообразимое. Здесь по-прежнему сжигают людей. На площади перед театром сжигали трёх еретиков. В антракте публика высыпала на ступени крыльца, на всех лицах - отсветы пламени. А насытив глаза, довольные, они шли слушать оперу. Люди покорились дьяволу. И ты знаешь его имя, дорогая...
АННИТА. Я не хочу ничего знать об этом. Я хочу одного - увидеть нашего синьора.
ПАОЛИНА. Да уж, без него нам не выбраться из Рима. Если тебя схватят, не забудь своего имени, - теперь ты Елизавета.
АННИТА. Как забыть святое? Я ожила! 
ПАОЛИНА. Э, ты посмотри, - опять телега с мертвецом. Он оживёт, и завтра тоже будет стоять в толпе и смотреть на костёр, будто и не лежал в могиле. Наш синьор - дьявол. Он дьявол! (Крестится, целует икону. Уходит. АННИТА стоит, задумчива.)
МАСКА СМЕРТИ.
        Ты слышал?
ПАНТАЛОНЕ.
        Что за небесный цветок? Призрак на утренней заре!
МАСКА СМЕРТИ.
        Смотрю, но не насытить глаз.
        Я проклинаю страшный час            
        Разлуки вечной, - то мгновенье,
        Когда смычка прикосновенье
        Навеки разлучило нас!
ПАОЛИНА (входя, тихо). Если тебя узнают, бросят в тюрьму святой инквизиции. Моим ли костям не знать тамошних палачей. Таким, как ты, забивают кол в сердце.
ТАРТИНИ.       
        Лелеять и благословлять
        Или крестом вернуть могиле? -
        Боюсь, что буду я не в силе
        Дары могиле возвращать...
ПАНТАЛОНЕ.
        Но это впрямь какое-то виденье.
ТАРТИНИ.
        Убить себя, - такое искушенье
        Сойти счастливым с нею в Ад!
ПАНТАЛОНЕ.
        Иль Дьявол требует наград, -
        Сонатой смерть заворожив,
        Вернуть из Ада к тем, кто жив?
        Так, музыкальное внушенье
        Нашло в цыганке подтвержденье? -
        Считалось, Смерть слаба на ухо,
        И с чудесами было глухо.

ПАОЛИНА. Я боялась к нему подойти: боялась, что прибьет. Джованни нам поможет, - приведёт его к нам, и мы упадём к его ногам.
АННИТА. Завтра я добуду деньги: я возьму бубен и стану плясать, разжигая в мужчинах страсть. Я обожгу их взглядом, соблазню смехом, околдую! Кровь вспыхнет огнём в их жилах! Теперь уж я не та, что прежде. Взгляни в мои глаза: в них снова жизнь! Мой господин, о, мой господин! Он вернул мне солнце!


МАСКА СМЕРТИ. То речи цыганки или ведьмы.
ПАНТАЛОНЕ.  Но сходство удивительно.
БРОДЯГА (сквозь сон). Я слышу её голос. О, солнце моё, Аннита, ты опять снишься твоему Карлино. (Засыпает.)
АННИТА (украшая икону цветами).
        На небе ангела прекрасней нет,
        Его заботами мир полнится рапсодий.
        О нём молюсь я на ночь с детских лет:
        Он повелитель звуков и мелодий.
        Возьмёт смычок - все чувства, все желанья, Доступно скрипке передать желанье,
        Движенье сердца, даже грусть огня,      
        Иль страшного, давнишнего преданья
Старинного и страшного преданья,
        И робость зародившегося дня,
        И горечь тайны вечного молчания, —
        Мелодии божественной изгнания.
        Но что же делать? Как мне поступить?..
        Мне без любви и музыки не жить.
        (Уходит, затем возвращается.)
МАСКА СМЕРТИ.
        Ты слышал?
ПАНТАЛОНЕ.
                Да.
МАСКА СМЕРТИ.
                О чём она жалеет?
        Чьё имя в тайниках души лелеет?
ПАНТАЛОНЕ.
        Я поражен не меньше твоего,
        Но тут лишь сходство, больше ничего.            
        А чуду сам я был бы рад...
МАСКА СМЕРТИ.
        Я ставлю жизнь свою в заклад,
        И с дьяволом готов сшибиться –
        Она! Могу ль я ошибиться!
ПАНТАЛОНЕ.
        Коль не обманывает слух,
        Одно скажу: она не дух,
        Но думаю, твоя соната,
        Увы, ни чуть не виновата.
МАСКА СМЕРТИ.
        Пятнадцать лет, страдая и казнясь,
        Хранил я "Трели" в тайне ото всех.
ПАНТАЛОНЕ.       
        Похоже, Дьявол в ней, над смертью вознесясь,
        Наш искупил в ней первородный грех.
        И если так, в обители земной
        Отныне станем клясться Сатаной!

АННИТА (с куклой). Дон подарил мне этого старичка с крыльями, но тогда вы были ангелом, синьор. Печально, что  время и старость обошлись с вами столь жестоко. Куда девалась ваша красота? Где вы так сильно потратились? что стало с вашими крыльями, сударь? - они висят точно паутинки. Но хуже всего обстоит с вашим сердцем: оно не принадлежит мне, иначе вы были бы здесь. А я... я последовала бы за вами даже в ад.
ПАНТАЛОНЕ.
        Сердечко отдано любви.
МАСКА СМЕРТИ.         
        О, как – смотри – она прекрасна!
ПАНТАЛОНЕ.       
        Бежать за призраком опасно,
        Её женой ты не зови.               
        Безумие - бродить по свету
        Разыскивать Елизавету.
        Она похожа на венецианку,
        Заговорим и тайну - наизнанку!       

МАСКА СМЕРТИ (плачет тихими слезами. Снимает маску.).
        И мне не терпится заговорить.
        Но - нет.. О нет!.. - Хочу повременить.   
АННИТА.
        С мольбой о вас, все гибнущие в море,
        Я буду думать о моём синьоре.
        Мой рыцарь в латах, я его до гроба...
ПАНТАЛОНЕ.
        Замешана какая-то особа? 
МАСКА СМЕРТИ.      
        Клянусь святым крестом, он кровью захлебнётся,
        О, кто бы ни был ты - лишь дьявол увернётся!
        Узнать бы, - кто? Клинок горит в руках! 
ПАНТАЛОНЕ.
        Сдаётся мне, мы в чистых дураках.
        Но чтобы мёртвые из гроба выходили
        И, света не страшась, по улицам бродили,
        Послушные смычку, дрожанию струны,
        Как скоморохи с адской стороны,
        Глумясь над смертию на площадях плясали,
        А люди б, изумясь, со страхом им внимали, –
        Что ж стало б на земле? Да, это было б славно.
        Не верю богу я, а Дьяволу подавно.
КАРЛИНО (проснувшись, видит АННИТУ). О, благословенная ночь! Аннита! Та, ради которой я бросил семинарию, и проклят моим обожаемым родителем! Ты стала ещё лучше с тех пор, как сбежала из труппы. (Засыпает.)

 (Двое человек, запрягшись в повозку, провозят через площадь гроб.)   

ПАНТАЛОНЕ.   
        Безумцев толпы к кладбищам спешат,
        Под "Трели Дьявола" могилы потрошат,
        Недавних мертвецов везут в гробах обратно,
        И как их образумить - не понятно.
В безумье ввергла Рим твоя соната.

АННИТА.
        Вдруг стал чужим, смотрел – крестился,      
        Чему вздыхал, о чём молился?
        И скрипку скорбью чёрной звуки
        Терзали...
                (Уходит.)
МАСКА СМЕРТИ.
                Дьявольские муки!
         Пусть лунной ночью соловей кричит
         Проклятьями любви и поцелуям!
         Ручей - шипеньем змей журчит,
         Пуская яд по звонким струям!
         Безумие пусть пожинает всходы, -
         Пред матерью из рода в роды
         С ножом идёт на брата брат, -
         Её слова страшней мне во сто крат!
ПАНТАЛОНЕ.
         От рока скрыться невозможно.
         Нам ничего не изменить!
МАСКА СМЕРТИ.
         Но это было бы безбожно -
         Её со мною разлучить!
ПАОЛИНА.
         Мужчину умалять - забава нам, смешное дело,
         А уж с твоей-то красотой и дурочка б сумела.
         Любовь над сердцем повелитель,
         Синьор нам будет щедрый покровитель.
МАСКА СМЕРТИ.         
         Наложницей ли служит красота?!  Иль добродетели не служит красота?
         Кровавым идолом любовь мне смотрит в очи, Кровавым призраком любовь ли
         Иль ты убийца в сумраке полночи? –
         Иль бездне уж послушна (подвластна) высота?!.
         Моя любовь на троне прочном,
         Чтоб в мире восцарить порочном!
ПАНТАЛОНЕ.
         Тебя узнать нельзя, то речи не монаха,
         Скорее, юноши, не знающего страха.
МАСКА СМЕРТИ.         
         Что ж, так и есть, мне страх неведом.
         Я за судьбою повсюду - следом. 
         Вот тайна тайн! – Сонаты власть и сила
         Из Ада вырвала её и к жизни возвратила!
         Заклятье звуков вечный плен
         Могил холодных прах и тлен,
         Покой, обещанный костям, -
         Вновь в жертву свету и страстям! -
         По тайным тропам адских сфер
         Ведёт их в "Трелях" Люцифер!
         Конца нет в мире чудесам! -
         Вернуть всех солнцу, небесам -
         Под носом псов сторожевых
         Вернуть,  - смутив покой живых!
         Так "Трелями" заклял я смерть,
         И с Дьяволом восстал на Твердь!

КАРЛИНО. Кто они? Не собираются ли они похитить мою Анниту? Притаюсь, и буду следить.

        АННИТА, с кувшином, появляется у фонтана.
            ТАРТИНИ снимает маску смерти.

ТАРТИНИ. Мое почтение, синьорина.
АННИТА. Святой отец?..
ТАРТИНИ.
        О, ты - не призрак, - плоть и кровь!..
        Испугана?.. Не узнаешь?.. Или не рада?..
        И тот же профиль, локон, бровь...       
        Непостижимое свершилось властью Ада!
        Кого б в тебе не встретил вновь, -
        Тепло дыхания – вот вся моя награда!..
АННИТА. Досточтимый отец!
ТАРТИНИ.
        Душа твоя - священный аромат.
        Глаза, улыбка, тихий взгляд!..
АННИТА.
        О, нет, святой отец, мы с вами не встречались,    
        Взгляните на меня, вы верно обознались!
ТАРТИНИ.
        От берегов каких, так странно и нежданно...
        Как прежде молода и так же мне желанна!..
АННИТА. Мы с сестрой приехали в Рим этим утром, - полюбоваться карнавалом.

Но кто вы? Я не знаю вас.

Мы в Рим с сестрой приехали лишь утром  Я в Риме первый раз
Святой отец, прошу... Я в Риме первый раз
ТАРТИНИ. Может ли такое быть!
        Любимая! подай, как прежде, руку!..
        Услышь, - не дрогнет ли в душе?
        Разлуки нашей долгой муку
        Благословили мы уже,
        Простили смерть, - её дыханье
        Не означало расставанья!
АННИНА (порываясь уйти). Отец, позвольте мне уйти.
ТАРТИНИ.
       Постойте, дочь моя! кто вы?
ПАОЛИНА (входя).
       Приёмы ваши не новы,
       И вас на исповедь едва ли,               
       Святой отец, мы ожидали.
ТАРТИНИ (удерживая АННИТУ за руку).
       Елизавета, ты ли?.. Боже!..
ПАОЛИНА.
      Синьор, на что это похоже!
      Вставать нам завтра спозаранку,
      И мы не клюнем на приманку.
ТАРТИНИ. Ещё мгновенье! умоляю!.. Да благословит вас небо на вашем пути.  Простите, дитя моё.
 
    АННИТА и ПАОЛИНА уходят. АЛЬБИНОНИ снимает маску ПАНТАЛОНЕ.

АЛЬБИНОНИ. Бог зрит твои слёзы, но та, которой их осушить, истлела.
        Ты бредишь, друг. О чём твои стенанья? -
        Бессильны перед смертью заклинанья.
        Уж если б Дьяволом такие милости даны,
        Чтоб были мёртвые живым возвращены,
        Нам не любви – искать спасенья впору:
        Остерегись вступать с рассудком в ссору!
КАРЛИНО. Да будут прокляты все старики мира!
ТАРТИНИ.
       Но - "Трели"?!.  Сходство?!. Или рок
       Уж на безумие меня обрёк?..
       Зайдём же в церковь, - душу остужу,
       И покаяния огнём не пощажу.
АЛЬБИНОНИ.
      С безумцами любви и аду не ужиться,
      Но на меня ты можешь положиться.
      У тайны завтра ж получу я ссуду
      И для тебя хоть что-нибудь добуду.
             
   ТАРТИНИ и АЛЬБИНОНИ уходят в часовню. КАРЛИНО под балконом.

АЛЬБИНОНИ (возвращается). Что за таинственная Елена? Никогда, никогда ещё не встречал я такой красоты. Мои мысли уводят меня далеко. Кто же ты? Быть любимым тобой – больше, чем обладать небом. К счастью, я до сих пор не женат! (Уходит в церковь.)

КАРЛИНО. Наконец, убрались. Аннита! Карлино здесь!(Бросает камушки в ставни.) Тот, что помог тебе бежать из монастыря, и с кем ты делила кров кибитки! Ах, Аннита, если бы ты знала, как долго я искал тебя! Аннита! Выйди же, нас никто не слышит. Видишь, нет на мне сутаны – я сделался поэтом, и мешок мой набит сонетами в твою честь. Аннита! (АННИТА появляется на балконе, делает ему знак говорить тише.) Когда ты сбежала, от горя я хотел покончить с собой, но один безвестный странствующий священник по доброте своей уговорил меня жить. И я живу в долг - у сонетов и счастья!
         
                С Ц Е Н А   П Я Т А Я.

Там же. Появляются Слуги с портшезом и ДЖОВАННИ. За занавеской: «Полегче, увальни! Ну что, Джованни? Где мы?»
ДЖОВАННИ.
        Вот и фонтан, а там храм Весте, -
        Ну, наконец-то мы на месте.
ВИВАЛЬДИ. У кого на сердце любовь, у того шпора в боку.
ДЖОВАННИ. Ох, какие золотые слова.

ВИВАЛЬДИ выходя из портшеза, он надевает маску СМЕХА с огромным носом. ВИВАЛЬДИ толст и горбат, длинные, до плеч  волосы отливают красной медью.

КАРЛИНО. Какое чудовище! Да кто они такие?
ВИВАЛЬДИ. Затеял тяжбу с небесами. Нутро горит. Дай флягу.
ДЖОВАННИ. Обезумел мой синьор, пропал ты, Джованни.
       Сам Дьявол скажет: эту двойню
       Во власть беде сведу, на бойню.
       Ни жив ни мёртв, - шёл, как на плаху,
       Такого натерпелся страху.

       Среди любовников, синьор,
       Вы как осёл среди мартышек,
       Крадётесь ночью точно вор,
       Дрожим трусливее двух мышек,
       Что в камере живут во тьме
       У инквизиции в тюрьме.
       Ой, схватят нас, святой отец.
ВИВАЛЬДИ.               
       Опять ты за своё, подлец, -
       Не видишь, - менестрель я, в маске.
КАРЛИНО.
       Что за чудище из сказки?
       Не амур с стрелой, а бес,
       Не иначе, ночь чудес:
       Из могилы менестрели   
       О любви к живым запели.
ВИВАЛЬДИ. Прячьте свой катафалк, дети мои, и ждите.
НОСИЛЬЩИК. Да, синьор, мы будем за углом.
          
  (Носильщики уходят. Луна то выплывает из-за туч, то снова становится темно.)
ВИВАЛЬДИ.  Ещё вчера пел ей колыбельную, и вот, состарился, а она… Бесконечно сладостно смотреть на неё. Робкий, небесный цветочек. Голосок у неё слабоват, зато чист как лазурь. Моя радость и печаль!..
КАРЛИНО.
       Я со смеху помру! Моя Аннита,
       Не этот ли толстяк твой опекун,
       Которым дали имя Шито-Крыто,
       Развратник старый, мерзостный певун?
       А говорят, в полсотни лет
       Уж всё на свете суета сует.
       Плестись в ночи хватило духу, –
       Влеплю ему такую оплеуху!..
ВИВАЛЬДИ. Ой, на что я налетел? Точно мне влепили. Ой, ещё одна!
ДЖОВАННИ. Как хотите, а не гожусь я для такой работы. Да и вы какой менестрель. И зачем, скажите, было везти её в монастырь? Разве горбата, кривая? Любя вас, она с рыданьем согласилась.
ВИВАЛЬДИ.  Затеял тяжбу с небесами, а ведь давал обеты не любить.

КАРЛИНО. Но что слышу, - он отдал её в монахини. Но - какой знакомый голос! Не он ли мой спаситель, вытащивший меня из омута полгода назад?
ВИВАЛЬДИ. Всеблагой господь, я люблю её, люблю эту маленькую дьяволицу. Небеса не видели любви несчастнее и чище, сказать иначе - очернить святое.
КАРЛИНО.
       Какой воинственный Танкред.
       Похоже на любовный бред!
Когда на языке любовный бред,
Нам конкурент и в старости Танкред!
  Появляется со свечой ПАОЛИНА, приоткрывает ставни на окнах. Говорят шепотом.

ПАОЛИНА. Синьор,  глазам не верю, да вы ли это?
ВИВАЛЬДИ. Старая ведьма! Как видишь, не я. Где же она, дрянная? Пошли её ко мне, пока никого нет, чтобы я проучил её этой палкой!

    В это время на площади появляются несколько музыкантов с шумной компанией молодёжи в карнавальных масках и с факелами. Одни располагаются во дворе таверны за столиками, другие пляшут вокруг ВИВАЛЬДИ, потешаясь над его толщиной и уродством. В окнах таверны появляется свет ламп. Появляется ХОЗЯЙКА таверны, приветливо и суетливо расставляет кружки, бутылки вина. Несколько её постояльцев так же занимают столик, но они не из тех, кто разделяет общее веселье. ПАОЛИНА присаживается за их столик.
 
Из часовни выходят ТАРТИНИ и АЛЬБИНОНИ. Заметив их, ВИВАЛЬДИ берёт у скрипача скрипку и прячась в толпе, играет. ТАРТИНИ без маски, задумчив и мрачен, но он сразу выделяет ВИВАЛЬДИ из музыкантов.

ТАРТИНИ (настороженно вслушиваясь).
       Я слышу... грусть с отцовской лаской...
       Что за лицо под этой маской?
       С клеймом проклятья блеск очей...
       О, заклинатель тьмы ночей!   
АЛЬБИНОНИ. В Италии никто ещё не был столь прославляем публикой, как Вивальди! У этого шарлатана накладные волосы и фальшивый горб. От Рима до Милана обряжаются так, именуя себя "Вивальди". На дорогах встречал я музыкантов редких дарований, невозможно было поверить, что они бродяги.
        Признаюсь честно, без прикрас,
        Мне приходилось много раз
        В своей ничтожности постыдной убеждаться,
        И чёрной завистью к бродягам наливаться.
ТАРТИНИ (про себя). Дьявол явился мне в его обличии. Вивальди! (Вслух.) Но - руки, Томазо, руки!
АЛЬБИНОНИ (глядя на АННИТУ, не слушая ТАРТИНИ).
       Я помню вечер – триста скрипок пели -
       Божественно! О, музыка Корелли!
       И тут вдруг - дьявол, рыжий маг, -
       Вивальди, - скрипкой дал нам знак, -
       Что началось!… Там было presto, -
       Похожее на это место, -
       И жизнь, и смерть, - и ад, и рай!..

ТАРТИНИ (про себя, пристально наблюдая за ВИВАЛЬДИ.)
       Бродяга, как и Он, - горбат!..
       Как был бы я с ним встрече рад,
       Чтоб хрип услышать, смерть узреть. -
       А волосы горят, как медь!
             ( АЛЬБИНОНИ.)
       Взгляни на руки! - мне ли их не знать!?
       Лишь Дьявол может так играть, -
       Его рука, манера, скрипка!
       Не Дьявола ль под маскою улыбка?  03.10.2023
АЛЬБИНОНИ (не слушая ТАРТИНИ, в благодушном настроении).
       Со стоном, сладко, струны ныли,
       А небо судороги били.
       Метался океан! Обвалы
       Крушили недра, и в провалы
       Нас, бедных, звуки уносили...
       Вивальди же воистину был страшен, -
       Сам юный сатана! - могуч, непобедим,
       Горящей гривой дьявольской, украшен,
       Казалось, не земным огнём палим!

ТАРТИНИ (хватает ВИВАЛЬДИ за руку). Если не хочешь открыть своего лица, позволь узнать твоё имя?
ВИВАЛЬДИ (изменив голос). Оно легче ветра. Оно вам ничего не скажет, а на лице следы проказы.
ТАРТИНИ. Твоя мелодия отворяет врата в райские кущи?
ВИВАЛЬДИ. Я слышал её на постоялом дворе, на перевале, в Альпах.
ТАРТИНИ. В Альпах?
ВИВАЛЬДИ. Где реют ангелы, мой господин, - там ни страстей, ни зависти. Её играл бродяга, такой, как я.
ТАРТИНИ (заглядывая в глаза ВИВАЛЬДИ).
      Что ж замолчал? - Играй, играй!..
      
(ВИВАЛЬДИ  продолжает играть.)

ТАРТИНИ. Это он, клянусь, Томазо!
АЛЬБИНОНИ. Вивальди?
ТАРТИНИ. Дьявол, спасший меня при Лепато.
АЛЬБИНОНИ(поддавшись общему веселью, со смехом).
      Тартини! Полно же, пора очнуться,
      И прихотям природы улыбнуться!      
      От сотворенья мир устроен так –
      Прекрасным искушает неба враг:
      Любовь и смерть, - всё в звуках Страдивари, -
      Но не было и нет занятней адской твари!
      Минут века, забудут всех кумиров,
      И наши канут в Лету имена...            
      Но есть ли в музыке вина, -
      Что и в душе бродяг всё те же скорби мира!
ТАРТИНИ (в сторону).
       Но Дьявол так же был горбат...
       О, как я этой встрече рад!
       С клеймом проклятья свет очей -
       Зловещий шепоток свечей,
       Дрожат и нежностью и лаской...
              (Кричит.)
       Здесь дьявол прячется под маской!

 ТАРТИНИ намеревается сорвать с ВИВАЛЬДИ маску, но ряженые, взявшись за руки,  пляшут, не выпуская его из круга. АННИТА и КАРЛИНО на террасе. ДЖОВАННИ пытается увести ВИВАЛЬДИ.

ВИВАЛЬДИ. Я был на волосок от гибели. Кажется, он меня узнал!
ДЖОВАННИ. Обереги, непорочная мать! Бежим, хозяин, или мы погибли!
ТАРТИНИ. Руки Дьявола!.. Крест жжёт мне грудь... Зов мёртвых! Заклятье..
КАРЛИНО. В лице не кровинки, в руке - шпага!

 АННИТА и КАРЛИНО так же среди пляшущих вокруг ТАРТИНИ. Ряженые поют:
 
        Мы любим Ад! Мы любим Ад!
        Такому Аду кто не рад!? 
        Нам Сатана отец и мать,
        И не хотим Христа мы знать!

        Ищи Христа! Хлещи плетьми!
        Зовёмся Дьявола детьми!
        Ищи Христа! Распнём опять,
        Чтобы забыть, как его звать!
 
        Распнем Христа! Распнем его!
        А с ним и матушку его!

        В тиаре папы Сатана,
        Ему но ночь нужна жена,
        Проклятьем Ада рождена,
        Здесь всех прекрасней - кто?..
     (Выводят АННИТУ в центр круга. Все:)
                Она! Она!   01.10.23
АЛЬБИНОНИ.
         Я ею просто очарован!
ТАРТИНИ.
         Я в той же ноте замурован,
АЛЬБИНОНИ.
         Ты бредишь!
ТАРТИНИ.
                Дьявол мне явился, -
         Или мой разум помутился?!

Я содрогаюсь от ужаса, - она смеётся! И невдомёк - вот же, в двух  шагах – супруг твой! Елизавета! Моя жена! Возлюбленная моя!
        Мой херувим, мой ангел-покровитель,
        Как ты покинула свою обитель?
        Что это? - Крест! – Как был на ней!
ПАОЛИНА.
        Речей не слышала чудней!
Каналья, монах беспутный! пьяница проклятый! Чтоб тебе было пусто! (Выливает на ТАРТИНИ кувшин с водой, ряженые смеются.)
ТАРТИНИ. Притворщица! Пятнадцать лет я лью слёзы по тебе, я продал дьяволу душу, надеясь силой магии звуков вернуть тебя! Ты мой свет, моя жизнь! Это я, твой муж! Елизавета!
АННИТА. Я не могла быть вашей женой. Я вас не знаю. Меня зовут иначе.
ТАРТИНИ. Как  же? - ведь мы венчались в церкви. Дьявол венчал нас!
 
    Общий смех, все продолжают неистовую пляску вокруг ТАРТИНИ.

АЛЬБИНОНИ. Опомнись, Джузеппе, ведь она дитя!
ТАРТИНИ. Ад изрыгнул тебя, проклятая фурия, не слёзы - кислота струится по щекам твоим, отродье могилы! (ВИВАЛЬДИ.) О, если ты не сам Дьявол!..

   ТАРТИНИ наносит ВИВАЛЬДИ удар шпагой - шпага ударяется в его нагрудный крест и ломается; в этот момент разрывы фейерверка над Римом, общее замешательство. ВИВАЛЬДИ и ДЖОВАННИ скрываются. СТРАЖНИКИ хватают ТАРТИНИ и уводят.
      
                С Ц Е Н А   Ш Е С Т А Я

Там же. За столами много молодых людей, образовав круг, разгорячённые танцем АННИТЫ. Посетители - многие в масках, - бурно выражают восторг. Монеты падают к ногам АННИТЫ. Крики: «Аннита, спой нам! Пой, Аннита!» АЛЬБИНОНИ, в маске и в шляпе с большими полями. Карлино с гитарой, совершенно счастлив, не сводит влюблённых глаз с АННИТЫ. Ещё двое мужчин берут в руки гитары, начинается веселье. ХОЗЯЙКА снуёт с мехом вина, разливая во кружкам.

АЛЬБИНОНИ.       
        Жизнь - сон, не трудно убедиться,
        И с Дьяволом не стыдно породниться.
        Чудес нам бог явил не мало,               
        Но вот подобных не бывало:
        Питаясь грешной смертных пищей,               
        Тень бродит по дорогам нищей.
        Или святые книги лгали
        Иль судный день мы прозевали? -
        Креста и солнца не страшась,
        И покровительства лишась
        Могилы, тишины и ночи,       
        Тень, бубном лишь вооружась,               
        Из гроба в склепе Санта Кроче            
        Пути нашла куда короче,
        Из мира мёртвых возвратясь.
        Всё та же стать, лицо, походка!..
        Скажи, кума, кто та красотка? 
ХОЗЯЙКА (тихо).
        Синьор, оставьте этот тон, -
        Ведь здесь разбойничий притон.       
        Сама хотела б допытаться,
        Но вам до правды не добраться.
АЛЬБИНОНИ.
        Поможет золото: дорога
        Короче с ним. (Даёт золото.)
ХОЗЯЙКА (шепотом).
                Там, у порога,
        Горбунья та, - что с трубкой, - где-то
        Она была все эти лета.
        Когда-то я её знавала,
        Потом из вида потеряла.
        Тому уже лет двадцать будет, -
        Пускай меня господь осудит, -
        Вон те с ней в шайке подвязались,
        Да многие петле достались:
        Петля тут многим не вмастила,
        А полюбив, не отпустила.
        Синьор охотник тайн чужих?
        Всех лучше псов сторожевых –
        Молчанье: праздны языки,
        Что пристяжные рысаки,
        Когда их вовсе не просили,
        К кладбищу многих уносили.
АЛЬБИНОНИ (даёт ещё золотой).
        Тсс... Чтоб рысаки те не спешили...
ХОЗЯЙКА (шепотом).
        Они здесь склепы потрошили!
       (Уходит к клиентам.)

  (ПАОЛИНА подходит к мужчинам разбойничьего вида.)
ПАОЛИНА.
       Эй, здорово, женихи! Раздобрели.
       А на рожи-т на свои - постарели.

ПЕРВЫЙ.
       Много лет ты пропадала.
ПАОЛИНА.
       Масть не та мне выпадала,
       С рыбаком простым связалась,
       На хозяйстве подвязалась.
Ну, а вы чем промышляли?

ВТОРОЙ.
       Постарев, мы присмирели,
       И играем на свирели.
          (Одному из друзей.)
       Эй, Расстёгнутый-ка, - песню!
       Поживей, поинтересней!
       Ну, проснись, да за работу,
       Старина, сними дремоту!
ВТОРОЙ РАЗБОЙНИК.
       "Что счастье только в роме,
       Про это все уж знают,
       Когда покойник в доме,
       То дверь не запирают!.."
           (ПАОЛИНЕ).
       Ай, хороша! - Кто эта цыпка?
       Какая скромная улыбка!
       При ней и Силен отрезвеет,
       И ветер дунуть не посмеет!
      (Танцует с АННИТОЙ в паре.)
ТРЕТИЙ (первому,, указывая на АННИТУ).
       Ты помнишь?
ПЕРВЫЙ.
                Да.
                Похожи эти лица.
ТРЕТИЙ.
        Неужто же воскресла дьяволица?
(Мне ведьма, роженица склепе, часто снится.
Неужто же воскресла дьяволица?!
(ПАОЛИНА замечает АЛЬБИНОНИ, который не в силах оторвать глаз от АННИТЫ, и с тревогой  наблюдает за ним.)

АЛЬБИНОНИ.
       То обольщает красотой,
       То совращает танцем,
       Неотразимой наготой
       Вдруг поражает немотой,
       Преобразившись агнцем.
       Могилой тайна скрыта,
       Сам чёрт в тебе, Аннита!
       Поёт и пляшет как цыганка, -
       В чём тайны дивная изнанка?      
       Прекрасна, юная, как прежде,
       Богиня в  нищенской одежде!
       И взор так светел, образ  мил,
       Ты не посланец из могил.
       О, тысяча чертей мне в глотку,      
       А к ним мозоль, любовь, чесотку!
       Таинственность к чертям долой,
       Я в предвкушенье, ангел мой!
       Кто ты, цветок небесный ада,
       Ласкаешь взор земного сада? –
       Верх совершенства форм и линий, -
       Подарок дьявола - Тартини!

 АННИТА, с кастаньетами, танцует перед АЛЬБИНОНИ, который приходит в ещё больший восторг. Посетители бросают к её ногам монеты, АЛЬБИНОНИ даёт ей несколько золотых монет - она не берёт их.
       Глазами в танце не поспеть,
       Кто научил тебя так петь?
       Во взоре мир, покой, сердечность,
       Всё - совершенство, безупречность,
       За ангела могла б сойти,
       И голос – ангел во плоти.
       Меня как будто подменили,
       Любовь в обязанность вменя,
       Всю слили старческую кровь
       И кровью новой одарили.
       Я к хладнокровию взываю,
       Но чёрт возьми, я пропадаю!

АЛЬБИНОНИ бросает АННИТЕ золото, но монеты ловко подхватывает ПАОЛИНА. Она
подходит к АЛЬБИНОНИ, с чёрным веером, обходит его кругом и кокетливо смачивая мускусом шею и грудь.
ПАОЛИНА.
       Дон, не взыщите на старушку,
       Такой вальяжный господин
       Не должен в Риме быть один;
       Индюк влюбляется в индюшку,
       И ищет по себе подружку.
       Позолоти мне, милый, руку,
       Уж я развею твою скуку.
АЛЬБИНОНИ.
       Что ж, будь добра, поворожи,
       Деньги, счастье предскажи.
ПАОЛИНА.
       Знал ты девушку когда-то.
       Молода, знатна, богата...
       Что ты ищешь свет средь ночи?
АЛЬБИНОНИ.
       Ждать рассвета нету мочи.
       Да, я знал. Как свет средь ночи,
       Не забыть мне её очи.
       Вот золото, не запирайся,
       Откуда, кто вы, признавайся.
ПАОЛИНА.
       Скажу одно: опасно знать
       Чужих судеб немые тайны,
       И Ада мрачные окрайны
       Из любопытства возмущать.
       В глаза Анниты лишь заглянешь,
       Добычею могилы станешь.
       К гробам гнилым ты б не тянулся,
       Чтобы о свой вдруг не споткнулся. 

     (Отходит, сверкнув на АЛЬБИНОНИ глазами.)

АЛЬБИНОНИ.
       О, взгляд горбуньи словно жало.
       И от расспросов убежала.
       Я дерзкого не ждал ответа. -
       Здесь тайны явная примета.   
АННИНА (с гитарой, поёт).
       "И останусь я в ночи нелюбимой и ненужной,
       Зацелованной тоской, опалённой ветром вьюжным,
       И поглотит хищный мрак жизнь мою, и мёртвый холод
       Этой звёздной пустоты утолит мной вечный голод..." 
           АННИТА берёт бубен и снова танцует.)
АЛЬБИНОНИ (АННИТЕ).
       Ты с бубном – как живое сердце.
          (Пытается поцеловать её.)
АННИТА.
       Мой дон, ведь я острее перца.
       Твой поцелуй с моих ланит
       Пока ещё повременит.
 (Отталкивает его плечо и отходит. АЛЬБИНОНИ не сводит с нее зачарованного взора.)
 
АЛЬБИНОНИ.
       Причуды провидения жестоки,
       Нам не понять его уроки,
       Но чтить обязаны его мы повеленья, -
       Женился б я на ней без промедленья!
       Дрожащих плеч коснувшись нежной лаской,
       Мне душу озарила чудной сказкой
       Звезде подобная любовь!
       Мне кажется, я будто ожил вновь -
       Я слышу музыку, любуюсь смехом,
       Что было прежде  - кажется мне эхом!
    
   (ПАОЛИНА и АННИТА отходят в сторону.)
ПАОЛИНА.
       Деньгами прям таки сорят,
       Глаза у всех огнём горят!
АННИТА.
       Им ни сгореть, ни охладиться,
       Дай мне скорей воды напиться!
ПАОЛИНА (всем).
       Довольно, хватит, ты устала.
       «Синьоры! Всех благодарим!..»
              (АННИТЕ.)
       Деньжат собрали мы не мало,
       И пусть мы ими не сорим, -
       А не за тем тащились в Рим.
       Синьора надо навестить...
АННИТА.
       Захочет ли меня простить?
Я знаю его сердце. Он ждёт меня. Этот безумный монах едва не убил его! Кто он? Что ему от меня нужно? Что значат его слова? Он был так настойчив... Я видела, как странно смотрел на меня человек, который дал мне этот золотой дукат. Золотой дукат! Я кого-то я напомнила им, Паолина.
ПАОЛИНА. Ты молода. Ты не знаешь, на что способны мужчины.
АННИТА. Прошёл год, как я сбежала из монастыря. Если бы не Карлино!.. За этот год я прожила целую жизнь.   

ПАОЛИНА. Эх, девочка, тебе ли страдать из-за больного старика. Он приворожил тебя проклятой скрипкой, он твоё несчастье, твоя погибель.
АННИТА. Его музыка зовет меня. Мне было откровение. Я знаю своё будущее.
ПАОЛИНИ. О, святая мадонна! Скорее б нам убраться из Рима.

АННИТА.               
        Хоть он закрыл пред нами дверь,
        О нём молюсь я у распятья.
ПАОЛИНА.
        Ах, любит он тебя теперь,
        Совсем не так, как любят братья.               
        Всегда был ласков, к нам привязан,      
        И нам ничем он не обязан,
        Лишь тем, что приютил, пригрел...
АННИТА (мечтательно).
        Он колыбельные мне пел.               
        Театр, сцена, оперные грёзы…
        Мне сладко грезить,  жить мечтами,
        Где  б ни был он — в  театре или в храме, 
        Я всюду с ним — молюсь, пою, танцую,
        Я епитимью от любви любую
        Почту её небесными дарами.
ПАОЛИНА.
        Да проку что в мечтаньях? На заре
        Мы, с лёгким сердцем отправляясь в путь,
        Не думаем о скорой той поре,
        Где мысли чёрные нам не дают уснуть,
        Проклятые! - Сомненья да укоры
        Так и полезут в голову, как воры,
        И до зари ничем их не вспугнуть.
        Что прожито, того уж не вернуть!



        ..................................    
       
Крики: «Спой ты, Паолина! Спой, как когда-то!» «Эй, Половина, распотроши и со мной бутылку!»

ПЕРВЫЙ.
        Эй, давай, не все куплеты
        Нам тобой ещё пропеты!
ПАОЛИНА (поёт).
        Зла, горбата, ядовита, я  уродлива сверх меры,
        Чёрт, дружок, со мной намедни допьяна упился серы!    
        Знак паучий – я ведь ведьма, чёрта я приворожила!
        Что мне чёрт, ведь я когда-то Сатану обворожила!

        Говорю ему: куда ж ты, ты ж за мною не поспеешь –
        Ты старик и хром и мною насладиться не сумеешь!
        Сатана в ногах валялся: мне по сердцу внешность ваша!
        И теперь я пред вами просто чёртова мамаша!

        Он старик, я молодушка, продувная хохотушка,
        Сверху горб, на морде мушка, ночью шепчет: моя душка!
        Эх, как вспомню, что когда-то на земле была пастушка!
               
         ПАОЛИНА пляшет с мужчинами.

  АННИТА и КАРЛИНО отходят в сторону. АЛЬБИНОНИ прячется и оставаясь незамеченным, подслушивает.

КАРЛИНО.
        Как в  жизни всё необычайно!
        Нет, наша встреча не случайна! -
        Твой монастырь, кибитка в поле,
        Костры, дороги, пьесы, роли!

        Как долго я тебя искал!
        Зачем сбежала ты? Я так скучал!
        Когда, бывало, в поле ночевал, 
        Твой голос по ночам в тиши звучал,
        Казалось мне, зовёшь! И я, пылая,
        Вскочив, со сна, куда идти не зная, 
        Брёл  по степи, дорог не разбирая,
        И плакал, проклинал тебя, молился,
        А как-то раз едва не утопился!
АННИТА.
        Карлино, ты мне брат, а я тебе - сестра,
        Мы искры одного с тобой костра.
КАРЛИНО.
        Мегера, жаба, просто злюка,
        Любить тебя такая мука!
        О, как ты зла, несправедлива,
        И ты ужасно некрасива,    
        Чуть симпатичнее бобра,
        Но, ангел мой, ты так добра,
        Твой сладкий голос, нежный взгляд               
        Пушистые ресницы, право,
        Меня пленяют, все по нраву.
        А что тебя сравненья злят...
        Мои усы тебя манят?
АННИТА.
        Хитрец! Чтобы тебя с котом сравнила?
        И ласковым прозваньем одарила?
        Его не выпросишь, и не надейся,
        И сколько хочешь, надо мною смейся.
КАРЛИНО.
        Кого бы не любила ты, -
        Пускай состаримся мы оба, -
        Тебя, мой ангел чистоты,
        Я буду воспевать до гроба.
       (С исписанным листом бумаги.)
        Сердечко от меня закрыто!
АННИТА.   
       Карлино, это?..
КАРЛИНО.               
                Что, Аннита?
АННИТА.
       Ты написал сонет? -
                Кому же?
КАРЛИНО.
       Вопросов задавать не нужно.
       Сонет – как страстный поцелуй,
       Напишешь ли  кому попало?
АННИТА(целуя КАРЛИНО в лоб).
       По назначению.
КАРЛИНО.               
                Всё мало!
       Ведь страсть – услужливый холуй.
       Мечтать о тайных знаках, мушках,
       Бантах, узорах, завитушках,
       Которые так мило разбирать,
       В пуховых утопать подушках,
       За непослушность их карать,
       Слегка за кончики целуя,
       И до утра всю ночь вздыхать...
       Неужто же теперь не сплю я?
 
      (АННИТА и КАРЛИНО уходят.)

АЛЬБИНОНИ.
       Судьбе кричу я – аллилуйя!
       О, случай здесь такого рода -
       Ты ягодка с иного огорода.
       С бродягами тебе ли знаться, -
       Богам тобой пристало любоваться!

       Надеждой новой окрылён,
       Я по уши, по гроб пленён!
       Да-да, Томазо, ты влюблён,
       И русло у судьбы другое, -
       Ну, просто чудо из чудес! -
       Замыслил дело я благое
       Под покровительством небес.
       Давно не юноша, не молод,
       И страсти уж познали холод,
       Как композитор я не знаменит,
       Но древним родом именит,
       И музыку пишу из наслажденья, -
       Женился б я на ней без промедленья!
       Интриге есть один конец:
       С Аннитой встану под венец!

       А через пару тройку дней
       Все тайны выведу наружу,
       Всё станет проще и ясней,
       Как воздух после бурю в стужу!
      
       К Тартини поспешу я с новостями,
       И завтра же к ней явимся гостями!
                (Уходит.)
 
Посетители расходятся, кое-кто укладывается на лавки спать. ПАОЛИНА считает деньги. КАРЛИНО перебирает струны гитары.
                ПЕСНЯ.
       О, юность! ты всего лишь маскарад.               
       А жизнь - изъеденный мышами фолиант
       Иль драгоценный, в тысячи карат,   
       Под толщей вод сверкнувший бриллиант!      

ПАОЛИНА (наблюдает за АННИТОЙ и КРЛИНО).
       Рождённые в гробу, - страшнее нет вины
       Перед богом и людьми, - вы дети сатаны.
       Из чрева мёртвого лишь мёртвое родится,
       И божьей милостью не может появиться.
       Гробокопатели, которым чёрт, как брат, -
       Они мочились бы у самых адских врат,
       Представ перед Христом, плевали б в божий лик,
       Бежали в ужасе, заслышав детский крик.
       Кричащий маленький комочек, весь в крови,
       На камне гробовом, - плод дьявольской любви, -
       Лежал, запутавшись, вися на пуповине.
       Она ж... её глаза... Я вижу их поныне.
       Сжав мёртвой хваткой крестик свой,
       Рожала мёртвой - не живой...   07.09.2023
       Вот этот крест. На смертном ложе...
       Как не родительницу ты похожа!
       Как говорится, не было бы счастья...
       Не обошлось там без Его участья.
       Зловещая, мучительная ночь
       Рожала в старом склепе свою дочь.          
       Владела, бедной, дьявольская сила.
       Истошным крикам рожницы внимали
       Две повитухи: роды принимали
       Старуха смерть и матушка могила,
       А я при них сподручницей служила...
                (Целует крест.)
       Не в Ад, - а в Рай ей путь назначен -
       С лихвой страданьем он оплачен.


                С Ц Е Н А   Ш Е С Т А Я
                ...людская кровь мутится и чернеет...
   

           Ватикан. Покои ИННОКЕНТИЯ ХIIl и КАРДИНАЛЫ.
ИННОКЕНТИЙ ХIIl.

        Я памятью далёко уношусь.
        Уж 30 лет, как я Вивальди знаю.
        И новой встречи с ним в душе страшусь,
        Когда ту ночь в капелле вспоминаю…
       
        Змеиным языком во мне дрожало 
        Желание тиарой обладать,
        И жарко о предательстве шептало,
        Так, что не смог с собой я совладать!
        Но музыка, о! скрипка – всё звучала -  Импровизация его во мне звучала
        Все 30 лет! И всё опять сначала!

        Оно мелькнуло точно жало
        Змеи, - с раздвоенным концом…
        Я был тогда совсем юнцом,
        Но, страсти распалив, наполнил сердце ядом.
        Казалось мне, тиара близко, рядом,
        И чтобы взять ее, - достаточно желанья.
        В душе вдруг поднялось такое ликованье,
        Такой восторг, такое чувство власти,
        Каким я и теперь имею лишь отчасти.

        Так я погиб. Душа дрожала,
        Все жилы налились свинцом. -
        Небесным проклятый Отцом!
        Иуда, в ризы облачённый,
        Я, Богом лишь изобличённый,
        Да скрипкой, - музыкой! Едва ли
        Свидетелей таких видали
        Пророки эти и сивиллы…
        Но скрыть мне не достанет силы, -
        Как и влачить до гроба кару, -
        Добычу, - святость и тиару!


        Дай руку мне и помоги прилечь.
        Когда бы Дьявола в мелодию облечь, –
        Я первый Господа б молил о снисхожденьи,
        О низменном забыть происхожденьи.
          (Надевает на себя тиару.)
        Да что мне Страшный суд! – презренное прощенье!?
        Я полон к жизни злобой отвращенья!..
        Тиара и престол - вот мой кровавый путь...
        Измученный старик! Ночами  Измучен жизнью я, -  28.08.17
        Ни помочиться, ни молиться, ни уснуть –
        По Ватикану я брожу с свечами… 
        (Здесь, по капелле я брожу с свечами    04.08.2021по Систине)
        Страшней, чем в будущее - в прошлое взглянуть:
        Убийства, яд… Стекала кровь ручьями, 
        Но Дьяволу дары,  я не хочу вернуть!
       
Ах, небо, облака…

        На небо чистою душой, Как прежде б, мне взглянуть,
        Креста коснуться и навек уснуть…

         
ПЕРВЫЙ КАРДИНАЛ
        Владыка! Рим в ожидании несбыточного чуда! Свершилось на земле несбыточное
        Чернь взбудоражил слух, - неведомо откуда, -
        Что ныне невозможное свершилось,
        И тайна вечной жизни нам открылась.  и двери ада будут открываться

Издревле праведникам - рай,
Свой путь с стезёю их сверяй.
Страстей змею  в себе топчи,
И крест при всяком вздохе чти.

Речь не о том, владыка, - чернь

            Ни некроманты, колдовство -
            Дух обращают ныне в естество, -
        Нам, смертным, Сатаной дарована соната
        Скрипичная, - чтоб смерть заворожить
        И двери Ада мёртвым отворить!
ВТОРОЙ.
        От новости такой весь Рим, как в лихорадке:
        Мир ожидают новые порядки!
       
        Событие вселенского значенья:
        Отныне христианское ученье
        Повержено, и Дьявол торжествует,
        Хозяин Ада над крестом ликует! Ад, выйдя из границ,


КАРДИНАЛЫ.
        "Тихи, бледны, - они почти, как люди." -
        "Но не вздымаются волнением их груди:
        Они все мёртвые!"
                "Да, милое соседство.
        Их мысли, ужас, боль - проклятое наследство!"
        "Соната нам покоя не даёт.
        Он ею отворяет душам двери..."
        "У черни много грубых суеверий."
        Но Дьяволом назначена уж плата:
        Звучала б в церкви "Дьявола соната"!
ИННОКЕНТИЯ ХIIl.
        И верит чернь, что тайна им открыта?
ПЕРВЫЙ.
        О, рады лобызать за жизнь копыта.
        "Свершились-де извечные мечтанья:
        Рай на земле! - Жить будем без страданья!"
        Они готовы Дьяволу служить
        Душой и телом, чтобы вечно жить, -
        И не в раю Христа, а здесь, где греха смрад,
        И Дьяволу служить отныне каждый рад.
ИННОКЕНТИЯ ХIIl.
        "Свершились вековечные мечтанья?.."

        "И мёртвых ждут их близких лобызанья:
        Покончено со смерть! Смерти нет!"      

      
ПЕРВЫЙ.
        Чтоб за бессмертье Дьяволу воздать,
        Христа жидом поносят, шлюхой - божью мать!
        Живи без счёта лет, целуй лишь чёрту зад, -
        Для смертного нет лучшей из наград!
        Перед Святым Петром вопит народ:
        "В Аду толпятся души у ворот!"
ВТОРОЙ.
        Мир подошёл к своей черте! -
        Готовят сатане алтарь в Святом Петере!
        Что воспевать, кому нам поклоняться? 
ИННОКЕНТИЯ ХIIl.      
        Важней заставить чернь повиноваться!    
       

        Ни некроманты, колдуны, -
        А тихий голос ласковой струны?!.
        Так, в божьи милости не веря,
        Мы торжествующего зверя
        Узрим здесь с скрипкою в руках,
        Забыв про крест и божий страх!
             (Смеётся.)
ИННОКЕНТИЯ ХIIl.
        Оплёвывают крест!?
ВТОРОЙ.
                Христа!
ИННОКЕНТИЯ ХIIl.
                И божью мать!?
        На крест Спасителя плюют и проклинают,
        Священников уж гонят из церквей, -
        Костры пылают из святых мощей!

        Что было невозможно, то свершилось,
        И тайна вечной жизни вдруг открылась!
      
        Сонатой можно смерть заворожить,
        И двери Ада перед мёртвыми открыть?

        На кладбищах, среди развалин Рима         
        Со скрипкою, (Дьявола) в одеждах пилигрима,
        Сам Дьявол бродит по ночам
       
        На многих кладбищах замечен Рима
ИННОКЕНТИЯ ХIIl.       
        Со скрипкой бродит он в одеждах пилигрима?..

        Посланники, послы уж покидают Рим,
        Сражённые внезапною напастью,
        И если Рим в Аду, хоть мы и не горим,

Возможно ль Риму быть под дьявольскою властью!?       
Под дьявольскою властью,
        И мёртвые встают в своих гробах,
        И сами из могил своих выходят -
        Не господа, но Дьявола в робах
        По улицам и площадям ... бродят,

        ...Когда там, стоя на краю,
        Взирал он на пустыню мира,
        Ему уж виделась порфира -
        Здесь, на земле, а не в раю!
        Я, искушаем Сатаной,
        Стоял на крыше, под луной!

        Вивальди популярен, как никто, -
        В притонах, под мостом, в таверне ,
        Вивальди популярней нет у черни.

КАРДИНАЛ.
        Над ним  довлеет тяжкий рок.
        Повеса,  дуэлянт, игрок, 
        Алхимик мрачный и поэт,
        Чего в душе скитальца нет!
        Чтоб не забыть любовных строк,
        Когда чернил найти не смог,
        Он кровью записал сонет, -
        Такая страсть в семнадцать лет!
        Да, в юности он был красив,
        Отважен, набожен, спесив,
        С душою, от природы нежной,
        Честолюбив, но дух мятежный
        И жажду славы и похвал
        В себе молитвой он смирял.

        Монах Тартини и теперь таков.
        Увы, не скинуть лишь оков,
        Которые на душу налагает,
        (Хоть это многих и пугает),
        Хозяин наш, в обмен своих услуг, -
        На честолюбцев, его верных слуг.

        Не упросив святые небеса,
        Дорогу к демонам мы часто ищем, -
        Когда б душою были чище! -
        Но в рубище, подобно нищим,
        Ничтожнейшей из тварей всех,
        Мы слуги дьявольских утех.
     .................. 
        Хоть славой он дорожит,
        Сонатой стал он знаменит,
        Закляв в ней Ада мрак:
        В тех звуках та же сила, 
        Которой света враг
        И чёрная могила               
        Небытием зовут.
        Соната та - заклятье.
        Не ветры в ней ревут –
        То глас глубин: проклятье
        Мелодией ласкает слух -
        Оно легко, кружит, как пух,
        Взывая из глубин!
        Парит в Аду тот дух
        Средь мутных вод один -
        "Сонаты Дьявола" творец и господин.

        Тартини!.. Он не /просто/ композитор,
        Он в музыке наш /новый/ инквизитор:
И, как судья, на мир взирает строго,
Но степенью познанья жизни, Бога
        Всех в "Трелях" поражает глубиной,

        Прощением, смиреньем, пониманием.
        Дух "Трелей" - он и вам станет родной,
        Вы не пропустите из ноток ни одной:
        Пока звучат они, - жизнь полна трепетания,
        Лишь смолкнет – пустота и горечь расставания.



ИННОКЕНТИЯ ХIIl.

              (Вводят ТАРТИНИ).
                Тот монах, - кто он?
КАРДИНАЛ.
        Монах Тартини, наш Лаокоон:
КАРДИНАЛ.
        Он в музыке кресту угрозу зрит,
        И по миру проклятьями сорит.
КАРДИНАЛ.
        Дав на крови святой обет,
        Ходил в веригах много лет,
        Обета страшные мученья
        Он нёс в подземном заточении.
        Свет истины над ним пролился
        И неких тайн испив, явился
        Он в Рим с трактатом и сонатой,
        С амвонов названной Проклятой!


ТАРТИНИ.      
        И наподобие трагических певцов,
        Кастратов, оперных жрецов,
        Всецело Дьяволу служа,
        Не восхваляют уж Творца.

        Здесь, в церквях льстят ушам, не услаждая дух,
        Распутные мелодии щекочут слух,
        И заклинателям языческим подстать
        Злой дух Саула стало модно вызывать.

        Не слышно в церкви уж божеских речений,
        Ни пасторских воскресных поучений,


        Довольно лбы крестить! Нет милости на вас! Раз в церкви он кричал: "Нет
        Кресту и Дьяволу не служат в тот же час!

        Священники поют пастушеские песни,
        Жизнь Дьяволом, в грехе, находят интересней...


        Не музыка ли матерь наслажденья?
        Ведь нота длится лишь мгновенье,

КАРДИНАЛ.
        Боюсь упрёки ваши правдою навлечь:
        Когда бы Дьявола в мелодию облечь, –
        Христос Творца  б молил о снисхождении,
        О низменном забыть происхождении.
ИННОКЕНТИЯ ХIIl.
        Где ты, монах?
ТАРТИНИ.
                Я здесь, у ваших ног.
ИННОКЕНТИЯ ХIIl.
        Найди, чтоб описать сонату, верный слог.
ТАРТИНИ.
         Сказать в словах? Когда б я только мог…
ИННОКЕНТИЯ ХIIl.
        Скажи по совести, кто автор, без гордыни,
        А мы решим, как быть нам с нею ныне.
ТАРТИНИ.
        К ней льнёшь душой и слёзы умиленья
        Текут из глаз не зная позволенья.         
ИННОКЕНТИЯ ХIIl.
        Она прекрасна?
ТАРТИНИ.
        Как лазурь и беспредельна! – 
        Лишь тишина, предвестник бурь, так неподдельна.
        Хранит она последний стон, и плач в пустыне,
        И злобных ртов со всех сторон «Распни!» – доныне.
ИННОКЕНТИЯ ХIIl.
        Но голос Дьявола?..
ТАРТИНИ.
        В ней он не здешней властью,
        Услышит только тот его, кто мучим страстью.

        В ней мирра взора со креста, и – всепрощенье
        В движении предсмертном вверх перста – нам в очищенье.

        Любимым быть, владеть иль мстить, ил
ИННОКЕНТИЯ ХIIl.
        Она мой сон, виденье гробовое,

                В сторону.
        Все 30 лет во мне она звучала…
        Соната Дьявола!.. Иль всё опять сначала?..

                Вслух.
        "Евангелие Дьявола"! - слыхали?!
КАРДИНАЛ.
        Слыхал вчера.
                Как?!.
                Вы бы знали! – забывали
        Гам, крики, вопли не стихали!
        Вивальди сам играл в антракте в казино,
        В бокалах пенилось, кипело (от звуков сихвино)



12.

        Я молча перед ней стоял,
        В душе Тартини проклинал.
        И не смахнув слезу с ресниц,
        Я нанял дюжину убийц,
        После венчания бежали,
        Но не в карете, а верхом,
        На скакуне его лихом.

        Три дня за ним велась погоня,
        Какой-то видел .... -
        Он видел на коне их, вместе, -
        Во двор гостиницы в Триесте
        они въезжали
        Всю ночь гнались, но на заре
        Укрылся он в монастыре.

 -



1.
      
        Иль мне настало долг сполна отдать
        За страсть безумную мне - Адом обладать, (чтоб с смертью совладать)
И душам мёртвых возвращать их плоть!
О, искушение! Прости меня, Господь!

        Иль угадал желания мои?
        Импровизапции его мне
      
6.
ТАРТИНИ.
        Проклятье всем молитвам и распятию
        Все рукописи подлежат изъятию!

        Надулся б завистью Корелли,
        Когда б услышал эти Трели.

        Нет, что не говори,
        Я много б дал,

        Я, верой в Господа согрет,
        В уединенье много лет
        Провёл, испепеляя страсти,
        И в размышлениях по части
        Как жизни вечной, так и смерти.
        Во имя бога мне поверьте... (мне поверь ты,)

КАРДИНАЛ.
        Пред скукой, как пред смертью, все равны.
        Ведь даже ночи в наслажденье нам даны:
        Какое развлеченье – наши сны!
        Хорош скрипач! Играл тебе задаром?
ТАРТИНИ. Ему пошла служила нам
        Моя душа, разменным  став товаром,         
КАРДИНАЛ.
                Твоя душа?..
ТАРТИНИ.
        Пошла ему в уплату.               Брату
КАРДИНАЛ.
        Взять душу предпочёл он злату.

        Ты спас всех нас, как надлежало брату. Ты поступил, кля
        Но где же рукопись? Отдай нам ноты! Добыть нам надо ноты,
        Избавь скорее старость от дремоты!   Чтобы избавить…

        Любовь и искусства - в них всполох страстей,
        А опера что, как не шабаш чертей!
        В безумном восторге ревут, точно стадо,
        В соборе Петра уж преддверие Ада!


        Григорианские презренны вам хоралы, -
        Не будят чувственность, в них нет страстей уродства,
        Ценимы лишь вам адские провалы!
        Не это ль признак дьявола господства?

        О, запах крови полон вожделений.
        Охвачен мир желаньем истреблять! -
        И всюду в мире зверства проявленье,
        А милосердья мир не хочет знать.
       

7.
        Отныне лучшей из всех сонат -
        Прелестней всех других сонат, -
        Та, что звучит у адских врат.
ТАРТИНИ.
        Дыханье Сатаны хранят все эти звуки!  6
        Безумия соблазнов, яда, мук полны, -
        Им заклеймённым быть проклятьем тишины! –
ПЕРВЫЙ КАРДИНАЛ.
        Отец Тартини, нет ужасней муки   Однако, нет….
        Томиться на земле от скуки.
ТАРТИНИ.    Это Оч важно. Найти МЫСЛЬ!: 04.08.2021:
        Я проклинаю стены, души, руки,  скрипку, струны, руки
        Которых Трели Дьявола коснутся,
        И лучше б всем вам не проснуться  -
        Кто ждёт здесь наслажденью предаваться,
        И с Дьяволом сойдясь совокупляться!


8.
КАРДИНАЛ.
       Дух Микеланджело б смутился,
       И верно б в камень обратился,
       Внимая звукам скрипки с высоты…
КАРДИНАЛ.
       Не мало б наш Создатель изумился
       Всей этой вакханалии красоты –
       Удары молний, адские болота,
       Разломы, пропасти, кручины, 
       Всех музыкальных бездн пучины!



9.

        Кого захочет дух святой
        Избрать наставником для черни,
        Тому венец, - Христоса тернии, -
        Тревожить станет сон мечтой.

                С Ц Е Н А
(Сократить.)
Дворец Дориа-Памфили. Ночь. Богатая обстановка, на стенах картины, в углу большая скульптура Христа. За окном шум бури. В камине гудит жаркий огонь. Яркие отсветы пламени дрожат на стенах. ВИВАЛЬДИ в халате, пьян, волосы растрепаны, лицо покрывают крупные капли пота, в руках большое распятие и бокал, ДЖОВАННИ ставит ему примочки, время от времени подливает в его бокал вино.
ВИВАЛЬДИ.
        Богатства Крёза - жизнь, но мы дней не считаем, 
        Растратив в суете, конца не ожидаем...
ДЖОВАННИ (входя).
        Бледны вы - точно сам мертвец.
        Вот Библия, святой отец.
        Повесьте снова крест на шею.
ВИВАЛЬДИ.
        Боюсь Христа... О, нет, не смею.         
           (Задумчиво.)       
        Ах, детские её черты
        Такой небесной чистоты! - 
        Входил, прикрыв свечу рукой,
        И любовался красотой...
Пока она спала... Крестил и любовался,
Но шли года, и
 
ДЖОВАННИ.
        Скажу одно: спасти вам душу надо
        Ещё до похоронного обряда.
ВИВАЛЬДИ.             
        Дождь бьёт в стекло, в камине вой.
        Смеётся старый домовой, -
        Вот анекдот, ни дать ни взять,
        Ромео новый объявился, -
        Теперь вся нечисть будет знать, -
        Вивальди, старый поп, влюбился!
ДЖОВАННИ.
        Он как вскричит: "Исчадие могилы!.." -
        Уж я не знаю, как остались живы.
        Такой удар пронзил бы и быка,
        Не то что дряхлого такого старика.    

О КРЕСТЕ, о который сломалась шпага ТАРТИНИ.

ВИВАЛЬДИ.
       
        К Анните я пойти поторопился,               
        На картах надо бы сперва поворожить…
        ............. 
        Любовью чёрт решил мне услужить,
        Смотри ж теперь, как демон разозлился:
        Ни день, ни ночь, ни шага, ни мгновения –
        Проклятый требует повиновения:
        Все мысли, каждый вздох отравлен ею;
        Приблизиться к распятию не смею. -
        Без покаяния заколот!..
ДЖОВАННИ.
                Но – за дело.
        Да, шпагой негодяй орудует умело.
ВИВАЛЬДИ.
        Для счастья много ль надо нам? -
        В мечту, как нищий в жалкий хлам,
        Чтобы от мира отрешиться,
        И я повадился рядиться.
ДЖОВАННИ. 
        Эх, жизнь, синьор, не та ж свеча ль?
ВИВАЛЬДИ.
        Жизнь - это сладкое  проклятие.
        Мне, знаешь, прошлого не жаль, -   
        Отвергнув горе и печаль,               
        Свой лживый шёпот у распятья,
        Мир оперой стал украшать я. -
        В чужих страстях, как в масле, в ней кипишь,
        Душа трепещет, ум - ничто не стоит,       
        Себя забыв, летишь, звенишь, звучишь,
        Иль гробовой вдруг паузой молчишь, -
        А занавес все  страсти успокоит,
        Оваций - буря, точно шторм на море! -
        На сцене сладко даже оперное горе.
       
(С целует Библию. В раскаянии, перед распятием.)

        Играть мне завтра в Ватикане -
        Перед Христом, - где "Страшный суд".
ДЖОВАННИ.
        Зато как забренчит у нас в кармане!
       
ВИВАЛЬДИ.
        Но как явлюсь я, дьявольский сосуд!
        В смятении душа, - что впереди?
        О, дух всезиждущий, приди, приди!..

        Клялся утробой матушки Марии, -
        Но сколько понапрасну не кори я, -
        Наперекор несчастьям, бедам,
        За мной идущим всюду следом,
        И вопреки самой судьбе,
        Все мысли - только о тебе.
        Во имя бога и святого духа,
        Клянусь, не приклоню я слуха -
        Будь проклята!.. молиться и мечтать...
        Нельзя любовь с крестом мне сочетать!    22.09.2023. Пушкинская пл.

        "Поп-оперист", - нечестие и срам...
        Как прикоснуться к священным дарам?
        Ведь сам себе я Дьяволом стал сниться! -
        Как тут в уме своём не усомниться?
        И клялся в снах копытом - не крестом!
        Своим козлиным мерзким ртом
        Велел Христу перед собой явиться,
        И мне на крыле храма поклониться! 
ДЖОВАННИ
        Как "Отче наш" все ваши сны я знаю,
        И как взгрустнется, их лишь вспоминаю.
        Вот, помнится, Христа в пустыне соблазняли,
        На скрипке Дьявола вы перед ним играли!

  СЮДА вставить О венчании ТАРТИНИ и ЕЛИЗАВЕТЫ.

ВИВАЛЬДИ.      
        Алтарь был полон роз – не белых – алых,
        О, тяжкий грех – я тайно обвенчал их.
        У алтаря свершилось святотатство: 
        Наследница несметного богатства
        И славы предков рода Примаццоне,
        В гербу которых лев в златой короне, - -
        Последняя в роду, о! чистый ангел,   
        А красоты, скажу необычайной, -             
        Как будто злобный гений ей в удел    
        Стать жертвой встречи  роковой, случайной,
        С убийцей и распутником велел,
        Сказав: я жизнь твою несчастную разрушу, -
        Смиренно, со слезами на глазах
        Вручала свою жизнь, судьбу  и душу                –
        Ему, погрязшему в крови, в грехах.   
        Душа моя от боли, горестных  предчувствий,         
        Искала на кресте – но, не нашла сочувствий. 

Да… Тяжкий грех. Тартини был так тих…     А я… Ну, что сказать…
Уж торжество в его глазах погасло,              22.09.2023. Пушкинская пл.
       

                (Балагуря.)
        Любовь, хоть и горит в крови, - сама бледнее смерти.
        Я стольких перед смертью исповедал, - уж поверьте.
        А сам, признаться, - что могу я понимать в любви! -
        Я стар, к тому же я священник, - век и век живи -
        На мне сутана! Я чернец!.. Хотя, нет-нет, а черти -
        Молись, - и хоть святых, Христа, хоть божью мать зови, -
        Бывает, и у нас любовь горит в крови.
   (Смеётся, но внезапно делается тих и задумчив.)
        Горит свеча, как бездна – ночь.
        Кто ж ты – любовница иль дочь?..
        Но если смерть поправ, жива,
        Мы посвятим любовь созвездьям,
        И в ценный дар, как кружева, -
        Всё примем - кару и возмездье, -
        Всё! - словно лёгкое ненастье.
        А утоливши сладострастье,
        Испив из всех греховных чаш,
        Мы в опере умрём от счастья,
        Восславив оперный шабаш.

ВИВАЛЬДИ стоит перед бюро, на котором стоит шкатулка, а на стене висит зеркало. Он открывает  шкатулку, и некоторое время любуется им. Затем берет горсть золотых и снова высыпает, прислушиваясь к звону монет. Он повеселел, он оживился. Он точно ожил и помолодел. Перемена произошла в нём мгновенно.   
      (ДЖОВАННИИ со шкатулкой, пересыпает монеты.)
        Все любят золото, - звон, блеск его в монетах, -
        Мелодий ангельских моих святых мотетов
        Награда подлая земного бытия...
        Не лжёт ли зеркало? - В нём очень страшен я.

ДЖОВАННИ. Был у нас и дом, приход, и паства. И сладкая жизнь. Пока мы не ввязались в оперу, будь она проклята.
       Что вы страшны , - не в том беда. -
       Ни вам, ни мне в том нет вреда, -
       А вот лишили вас прихода,      
       И пусть имеете не мало вы дохода, -
       Всё до последнего исчезнет без следа.
       От денег вам не будет прок,
       Ведь вы, святой отец, игрок.
       Ну, слыхано ль - священник в казино,
       В гнездилище проклятого Могога,
       Забыв себя, свой сан и бога,  -
       Да есть ли в Ад верней дорога! -
       С безбожниками заодно
       В вертепе мерзком пьёт вино, 
       На карту ставит душу за … Давно,
       Святой отец, сказать я порывался,
       Да сан ваш чтя, молчал, и не решался.
       Хоть мне и сладок звон монет,
       А нынче сил молчать уж нет.
       И то сказать, ведь это срам:
       Бежать не к мессе по утрам
       Святым и господу молиться -
       В театр! - с актёрами браниться,
       С оркестром ссориться,  с портными,
       С певцами  и мастеровыми.
       Прогоны, клакеры, танцоры,
       И вечно дрязги, вечно ссоры.
       То вдруг хористы напились,    
       Вцепился ль мим на сцене с примой,
       При публике высокочтимой,
       То две статистки подрались
       Из-за украденной конели, -
       Теперь не избежать дуэли
       Меж покровителями дам!
       И на кой чёрт всё это вам?

       А наша публика! - такая пробля...
                Молчу.
       Перед распятием браниться не хочу.
       Но чтоб партеру угодить,
       Не дать веселию остыть,
       К Христу воззвав об озарении,
       Должны вы чудеса творить,
       До судорог, до исступления
       В антракт, как бес, смычком пилить,
       Лишь только б слух проклятой усладить.

       А в ложах?! Тьфу! - разврат, игра...
       Синьор, одуматься пора,
       В Венецию б вернуться надо,
       А паства-то как будет рада!

ВИВАЛЬДИ.
       Ты прав, Джованни, так и есть.
       И всех грехов моих не счесть...
(С рукописью "Трелей".) Я весь в трёх струнах – ветер и заря, удар молнии в бурю и...
       Но кто же написал сонату,
       Где пауза равна карату!
Есть ли хоть в одной молитве столько прощения...
       И столько в ней отеческой любви, -
       Так утешает мать из сострадания.
       И как её ни назови,
       И что о ней ни говори,
       В ней сладость муки ожиданья
       Небытия, покоя и всезнанья.
Господи! Не оставляй меня – ни в тишине, ни в бурю смятенных чувств, когда всему погибнуть...
         (Со скрипкой.)
       О, счастье!.. Ярким огоньком маня,
       Оно - как тень иль наважденье.
       Нужна любовь мне точно пробужденье,
       А крест, молитва — плёвая броня!
  (Он снимает с себя медальон, открывает его крышку, целует изображение, и не показывает его
            любопытному ДЖОВАННИ.)

       Печали тайная слеза… -
       Так, с виду мёртвая лоза,
       Среди песков, объятых зноем,
       Жива таинственным покоем.

          ВИВАЛЬДИ плачет, он вновь стар и несчастен; ДЖОВАННИ любовно отирает ему слёзы.

ДЖОВАННИ.
       Нам душу очищает плач,
       Он не казнит: плач душу лечит,
       Как исповедник или врач.
       Душа слезам тем не перечит...
ВИВАЛЬДИ.
       Но - совесть, - вот ночной палач.      
      
 
      ВИВАЛЬДИ  благословляет ДЖОВАННИ, и он уходит. 


       Седые выси, стон пучины…
       Дождусь ли, грешный поп, кончины?
       Пора б одуматься, - но где там!
       Священным скованный обетом,
       У края гроба, уж старик,             
       Помятый, пыльный, как  парик, -
       Дышу, как есть, любовным бредом,
       И направляюсь к новым бедам.
       Мечты, восстав на разум, взмыли
       К любви во всей могучей силе.
       Молитвы, клятвы на крови - 
       И те на стороне любви!

(ВИВАЛЬДИ перед зеркалом, один, примеряет парик, затем накладывает помаду на лицо.)

       А уж как сладостно любить, мечтать и ждать,
       Надеяться на встречу, обожать.
       О, женщины! Любимым быть так лестно!
       Любовь и музыка! Как молодость прелестна!
       Какой же это грех? - Любили и Христа!
       А глупости о нём уж так всем надоели.
       Ханжи проклятые! Не мог же в самом деле
       Христос не целовать прекрасные уста! 29.09.2023 Пушкинская пл.
    
(Сверкает молния, раскат грома. ВИВАЛЬДИ в испуге снимает с себя парик.)

        Разверзлось небо, просто гром ли?
        О чём молюсь я! Не о том ли,               
        Чтобы забыв боль прежних снов               
        И слов последних шёпот, муки,
        Застывшей на губах как звуки
        От тех, последних берегов, –
        Воскресшая Елизавета!..
        Твой тихий и прощальный зов
        Оставлен смертью без ответа.
        Не о тебе, о тень, тоскую, –
        Но вновь люблю тебя живую!
        О, мой господь, я весь перед тобой.
        Ты видишь все души моей порывы,
        И язвы все и все её нарывы,
        Рабой не погнушайся, и омой
        Безмерною своею добротой,
        Отеческой любовью и прощеньем, -
        Душа светла твоим лишь очищеньем.
        Очистив душу от плевел,
        Я стану жить, как ты велел.

       (Перед распятием, молится.)

        Прельстившись блеском мишуры,
        Лишь ценим Дьявола дары:
Я, наконец, достиг всего.
       
        Вот в Риме я, богат и славен, -  Достиг всего, - Рим - дар Его!  Рим мой! Я, наконец, достиг
        Кто в опере Вивальди равен?
        Кто потягается со мной,         
        Джованни, в славе сей срамной?
           (У зеркала.)
        Но страшен так, как смерть сама!..  Пусть страшен так, как смерть сама!..
        А жизнь... О, жизнь! В душе — зима.
        Холодной в жилах кровь струится...
        Пора пред смертью б мне смириться.   Но мне перед смертью не смириться!..
        Сейчас богат, а может статься,
        Под старость буду побираться.

    (Входит ДЖОВАННИ с бутылкой вина.)

        Любовь - проклятие и кара,
        Года не остудили жара:
        В любви сгорал, как на костре.
        Даже когда в монастыре
        Была, - я не обрёл покоя,
        И в снах - то морем, то рекою, -
        Несло меня не в Ад с Хароном, -
        Нет! - просыпался я со стоном
        В объятьях призрака любви
        И в чёрной, как смола, крови,
        Застывшей, на камнях одра
        Для погребального костра! 25.09.2023. Пушкинская пл.

        Года и дни, сокровища мгновений –
        Души порывов, озарений,               
        Испитых радостей и яда горьких чаш –               
        Ничто земного не забудет страж.

        Там духи вечные в созвучиях парят,
        Меж ними нет вражды, и нет печали…
        Им расскажу я о Христе вначале:
        О нём мне звёзды в струнах говорят.
ДЖОВАННИ (ставит ВИВАЛЬДИ винные примочки, но между делом отхлёбывает из бокала).
        Мне  пьяный бред ваш сладко слушать, сир, -
        Не бред, а проповедь, не жалко пару лир,
        Жаль, нет ни паствы, ни амвона,
        Ни с колокольни радостного звона!
ВИВАЛЬДИ. Молчи, кусок мяса! Молчи и слушай.
        В самих себе мы всю вмещаем вечность -
        Душа хранит её покой и мир,
        Но гибель ей – безбожье и беспечность.

           (Перед распятием.)

        Пути мы к Богу ищем по наитью,
        Шепча молитвы. Путеводной нитью
        Слова  из сердца  в небеса ведут
        И ангелы, казалось мне, зовут
        И указуют  праведный тот путь -
        Стезю служения, с которой не свернуть,
        И в вере в господа не усомниться:
        Ведь в небе невозможно оступиться.
        Но если к богу дух твой не приник,
        Кичлив и празднословен твой язык –
        В молитве сердце пусто хоть на йоту, –
        Уж не найти заветную ту ноту,
        Что, воссияв, звездою б озарила
        Путь в горний мир на крыльях Азраила.

        Что наша жизнь! - Мы все в цепях кругом. 
        Чем тешимся? – Ничтожным, жалким сном.
        Владеем – чем? – Не более чем бредом,
        Как призраки за царственным обедом.
        Ликует сердце, созерцая чудо,               
        Ум распалился: что мы есть? откуда? –
        Желает знать!.. Да это полбеды:
        На Бога гложет старая обида, -
        Простить не можем райские сады,
        И Дьявола кляня на все лады, -
        Садовника, хромого инвалида, -
        Его же обживаем тут сады,       
        Цивилизации вкушая в них плоды.
 
        Святая сказка, разрази нас гром!          
        А я? -  По сути старый рыжий гном: 
        В небытии мелодий чудных груда
        И я один лишь знаю путь оттуда.
        Непознаваемого  части мы.
        Исполнен самой страстной веры,
        Я в мир рождён исчадьем тьмы,
        Горбат и безобразен, толст сверх меры,
        Я с детства слышал смех: "Он сын химеры!"
        В тринадцать лет – сутана, крест и келья,
        Где я познал небесную любовь,
        Где мой смычок – сладчайших звуков зелье, – 
        Шёл за Христом к Голгофе вновь и вновь,
        В святой грааль сбирая божью кровь,
        И сладкой казни  ждал, чтоб в приступе падучей
        Упиться сладостных, божественных созвучий.
        Вскормлённый демоном и духом,
        Я, в пене, корчась, острым слухом
        Внимал в тот миг вам: вечной жизни след
        Проложен мною через все пространства -
        Знак верности, любви и постоянства,
        И вопреки всех внешности примет,
        Я был прекраснейшей из огненных комет.   
             
        Есть наслаждения, доступные лишь вечным –
        Вдруг ощутить себя безмерным, бесконечным,
        Среди вселенной ангельского пения
        В себе самом вместить всю суть творения,
        И дерзкою рукой покровы с тайн сорвав,
        Воззвать к Вселенной: "Бог мой, Савоаф!" –
        Вот что есть музыка. – Как солнца от свиней,
        Сокрыты тайны звуков от людей.
        Ведь музыка - ты дух и кровь богов.
        Ты сердце смертное когда-то оживила,
        И миру мёртвому, холодному – любовь
        Как чудо высшее явила...

   
(Сверкает молния, раскат грома. ДЖОВАННИ вздрогнул, оба испуганно крестятся,  ВИВАЛЬДИ в испуге снимает с себя парик. ДЖОВАННИ подает ему распятие и уходит.  ВИВАЛЬДИ один, он растроган, он вновь стар и богобоязнен, - он священник.)

      
        Жизнь - не проклятие, а созидание.
        Мы правим звёздами, а мироздание,   
        Храня любви космический эфир,
        Здесь, на земле, устроило нам пир,
        Как падшим ангелам,- из состраданья.

        Да будет заповедь Вивальди неизменной:
        Что если гаснут звёзды во Вселенной
        И мрак глухой из бездны восстаёт -
        Так это на земле любви не достаёт... Нам состраданья и любви не достаёт

        Отвален камень, с Ангелом молюсь,
        Душой и телом небу предаюсь,
        К тебе взывая, веря, в том покоен,
        Что буду в музыке зреть Бога удостоен.
        Ведь Правда и Любовь, излившись у Гробницы,
        Подобны взору огнекрылой птицы.

        Так что же у тебя пришёл просить, Готов и я, как он,
        Вернуть (её) кого, из мёртвых воскресить? -
        Призвать могущество гармонии над смертью,
        Со скрипкою в руках пред изумлённой твердью
        Владыкою предстать грядущих всех времён,
        Под солнцем по земле ступающих племён,
        Чтоб и за гробом, в вечном царстве рая
        Лишь верящий в Тебя воскрес, не умирая!
 
        Я исповедовал и причащал,
        Я наставлял, крестил детей, молился,
        Ты с детских лет весь путь мой освещал,
        Однако, сам ни разу не явился.
        Не помню даже, чтобы ты мне снился.
        Так где же ты, мой всеблагой господь?
        Вложил я в музыку твои и кровь и плоть!..      

        На крыше храма, под луной,
        Ты, искушаем Сатаной,
        Стоял, не дрогнув, на краю,
        Взирая на пустыню мира, -
        Тебе уж виделась порфира, -
        Здесь, на кресте, а не в раю. 20.09.2023

        Кто это там походкою неспешной
        Ко мне идёт в печали безутешной?
 
           (Появляется ИИСУС.)
ИИСУС (ещё за сценой).
        Под взорами жрецов вода кипела,
        И камень делался прозрачнее стекла,
        И кровь застывшая, расплавившись, текла,
        И тело мертвое, восстав, о жизни пело.
ВИВАЛЬДИ.
       Успеть бы умереть мне прежде,
       Чем дать остыть обманутой надежде...
ИИСУС.
       Заклятья магов из пустынь ливийских,
       И чудеса жрецов Александрийских,
       И бубен карфагенских колдунов,
       Живою кровью наполнявших чаши,
       И выводящих призраков из снов,
       Чтоб опоив, похитить души ваши,



ВИВАЛЬДИ.
       Нельзя святых очес глазами мне коснуться!
       Кто не сходил с небес, не мог бы вспять вернуться!
ИИСУС.
       Во мраке истина, путь – не достанет глаз,
       Из роды в роды к тайному подножью
       Петляет мысль людей по бездорожью. 
       Взгляни на крест как если б в первый раз, -
       Пред звёздным ужасом, весь сжавшись, с дрожью,
       Прими спасителя покаянный рассказ,
       И не при приправленный евангельскою ложью.
ВИВАЛЬДИ.
       Какая честь, мессир... Что я, дурак, мелю,
       Как если б был в бреду иль во хмелю.
       Возможно ли Христу на исповедь к попу явиться?
       Но все ж о милости молю
       Мгновению ещё продлиться,
       Чтоб счастьем мог я вдоволь насладиться.
       Спаситель здесь!?. Ну что же, что я сплю, -
       Для вас, мессир, камин разжечь велю...
ИИСУС.
       Лишь две черты пересеклись в пространстве… 
       В неброском этом простеньком убранстве
       Ключ вечных, высших тайн, и немощь алчных взоров
       Перед сакральностью магических узоров
       Вдруг обрела в распятом на кресте            
       Пророческую весть в заветной простоте,
       И выше истины вдруг вознеслась с ним вера,
       Бессмертия души отысканная мера,   
       Непостижимая, как звёзд расположение,
       Мерцанья трепет, бездны зов, движение
       Вселенских сфер, - незримый талисман!       
       Творцом небес, он Савоафом дан,
       Чтоб веря, мы надеялись, любили
       И ангелам подобье сохранили...
ВИВАЛЬДИ.
       Ко мне на исповедь, смиреннее раба..
       И слёзы на очах иссохших, гнойных,
       Как у затравленного зверя, беспокойных,
       И поступь не уверенна, слаба…
ИИСУС.
       Гордец, искал я быть распятым! -
       К кресту душою я приник,
       Горя желанием проклятым –
       Чтоб вечной тайны грозный лик
       Мог пред собой узреть на миг      
       С покровом высоко  поднятым,
       И мог с креста повелевать,
       Вкусив тех смерти наслаждений,
       Где вечность с днём соприкоснётся,
       И мёртвое живым проснётся,
       Как прежде, полно вожделений.
       Я зверем выл, и в кровь глаза скребя,
       В пустыне встретил не Его - Себя!          
       И искушая мрак, став без дыханья,
       Желанье жить, как смертный, истребя,
       Лишь вечного желал существованья.
       Сложив молитвенно перста,
       Вкусить извечных тайн креста!
       Забыть свой род, любовь и мать -
       За это можно всё отдать.
       Я смертью жаждал насладиться, 
       Я пил её холодный пот,       
       И, мёртвый, вновь хотел явиться - 
       Живым, покинув смертный грот,
       Чтоб властию креста повелевать
       Из рода в роды до скончанья мира,
       И вечно имя будут воспевать
       Безмерное, как пламя Аль-Таира,
       Взошедшего на крест кумира.
       Не убоявшись адского огня,
       Я мёртвых оживлял при свете дня.

       Где смерть и Ад, объединясь 
       Заветных тайн стеречь молчание,
       Безумцы лишь, уединясь,
       Над мраком вечности глумясь,
       Мистерий тайну, - тайну знанья
       Ведут толпе на опознанье.
       Но уготован дерзким гроб, -
       Держись подальше тайных троп,
       Незримых для непосвящённых,
       И именем Гермеса освященных!

              (Уходит.)

ВИВАЛЬДИ (в растерянности). 
       О, дух твой на стезях пустынных
       Среди дорог петляя длинных,
       Огнем невиданным креста он, как клеймом,
       Мир новым наделил - распятием бельмом!..

       Чтоб мир - к сомнению пришёл?!. -
       Коль крест, всей нашей веры ствол, -
       Ничто, а божья твердь пуста,
       И нет ни бога, ни креста,
       То, стало быть... а, значит, вера -
       Абракадабра и химера?..
      
       Что мир без бога?  – страшное уродство.
       Какое дикое постигло б мир сиротство
       Без божьей матери и без святых,
       Без утешения последнего причастья,
       Без осознания небесного участья
       Во всех тех днях, тобою прожитых. 19.09.2023.

       Ничьих безверие да не коснётся уст.
       Мир без Христа так сиротлив, так пуст,
       А без Марии-девы даже страшен!
       Да будет чудесами мир украшен!
       Будь, как и прежде, истина, проста, -
       В священном образе спасителя Христа
       Представлена, ясна и достоверна.
       Да не проникнет никакая скверна
       Лобзанием змеи в мои уста!

Если ты есть Господь мой, веди меня! Но если ты Дьявол...
(Возносит над головой распятие, - неожиданно появляется ПРИЗРАК ЕЛИЗАВЕТЫ.)

ПРИЗРАК ЕЛИЗАВЕТЫ.
       Меня в молитвах не зови, -
       Я призрак той, другой любви.
       Любовь - злой демон, жизнь в меня            
       Вдохнул в ту ночь в холодном склепе,
       Из лона мёртвой в чёрном крепе
       Низвергнул в жизнь, меня ж виня.   
      
             (Уходит.)
ВИВАЛЬДИ.
       Ни кровью смыть, ни отмолить.
       Дрожит судьбы горчайшей нить
       Струною под смычком мятежным,      
       Несущим гибель в вихре снежном,
       И мне ль его остановить, –
       Пылинке в космосе безбрежном!
ДЖОВАННИ.
       Актёры – скотская порода.
       Плясать, смешить – откуда прыть, -
       Потом глядишь, – велит их мода
       На свалке с падалью зарыть!
................................
      
  Входит АЛЬБИНОНИ, внимательно приглядывается к ВИВАЛЬДИ.






ДЖОВАННИ.


АЛЬБИНОНИ.
       Хоть повидал уж я не мало,
       Такого в Риме не бывало.
       О, как же публика ревела:
       «Хотим Вивальди!» - Озверела, 
       Готовы была Рим спалить!
      
       Чтоб развлекать и веселить
       Ты смог в них демонов вселить -
       Крушила зал, ломала мебель.
       О если б можно было знать,
       Как демонов из них изгнать!
      
       Нас, авторов, ты враг заклятый!
       Ты всех околдовал, проклятый.
       Дай задушу тебя в объятиях!
       Как утопил сейчас в проклятьях!



       Всё на земле не твёрже дыма,
       На очевидности – слой грима,
       Всё – заблуждения, обман,
       Как приключенческий роман.
       На всём проклятье скуки злобной,
       Холодной мудрости подобной,
       Кичливой спеси нищих духом,
       Сих регентов с медвежьим ухом.
       И всюду - ложь, корысть, злословье –
       Людское скотское сословье!


                СЦЕНА ЧЕТВЁРТАЯ.
               СОДЕРЖАНИЕ.
ЯВЛЕНИЕ 1. ДЬЯВОЛ И ТАРТИНИ. МОНОЛОГ ДЬЯВОЛА.
ЯВЛЕНИЕ 2. ВХОДИТ АЛЬБИНОНИ.
ЯВЛЕНИЕ 3. БЕЗУМИЕ ТАРТИНИ. (МОНОЛОГ ОБ АНГЕЛЕ.)

Часовня. Почти темно. На столе череп, циркуль, две стеклянных сферы, книги, скрипка, рукописи. ТАРТИНИ с пером в руках, сочиняет.
Появляется ДЬЯВОЛ, в сутане, лицо скрыто капюшоном, наружностью похож на ВИАЛЬДИ. Неслышно ступая, обходит келью, наблюдает за ТАРТИНИ. ТАРТИНИ его не замечает.

ДЬЯВОЛ.
       Всё на земле не твёрже дыма,
       На очевидности – слой грима,
       Всё – заблуждения, обман,
       Как приключенческий роман.
       На всём проклятье скуки злобной,
       Холодной мудрости подобной,
       Кичливой спеси нищих духом,
       Сих регентов с медвежьим ухом.
       И всюду - ложь, корысть, злословье –
       Людское скотское сословье!
       (Появляется перед ТАРТИНИ.)
ДЬЯВОЛ.
      Эффекты, мода, тонкости отделки –
      Лишь ремесла уловки и проделки...
ТАРТИНИ.
      Кто вы, святой отец?
ДЬЯВОЛ.
                К услугам вашим.
      Я эту ночь беседою вам скрашу.
ТАРТИНИ (поднимает свечу, стараясь рассмотреть МОНАХА).
      Как тускло свечи стали вдруг гореть.
ДЬЯВОЛ.
      Меня нельзя при свете рассмотреть.
ТАРТИНИ.
      Молитва да поможет мне прозреть.
ДЬЯВОЛ.
      Небытие – сокровищ зоркий страж,
      А я при нём всего лишь скромный паж.
ТАРТИНИ.    
      Не подобает сану ваш кураж.
ДЬЯВОЛ.
      Не более, чем слава – для монаха.
      Святой не тот, кто свят из страха.
ТАРТИНИ.
      Позволено ль спросить…
ДЬЯВОЛ.
                Храню что в закромах?
      Да как сказать. Так, всякий хлам и вздор,
      Для вкуса тонкого бесстыдство и позор.
      Но есть сокровища… А впрочем, тоже прах –
      Огромность замыслов несбыточных размах.
      О, гениальность! Лавры, блеск признанья!
      Держу я гения в колодках прозябанья:
      Ведь зверя лютого нельзя кормить досыта,
      Быть истина сия не может позабыта. 

  (Вспыхивает крест, стоявший на столе.)   
ТАРТИНИ (в сильном возбуждении).
      Крест вспыхнул! Боже! О, проклятье!
      Тебе не одолеть распятья!      
      Ты... Дьявол предо мной!.. Дух рвётся на простор...
      Вновь - скрипка! Музыка... Соната соль-минор!
ДЬЯВОЛ.
      Здесь вымыслами скрашен каждый час.
      К услугам вашим смерть, любовь и вечность.
      И можно черпать каждому из вас –            
      Так, будто впереди ждёт бесконечность.
      Мои миссионеры – нищий сброд,
      Оборванны, бесхитростны, как дети,
      И лишь передо мной они в ответе,
      Когда им аплодирует народ.
      Их дерзость честолюбие умножит,
      Безбожие толпы всё подытожит.

  ДЬЯВОЛ откидывает капюшон - перед ТАРТИНИ - ВИВАЛЬДИ.

ТАРТИНИ (хватает шпагу).
     Прочь от меня, ночной бродяга!
ДЬЯВОЛ.
      Никто не скажет, что я скряга:
      Бессмертие дарю как безделушку,
      Веков грядущих погремушку.
      Как просто осчастливить бедняка,
      Сон юноши встревожить искушеньем,
      Всего лишь обещав ему века.
      И это, знаю, бьёт наверняка –
      Из всех невзгод завидным утешеньем
      Вам вечность служит лучшим поощреньем.
(Наступает на валяющиеся куски разбитого распятия.)
      Молитесь днесь и присно и вовеки -
      Христу ли в Риме, Мухаммеду ль в Мекке, -
      Любым богам! - богоподобный род!
      Грязь оказалась лучшей из пород!

      Вода и кости, сукровица, слизь...
      По доброте моей стремится к звёздам, ввысь!
      Но к Богу вы обрящете дорогу
      Лишь направляясь к моему порогу.
      Сокрытым пламенем согреты
      Миры бессмертных, их приметы -
      Там, где огонь чернее мглы
      Да склепа мшистые углы.
      Твой страх пред тайной – вот их знамя,
      О, дышит роковое пламя
      В молитве, в трепетной тиши,
      И у тебя, - на дне души!

ТАРТИНИ.
      Но… что есть музыка?! – Луч света божества
      Иль…
ДЬЯВОЛ.
          …злого гения улыбка торжества?
      Как в исступлении любовном, как в припадке
      Смычок и скрипка, точно в дикой схватке,
      Творят все беззакония любовного потопа               
      Неистовою страстью дикого галопа.
      Посредством звуков, тем, мелодий, фуг
      Проник, Джузеппе, ты в запретный круг.
ДУХИ (из-под земли).
      И Духи Ада вторят многократно:
      Твоя душа в Аду, и нет пути обратно!
ДЬЯВОЛ.
      Что естество! - Презренная природа.
      В таких, как ты, видна моя порода.

      Я дал вам свет, вложил в вас страсть желаний,
      Искусства благородный свет вас озарил,
      Пытливый ум обрёл всю прелесть знаний,
      И Дух победно, гордо к свету воспарил.
      Так что же в вас теперь от естества? - Ответь: что в вас теперь от
      Рядится прах в одежды божества!      01.10.2023 Пушкинская пл.

  Появляется ПРИЗРАК ЕЛИЗАВЕТЫ в белых одеждах, с венком на голове, простоволоса, - точно слепая, она ищет выход.

ТАРТИНИ (умоляя).
      За поцелуй прозрачных уст
      Хрящей моих ужасный хруст
      И все страданья - в утешенье 
      Приму! молю! - в залог прощенья!?.    
      Любимая!?.
ДЬЯВОЛ.
                Бедняжечка в Аду.
      Я счастия чужого не краду:
      Мне не по чину этим заниматься, -
      Мне за иным поручено следить:
      Законы божеские смертным чтить!
               (Смеётся.)
      Пытается он с нею обниматься!
ТАРТИНИ (рыдая).
      Ты - пустота!?.
ДЬЯВОЛ.
               ...Как воздух, - без телес!
      В Аду у нас немало есть чудес.
      От горя умерла, в несчастьи,
      Без исповеди, без причастья.    
      Таков уж в вашем мире ход событий,
      Неотвратим бывает час открытий, -
      Их ни отсрочить, и от них не скрыться, -
      Пора, монах, с тобой нам объясниться.
      Скажу тебе без всякого кокетства,
      У нас в Аду доступные есть средства.
      При тонкости и знании предмета, -
      Мы всё готовы сделать для клиента.
      Избавить от страдания и боли -
      Для этого не нужно божьей воли.
      Из мира мёртвых в мир живых вернуться? -
      Ты не успеешь даже оглянуться!
      Ведь Рай, как не тверди, что он прекрасный, -
      Живого соблазнить им – труд напрасный.
      Как не искусно слово ли, строка –
      Поди найди такого дурака.
      Готов я оказать тебе услугу, -
      Не из корысти - просто так, как другу.
      Ведь и у нас возможны исключенья.
      К чему тебе Орфея приключенья?
      Тебя навеки клятвою связав,
      Искусства всемогущество призвав,    
      Мы двери Ада без ключей откроем, 
      И души полетят из Ада роем!   10.09.23


ПРИЗРАК ЕЛИЗАВЕТЫ.

ТАРТИНИ.
    


ДЬЯВОЛ.
     Ты полон ужаса, приятель? 
ТАРТИНИ.
     Судьба Тартини не проклятье ль?
ДЬЯВОЛ (со злым смехом).
     О, люди! - смех и грех богов! Вы - грех языческих богов!
     И несть числа ваших грехов.
     Роптанье, дерзость, святотатство -
     Убийц, воров земное братство.
     Взираете на твердь? - убогое оконце!
     Я вам  дарю миры, которых нет при солнце!
     Весь род людской дрожит от страха
     При грозном окрике: "Прах праха!"
     Что вам – душа? – Тоска, сомненье!
     Двуногих тварей самомненье.
     У Mezerere нет подобной власти –
     Вкушать бессмертия злой страсти.
     Лишь властный взмах огромных чёрных крыл, -
     И ты вознёс свой дух к таким высотам,
     И далей необъятность тех открыл,
     Где Дьявол поклоняется красотам!

     Когда скольжу во тьме крылами,    
     Людьми воспетый наравне с богами,
     То шелест их, как сладостный покой,
     Так тих и нежен, скорбен, сладкозвучен,
     Что всякий, кто сомненьями измучен, 
     Оставив колебаний тяжких рой,         
     Креста не устрашась, ни мук, ни тленья,          
     Мне душу всю отдаст без промедленья.
     В оковах пульса, и в сетях дыханья
     Влачите вы своё существованье.
     Мертвее призраков, в ком нет
     Свободы огненных  комет.
     Вы – плоть моя, и духа мощь сполна 
     Сродни моей, как от волны волна,
     И красотою, гордостью, обличием,               
     Исполнены возвышенным величием;            
     С кипучей кровью, мощью дум, костями      
     И зноем дышащих высокими страстями,      
     И нежным сердцем, полным грусти томной,
     С душою в беспредельности бездомной,         
     И мёртвой силой, заключенной в камне,  –   
     Ко мне в объятия! Бессмертие в века мне 
     Дано,  – как урагану – ветер, ночи – мрак,      
     Как небо – молниям, а ненависти – враг,       
     Ниспосланное свыше все примите               
     И перед Господом меня отцом зовите!             

ТАРТИНИ.
     Тебя — отцом?!  Прочь, мрак со дна долин!
     Меня ты не смутишь речами,         
     О! Мечется огонь под чёрными крылами!
ДЬЯВОЛ (величественно и грозно).
     Перед тобою я, твой господин!..
      (ТАРТИНИ падает на колени.)
     В неудержимости паденья со скалы
     Всё торжество над подлой бренной плотью. –
     Как! этому ничтожному лохмотью
     Уж дьявольские почести малы!?
     Кому ещё подобное приснится!
     В "Сонате Дьявола" для смертного таится
     Грааль неизъяснимо сладких мук;
     Тебе, монах, он дан из первых рук!
     Не долее, чем прозвучит аккорд,
     Не долее, чем пауза продлится,
     Душа твоя тем миром насладится,
     Где разум, светел, чист и горд,
     Познаний тайных приобщится!
ТАРТИНИ.
     Что пользы мне все тайны мира знать, -
     Когда я уж забыл, как пахнут розы.
     Став пустотой, боюсь рассвета ждать, -
     Я мёртв! Живой мертвец! Лью эти слёзы
     Обильнее старухи Лакримозы!..
     ..........................
ДЬЯВОЛ.
     Я холод дна и солнечный венец!
     Я зов в пустыне дум и плач сердец!
     Я ваш предел, ваш сон, безумьем слышен,
     Я - параклит, ниспосланный вам свыше!

     Заклятиям, живущим в звуках лиры,               
     Подвластно всё в дрожащем вашем мире.      
     Дух, тленья избежав, живёт незримо,
     Права свои храня неоспоримо,
     И всё, что радостью живёт, поёт, что дышит,   
     Прекрасно тем уже, что голос мой услышит.
     В моей сонате древнее преданье
     Об ангеле, распятом в назиданье
     На дивных звуках скрипки и органа.
     И вечно кровоточащая рана   
     Вас станет услаждать! - Лишь пригубив,
     И безвозвратно душу погубив,
     С окровавленными, дрожащими губами
     "Сонаты Дьявола" останетесь рабами!
              ДЬЯВОЛ исчезает.
ТАРТИНИ.
     О, Master, мой владыка, ты велик,
     Тебя я недостойный ученик!

      ТАРТИНИ на коленях, рыдает.
              ЗАНАВЕС.

                СЦЕНА СЕДЬМАЯ.

               СЦЕНА ВОСЬМАЯ.
Часовня. Почти темно. На столе циркуль, стеклянная сфера, книги, скрипка. Дверь в другое помещение открыта. Гремят цепи, удары плети, тихие стоны. МОНАХ вводит АЛЬБИНОНИ. Он в маске, на нём шляпа с пером, бархатный наряд, большая пряжка на ремне, при шпаге. Он оживлён, нетерпелив; прислушиваясь к ударам плетей и стонам. Вид кельи вызывает в нем брезгливую насмешливость.
АЛЬБИНОНИ (входя).
        Я сердце милой подарил,
        В надежде, что лелеять станет,
        Хотя амур предупредил:
        Чтоб сгоряча я не дурил:
        Коварная меня обманет,
        И ревность станет сердце жарить!
           (Осматриваясь, зовёт.)
        Отец Джузеппе?..
        Надеждой новой окрылён,
        К тебе спешил я за советом.
        Тартини! Знаешь, я влюблён! 
        И знаешь кем, – твоим предметом
        Я по уши, по гроб пленён!
        Была ль праматерь наша Ева столь прекрасна! -
        Сравненья были бы напрасны!..
        Я к ней лишь подошёл - как под благословенье
        Какого-то чудесного виденья! 23.09.23
МОНАХ (останавливает его).   
        Не нарушай покой, добытый
        Дорогой, смертию сокрытой:
        Отец Тартини покаянье,
        Смирив все плотские желанья,
        Сложил смиренно к алтарю.
        Я звать его повременю:
        Он наг и плеть в его руках,
        В тяжелых ночь провел он снах:
        Железо вместо одеянья,
        И страсть одна лишь в нём: страданье.

              МОНАХ уходит.

АЛЬБИНОНИ.
       Безумствует от горя и тоски.
       А это что? - Магические книги.
       Распятие разбито на куски,
       На чреслах ржавые вериги, 
       А на спине кровавые мазки.

       Всё прежде гордо в нём светилась торжеством –
       Во взорах огненных и в звуках страстных песен,
       И в жарком танце юным божеством
       Он был - красив, остёр, (краса Венеции! -) всем дамам интересен,  –
       Он, дуэлянт, поэт и гнусный совратитель! –
       И что ж? - Во сне, со скрипкою, явился искуситель –
       Услуги предложить тебе взамен души – любые,
       И в звуках передать ключи те гробовые, -
       Заклятие, которым мёртвую он воскресить бы мог, -
       Лишь звуками! - как если б был сам бог.

(Прислушиваясь к ударам плетей и стонам истязаемого.)

       О, милости судьба нам шлет не разбирая,
       И слава лепится господ не выбирая.
       В одно мгновение ты сделался велик,
       И публике уж свят загадочный твой лик.
       Как мог бы ты такое написать – душою мрак познать,
       Чтоб в бездны молнией бросаться и духами повелевать?! –
       Как смертный мог такое сам создать –
       Заставить дьявола страдать, любить, прощать,
       И мёртвое в живое обращать?
       Почтен ты сатаной, – но в чём твои заслуги?!.
       Пришла пора оплачивать услуги!..
            (Звук плетей, стоны.)
    
        Соната... "Трели..." Что же в ней?
        Как любопытство разбирает.
        Да есть ли тайна? - кто же знает:
        Земных не почитаем дней.      
        Ужель в сонате воля звёзд хранится?
        И летопись земных судеб таится?..

        Стихии, бездны, океаны, ветры, -
        Гармонии космические метры.
        Дно океанов - зеркала времён,
        В созвездиях - грядущего начала,
        Где у незримого далёкого причала,
        Уж реют стяги призрачных времён.
        Зависит всё от точки зренья.
        Но при ближайшем рассмотреньи...
        О, эта вечная дилемма -
        Была ль звезда над Вифлеемом?!
        Но стоит глянуть вглубь вещей...
        Ведь и с зачатьем не всё ясно.
        А чудеса святых мощей!?.
        Ужели глупо и напрасно
        Мы верой наделили прах
        Могуществом от всех болезней? -
        Жить с верою куда полезней:
        За ней скрыть легче смерти страх.
               
                (Зовёт.)
        "Отец Джузеппе?.. – Это смех иль плач? -
        Занятий ваших прерывать мне стыдно,
        Тем более, что повода не видно…"
        Заправский он, однако б, был палач:
        Тут не часовня - адские чертоги.
        Прервать его, и громче постучать?..
        Пожалуй, что разумней помолчать.

  (Слышен звук плетей и стоны. Перекрестившись, с большой осторожностью он берет в руки скрипку ТАРТИНИ, немного помедлив, целует её.)

        Он жил изгоем средь людей,
        И демон смерти, Асмодей,
        Как страшный гость в полночный час
        К нему являлся всякий раз,
        Когда встревожив весь Астрал,
        Он в руки эту скрипку брал...
                ВСТАВИТЬ о скрипке - ИЗ черновиков.
      
      (С увлечением просматривая рукопись "Сонаты Дьявола", он водит рукой, как бы дирижируя. Он в восторге, он очарован ею. )
       
        Неизъяснимой прелести мечты;
        Я слышу шелест крыльев в тьме минора...
        Но суть - Adajio, - прощенье, ласка взора, -
        Вот идеал бессмертной красоты.
        (Берёт следующий лист рукописи.)
        Чёрные бездны - сладчайшие казни!
        Душу - в залог, и летишь без боязни...
        Простой отеческой любви -
        Кто из святых проявил, - назови!
        С имени Дьявола сняв клевету,
        В ней мудрость покоя и я обрету. Быть может, покой с ней  и я обрету

       (Он целует рукопись, прижимает её к груди, но вновь удары плетей, и внезапно  дикий крик. АЛЬБИНОНИ вздрагивает, точно опомнившись,  прячет рукопись.)

        Казнит себя за искушенье
        Снискать покойнице прощенье.
       
        Безумие оставим без подмоги,
        А лучше подведу-ка я итоги.
        Когда хотят прочесть письмо, то рвут печать, -
        С горбуньи, - вот с кого мне следует начать.
      
        С украденным дитём этой Гаргоне
        Пришлось скрываться долго от погони...
        Пока ж начну разматывать я нить,
        А дьявола успеем обвинить.
       
        Итак. ...........................
      
        Аббат Вивальди! Да, уж, бог отметил,
        Иль Сатана его так славно обласкал, -
        Могла б иметь такую же наружность
        Душа убийцы среди адских скал,
        Но меньшую в диаметре окружность.
        Визит к нему на многое б ответил...
        "Отец Тартини, я не помешал?
        Позволишь ли переступить порог?

        (Удары плетей, стоны.)

        Итак, каков же наш итог?
        Сперва малютка кем-то бредит,
        Тут некто к ней в портшезе едет.
        Кто он? - Вивальди? Трудно допустить,
        И этот вариант разумней опустить.
        Хоть Дьявола я не хочу обидеть,
        Страшней Вивальди чёрта не увидеть.

        (Она под маскою его не узнает,
        И тут же перед публикой поёт,
        Цыганкою одевшись, пляшет...)
 
        Но кто ж скрипач?!. Вивальди ни при чём.
        Пока инкогнито  в отцы ей наречём.
 
   (Слышен сдавленный стон, напоминающий рычание.)

        В нём страсти те же, кровь пылка...
        Забыл я про удар клинка!
        А вдруг скрипач тот кровью истекает,
        А может быть и вовсе умирает.
        Ну, и дела! Повсюду не успеть.
        Распутать узел надо мне суметь.
        Что ж, через пару тройку дней
        Все тайны вытащу наружу,
        Всё станет проще и ясней,
        Как воздух после бури в стужу;
        А вечером Вивальди навещу,
        И светом новым тайну освещу.
         (Вновь берет рукопись.)
        Соната... "Трели..." Что же в ней?
        Как любопытство разбирает.
        И есть ли тайна? - кто же знает:
        Земных мы не считаем дней.


              ЯВЛЕНИЕ 3.
          БЕЗУМИЕ ТАРТИНИ
               Входит ТАРТИНИ, он в сомнамбулическом состоянии, его трудно узнать. На нём цепи, он измождён, он почти безумен. Он не замечает АЛЬБИНОНИ, и говорит, обращаясь к пустоте.   
ТАРТИНИ (входя).
       ..........................
       А замыслы, бессмертия труды
       Из найденной в мятежных снах руды?..
      
АЛЬБИНОНИ.
       Чьё имя еле слышно, лишь губами,
       Он шепчет там со сжатыми  зубами?
       Не дьявола ль зовёт? О, всё возможно.
       Стоять в углу я буду осторожно.
       
ТАРТИНИ.
       Не взят могилой и землёю,
       Проклятьем став, ползу змеёю...
       Отроги скал под цвет вощины -
       Ползу тропою в глубь лощины,
       Весь яда полн, – его в избытке,
       Нести в себе – нет худшей пытки...
АЛЬБИНОНИ (в ужасе, стараясь оставаться незамеченным).
       Безумие опаснее чумы,
       Когда мечты разгорячат умы.            
       Глаза и вправду как у василиска,               
       К нему опасно приближаться близко.

              СОН ТАРТИНИ.
ТАРТИНИ (берет несколько тактов из сонаты. Он словно в гипнотическом состоянии).
            …Мной ангел был укушен.
       Рана ядом сочилась. Я смотрел,
       Как, смерти он послушен,
       К обрыву подошел и там присел.
АЛЬБИНОНИ (в сторону).
       Я этим впечатлён весьма,
       Но что за гробовая тьма?!.
ТАРТИНИ.
       Беспомощно крыла его лежали,  –
       Огромные, на каменном одре,         
       И я подполз – его еще ужалить
       Хотел. А он уже не в силах ввысь взлететь,
       И должен был здесь тут же околеть.
       Он умирал. - Я ждал. Уж ночь настала.
       И стоны слушать тишина устала.
       В нём кровь спеклась, став чёрной, как смола,
       И смерть его с собой уже звала.
       Я, кольцами холодными свернувшись,    
       Спал, под крыло огромное приткнувшись. 
       А ночь - усыпана звездами! - уж месяц всплыл,
       И тени в бок ползли, как змеи, – от белых крыл.
       И так, под высью звёздной, сплю я, как в норе,               
       А он сидит  – над бездной – на той горе. 
       Сказать ли, - аромат тот, его крыла, -               
       Так пахнуть божья твердь должна была...
...
       От ненависти, злобы высох яд,
       Но захотел увидеть я мёртвый взгляд,
       И, под крылом его скользя, всего обвил,
       И вокруг шеи свив петлю, его душил...
АЛЬБИНОНИ (с ужасом).
       Душил?!.
ТАРТИНИ.
              Не сон, не наваждение, не грёзы -      
       В очах остекленевших вижу: слёзы! Слёзы! –    
       И в них себя увидел я - как в зеркале волшебном!
       Нет, словом описать возможно лишь хвалебным:
       Я так божественно красив был, так прекрасен,
       Поверишь ли,  – как он! Взор так лучист, так ясен!
       Мои ль глаза!? – В них слёзы видел я,
       Сквозь них – всю первозданность бытия!               
       Я видел красоту незамутнённой   
       Соблазном, завистью и злобой затаённой.
       Вся красота и ширь покинутого рая
       Передо мною - в них, от края и до края, (В глазах его - от края и до края   
       И на неё с восторгом я, взирая,
       В чудесном очищении сгорая,
       Сияя белизною дивных крыл,
       Играя мощью их, как ангел, к небу взмыл,
       Себя всего пред богом простирая,
       И в небесах теряясь, исчезая, – парил!
                Парил! Парил!..
       Как счастлив той надеждою я был,
       Чтоб только мне просыпаться,
       И продолжал всё выше подниматься!..
       Но вдруг очнулся – с ядом на зубах -
       И в ужасе: где небо?!. – Тот же прах,
       В котором мне скользить и извиваться,
       И в вечности змею оставаться!
               (Придя в себя.)
       И лишь усну как, новый сон мне снится, -
       И ангел в них спешит ко мне явиться,
       И снам моим доныне нету дна...
       Лишь склепа тишина спасёт одна.
АЛЬБИНОНИ (напуган, крестится, подходит к распятию и многократно целует).
       Мы распознать значенье снов не смеем.
ТАРТИНИ.
       В них остаюсь кем был – холодным змеем.
       Лишь раз, проснувшись, звуком обратился,      
       И в грешный мир мотивом возвратился –
       Мелодией, чарующей сердца и души,
       Вливающей мой яд аспида в уши.
       Так "Трели сатаны" пошли гулять по свету.
       На Страшный суд зовут меня - к ответу...
АЛЬБИНОНИ.
       Что ж, яда преисполнен, умирая,
       Познал ты красоту и муки рая.
       Оставив дуракам страданья и мучения,
       Я предпочёл бы им иные развлечения:
       Пирожных взбитый крем, смех, танцы и веселье;
       Жизнь на земле, Джузеппе, - новоселье!
       Будь снова весел, счастлив, юн –
       Пой песни вместе с Гамаюн!  Пой снова песни Гамаюн.
       Однако, брат, не весело с тобой:
       Из преисподней будто слышу вой.
    (Намеревается уйти, но ТАРТИНИ удерживает его.)      
ТАРТИНИ.
       Объемлет дух невольным страхом 
       Молчанье Ангела над прахом…
       Елизавета!..   
АЛЬБИНОНИ (в сторону).
                О, несчастный.
       Нет, говорить с ним - труд напрасный.
       На что мне ангел твой, укушенный змеёю? -
       Не небом надо дорожить, а грешною землёю.
ТАРТИНИ.
       Там - призрак! - Там!..
АЛЬБИНОНИ.
                Как сон минувший, -
       Тревожишь тень в гробу уснувшей.
ТАРТИНИ.      
       Гляжу на скрипку с содроганьем.
       Как сердцем мне вас различить? -
       Ты - явь? или сон? воспоминанье?
       Иль порожденье заклинанья!?.
АЛЬБИНОНИ.
       Джузеппе, тайнами я сыт.
       О них я слушаю, бледнея:
       Близ них всегда следы копыт. -
       Послушать бы чего новее
       И лучше - не благоговея.
       К чему тебе страдать на пытке, -
       Я новостей принес в избытке.
       Плетям тебя не излечить,
             (Про себя.)      
Но если было бы возможно их сличить!..
ТАРТИНИ.
       Манящий взор и страстный шёпот,
       Агонии предсмертной ропот
       С чернеющих слетает уст, -
       Фиал угасшей жизни пуст!..
       Пройдя дорогою Орфея,
       И по сей день я, как в бреду,   
       В Аду с тенями вновь иду,         
       И звуки стынут, каменея,
       И день как ночь. Назад не смея         
       Ни шагу сделать, ни взглянуть,
       Вновь повторяю тот же путь...
АЛЬБИНОНИ.
       Он смотрит в даль, меня не замечает,
       И сам себе, бедняга, отвечает.
       А что в той дали, где блуждает взгляд?      
       Какие демоны его к себе манят?..
       Разумней любопытство мне стреножив,
       И дьявола ничем не потревожив,  –
       Скорее прочь отселе убираться,
       Не то я стану тоже завираться.  Не то и я с ним стану завираться.
ТАРТИНИ(как бы придя в себя, вновь удерживает АЛЬБИНОНИ.)
       Таинственна небес лазурь.
       Судьба души – путь звёздных бурь.
       Веков неумолимый жест –
       Ars longa, vita brevis est…
       И горних духов зов в тиши нам      
       Укажет вечный путь к вершинам.
АЛЬБИНОНИ.
       Путь твой во мгле.
ТАРТИНИ.
                Душе тревожно.
       Жизнь повернуть вспять невозможно.
       Грехам и небо сопричастно,
       Следя за нами безучастно.
       Мы жадно любим, жадно ненавидим,
       И в этой щедрости сжигающих страстей
       Случайно бытием одаренных гостей,      
       Испепелив себя, во мрак все снова снидем.
АЛЬБИНОНИ.
       Но есть величие! - Примерам нет конца.
       А лавры гения? – Заветней  нет венца.
       Вот ты, - стал знаменит, но мрачен и измучен. -
       Каким ты тайнам дьяволом обучен?   
       Боишься солнца и не слышишь птиц, 
       И перед кем дрожишь, в цепях простершись ниц?
       Открой мне, ради бога, что он такое?
       И с чем приходит, дух наш беспокоя?
       И мы, какого бы не состояли звания,
       Вниманием высоким почтены,
       Вкушаем муки, коим нет названия,
       И дни покоя наши сочтены?
ТАРТИНИ.
       Когда мы, с дьяволом сойдясь накоротке,
       Собой горды, обласканны вниманьем, -
       Как верный пёс на поводке,
       Как раб, что служит со стараньем,
       Как труп, послушный заклинаньям...
       Ты хочешь знать?!.
АЛЬБИНОНИ.
                Прости моё бесстыдство,
       Но я сгораю весь от любопытства.
ТАРТИНИ.
       Ты хочешь знать?!.
АЛЬБИНОНИ.
                Душе я цену знаю:
       Я "Трели Дьявола" нередко сам играю.
       Но что ты чувствовал, став…
ТАРТИНИ.
                …пустотой!
АЛЬБИНОНИ.
       Как, любопытно, совершалась сделка?
       Её никак не назовёшь простой:
       Как ни крути, душа ведь не безделка.
       Продать её не каждый бы решился.
       Неужто ты и впрямь души лишился?
       Чем ты привлёк его? Мне вряд ли пригодится, -
       Не прочь я опыту чужому поучиться.
ТАРТИНИ.
       Став пустотой, живу я в двух мирах,
       Уже не жив, но всё еще не прах.
       Ни красоты, ни чести, ни богатства –
       Вошёл я тенью в неземное братство.
       Я - пустота, мой друг,
 и шелест трав, писк мыши,
       Дыхание воробья - но я ещё их тише...

       В часовне, где у входа в склеп               
       Стоит святой Фома с мадонной,
       Ко мне из темноты бездонной,
       Где чёрт не будет только слеп,
       Открылся ход…
АЛЬБИНОНИ (в нетерпении).
                Тебя позвали?
       И содрогаясь ты вошёл,
       И цену там, во тьме, назвали?
       Её приемлемой нашёл?
       Каким же ты обязан преступлениям,
       Что даже смерть не станет искуплением?

             ТАРТИНИ со скрипкой.         
ТАРТИНИ.
       Я с верой в магию созвучий
       Был преисполнен странных чувств.
       Из всех магических искусств
       Взывал мой эликсир певучий      
       Не в колбе, не из тёмных рун -    
       Летел, во власти звонких струн.      
       Его всю жизнь в мечтах искал,
       Блуждая в звуках, точно между скал.
       А тут совершилось нечто роковое...
АЛЬБИНОНИ.
       При встрече той вас было только двое?
ТАРТИНИ.
       Ту красоту иного мира
       В преданиях Орфея лира
       Ласкала песнею призывной,
       В тоске блуждая неизбывной.
       Любовью было мне дано
       Последнее увидеть дно.

       Как будто из разящих насмерть луков,
       Мой вождь в обличии гордых звуков         
       Воинственной и гордой красотой
       Увлёк меня мечтам на растерзание.
       И страшной опьянённый  высотой,
       Сподоблен на прекрасное дерзание,
       Душой дитя, рождённый райским садом,
       Я стал могуч, как он, вскормлённый адом.
       И в струнах скрипки тайны мира
       Лишь ждали знака – голоса кумира…
       Смычок и скрипку твёрдо держат руки,
       В стремленье убегающие звуки
       Возводят вечности невидимый алтарь,
       И с чёрными богами в сладкой муке
       В тот скорбный и печальный миг разлуки
       Любовь принёс я в жертву, - всё, как встарь...      

       Сравнение, возможно, невпопад –
       Я был – как в Альпах гордый водопад, –
       С покоем дна соединив желанья,
       Себя отдав скалам на растерзанье,
       И смерть ценя превыше всех наград,  –
       Был с грохотом исчезнуть в бездне рад.
       И гибельным восторгом опьянённый,
       Я в вечность падал, к небу вознесённый:
       Мелодии божественный фиам,
       Тот, ненавидимый толпой беспечной,
       Прекрасный страж у двери тайны вечной,
       Лишь музыке доступной и стихам.
       Так, в мерном ритме пульса, совершенство
       Дарило смертному извечное блаженство
       Испитой вечности лазоревую даль –
       Мелодии божественный грааль!
АЛЬБИНОНИ.
       Пылающей звездой – во мрак - прелестно,
       А я уму фатально-безызвестно.
ТАРТИНИ.
       Но душу - будто снегом замело.
       Когда стоишь, глядишь, глядишь в окно, -
       А там всё пусто, голо, всё бело,
       И небо над тобой черно.
       В очах померкших и пустых – 
       Пустыни сумраков густых,  –
       Толпятся демоны, как звери, 
       Тебе открыть готовы двери:
       Мертва душа!.. Лишь ветер завывает,
       И жизнь в глазах без жизни остывает...
       Я продал душу - не продешевил:
       Её цена – лишь пара белых крыл!
     (Со скрипкой – из "Трелей дьявола".)
АЛЬБИНОНИ.
       Бог есть любовь... А кто же ты,
       Которому не дарим мы цветы,
       Не молимся, не уповаем,
       Мечты свои не поверяем,
       И не жалеем клеветы,
       Когда вдруг что-нибудь теряем...
ТАРТИНИ.
       Есть страшные, безумного огня
       Минуты беспощадных вожделений,
       Любви и смерти властных повелений –
       Последнего, мучительного дня!
            (Сдерживая рыдания).
       В груди... в душе... разорвана струна.
       Жизнь - без любви!?. - как жить червём - во прахе!?.
       Я - здесь, душа - в Аду, оледенела, в страхе!
       Молитвы не спасут... О, как она черна!

       Как ни стараюсь я в молитвах быть угодлив,
       Всё шёпот лживых слов чудовищно уродлив.
       Так с юности, - намерения благородны,
       Но Дьявол, уж тогда владевший цепко мной, -
       Лишь мыслями моими, не душой, -
       Безумьем помрачал мой мозг порой, -
       (Средь молодёжи это было модно),
       И делал я, что Дьяволу угодно...
              (С кинжалом в руке.)
       Но - день пришёл на жизни ставлю точку!
       Сегодня я войду в заветный Дантов круг,
       Чтоб скинуть, наконец, земную оболочку!
       Любимая, жена! – Навстречу милых рук,             
       Облекшись в призрачность, как новую сорочку!..
АЛЬБИНОНИ.
       Кинжалом - в грудь, без позволенья?
       Твой долг влачить повиновенье!
       Оставь, Джузеппе, и смирись.
       Вот цепи, плеть, монах, - молись!
       Тоскливо здесь и неуютно.
       А свечи... В келье странно мутно:
       Углы как будто душат свет.
       С меня довольно слушать бред
       И озираться поминутно!
             
        АЛЬБИНОНИ уходит смеясь. ТАРТИНИ один.

ТАРТИНИ (рыдая.)
       Я проклял жизнь и солнце, мир, любовь, желания!
       Замуровав себя, с одним желаньем лишь: молчания! -
       Жил в темноте, как зверь, но полный ожиданья
                Суда Небесного Отца, -
                Нёс епитимью мертвеца!
       Дух мой страдал, но тело не боялось истязанья.
            О, если б никогда им не было конца!
                (Со скрипкой.)
            Ей в горло я залью кипящего свинца!
            
               
             Входит МОНАХ, хлещет ТАРТИНИ плетью.
МОНАХ.
       Во мрак ввели твой разум эти книги.
       Ты к папе зван. Снимай с себя вериги!
       Ты должен с скрипкой в Ватикан явиться,
       И в связях с Сатаною повиниться!    

               КОНЕЦ СЦЕНЫ.
                ЗАНАВЕС.


               ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
               
          СЦЕНА ШЕСТАЯ

 Площадь перед собором Святого Петра. Людно; молодые аббаты, монахи, иностранцы, многие в масках, в сопровождении слуг. У театральной будки с афишей  сидит КАРЛИНО. На афише выделяются два слова, написанные большими буквами красного цвета - "SAMSON" и VIVALDI. КАРЛИНО оборван, на поясе чернильница, за ухом несколько старых перьев; он занят сочинением стихов. Входит АЛЬБИНОНИ, - он в маске, в руке трость с золотым набалдашником. Он останавливается перед афишей прислушивается к разговорам, и с любопытством наблюдает ГОЛЬДОНИ.
В ТОЛПЕ.
        "Я слышал, оживают мёртвые в гробах."
        "Неужто из могил они выходят?" -
        "Теперь у Дьявола покойники в рабах.
        "Уж, будто, толпами они по Риму бродят!"

АЛЬБИНОНИ (наблюдает за КАРЛИНО).
        Художник, поэт, музыкант, -
        Большой он иль малый талант, - Какой бы он ни был талант
        Бессмертья внебрачные дети,
Душой наивны и беспечны,

        И нет их несчастней на свете.
 Закончив писать, КАРЛИНО вытирает перо о волосы и убирает его за другое ухо. Он очень довольный собой, он совершенно счастлив. Вскочив на ноги, он  целует целует, и на лице - блаженная улыбка. АЛЬБИНОНИ с удивлением наблюдает за ним.

КАРЛИНО.
       Я голоден, а денег нет,
       В кармане пусто, не бренчит!
       А брюхо жалобно ворчит,
       И подает благой совет:
       Продать бы хоть один куплет!

       Вперед, назло судьбе, всё выше, - на Парнас!
       Уж в колеснице застоялись кони,
       Из них троих всех горячей – Пегас,
       Э-эй, взбодрись, и вспомни: ты - Гольдони!
  (Читает с листа, и вокруг него тут же образуется толпа.)
       Таит мой белый лист молчание снегов.
       Мне жаль мной ненаписанных стихов. –
       Не жив, вы умерли – ни шёпота, ни стона,
       Став достояньем мёртвых берегов,
       Как тени в барке горбуна Харона,
       Умолкшие, безропотны, послушны,
       Как пустота иль мертвецы бездушны.
       Поэзии не долги в жизни сроки.
       Простите ненаписанные строки! 
       (Громко, обращаясь к прохожим.)
       Позвольте мне, синьоры, поделиться               
       Соблазнами, забавами ума,               
       Той чепухой, что при свечах родится!
       Привет тебе, чернильница-кума!
       Рука моя в сомнении дрожит,
       Что этот мрак на дне её хранит?
      
       Нет иного властелина -
       Оба мира воедино
       Слить, убрав для вас преграду
       За ничтожную награду!
       Белый лист, стихи поэта
       Лишь способны сделать это!
АЛЬБИНОНИ.
       Сынок, послушай, брось орать. 
       Что вздумал ты народ пугать?
       (Кричишь горластей петуха,
       Ведь чернь к поэзии глуха.)
КАРЛИНО.
       Сам дух Петрарки мне диктует,
       Пророчат Парки нить соткать!
АЛЬБИНОНИ (читает с листа).
       «Покоя сердцу не  видать…»
Эх, ты, дуралей.
       Петрарки дух с тобой плутует.
КАРЛИНО.
       Я сочиняю на налету -
       Про жизнь, коварство и любовь...
АЛЬБИНОНИ.
       Оставь в покое смерть и кровь.
       Сплети-ка мне с Медузой... Лету.
КАРЛИНО. Готово!
       «Змееголовая Медуза
       Была б смешна, когда б не муза:
       Преданье не досталось Лете:
       Спасение нашла в поэте!»         

       Сонет, поэму хоть либретто –
       Всё в смех, в любовь, в стихи одето!
Гоните деньги, почтеннейший!
АЛЬБИНОНИ.
       Нет, сочини такой куплет,
       Чтоб для гитары был удобен.
КАРЛИНО.
       Синьор, он будет бесподобен!

       «Где струи фонтанов журчали,       
       И струны им робко в ответ –
       Мелодию сладкой печали – 
       Любовный дарили сонет.         

       Мы оба дрожали – свеча ли? –
       Но голос не шёл из груди,
       И губы за нас отвечали
       Судьбе, что нас ждёт впереди.

       Так сладко вдвоём мы мечтали…»

АЛЬБИНОНИ.
       "И с неба вам звёзды мурчали..."
       Куплет ни плох и не хорош.
       Зря ты, брат, стихи мараешь.
       На, возьми.
КАРЛИНО.
                Всего лишь грош?
АЛЬБИНОНИ.
       Ты и этим обираешь.
       Ты кто такой? Грабитель?
КАРЛИНО.
                Нет, - браво,
       И убивать кого – мне всё равно.
       Здесь в моде яды, - на пирушке ль на балу,
       Я убиваю по старинке: на углу.
       Кинжал из стали закалённой...

АЛЬБИНОНИ.
       А по глазам - так ты влюбленный.
Что ты делал ночью у того балкона?
КАРЛИНО. У какого балкона? Ах, ночью... Не удивляйтесь, мессир, но хромые, особенно горбатые старухи, вызывают во мне сострадание. - Такой уж уродился.
АЛЬБИНОНИ. Горбатые старухи?
КАРЛИНО. Увы мне, бедному.
АЛЬБИНОНИ. Ты, верно, набожен, дитя моё. Кто та плясунья?
КАРЛИНО. Какая плясунья? Ах, та... Так ведь она плясунья!
АЛЬБИНОНИ. 
       Ты не болтлив. Могу я положиться?
КАРЛИНО.
       Когда бы не грехи,– я мог бы побожиться.
Я нем, как ящерица, и так же свободен. Кому пустить кровь?(Жест - рукой по горлу.) Можете располагать мной. Как насчёт задатка?
АЛЬБИНОНИ. Если хочешь для себя пользы...
КАРЛИНО. К вашим услугам.
АЛЬБИНОНИ. Иди за мной.
КАРЛИНО. Любовь, смерть, музыка и тайна! 
        На сцене судеб в карнавале
        Такое действие едва ли               
        Трагедии уступит в страсти
        И в вечных тайнах рока власти!
У меня твёрдая рука, и я ловок, как чёрт. (Жест - рукой по горлу.)
АЛЬБИНОНИ. Я вижу, у тебя благие побуждения и благородное сердце. В твоём лице печать бессмертия.
КАРЛИНО.
       Поэта смелый дар мне дан,
       В жрецы я к Аполлону зван!
 Ах, синьор, я так хочу славы!
АЛЬБИНОНИ. Нашёл, чего желать. Получишь, и не раз проклянешь.
      
       Стыдись, сынок, - никчёмный это дар. -
       Отдав себя во власть любовных чар,   
       Красотку воспевать и дивоваться,
       Не знав покоя, ею восхищаться,            
       И весь свой век, покуда станешь стар,
       Глупейшим именем поэта прозываться.    
       Да ты вот и сейчас, как будто не в себе..
       Не позавидуешь такой судьбе.
       Есть повод - нет, все вы - впадать в восторг! -   скорей впадать в
       Строчить!  пылать! - в безумии, в горячке, -
       Ум в отупенье, хуже, чем у прачки,
       А мысль вдруг вступит с рифмой в торг - А когда мысль вступает с рифмой в спор
       Вам это - как на заднице болячки,



       Творенья божьего юродивый певец, 
       Бесчувственных сердец исторгнув вздох насилу,
       На свалке, с падалью, постыдную могилу 
       В награду обретешь ты под конец.


АЛЬБИНОНИ.
       Откуда, черт возьми, ты взялся?
       Чем так не угодил судьбе?
       Но, если ты не враг себе,
       Чтобы голодным ты не шлялся,
       Я позабочусь о тебе.
КАРЛИНО.
       Мессер, целую ваши руки!   
       Пожалуй, я гожусь вам в внуки?
       С тех пор, как я попал в поэты 
       Я убеждался много раз,
       Что стариков сердца согреты…
    (Пытается залезть в карман АЛЬБИНОНИ, но тот настороже.)
АЛЬБИНОНИ.
       Сынок, поменьше пышных фраз
КАРЛИНО.
       Синьор, мне стыдно вам признаться…   
АЛЬБИНОНИ.
       Заврался ты, кончай кривляться.   Я тороплюсь. Кончай кривляться.         
       Враньё я слышу за версту.
       Рассказывай начистоту.
КАРЛИНО.
       Что ж… Я учился в Павии,
       В духовной семинарии, -
       Как я любил свою сутану!..
       (На отсеченье руку дам,
       Крест возбуждает наших дам!)
       Нет, запираться я не стану.
       Всяк грех, - учил Екклизиаст, -
       (Ведь он по мудростям горазд), - Кто-кто, - он в мудростях
       Как мой, ужасен, но не нов: -
       Я самый подлый из воров,
       Мой должен смертью б грех караться,
       Да жаль мне с жизнью расставаться Но глупо с жизнью вдруг расставаться
       Во цвете лет.
   (Лезет к АЛЬБИНОНИ в карман.)
АЛЬБИНОНИ (насмешливо).
                Я так и знал,
       Что ты кого-то обобрал,
       Мерзавец! Что, залез в гробницу
       Святого? - Кость его украл?
       Или за деньги ублажал
       Небезутешную вдовицу?
       Бесстыжую жену, девицу? – или монашенку-девицу,
       Да будучи ретив не в меру,
       Каналья, следуя примеру -
       Как венцианский гондольер,   -
       Заё… до смерти, изувер, К утру замучив, изувер,
       И  с мёртвой – снял… ( с неё… ) 
КАРЛИНО.               
                Ах, если б! - Нет!
       Но это лишь начало бед!
АЛЬБИНОНИ.
       Так в чём же дело?
КАРЛИНО.
                Дело в том,
       Что обокрал я отчий дом!
АЛЬБИНОНИ.
       Так-так… Прекрасное начало.
КАРЛИНО.
       Лишь муза бы не подкачала.
АЛЬБИНОНИ.
       С тебя, уверен, будет толк.
       Чего ты мнёшься, что умолк?
КАРЛИНО (с смешным высокомерием).
       Скажу я, как на смертном ложе,
       Что гения не судят строже,
       Чем его судит та строка,
       Звездой пылать во все века
       Которой суждено над миром…
         (АЛЬБИНОНИ смеётся.)
       А мне бездомным быть и сирым.

       Судьба моя, увы, - скитанье,
       Стихи писать для пропитанья,
       И развлекать толпу зевак, -
       Хотя, как будто не дурак,
       Но суждено до смерти мне
       Жить в поэтическом гавне.
АЛЬБИНОНИ.      
       А голод?!
КАРЛИНО.
                Фи! - Уступка телу…
АЛЬБИНОНИ.
       Рассказывай же. Ближе к делу.          Довольно. Ну, и ближе к делу.
КАРЛИНО.
       Поверенный в делах торговли 
       Отца – свиней, быков, коров ли, -
       Сестрицын муж, а нам он зять…
       Чёрт! только зря меня послали  Короче, раз меня послали
       Барыш с торговли передать. -
       Ведь как облупленного знали,- 
       Увижу деньги – как не взять?
       Уж было мне на что гулять!   Да, было мне
АЛЬБИНОНИ.      
       Ты, стало быть, отца ограбил?
КАРЛИНО.
       Всего-то дел! – Ведь не убил, –
       Ему не череп размозжил,
       А просто их себе оставил.
       Что деньги!?. - Если б только это!
       Ведь ещё прежде до того,
       В канун принятия обета
       И постриженья моего,
       Черт сделал из меня поэта. 04.02. 2024 

Да, уж, такой беды без чёрта...


КАРЛИНО.
       В ту пору я писал про Хлою,
       И становясь у аналоя,
       Страдая от любовных ран,
       Душой -  невинный, как Адам,
       Я был то Дафнис, то Тристан,
       И грезил о любви небесной
       К душе такой, коков был сам, -
       К душе неопытной и честной.
    
  И что же вдруг с тобой стряслось?

       Эх, высмеять павийских дам,
       Меня друзья уговорили,
       Раз, сговорившись, подпоили   
       В веселом нашем кабаке,  Один стакан, потом другой...
       Ну, вижу я - перо в руке,            Смотрю я – уж перо в руке       
       «Карлино, жарь! – кричат, - за дело!»Под дружный смех – вперед, за дело! смело
       Веселость в нас так и кипела. -
       От смеха по полу, со стоном
       Катались все! - Мужьям и жёнам, -
       Досталось всем, - судье, попам, -      тропу остолопу
       Все заплатили по счетам!
       Досталось даже палачу!  Да что - судье?! - и палачу! Судье и даже палачу
       "Вам всем, - кричал я, - отплачу!"
АЛЬБИНОНИ.
       Ха! - непристойные куплеты!?
КАРЛИНО.
       Но лучше б я писал мотеты!
       Хотел друзьям я угодить,
       Их уваженье заслужить.      
      
АЛЬБИНОНИ.
       И что же дальше? Что потом?


АЛЬБИНОНИ.
       Но в чем могли так насолить,
       Что ты решил тем дамам мстить?
КАРЛИНО.
       Да они сущие чертовки!
       Какие козни и уловки!
       Едва останемся одни, -
       Я так минуты той стеснялся,
       Что никому не признавался…
АЛЬБИНОНИ.
       Брось! Что же делали они?
КАРЛИНО.
       В них точно бес какой вселялся!
       Одно придумают, другое, -
       От них мне не было покоя.
       Той  - жарко вдруг, той - туфли давят,
       И ножку тут же предоставят, -
       «Снимай, не бойся, котик мой,
       Давай-ка на кровать возляжем, -       мы ляжем,       
       Мы муженьку о том не скажем. -
       Ты знаешь, человек он злой,
       Ну, да, - меня он любит, нежит,
       А уж тебя тотчас зарежет,
       Если узнает от меня,
       Как ты используешь меня, - И ночь за ночью, день за днём,
       Бандит, невинную овечку.       
       Давай погасим эту свечку.» - 
АЛЬБИНОНИ.         
       А ты?
КАРЛИНО.
              Мертвее мертвеца!
       Ведь муж-то - отставной военный,
       Рубака! человек почтенный.
       Кинжалы, шпаги на стенах. -
       Как на заклании, простёртый,
       Под ней лежал я полумёртвый -
       От страха:  вдруг, как всё – наружу?!
       Да станет всё известно мужу?
            (АЛЬБИНОНИ хохочет.)
       "Ведь я святая Иустина
       Ты принуждал к греху святую!
       Ведь ты святую ко греху

       Невинную простушку,
       Под спинку положи подушку
      
       Ну, и пошла у нас потеха

       Уж личиком какой ты милый,
       Ах боже мой, какой ты хилый!»
       Ах, только ребрышки да кости,
       Почаще приходил бы в гости.


КАРЛИНО.
       Сатира стала злобой дня
       Меня ловила вся родня!
       За мной гонялся и палач!
       Лишь свиньи слышали мой плач.
       Все отвернулись от меня,
       В свинарнике сидел три дня,
       А ночью выбравшись на волю
       Я проклял свою злую долю.

 

 
КАРЛИНО. Да ведь я ничего другого не умею, как сочинять небылиц. Не идти же мне в самом деле лишать добрых людей жизни.
АЛЬБИНОНИ. Ну, так давай, расскажи-ка мне свою историю.
КАРЛИНО. Нечего рассказывать, - растратил отцовские деньги. В Павии, где я учился в семинарии, мне доверил их нотариус, ибо я возвращался в Венецию, в дом  моим родителей. А я их растратил. 
АЛЬБИНОНИ. Нечего сказать, хорош сынок.
КАРЛИНО. А ещё прежде мои товарищи упросили меня написать сатиру - высмеять местное общество. Я противился, но они клялись сохранить все в тайне. Я сочинил нечто вроде ателланы, едкие, местами даже…
АЛЬБИНОНИ. Непристойные куплеты на дам!?
КАРЛИНО. К несчастью я придал им занимательность остроумными выпадами. Но мои друзья...
АЛЬБИНОНИ.  Ха-ха. Сатира стала злобой дня и двадцать семейств Павии требовали мести.
КАРЛИНО. Всё так и было. Меня едва не убили.
АЛЬБИНОНИ. Ха! Надежды уничтожены, будущность загублена! Тумаки и оплеухи – вот что получают за сатиру на общество, дуралей.
КАРЛИНО. Но главное – раскаяние, синьор. Те дамы были так добры ко мне, так целомудренны...
АЛЬБИНОНИ. Похоже, ты был с ними излишне сдержан?
КАРЛИНО. Но не со всеми!
АЛЬБИНОНИ. Того хуже. Ты вёл себя как негодяй.
КАРЛИНО. Но, синьор, ведь на мне была сутана, и я готовился дать обет!
АЛЬБИНОНИ. Брось эту стезю, пропадешь или станешь святым.
КАРЛИНО. Святой не я, а тот, кто меня спас, когда я собрался наложить на себя руки.
АЛЬБИНОНИ. Кто же?
КАРЛИНО. Священник.
АЛЬБИНОНИ. Пройдоха!
КАРЛИНО. Я встретил его на переправе в Пьяченце, когда уже стоял по пояс в воде. Он не назвал своего имени, - сказал лишь, что проповедник из Палермо. Он уже знал мои похождения от трактирщика, и шёл предложить мне утешение. Его речи - сама елейность. Уговаривая меня жить, он то и дело ронял слезинки, и я так растрогался, что и положился на его милосердие. Он обнял меня и заплакал, а с ним и я.
АЛЬБИНОНИ. Ты и в самом деле хотел утопиться? О юность!
КАРЛИНО. Да. Я находился в жалком состоянии. Мой заклинатель заметил это и предложил исповедаться, и я упал к его ногам. Ах, с каким душевным сокрушением я очищал душу. «Одна милостыня может умилостивить божий гнев, - сказал он, - ибо милостыня очищает от греха». - «Хорошо, отец мой». - «Ну что ж, дитя моё, если вы отдадите все деньги, до последнего, которыми владеете, можете спать спокойно.»
АЛЬБИНОНИ. Вот куда уплыли отцовские деньги!
КАРЛИНО. Вовсе нет! - Он взял на себя труд распределить их среди бедных, и взамен дал мне отпущение грехов. Моя епитимья состояла в том, чтобы отправиться домой без денег, пешком. Но по дороге я… Ах, моё сердце разбито, синьор.
АЛЬБИНОНИ. Приключение? Ха-ха! Выкладывай, кого ты встретил?
КАРЛИНО. Анниту.
АЛЬБИНОНИ. Анниту? Ту плясунью, которая так ловко меня отшила, а перед тем и того сумасшедшего монаха, принявшего её за свою жену?
КАРЛИНО. Она славная девушка. Вы видели, как она танцует! Она мечтает петь в опере... Но её учитель и воспитатель из приюта, где она выросла, - имя которого она не назвала, и которого она почитает, как родного отца, - он отдал её в монастырь.
АЛЬБИНОНИ. Потому что она отказалась выходить за него?
КАРЛИНО. Вовсе нет. Её учитель - мерзкий старик, вроде вас. Она отвергала выгодные партии, когда он сам хотел выдать ее за муж.
АЛЬБИНОНИ. Выходит, она бежала из монастыря? О, несчастная!   
КАРЛИНО. Мы встретили бродячую труппу, и колесили по Ломбардии, Лигурии. Ах, синьор, если бы вы знали, как я был счастлив!
АЛЬБИНОНИ. Я вижу, ты влюблён в эту девушку.
КАРЛИНО. Она не любит меня.
АЛЬБИНОНИ. Однако, и не гонит.
КАРЛИНО. Лучше бы мне быть ваших лет, сударь, чтобы все чувства во мне сдохли, как голодные крысы в чулане, и я был, как вы, - хорошо одетый, но похож на бурдюк с прокисшим вином.
АЛЬБИНОНИ. Стало быть, бросив труппу…
КАРЛИНО. Мы были в Мантуе, в Вероне, – мы колесим третий месяц, чтобы найти её воспитателя и благодетеля. 
АЛЬБИНОНИ. Но кто он, чёрт бы его, что он не сидит на одном месте? И на кой чёрт он ей сдался?
КАРЛИНО. Знаю наверняка, он нынче в Риме: Аннита видела его.
АЛЬБИНОНИ. Вот чудеса.
КАРЛИНО. Она надеется припасть к его ногам и вымолить прощение. Боюсь, сударь, что она его любит.
АЛЬБИНОНИ. Старика?!
КАРЛИНО. Я вознамерился убить его, но я так беден, - мне даже не на что купить кинжала!
АЛЬБИНОНИ. Похвальное желание. Я вижу, у тебя благородные намерения. Знать, бы, кто он, а за кинжалом дело не станет, я тебе в этом пособлю.
КАРЛИНО. Целую ваши руки, добрый господин. А кстати, знаете, кто снял первый этаж этого дворца? - Мой земляк, несравненный дон Вивальди, и я его здесь поджидаю.
АЛЬБИНОНИ. Ты знаешь рыжего аббата?
КАРЛИНО. Нет, сударь, я никогда его не видел. Но кто же в Италии не слыхал его имени! Теперь все бродячие музыканты красятся в рыжий цвет. А главное: спросите, почему я тут торчу? (Указывает на афишу.)  Эта опера, «Самсон», –  дон Вивальди написал на моё либретто.
АЛЬБИНОНИ. Быть не может.
КАРЛИНО. Э, пустяшное дело! Я отправил ему стихи с одним приятелем в Мантую, когда он состоял капельмейстером на службе у князя, и вот, поджидаю здесь получить свой гонорар.
АЛЬБИНОНИ. Получить у Вивальди деньги? - Не надейся. Проститутки и поэты — две профессии, которые получают сразу, потому что потом им уже никто ничего не даёт.
КАРЛИНО. Дон Вивальди сказочно богат, его оперы ставят во всех городах Европы. Вы что, не слышали про казино? - Разве что дьявол везуч, как он. Антиквары свозят к нему  картины и статуи, - он скупает всё!.. Эге, не он ли в том паланкине?
АЛЬБИНОНИ. Послушай, дружок, у меня есть то, за что несравненный дон Вивальди отвалит, не скупясь. Слыхал ты о "Заклятии Дьявола", дарующее вечную жизнь?
КАРЛИНО. Кто же о неё не знает, когда весь Рим сошёл с ума. Коли так пойдёт, на кладбищах не останется ни одной целой могилы.
АЛЬБИНОНИ. Написана рукой смертельного врага Вивальди. Ей нет цены.
КАРЛИНО. Та самая, что оживляет мертвецов? Пожалуй, вы бы сами... Боюсь
АЛЬБИНОНИ. Она и есть. А вот и он, его паланкин. Я вижу, а за ним идёт толпа поклонников. Достославный отец Вивальди вознаградит тебя.  (Даёт КАРЛИНО рукопись, надевает маску ПАНТАЛОНЕ и смешивается с толпой поклонников ВИВАЛЬДИ.)
(Стащил табакерку?..)
                СЦЕНА

Вносят паланкин, за которым следует восторженная толпа поклонников. ДЖОВАННИ помогает ВИВАЛЬДИ выбраться из него, все аплодируют. ВИВАЛЬДИ всегда в маске, сложив руки на груди крест на крест, раскланивается. Прохожие аплодируют, возгласы: «Вивальди! Лучезарный Орфей! Колумб в музыке! Апостол Дьявола!» ВИВАЛЬДИ осеняет толпу крестом, благословляет беременную, грудного ребёнка, старуху и калеку.

ВИВАЛЬДИ (громко). Мир вам, дети мои! Я буду молиться за вас! Благодарю! Благодарю!
         Любите господа, - пред ним мы все в ответе,
         Воздастся каждому, возлюбленные дети!
В ТОЛПЕ:
         Ты страж у адовых дверей!
         Сыграй заклятье, чародей!
ВИВАЛЬДИ. Любите друг друга, любите и пойте! Да пребудет с вами божья благодать, дети мои!
КАРЛИНО. О чудо, - мне так знаком его голос… Когда бы не его маска… Да ведь это точно мой спаситель, мой добрый исповедник.
          АЛЬБИНОНИ подталкивает КАРЛИНО перед ВИВАЛЬДИ.
ВИВАЛЬДИ.  Бог счастлив и весел, раз счастливы мы. Он заповедал нам любовь и радость бытия.  Боже, сокруши манящие вас вершины скупости, нечестия и ослиной глупости!
        Восславят же Господа ваши уста!
        Кто любит Вивальди, тот любит и Христа!
В ТОЛПЕ.
        Нам дьявол бог, и ты его пророк!

ВИВАЛЬДИ.
        Что за безумцы! Нет о них спасенья.
ГЛАВАРЬ КЛАКЕРОВ.
        Различны проявленье восхищенья.

ГЛАВАРЬ КЛАКЕРОВ (своей шайке). Орите: «Вивальди!» Эй, ну  же, не стойте!
КЛАКЕРЫ.  «Дон Вивальди! Ура Вивальди! Вива Падро Росси!»
ВИВАЛЬДИ (кричит в толпу). Кто любит Вивальди, тот любит Бога! 
КАРЛИНО. А скажите, святой отец, не встречались ли мы с вами прежде?
ВИВАЛЬДИ (не глядя на КАРЛИНО). Дитя мое, мы не встречались, разве что в Венеции ты мог меня как-нибудь видеть. (В толпу..) Любите друг друга! А вечером на представлении моих восхитительных опер я весь в вашем распоряжении! Билеты в кассе прекрасных театров! Я угощу вас такой музыкой, какой вы не слышали со времён Корелли!
СТАРЫЙ МОНАХ. (Ты отряжён Содомой и Гоморрой, губитель веры!)Со времён Садома и Гоморры! Нечестивец! Разносчик оперной чумы! Убирайся из Рима, поп-оперист! Низвержен в бездну!
ВИВАЛЬДИ.  Ах ты, старый дурак! Мерзавец! бл***ий сын! Моя музыка прославляет Господа! Убирайся к дьяволу, пока я тебя не пришиб, сволочь!.. Благослови вас небо, друзья муз и красоты! (Осеняет всех крестом.)
КАРЛИНО. Святой отец, вы не забыли меня?
ВИВАЛЬДИ. Чего тебе? Пошёл прочь.
КАРЛИНО. Ах, не вы ли преподобный дон Вивальди?

       Святой отец, вы помните меня? –
       Я тот поэт, что обокрал отца,
       А у Арно, когда хотел топиться,
       Я отдал вам все деньги и коня.
ВИВАЛЬДИ (с досадой, в сторону).
       Спасти такого подлеца!..
          (Вслух.)
       На твоей морде нет примет.
       Не помню, слава богу, нет.
       Какого чёрта, что тебе здесь надо?
КАРЛИНО (льстиво, заискивая).
       Мне видеть вас, святой отец, награда.
ВИВАЛЬДИ.
       Ты негодяй, отцеубийца, плут…
       Напомни, как тебя зовут?
КАРЛИНО.
                Карлино.
ВИВАЛЬДИ.
       Откуда ты здесь взялся, Чиполлино?
Я разве не послал тебя домой,
 к отцу, проходимец?
Эх, ты, несчастный проходимец!

Крики из толпы: «Дон Вивальди! Ура Вивальди! Вива Падро Росси! Лучезарный Орфей! Колумб в музыке!

ВИВАЛЬДИ (В толпу). Благодарю вас, дети мои, да пребудет на вас милость божия!
               (Тихо - КАРЛИНО.)
          Ты шалопай, поэт, пройдоха,
          И кончишь жизнь ужасно плохо:
          Тебя повесят. Ну, ступай,
          Греши, как начал, шалопай!
КАРЛИНО. Святой отец, позвольте полюбопытствовать, где же мои деньги? Как вы ими распорядились?
ВИВАЛЬДИ. Не сомневайся, и спи спокойно. Не будь мрачным! - наслаждайся жизнью, чтобы не быть в тягость людям. Нет большего греха, чем умереть при жизни.
КАРЛИНО. Как мне спать спокойно, когда меня, кажется, надули. Впрочем, как я могу сомневаться? Что я говорю, как можно вам не верить?
          Отец Антонио, мне путь к спасенью откройте
          И наставлениями душу успокойте!
ВИВАЛЬДИ.
          Любезный сын, един есть путь – молиться!..
          (Зачем тебе я не дал утопиться!)

ВИВАЛЬДИ жестом подзывает группу клакеров. В толпе: «Горбатый, рыжий, - он страшнее дьявола.» «А волосы – начищенная медь!» "Да ведь он и есть дьявол!"

ВИВАЛЬДИ (даёт деньги главарю клакеров). Вечером орите "Браво", беснуйтесь, не жалейте глоток,  отработайте сполна эти деньги.
ГЛАВАРЬ КЛАКЕРОВ. Не сомневайтесь, святой отец, у нас овации - как гром! Мы дело знаем. Не первый год в опере. (Получив деньги от ВИВАЛЬДИ, квакеры уходят.)
КАРЛИНО (подслушав разговор). Он меня надул! я дурак и простофиля. Досточтимый отец мой, а кроме того, ведь я автор либретто этой самой оперы: это моя пьеса! Я послал вам в Мантую свои стихи.
ВИВАЛЬДИ. Какие стихи? Забудь и не вспоминай.
КАРЛИНО. Но как же я могу забыть...
ВИВАЛЬДИ. Не знаю никакой оперы. Веселись и умри – вот мой девиз. В них не больше жизни, чем в покойнике. Отвяжись от меня. Где мой слуга? Джованни! Сколько можно тебя звать, скотина! Джова!.. А, опять ты… Подзабыл твоё имя.


КАРЛИНО. Карлино, святой отец, ваш земляк, мой батюшка синьор Гольдони...
ВИВАЛЬДИ. Отцеубийца. Какое ты выбрал ремесло, шалопай, - поэт! И тебе не стыдно? Что хорошего, сбежал из дому, бродяжничаешь, сочиняешь небылицы. Бедные твои родители. Слушай, мальчик. Твоё либретто гавно. Ничего я тебе не дам.
КАРЛИНО. Ничего?!
ВИВАЛЬДИ. Ха! А ты думал!.. А это - что это у тебя? еще стихи? Дай сюда.
КАРЛИНО. Нет, синьор, это соната, я её украл у какого-то монаха, похожего на зловещего ворона. - Это «Трели Дьявола».
.
ВИВАЛЬДИ. Украл? Что за соната?
КАРЛИНО. Верней, украл ВИВАЛЬДИ. Держи золотой.
КАРЛИНО. Э, нет, святой отец, я верну монаху и мне даст больше.
ВИВАЛЬДИ. Чёрт с тобой, не надо.
КАРЛИНО. Как угодно.
ВИВАЛЬДИ. Ладно, получай.
КАРЛИНО. Дьявол будет вам благодарен за такое пожертвование.
ВИВАЛЬДИ. Целуй руку и проваливай.
КАРЛИНО. А как же гонорар, святой отец? гонорар за мои прекрасные стихи!?.

ВИВАЛЬДИ.
      Не приставай ко мне, отстань!
      Твоё либретто просто дрянь.
      На сцене живы чувства, а не ум,
      Любовь для сцены - самый лучший грум.
      Либретто?! - болтовня! Ей в опере нет места.
      Знай, в опере, сынок, мелодия невеста.
      Здесь царство трелей и высоких нот,
      Звук на опоре, да пошире рот,
      Язык вперед и голова - на грудь!
      И - шире, шире пасть! - а не куриной гуской,
      А резонанс - прям в лоб, - чтоб не звучало тускло!
             (Поёт для примера.)
      И верь в себя, назло всем ста смертям.
      Ну, а теперь пошёл ко всем чертям!
КАРЛИНО (вспыхнув).
      Я и без вас уверовал в свой дар!
      Извольте выдать гонорар!
      Плевать на ваши наставленья,
      Ничьего мне не надо одобренья.
      Без денег, хоть убей, не сдвинусь с места,
      Хотите знать, - так у меня невеста!
      "Ко всем чертям"? Как бы не так!
      Теперь я не такой простак,
      Как был в ту ночь, у переправы...
        (Опомнившись, сменив тон.)
      Хотя, святой отец, вы правы,
      Мне надо многому учиться.
      Но для начала бы не худо подкормиться.
      Мой гений нищ, а с ним и я тощаю...
ВИВАЛЬДИ (добродушно рассмеявшись).
      Не хнычь, Карлино, я тебя прощаю!  21.09.2023
КАРЛИНО.

Откуда-то доносится мотив "Трелей Дьявола". В глубине сцены провозят детский гроб, рядом идут счастливые родители, священник и скрипач в рыжем парике.



ВИВАЛЬДИ. Что за мир! (Просматривая рукопись.) Сны оправдываются, предсказания сбываются,  Великое становится ничтожным, и всё будет забыто.
МАСКА ПАНТАЛОНЕ (из-за спины ВИВАЛЬДИ). Но только не «Трели Дьявола», святой отец: они вечны, как сам Дьявол, твой хозяин!
ВИВАЛЬДИ (вздрогнув). О, проклятье!. Это невозможно!.. Неужели это... неужели это я... Так знаком... Что-то вроде этого я играл - давно, у кардинала Оттобани.  Тартини не мог этого слышать!..
ВИВАЛЬДИ. Тартини! Будь он проклят. Пятнадцать лет о нём ни звука, а сегодня... Как такое - без воли провидения! Одна соната и такая слава. Столько разговоров, за копию платят неслыханные деньги. «Соната Дьявола»!В Вене с ним беседуем император, в Дрездене осыпают почестями. Наконец, приглашают в Рим. При этом он не знает, каково писать и ставить оперы, развлекать публику. Неблагодарный труд. А он сочинил одну сонату, единственную! (На ходу разворачивает рукопись.) О, будь ты проклят!

             Входит МОНАХ.

МОНАХ. Отец Вивальди, святейший отец послал меня проводить вас в Сикстинскую капеллу. Следуйте за мной.
ВИВАЛЬДИ. Только не так прытко, святой отец.

Далее КАРЛИНО рассказывает об АННИТЕ.


                СЦЕНА. КЕЛЬЯ ТАРТИНИ.
  Аббатство, келья ТАРТИНИ. Обстановка та же. Появляется ТЕНЬ ЕЛИЗАВЕТЫ.

ТАРТИНИ (взывает). Елизавета!? Ты в этом саване, бог мой, и ты прозрачна?!. Как страшен  взгляд. Она меня не видит... О, боже, нет, - она мертва, и это царство мёртвых. Будь я проклят!
ПРИЗРАК ЕЛИЗАВЕТЫ. Покоя, Джузеппе.
ТАРТИНИ. Ты, что была мне женой, как мне назвать тебя?
ПРИЗРАК ЕЛИЗАВЕТЫ. Я тень её. Молю тебя, - покоя!..
ТАРТИНИ. Но — как, став тенью, ты в Риме, здесь - я видел тебя среди живых; поёшь и пляшешь, и не боишься солнца. Как можешь ты любить - кого?! - дьявола! Мне мучительна мысль, что ты,  сгубила свою душу ради того, чтобы вернуться на землю, - но не ко мне! Ты - демон?!
ПРИЗРАК ЕЛИЗАВЕТЫ. Ты вызвал заклинанием меня, я, повинуясь власти заклинаний, отвечу. Отец Антонио не совершал магических заклятий, меня не воскрешал. Слушай же, мой муж. Оставлена и брошена твоим высокомерным самомнением, не видя ни одной тропы, которая вела бы в «завтра», я с горя и позора умерла, но родила дитя в фамильном склепе, мёртвой, на каменном одре.
ТАРТИНИ. Елизавета!? что ты говоришь, жена, любовь моя, - как это возможно?!
ПРИЗРАК. …Ибо убить её, невинную, забрать с собою в Ад – греха такого не позволил бог. Меня не вызывай, я, умерев, легла на дно холодной Леты, укрыта этим страшным ползущим одеялом, - без причастья, под чёрною водою. А ты живи, во власти Провидения.
ТАРТИНИ.  В Аду, под чёрною водой!?. О, нет, постой, постой!..
ПРИЗРАК. Ужасней нет мучения, как снова ощутить в груди волнение и трепет жизни. Скорее... вглубь, подальше от дыханья…
ГРАФ. Еще мгновение!..
ПРИЗРАК. ...где холод... холод... холод...
ТАРТИНИ. Любовь моя! Что ж грудь моя еще не разорвалась!..

            
 Входит ГОЛЬДОНИ, - он встревожен, осматривается, ни к чему не прикасаясь. Входит ТАРТИНИ, мрачен, заметна сильная перемена в его внешности; некоторое время молча наблюдает за ним.

ТАРТИНИ (входя). Меж си и до, Terra nuova, - на краю света, дыхание Ада, мрак без дна меньше, чем мгновение - заклятия, провидение путей - к звездам, к Богу. Неведома мощь духа.
ГОЛЬДОНИ. Святой отец, зачем вы зажгли этот круг? Что это?
ТАРТИНИ. Знак  паука.
ГОЛЬДОНИ. О, Господи, только не паука.
ТАРТИНИ. Клянись клятвой вечного молчания!
ГОЛЬДОНИ. Вечного?! О, нет, синьор Тартини, не стоит торопиться. А кроме того, я терпеть не могу пауков.
ТАРТИНИ. Я впишу твоё имя в  Книгу Смерти, я крещу тебя именем Дьявола!
ГОЛЬДОНИ. Послушайте, святой отец, я не за этим шел. Вы велели добыть рукопись «Гробницы» дона Вивальди, которую он скрывает, вот она, давайте рассчитаемся и - только это!
ТАРТИНИ. "Гробница"!? - Дай мне её. Ответы в ней, здесь, меж си и до!
ГОЛЬДОНИ. О, это лучшее, что дон Вивальди сочинил. Но мне известно, что он вымарывает рукопись, оберегая свои секреты. Оригинал добыт его служанкой, горбуньей Паолиной. Смею заметить, синьор, я немало потратился, уговаривая эту ведьму...
ТАРТИНИ. Воскрешение Лазаря, и... Умереть, и в тот же миг открыть глаза. - Лишь мертвыми очами виден мир мёртвых.
ГОЛЬДОНИ. Боюсь, вам нездоровится, вы так бледны.
ГРАФ. Веришь ли ты в Бога, сын мой?
ГОЛЬДОНИ. Иной раз заглядываю в церковь, но...
ГРАФ. Магический хрусталь, - сожми в руке, смотри в него. (Взывая.) Астарот! Асмодей!

  ТАРТИНИ читает на латыни, играет  из «Гробницы» ВИВАЛЬДИ.

ГОЛЬДОНИ.   Кажется, что скрипка изображает шум ветра, бури, что это: я слышу голоса и... Видение! Ах, чёрт!..

В глубине сцены появляется ВИВАЛЬДИ, с разгорячённым лицом, волосы растрёпаны.

ВИВАЛЬДИ. Я выиграл десять тысяч и проиграл! И снова выиграл! Фантастическое везение – куча золота! Золото! Аннита, мы снова богаты! Мы едем в Прагу! Золото! Ха-ха-ха! Аннита! Мы снова богаты. Потом в Париж! Мне заказали "Глорию" для свадьбы короля!

       Я не умру от святости, не источаю амбры,      
       Какие попу радости - стоять при свете рампы.
       Восторги и овации, шум зала, крики браво,      
       Раскланиваюсь с публикой налево и на право!
       Мои импровизации! - Всех дрожь берёт, всем страшно,
      
       Шум зала, крики браво
       При самой кульминации      
       Как  слева, так и справа.
       Ловить улыбки, взгляды,
При самой кульминации, (Смешны,нелепы радостиМои святые радостиВсего-то
          (Стоять там, - в свете рампы.
Разину рты, все слушают           замерли внемлют
Зал замер, ложи умерли  Мои импровизации - то зал как будто умер
      

Восторги и овации       Ловить улыбки, взгляды,
 Все счастливы, все рады
       Как  слева и справа.
Раскланиваюсь с публикой налево и на право!
     Видение исчезает.

          

               
             СЦЕНА СЕДЬМАЯ

ВАТИКАН. Лоджии Рафаэля, перед Сикстинской капеллой. В капеллу проходят КАРДИНАЛЫ, светская знать. Вдали появляются ВИВАЛЬДИ, затем АЛЬБИНОНИ и ТАРТИНИ.

ПЕРВЫЙ КАРДИНАЛ.
      Вивальди Дьявол хоть куда
      Под фреской Страшного суда.
      Безумство, скрипка и уродство –
      Печать проклятья это сходство.
ВТОРОЙ.
      Он постарел, смешное в нём исчезло,
      И дьявольское что-то вверх полезло.

      Уж в божьи милости не веря,
      Мы торжествующего зверя,
      Забыв про крест и божий страх,
      Узрим же с скрипкою в руках!
      

ТРЕТИЙ (входя).
      А многие уж покидают Рим,  Я слышал, люди покидают Рим,
      Сраженные внезапною напастью,
      Готов Рим пасть под дьявольскою властью, -
      О боже, Рим в Аду, - не это ли мы зрим!     и хуже, чем горим:

       Ты видишь сам, Томазо, Рим погиб,  Вы видите, отцы, наш Рим погиб,
       Он пал пред рыжим дьяволом в сутане,
       Когда же видано такое ране!..

       Опасны не Гонзерих и Атилла, -
       Страшнее - музыкальная могила!
       Я вижу Рим в пожарище, в руинах,
И чернь крушит святыни христиан,
Беснуется, вопит, как стадо обезьян!

Ни один мудрец не укажет, куда в грозу ударит молния. Так было прежде. Теперь всякий скажет: несчастье и пожар в доме, где нынче зван "огненный священник", падро Росси.
ВТОРОЙ.
      Раз молния ударила в камин,
      Всё вспыхнуло, все кинулись бежать –
      Не сдвинулся Вивальди лишь один,
      Уж пламя его стало окружать,
      А он, как Дьявол, продолжал играть. -
см 2 строки в вар. за 13год
      Дворец Русполи выгорел, дотла,
      Как дно у адского, сгоревшего котла.
ПЕРВЫЙ.
   
    ............................


ПЕРВЫЙ КАРДИНАЛ.
      Не мало б наш Спаситель изумился
      Всей этой вакханалии красоты –
      Удары молний, адские болота,
      Разломы, пропасти, кручины,  -
      Всех музыкальных бездн пучины.
ВТОРОЙ.
      Безбожные мелодии - вкус черни.
      О, грешной жизни сладостные тернии!
      Что предаваться вымыслам досужим, -
      Мы к Дьяволу на тайные вечерни –
      В театры ездим, с чёртом мессы служим,
      О жизни вечной уж давно не тужим.

      На рынке славы ценим те лишь страсти,               
      Что душу опалят нам в мягкой ложе,
      Вновь испытать всю прелесть тайной власти
      Прекрасного! - О, будь я помоложе,
      Грехам любви повёл бы счёт сначала -
      Как девственность всех чувств тогда звучала, -
      Как шёпот листьев сада там, в Эдеме.
ПЕРВЫЙ.
      В мечтах мы все греховней жён в гареме.
АЛЬБИНОНИ.
      Сикстинская капелла! – бездны бездн зов.
      Здесь смертным пересоздано Творение.
      Вот постиженье вечности азов,
      Величье замысла познало озарение.
ТАРТИНИ. Цена -
      Кровавая слеза, лишь капля пота,
      Творенье прославляющая нота.

      Для городов – забава, развлечение,
      Забыли  смертные её предназначение.
      Так мирозданья рушатся столпы -
      Сивилла в услужении толпы!
ПЕРВЫЙ КАРДИНАЛ.
      Тартини здесь, и как покойник бледен.
ВТОРОЙ.
      О, червь в душе не меньше яда вреден.

                СЦЕНА
      Дворец Дориа-Памфили. Покои ВИВАЛЬДИ. Входят ВИВАЛЬДИ и АЛЬБИНОНИ.

ВИВАЛЬДИ.
      Я снова здесь, в капелле! - Стынет слово...
      Да будет музыка моя сегодня нова,
      И музы, задрожав, не совершат измены…

      Когда-то юношей вошёл я в эти стены.
      И здесь, дрожа, сжимая крест, стоял, -
      В ту пору я бледнел при мысли о гиене,
            И перед адом трепетал.               
      А души в смерче проносились мимо...
      Мне музыкой тогда явилась фреска зримо.
(ВАР.   К Христу очей поднять не смел...
   ...  Стоял и заливался здесь слезами...)
АЛЬБИНОНИ.
      Отлично помню вечер тот в Сестине, -
      Тебе пришло на ум направить души вспять,
      Чтоб к солнцу, к жизни их вернуть опять.
      Не те же ль темы в "Трелях" у Тартини?..
....................
ТАРТИНИ(проходя мимо, тихо).   
      Душа, витая вне сознанья,      
      Покинув место обитанья,
      Не тела часа смерти ждёт,
      Чтоб скинуть тяжкий жизни гнёт, -
      В ней страхом, трепетом объята,
      И Дьяволом самим заклята,
      Уж не покорна божьей воле, -
      Трухлявых два бревна, - не боле! -
      Ей нет другого наслажденья -
      Вкусить восторг того мгновенья -
      В соитье Дьяволу отдаться,
      Чтоб мерзкой страсти предаваться, -
      Глумясь над верой чудотворной,
      Молитвой обмануть притворной!

      Ты глаз поднять не смеешь ввысь, -
      Молись, Антонио, молись!
              ЯВЛЕНИЕ 3.

   Входит ПАПУА ИННОКЕНТИЙ Х111 в сопровождении старого монаха.

ПАПА.
      Я памятью далёко уношусь,               
      Уж тридцать лет, как я Вивальди знаю,               
      И стон в груди невольно подавляю,
      Когда ту ночь в капелле вспоминаю...
      И новой встречи будто бы страшусь,
      

      Я был как он, аббат, и нищий,       
      Без покровителей, один,
      И случай, судеб господин,
      Меня кормил суровой пищей –
      Обиды, страх, нужда, измены,
      Однако же я верил в перемены, 
      И ждал чудес.
МОНАХ.
            Бог не оставил вас.
ПАПА.
      Ему давно плевать на нас.
      Он от людей в порыве исступленья
      Бежал как с места преступленья,
      И верно, если б знал, на что решился,
      Венчая замысел двуногой тварью,
      Он дара слова верно бы лишился. - 
      Чем мы воздали? - тленом, вонью, гарью.
      В сердцах, в умах плодим лишь змей,
      А души холодней камней.
      Дыханием согретые, - прах праха! –
      Вселенную присвоили без страха,
      И вечности желаем, хоть убей, -
      Мы Сатане давно уж льём елей.

ПЕРВЫЙ КАРДИНАЛ.
      Позволено ль вас шуткою развлечь:
      Когда бы Дьявола в мелодию облечь, –
      Я первый Господа б молил о снисхождении
      О низменном забыть происхождении.
      .................................   

ПАПА (про себя).
      Смешон мне Страшный суд. Презренное прощенье!
      Я к жизни полон злобой отвращенья.
      Тиара и престол - кровавый путь.
      Измученный бессонными ночами, -
      Ни помочиться, ни молиться, ни уснуть –
      Как с омерзением себя не проклянуть?
      Убийства, яд, бежала кровь ручьями, -      
      И что ж? - по Ватикану я брожу с свечами,
      Страшней, чем в будущее, в прошлое взглянуть.
      О, Дьяволу дары, увы, нельзя вернуть.  не соглашусь вернуть
      .............................
 
      Так я погиб. - Душа дрожала,
      Мозг, жилы налились свинцом, -
      Иуда, проклятый отцом.
      В священных ризах облачённый,
      Я, небом лишь изобличённый,
      Да скрипкой, - музыкой. Едва ли
      Свидетелей таких видали
      Пророки эти и сивиллы…
      И скрыть мне не достанет силы,
      Как и влачить до гроба кару, -
      Добычу, - святость и тиару!
      .........................
      Монах, как тень в углу - кто он?
КАРДИНАЛ.
      Отец Тартини, наш Лаокоон:
      Он в музыке кресту угрозу зрит,
      И по миру проклятьями сорит.

      Дав на крови святой обет,
      Ходил в веригах много лет,
      Обета страшные мученья
      Он нёс в подземном заточении.
      Свет истины над ним пролился
      И неких тайн испив, явился
      Он в Рим с трактатом и сонатой,
      С амвонов названной "проклятой".



ПАПА.
      Как, - "Трели Дьявола"!? На что же,
      Хотел бы знать, они похожи?
      Скорей внесите столько свеч,
      Чтоб Дьяволу ни сесть, ни лечь.
      ........................   

      Им восхитился б и Корелли,
      Когда б услышал эти Трели.

АЛЬБИНОНИ.
     Она прекрасна, как лазурь,
                И беспредельна,
     Лишь тишина, предвестник бурь,
                Так неподдельна.
     Надрывный стон Христа,
                И плач его в пустыне,
     И злобный рёв толпы со всех сторон:
                "Распни!" - в ней ныне.
     В ней мирра взора со креста,         
                И всепрощенье,
     Движения предсмертные перста -
                Нам в очищенье.
     В ней демоны в лицо нам, смертным, дышат, -
                Имеющие уши, да услышат! 25.09.2023


      Заклятье звуков вечный плен,
      Могил и склепов прах и тлен,
      Покой, обещанный костям,
      Вернул вновь свету и страстям!
      По тайным тропам адских сфер
      Ведет их в "Трелях" Люцифер.
      Конца нет в мире чудесам!
      Вернул их солнцу, небесам, -
      Под носом псов сторожевых -
      Вернул, смутив покой живых!
      Так "Трелями" заклял он смерть,
      И с Дьяволом восстал на Твердь!



            Все уходят в капеллу.
...........................................................
                СЦЕНА
ДАЛЕЕ ПМ  ПОДГОТОВИТЕЛЬНЫЕ МАТЕРИАЛЫ.
КАРДИНАЛ.
       Боюсь упрёки ваши шуткою навлечь –
       Когда бы Дьявола в мелодию облечь, –
       Я первый Господа б молил о снисхождении,
       О низменном забыв происхождении.
      
       (Входит МОНАХ лицо скрыто капюшоном.)
КАРДИНАЛ.
       Сикстинская капелла! – бездны бездн зов.
       Здесь смертным пересоздано Творение.
       Вот постиженье вечности азов.
       Величье замысла познало озарение!
МОНАХ. ТАРТИНИ.
       Цена Его труда – как капля пота, - Цена его труда - лишь
       Творенье прославляющая нота!
АЛЬБИНОНИ.
       Святейший папа как покойник бледен.
1й КАРДИНАЛ (тихо).
       Нам червь в душе – не меньше яда вреден.
2й КАРДИНАЛ
       Безбожные мелодии, вкус черни!   
       О грешной жизни сладостные тернии!
       Что предаваться вымыслам досужим!
       Мы к Дьяволу на тайные вечерни –
       В театры – ездим, с чёртом мессы служим,
       О жизни вечной уж давно не тужим!
       На рынке славы ценят те лишь страсти,               
       Чтоб душу сжечь могли нам в мягкой ложе,
       Вновь испытать всю прелесть тайной власти
       Прекрасного! О, будь я помоложе!
       Грехам любви повёл бы счёт сначала, 
       Как девственность всех чувств тогда звучала, –
       Что шёпот листьев сада там, в Эдеме.
1й КАРДИНАЛ.
       Мечтами все греховней дам в гареме.
                Входит ПАПА.
АЛЬБИНОНИ.
       Святейший папа!
ПАПА (указывает на ТАРТИНИ).
       Тот монах, - кто он?
КАРДИНАЛ.
       Монах Тартини, наш Лаокоон:
КАРДИНАЛ.
       Он в музыке кресту угрозу зрит,
       И по миру проклятьями сорит.
КАРДИНАЛ.
       Дав на крови святой обет,
       Ходил в веригах много лет,
       Обета страшные мученья
       Он нёс в подземном заточении.
       Свет истины над ним пролился
       И неких тайн испив, явился
       Он в Рим с трактатом и сонатой,
       С амвонов названной Проклятой,
ПАПА.
       Что, - Трели Дьявола? –  О Боже,     А, Трели Дьявола!
       Боюсь, на вой она похожа.
                (Слугам.)
       В Сикстинскую капеллу больше свеч!
КАРДИНАЛ.
       Боюсь упрёки ваши шуткою навлечь –
       Когда бы Дьявола в мелодию облечь, –
       Христос Творца  б молил о снисхождении,
       О низменном забыть происхождении.
ПАПА.
       Где Альбинони?
АЛЬБИНОНИ.
       Здесь, у ваших ног.
ПАПА.
       Найди, чтоб описать сонату, верный слог.
АЛЬБИНОНИ.
       Сказать в словах? Когда б я только мог…
ПАПА.
       Скажи без зависти, без гнева, без гордыни,
       А мы решим, что слушать станем ныне.
АЛЬБИНОНИ.
       К ней льнёшь душой, и слёзы умиленья
       Текут из глаз не зная позволенья.         
ПАПА.
       Она прекрасна?
АЛЬБИНОНИ.
       Как лазурь и беспредельна! – 
       Лишь тишина, предвестник бурь, так неподдельна.
       Хранит она последний стон, и плач в пустыне,
       И злобных ртов со всех сторон «Распни!» – доныне.
ПАПА.
       Что? Голос Бога?
АЛЬБИНОНИ
       В ней живёт не здешней властью,
       Услышит только тот его, кто мучим страстью.

       В ней мирра взора со креста, и – всепрощенье
       В движении предсмертном вверх перста – нам в очищенье.

       Любимым быть, владеть иль мстить, ил
ПАПА.
       Она мой сон, виденье гробовое,

               (В сторону.)

       Все 30 лет во мне она звучала…
       Соната Дьявола!.. Иль всё опять сначала?..

                (Вслух.)
       Евангелие Дьявола! - слыхали?!
3й КАРДИНАЛ.
       Слыхал вчера.
                Как?!.
                Вы бы знали! – забывали
       Гам, крики, вопли не стихали!
       Вивальди сам играл в антракте в казино,
       В бокалах пенилось, кипело (от звуков сих вино)
НАЗВАНИЕ ТЕАТРА!
       И вопль, упившийся его (веков последней страстью.
       Как быть услышанным виденью гробовому?
               (С поклоном отходит.)
3й КАРДИНАЛ.
       Я в восхищении был не зря!
       Любви и нежности полна,
       А языком поэтов говоря,
       Мелодия – как райская зоря:
       Полна прощения она!
ПАПА (ТАРТИНИ).
       Так кто же автор?
ТАРТИНИ.
                Сатана!
3й КАРДИНАЛ.
       Но красота не пострадала
       Твоим соавторством нимало.
ТАРТИНИ.
       К Сонате то лишь отношение имею,
       Что одержимый любопытства…
       Желая испытать власть Сатаны,
       С ней вышел в зал -
       ПрО всё на свете забывали,  вздыхали махали
       Я Риму дивный дар мелодий  -просодий
       Мной Риму дивный дар мелодий был предложен

Входят  ПАПА Иннокентий Х111, несколько кардиналов. ТАРТИНИ, за ними АЛЬБИНОНИ
ПЕРВЫЙ КАРДИНАЛ.
… лежало, жало мало вяло
И лишь взгляну на крест – о нём я вспоминаю.
      С покорностею жду и тороплю минуты,
      Чтоб сбросить, наконец, соблазнов грешных  путы.

Ты помнишь, Пьетро,
Ты, Оттобани я мечтал быт
Я кардиналом стал в семнадцать лет,
Но я мечтал быть Рафаэлем новым

Твой дядя миром правил самовластно

       Я был как он, аббат, и нищий,      
       Без покровителей, один,
       И случай, судеб господин,
       Меня кормил суровой пищей –
       Обиды, страх, нужда, измены,               
       Однако же я верил в перемены. 
       И ждал чудес.
ТАРТИНИ.
       Бог не оставил вас!
ПАПА.
       Ему давно плевать на нас.
       От мерзостей людских в порыве исступления,  -
       От нас бежал Господь как с места преступления!       -
       (Воочью ныне зрим: наш приговор свершился)
ПЕРВЫЙ КАРДИНАЛ.
       Когда б он, бедный, знал, на что решился,
       Венчая замысел двуногой тварью!
       Он дара слова верно б сам лишился, -
       Ведь чем воздали? - тленом, вонью, гарью!
ПАПА.
       И в ангельских умах плодим всечасно змей,               
       А в сердце – чувства холодней камней.
       Дыханием согретые, - прах праха! – У Бога мир похитили
       Мы вечности желаем сметь без страха!
       Вселенную присвоили! – ей-ей, -
       И Сатане давно уж льём елей.
       К светилам жадно взоры обращаем, хищно
      
Творцу всесущего
Непостижи- мое мость – мы (– и то) всё в себе вмещаем,
Дрожащих их лучей коснувшись мыслью хладной,
Уж пользы взять от них желаем мы отрадной.

Бездушные, безбожием согреты,
 одеты.
ПАПА.
       Созданье женщины, отцы мои, пикантно,
       Что сделано весьма экстравагантно.
       И – будет ли дозволено мне молвить, -

       За мыслью Господа в те дни велась охота
       (Заметно Дьявола старанье и забота):      
       Идею исказить, развеять в пух и прах, 
       Адаму Еву дать на первых лишь порах!
      

Досталась женщине вся нежность и забота.
А что же Господу?
                Вся чёрная работа!
Так, Дьяволу досталось наслаждение
.забываем.
Так Дьяволу обязаны несчастьем?
Это что-то!
А Господу?
–3 вся чёрная работа!
       В чужой епархии, отцы, мы пребываем,
       И память о Творце всечасно убиваем,         (в себе искореняем) 
       Не чтя знамений, звёзд, да что, – самой любви!
       Какие ж ангелы? – чудовища в крови!     Нет, мы не
       Любить нельзя Творца, не осквернивши взора:
       Творенье стало символом позора!


ПАПА.
      За этой болтовнёй не легче мне ничуть,
      Уж скорый вижу окончанья путь.
 
      Здесь перед казнями и муками Суда
      Душа моя от скрипки б вновь дрожала   
      И музыка бы славу здесь стяжала,
      Смыв кровь с души, как смыла бы вода.

Пусть дух её творца
Он вновь мне душу скрипкой

В Сикстинскую капеллу сто свечей
В гостях Сбирая звонкой славы
дани
Вивальди заклинал огонь,
Я помню вечер во дворце у Оттобани.
Что было в этой красоте
Могильным холодом повеяло вокруг
Он был известен, рыжий дьявол,             демон
Вивальди всюду был известен,  честен, уместен,
И право, был более смешон,                -лишён
Когда он только оглядел нас всех,
И поднимая скрипку, точно факел,

     Я видел крест, Христа, - пылал он точно факел
     И в том же пламени я сам вдруг запылал,
     Сгорая бился в нём, одежды разрывал
     И Дьявола на помощь призывал,
     Чтоб сокрушить Христа, и крест, Голгофу,


     Забывшись, Дьявола на помощь призывал
Забыв себя, дрожа, ему (со всеми я) молился

ПАПА САМ РАССКАЗЫВАЕТ О ЧУДЕСАХ НА КОНЦЕРТАХ ВИВАЛЬДИ
ПАПА.
Та музыка меня ошеломила,
Я с нею стал как будто обручён ,
Виденья, голос

Ночами
Но душу мне видение окрылило
(И одиночество меня моё томило)
Ничтожный червь был властью облечён

Вивальди, мне казалось,
Ничтожество меня моё томило
Я тихой яростью, как ядом наливался

И некой властью свыше облечён
И душу опустошила

Шептал мне голос: неземная
Отныне поведёт тебя к тиаре   престолу
Меня с собой звала и дальше уводила сломила   мило
Я знаю всё, что скажешь мне,
Сотри мне память
Что мне сказать об том
ПАПА.
Мне ль сожалеть об этом дне?
Нет, звуки не горят в огне,
И тишина им не гробница,
Коль могут нам во сне присниться.

Молитва стынет боязливо, правдиво

О, суждена им власть такая, О, власть такая им дана,

Жизнь мира движется лениво - нетороплива
Молитва стынет боязливо, сиротливо, лениво         
И жизнь моя как сон во сне              проходит как во сне, 
И голос –  Там   И нежно, как свеча пугливо,
Прошепчет тихо обо мне,
И всё замрёт навек на дне.      во мгле.
Те звуки всё горят в огне                ,  И Бога имя боязливо  прилива
Ты как свеча, пугливо

ПАПА.
Я стал желать её!
Я спать не мог, сгорая от наваждений, диких голосов,
В Ко мне из пустоты глядели не мигая……..
И неземная сила  приводила дарила
И страстно я желал её ночами,
Как прежде грезил о спасенье, о вечной жизни
Я стал мечтать

Видений молчаливый рой
Тиары блеск и тяжесть
И я увидел блеск тиары      лары
Я ощутил вдруг
Создатель не оставил вас…
Я жду его услышать вновь Сегодня я услышу вновь
Я новой встречи жду, мне звуки
Пророчат скорой смерти муки
От яда руки,
Такого же безумца
О, тяжесть и огонь тиары!
Что ж, мы погрузимся в Ад ну что же,
Идём со мной, в Сикстинскую капеллу,  Систину  -каравеллу
Он славен как собор Петра,
моложе - коже

ТАРТИНИ.
Заклял я Ада мрак.
В сих звуках та же сила, 
Которой света враг
И чёрная могила               
Небытием зовут.               
Заклинание –изгнание –напоминание
бродила мило кадила дарила водила чтила и т.д.
В тумане так плывут               
ПАПА.
Но – голоса?.. Проклятье!      
ТАРТИНИ.
Не ветры то ревут –
Зов из глубин!.. Заклятье
Огнём жжёт жадный слух!  робкий слух!
ПАПА.
Летят как белый пух,
Взывают из глубин!..
Мятётся грешный дух Мой грешный дух….
Средь мутных вод один,
ТАРТИНИ.

Господь к моленьям глух,
Стеная, он
Бессмертием томим, -   
Бесплотен, кровь без жил, -   ожил  заворожил спешил
ТАРТИНИ.
ПАПА.

ПАПА.
Вдоль мрачных берегов, зловещих, в немоте,            
Над быстрою водой – с клубящимся туманом
К Провалу их несёт в прозрачной темноте, всех в мутной тем
Что было на земле – вам (всё) мнится сном, обманом. -
Мрак! Нет! О, вечный путь…  дорога! Ад!.. Ни слова!..
Смирение. Довольно. Страх унять…        –пенять понять
Видений этих смысла не понять… нам, смертным не
АЛЬБИНОНИ.
Все собрались, в капелле всё готово.
ПАПА.
В моём кресте редчайший бриллиант, -
Сверкает чёрным пламенем той бездны,
Где все молитвы мира бесполезны.
Так, мраком бездны всех страшит талант. – манит и
В импровизациях Вивальди луч таланта
Огнём сверкает чёрным бриллианта!

Но к провидению в смирении взываю,  РИФМА?
проклинаю
И на судьбу не стану я пенять.

Сонату Дьявола сыграть ему велю,   6
И вечность мук средь смертных разделю. 5

Сонату всё же слышать я желаю. 
…………
Вновь Дьявола я призываю!
Однако, слышать Трели я желаю. 
Не смей перечить! Трелей я желаю,  призываю взываю
Своей тиары тайну разгадаю!

ПАПА уходит. АЛЬБИНОНИ и ТАРТИНИ, затем ВИВАЛЬДИ.

27 окт. 07 г. иные другие-дорогие
Забавен этот мир, в нём образы чудные
Царят. Им нет других забот,
Движеньем пальчиков, игрой  - порой смешные, страшные
Порой игривые, нелепые – любые, –
И вовлечён невольно в хоровод   -вод
Твой вечно хмурый ум, и ими покорён, СРАВНЕНИЯ?
Воображением кто пылким одарён.


Как башни вдруг взрывать пороховые
И в смерть нас погружать, и снова к жизни изрыгать
ПАПА.
Довольно слов. Пусть Дьявол нынче мне
Играет,
 до полночи, чтоб грешники и сам Господь
водах…
И дух Буонаротти в тёмных сводах   

Входят ПАПА и ТАРТИНИ.
ПАПА.  Я встречал его в молодости, на проклятых шабашах у Оттобани. Я был аббат, как он, без покровителей, без денег. Вивальди имел то и другое. Он был известен... Рыжий дьявол.
ПАПА останавливает жестом.
(Потому что, не имея ничего, я знал, что стану папой. Да, я... Вдруг потом голоса, и… )
Пауза.
ТАРТИНИ. Голоса?.. Ваше святейшество?..
О, то, что он играл у Оттобани!..
Та музыка меня ошеломила.
И чья-то тень, коснулась
И холодной теню
И холод, тени, видения
ПАПА. Господь!.. Я много лет живу ожиданием новой встречи с Вивальди. Его скрипка… Та импровизация, у Оттобани, –
Она меня ошеломила,
И тяжесть ………..тиары, пары – лары –
На голове мой смутила,  Так яростью пылал Атилла
Я почувствовал тяжесть тиары. И это ощущение никогда меня не оставляло потом… На рынке славы никого не ценят, так как его.
 ТАРТИНИ. Вивальди известен не меньше, чем собор Петра. В Венеции его показывают иностранцам как достопримечательность. Древнее пророчество о музыке сбывается.
Пророчество о музыке сбылось. –
Она как спрут, опутав сердце, душу,
Придя из неоткуда, вдруг слилось
Над разумом бессильным поднялось,

Чего ты ищешь, раб страстей, у света?



ПАПА.  Пророчество Эпихарма! Конечно, музыка – магия, отец Тартини. Поверю ли, чтобы музыка принесла  несчастья или войны… Разве что смятение в души…С этим можно согласиться И разрушение  и зло будут велики, больше, чем войны…
В святом писании о ней ничего не сказано.
И не может Но это магия. Где он принят?
ТАРТИНИ. У него много покровителей. Маркиз Гвидо Бентивольо, кардинал Боргезе, и, разумеется, монсиньор Оттобани.
ПАПА. Жду с нетерпением услышать его в Сикстинской капелле.
Сикстинская капелла
Дух Микеланджело
Нашедший здесь приют Под сводами во мраке
Застонет тяжело

Я ждал этого дня. Всё исполнилось. Я стал папой, и снова Вивальди – с той самой скрипкой, которая отдала мне папскую тиару... Многие ли знают, что есть музыка!
Так что есть музыка, - тот свет,
Которого душа лишь

Могущество её необъяснимо,  невозбранимо
Сколь ни гадай – всё будет мимо.
Я ждал этого дня.
ТАРТИНИ.
Не клавесин и не виола –
Скрипка,
Я в размышлении о тайнах скрытых в звуках   в струнах
Провёл немало лет вдали от суеты,
За вычисленьями, сличением

За музыкой необходим надзор,
Как над опасными еретиками,
Пусть инквизиция направит острый взор
За тем, кто правит на земле веками
Она вдруг вспыхнет, как из темноты,
Летящая, горящая комета,
Земля застынет царством немоты,
Мелодией божественной согрета.
Я провел несколько лет в размышлениях над тайнами музыки. За музыкой необходим больший надзор, нежели над самыми опасными еретиками. Но скрипка!. будит то в душах, что скрыто самим Создателем. Могущество её неисчерпаемо.
И я спросил себя: откуда эта власть?
Могущество её столь очевидно, явно
Нет, Но не от мира божьего             украсть
От мира ль
В умах она способна сеять бури, смуту    минуту уюту
И если это так, отец святейший, знайте:

Есть в музыке любой тот дух безбожья

 Образы музыкального мира способны.. Я даже не знаю, насколько всё может перемениться на земле! Музыка!.. Я прошу запретить скрипку, наложить проклятие на нее и на каждого, кто возьмет ее в руки.
ПАПА.  Тартини! О тебе говорят, что ты безумен.
Отец Тартини, ты безумный,

ТАРТИНИ. Я написал трактат о далеко идущем воздействии её на судьбы людского рода. Я передал его секретарю вашего святейшества, монсиньору Барберини. Введение в моду новой, возмущающей покой души, музыки, подобной музыке Вивальди, грозит миру в будущем потрясениями.
Отныне музыка нас поведёт – куда?
Она нигде и всюду,
Незримая, - её нельзя казнить, распять, коснутся – ж


ПАПА. Вздор. Это невозможно. Как, вообразить музыку без скрипки! Вздор!
Музыка – без скрипки? Вздор.
ТАРТИНИ. Будущее, жизнь человечества решает музыка. Я направил свой трактат так же ко всем дворам, всем монархам.
        Богов и чернь ты поменял ролями.
        История не правит королями , 
Деяния свершив благие иль худые,
ПАПА.  И тем не менее,
        Я не сниму с тебя монашеский обет.
        Вернуться к светской жизни невозможно,
        Ты праведником жил семнадцать лет.
ТАРТИНИ.
        Моё смирение, владыка, было ложно

 Хочешь вернуться к светской жизни и жить в таком же грехе, как до того, как стал монахом. Почему?
ТАРТИНИ. Моя душа поражена музыкой. Я не могу переделать себя. Но я считаю недопустимым служить Господу и быть… фигляром.
Как мне преодолеть себя
ПАПА.
Ты видел Дьявола?
ТАРТИНИ.
 Я им повелевал.
Всё проницая острым взглядом,  орлиным
Все тайны мира, - их мне открывал,
И быв при каждом рядом
И всюду шёл за ним я рядом.
Безмерна власть его над Адом!

Мелодия, напетая когда-то
Твоя соната – есть его услуги?

Волшебная мечта, восторги, грёзы,
Всё в ней -                слёзы
Несбыточных

Ни слёз раскаянья, ни.., ни милосердия
ПАПА.
Надулся б завистью Корелли,
Когда б услышал эти Трели.
ТАРТИНИ.
        Дыханье Дьявола хранят все эти звуки,
        И прокляты сердца и души, руки,
        Которые посмеют их коснуться,
        И лучше бы им вовсе не проснуться,  -
        Кто станет наслажденью предаваться,
        Тогда как следует крестом, огнём спасаться!
        И горней не достигнуть вышины,
        Им заклеймённым быть проклятьем тишины!

Святейший предстоятель, 
Мучение учение течение…

ПАПА. Многие считают тебя сумасшедшим.
ТАРТИНИ. Музыка – вот
Единственный и подлинный
Правитель тайный мира

Она пронзает всё – течёт из звёздных сфер,
Язык её могуч, мелодией и ритмом

Есть в музыке могущество кристаллов,        6
Непостижимую вобравших силу звёзд, -
Ничто пред звуками: лишь выпорхнут из гнёзд –
Страшнее молний бьют, и океанских шквалов
Ничтожна мощь и власть, и горных перевалов
Разят страшнее молний, - сквозь века
В оправе древней,
 магами начертанные знаки

И магами
  и тайный правитель мира. Бог – это музыка. Музыка звездных сфер, музыка бурь, музыка рассвета и заката. И музыка страстей, музыка масс. Пока еще не поздно. Чернь не научились слышать. И не понимает языка органа или скрипки. Вкусы черни во власти ничтожеств. Мышление образами музыки в скором времени перевернёт мир. Подлинная музыка – грозное неведомое, высший мир, перед которым ничтожно всё даже… даже слово!


ПАПА. И это слово…
ТАРТИНИ. Бог.
ПАПА. Да, ты безумен. Пожалуй, я прочту твой трактат.
ТАРТИНИ. Я писал в нём, что музыка должна оставаться для масс не более, чем развлечением, и…
ПАПА. И любви, и власти, и… Ах, оставь! Сладостная музыка жизни! К старости мы глохнем. Жизнь умирает в теле – в моём, в твоём, в каждом смертном. Музыка – это величайшая тайна. Но она становится достоянием толпы, толпа избирает себе кумира. Так было и будет всегда. Я прикажу Вивальди переложить Мезерере на орган и скрипку.
ТАРТИНИ. Но многие ли, святейший отец, способны  заставить зримо ощутить мрак, когда сияет солнце? Мрак ада в сиянии загробных светил! Мрак, текущий в жилах людей!
ПАПА.  Когда так, – Вивальди равен Буонаротти. Помню время – бродяги обряжались под Корелли. О, божественный Корелли!  Но то, что рассказывают про Вивальди, мне не кажется столь невероятным. Ты во многом прав. Я видел всё это своими глазами. – Корчатся в судорогах, многие чревовещали страшными голосами, а он – он рыдал как дьявол, но не переставал играть!  Мне  донесли, ты пытался убить его?
ТАРТИНИ.  Убить Вивальди – всё равно что покушаться на жизнь Дьявола.
ПАПА. Ты говоришь о скрипке Страдивари?
ТАРТИНИ.  Тишина подземелья – вот его палач, а казнь…
Глухие своды склепа, молчанием и тишиной

Рождённые нелепо, казнённые

Молчание – казнь.
Он любит роскошь, денег не жалея,
И тратя золото, грешит не сожалея.
Он завсегдатай в казино, Игрок!   Всех злачных
ПАПА.
И крупная игра?
ТАРТИНИ.
                Над ним не властен рок.


ПАПА.  Ты столько лет по его милости монах. Казнь молчанием... Ты озадачил меня. Он набожен, его мотеты святым всеми любимы. Ему благоволят монархи. Говорят, он посещает казино и у него долги? Он любит роскошь.
ПАПА у окна, смотрит вниз. ПАПА – С ВОПРОСОМ К АЛЬБИНОНИ О ВИВАЛЬДИ
Взгляни – вот он – идёт по галерее.
Взгляд всякую минуту что–то ищет, и странная привычка – подержав в руках какой–либо предмет, будь то фарфоровая чашечка, веер или  молитвенник – то и дело нюхать сои пальцы. Он скорее смешон, чем опасен. Не так ли?
ТАРТИНИ. Так. У него звериное чутье. По запаху Вивальди, опишет с ног до головы любого человека, кто этого предмета касался, расскажет судьбу.

         Есть кое-что… По запаху предмета, -
         Способность эта столь невероятна, -
         О даме скажет – в чём была одета,
         Откуда родом, и была ль приятна
         Вещица ей, - в нём многое занятно.
         Застёжка, шарфик иль платок с духами, -
         Представит вас со всем потрохами.

ТАРТИНИ.
         Подобно брошенному семени,
         Как брошенное семя, этот ритмы
         Наступит день – оно даст всходы,
         В умах посеет вихрь
         И Бога проклянут народы,

         Еще вчера мелодия невинно

Музыка подобна брошенному в землю семени. Придет время и оно даст чудовищные всходы. И эти всходы так же бросят семя. Музыка несет человечеству бури, беды, сокрушения и смерть. То, что пока еще представляется невинным, то, что забавляет, уже перестает услаждать душу: музыка научается волновать, угрожать молниями, то есть огнем.
ПАПА.  Огнем? Угрожать? Что это значит?
ТАРТИНИ. Что есть музыка? Прозвучав всего лишь один только раз, музыка пленяет, она, не будучи телесна, способна вновь вернуться – сама собой, и звучать помимо воли человека. Власть гармонии звуков таинственна.
Мир ждут большие перемены.
Во всём. Во всём!
ПАПА. Не думаю, чтобы все обстояло так сложно. Продолжай.
        Неужто в мире всё так сложно!
ТАРТИНИ .
        Дрожит Спасителя кровавый пот
        В тревожных ритмах остинантных нот,
        Протяжный вой глубин и страшный гул обвалов,   
        Путь мёртвых к вечности без сна и без привалов,
        В скользящем мареве, в невиданном мученье
        Над лавой огненной, несёт их всех теченье…
ПАПА (продолжает, заворожённый видением Страшного суда).
        Вдоль жутких берегов, зловещих, в немоте,            
        Разорванных, расплющенных туманом!..
        Несёт к Провалу их в прозрачной темноте!
        Мы дорожим не жизнью, а обманом!    
        Мы наслаждаемся сном, обманом, - Дорога в Ад!..
        Туда!… о, вечный путь,  Не прекословь! Ни слова,
        И мне дорога эта же готова!
        Разорванные жаром, в клубах яда –
        Безбожия, безверия награда!
        О, краток путь земной, но долог…
       Опущен чёрный грешной жизни полог!
ТАРТИНИ.
        У воскресения души своя цена.
        Спасение! Казалось мне, она обречена,
        Но - сон! С Христом я шёл, в пустыне, - рядом, с третьим
       
трели  горели пели летели
И смертных грешный путь сквозь терний дней
ПАПА. Есть ли запись его импровизаций?
        Где рукопись его импровизаций?

        Вивальди бережёт свои секреты
тонкости всех дьявольских новаций
        Я знаю верно, Дьяволом напеты.

Изучат инквизиции отцы
И

ТАРТИНИ. Нет. Вивальди оберегает свои секреты. Его импровизации ужасны.
ПАПА. Я помню их, отец Джузеппе. Что из того, что кто–то наложил на себя руки! Музыка вызывает прилив чувственности и религиозного восторга. Это случается часто в церкви.
Разве вы не видели, что творится на его концертах или в опере, когда он выходит к публике после представления? Вы разве не слышали его импровизаций? Публика вне себя, внутри огонь какой–то.
Импровизации? Кто их не знает! Когда–то он давал себе такую волю… Люди падали и корчились в судорогах, кричали нечеловеческими голосами… А разве и теперь этого не случается в театрах? Ха–ха–ха! Театры! Которые сами стали diaboli figmenta – творением дьявола. Он страшится доверить бумаге многое… так, кое–что, когда не может сдержаться, есть и в операх и в концертах, да даже в мотетах, посвященных святым. Его музыка мила, ласкает и лелеет слух, но... varia daemonia.  В скором времени они будет свирепствовать. Что ждет того, кого полюбит Вивальди? Amor si vincitur,  diabolus vincitur. Если побеждает любовь – побеждает дьявол. Ubique daemon. Redemptio! Искупления!








            Ватикан. Сикстинская капелла. ВИВАЛЬДИ и ТАРТИНИ.
СЦЕНА
Входят ВИВАЛЬДИ и АЛЬБИНОНИ.
АЛЬБИНОНИ (входя).
        Святейший папа, вся знать Рима!
        Ах, счастье пролетело мимо, -
        Ведь ангелы ни разу мне спели,
        И никогда я не играл в капелле!


ВИВАЛЬДИ.
        Я помолюсь в капелле.
        Молиться… не могу, - как будто стынет слово.
        Да будет музыка моя сегодня нова,
        И музы, задрожав, не совершат измены…
АЛЬБИНОНИ.
        Глянь, - сколько париков, крестов, а свеч –
        И малой тени негде здесь возлечь!
ВИВАЛЬДИ.
        Когда-то юношей вошёл я в эти стены.
        Вот здесь, дрожа, сжимая крест, стоял,
        В ту пору я бледнел при мысли о гиене,
        И перед Адом трепетал.               
        А души всё текли, и проносились мимо,
        Мне музыкой тогда явилась фреска зримо.
Не смел поднять очей к Христу,
        Стоял, и заливался весь слезами,
        Прям как самоубийца на мосту! -
        Я, помню, оглушён был голосами.
        .
АЛЬБИНОНИ.
        Как не пришло тебе – направить души вспять?
        Чтоб к солнцу, к жизни их вернуть опять?
        Отлично помню вечер тот в Сестине!
        Что ты играл?
ВИВАЛЬДИ.
        Не помню.
АЛЬБИНОНИ.
        Будет врать!
        Ба! Те же темы в "Трелях", - у Тартини! –
        Так вот он отчего от авторства отрёкся!
        Антонио, меня не проведёшь!
        Смутился?! Ха!
ВИВАЛЬДИ.
                В смирение облёкся
        И глупостью меня ты не проймёшь.
АЛЬБИНОНИ.
        А коль в Аду ты всё равно испёкся,
        То их по совести своими назовёшь!
        Все грешники в Аду бы поклялись!
ВИВАЛЬДИ крестится и ходит.
        Христос не даром в гневе, мрачен –
        Сегодня Страшный суд назначен!
        Молись, Антонио, молись,
        Но глаз поднять не смея ввысь!

АЛЬБИНОНИ торжествует, его застают смеющимся КАРДИНАЛЫ и гости ПАПЫ, появившиеся в этот момент. Некоторые с интересом рассматривают ВИВАЛЬДИ, который молится в глубине сцены.

АЛЬБИНОНИ.
       Вивальди Дьявол хоть куда
       Под фреской Страшного суда!
       Безумство, скрипка и уродство –
       Печать проклятья – это сходство.
      
       Судьба накинет на глаза повязку
       Я предвкушаю страшную развязку!


КАРДИНАЛ.
       Дух Микеланджело бы смутился,
       Внимая звукам скрипки с высоты…
АЛЬБИНОНИ.
       Не мало б наш Создатель изумился
       При этой вакханалии красоты, -
       Удары молний, адские болота,
       Разломы, пропасти, кручины, 
       Всех музыкальных бездн пучины!




        СЦЕНА  ТАРТИНИ и ВИВАЛЬДИ

импровизации хранишь от всех ты в тайне

ТАРТИНИ.  Не смею стоять на пути –

      Настолько ли душа твоя черства?               
      Как, – сокрушить законы естества            
      Ты думаешь, приняв за сновиденье               
      Луну и звёзды и богоявленье!               
      Всё сотворенье неба и земли,
.....................
      Однажды в церкви он упал при мне -
      Упал, рычал и скрежетал зубами,
      А извивался - угорь на огне:
      В аду так, верно, тешатся рабами,
      Поджаривая пятки над кострами.
      С глазами дикими, как лев,   
      Вдруг замирал, оледенев,
      Лицо искажено, всё в пене,
      Я поражён был жуткой перемене.
      Огромный, красный, точно дуясь,
      Он бился головой — живого места нет!
      Всё тело в судоргах, беснуясь,
      И будто злобной власти повинуясь,
      Из плоти рвался выйти вон скелет,
      И демоны в камине завывали,
      А он рычал и бился о паркет,
      Как если бы его на части разрывали.
      
      Подняться на Голгофу мыслью, взором,
      Безбожьем осквернившись?! - Нет, с позором
Без трепета и святости явиться
      На Страшный суд! .........
ВИВАЛЬДИ.
      О, чтоб мне провалиться!
      Мне от тебя нигде покоя нет.


               ВИВАЛЬДИ останавливается, крестится.
ТАРТИНИ.за дверью Страшный суд
      Святой отец, Рим – ваш, но вы дрожите? -
      За этой дверью Страшный суд. Не потому ль - 
      Неужто вы душой так дорожите? Настолько ли
 
      Дрожь тела! - "Драгоценнейший сосуд"!.. -
      Не уследить за тем и за другим:
      Душа – под маской, на сосуде – грим.
      И все мы пыль и прах.
      Но сколько самомненья!
      В презренье божий страх,...


      Как в бурю, в ураган, когда затмится небо,
      В минуту страшную смятенных чувств и дум,
      Как путник средь песков, что без воды и хлеба, -
      Бреду неведомой тропою, наобум.
      Где гибель, где спасенье, -
      У Дьявола снискал благословенье.
Бессмертьем, славою обласкан,
На крест смотрю теперь с опаской.
Земли не чую под ногами, -
Святые стали мне врагами,
Мутится разум мой, понять я не могу...

Вы нас, святой отец, венчали...


В великой славе... Покорили Рим… Дрожите.
ВИВАЛЬДИ. Чего ты хочешь?
ТАРТИНИ. Исповедаться, отче.
ВИВАЛЬДИ.
        Я больше не служу, как знаешь, месс…                -бес  -лес
ТАРТИНИ. Вы были мне духовник и наставник. Ваши страстные проповеди были для меня не меньше, чем ваши блистательные импровизации…
ВИВАЛЬДИ. Довольно, здесь не место, отец Джузеппе…
ТАРТИНИ. 
        Где, как не здесь, у "Страшного суда"!
        Беззлобна здесь и зависть и вражда
ВИВАЛЬДИ. Чёрт бы тебя взял, проклятый безумец.

ТАРТИНИ (с кинжалом у груди ВИВАЛЬДИ).
        Позвольте исповедаться... Сейчас!
        Такая исповедь бывает только раз
ВИВАЛЬДИ.
        Во имя... Что ж, начинай, сын мой.
        Полагаюсь на Господа нашего Иисуса Христа.
         отца и сына…
        Говори, проклятый ублюдок. Будь ты проклят
        Говори, сын мой. Я со смирением
        И Да О, будь ты проклят! Говори, ублюдок.
        Во имя Господа… Смирись, мой гнев     - звенев
        О, будь ты проклят! Начинай, сын мой,
        Ублюдок, разрази…

ТАРТИНИ (после паузы). Удалившись в монастырь… вы помните, святой отец…  я
еще  долго продолжал слышать вашу блистательную импровизацию – Дорога в Ад. (об этом –АЛЬБИНОНИ)
        Уже первые звуки цепко схватили 
        Дорогой в ад влекли
        И повлекли дорогой в Ад,
        через море чувств, бездну страстей…
ВИВАЛЬДИ.  Ты всюду клевещешь на меня, негодяй! Моя музыка…
ТАРТИНИ.  Музыка!? Нет! – Проповедь огня! Он истребил все человеческие страсти,  все заблужденья, непрочный  пьедестал высокомерия;  я был обезоружен, покинут этим кичливым союзником. Я бежал, гоним суровым осужденьем неба. Моя душа взглянула на меня с суровым осужденьем. – так мог бы посмотреть на палача ребенок или ангел,…
Монастырь стал моим спасением…(Забыв счет неделям, я без  устали день и ночь разбирал ваши многочисленные  сочинения. Казалось, они зовут меня куда–то ввысь, к Богу, – так они были прекрасны! Но вам ли не знать, как ужасно я  ошибался.)
ТАРТИНИ говорит, что благодаря ВИВАЛЬДИ понял , почувствовал, что музыка – это единственный способ молиться Дьяволу, что музыка может быть заклинанием Дьявола
Смерть бедной Елизаветы покрыла мою жизнь ночью, но благодаря этому я почувствовал всю хрупкость грани между смертью и жизнью… и всемогущество звуков стало для меня  совершенно очевидным. Я стал вызывать мою возлюбленную из мертвых, я, как Орфей, подобно ему посредством музыки, спустился в мир теней, я видел все, все и больше, чем открылось Данте. Ты слышишь?

Я как Орфей к возлюбленной взывал...


Наброски 2010г.
ТАРТИНИ.      
        Но  близок был рассвет, видение дрожало,
   Я ждал рассвет в Аду; видение дрожало,
        Вдоль берега реки назад, во тьму бежало,
        И голос скрипки в всплесках волн терялся,
        И потерять я след её боялся...
 
Со мной, со мной она! Дрожали мы в объятьях,
..............
      О, поцелуи на лице своём
      И кровь покуда в жилах не остынет...

Тебя я не виню, перед тобой склоняюсь,  перед тобой я сам винюсь,
Во мне  тот миг стрелой вонзилось желание, - как жало …
      Всех покорить, снискать ... И миру в дар бессмертье принести!..
      Бессмертие дать людям в дар
............
      Себе воздвигнуть вечный пьедестал, -
      И чудо дивное само собой свершилось:
      Сам Дьявол предо мною вдруг предстал.

       ЧЕРНОВОЙ набросок 2007г
      Хоть с уст запекшихся ни звука не слетало,       
      Но стоя рядом мысли слышал я,
      И он ушёл во тьму, когда уже светало.

      И ангел бледный, Азраил,

Не бывало
явил Азраил  мил озарил разорил (НАйти оконч каж за 13й год)

ВИВАЛЬДИ. Да, да!…
ТАРТИНИ.  Мои импровизации – те тропы,  я шагал долиной, взмывал по кручам в такие выси, где…
ТАРТИНИ.  И страх суда, и
ТАРТИНИ.  Да, Антонио!
ВИВАЛЬДИ. О мой Бог!
ТАРТИНИ.  Я шел твоим путем.
ВИВАЛЬДИ. Нет, Джузеппе, ты ошибаешься…
ТАРТИНИ.  Ты видишь мрак, и сияние загробного светила. Не в этом ли одна из тайн бытия, чтобы посредством нот владеть им всегда, быть может, вечно. Тайна музыки? Быть виртуозом мало. Тьма и Дьявол!
ВИВАЛЬДИ. Ты заблуждаешься на счёт меня.


ТАРТИНИ.       Да, она прелестна.

И это она, она одна, единственная, принесла мне славу!   
          Тебя никто не знал, - теперь ты знаменит
ВИВАЛЬДИ. Так чего ж тебе еще?
ТАРТИНИ.  Я знаменит?!(Указывая на портрет.) О, я отлично узнаю этот взгляд, эти руки!..
ВИВАЛЬДИ. Прочь! Прочь!

ВИВАЛЬДИ. Силы небесные! Да при чем здесь моя музыка?
ТАРТИНИ.   
        Твоё смятенье, страх, твоё безбожие!..

Твои импровизации, которые ты оберегаешь, не смеешь и не хочешь чтобы мир знал их, когда тебя не станет…
        В импровизациях – в них голос Сатаны,    слышны верны

ВИВАЛЬДИ. Умилосердись над грешным рабом,  услышь стенания и вопли души его!…
ТАРТИНИ. Один ты, Антонио, можешь облегчить мою ношу. 
ВИВАЛЬДИ. Посети его благодатным посещением, не возгнушайся греховных язв его, помаж их елеем милости твоей и исцели душу!.. (Отталкивает ТАРТИНИ.)
ТАРТИНИ.  и на смертном  одре найдут тебя эти звуки, и пусть рукоплещут дьяволы не мне – тебе! 

ТАРТИНИ.  Да не познает душа твоя покоя! Да не облегчит мук ее твое позднее раскаяние! (Будь проклят!..)



(входит). Музыка – черная тайна волшебства. Вы (расплатились) платите за успех, учитель. Аплодисменты не дешевы.
ВИВАЛЬДИ. Ах, Джузеппе, ты здесь.
АЛЬБИНОНИ. Антонио, ты должен появиться когда ударит колокол. (Уходит.)
ТАРТИНИ. Ipse philosophus, daemon, heros et omnia. Он философ, демон, полубог, он всё! Люцифер – параклет человечества. Ему всё возможно. Читать в рунах ночи, и приближает отдаленнейшие дали, перемешивает царства мира, опрокидывает закон и разбивает скрижали, он – бог мысли и знаний.
ВИВАЛЬДИ. Ad majorem Dei gloriam. Всё к вящей славе Божьей.



ТАРТИНИ. Аминь! Бывало ли у вас, святой отец… случалось ли… искушение видеть в услужении у себя дьявола?
ВИВАЛЬДИ. Дьявола!?. Спаси и помилуй!..
ТАРТИНИ. Хотя бы во сне. Как то было со мной. Однажды он явился ко мне, из темноты, лицо скрыто в тени капюшона. Я принял его за монаха.

ТАРТИНИ.
............

(ВИВАЛЬДИ крестится, он напуган рассказом, ему душно; но ТАРТИНИ не замечает его страданий, его взор устремлен куда–то вдаль – в ту ночь.) Мой слуга предупреждал каждое мое желание.

ВИВАЛЬДИ.
          Безумие!..
ТАРТИНИ. 
Столь велико то было искушение...   
          Греховное, безумное желание -
          Пришла мне мысль услышать заклинание.
ВИВАЛЬДИ. Заклинание?!               
ТАРТИНИ.
         Способное вернуть из мира мертвых.
         Он повиновался. Я велел ему взять скрипку.
         Каково же было мое удивление,
         Он заиграл – в твоей манере.
Я узнавал твою руку
Прелестная соната...   
         Он исполнял столь превосходно и искусно!
         Нельзя представить что-либо прекрасней, -
         Ничего, и ничего ужасней.
В самом смелом воображении - 
Я очарован был, восхищен, увлечен, !..
    Мне духи преисподней вели Елизавету!
    Лучилась счастьем, руку уже ко мне тянула,
        В ней чёрные бездны! сладчайшие казни!
        Смело по звукам ступал без боязни.
        Столько прощения, столько любви -
        Кто из святых нам явил, - назови?
        С имени Дьявола сняв клевету,
        Снова покой я в душе обрету!
В белом платье, она улыбалась мне, она тянула мне навстречу руки!.. Честолюбие как лютый зверь металось во мне.  Украсть у ада тайну! Мысль завладеть шедевром, с которым не сравнится ничто на свете, мечта о вечной славе, о бессмертии!.. (Я старался запомнить мелодию, но звуки сгорали налету.)
ВИВАЛЬДИ.
      ...Елизавета!..
ТАРТИНИ.
      …открыла мне свои объятия!
Но мелодия… Эти внезапные, как вспышки молний, удары смычка… В этот миг… Я не мог не слушать, всем своим существом я должен был оставаться с мелодией. Святой отец, я испугался, что забуду, и не вспомню. Я… Я не подал ей руки!  Я вскочил. Я схватил перо, чтобы удержать хотя бы что–то.
ВИВАЛЬДИ.  Куда завела тебя гордыня! Ты записал сонату!
ТАРТИНИ. Не более, чем тень. Разница несоизмерима! Все исчезло. Елизавета! Я оттолкнул тебя. Земная слава – наша дорогами по аду!
ВИВАЛЬДИ. Кровавый рассвет, облака в огне…
(ВИВАЛЬДИ не находит себе места, ТАРТИНИ спокойно смотрит на его руки.)
ТАРТИНИ. Много лет я хранил сонату в своей келье, в тайне от всех. Года прошли в молчании и в самоистязании. Я решил уничтожить её. Но… Дьявол не оставлял меня. ВИВАЛЬДИ. И ты не устоял!
ТАРТИНИ. Заклинание смерти! И вот однажды ночью Ад явился ко мне во всём своём ужасе и потребовал от меня…  Я не мог противостоять… Куда завела тебя гордыня!
ВИВАЛЬДИ. Говорят о неслыханном шедевре!
ТАРТИНИ. Я исполнил сонату. И весь монастырь, разбуженный мной, слышал её. Так я стал его слугой. Я исполнил её в Вене, перед императором Карлом. Ошеломляющее впечатление. Случилось все, как предрекал Хозяин. Имя Тартини известно всему миру. Но… авторство сонаты… Твои руки! О, можно ли мне их забыть, святой отец? Что это, как это возможно?!
ВИВАЛЬДИ. Это был сон, безумец!
ТАРТИНИ.  Нет! Смычок в твоей руке…
ВИВАЛЬДИ. Боже правый!
ТАРТИНИ. Ты видел её – на балконе! Антонио, она порожденье Ада!
ВИВАЛЬДИ.  О!
ТАРТИНИ.  И свежа как роза! Огню – все, что ты написал, – огню!
ВИВАЛЬДИ. Прочь, безумный монах!
ТАРТИНИ.  Что меня ждет – мукам нет названья. 
ВИВАЛЬДИ. Прочь!
ТАРТИНИ. Redemptio! – Искупления!
ВИВАЛЬДИ играет Трели дьявола. Входит АЛЬБИНОНИ.
АЛЬБИНОНИ.
     .... предатель.
     О, жизнь Тартини – не проклятье ль?          
     Тобой присвоенная трель
     Заставила рыдать бы Лель!

ВИВАЛЬДИ. Ты столько лет хранил свою покражу! Но ты не сжёг её, - нет, ты пытался вспомнить.
ТАРТИНИ. Музыка….  Будь проклята Будь проклята! (Уходит.)


ВИВАЛЬДИ (один). Проклятый дар теснит мне  душу... Дьявол - его скрипка... Моя соната... Ты смеёшься надо мной у самых стен Страшного суда... Сердце трепещет страхом и восторгом – заклинание... Трели Дьявола!

Ты венчал нас, ты видел моё счастье.
Когда–то я был счастливейший из смертных.

ТАРТИНИ.  Ты помнишь эту ночь? Такая буря – как сейчас… Море решило поглотить Венецию, как теперь – молнии хотят испепелить Рим… Тебя обвиняла чернь, что ты небо вводишь в ярость…

– здесь, в Риме, ищет твоего покровительства
ВИВАЛЬДИ. Все во власти Провидения, Джузеппе.
   Рассудок бесполезен. Голова в огне,
   Смерч огненный все носится в мозгу,
   И мысли пожирает.

   Смерч огненный за мыслью вслед несется, (страсть,) голодный зверь
   Рассудок дан затем, чтоб обмануть себя
   Могли мы ложным объясненьем, и не тревожить
   Провиденье…
 Ad majorem Dei gloriam. Всё к вящей славе Божьей.


             С Ц Е Н А 

Апартаменты во дворце Дориа-Памфили на Виа Корсо. 1723 год. Два больших окна с тяжелыми бархатными завесами, между окнами дверь на террасу, украшенную статуями. Обе створки двери распахнуты. Старые ветвистые деревья с желтеющей  листвой глядят в окна. Большой камин с решеткой. Обстановка комнаты напоминает лавку антиквара. Картины на стенах и у стены, багеты, зеркала в рамах, мраморная статуя античной богини, плохо сохранившаяся; на станке закрытая покрывалом большая картина (неоконченный портрет ВИВАЛЬДИ), всюду, где только есть место, стоят различных форм вазы, принадлежащих к разным эпохам и культурам; много других предметов. Мебель – стол круглый, кресла, диван, и две ширмы.
Входят ВИВАЛЬДИ, за ним двое  монахов, у одного в руках скрипка в красном бархатном футляре, другой с ларцом.

ДЖОВАННИ. Наконец вы вернулись, святой отец!
ВИВАЛЬДИ (входя). Готовь плётку!    
ДЖОВАННИ. Да уж ждёт, тут она, и горох - крупненький, перед распятием.
ВИВАЛЬДИ. Благодарю вас, святые отцы, да благословит вас всеблагой Господь на вашем пути.

Оставив ларец и скрипку, и поцеловав руку ВИВАЛЬДИ, монахи уходят. ДЖОВАННИ поднимает крышку ларца.

ДЖОВАННИ. Золото! О, полный ларчик! Золото!
           (Приплясывая, поёт.)
          Буду петь и веселиться
          Девок драть, чертей дразнить,
          И фортуна для меня будет рада подоиться.
          Хером Господа клянусь,
          Козней Ада не боюсь!
          Эту  истину все знают:
          Дураков в Рай не пускают!
ВИВАЛЬДИ.
Готовь плётку, Джованни! И налей вина. (ДЖОВАННИ подаёт вино, снимает с ВИВАЛЬДИ башмаки.)Ничего нет лучше римского карнавала! Толпы гуляющих, все в масках, поют, танцуют, никто не думает о смерти. Мне снова попадались гробы, ха-ха, сегодня счастливы даже мертвецы. Прости мне, бог, кощунство. Насилу добрался. Жизнь прекрасна, Джованни! Как я играл!.. Дай окроплю святой водой. Никогда ещё моя фантазия не бывала столь дерзновенна, а смычок столь ей послушен. Ах, Микеланджело, если б ты ожил!
ДЖОВАННИ. Золото! Ах, как блестит.
ВИВАЛЬДИ. Врата в Ад - они там, капелле, Джованни, и я стоял на пороге, сегодня я входил в них!
ДЖОВАННИ. Побойтесь бога, хозяин.
ВИВАЛЬДИ. Едва переступил порог – мурашки по спине, душа дрожит, такое благоговенье охватило... Дублончики, цехины. Ах, как звенят.
ДЖОВАННИ. Скрипочка, хи-хи, три бараньи жилки и - полный ларчик!
ВИВАЛЬДИ. Поверишь ли, сивиллы, пророки, мученики на «Страшном суде» - бог мой, - ожили!
ДЖОВАННИ. Матерь божья, как это, что они, чихали, бранились?
ВИВАЛЬДИ. Слушай ты, кусок мяса, говорю тебе, ожили!
ДЖОВАННИ. Ах, синьор, вы шутите.
ВИВАЛЬДИ. Ветер, стоны, голоса, грохот обвалов. – Ад!
ДЖОВАННИ. Святая мадонна!
ВИВАЛЬДИ. 
      Такое может лишь присниться, -
      В чаду являлись мёртвых лица,
      И мне казалось, в том чаду    
      В Аду средь мёртвых сам бреду!
      Седые выси, мрак небес,
      И душ вокруг прозрачных - лес...      

      А звуки - стая злобных птиц,
      Гнались за мной, не отпуская,
      И видел я там столько лиц -
      Несметная толпа людская!

Я всё летел - наш путь был так далёк! -
Я был - над бездной Ада мотылёк!

      Всё плыли, плыли в сизой мгле,
      Ещё пытаясь удержать
      Воспоминанья о земле,
      Как сон, что стоит лишь прервать, -
      Уж не вернуть, уж не догнать!..

Глаза, лица - одни в молчании, другие... юные девы, мужчины и женщины. В мертвых глазах сладострастные тайны, скрытые ужасы, - нет, не в словах! Моя музыка звучала там, за гробом, растекалась как горные потоки, низвергаясь с утесов, и несметное множество душ по всем далям, отрогам, высям и безднам, - все что есть, внимали моей скрипке. Джованни, закрой ларец с гавном, смертный ты человек. Мертвые слушали меня, чёрт возьми, и я понял, сколь неблагодарный труд развлекать живых, но – мёртвые!.. Ни солнца, ни божьей благодати, ни одежд, ни украшений: навечно - во льду, другие - знойными дорогами, а казни - и пустотой, и тьмой, небытием, людское племя, несчастные смертные! А что играл – не о том речь: я видел её!
ДЖОВАННИ. Кого, святой отец?
ВИВАЛЬДИ. Елизавету. Душа искала её и не находили, смычок, верный слуга, молний носил меня над Адом. В холодном воздухе, прозрачном, ясном, чистом, звучала скрипка. Я был в отчаянии. Я стенал так, что зверь, жилец Ада, пугался. Музыка была мои глаза. Сколько раз я летел ей навстречу и ошибался. Как выдержали струны! Да, сегодня я спускался в Ад!
ДЖОВАННИ. Неужто? Ой, нет, о, господи!
ВИВАЛЬДИ. Печаль чернее ночи пела в моей скрипке. О, Джованни!
ДЖОВАННИ. Что, хозяин?
ВИВАЛЬДИ. Я опустошен, нет сил.

        (Взор ВИВАЛЬДИ устремлён в пустоту.)
 
      Ожесточённого страдания покой
      Сомкнутые уста его хранили,
      А скорбный взор был глубины такой,
      Казалось, - лишь взглянул, - подземною рекой,
      На дне которой жизнь и смерть почили,
      Уж душу мою волны волочили...

      Вознёс он руку с полным гнева взором, -
      Так, будто утомлённый долгим спором
      С несметною бунтующей толпой,
      Бредущей ей назначенной тропой,
      И гонит, гонит стада душ с позором!..

      И мы с тобой, когда умрём,
      В толпе той так же побредём,
      Уж не пытаясь скрыть пороки и обманы,
      Блудливым языком зализывая раны, -
      Приукрашая пред Судьёй грехи,
      Вплетая ложь в искусные стихи!..

      Со лба Спасителя кровавый пот -
      Стекал он в ритмах остинантных нот...
      Протяжный вой глубин и страшный гул обвалов,   
      Путь мёртвых к вечности - без сна и без привалов,
      В скользящем мареве, обречены мученью,
      Над лавой огненной нестись, как по течению
      Вдоль жутких берегов, зловещих, в немоте, -            
      Разорванных, расплющенных туманом, -
      Несёт к Провалу их в прозрачной темноте...
      Мы дорожим не жизнью, а обманом!
               
                ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
                ПРОЗАИЧЕСКИЙ ВАРИАНТ
СЦЕНА ПЕРВАЯ.
      ВИВАЛЬДИ с рукописью "Трелей дьявола".
      ВИВАЛЬДИ.
           О, боже! - Что это!?. Как это появилось
           В его безумной голове?.. Или приснилось?..
           Нет! - Сатана пошёл к нему сам в услужение!..
           Да было ли кому подобное видение!? -
           Не камни громоздить, ни статуи ваять,
           И услаждая взоры, толпы удивлять... -
           Все истины, все бездны, милости и казни, -
           Иди лишь верною дорогой, без боязни, -         
           Прощенье, милости, каких не явит бог, -
           Благословен тот путь,
Как сладостно!.. (душе) О, слёзы... Отцовское прощенье!
Из-под смычка, как заповедью новой (явилось) -
Открыты истины и не опасны бездны

           Чудесным следуя законам простоты,
           Так явно превзойти пределы красоты!
           И души звуками как будто освятила,
           И торжествует жизнь, и смерть вдруг отступила,
           Разверзся Ад, и вздрогнула могила,
           Гроба, - о, где же гром!? - гроба... Безумье?! -Нет, - гроба


           И вот, - неслыханно! - дверь Ада приоткрылась,
           И затрубили трубы в Преисподней
           И Мёртвые, восстав, живым явились...

Вот это место - здесь: дверь Ада приоткрылась

            

СЦЕНА. ВИВАЛЬДИ молится на коленях. (Входит АННИТА в одежде КАРЛИНО.)
           Любовь из музыки, из тайны и греха, -
           Печальная глава из Дантова стиха...
                (Входит АННИТА.)
           Не может быть, ты тень, - подлог её живой.
           Возможно ль быть тебе такою молодой!










ВИВАЛЬДИ (не глядя). Карлино, дружок, это ты?
     АННИТА снимает маску и шляпу, волосы падают на плечи, она прекрасна, ВИВАЛЬДИ продолжает молиться.
АННИТА. Святой отец?..
ВИВАЛЬДИ. Ни слова, сын мой: я исповедаюсь господу: прошлое не отпускает меня...
АННИТА. Святой отец, простите меня, это я, ваша маленькая Анниата.
ВИВАЛЬДИ. О, нет! Ни слова, ни слова! Дух Елизаветы! Я вызвал тебя своей молитвой! Покинь, не гоже призракам являться...
АННИТА. Но я Аннита! Взгляните же без страха на меня, - вот мои руки, в них тепло, и моё сердце взволновано, а дух холоден; в моих глазах - любовь, а у духа - пустота, и я целую  ваш крест, и благословляю Господа творца за радость припасть к вашим ногам!
ВИВАЛЬДИ. Дитя моё, верить ли глазам после всего, что было? У меня в голове все перемешалось: звуки, лица в тумане, полном ядовитыми испарениями Ада, - ведь кругом нас болото, не так ли? Я безумен...
АННИТА. Вы не безумны! Мы в Риме!
ВИВАЛЬДИ. Твоё лицо в слезах, но ведь ты умерла.
АННИТА. О, нет, о нет же! Верьте своим глазам! Я это я!
ВИВАЛЬДИ. Да ниспошлёт на меня господь дух вразумления! А сам я сколько безумней и виновней! Это они грозные исчадия мрака. Демон привёл меня в Рим...


АННИТА. Он принимает меня за призрака. О, бедный!.. Святой отец, я полна любви и сострадания, все лучшие чувства женщины - живут во мне. Я Аннита, ваша дочь, - Аннита, которую вы вырастили и воспитали.
ВИВАЛЬДИ. Бедное дитя могилы!
АННИТА. Не говорите так, не называйте именем могилы ту, что есть сама любовь.  Вы узнаёте меня?
ВИВАЛЬДИ. И да и нет. Мне мешают голоса... стенания...
АННИТА. Но здесь только мы с вами...
ВИВАЛЬДИ. Смычок так яростно мечет огонь, а дорога так крута, и со всех сторон - они... Я не могу выбраться. Дай мне руку, мой ангел, Ведь ты ангел, - ангел, сбитый над землей рукой стрелка!
АННИТА. Что за стрелок, святой отец?
ВИВАЛЬДИ. О, и самый безжалостный! - Судьба.
АННИТА. Вот рука моя! Вы были для меня солнем, вы приласкали меня, вы совершили тяжкий грех, святой отец! Да-да-да! Очень страшный грех! Вы приласкали меня ребёнком, вы дарили меня своей любовью, а затем без причины, без объяснения моего проступка, - если он имел место, -  лишили любви. О, это больше, чем лишить жизни! Вы отправили меня в монастырь, а сам бежали от меня, бросив погибать в монастырской темнице.
ВИВАЛЬДИ. Девочка моя, дитя моё дорогое! Вс так! Я бежал. Я несчастный старик! Твои слёзы жгли мое лицо, мои руки, моё сердце разрывалось от горя!
АННИТА. Но - почему? В чём причина? где вина моя?
ВИВАЛЬДИ. Не в моей власти открывать тебе причину... Это - чудовище, злобное, кровавое...



ВИВАЛЬДИ.
        От гибели, мой крест, меня храни, -
        Для смертного надёжней нет брони!
АННИТА.
        Святой отец,  я вас люблю.
        Пусть исповедь моя греховна,
        И перед богом я виновна, -
        Любовь страданьем искуплю.
ВИВАЛЬДИ.
        О, я любви твоей не стою!
        Дай окроплю водой святою...
        Постой, продлись ещё мгновенье!..
        Мечта, - едва заметный след!
        Душа в святом благоговенье
        Приносит призраку обет!

ВИВАЛЬДИ.
        Замшелый камень можно ли любить?
        Его возможно разве только чтить.
АННИТА.    
        Но сквозь него, я знаю, бьют ключи, -
        Не властны над ним годы-палачи,
        А в том, что весел он, игрив - в том нету сраму,
        Он может весело журчать, искриться, жить!
        И дела нет ему, что жажду утолял,
                быть может, праотцу Адаму.               


     ПОДГОТОВИТЕЛЬНЫЕ МАТЕРИАЛЫ
               

Виа Корсо, перед дворцом Дориа-Памфили. Людно. Входят АННИТА и ПАОЛИНА, обе в масках, подходят к киоту, затем  к тумбе с афишам, на одной из них имя ВИВАЛЬДИ.

ПАОЛИНА (входя).   
     Уж я б поладила хоть с чёртом,
     С последним стариком упёртым,
     Лишь сыто жить нам и в достатке,
     А бог бы дал, росли б у нас ребятки,
     И я б за ними, как могла, смотрела,
     А любишь петь? – вот им бы ты и пела!
Всеблагая мать, сотвори чудо, и дай ей бог ума...
     Хотел наш дон сыскать тебе супруга
     Из горожан купеческого круга, -
     Вдовцов не мало мы могли б найти,
     Кто в гроб готов из них сойти,
     Осталась бы хозяйкою в их доме,
     Спать на перинах, а не на соломе,
     Рачительна, красива, добронравна, -
     Но ты их всех отвергла своенравно.

Что с нами будет? Нищета и голод.

     АЛЬБИНОНИ в маске ПАНТАЛОНЕ, стоит у театральной тумбы с афишами, на которой написано красными буквами VIVALDI. АННИТА и ПАОЛИНА не сразу его замечают, как и он их.

АННИТА. Скоро всё изменится.
ПАОЛИНА (в ужасе, шепотом). Беглая монахиня. Подземелье и цепи!..
АННИТА. Из Рима мы уедем в карете.
ПАОЛИНА. О, мадонна! На тебе отрепье, ты похожа на цыганку. Что он скажет, когда узнает, что ты  шаталась с бродячими актерами, и уже забыла, как выглядит внутри церковь?
АННИТА. Тот господин в маске. Мне кажется, он следит за нами. Не он ли расспрашивал обо мне Карлино?  Он смотрит в нашу сторону.
ПАОЛИНА. Уж точно, не в мою.
     Э, кто б он ни был, мне не занимать
     Ни ловкости, ни лести, ни проворства,
     Судьбе прилежно надо нам внимать,
     Я приложила б всю хитрость, ты – упорство.
Толстый и важный, похоже, вдовец. Улыбайся, я тоже буду улыбаться.
 
АННИТА. Улыбайся ты, а мне до него нет дела.
ПАОЛИНА. Эге, да ведь я его знаю.
АННИТА. Я стану примадонной, и мы снова вернемся в Париж.
ПАОЛИНА. Париж! Провалиться б ему вместе с притонами, в которых мы жили десять лет, пока ты росла. Есть ли паперть, где бы мы не сидели прося подаяния, и все равно ложились спать голодными. Не было минуты, когда бы я не дрожала за тебя.
АННИТА. Я помню, что родилась в могиле и ничего не боюсь.
ПАОЛИНА. Потом была Венеция, я отдала тебя в приют, а сама пристроилась на кухню; пять лет сытой жизни, покровительство синьора и девы Марии.
АННИТА. Я любила его как отца. Он взял нас в Падую, два года счастья. Смотрел с любовью и страхом, переходящим в ужас - но почему, Паолина, почему?
ПАОЛИНА. Он священник, а ты само очарование, и ты уж не маленькая девочка.
АННИТА. Кто лучше меня танцует жигу? Кто обдаст мужчин таким огнём, что голова у них пойдет кругом, глядя на меня? Но мужчины не интересуют меня больше. Мой наставник, мой исповедник, он моё солнце и моя луна. Я люблю его. Ведь я призналась ему на исповеди.
ПАОЛИНА. Матерь божья, я упаду прям в колючки.
АННИТА. А я - к его ногам.               
      
АЛЬБИНОНИ (входя, напевая).
         Хотел назад я сердце взять, -
         Оно как будто мне чужое,
         Ему грозил: тебе ужо я!
         Оно нейдет! - Теперь я зять!
   (Замечает ПАОЛИНУ и АННИТУ, острожено наблюдает издали.)
АЛЬБИНОНИ (про себя).
         Но что за тайна, что за сила
         Тебя из мёртвых воскресила?
         Я Дьявола не обвиню,      
         А славу счастьем заменю!

(Вслух.) Мое почтение, синьориты.
ПАОЛИНА. Мы с вами не знакомы.
АЛЬБИНОНИ. Я где-то видел вас.
АННИТА. Нет, мы  только недавно приехали в Рим.
АЛЬБИНОНИ. Как вам карнавал в этом году?
АННИТА. Я не бывала в Риме прежде.
АЛЬБИНОНИ. (И бесхитростна в ответах!) Буду рад услужить вам.
АННИТА. Благодарим. Вы любезный сеньор.

         ПАОЛИНА и АЛЬБИНОНИ.
АЛЬБИНОНИ (отводя ПАОЛИНУ в сторону).
       Синьора, я вдовец, богат, и лет на склоне
       Хочу провесть остаток дней на сладком лоне
       Счастья, безмятежности, - подальше
       От суеты. Довольно у меня земли,
       Домов, и слуг держу не мало без нужды,
       Но как не испытать со скукою вражды, -
       Сколь ты покоя не желай и не хвали...
               
       Что скажете на это, госпожа?
ПАОЛИНА.
       Синьор, мне любы ваши речи,
       И если ищете вы встречи
       С сестрой, готова вам помочь, -
       Ведь я её люблю, как дочь, -
       И поспешествовать успеху,
       Но если вы, синьор, шутник,
       Задумали какую-то потеху...
АЛЬБИНОНИ.
       В мои ли годы! - Я старик,
       Шутить, синьора, не охотник.



          АЛЬБИНОНИ о ВИВАЛЬДИ. АННИТА
АЛЬБИНОНИ.
        ...................................................

АННИТА. А не знаете ли вы дона Вивальди, спросить позвольте?
АЛЬБИНОНИ.
        О, знаю ль я Вивальди?! - Много лет!
        Мы с ним друзья, каких уж нынче нет.
        Мы с ним учились оба у Корелли.
        Всё месте - пели, пили, ели,
    ..........................
        И вот, (прожив,) состариться успели.   
        Каков он был? – Глаза Исайи!
        Так небо сине только в мае,
        Сколь ни смотри – дна нет как нет,
        И так чисты, так лучезарны!..
        Но происки врага креста коварны...
АННИТА. ..................
АЛЬБИНОНИ.
        У Дьявола со слугами креста
        Особые любовь и почитанье.
        Служить Христу - немалое призванье, -
        Он сам, в пустыне проявив старанье, (проявлял
        Пытался заслужить доверие Христа.  (Пытаясь ...)



        Я вам скажу, - поверите едва ли, - (Представьте же, -
        Вивальди (Он) уводил нас всех в такие дали -
        Над безднами, как духи мы витали,
        Всё: душу, землю, Бога забывали,  (....венца,)
        А демоны всё дальше зазывали,
        И не было предела и конца...
          (Внезапно остановившись.)
        Вы побледнели, нет на вас лица!
    

АННИТА. ...............
АЛЬБИНОНИ.
        Ведь он и сотворец, коль Дьявол – тень от Бога,
        Искусство ведь невинно до тех пор,
        Пока в игре теней мы не увидим гор,
        Иль птицу, словом, всякий вздор, -
        Фигуру ль человека, носорога:
        Нам Дьявол в творчестве надёжная подмога.
        Искусством мы перед Творцом грешим:
        В отпущенные дни и годы, -
        (И этим многих мы смешим) -
        Превозмогая все невзгоды,
        Пересоздать Творение спешим.
        У Дьявола ж со слугами креста
        Особый счёт, и неспроста:
        Вивальди был священник - стал маэстро,
        И проповедь его - не крест, а presto.

        Свершений гордых путь к вершинам
        Указан Дьяволом в тиши нам.

        Его здесь, в Риме, многие боятся,
        Советую и вам остерегаться.
        В его импровизациях таятся
        Проклятия, пророчества, предания...
        Но стоит ли о том распространяться
        В присутствие столь милого создания!
АННИТА.
        Остерегаться? Странно. Почему?
    .............................
АЛЬБИНОНИ.
        Поверьте, я не старый лгун.
        Вивальди... экзерцист, ведун!
        Он любит при луне бывать
        У склепов, чтобы завывать,
        Как воет зверь. Он злой колдун!
        И Адом раскалённых струн
        Способен мёртвых вызывать.   

        Есть у него приём - «дыханье мотылька»...
        Довольно...Нет... Боюсь. Щадите старика!
        А вам, душа моя, тем паче он опасней,
        Что личика невинней и прекрасней...
АННИТА.
        Синьор! Прошу, мне хочется узнать...

АЛЬБИНОНИ.
        Как можно мёртвых заклинать?   
        Что ж... Сердце начинало колотиться,
        И билось точно пойманная птица; 
        И вдруг – вдруг затихало, умирало:
        То Провидение судьбой нашей играло.
        И вот тогда, в ужасный миг – в миг смерти, -
        И в том клянусь, что не грешу ни мало, -
        Вы Дьяволу представлены, поверьте.
        Тот миг – не вымысел, не сказка, не преданье:
        Вне жизни в музыке есть миг существованья.
        Тот мир бывает лишь на миг нам приоткрыт,
        Но раз увиденный, — не может быть забыт.

        Да это что! А вот когда при нас
        Он вызвал - ни мертвецов, ни тени:
        Сам Ангел Смерти тихо на ступени
        Ступал, крылами задевая вас, -
        Ах, как глаза его горели,
        Как под смычком проклятым сотни голосов - 
        Как буря в глубине лесов, -
        К нам духи древние из недр земли взывали,
        И каждому день смерти называли!
        А свечи трепетали, точно в страхе,
        И души в нас дрожали, как на плахе!

        Я слышал, что редчайший бриллиант
        Сверкает чёрным пламенем той бездны,
        Где все молитвы мира бесполезны.
        О, мраком бездны манит тот талант. –
        В импровизациях Вивальди луч таланта
        Огнём пылает чёрным бриллианта.

        Досупны музыке такие чудеса.
        Не будь я в твёрдой вере как католик,
        Я б… Неусыпны, к счастью,  небеса.
        Когда бы не боялся смертных колик,
        И вам вреда той правдой… Но – довольно,
        Боюсь вам ненароком сделать больно.

(Говорили, что он вводит небо в ярость.) Он играл такое...
АННИТА. Что же случилось с доном Вивальди? Злые слухи порочат его имя.
АЛЬБИНОНИ. Когда его бросает на землю и бьют  судороги, его припадки ужасное зрелище, - душа покидает тело.
АННИТА. Расскажите о том времени.
АЛЬБИНОНИ.
Придётся ли по вкусу мой рассказ? Отчасти я расскажу вам чёрными стихами, если позволите.
АННИТА. О, как вам будет угодно, сударь.
АЛЬБИНОНИ. Достоверность при этом не пострадает. Напротив, карнавал, коему имя жизнь, в истинном свете предстаёт в нарядах поэзии, но без ритма, прекрасная синьорита. С чего бы мне начать?..
        Театры в Риме были срыты,
        Людей сжигали на кострах, -
        Все развлечения забыты;
        В сердцах у нас царил лишь страх.

        Жить в радости считалось святотатством,
        Когда не с дьяволом вы сочетались братством.

        О Нём мечтали и молились
        Неистово, мешая кровь с вином, 
        А в клубах дыма демоны роились,
        И жизнь казалась нам лишь дном
        В безумии Данта созданного ада,
        Где только в смерти и была награда.
АННИТА.
        Зачем же было так молиться,
        Чтоб демоны могли роиться?
        Вы шутите? - Скажите откровенно.
АЛЬБИНОНИ. 
        Я говорю о том, что есть нетленно -
        Есть звёзды, божий гнев и смерть, судьба, и вечность,
        Как в вашей ручке – лёгкость, нежность, млечность.
 
        Земные радости средь тишины небес!..
        Не слышим скрипа пыточных колес...

        Под чёрные молитвы и поклоны
        Мы к алтарю, как тени, в две колонны
        Неспешным шагом тихо приближались,
        От ужаса сердца сжимались:
        У алтаря готов был аду дар...
   
        Темно, лиц не видать, в руках по свечке,
        Над печенью младенца пар
        Свивался в детские сердечки. -
        Вот сыплют в чашу белый прах костей
        Умерших Убитых без крещения детей...

        В присутствии прелатов к нам был папой послан секретарь:
        Наложницу свою, в тот день родившую ему ребенка,
        Нам папа приказал по грудь зарыть в песок и двух гадюк
        К ней подпустить. О, прям в сосцы они впились несчастной жертве!
        Кровь с ядом пополам из этих ран сейчас же извлекли
        Чтобы младенца ею окрестить и вызвать Асмадея!..
 
        А скрипка!.. О, Вивальди!.. Боже правый!             
        Казалось, даже воздух стал кровавый!

        В безумии многие кричали,
        И бились и чревовещали -
        Ужасны были голоса,
        Вставали дыбом волоса,
        Друг друга мы не узнавали:
        Мы все собою быть переставали.

        О, дьявольские радости вертепа!
        В страданьях страстной гибнущей души
        Услышать так же тишину нелепо,
        Как смех в степной заснеженной тиши
        Или любовный шёпот в лентах крепа
        На мрачных стенах родового склепа...

        Мы Сатане платили щедро дани
        На шабашах у Пьетро Оттобани.
        И чёрной мессы дым вкушая
        Яд с кровью, с музыкой мешая,
        Безумье множа в общем хоре,
        Подобны были бесов своре.
 
        Беременных в таком числе
        Как здесь, под стенами Петра,
        Нигде уж после я не видел:
        Рожали с ночи до утра.
        И это было не случайно:
        Поднялся спрос необычайно,
        На некрещеного дитя.
        И я скажу вам не шутя,
        Продав детей, они крестились,
        И богу истово молились,
        Бренча деньгами здесь, на бюсте,
        О, чтоб им, тварям, было пусто!
 
        Теперь вы знаете, какие дани
        Вкушали демоны у Оттобани.





                Ч А С Т Ь  В Т О Р А Я

сц.2 В ПАРИЖЕ. СЦ 3. ВЕНЕЦИЯ. СЦ 4 ПЕРЕВАЛ В АЛЬПАХ. СЦ5. ВЕНА. СМЕРТЬ ВИВАЛЬДИ               
               
                СЦЕНА ПЕРВАЯ

Рождественская ночь. Разрушенное аббатство. Высокие готические своды, проломы в стене... 
Кровля рухнула, в стене проломы. У алтаря - крест из досок, кинжалом прибита скрипка.

ГОЛЬДОНИ. Не это ли брошенный монастырь? Я узнаю это место.

               АННИТА и ГОЛЬДОНИ.

АННА. Карлино, почему ты так стар! О, мой Карлино!
ГОЛЬДОНИ. Мои ноги ослабели. Стихи о любви, озорные куплеты достались ветру… Я перестал понимать, что я собой представляю, чего хочу, чего от меня ждут. Почему ты не любила меня?
АННИТА. Мы укроемся в этих развалинах.
ГОЛЬДОНИ. Страшные руины.  А сад вырубили. Там развалины фонтана. Говорили, он иссяк в ту ночь... А там - крутой обрыв. Вот эти стены... эти своды. Дьявол сторожит свой дом. Кости - у алтаря. Он сгнил без погребения.

АННИТА. Моя несчастная матушка! Лучше ты не оставила меня с нею, в ее могиле.
ГОЛЬДОНИ. Кто ваша мать? И кто ваш отец?
АННИТА. У всех, кто рождён в могиле, один отец, - лучший из отцов, и он никогда не забывает своих детей.
ГОЛЬДОНИ. Замолчи... Молчи!... Здесь он написал свою сонату... Он здесь!

Что прибито гвоздями, - Распяли скрипку! Я был здесь. Я видел его. На груди у него болталась полумёртвая летучая мышь, она кричала... кричала невыносимо... а вокруг шеи обвивался желтый ошейник, в руке он держал ядовитую гадюку... Потом яркий свет рассеял мрак... Какого страха я натерпелся... Он вызывал мёртвых, и разговаривал с ними, - вот здесь, на этом месте. "Где я?" - спрашивал я себя, и голос отвечал мне: "Terra nuova!" - На краю света! - был ответ. "Астарот! Асмодей!" - кричал Тартини. И тотчас три духа крови явились по его призыву... А потом я бежал, без оглядки, а он кричал мне со смехом: "ты вернёшься, глупец! Ты вернёшься!" Всеблагое провидение! И я вернулся... Здесь замуровал он музыку святого отца, - все рукописи, которые я помог ему украсть, когда дон Вивальди умирал.


Монах Тартини хранил в подземелье рукописи дона Вивальди.

АННИТА.
        У нас на свадьбе не было вина...
ГОЛЬДОНИ.
        Распята скрипка!
АННИТА.
                Где!?
ГОЛЬДОНИ.
                К кресту пригвождена!
АННИТА.
        У воскрешения души своя цена.
ГОЛЬДОНИ.
        И кто-то, - мёртвую, - копьём ударил в бок...
        Он кровь хотел увидеть?..
АННИТА.
                ...и не смог
        Исторгнуть из неё ни голоса, ни стона.
        И нечего желать ей лучшего хитона,
        Как эта шаль, - пусть станет плащаницей,
 



АННИТА. Вот они.(АННИТА с черепом в руках.)
        О, мой родитель, этой ночью
        Я к вам вернулась беглой дочью. (?)

        Смотри, смотри: у алтаря - скелет!?
        Там - скрипка, - на кресте, прибита,
Гвоздями,- Словно бы убита..

        Ошейник в виде змей,  - Тартини амулет.
        Здесь рукопись синьора - под камнями!
        Он прожил в этих стенах много лет


       Распял он скрипку - на кресте,
       Напоминая о Христе,
       Соблазны страсти с ней распяты, -
       Не миновать греху расплаты!
Висит меж небом и

Вой ветра в вышине, - так духи ада отпевают всех актёров. Умер в церкви - тоже немало. Синьор отец! Хотя вы замуровали все рукописи дона Вивальди, холодные губы Анниты, даруют вам прощение. (Целует череп.) А благодарности от Бога вы не дождётесь, как и все праведники.
ГОЛЬДОНИ. Он замуровал... Он обрёк его музыку дона Вивальди на молчание. Церковь прокляла отца  Антонио.
АННИТА. Она обогреет, рассеет мрак, мы снова станем молоды...  (С пафосом.) Где вы, верные духи! Сыщите мне тропку к моему синьору, приведите его!  Антонио?! где подземелье, в котором заточили тебя? Антонио?!.
ГОЛЬДОНИ. Святая ночь! - На ветру, в сутане! Боже правый, - призрак! Призрак!

        О, скрипка на кресте, прибитая гвоздями!
       Ошейник в виде змей, - знакомый амулет.
       Синьор Вивальди здесь, под этими камнями.
             Я видел: блеснул свет!
       Он здесь! - С крестом! Аннита, - оглянись! -
       Нет, не смотри, - сперва перекрестись! -
       Встревожен дух ненастной ночью:
       Он с вихрем взвился к небу ввысь,
       Рассыпавшись гроздьями в клочья!
АННИТА.
       Он в подземелье здесь томится,
       И на свободу вырваться стремится.
Его принесло ветром...
       Молчанье, верный страж, хранит
       Свой вечный холод, как гранит,
       И мрак, надёжный часовой
       Плиты замшелой гробовой...

      

Ветер воет жалобно и протяжно, то гудит, то будто стонет ребенок
        АННИТА с черепом в руках.
ГОЛЬДОНИ. Греховные соблазны!.. Тартини знался с Дьяволом. Он твой отец!
АННИТА. У тех, что рождены могилой, отец один, и лучший из отцов. Он не забывает своих детей, и он не делится любовью.
Со вкусом и... в прекрасном стиле
Я рождена не на земле - в могиле.
                Поёт.
      В карнавале все мы скачем! - Звук короткого смешка!
      Жизнь не боле, чем насмешка, не дороже ты орешка,
      Даже черепок отца просто глупая насмешка!
            Череп моего отца!
            Нет ни носа, ни лица!
            Нет ни носа, ни лица!
            Череп моего отца!
      Прах похож на конфетти, он лишь шутка в злобной сказке,
      Точно арлекина в маске, Дьявол треплет в дикой пляске, -
      Вьётся, кружится, несётся, точно смерч над полем вьётся.
            Прах отца! Прах отца!
            Карнавалу нет конца!
            И смеёмся мы и плачем,
            Все мы ничего не значим!
      Диким воем прославляя жизнь земную - шутка злая!
      Крест творят органа звуки.
      Сотворили крест из муки, и любуемся на звуки!
      Пустота из пустоты, все мы - прах, - и я, и ты!

ПАОЛИНА. Вы, духи могилы! Сыщите мне тропку к моему синьору! Приведите его ко мне!
ВИВАЛЬДИ. Зимой я боюсь жары, летом - прохлады, и начинаю чихать от одной мысли про земной сквозняк!
Аннита, девочка моя, зачем ты на земле так долго!
О, сколько страшных ран за каждый год оплаченного долга!
Я, бедный дух, лью слёзы в темноте:
Как страшна старости печать на красоте!

КАРЛИНО. Здесь камни шепчут голосом синьора.

КАРЛИНО. Я перестал понимать, что я собой представляю, чего хочу, чего от меня ждут. Почему ты не любила меня?



ПРИЗРАК ВИВАЛЬДИ.
ДУХ ВИВАЛЬДИ.
        Я замурован в склепе, в темноте,
        В молчании,  как в чёрной, мёртвой ноте.
        Подстреленною птицей на излете
        Душа застыла в этой немоте.    
        Кому при жизни солнца свет - был звук,  Кому при жизни счастья свет был - звук,
        Молчанье тишины — последний Дантов круг.


Зимой я боюсь жары, летом – прохлады, начинаю чихать от одной мысли про земной сквозняк, ха-ха-ха! Аннита, девочка моя, что с тобой сделала жизнь.

         И старости печать на красоте...
         Зачем живёшь ты на земле так долго?
         Несчастный дух, лью слёзы в темноте -
         Моя душа пошла в уплату долга...

         Назначен для возвышенных услад,
         Здесь, в подземелье, спрятан дивный клад,               
         Там, в сундуках, все оперы, мои сонаты,
         Мелодий солнечных бесценные караты.
         За этой дверью скользкие ступени, -
         Ни шелеста, ни голоса, ни пения.
         Обитая железом дверь, сгнила...               
         Устал быть пустотой, вот оттого я мрачен,
         О, как мне жизнь без тела тяжела!..
         Живу, подобно облачку, прозрачен.
         Невольником могилы пребываю,       
         И жизнь свою земную вспоминаю...
         ..............................
         Молчанье, грозный страж, хранит
         Могильный холод этих плит,
         И мрак, суровый часовой
         Плиты замшелой гробовой,
         Голодной пустоты не насыщая голод,             
         Как не прошу, - всё мрак, молчанье, холод!
         Жизнь, - дьявольские трели, нам приснились.
         Сны, смерчем унесённые в пространство!
         Заботы, счастье, вера - лишь убранство, -
         В холодное ничто мы обратились!

         Истина - она проста.
         Молодость и красота -
         Прах от праха! Прах от праха!
         Череп твоего отца?!
         Нет ни носа, ни лица.
         Держи крепче шельмеца - да без страха!


ГОЛЬДОНИ.
         Встревожен дух ненастной ночью.
         О, ужас! Не смотри, крестись,
         В глаза взглянуть остерегись!
         Вот - снежным вихрем взвился ввысь,
         Рассыпавшись под ветром в клочья!
АННИТА.
         Синьор?!.. Антонио, где дух твой?
         Не бойся напугать меня
         И в стёклах витражей звеня,
         Стенай, в трубе каминной пой,
         Как в бурю пел нам домовой...
ПРИЗРАК (шёпот).
         Я ветер, я память, я звуки,
         Я мысли, мелодии, муки,
         Молчаньем храним, как заклятьем,
         Холодного склепа проклятьем...

ГОЛЬДОНИ.
         Здесь, в подземелье, он томится,
        И на свободу вырваться стремится.
        Тут скрипка на кресте, прибитая гвоздями!
        А рукописи все - под этим камнями,
        ....................................
        ....................................

ВИВАЛЬДИ.
       Стигийские болота, Ахерон
       Я перейду чтоб только раз увидеть,
       А через Стикс перевезёт Харон
За одну только овацию я переплыву океаны лет!
      
ГОЛЬДОНИ. Что он играл?
АННИТА. Молитву. Снежные вихри. - скрипка, музыка любви. Немалая услада в Аду. Так могли играть только вы, мой синьор…

                ПРИЗРАК появляется и снова исчезает.
ВИВАЛЬДИ.
      Забытый, прозрачный, бездомный,
      Тут, в склепе, ночую обычно.
      Мой угол сырой, но укромный –
      Для призрака это привычно...

АННИТА. Карлино, понимаешь ли ты, о чём я говорю? В Библии есть бессмертные слова, но – музыка превыше слов и света, прекрасней звездного неба. Я и сейчас могла бы записать её.
ГОЛЬДОНИ. Я был молод, весел, а он стар и страшен, его пугались дети.
АННИТА. О, нет! нет-нет!
        Красив как полубог и опьянён,
        Он скрипку брал - она пылала страстью.
        Синьор Вивальди был в меня влюблён,
        Я шла за ним как к первому причастью.
ГОЛЬДОНИ.  Он дьявол, Тартини открыл мне глаза: Вивальди дьявол, дьявол! Что это за "Трели любви"?
АННИТА. Превыше слов, прекрасны, как свет солнца, величественны, как сияние звёзд!
        Как страстная молитва в старом храме,
        Исполненная сердцем в тишине, -
        Мелодия, наполнена дарами
        Души его - предвечной вышине.
        Не ангельски смиренны, но мятежны,
        В них звёзды страстью дышат в глубине,
        А за окном кареты в поле снежном,
        Под звуки скрипки пела мне о прежнем
        Любви мелодия, подаренная мне.
В Ганновере, Варшаве, в Париже и в Вене, в гостинице на пути в Дрезден – мы там часто бывали, именно так – под скрип колес, под мягкий звук копыт. Для меня одной! А за окном сияла луна и синели заснеженные дали. Наши ночи, ночи непорочной любви. Чтоб вы знали, он был очень красив. Я вам хочу признаться, хотя меня, - даже в наше время, - могли за это сжечь или сочли безумной, но...
ГОЛЬДОНИ. Говорите, теперь я всему верю.
АННИТА. Пресвятая дева, бедняжка. Что бы ожидало её в наш ужасный век? Верно, стала бы петь в опере, чтобы хоть немного украсить жизнь.
ГОЛЬДОНИ. Богоматерь - актёрка! Ха. Так что там, в чём вы хотели признаться?
АННИТА. Следовало бы молчать, но я хорошо помню ваше сердце. Ему чужды низкие вожделения и высокомерие. - От этих звуков я забеременела.
ГОЛЬДОНИ. Вздор! Я знаю вашу жизнь, как свою, у вас никогда не было детей.
АННИТА. Мы отвезли его в одну деревню, в Швейцарию.
ГОЛЬДОНИ. Я грезил о тебе, я так тебя любил - всю свою жизнь я любил  тебя, всю свою несчастную жизнь. Когда это было?
АННА. Не помню. Я не помню. Озеро, вдали вершины, и бог на небе.
ГОЛЬДОНИ. Где же он, и что с ним стало, - балаганный актёр? монах? священник?
АННИТА. От любви дьявола и ведьмы рождаются инкубы. Святая правда. Ещё ребёнком он обладал даром видеть будущее. Его убили крестьяне. Вот оно - его маленькое сердце, здесь, в этой ладанке на моей груди.
 Шум ветра усиливается. В проломы стен виден блеск зарниц, слышатся раскаты грома.
         Как ангелов рыданья в высоте, -
         Так старости печать на красоте.
         Другого бедствия она не знает,
         И времени подобно, истекает.   

ГОЛЬДОНИ.
        Как мотыльки, игрой увлечены,
        Над пламенем мы заигрались,
        И не заметили, - огнём вознесены, -
        Но в вечности с тобой мы не расстались.
  Я, кажется, упал... Где моя карета?
АННА. Держись за меня, вставай. Почему, почему ты так безобразно стар! Вставай же...
ГОЛЬДОНИ. Ведьма. Твоя тайна - проклятие Дьявола. Ты исчадие Ада.
АННА. Ты смешишь меня нарочно. Не пугай меня, я вовсе  не бесстрашная ведьма. Мы скроемся в подземелье. Должна быть дверь. Дверь, Карлино!
ГОЛЬДОНИ. Что написано? - «Terra nuova!” - "На краю света!" – Так призывают мёртвых. Что  с тобой?
АННИТА. Я много страдала, любя крепкой любовью. Она живёт в моей старой груди, - песнь, "Трели любви"!
ГОЛЬДОНИ. «Terra nuova!” - он кричал мне вослед. «Terra nuova!”
АННИТА. Нет ли у тебя креста? Я слышу их… Дай руку. Что со мной? Силы покидают меня. Антонио, я ждала тебя сорок лет, любовь моя. Неужели это возможно, Антонио, -  венчание! Ты ведёшь меня к алтарю, какое счастье, Антонио, какое счастье! «Terra nuova!” (Умирает.)
ГОЛЬДОНИ. Она без чувств. Любовь моя… Аннита? Аннита?!.
        Стихи о Смерти красотой печальной,
        Украсив душу, точно звёзды вечер,
        Мелодии подобны обручальной.

        Торжественно и как бы в ожидании,
        Согбенными монахами все свечи
        Молились перед вечным расставанием.

        И мёртвые стихи, которым не излиться,
        Застыли на губах с последним вздохом,
        Спеша с молчаньем Смерти породниться.

        Испита нами горестная чаша.
        Могильным плитам, сплошь покрытым мохом,
        Оставим прах всего, что было наше.
       
        Жизнь, - дьявольские трели, нам приснились,
        Сны, ветром унесённые в пространство, -
        Любовь, надежда, вера – лишь убранство,
        В холодное ничто мы обратились.

           (Открывает дверь в склеп.)       
В руинах стены! Этой ночью
Я к вам вернулась беглой дочью.
Прости, могила, кости мамы
Меня, виновницу всей драмы...

У алтаря лежит скелет.... /амулет/

Душа твоя - священный аромат,
Глаза , улыбка, тихий взгляд!..

ВИВАЛЬДИ.
      Приди, любимая, сюда, ко мне в объятья,
      Пусть вместо крыл твоё простой платье,
      Нас в церкви не венчали, - не беда,
      Вот - стол, очаг, меха вином, еда,
      Как прежде, я - с гитарой неразлучной,
      Ты станешь петь - ведь нам вдвоём не скучно.
      Любимая, я стар и страшен, - знаю,
      И паузой печальной затихаю
      Вали Венеции, забытый, как мотив,
      Нов в музыке я молоди игрив,
      И, зоркий устремляю взор с порога,
      И там, меж звёзд, улыбку вижу Бога!


ВИВАЛЬДИ. Её привела в приют эта мерзкая горбунья. Она слишком безобразна, чтобы можно было поверить в их родство. Настоящие исчадие Ада. Ты знаешь, ведь её принимали за мою сестру!
ДЖОВАННИ. Признаться, святой отец, я и сам иной раз так полагал.
ВИВАЛЬДИ. Я обожал девочку. Никогда моё сердце не испытывало такой привязанности. Но мог ли предполагать!..  В одиннадцать лет у неё уже был  голос, манеры и красота Елизаветы. Я чуть не потерял рассудок. Я полюбил её, наконец. Разумеется, никто не подозревал, что творилось в моей душе. Я продолжал учить Анниту петь, я открывал ей тайну красоты мелодии, звуков. У неё ангельский голос, хотя и не большого диапазона. В нём я находил высшую гармонию мироздания. Но так не могло долго продолжаться. С каждым днём её сходство с покойной Елизаветой становилось всё явственней. Небо испытывало меня. Я служил мессы, читал проповеди, напутствовал умирающих, венчал и крестил новорожденных. И моя паства любила меня. После воскресной службы я развлекал и потешал её своей скрипкой... Чтобы спасти наши души, я отдал её в монастырь. Боже, как она... как она рыдала! Как молила! - Ведь я сам вложил в неё желание петь. Уже с пяти лет она пела в моих операх амуров и ангелочков. Я погубил её: она познала успех! Бедняжка! Так я оставил приход, моя жизнь превратилась в одно долгое странствие по дорогам Европы, по разным странам и городам. Кто станет завидовать бездомному, бесприютному попу, скитающемуся по дорогам, – но не с проповедями веры христовой, а со своими операми, со своей проклятой скрипкой, которая терзает меня, точно ворон прикованного к скале.
ГОЛЬДОНИ. Но позвольте спросить вас: что означает это сходство? Неужели соната, в которой вас обвиняет достославный синьор Тартини...
ВИВАЛЬДИ. Они обе как две росинки на лепестках розы, как две волны , их не отличить. Тартини – грозный обвинитель, - со своей проклятая сонатой.  О, да, я видел в снах Дьявола, это было, - я видел его во время своих припадков, он носил меня над землёй. Я видел перед собой даже звёзды! О, Джузеппе, я виноват перед небом!.. Ему не даёт покоя эта тайна. Я страшусь своей скрипки! Иногда я и сам верю ему, да-да верю!.. Я безутешный грешник. Но я ничего не могу объяснить, ничего. И не только я: никто!



КОНЦОВКА ПЬЕСЫ:  АННИТА и ВИВАЛЬДИ идут к алтарю - к публике.

       

              СЦЕНА
        ПАОЛИНА перед распятием.
ПАОЛИНА.
     Да есть ли кто её несчастней?
     О, Господи, будь добр к ней,
     Бери что хочешь, что отдать?
     Хоть жизнь — не  жалко, лишь бы знать,
     Что не придётся ей страдать...

     Не расплатилась я за прошлый раз,
     Когда в том склепе в страшный час,
     Не в силах дрожь унять в коленях,
     Я с факелом стояла на ступенях,
     К тебе не смея, грешная, взывать, -
     Ведь мёртвую пришли мы обобрать.

     Прекрасная, истерзана страданьем,
     Под золотым парчовым одеяньем...
     Мне даже страшно это вспоминать, -
     Не злобный демон, не могильный дух -
     Крик, плач ребёнка поразил наш слух,
     И мы всей шайкой кинулись назад,
     Увидев роженицы страшный, дикий взгляд...
     Но не ушла - вернулась я с порога,
     Из уст её услышав имя Бога.
     Кровавые следы зубов,
     И дрожь протянутой руки,
     Парчовый гробовой покров,
     Кругом гроба, кресты, венки, -
     И по сей час дрожу, как вспоминаю:
     Из лона мёртвой роды принимаю...

     А ночь настанет, в склеп спускаюсь,
     Но не воровкой, а как мать,
     Иду опять дитя рожать,
     И лезу в гроб свой, задыхаюсь,
     И в ужасе смертельном просыпаюсь.

     А разве я не мать? Ращу с пелёнок.
     Ты, старый дурень, ах, жидёнок,
     Почто дитя так ненавидишь!
     Попомни же: хоть раз обидишь,
     Ты от меня цветочка не увидишь.

     К мольбам моим как пень ты глух,
     Другая надавала б оплеух
     Тебе по твоей хитрой роже.
     Совсем ожидовел, на что похоже, -
     Молюсь исправно, не скуплюсь дарами,
     Но так и знай: повешу вверх ногами!
            Встаёт с колен. Обречённою    
     В молитвах нет ни капли прока.
     Мы все во власти злого рока.
     И что назначено судьбой,
     Тому и быть тебе рабой.


                СЦЕНА
            Квартира ВИВАЛЬДИ.
.....................................................

       АЛЬБИНОНИ, ДЖОВАННИ, ВИАЛЬДИ.

Входят АЛЬБИНОНИ в карнавальной маске, в шляпе, в руке трость с набалдашником; с ним двое арапчат в турецких костюмах: один с опахалом, другой с болонкой. 
   
                ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ.
                СЦЕНА
               
ГОЛЬДОНИ (разглядывает портрет).
         Художник вытопил из вас полбочки жира,
         Придал разлет бровям, губам – любезность.
укоротил нос,
Но если бы кто видел, как трясутся его губы, когда он пожирает поросенка!.. Вчера в казино он бился об заклад со маэстро Альбинони, и в триста цехинов, что сочинит концерт со всеми его голосами быстрей, чем переписчик снимет копию. Как и следовало ожидать, он выиграл и старику пришлось раскошеливаться. Затем он тут же взял в руки скрипку и все убедились, что он создал подлинный шедевр.
         А что же я, -  я разве не поэт?

Попробую и я блеснуть! И если отец  Антонио не поверит, так мне и надо!


ВИВАЛЬДИ (входит, старается не замечать ГОЛЬДОНИ; зовёт). Джованни! Где мой слуга? Эй! Сколько можно тебя звать, скотина! Джова!..
           А, ты кто такой?
ГОЛЬДОНИ. Карлино, святой отец, я ваш земляк и превосходный поэт.
ВИВАЛЬДИ.  опять ты… Какое ты выбрал ремесло, шалопай.   


Сбежал из дому, бродяжничаешь? Бедные твои родители. подзабыл твоё имя.

          Карлино я, святой отец.

          Находишь ли ты сходство, Карлино?

          Отцеубийца.
ГОЛЬДОНИ. Вы прочли моё либретто?
ВИВАЛЬДИ.
         Ни вкуса нет, ни благородства.
         Но я написал на него музыку.
ГОЛЬДОНИ.
         Боже правый! написали оперу!?
Я спасен! Могу я надеяться получить гонорар, святой отец?
(См. текст)
моём покровителе. Я беден как ворона,
ГОЛЬДОНИ. Изумительное, святой отец! Бесподобное искусство!
ВИВАЛЬДИ. Хм. Сегодня *** обещал его закончить. Еще несколько удачных мазков и бытие мое продлится по крайней мере лет на пятьдесят, а то и на сто. Ты как считаешь?
ГОЛЬДОНИ.  Это смотря по тому, как заплатить, падре.
ВИВАЛЬДИ. Ты – за гонораром. У меня пустые карманы, потерпи.
ГОЛЬДОНИ.  У вас всегда пустые карманы. Однако, я слышал, вы покупаете дороги вазы и украшения.
ВИВАЛЬДИ. Неблагодарный! Это клевета.
ГОЛЬДОНИ.  Когда я повешусь, вы, возможно, станете добрее, но будет слишком поздно. Я твердо вознамерился уйти из жизни.
ВИВАЛЬДИ. Не  разыгрывай, Карлино, не говори, что ты сирота или что твоя новая возлюбленная попала в плен к туркам, и нужен выкуп.
ГОЛЬДОНИ.  Мессир! Я познакомился с чудесной девушкой. Ох, если бы вы видели ее!
ВИВАЛЬДИ. Незнакомка, которую ты увидел на балконе, а?
ГОЛЬДОНИ.  Она торгует цветами перед нашей гостиницей, у фонтана. Целую неделю она искусно разыгрывала свою роль: краснела, едва я к ней приближался, не решалась даже принимать безделушки, которые я дарил ей, бледнея, трепетала, когда я пытался завлечь ее к себе в номер.
ВИВАЛЬДИ. А дальше?
ГОЛЬДОНИ. Наконец, разожгла во мне такую страсть, святой отец!
ВИВАЛЬДИ.  Черт возьми!
 ГОЛЬДОНИ.  И вот, вообразите: ночь, я крадусь по темным, злачным улицам, кишащим разбойниками и грабителями, разыскиваю нужный дом, перелезаю через высокий забор, выжидаю…
ВИВАЛЬДИ. На площади, под балконом!
ГОЛЬДОНИ. И лезу в открытое окно! Передо мной – она, нагая и тоже пышущая сладострастием. Я на вершине блаженства!
ВИВАЛЬДИ. О, где мои тринадцать лет!
ГОЛЬДОНИ.  Я сбрасываю с себя всё!
ВИВАЛЬДИ. И с нее!
ГОЛЬДОНИ. Как есть! 
ВИВАЛЬДИ. И несёшь к кровати!
ГОЛЬДОНИ. Так!
ВИВАЛЬДИ. О!..
ГОЛЬДОНИ. Но в этот момент в комнату врывается ее брат, огромная образина, с факелом в одной руке и с дубиной в другой, а за ним и мать, старая ведьма.
ВИВАЛЬДИ. Силы небесные! Ловушка!
ГОЛЬДОНИ.  Именно!
ВИВАЛЬДИ. Какое коварство!
ГОЛЬДОНИ. Я пытаюсь выскочить в окно, но коварная бросается мне на шею, сам я, чуть живой от страха, спасаясь от дубины, лезу под кровать, откуда они, все трое, силой извлекают меня и без лишних слов требуют немедленно уплатить им триста цехинов или грозят предать меня суду за изнасилование.
ВИВАЛЬДИ. Подлые твари! Они заманили тебя в ловушку, где до тебя, я думаю, перебывало сотня мужчин, одураченных, как ты.
ГОЛЬДОНИ.  И вот я перед вами, нищий, как ворона. Будьте до конца спасителем, одолжите мне денег, чтобы я мог благополучно добраться до нашей родной Венеции.
ВИВАЛЬДИ (вытирает слезы, дает деньги). Да, да, мой любезный, я одолжу тебе сколько хочешь. Но стоит ли тебе ехать в разгар карнавала? Вряд ли ты где найдешь такого покровителя, как я. Здесь, в Риме, мы живо сотворим еще две–три оперы на твои дерьмовые либретто, деньги плывут нам в руки!
ГОЛЬДОНИ  (принимает деньги, целует ему руки). Не радуйтесь раньше времени, падре. Коль вы так ко мне по–отечески добры… (Шепотом.) Я знаю такое… что и вас должно побудить делать ноги, пока не поздно.
ВИВАЛЬДИ. Что? Мне бежать? Ты спятил!

ГОЛЬДОНИ.  Отнюдь, синьор! Ваши злопыхатели при  дворе его святейшества, а их немало, поговаривают, что в болезни его повинны именно вы, с вашей неистовой скрипкой.
ВИВАЛЬДИ. Ты что, мой мальчик, с ума сошел? Каким таким образом моя скрипка…
ГОЛЬДОНИ. А пожар на вилле? А ваш припадок? А главное – ваша соната, – Трели Дьявола!
ВИВАЛЬДИ.  Моя?!. Трели? Ничего не понимаю.
ГОЛЬДОНИ. Разумеется, ваша! Тартини говорит, что вы явились… не смею вымолвить… князем тьмы и… при свете солнца…
ВИВАЛЬДИ (вскакивает с места.) Что ты несешь! Кто, кто это говорит?
ГОЛЬДОНИ. Все, кому не лень, – весь Рим! Стоит вам появиться на улице – сами увидите, что будет. Вон, гляньте–ка в окно, какая толпа…
 Надо дать раньше, что слух об этом, – о порче, ходил и раньше. Вивальди убивает музыкой, схоядят с ума, умирают, совершают убийства – кончают либо с сумасш доме либо в тюрьме –В СЦ. ПАПА–Т.
ГОЛЬДОНИ.  Обыкновенным, святой отец, – ею–то вы и напустили на папу порчу, от которой он тает, словно свечка.
ВИВАЛЬДИ. О небо! Да от кого ты слышал этот вздор?
ГОЛЬДОНИ.  От Альбинони, падре. По правде сказать, вы сами виноваты, возбудив в нем зависть: вчера во втором акте его «Александра Македоснского» публика скандировала «Вивальди! Хотим Вивальди!»

АЛЬБИНОНИ (входя). Три дня в Риме, а оперы распевают в любой таверне. (Замечает скрипку ВИВАЛЬДИ.) Перестроил две струны, - аккорды, тревожные ритмы, от которых заходит сердце. Антонио, ведь это не музыка, а дьявольщина. А если так, то с музыкой покончено, мелодия отныне самозванка, и я слуга умершей хозяйки. Как они орали твое имя! Не хотели, мерзавцы, слушать моего «Александра», которого ещё недавно так превозносили. Джованни, старый плут!
ДЖОВАННИ. Синьор Альбинони! Счастлив видеть вас.
АЛЬБИНОНИ. Скажи, где эта распробестия, этот сосуд грехов и пороков?
ДЖОВАННИ. Какой сосуд, какая бестия, синьор?
АЛЬБИНОНИ. Твой хозяин. Где он, гнусный поп, сатана, убийца! Эй, Антонио?
ДЖОВАННИ. Святой отец уехал до утра на осле, в сопровождении слуг святейшего отца, ещё не возвращался.
АЛЬБИНОНИ. Антонио, я тебя знаю, ведь мы вместе состарились. Выходи! (Обходя комнату, ищет ВИВАЛЬДИ, ДЖОВАННИ услужливо помогает ему, приподнимая завесы и шторы.) Антонио, ты помнишь нашу молодость? Что за время! Какие фейерверки украшали небо Рима! А какие концерты задавала покойная королева Кристина перед дивным фонтаном, на ступеньках дворца – оркестр в триста скрипок под управлением божественного Корелли!
ДЖОВАННИ. Можно ли забыть, синьор!
АЛЬБИНОНИ. Мелодия доставляла блаженство, делала жизнь возвышенной.
ДЖОВАННИ. Неразумных вела к разуму.
АЛЬБИНОНИ. Трусливых обращала в храбрых.
ДЖОВАННИ. Распалённых гневом - успокаивала.
АЛЬБИНОНИ. Мелодия почиталась божеством. Так учил Корелли. А ещё он говорил, что подлинная мелодия нетороплива, прозрачна, чиста и невинна. Она приводит в порядок страсти души, ведёт душу к мудрости, а мир – к гармонии.
ДЖОВАННИ. Ко благу и покою, аминь!
АЛЬБИНОНИ. Но ведёт незаметно, и с такой чарующей убедительность, – смиренная грусть, прелестный, счастливый восторг.
ДЖОВАННИ. Восторг! Восторг, видит бог!
АЛЬБИНОНИ. Нечестивый поп! Твоя импровизация в капелле была так зловеща, мрачна, как русская ночь, но в ней пылала любовь, дикая, сладостная любовь в огненном саване, я узнал её, Антонио, но что меня поразило всего больше - я испытал ужас!
ВИВАЛЬДИ (из укрытия). Ты скверно шутишь.
АЛЬБИНОНИ (перед портьерой, за которой стоит ВИВАЛЬДИ). Этот внезапный порыв, удар смычка! Отныне все кинутся подражать тебе. Досадно. Никто не назовет наших имен, сверкающих ныне подобно звёздам, никто не вспомнит о Габриэли, Гуами, Корелли и обо мне. Я был в театре ди Нона, на твоем «Оттоне». Зал гремел от рукоплесканий, восторженные крики тонули в них, а я... Душили слёзы, я чуть не умер от зависти.  (Находит ВИВАЛЬДИ.) Да, ты знаешь, Тартини нанял убийцу. Я его видел. Молодой, вертлявый, и, говорят, искусник в своем деле, и недорого взял как будто.
ВИВАЛЬДИ. Убирайся к дьяволу. Я был на Галгофе, я едва живой от усталости. (С требником в руках, молится.)
АЛЬБИНОНИ. Ты знаешь, Тартини - страшный человек, возможно, безумец, но его соната прелестна. Пожалуй, единственный, кто не уступит тебе в славе. Ну и, разумеется, все только и думают о том, как бы свести вас снова. Ведь все в Риме уверены в твоём авторстве, я не мог их разубедить, моим клятвам не верили, и обвиняют беднягу в воровстве.

 ВИВАЛЬДИ настораживается при этих словах, но продолжает шептать на латыни.

АЛЬБИНОНИ (почти шопотом). Тридцать лет я поставляю оперы ко всем театрам Европы, но никогда меня не приглашали в Сикстинскую капеллу. Да, Антонио, я плачу. Сегодня твоя скрипка сказала мне, что такое подлинная любовь, и бренная жизнь...  Как ты играл! Меня казнили  сладчайшей казнью. Я умер и я родился. Святый Боже! На серебряном облачке слетели амуры и слушали твою игру, а потом били в свои маленькие ладони... Я грешный человек, познавший и любовь, и ревность, и горечь утрат, но сегодня… Казалось, свечи погасли, мрак исходил от Страшного суда. И вдруг - там, за спиной Спасителя, - Огненный всадник, он правил прямо на нас, жар опалил мне сердце, и... Я вкусил от смерти. Рим дрожит от страха: святейший папа плакал!
ВИВАЛЬДИ. Разве папа плакал?..
ДЖОВАННИ. Этого недоставало.
АЛЬБИНОНИ. Как бывший твой друг - отныне мы враги - я пришёл поздравить: Рим твой, Антонио.
ВИВАЛЬДИ. Ты сказал, там был Тартини?
АЛЬБИНОНИ. О, Тартини! Который столько лет по твоей милости монах, и имеет злую славу – не то безумец, не то колдун... Ба! У тебя его соната? Где ты добыл её?
ВИВАЛЬДИ. Дьявол подсунул в злой час. Я к ней не прикасался. Эй, Джованни, сожги её.
АЛЬБИНОНИ. Нет-нет, напротив, взгляни, и тебя обуяет зависть!
ВИВАЛЬДИ. Все будто сговорилсь, ополоумели. В огонь её!
АЛЬБИНОНИ. Но это и в самом деле трели Дьявола, Антонио, самого Дьявола!
ВИВАЛЬДИ. Что за нелепый вымысел.
АЛЬБИНОНИ (берет у арапчонка завернутую в материю скрипку). Ты узнаёшь, - скрипка Корелли,  умирая, он сжимал её в своих объятьях, - самое дорогое, что было в его жизни.
ВИВАЛЬДИ. О, господи, Страдивари! Лучшая из всех. Где ты её добыл? Кажется, он завещал её...
АЛЬБИНОНИ. Она твоя по праву: никто кроме тебя не знает её подлинной цены. Но ради нашей дружбы, ради нашего учителя, я прошу, умоляю, взгляни, хотя бы… ну, вот - Адажио, невинная мелодия. Я знаю, ты не устоишь: трели Сатаны!

     ВИВАЛЬДИ играет начало Адажо «Сонаты Дьявола» и опускает смычок.

АЛЬБИНОНИ. Сколько прощения, сколько любви, какое утешение. Может ли кто из смертных надеяться на такую любовь у Бога, у нашего Спасителя, какой встречают нас эти звуки? Дьявол явил нам величайшую любовь, сняты все клеветы. Чёрные бездны, сладчайшая казнь...

       (Уходят все, кроме ВИВАЛЬДИ.)

ВИВАЛЬДИ. Тартини. Свет солнца померк для меня с того дня, как я ее увидел рядом с ним. Её улыбка, взгляд! Она влюбилась в него, племянница архиепископа Феррарского,  Елизавета Примаццоне, последняя в роду, наследница несметного богатства и славы предков. Нежнейшее создание на свете, чистый ангел, красоты небывалой, душевной чистоты необыкновенной. И вот, ты полюбила его. Я же не смел и взглянуть... Я взял на себя тяжкий грех: тайно обвенчал их ночью в своей церкви Святой Девы. Боже, что за ночь! Мои руки дрожали, душа разрывалась от горя. Они стояли передо мной на коленях – отъявленный безбожник и нераскаявшийся убийца, а она… Овечка на закланье, смиренно, со слезами на глазах, вручала свою жизнь жестокой судьбе… Ему немало пришлось измерить дорог, переодевшись нищим, так как монсиньор нанял дюжину убийц, чтобы отомстить ему. О, кто бы мог подумать, что судьба уготовит нам такие перемены! Где мой требник?

 Некоторое время ВИВАЛЬДИ шепчет молитвы, осеняя скрипку и рукопись "Трелей" крестом.


ВИВАЛЬДИ. Святые отвернулись от меня, Ад в огне, нет спасенья. Я устал жить, Господи, возьми меня. Всюду лица, мертвые глаза. (Кропит стены и углы водой, крестит, шепчет молитву). Седые выси, гул, все рушится, душа горит. Море, бушуют волны, скалистая гряда, обрывы, вершины в снегу и дно глубочайших разломов. Творец небесный, я любил её в тайне от тебя, прости мне, я любил её больше, чем Господа. Детская головка так дивно благоухала – как могут разве что крылышки ангела. Да я думал, что на моих коленях ангел, посланный мне, - но не тобой, Господи, а моей возлюбленной, из могилы. Мог ли я, видя перед собой ту, которая давно умерла и звала меня из гроба, мог ли не утешить своё разбитое сердце? И я привязался к малютке, она вернула жизни свет, мрак, что овладевал моей скрипкой исчез,- радость, свет, счастье!.. Но она подрастала, Господи, - и вышедшая из могилы сидела на моих коленях, и её губы тянулись к моей щеке! Жизнь обратилась в Ад.  Девочка, которую любило моё взыскующее сердце, уже не была ангелочком, моей малюткой,но - Демон! - его учил я скрипке и клавессину, его пальчики перебирали струны гитары, к демону пылала моя страсть. Я отдал её в монастырь - она бежала. Сердце трепещет. Демон, дух зла, испытующий мою веру и любовь к Господу, - навстречу всем казням, вопреки долгу и рассудку, преступный поп Вивальди!..

                ЯВЛЕНИЕ

                Входит АННИТА.

АННИТА. Святой отец! 
ВИВАЛЬДИ. Лицо в слезах, но ведь ты умерла! Дух Елизаветы!
АННИТА. Нет-нет, я Аннина! Вот мои руки, в них тепло, а дух холоден, в моих глазах – вы,  а у духа – пустота, я целую ваш крест и благословляю Господа за радость вновь припасть к вашим ногам, назвать вас вашим именем. Губы мои произносят ваше имя: дон Вивальди!
ВИВАЛЬДИ. Дитя мое, верить ли глазам? Да ниспошлет на меня Господь дух вразумления!
АННИТА. Я полна любви и сострадания, все чувства женщины живут во мне… Я Аннита, ваша дочь, Аннита, которую вы вырастили и воспитали.
ВИВАЛЬДИ. Дитя могилы!
АННИТА. Не говорите так, не называйте именем могилы ту, что есть сама любовь. Святой отец, вы меня узнали?
ВИВАЛЬДИ. Мне мешают слёзы. А сам я сколь безумнее и виновней. Я стар и болен, а смычок так яростно мечет огонь... и дорога так крута, со всех сторон грозные исчадья, видения...
АННИТА. Вы совершили тяжкий грех, святой отец. Лишить меня вашей любви – это больше, чем лишить жизни. Вы отправили меня в монастырь, а сами...
ВИВАЛЬДИ. Девочка моя, все так, я бежал, несчастный, сердце разрывалось от горя.
АННИТА. Но в чём моя вина перед вами?
ВИВАЛЬДИ. Не в моей власти открыть тебе то чудовищное, что никто не сможет объяснить ни тебе ни мне. Дай руку, мой ангел, ангел, сбитый над землей рукой стрелка, имя коему сама судьба.

                АННИТА бросается в его объятия.

АННИТА.  Я все испробовала. Я пыталась… Я позволяла вам командовать мной. В угоду вам я дала заточить себя в монастыре. Провидение привело меня в Рим. Оно указало мне дорогу – к вашему сердцу. Разлука укрепила меня, никто не будет отныне распоряжаться моими чувствами! И я не хочу ничего в горнем мире.
ВИВАЛЬДИ. Скорее облако над утесом окаменеет и станет частью скалы, чем Провидение на глазах у всех соединит судьбу старика священника и очаровательной девушки! Уйди! Ты призрак!
АННИТА. Ваши оперы сказочны, в них феи, боги, призраки, влюблённые принцессы, короли. Звезды всюду светят одинаково. Мы проведём жизнь в дорогах - из города в город, из страны в страну, - я согрею вашу жизнь любовью.
ВИВАЛЬДИ. Боже всевидящий, покрой тьмою мои прегрешения, я чудовище! Еще никогда не подходил я к Аду столь близко. О, нет, дитя мое, ты погибнешь вместе со мной!



                ЯВЛЕНИЕ 4

    Квартира ВИВАЛЬДИ. Ночь, лунные блики падают на неоконченный портрет ВИВАЛЬДИ. Через балкон входит ГОЛЬДОНИ, в маске.

ГОЛЬДОНИ. Сюда ли ты попал, Карлино? От волнения дрожат руки.  Помоги мне Господь, если ты знал, что такое любовь. Портрет мессира Вивальди! Художник вытопил из него бочку жира, укоротил нос, придал разлет бровям, глазам живость, губам – любезность. Но если бы кто видел, как трясутся его губы, когда он пожирает поросенка! Вчера в казино он бился об заклад со стариком Бонанчини в триста цехинов, что сочинит концерт со всеми голосами быстрей, чем переписчик снимет копию. Как и следовало ожидать, он выиграл. Затем он тут же взял в руки скрипку и все убедились, что он создал подлинный шедевр. А разве я не поэт? Попробую и я блеснуть, я сочинию ему такую историю!.. И если отец  Антонио не поверит - туда мне и дорога. Никого нет. Шкатулка! (Берёт шкатулку.)
ДЖОВАННИ (входит, со свечой). Караул! Воры! Убийцы! 
ГОЛЬДОНИ (принимает слугу за ВИВАЛЬДИ). Святой отец! Умоляю вас, синьор Вивальди, не кричите, ведь я не вор и не браво!
ДЖОВАННИ. Эй, все сюда! Держи его!

 (Входит ВИВАЛЬДИ, и со спины крадётся к КАРЛИНО с Библией в руках, никак не применится к удару.)

ГОЛЬДОНИ.  Досточтимый синьор, я Карлино, ваш земляк! Я - не красть, но молить о помощи!
ДЖОВАННИ. Поставь шкатулку на место! Бей его!

 ВИВАЛЬДИ бьет КАРЛИНО по голове Библией, тот падает без чувств.

ВИВАЛЬДИ. Неодолима крепость твоя, Господи!
ДЖОВАННИ. Не тот ли убийца, о котором говорил дон Альбинони?
ВИВАЛЬДИ. Вот те на! Наемные убийцы - те покрепче. Я его знаю, вставай, попрошайка, позор отца с матерью! Выпроводи его и никогда не впускай. Сколько можно тебя гнать? Чёрт, опять подзабыл твоё имя.
ГОЛЬДОНИ. Я Карлино, ваш земляк, святой отец.
ВИВАЛЬДИ. Бродяга, вор, отцеубийца, нет от тебя покою, шалопай. Бедные твои родители.
ГОЛЬДОНИ. Но ваша благосклонность к либретто, мессир, и моя слава утешат их, я уверен.
ВИВАЛЬДИ. Либретто? Слава? - Ни вкуса, ни благородства. А кроме того у меня пустые карманы. Убирайся.
ГОЛЬДОНИ. Однако, я слышал такой приятный звон в той шкатулке.
ВИВАЛЬДИ. Забыл, кто тебя спас? Вечная жизнь тоже немалое приобретение. Пошёл прочь, мне надо молиться. Прощай. (Подает руку для поцелуя.) Ну, Джованни, приготовь новую сутану. Все идёт как нельзя успешней. Когда умру, то стану капельмейстером у Сатаны. О, я наведу такой трепет на его родичей, что у них встанет шерсть дыбом, а старожилы заведения, от Каина и дальше, будут смеяться, как дети от щекотки, ха-ха. Веселись и умри!
ГОЛЬДОНИ.  Как же веселиться, когда с утра я ничего не ел, беден, как ворона, и ночевать мне негде.
ВИВАЛЬДИ. Как, ты ещё здесь?
ГОЛЬДЬНИ. Вылетело из головы - ведь я по делу, с письмом от одной девушки, вашей ученицы.
ВИВАЛЬДИ. Какой ты худенький. Садись, отдохни. От какой ученицы? Где письмо? Для начала угощу–ка тебя славным вином, мне подарил его кардинал Боргезе. Пей, сынок, чтобы рассказ твой был складей. Вот тебе мильяччи, кровяная колбаса, как у нас в Венеции. Ты малый не промах, уж я повидал людей.
ГОЛЬДОНИ. Ваше здоровье, святой отец. Божественный нектар!
ВИВАЛЬДИ. А подкрепившись, расскажи мне правду, как на духу.
ГОЛЬДОНИ. Клянусь, святой отец. С чего начать? В Пизе она обвенчалась с одним графом.
ВИВАЛЬДИ. Как обвенчалась? Что ты мелешь!?
ГОЛЬДОНИ. Клянусь! Его звали Родриго, он из испанских грандов. Вскоре после венчания он отправился в Париж, чтобы всё подготовить к её приезду, мы же остались в Вероне, у дяди её супруга. Ваше здоровье... А тут в скором времени дошло до нас известие, что граф Анджело убит на дуэли, и теперь она законная наследница всего состояния и имени. Однако Аннита и слушать не желает о том, чтобы ей предъявить свои права. Можно представить, как родственники графа ее встретят!
ВИВАЛЬДИ. Ну, и...
ГОЛЬДОНИ. Мы с ней поколесили. В Милане, в опере, она добилась бессмертной славы, потом по всей Ломбардии, в Тоскане – в труппе бродячих актеров, – и скажу, святые отцы, я не видал девушки веселее. А как она пляшет тарантеллу с бубном!
ВИВАЛЬДИ. Аннита – тарантеллу, с бубном?
ГОЛЬДОНИ. И смею сказать, ваша милость, такого соловья в курятнике не держат, ни-ни!
ВИВАЛЬДИ. О, дьявол!
ДЖОВАННИ. Да он напился!

                КАРЛИНО засыпает.

ВИВАЛЬДИ. Обыщи карманы. Давай сюда. Свечу держи. О, грешник я! Покоя ни днём, ни  ночью. Ад по мне страдает. Ага...(Читает.)




                ПОДГОТОВИТЕЛЬНЫЕ МАТЕРИАЛЫ и варианты
1.
В  земной обители на жизни ставя точку,
Мы все войдём в заветный дантов круг,   
Когда покинув вдруг земную оболочку,
Пойдём навстречу милых, добрых рук,      
Облегшись в призрачность, как в новую сорочку.

2
О, юность! ты всего лишь маскарад.               
А жизнь - изъеденный мышами фолиант
Иль драгоценный, в тысячи карат,   
Под толщей вод сверкнувший бриллиант! 
 
Где звёзды вечные горят,
И в высях ангелы парят!
Прости, моя душа! - Измену
        Я предпочёл христову плену.

Из книги жизни всё еще не стёртых,
         Нам смерть велит долги вернуть:
         Прощенье испросить у мёртвых,
         Чтоб в мире с ними в вечности уснуть.               

ПАНТАЛОНЕ.
        Любого оторопь возьмёт,
        Когда мертвец, даже любимый,
        Среди ночи к тебе прильнёт
        Иль за окном вдруг промелькнёт,
        Могильной тьмы жилец гонимый.
ДЖОВАННИ. А лучше бы вам меня не пугать, не то я наделаю таких ветров...
ВИВАЛЬДИ. А ведь когда-то я знал лишь одну - вышнюю любовь. Тьфу, расфуфырился – ботфорты, шляпа, плащ!.. Ну, чего вы встали!


ВСТАВКА:
       Вознёс Он руку с гневным взором,
       И гонит в Ад нас всех с позором.
       Ведь в той толпе, когда умрём,
       И мы с тобою побредём.

Когда он на меня смотрел,
         ТАРТИНИ. Но кто она?

АЛЬБИНОНИЮ
              Лолит, супруга Сатаны! 

       Так ты сестра? - Нет, - взгляд тигрицы!
       Но ведь, - не мать?!. Что вы за птицы?
       С ума сойти! Как не поверить
       В Безумный бред... Но как проверить?
       С чего начать? - Сличать их лица!

Такое сходство невозможно!..

        По мне покой - куда как мил.
        Страсть старика - как лошадь без удил.

         Наложницей ли станет красота,
         Кровавым идолом ли взглянет в очи,
         Убийцей в сумраке полночи?! –
         Иль бездне уж подвластна высота? -
         Любовь, мечта - на троне прочном,
         Чтобы над миром восцарить порочным!

ПРОВЕРИТЬ:
О, жалких сонмище земных калек!
Чем ты подобен богу, человек?!

Дар вещих снов и предсказаний
Веков далёких прорицаний,
Великодушия несуетный покой
      
 И ребусы его, уж мне поверьте,
  Бывают не разгаданы до смерти.
      
       В нарядах поэзии, в ритмах, не строго,
       Обсудим здесь с вами
       В основу рассказа положим преданье,
       Чтоб вывесть потом мы могли назиданье,
       И занавес лёгкий меж жизнью и смертью
                Поднимем се
 
И вот, дрожишь при имени одном,
          Как если б дьявола увидел перед сном.

 Кто же в Венеции Вивальди не любил! -