Первая Встреча

Первая встреча Анри и Елены была настолько яркой, что глубоко врезалась в память обоим, и потом они часто вспоминали тот день как один из лучших в их жизни.
Но начиналось все очень плохо. Анри приехал в Ленинград на какую-то встречу с руководством фабрики «Северное Сияние», и в свободное время зашел в один из антикварных магазинов на Невском. Это был его первый визит в Ленинград, русского языка он не знал, поэтому его маршрут ограничивался лишь коротким участком Невского, чтобы не потерять из виду свою гостиницу. И на этом участке Невского как раз было расположено несколько «комиссионок»—магазинов, выполнявших в советское время и функции ломбарда, и секонд-хенда, и антикварных лавок и т.д. Одним словом, здесь можно было купить или продать осколки Прошлого от «бывших», полюбоваться прелестными вещицами, которых не увидишь в Музеях, и насладиться атмосферой ушедшей эпохи Северной Столицы Великой Империи. Его присутствия никто не замечал, потому что он не задавал никаких вопросов и с виду был абсолютно неприметным. Зато он с огромным интересом рассматривал огромный ассортимент картин, ваз, столовых приборов и сервизов, статуэток—одним словом, обычного содержания антикварных лавок. Возможно, он находился в магазине уже больше часа, настолько его увлекло это занятие.
Елена вошла в магазин по делу. Ей нужно было продать дорогие бабушкины сережки, чтобы пополнить трещавший постоянно по всем швам семейный бюджет. Как обычно она подошла к оценщику, который выносил свой приговор—сколько он заплатит за ту или иную вещицу—и протянула ему серьги. Едва глянув на золотые сережки с крупными изумрудами, оценщик презрительно усмехнулся и предложил цену настолько низкую, что Елена сразу замахала головой и протянула руку, чтобы взять их обратно.
Но не тут-то было! Увидев, что магазин почти пустой (странный неприметный человек в углу не в счет), оценщик быстро забрал сережки себе. Так бывало множество раз, и из всех споров и конфликтов с этими «бывшими» он всегда выходил победителем, поэтому вел себя с ними абсолютно нагло и уверенно. Тем более что он чувствовал всех этих «бывших» нутром и глубоко презирал и ненавидел их всех.
—Не хочешь—вообще ничего не получишь. Давай, проваливай отсюда!
Елена была настолько потрясена и подавлена, что не смогла даже ничего ответить—и ее глаза моментально наполнились слезами. Она знала, что у нее не было выбора: или она возьмет гроши, либо вообще ничего не получит. Но предложенная сумма действительно была слишком ничтожна, и на эти деньги ее семья могла продержаться всего неделю. Торговаться тоже было бесполезно.
Она покорно опустила голову и заплакала так горько, что, наверное, даже камень почувствовал бы к ней жалость. Но оценщик такие сцены переживал ежедневно по многу раз, так что просто сделал жест стоявшему у дверей милиционеру, чтобы тот удалил из торгового зала эту дуру. Все было настолько банально и буднично, что, казалось, и в этот раз события пойдут по обычному сценарию.
Но вдруг неприметный человек быстрыми шагами пошел наперерез милиционеру и, сильно волнуясь от полного непонимания ситуации, подошел к девушке, стараясь защитить ее.
—Что здесь происходит?—несколько раз повторил он на своем родном языке, как будто в ответ он мог услышать что-то вразумительное. Оценщик, переглянувшись со стражем порядка, презрительно пожал плечами, дескать, давай, гони в шею обоих—и дуру, и этого чурку нерусского.
Воодушевленный милиционер уже доставал свою дубинку, чтобы пустить ее в ход против девчушки в случае неповиновения. Но первым на его пути оказался странный человек, лопотавший что-то невнятное.
Анри настолько растерялся от вида стража порядка, готовившегося опустить дубинку на его голову, что сделал шаг назад и засунул руку в пальто, чтобы достать свой дипломатический паспорт, гарантирующий ему право на неприкосновенность. Но этот жест заставил милиционера лишь ускорить шаги и занести руку с дубинкой над головой
—Не смейте,—вдруг Елена опомнилась и бросилась к милиционеру, чтобы остановить или хотя бы замедлить его руку.
—Пошла вон, шваль, не мешай работать,—отпихивая от себя девчушку, взбесился милиционер.
—Я гражданин Франции,—неожиданно быстро проговорил Анри,—у меня дипломатический паспорт, и я требую вызвать сюда французского консула.
—Идиоты, это французский дипломат! Не смейте его трогать!—Елена еще отчаяннее вцепилась в руку жандарма.
—Хорош врать!—лениво отозвался оценщик.—Я тут всех этих сраных дипломатов наперечет знаю. Уж больно одет он как-то не по-ихнему.
Но на милиционера такой оборот произвел большое впечатление. Быстро опустив руку, он подошел вплотную к иностранцу и велел предъявить документ.
—Так он и собирался это сделать! Он сейчас достанет свой паспорт!—проговорила Елена.
—Месье, они хотят, чтобы Вы предъявили им свой паспорт,—обратилась она к Анри на своем первом родном языке. Ее произношение было безупречным.
—Вы говорите по-французски? Тогда немедленно переведите им, что я требую вызвать сюда французского консула. Тем более что я встречался с ним сегодня утром. Наше консульство расположено совсем недалеко отсюда.
—Да, месье, я знаю, где расположено Ваше консульство, и я переведу им Ваши слова.
Ознакомившись с документом и выслушав пожелание дипломата, милиционер впал в оцепенение, а оценщик, не меняя своего обычного презрительного выражения лица, промямлил—да, дескать, блефует парень, у этого лже-французишки какой-то больно родной и знакомый одесский акцентишко, а документик свой он небось справил у какого-нибудь барыги за углом. Но уже без той наглой самоуверенности, что была у него минуту назад.
Однако никто не сдвинулся с места, чтобы набрать телефон французского консульства. Видя, что ситуация хоть и не разрешилась полностью, но потеряла драматизм, Анри немного успокоился и попросил Елену объяснить ему, что произошло. И пока она быстро описывала ситуацию, оценщик вполголоса совещался с милиционером о том, что им делать дальше.
—Слышь, ты, ладно, я сегодня добрый.—перебил диалог Елены оценщик,—Забирай свои цацки и дуй отсюда побыстрее, пока мы твоего клоуна не вывели на чистую воду.
Он швырнул сережки перед собой на стол и ушел из зала раздосадованный—не столько из-за денег, сколько из-за того, что ему впервые в жизни пришлось дать задний ход.
Елена сделала движение, чтобы забрать сережки себе, но Анри остановил ее и попросил посмотреть их.
—О, это очень дорогие сережки,—покачал головой он. —Это действительно очень хорошие камни и потрясающая работа. Сколько, Вы говорите, Вам предложил за них этот мерзавец?
—Тридцать рублей.
—Так, если менять по курсу, то это чуть больше пятидесяти долларов или трехсот франков. Но это же в десятки раз меньше того, сколько они стоят!
—Вы ошибаетесь. На самом деле тридцать рублей—это всего лишь десять долларов по курсу «черного рынка», а не пятьдесят. На эти деньги ничего не купишь.
Милиционер, увидев, что все вроде успокоились, смущенно предложил Елене выйти из магазина—а если они и впрямь выйдут, то, можно сказать, ничего и не было. И тогда можно считать инцидент исчерпанным. От того, что все так быстро закончилось, причем хорошо, Елена радостно выбежала из магазина и остановилась у входа в ожидании француза, чтобы попрощаться с ним.
—Спасибо Вам огромное за помощь, я, пожалуй, пойду. Или Вы все же будете настаивать на вызове вашего консула?
—Зачем же его вызывать, если ничего не случилось? Единственное, я бы не хотел вот так отпускать Вас. У меня уже время обеда, а во Франции к приему пищи относятся очень серьезно и ответственно. Я совершенно один в чужом городе—и если у Вас нет других планов, я бы имел честь пригласить Вас отобедать вместе со мной.
—Но я не могу принять Ваше предложение, потому что не смогу заплатить за себя,—решительно заявила Елена и замотала головой.
—Тогда я куплю у Вас те сережки, которые Вы хотели продать, и Вы сможете заплатить за обед. Я готов дать за них их настоящую цену. Десять тысяч рублей Вас устроят?
—Что Вы, мне и тысячи было бы достаточно.
—Хорошо, тогда пятнадцать. Соглашайтесь, иначе цена поднимется еще вдвое. Мне очень нужны эти сережки.
Елене не оставалось ничего другого, как принять его условия.
—Ну раз мы договорились, тогда все формальности я предлагаю перенести на завтра, потому что у меня при себе нет всей суммы. А Вас я приглашаю отметить удачную сделку в ресторан моей гостиницы. Надеюсь, теперь Вы мне не откажете?
К огромному облегчению стража порядка странные чудики наконец-то окончательно покинули вверенный ему объект и направились в гостиницу с хорошим рестораном на первом этаже.
С  этого дня жизнь Елены превратилась в прекрасный сон, о котором она никогда и не мечтала. Анри окружил ее заботой и вниманием—но, самое главное, он влюбился в нее сразу и навсегда. Они зашли в ресторан и, после коротких обсуждений меню, сделали заказ. Краснея и смущаясь от неловкости, Елена попросила Анри подождать ее за столиком, пока им принесут  блюда, чтобы она быстро сбегала домой и переоделась. Но, самое важное, она хотела предупредить маму и бабушку, что будет занята весь вечер.
—У меня сегодня важная встреча, на которую мне нужно одеться получше,—сообщила она своим родителям.
Мама с бабушкой выразительно переглянулись, но зная ее, не заподозрили ничего плохого.
—Удалось продать мои сережки?—поинтересовалась бабушка.
—Да, я нашла покупателя. Но он заплатит мне за них завтра. Так что сегодня они еще побудут у нас.
—А это не опасно? Вдруг тебя обманут?
—Вряд ли. Это французский дипломат. И он прекрасно разбирается в подобных вещах.
—Прям уж дипломат. Может, обычный сотрудник посольства или вообще турист. Ты и паспорт его видела?
—Мамочка, я опаздываю, все расскажу вечером. Да, паспорт видела и все про него знаю.
—Вышла всего на полчаса—и уже познакомилась с настоящим французским дипломатом, который предъявил тебе свой настоящий паспорт? Как-то все уж больно неправдоподобно.
—Мамочка, я опаздываю. Подробности вечером.
—Это ты к Нему торопишься?—вмешалась бабушка.
—Да, к Нему. Поэтому мне надо приодеться. Лучше помоги. Не бойся, ничего плохого со мной не случится.
—Тогда возьми мою кофточку, которую я носила в молодости. И мою юбку. Если он настоящий француз и дипломат, то он оценит тебя по достоинству. А если фуфло —то сморщит нос и скажет, что ты дескать пропахла нафталином и сегодня такое старье никто не носит.
—Ух, ты! Бабуль, а почему я никогда этого не видела раньше? Сколько много пуговок! Какая тонкая мягкая ткань! Какой потрясающий цвет. Как ты это все сохранила? Почему ты ничего не говорила мне о своем гардеробе?
—Да потому, деточка, что сейчас такое никто не носит. А если ты это оденешь, тебя просто засмеют. Вот, кстати, ты его и проверишь. Внимательно наблюдай за ним—если он презрительно скривится, дескать, обрядилась в бабкины тряпки от нищеты, тогда он не настоящий француз, и он тебе не нужен такой. Он ничего не смыслит в подлинных вещах. А если он потеряет дар речи и обомлеет—тогда иди смело за него замуж. Я уже согласна.
—Фу, бабуль, ну ты уж и загнула. Сейчас, я застегну все эти пуговки. Так странно—прям как настоящая русская дворянка.
—Ну да, так оно и есть. Да, еще вот эту брошь одень, когда войдешь в ресторан, сережки и этот тончайший шарф. Волосы убери как мы раньше убирали, когда молодыми были—как нас француженки-гувернантки учили. И заколи их вот этим.
Бабушка хлопотала вокруг внучки, словно отправляла ее на первый роскошный бал в одном из дворцов Санкт-Петербурга, а не в заведение общепита в Колыбели Революции. Елена не могла придти в себя от изумления. В зеркале она увидела не студентку Ленинградского Пединститута—а сошедшую со старых полотен подлинную русскую аристократку.
—Только пальто накинь, чтобы соседи не увидели, и по улице чтоб не подумали, что ты из сумасшедшего дома сбежала. И платок на голову какой попроще.
—Спасибо, бабуль, ты моя настоящая добрая фея!
...Минуты казались Анри часами, и хоть он попросил официанта не торопиться с заказом, он уже начал думать, что Елена не придет. Но когда она вошла в зал, оставив пальто в гардеробе, он ее сразу узнал и поднялся навстречу.
—Мадемуазель Елена, Вы оделись по этикету, и, если я правильно все понимаю, сейчас я вижу перед собой ветвь благородного рода. Позвольте Вас заверить—Вы прекрасны.
Он поднял руку и слегка поклонился, взяв ее руку, чтобы подвести к столу. Встав позади нее, он помог ей сесть, и затем сел на свой стул. Дальше все было так, словно они попали в Версаль 18 века до всех революционных потрясений. Елена с удивлением заметила, что такая форма общения для нее была намного естественней, чем все, что она знала до этого. Не считая, конечно, бабули—но та, к сожалению, старалась скрывать свои манеры, чтобы не приучить ее выражаться не так, как все окружающие и тем самым не навредить Елене в жизни.
От того, что с ней происходило, у нее закружилась голова, но это были слишком приятные волнения, и все быстро прошло. Они разговаривали на французском языке настолько легко, что со стороны выглядели как обычные иностранцы, и никто не обращал на них внимания. Никто бы даже и не подумал, что эта богатая благородная дама на самом деле живет в комнатушке в жуткой тесноте питерской коммуналки, которые в советские времена называли «вороньими слободками» из-за страшной перенаселенности с десятью семьями соседей. К тому же из-за своего происхождения ни она, ни тем более ее родители никогда так и не могли устроиться ни на какую работу, кроме самой унизительной и низкооплачиваемой. А ее отца расстреляли как врага народа, оставив трех женщин одних выживать в самой страшной стране в самое страшное время.
Когда обед подходил к концу, Елена почувствовала небольшое напряжение, потому что с одной стороны Анри не хотел отпускать ее, но его деликатность не позволяла ему навязывать ей свое общество.
—Наш город очень красивый, и если Вы хотите, мы можем погулять вместе. У меня сегодня свободный вечер.
—Да, Ваш город просто изумительный, и я очень благодарен Вам за Ваше предложение. Куда мы направимся?
Елена начала объяснять ему, что надо так спланировать маршрут, чтобы увидеть все—но он решил все иначе.
—Мы просто вызовем такси и побываем во многих местах. Тем более Вы одеты вовсе не для пеших прогулок. И первым делом я считаю, что Вам надо снова пойти домой и переодеться. Только в этот раз я буду сопровождать Вас.
—Что Вы, спасибо за Вашу заботу, но я ...
—Елена, я предлагаю сделать вот что. Я сейчас поднимусь к себе в номер и возьму деньги. Вы подождете меня в ресторане ровно пять минут. Потом мы пойдем к Вам, и я завершу нашу сделку сегодня. Потому что я не вижу другого безопасного способа передать Вам деньги.
Конечно, с одной стороны он был прав. Но, с другой стороны, Елена настолько стеснялась своей конуры, в которую их загнала Революция, что не могла приглашать иностранного дипломата к себе домой.
—Елена, я предполагаю, что Вы стесняетесь пригласить меня к себе из-за того, что мы слишком мало знакомы. Не беспокойтесь, я просто передам деньги, и мы сразу уйдем. Чай мы пить не будем. Другого способа у нас все равно нет, так что не раздумывайте.
Скрепя сердце Елена нехотя согласилась и повела его к себе домой. Открыв входную дверь ключом, она схватила его за руку и быстро потащила в самый конец коридора в свою комнатенку, чтобы никто их не видел. Но прежде чем ее открыть, она постучала. Заглянув в комнату и увидев, что все готовы к приему Анри, она пропустила его вперед и оглянулась, чтобы убедиться, что соседи ничего не заметили. Дома она сразу перешла на французский, представляя своего гостя.
—Дамы, перед вами тот человек, который сегодня спас меня от грабителей. Его зовут Анри, и он гражданин Франции. Анри заглянул к нам буквально на секунду, чтобы только расплатиться за сережки. Никакого чая нам не надо.
Женщины встали, и бабушка с небольшим поклоном протянула руку. Елена никогда еще не видела ее такой. Бабуля заговорила с Анри так непринужденно, словно они были старыми друзьями, и их беседа лилась в зимнем саду их родового поместья. Никто не испытывал ни малейшего напряжения. Бабушка даже поинтересовалась тем, какие изменения произошли на Лазурном Берегу после того, как она посещала те места в последний раз.
—Вы знаете, я как раз родом из тех мест, но я родился уже после Русской Революции и потому не знаю, что было тогда. Сейчас там, конечно, далеко не так многолюдно.
—А откуда именно Вы родом? Может, я тоже знаю это место и бывала там?
—Я родился в Грассе неподалеку от Канн. Вам знакомо это название?
—Конечно, разумеется я бывала там. Скажите, я могла бы все еще заказать для себя там какие-то духи? Хотя, конечно, мое сегодняшнее положение не позволит мне этого. Я спросила просто как предположение на Будущее.
—Не вполне уверен, что могу помочь Вам, мадам, с выбором духов именно в Грассе. Зато могу предложить Вам взамен любые духи на Ваш выбор, купленные в магазине в Париже, где я сейчас живу.
—Спасибо, я подумаю над этим. Но знаете, чтобы не задерживать Вас, мы пожалуй оставим Вас одних.
Женщины вышли, Анри молча достал запечатанный конверт, а Елена уложила сережки в коробочку с бархатными подушечками, в которой они хранились еще с лучших времен. Она долго колебалась, пересчитывать ли ей деньги, но все же решила это сделать. Анри пытался возражать—дескать, он ее не обманывает, но, к ее ужасу, денег в конверте было намного больше пятнадцати тысяч рублей. Отсчитав столько, сколько они договаривались, она засунула остальное обратно и протянула ему конверт. Анри не стал с ней спорить, молча взял конверт со сдачей и направился к выходу. Потом вдруг развернулся и произнес:
—Елена, я слышал, что сегодня в Мариинке дают «Жизель». Я всегда мечтал посмотреть русский балет в России в Императорском Театре. Это намного лучше, чем наша поездка по городу, которую мы можем отложить до завтра. Вы не согласитесь сопроводить меня в театр? Тогда Вам даже не придется переодеваться.
—К сожалению, все билеты в Мариинку всегда бывают распроданы задолго до спектакля, особенно на такие как «Жизель». Мне ещ ни разу не довелось там побывать, так что, увы! Это невозможно.
—Я вспомнил, что консул говорил мне сегодня, что в Мариинке вечером идет «Жизель» и приглашал меня придти с ним на спектакль. Так что есть билеты в ложу. Нужно будет только дойти до гостиницы, и я сделаю ему звонок из своего номера. Вы не возражаете?
Елена чуть не расплакалась от его предложения и, не в силах сдержаться, отвернулась на минуту, прикрыв лицо рукой. Воспользовавшись тем, что за ним никто не наблюдает, Анри быстро положил конверт на стол и прикрыл его лежавшей на столе книгой. Затем как ни в чем ни бывало подошел к двери.
—Мы идем? Вы готовы?
—Да, все в порядке, мы можем идти.
—Передайте Вашим родителям мое восхищение и мою надежду вскоре увидеть их снова.
—Большое спасибо, обязательно. А теперь мы должны очень быстро проскочить коридор, чтобы нас никто не видел.
—Почему?
—Мы тут как бы на военном положении, поэтому все, кто к нам приходят, тоже как бы враги народа, и об этом должны знать органы. Могут поинтересоваться кто был и по какому праву. Лучше все сделать незаметно.
Анри понимающе кивнул, поднял воротник как в лучших шпионских фильмах, закрыл ладонью лицо и подмигнул Елене. Она рассмеялась, запахнула пальто и, схватив его за руку, быстрыми шагами направилась к входной двери. На их счастье им снова удалось проскочить совершенно незаметно, и на лестнице Елена отпустила его руку и сказала:
—Я пройду немного вперед, а Вы выходите на улицу одни и потом следуйте за мной, пока мы не дойдем до Невского. Я погуляю на противоположной стороне улицы пока Вы будете звонить, а затем Вы подойдете ко мне и мы еще немного погуляем до начала спектакля.
—D'accord, —заговорщическим тоном произнес Анри и пропустил ее вперед.
Этот вечер был для нее сказкой. Она первый раз была в Мариинке, одетая достойно ее происхождения, рядом с самым настоящим французским аристократом и консулом с женой. Они сидели в ложе и мило щебетали о разных постановках Жизели по миру и об особенностях именно мариинской постановки, но Елена была молчалива. Она боялась, что все скоро закончится навсегда, и ее ожидает участь ее бабушки. Анри заметил ее состояние и, сделав ей знак, вышел из ложи. Она последовала за ним.
—Вы чем-то расстроены? Я могу что-то сделать для Вас?
—Нет, спасибо, все хорошо.
—Вы знаете, у меня такое ощущение, что я знаю Вас много лет и что я всегда ждал именно Вас. Я не хочу Вас компрометировать и не хочу быть понятым неправильно, поэтому буду с Вами абсолютно откровенен. Я надеюсь, что когда-нибудь Вы станете моей женой, а Ваша милая бабушка—моей близкой родственницей. И запомните: я больше не отпущу Вас от себя никогда.
—Но мы же почти незнакомы!
—Это не так. Я знаю о Вас так много, что никого еще я не знал так хорошо. А Вашим родителям Вы меня уже представили. Скоро мы поедем во Францию, и я представлю Вас своим родным. Я хочу, чтобы Вы больше не грустили.
С этого дня после этих слов ее жизнь переменилась навсегда. Они вернулись в ложу, как раз когда погас свет...