Не пройдёт и полгода, и я возвращусь

Длительность промысловых рейсов судов советского рыбопромыслового флота  составляла, согласно коллективного договора, 175 суток. Все помнят у Высоцкого:  «Не пройдёт и полгода, и я возвращусь, чтобы снова уйти, чтобы снова уйти, на полгода».  А почему, собственно, снова уйти, почему не отдохнуть пару месяцев, как хочется, как требуют собственные душа и тело, как просит молодая жена?

А потому, что не положено. Рано. В отличие от моряков торгового флота, у рыбаков  субботы выходными днями не считались. Вот и получается, что после шести месяцев  рейса, рыбак имел всего 25-26 накопленных выходных, то есть, законно отдыхать он мог чуть больше месяца.
 
Поэтому, лучшим вариантом для него было вместе со всеми коллегами, вернуться на судно. Откажешься – вскоре пожалеешь. Зашлют тебя, бедолагу, в ремонт, месяцев на восемь, на девяносто процентов оклада, да не в родной Одессе, тогда вспомнишь, как от рейса отказывался.

И особенно быстро пожалеешь о своей глупости, если с портом захода на техобслуживание не повезло. Заход на Канары, в Лас Пальмас позволял накупить каких-нибудь «колониальных товаров на «школу», как почему-то это называлось, махнуть рукой на туманное будущее, и  взяв любимую за руку, устремиться на отдых, будь, что будет. Ну, а если судно зашло в Мапуту или Луанду? Тут уж самый тёмный, самый молодой понимает, что надо делать «спарку», то есть, два рейса подряд.

После отхода из Ильичёвска Борис Леонидович, наш капитан-директор, с группой энтузиастов взялся восстанавливать сауну, существовавшую на судне с постройки, но впоследствие заброшенную. Когда-то она была с электрообогревом, но от нагревательных элементов остались одни воспоминания.  Выбросив из сауны ящики с пустыми бутылками, матросы отремонтировали деревянную обшивку переборок, а сварщик, Толик Хромченко, вместе с четвёртым механиком, Юрой Лымарем, установили несколько паровых батарей, сняв их, где только можно было.

Сауна получилась знатная. Батареи были надёжно спрятаны от постороннего глаза, а в углу стоял обложенный камнями с острова Кергелен паровой змеевик от старого испарителя. На камни можно было брызгать водой, как в настоящей парной. Баня получилась как раз для такой промозглой погоды, которая царила на Кергелене и в Антарктике. Капитан-директор посещал её чуть ли не ежедневно, да и многие другие любители попариться появились.

Наш капитан, Борис Леонидович Ромайский, был отчаянным моряком. Работающий с нами в Антарктике в паре, РТМ «Ильичёвск»,  смотрел на наши подвиги с ужасом, но, проклиная и «Артек», и Ромайского персонально, повторял их, деваться ему было некуда. Ловили там ледяную рыбу, и довольно удачно работали, хотя промысел в тех районах очень опасен. Льды не стояли на месте, постоянно мигрировали, смещались, а мы каждое утро заскакивали внутрь бухты. Каждый вечер, поймав сотню тонн ледяной рыбы, мы отскакивали от берега для обработки её. По ночам наш фарватер перекрывали айсберги. К шороху льдин о борт мы привыкли быстро.

Следующий рейс начался уже через три - четыре недели в Луанде, и направились мы оттуда на рыбалку в район французского архипелага Кергелен в Индийском океане. Штормило там каждый день капитально, при заходе на остров для получения лицензии на лов рыбы разбило нам обе спасательные шлюпки так, что одна вообще не поддавалась ремонту, хотя рыбалка была потом неплохая.

Кстати, со шлюпками случай был уникальный. Я, как обычно по утрам, находился в машине, а точнее, в центральном посту управления, когда капитан собрался ехать на остров представляться губернатору, и скомандовал готовить шлюпку правого борта. Четвертый механик, Сергей Волошин, одевшись потеплее, поднялся на палубу  для участия в экспедиции, а я остался за него вахту  править.

Не прошло и часа, как  с мостика сообщили, что погода резко испортилась, поднялся штормовой ветер, а двигатель шлюпки вышел из строя. Необходимо было срочно ехать на второй шлюпке на спасение. Остался я в машине с электриком, а Славу Клеймёнова, толкового моториста, хорошо знавшего шлюпочные двигатели, послал наверх. Что произошло дальше, рассказывал он мне на следующий уже день так:

-  Шлюпку спустили, старпом за штурмана, еще пару матросов с нами, доктор, электрик. Погода свежая, волной захлёстывает, ливень начался, но идём нормально. Догнали нашу шлюпку, её к берегу тащит, подали буксир. Я старпому говорю:
- Чиф, пересади всех людей к нам, движку легче будет.

Тот говорит: - Клеймёнов, твоё дело –маленькое. А командовать и без тебя есть, кому.
-  Ну, и перегрузили дизель, ясное дело. Конечно, семь человек на буксире. Температура масла чуть ли не до девяноста градусов поднялась, что я должен делать? Ждать, пока двигатель заклинит? Не выгребаем мы против волны. Прибило обе шлюпки к берегу. Шторм всё сильнее. Матросы попрыгали за борт, шлюпки подтянули к берегу. Сами принялись бегать и скакать,  нашли какой-то плавник, развели костёр, начали греться.

Хорошо, приехали французы на вездеходе. Увезли нас всех к себе, накормили, вином напоили. Вечером  на своём катере на борт доставили, и шлюпку одну привезли. А вторая так и осталась на берегу. Расколошматило её сильно. Мастер сказал, в другой раз заберём. Ещё и снег начался.

Старые моряки, между прочим, архипелаг Кергелен называли островами Безутешности. Летом там беспрерывно шторм с ливнями, а зимой – смерчи, ураганы. Но рыба водится отменная, замечательная. В основном, мы ловили мраморную нототению  и антарктического клыкача – превосходную, жирную рыбу , тоже семейства нототениевых.

Через несколько месяцев мы покинули район Кергелена, выловили  свою квоту. Нашей траловой команде там доставалось, не позавидуешь. К счастью, обошлось без жертв, хотя на тральцов в шторм даже смотреть было страшно.


Последний месяц мы уже дорабатывали в Намибии, в районе ЮВА – юго-восточной Атлантике. Закончив промысел, судно шло домой мимо западного берега Африки. Это уже был курорт, по сравнению с промыслом. В районе Гвинеи-Бисау нам скомандовали сдать всю рыбу на рефрижератор. При выгрузке обнаружилось, что несколько нижних  рядов мороженой продукции в носовом трюме подмочены. Тонн пятьдесят у нас не приняли.

Отошли мы немного на север, легли в дрейф, и принялись за работу. Аварийный запас картонной тары на судне был. Горловины первого и второго трюма находятся рядом, на баке. Работал весь экипаж, только помполит фотографировал с разных точек, как мы выбрасывали подмоченную тару в океан. Но сама рыба не пострадала.

Всю её подняли из первого трюма, перепаковали на палубе, и уложили во второй трюм. Потом подморозили и подошли к транспортному рефрижератору второй раз. Всё прошло удачно, если не считать того, что первый помощник, обложившись схемами трубопроводов, стал искать виновных и готовить докладные записки в управление.

Нам было не до него. На горизонте уже показались Канарские острова. Заход в Лас Пальмас для любого моряка приятен, а для меня, обошедшего его вдоль и поперёк в период работы в подменной команде, тем более. Но в тот раз я сплоховал.  Денег я получил за два рейса, а распорядился ими бездарно.

Как раз появились первые видеомагнитофоны. И дёрнул меня чёрт его купить, да ещё и не посоветовавшись с более компетентными товарищами. И было ведь с кем. В каюте  на диване у меня квартировал Алик Контаренко, флагманский электромеханик, возвращающийся домой после шести месяцев болтанки на разных судах управления.

Когда он увидел меня в городе, в одиннадцать утра с видеомагнитофоном в руках, он глазам не поверил. Знал ведь, что я в мыслях не держал такую крупную покупку. Рассмотрев надписи на коробке, Алик сказал, что это и не видеомагнитофон, а пишущий плейер, причём системы «Пал». В Союзе, сказал он, цвета не будет. У нас в ходу французский «Секам». Для меня эти системы были тарабарской грамотой. Я и сам не знал, как его купил.

Мы вернулись в магазин. Я попытался заменить магнитофон, но продавец отказал мне, сказав, что поменял бы в случае неисправности, но рабочий агрегат менять не будет, нет оснований.

-  Миша, ты не переживай, утешил меня Алик, - в Одессе поставят тебе Секам без проблем.
-  Правда?
-  Конечно, правда. У тебя деньги еще остались?
-  Да почти всё истратил. Вот идиот! Это же сколько люрекса можно было купить? На два магнитофона точно хватило бы.
- Почти всё - это не всё. Пойдём пива попьём. Ты один, что ли?
-  Да почему один? Трое нас. Было… Только где они, не знаю. Я, кроме как о магнитофоне, ни о чём сейчас думать не могу.

-  Возьми себя в руки. Ну, сделал глупость, в первый раз, что ли? Я тебя к своему брату отведу, он телемастер, переделает тебе систему цветности. А то, что купил – правильно сделал. Ты же старший механик! Какие-то спекулянты видики смотрят, а ты не имеешь права? И Катя твоя довольна будет, запишешь ей мультиков всяких! Да мы ещё по дороге их запишем, в Средиземном море. Италию будем проходить, там программы  классные. Да и в Испании уже можно попробовать. Не горюй. А на оставшиеся деньги купи люрекса. Бизнес еще никто не отменял. Пока ты ещё расчёт за рейс получишь, а материал прямо на борту заберут, вот увидишь.
-  Спасибо, друг.

Вечера следующих десяти дней проходили по одному сценарию. Я ворочался в постели, в голове были мысли о собственной неполноценности.
-  Алик! Алик, не спишь?
-  Нет. А что?
-  Не спится что-то. Алик, похвали мой магнитофон!
-  Миша, хорошую ты вещь купил. Это – правильное решение. Моряки мы или нет? А цвет исправим, ручаюсь. Там на два часа работы. Молодец, что купил!

С приходом  в Ильичёвск события развивались так. Кляуза помполита, сопровождаемая фотографиями выбрасываемой за борт тары, разошлась по инстанциям. Технолог, то есть заместитель капитана по производству, поддержал помполита, обеляя свой личный состав. Уже и у капитана возникли неприятности, с нас собрались снимать часть премиальных. Это мне «мой партийный друг», заместитель  секретаря парткома по дружбе рассказал. В соседнем кабинете заседал председатель народного контроля.

Возвращаясь из его кабинета на судно, я шёл  по краю причала и вдруг  заметил неровную ржавую полосу длиной с полметра на борту судна, в метре на поверхностью воды. Я пригляделся и позвал Ромайского. Пробоина! И получили мы её, очевидно, во льдах  Антарктики.  Причем, чуть ниже ватерлинии, и когда судно было в грузу, вода попадала в трюм именно через неё. Вот тебе и вся разгадка. Справедливость восторжествовала.

А магнитофон… Магнитофон мой, действительно, имел успех и у жены, и у дочки. Брат Алика быстро его переделал. Но через полгода его пришлось продать. Стечение обстоятельств. Я попал в больницу с гепатитом, и надолго осел на берегу