Станция О тебе. 00-05

Однажды я стану сильной.
Однажды я смогу побороться со всеми демонами, навеки скованными внутри меня. Однажды я смогу улыбаться – по-настоящему, без глупого хмыканья и предрассудков, без осуждения. Однажды я снова буду чувствовать, как жизнь держит руку на моём пульсе. Однажды я откроюсь людям с новой стороны, покажу им ту себя, которую скрывала, о которой боялась даже заикнуться. Однажды я буду жить – жить так, чтобы потом мне не было стыдно за то, что моя жизнь так быстро распалась на кусочки, соединив которые не увидишь целостной картины. Однажды я во всем сознаюсь, обещаю. Однажды я всё смогу. Ну, знаете, буду бессмертной, сделаю всё, чего так боялась, чего порой так хотелось, но я закрывалась, и всё снова возвращалось на круги своя.
Однажды я скажу, что люблю тебя. Никуда впредь не убегая. Ты, главное, будь рядом, и я смогу.
Однажды я всё смогу.


      Я ещё долго не могла проснуться. Ворочалась в кровати, чувствовала, как заливаюсь потом, а потом снова засыпала, понимая, что на то, чтобы подняться, у меня попросту не хватит сил. Я воспринимала боль, как должное, хотя в сердце горело непонимание, которое жаловалось на всё происходящее, твердило, за что мне такие пытки, и что на моём месте обязательно должен был оказаться кто-то другой – кто-то, кто должен был перетерпеть эти мучения вместо меня. А я даже как-то глупо, по-своему, радовалась за то, что всё-таки смогла стать хоть на доли секунды той, кем хотела бы быть. Не бояться, не думать о чем-то эфемерном, нереальном, а жить здесь и сейчас. Жаль, что я смогла придти к этому только таким способом, но порой нужно действительно хорошо постараться, чтобы открыть себе глаза на вещи, которые маячат прямо под носом.
      Мне снились несусветные глупости. Дым, куклы, старинные дома и чудища, что-то между гранью жизни и смерти, чуждое мне и кому-либо другому. Я подумала, что именно так выглядит Ад. Когда холод пронизывает с головы до пят, когда ты просто утопаешь снова и снова, ожидая спасения, которое все равно не придет, как бы ты не просила.
      Просыпаться было мукой. Мукой было осознавать, что меня ждёт, когда я проснусь. В такие моменты кажется, что будет лучше не просыпаться, а продолжать спать. И уснуть – сном вечным, безмятежным, обхватывающим руки и ноги, рассеивающим тьму. Так мне думалось только первые несколько секунд. А потом я поняла, что это не конец.
      Знаете, порой концы переоценивают. Думают, что от конца зависит всё. На самом же деле, всем просто трудно признать, что всё-таки главным является именно процесс. Сюжет. Жизнь. Главным является далеко не то, что было «до» и «после». И в концах не было и не будет ничего прекрасного – он обрекает, разрушает картину, он совершенно не такой, каким мы бы хотели его видеть.
      Так что конец – это тоже условность. Концов не бывает. Они только у нас в головах, а вы живите вечно. Думайте, что бессмертны, что завтра – это ваша следующая жизнь. И тогда конец, каким бы близким он бы не казался, не наступит никогда.

      Мои глаза открываются. Сначала я впадаю в панику, судорожно дышу, нащупываю пульс на руке и пытаюсь понять, что случилось. Затем мягкая пелена спадает – и я вижу перед собой только деревянную стену, увешанную различными фотокарточками, которые ещё не видела в своей жизни ранее.
      Пустота в голове. Пустота после очередного шторма, который смыл все мои надежды и мысли. И казалось, что я просто не могу придти в себя, зная, что я всё ещё живу. На мои глаза снова навернулись слёзы – и я улыбнулась, омывая ими лицо. Я жива. Я всё ещё жива.
      Я бы никогда не смогла подумать, что буду так сильно дорожить своей жизнью, буду плакать, узнав, что я смогу ещё раз почувствовать ветер на коже, что я ещё раз смогу начать всё сначала, без права на ошибку и остановку.
      – Всё в порядке? – ошарашено натягиваю на лицо одеяло, слыша чужой голос, меня снова кидает дрожь, как только я понимаю, что она может быть где-то рядом. – Тебе нужна помощь? – внутренности моментально скручивает. Я не готова. Я ещё не готова. – Если что-то понадобиться, то позови или приди сама – я рядом. И не бойся. Я лишь хочу помочь.
      Удаляющиеся шаги, и лишь теперь я выныриваю из-под одеяла, учащенно дыша и при этом надеясь, что ты сейчас не зайдешь сюда снова. Забудешь дорогу. Не знаю.
      Я ещё не готова. Я никогда не была готовой.
      Мне надо немного отдышаться. Я и не думала, что будет так трудно заговорить с кем-то после того, что произошло, но, видимо, это не так легко, как я предполагала.
      – Всё… хорошо, – выдавливаю я, пытаясь понять, как звучит мой голос. Он другой. Слишком напряжённый, хриплый, едва слышный. И это глупое «всё хорошо» звучит так, будто всё на самом деле далеко не хорошо. – Хорошо… всё хорошо… всё хорошо-хорошо-хорошо… – с каждым разом говорить легче и легче, а слова вырываются, словно птица из клетки, и плевать даже, что это неправда – уж лучше так, чем ничего.
      Пробую встать с кровати. А вот это уже действительно сложно. Замечаю, что я в одной огромной рубашке, которая прикрыла моё оголенное тело, и на щеках образовался румянец: видимо, я ещё не разучилась стесняться. Моя одежда наверняка была полностью изувечена, и будет чудом, если это всё обойдется только небольшими дырами.
      Осматривая своё тело, замечаю, что все мои раны тщательно обработаны, и порезы уже не так страшны. Облегченно вздыхаю, не замечая нигде крови, и от этого мне становится легче – обо мне позаботились. Сердце полно благодарности, и я корю себя за то, что проигнорировала тебя – стыдно, всё-таки я должна была умней, но я рада тому, что ты отреагировал на это так, будто это само собой разумеющееся.
      Здесь тепло. И уютно. Пахнет кофе и древесиной, осенними листьями и последним теплым днём. Так и хочется снова окутаться одеялом и спать так долго, пока холода не исчезнут, и наступит долгожданное лето.
      Мне немного не по себе, что кто-то сделал столько всего для меня, а мне даже нечем отплатить. Именно по этому и страшно идти сейчас туда, к тебе, ведь я даже не знаю, что сказать и какими словами сгладить свою вину.
      Ладно. Нужно просто не думать об этом. Слова сами найдутся, если будет потребность говорить.
      Идя по коридорах, укутанных вкусным запахом кофе, я понимаю, что очень рада тому, что попала сюда. Это кажется похожим на мою мечту: вот такой вот маленький уютный домик, где буду только я и вечное счастье, которое поможет мне перетерпеть все зимы и холода, при этом всегда согревая даже в самые сильные морозы.
      Натыкаюсь на просторную комнату и слышу оттуда легкий, невесомый звук, похожий на тихое бренчание гитары. Вслушиваюсь, жалея, что пришла, – я наверняка помешаю, но всё же решаюсь довести дело до конца.
      И как только я хочу поблагодарить, да сказать хоть что-то, слышу тот же голос, прохладный, как легкое дуновение ветра.
      – Завтрак на столе. Если хочешь уйти, то одежда в комнате на тумбочке возле кровати, а если ты ещё не готова к этому, то можешь отдыхать. Как тебе угодно. Всё понятно? – спрашиваешь, оборачиваясь ко мне. В голосе металл.
      Я ожидала всего. Сожаления, глупых признаний, вопросов о том, что произошло. Я ожидала всего. Только не это.
      И в карих глазах не было ни капли чувств, эмоций. Ничего. А я-то себе уже придумала… тебе просто все равно на меня. И для тебя я как и пришла ни откуда, так и уйду. Ещё один эпизод.
      Не скрою, я ждала чего-то… чего-либо, что бы не позволило мне окончательно сойти с ума… вопросов, разговора, да не знаю… и каково было моё разочарование, когда я поняла, что это всё всего лишь… ничего.
      – И это всё? – впервые. Впервые я говорю с таким отчаянием.
      Мне
нужна
      помощь.
      Пожалуйста, прошу.
      Карие глаза. Пустые и бездонные, с омрачающими нотками. И как бы ни было тепло – холод окутывает с головой, заглатывая в свои глубины. Мне становится по себе, когда те же глаза заглядывают в мои, закрыв свои чувства на тысячи и миллионы замков; мурашки взбираются по коже вверх, так же скоро сбегая вниз.
      – Я не знаю. Ты сама может скажешь, что меня толку от девушки, которую я нашел умирающей ещё не так давно? – говоришь, отворачиваясь и снова обращая взор на гитару, а я устало передергиваю плечами. – Можешь оставаться, пока тебе это будет нужно. Но здесь не приют, и, ко всему, у меня тоже есть свои грани. Так что советую уходить.
      Странно это. Даже сейчас, когда ты, по сути, сам выгоняешь меня, я чувствую что-то абсолютно другое. Как бы ты яро это не отрицал, ты обо мне заботишься. Своей своеобразной, но всё же заботой. Иначе ты бы просто бросил меня подыхать, что, казалось, было самым лучшим вариантом для тебя.
      Впервые я ощутила, как мало слов, которыми мы можем описать то, что внутри нас. Когда раздаётся океан, огромное-огромное море, но у тебя слишком мало слов, которыми ты можешь рассказать об этом.
      – Спасибо, – подхожу ещё ближе, стараясь разрушить собственный невидимый барьер, и я вижу, что даже пускай ты обернут ко мне спиной, руки замирают, и ты задумчиво вслушиваешься в мой дрожащий голос. – И прости… я не знаю, как могу отблагодарить… но спасибо тебе. Я сделаю всё то, что тебе угодно. И если сейчас ты хочешь, чтобы я ушла, то я уйду.
      Набираю в лёгкие воздух и выдыхаю.
      Затем оборачиваюсь и быстрым шагом иду в комнату. Всё внутри меня смешалось, и я не знаю, чего хочу, но зато точно понимаю, чего хочешь ты. Как-то странно будет покидать эту историю, не ознакомившись с нею до конца, но, думаю, это стоит того. Всё же в этой истории я не то чтобы рассказчик, я в ней даже не герой. Возможно, это просто ещё один «не мой день». Я готова с этим смириться и начать всё заново. Ещё раз вдохнуть в себя жизнь и забыть всё, что произошло последними днями.
      Так странно, когда всё мило, красиво, заполнено разноцветными красками, а потом случается такое, что все краски сгущаются в одну черную, что мир начинает казаться чуждым и ирреальным, а сердце скачет в груди, отмеряя своими ударами новую жизнь, какой бы ужасной она ни была. Я знаю, чего я хочу, и от этого ещё страшней.
      И я бы ушла. Я бы обязательно ушла отсюда, если бы не одно чертово слово. Я бы обязательно развернулась, перевернула ещё одну страницу и забыла нее. Да, пускай не сразу, но жизнь все равно бы стёрла мои воспоминания, как никому ненужный мираж, который умеет захватить, но не умеет удержать.
      Я бы ушла. Я бы обязательно ушла. Если бы не…
      – Останься.
      Тихий голос, раздающийся в гостиной, заставляет меня обернуть голову, но ничего нового я не замечаю. Того же парня, который бренчит какую-то странную мелодию на гитаре. На минуту мне даже кажется, что это мне всего лишь послышалось – слишком красиво, чтобы быть реальностью. Но затем ты отставляешь гитару в сторону и оборачиваешься. На твоем чуть бледном лице отображается едва заметная, простодушная улыбка, которая снова даёт мне силу забыть обо всем и жить дальше.
      – Останься. Я не хочу так быстро тебя потерять.
      И я тоже улыбаюсь.

***


      – Ты смешная, – говоришь ты, стирая очередную каплю джема на моей щеке, а я радостно машу головой, увиливая от твоей руки. – Как можно быть такой неуклюжей? – спрашиваешь, но, наверно, даже не ждешь от меня какого-либо ответа.
      Я лишь счастливо пожимаю плечами и продолжаю кушать завтрак, который ещё задолго до моего пробуждения приготовил Алекс.
      Кажется, мы знакомы совсем немного, но я уже прониклась любовью к тебе, словно ты был давно забытым мною родственником, и сейчас я чувствую, как мало-помалу привыкаю к тебе вновь. Это так странно, потому что всё теперь здесь кажется таким близким мне: вот этот стол, ромашки, мирно покоящиеся в каком-то стакане возле окна, и даже вечный запах дерева.
      Алекс любит черный кофе и чай с сахаром, теплые летние дни и ненавидит суету города.
      Ты совершенно другой, и в иных обстоятельствах мы бы больше никогда не встретились или, даже смотря на друг друга, просто бы прошли мимо, оставшись простыми прохожими. Я тебе кажусь смешной, наивной и ни на кого не похожей, начиная от моего любимого зеленого чая, который ты назвал «отвратным», заканчивая робостью и неуклюжестью, к которой привыкают долгие годы.
      – Как ты только свалилась на мою голову, – всё время говоришь ты, потирая подбородок, – наверно, ты стала наказанием за все мои грехи.
      А в ответ ты слышишь чуть заносчивый смех человека, который ещё так недавно мертвел у тебя на глазах, и хоть толком я ничего на это не произношу, а в голове так и вертится тихое: «Наверно, ты прав».
      Так приятно терять время, которое уносится из-под рук, слышать, как капают минуты и часы, и понимать, что это так далеко от тебя, что ты ещё хоть несколько секунду можешь побыть «смешной, наивной» и быть похожей… на себя. Смотреть на тебя и видеть искусство, видеть карие глаза, усыпанные янтарными крапинками, влюбиться в каждую улыбку, которая заставляет меня забыть обо всем на свете. Думать о тебе и видеть чужие эскизы, чужие руки на тебе и чужие линии, вертеть головой и всё так же улыбаться, лишь бы не плакать, а затем вновь ты, такой же теплый, как утреннее кофе, и холодный, как одесское море зимой. Слушать тебя как свою любимую песню, которую ты можешь проигрывать снова и снова, без конца припевая знакомую мелодию и улыбаясь от счастья. Писать о тебе сейчас, исписывать сотни строчек и чувствовать себя так, будто это пишу не я, а пишут меня. Разными красками, кривыми линиями и красивыми словами о любви, которые так банальны, но так нужны, так сильно нужны… дарить тебе каждую улыбку, нелепые касания и всепоглощающие муки, которые вспыхивают в голове снова и снова.
      Влюбиться в тебя с первого взгляда, второго, третьего… влюбиться и не помнить от этого себя. Ты смотришь и видишь во мне «наказание за все грехи», а я вижу в тебе вознаграждение, посланное небом, понимая, что я такого не заслуживаю, но не в силах отказаться.
      И я знаю, что такое счастье.
      – Берлин, так куда ты хочешь добраться? – проговариваешь ты, окидывая меня секундным взглядом и сортируя какие-то старые потрепанные кассеты, которые хоть ты и никогда не слушал, но с трепетом раскладываешь каждую на свою полку.
      – Я не знаю… но у меня такое чувство, будто я что-то должна найти.
      Я не договариваю, но на языке так и вертится: «Кажется, я уже отыскала…»
      Непонимающе хмуришься, а затем и вовсе закатываешь глаза, и мне так весело и радостно сейчас, что я сама не понимаю, как губы растягиваются в улыбке, а всё вокруг снова оживает и становится таким теплым и настоящим, что порой даже закрадываются сомнения, будто это всё только сон.
      – Наверно, я никогда не смогу тебя понять, – тихий шёпот долетает до меня и мягкой пушинкой ложится на слух, и у меня в голове так много всего, что я должна бы сказать, о чем я должна поведать тебе, но молчу… молчу, боясь сболтнуть какую-то глупость, хотя кажется, что ты всегда всё поймешь и простишь.
      Мне страшно от того, какой я становлюсь, когда рядом ты. Я всегда думала, что я знаю, кто я, но с тобой я другая… с тобой я настоящая. В моих движениях какая-то легкость, а на языке только то, что я действительно хочу сказать. Я не выдумываю, не пытаюсь играть другую роль, не пытаюсь быть кем-то, кем не являюсь. И пусть для меня это странно, возможно, неправильно, но мне так хорошо, что я не готова с этим прощаться.
      Время шло с тобой так быстро. Ты наигрывал какую-то мелодию на гитаре, а я вслушивалась отчаянно, будто мне было дано послушать твою виртуозную игру только этот первый и последний раз. Я еле слышно подпевала песням, которые казались мне знакомыми, и я знала, что, пусть и не видела лица, но ты улыбался, и от этого я притрагивалась к губам, немного опасаясь того, что с них уже почти весь день не сходит дурацкая улыбка. Мне всегда казалось, что счастье бывает разное, что будь я с другим человеком, то, возможно, я бы тоже улыбалась, смеялась… но это было бы совершенно не то.
      Я теряюсь в тебе.
      – Знаешь, ты такая… знакомая. Кажется, я уже тебе знал когда-то очень давно, – на минуту ты прерываешься, оборачиваясь ко мне и скользя взглядом по дивану, в котором я нашла себе крохотное убежище. – Пытаюсь вспомнить, виделись ли мы где-то, но что-то всё вылетело из головы… может, ты помнишь?
      Легко покачиваю головой, давая отрицательный ответ, а ты киваешь и вновь возвращаешься к своему любимому занятию.
      Знаешь, я помню тебя.
      Помню все твои черты, карие глаза и ямочки на щеках. Помню старую гитару и кассеты, которые ты никогда не используешь, но они напоминали тебе о лучших временах. Помню, что ты далек от цивилизации, от техники и внешнего мира, что ты сам по себе. Я помню, как назвал меня смешной и наивной… как ты искренне улыбался и ромашки на подоконнике… как ты дал мне почитать «Преступление и наказание», при этом смеясь и говоря, что я и есть самым настоящим преступлением и наказанием.
      И я не понимала, что творится со мною, и почему я, такая холодная и колючая, встретила кого-то такого тёплого и уютного, как ты. В это время мне казалось, что всё хорошо, что я отыскала что-то такое, что уже долгое время пряталось от меня там, где я бы никогда не подумала начать свои поиски.
      И ещё я помню, как ты сказал:
      – Ты слишком много думаешь. Расслабься. Всё будет хорошо.
Всё будет хорошо…
всё будет хорошо…
будет хорошо…
хорошо…
      Ты сам это сказал.
      – Я обещаю.
…что всё будет хорошо.
      А я, даже не видя всё вокруг от ослепительного счастья, просто поверила. Ничего не спрашивая, ни о чем не думая и не переспрашивая.
ты сам это сказал
      Смотреть на тебя, не мыслить себя от счастья, живя в тобой и вдыхать запах каждой вещи, к которой ты прикасался. Думать о тебе день и ночь, без конца и с концом, снова проигрывать и снова прислушиваться, сходить от накрывшего тебе безумия. «Я обещаю, обещаю, обещаю…» Повсюду сейчас ты, твои слова бальзамом ложатся на мои раны, ты меня греешь, хоть пальцы всё ещё покалывают от вечного холода.
      Но это всё происходит сейчас. Прямо сейчас ты передо мною бренчишь неизвестную мелодию на гитаре, а потом ты уже уходишь, слыша чей-то стук дверь.
      Покорно жду твоего возвращение. И ты возвращаешься. Не один.
      Она красивая. У нее голубые глаза, милые рыжие волосы, гармонирующие с веснушками, которые едва заметны на её чуть загорелом лице, и чересчур прекрасная, искренняя улыбка, от которой тоже хочется улыбаться. И ты теперь совершенно не смотришь на меня, потому что всё, что для тебя существует, только она, такая же восхитительная, как и ты.
      Аромат её духов дурманит, и я уже чувствую её запах на тебе, будто вы сплелись в одно целое. У вас переплетены руки, и я готова поспорить, что её прикосновения заставляют влюбляться в нее так же, как и твои.
      Если я стану такой, как она, ты меня тоже полюбишь? Я смогу свести тебя с ума?
      – Берлин, это Алиса, – Алекс смотрит на нее так, будто она его всё, и даже интонация, с которой он произносит её имя, совершенно другая, – моя жена.
Всё будет хорошо…
всё будет хорошо…
будет хорошо…
хорошо…