365 столкновений. 4 марта 2016 года

Я не могла не сказать, что день начинался отстойно. Уже была пятница, а я так и не разрешила конфликт с мамой, чтобы она разрешила мне пойти на вечеринку. К тому же, я так и не выбрала, что надеть. А, поверьте, для девушки выбор ее одежды на вечеринку может помешать выботу пойти на ту самую вечеринку.
- Какая-то ты хмурая сегодня, подруга, - говорит Томас, когда я сажусь на заднее сидение машины его матери.
- Здравствуйте, Сюзанна, - я улыбаюсь маме Томаса в зеркало заднего видения. – А где Эрик?
- Sveiki, Lote.
- Он сегодня проспал и игнорировал меня, когда я пытался его разбудить. Но мы сейчас не о нем. Что-то случилось?
Я хотела бы проигнорировать его вопрос. У Томаса и так много проблем, чтобы возиться еще и с моими. Я делаю вид, что не услышала его вопрос. Рассматриваю пейзаж за окном, пока машина Сюзанны быстро набирает скорость, иногда не останавливается на светофоре и резко поворачивает на перекрестках. Она редко садится за руль, и я, кажется, понимаю тому причину. Но Томас слишком настойчив, поэтому я понимаю, что еще весь день от него не отделаюсь, если не расскажу, что случилось.
- Я не смогу пойти на вечеринку. И поехать в Стокгольм тоже.
- Где-то это я уже слышал. Почему на этот раз?
- Я с мамой поругалась. Теперь она точно не отпустит меня никуда.
- А ты сделай вид, что идешь спать, а потом иди на вечеринку.
- Если бы все было так просто. Мама может вернуться с работы в любой момент, а после часа ночи идти на вечеринку уже нет смысла.
- Ладно, эту проблему мы решим попозже, - говорит Томас, когда мы выходим из машины, - мам, постарайся все-таки разбудить Эрика. Он не может пропускать уроки.
Сюзанна только закатывает глаза. Она не хуже нас знает, что если Эрик будет сидеть до четырех утра за компьютерными играми, то с утра его будет невозможно разбудить. Я ее благодарю за то, что она нас подвозит к школе, и она нам шлет воздушные поцелуи. Почему моя мама не может быть, как Сюзанна?
Уже к полудню этого дня настроение улучшается. Когда мы сидим за обеденным столом вместе с Томасом, и я вилкой ковыряю свой салат, а он готовится к следующему уроку, в кафетерии появляется Эрик. Он до сих пор сонный, но его присутствие вдохновляет меня на идеи, как попасть на вечеринку, на которую пойти мне никто не разрешит.
- Если мои родители вдруг спросят у вас про сегодняшний вечер, про вечеринку ни слова. А лучше вообще не пересекайтесь с ними.
У меня вдруг появилась совершенно неожиданная идея насчет того, как смыться сегодня из дома. А сумасшедшая она потому, что я не знаю, поверят ли мне родители. А если нет, то потом я уже вряд ли смогу оказаться за пределами дома последующие несколько лет из-за домашнего ареста.
Парни начинают возмущаться, что я не посвятила их в свою идею, а я им шепчу, чтобы они заткнулись. Я набираю номер папы и надеюсь, что он ответит сразу же, потому что потом у меня больше не будет смелости ему врать. Мне везет, и через пару гудков мне отвечает его голос:
- Слушаю.
- Ало, пап! – я угрожающе смотрю на пацанов, чтобы они вдруг не начали смеяться, чем спалили бы меня. – Я, сегодня, наверное, останусь у подружки на ночь, нам нужно подготовиться к одному очень важному тесту, и если она мне не поможет, то я его завалю.
- И имя этой подружки...
- У Агнессы. Агнессы Кригерс, ты же ее помнишь?
- Ну да, но мне казалось, что вы больше не общаетесь... Ну ладно, оставайся.
Технически я ему не врала. С Агнессой я и правда общалась. В классе четвертом, пока она не стала обвинять меня в общении с Томасом, который ей нравился, после чего мы с ней поругались и даже не переглядывались, когда проходили мимо друг друга в школьном коридоре. А тяжелый тест, к которому мне и правда нужно готовиться, тоже не был ложью. Просто я не буду готовиться к нему этой ночью.
Я проверяю, сбросила ли я трубку после того, как поговорила с папой, и только потом говорю пацанам с плохо прикрытой радостью:
- Меня отпустили!
Они только улыбаются. Ну конечно, они были уверены, что у меня все получится. Они же не знают, как тяжело мне дается каждая ложь. Я всегда пыталась создать образ человека, который не боится такой мелочи, как вранье. Ведь у меня почти никогда не получалось врать. Всегда меня мучила совесть после удачной лжи, и она просто съедала меня изнутри. Но это было не так плохо, как мои проблемы с вопросами.
Отвечать на вопросы я просто не умела. Я не знаю, откуда взялась эта неприязнь к ним. Но уже в детстве я пришла к выводу, что вопросы приводят к проблемам. Они приводят к ответам, которые человек не хочет услышать, делают так, что люди начинают врать друг другу, чтобы избежать ссор. И в те моменты, когда у меня спрашивали что-то, на что я не могла ответить правдой из-за неумения врать, я просто отмалчивалась. Уводила тему в другую сторону. И это нежелание отвечать на вопросы, появившееся из-за неумения врать, начинало разрастаться, что привело меня к тому, что любые вопросы начинали вызывать во мне раздражение. Конечно, не на все вопросы я не могла ответить. Если у меня врач спросит: «Как твое самочувствие?», я ему отвечу. Риторические вопросы тоже не вызывали во мне сильной неприязни. Я задавала их другим людям, зная, что они могут что-то ответить. Но в частности сама же ответить я не могла. Это выводило из себя мою маму и смешило Томаса и Эрика. Но они не пытались меня этим унизить. Просто использовали те фразы, где можно обойтись без вопросов. Они знали, что если я хочу им что-то рассказать, то обязательно это сделаю сама, и им не нужно спрашивать у меня об этом. Может, поэтому в наших отношениях всегда царило понимание, и до сих пор серьезные ссоры между нами можно было сосчитать по пальцам одной руки.
Когда я после школы оказываюсь, наконец, дома, уже темнеет. До вечеринки еще несколько часов, поэтому я могу подготовиться к ней, а потом сделать вид, что уезжаю к Агнессе. Которая, вероятно, будет на вечеринке, поэтому мои слова папе о ночевке почти не считаются ложью. Благодаря этому выводу весь вечер у меня хорошее настроение, и за ужином папа даже спрашивает, все ли у меня хорошо, потому что последние несколько дней я была расстроена из-за ссоры с мамой. Я даже отвечаю на его вопрос, что уже явно считается признаком хорошего настроения.
- Отлично, пап.
- Мне нравится, что ты общаешься с девочками, тем более с такими хорошими, как Агнесса, - как бы между прочим говорит папа.
Я ковыряюсь в куриной котлете. Сегодняшний ужин должна была готовить я, но мне пришлось прийти к выводу, что лучше я разогрею вчерашний. Папа не общался с Агнессой уже несколько лет (если быть точной, семь), поэтому он ошибается, называя ее хорошей. Как-то после того, как мы прекратили наше общение, она распустила слухи о том, что я и Томас занимаемся сексом в кладовке около спортивного зала. Нам тогда было по тринадцать!
- Ага, - отвечаю только.
- Мне нравятся твои друзья – Томас и Эрик, но они все-таки мальчики. Девочке в таком возрасте нужно общаться с девочками, ты же не можешь делиться всем, что происходит в твоей жизни, с теми, кто ничего не понимает в девчачьих делах. Мужчины бывают очень чуткими и понимающими, но все же они не могут тебе дать совет, который может дать тебе женщина. Как твоя мама, например.
За своим интересным занятием – ковырянием в котлете – я не замечаю, что папа прощупывает почву перед серьезным разговором. Я поднимаю взгляд от своей тарелки и смотрю на папу, который явно собирается сказать что-то очень важное.
- Ты о чем, пап?
Если до этого момента меня волновало только то, как мне одеться на вечеринку и краситься уже там или перед выходом из дома (что может быть подозрительным, ведь я иду готовиться к тесту), то сейчас меня очень волновало поведение папы.
- Думаю, ты слишком строга к своей маме. Она волнуется о тебе, а не запрещает тебе что-то делать только из-за своих принципов. Она тебя очень любит.
Я не хочу говорить об этом, поэтому спешно засовываю в себя котлету, которая уже не такая вкусная, как свежая. Мне хотелось бы ему сказать о том, что больше всего на свете мама любит себя, но я этим расстрою его. Труднее всего мои ссоры с мамой переносит именно он.
- Спасибо за ужин, пап, - говорю ему и ухожу из комнаты.
- Подумай над этим, - просит он мне вслед, и мне становится ужасно стыдно, что я его сегодня обманываю, а он говорит мне о своих переживаниях честно.
В комнате я кладу свое платье в спортивную сумку на самое дно, ведь папа не поймет, если я пойду в нем к Агнессе учить уроки. Сверху я кидаю косметичку и несколько учебников для правдоподобности, хотя мне кажется, что где-то там на улице Кришьяна Барона в доме 16 я их и оставлю. Не хотелось бы потом платить штраф библиотеке за то, что я потеряла учебники. Я быстро завязываю волосы в хвост, чтобы не было видно, что я их завила, а сверху натягиваю еще и капюшон. Теперь я уж точно выгляжу, как девочка-подросток, которая идет грызть гранит науки.
- Пока, пап, - кричу папе из коридора.
Не хочется пересекаться с ним перед самым выходом, иначе он точно увидит, что я вру. Если я иду до конца, значит не нужно отступать, даже если это требует быстрого прощания с папой через стенку.
- Удачно повеселиться, Шарлотта, - кричит он.
На миг мне кажется, что он знает. Он точно знает, что я собираюсь веселиться на вечеринке для старшеклассников, на которую меня никто не отпускал. Но потом я беру себя в руки и заставляю успокоиться, ведь он никак не может знать, а пожелал повеселиться с Агнессой за просмотром фильма после изучения учебников от корки до корки. И только когда я оказываюсь в нескольких кварталах от своего дома, могу вдохнуть полной грудью. Теперь дело за малым: оказаться у дома Томаса и Эрика через полчаса, а потом отрываться на вечеринке до самого утра. Ну, или до скольки там все планируют провести.
Когда я оказалась около дома пацанов, они уже ждали меня около машины. Томас крутил в руках ключи от машины, а Эрик был чем-то заинтересован в своем телефоне, сначала даже не заметив меня. Только когда я подошла к ним вплотную, он отвлекся от изучения сотового.
- Сюзанна скоро спустится? – спрашиваю у Томаса, взглядом указывая на ключи в его руках.
Обычно на такие мероприятия нас подбрасывала мама пацанов. Вечеринки случались нечасто, иначе бы у меня иссякли идеи по поводу того, как сбежать из дома, поэтому Сюзанна никогда не запрещала нам их посещать. Учитывая то, что она сама не была идеальным примером для подражания, она никогда не спрашивала, как я умудрялась уговорить родителей пустить меня на вечеринку. К тому же, изредка родители действительно пускали меня.
- Сегодня за рулем я, - говорит Томас, открывая мне дверь.
Я забираюсь на пассажирское сидение, кинув на заднее свою спортивную сумку. Томас действительно садится за водительское сидение, вставляя ключ в замок зажигания. Машина с тихим урчанием заводится.
- В смысле? Тебе же еще нет восемнадцати.
Томас только пожимает плечами, после чего машина начинает уверенно двигаться. Я смотрю в окно на многоэтажный дом, в котором живут Томас и Эрик, все еще ожидая, пока спустится Сюзанна.
- Я умею водить машину с пятнадцати, - снова пожимает плечами Томас, - к тому же, у меня есть поддельные документы.
- Да ты что? Это же подсудное дело.
- Если об этом никто не узнает, то нет.
О том, что Томас умеет водить машину, я знала, ведь время от времени он учил водить и меня, когда Сюзанна отвозила нас в безопасные для этого места. Но о поддельных документах я слышу впервые, но Эрик, в отличие от меня, ведет себя уверенно, поэтому я решаю не думать об этом в сегодняшнюю ночь. К тому же, если их семья имеет возможность купить документы, то почему бы этим не воспользоваться, если это не представляет никому угрозы?
Когда мы подъезжаем к дому, в который мы приглашены, я слышу музыку. Вечеринки здесь веселые, но никогда не доводят соседей до того, чтобы вызвать правоохранительные органы. К тому же, дом находится в том районе, в котором вечеринки и громкая музыка не редкость. В основном дома здесь принадлежат богатым жителям города, которые даже не всегда проводят свое время здесь, предпочитая отправиться отдыхать на море. Проблем с полицией здесь никогда не бывает, именно поэтому вечеринки в такой компании мне больше всего нравятся. Они не подвергают никого опасности.
Как только мы входим в дом, нас встречают много танцующих людей. Среди них тяжело пройти, ведь мне нужно в туалет, чтобы переодеться. Мы попали в тот момент, когда музыку решили поставить чуть громче и пригласили всех выйти на импровизированный танцпол.
Я заставляю пацанов пойти со мной, чтобы они помогли мне забраться в туалет без очереди. Это дается с трудом, но, наконец, мы в самой светлой комнате в этом доме, в которой много свободного пространства, когда не приходится прижиматься к чьему-то потному телу. Я кидаю спортивную сумку на пол (предварительно я достала из нее учебники и оставила их в машине Томаса) и достаю из него платье.
- Мне кажется, или ты не любишь платья? – спрашивает Эрик.
- Отвернитесь, - приказываю им. Даже думать не хочу о том, что я зря потратила время на выбор одежды. В прошлый раз, когда я пришла на похожую вечеринку в джинсах, все девчонки оказалась в платьях.
Пацаны послушно отворачиваются, и я стягиваю с себя рубашку и джинсы. Надеваю платье, которое до этого надевала только на свой День рождения – подарок мамы. Наверное, один из самых неудачных, ведь она знает, как при моем росте, белой коже и неумении ходить на каблуках на мне смотрится платье.
- Вот дерьмо!
- Что случилось? – спрашивают Томас и Эрик одновременно.
- Без вопросов.
Когда я особенно нервничаю, я не отвечаю ни на какие вопросы. Я оставляю их без ответа так, как будто и должна была это сделать, а спрашивают у меня о чем-то неприличном. Даже если вопрос требует ответа «да» или «нет», во мне включается мой эгоизм и принципы насчет вопросов, и я все равно ухожу от ответа. Поэтому именно сейчас мне меньше всего хотелось отвечать на вопрос «что случилось?». Случилась катастрофа.
- Я забыла босоножки.
Теперь я выгляжу, как идиотка. На мне простое коктейльное красное платье с рукавами из кружева и оранжевым тонким ремешком. А на ногах коричневые кожаные полусапожки, которые даже отдаленно не напоминают аккуратные туфельки, которые я представляла с этим платьем.
- Ну... – осматривает меня Томас, - ты выглядишь и так неплохо.
- Я бы сказал, что сейчас так модно. Тем более кто увидит твою обувь в темноте?
Но я-то знаю, что кто-то обязательно увидит. Я уже хочу переодеться обратно в свои джинсы и рубашку, но в дверь туалета кто-то настойчиво стучит, обещая ее выломать, если мы сейчас же не впустим им воспользоваться. Я решаю, что лучше похожу в грубых сапогах и нежном платье, чем вся в гипсе.
Когда мы выходим, нас встречает разъяренное женское лицо, уже покрасневшее от опьянения. Девушка пренебрежительно оглядывает нашу компанию, выходящую из туалета, и кидает мне вслед:
- Шлюха!
После чего поспешно забегает в туалет. Я привыкла к тому, что меня осуждают. Общение с двумя парнями делает меня объектом для разговоров. Какими обидными словами меня еще не обзывали, но всегда мне удавалось уходить с гордо поднятой головой от ссор и споров. Если меня хотят обсуждать – пожалуйста. Мне уже не двенадцать, чтобы воспринимать обидные слова близко к сердцу и резко на них реагировать.
- Не обращай внимания, - шепчет мне Томас, касаясь ладонью моего локтя. – Они просто завидуют тебе.
Не знаю, чему или почему мне можно завидовать, но слова Томаса меня подбадривают, и я чувствую себя увереннее. Я рада, что пришла на вечеринку вместе с ними. И рада, что всю свою жизнь они идут со мной рука об руку, что делает ее гораздо красочнее и насыщеннее.
Парни берут по бутылке пива, а я газировку. Дело с алкоголем я никогда не имела, и мне не хотелось начинать здесь, в такой компании, когда вокруг полно незнакомых людей, которые будут свидетелями моего позора. Без алкоголя мне и так было весело, поэтому я пока не нуждалась в нем.
- Мне здесь нравится, - говорит Эрик, - не помню, когда мы в последний раз веселились.
- Веселимся мы всегда, - отвечаю. Приходится перекрикивать девушку из песни, чтобы пацаны меня услышали, иначе слова утонут в шуме толпы и застрянут в басах музыки. – А отрывались мы на Новый Год.
Это был один из тех удачных разов, когда родители меня отпустили на всю ночь на вечеринку к Томасу и Эрику. Правда, там у них в гостях был узкий круг знакомых, и уже в час ночи мы ушли на салют, после чего не возращались домой до утра.
- Томас, вот, вообще никогда не веселится, - говорит Эрик.
- Неправда, - он смеется.
Почти все свое время мы проводим с Томасом. Не бывало случая, когда он не пошел с нами на вечеринку. Но иногда его так заботят другие вещи, например, учеба, что он совершенно забывает расслабиться на тусовках. Нам приходится водить его к столику с пивом, чтобы он мог забыть хоть на время о проблемах, которые окружают его за стенами вечеринки.
Какое-то время мы танцуем. Я даже на миг благодарю себя за то, что не взяла босоножки, потому что такая обувь обязательно бы натерла мои ноги, и я бы быстро устала бы крутиться на импровизированном танцполе на каблуках. В сапогах же мне, наоборот, нравится танцевать. Я чувствую себя увереннее, ведь никто так и не заметил моей грубой обуви вместе с платьем.
Когда музыка становится тише, и многие перестают танцевать, разбредаясь по дому, чтобы поговорить, пообниматься или заняться чем-нибудь другим интересным, мы занимаем освободившееся место на диване. Складывается отличный обзор на окружающих нас людей и то, что они делают. Во время вечеринок интересно наблюдать за тем, как проводят время остальные.
- Смотри, - говорит Эрик.
Он подбородком указывает на компанию в другой стороне комнаты. Несколько девушек и парней говорят о чем-то и смеются. Я понимаю, что Эрик указывает мне на одну из девушек, но я не особо разбираюсь в его вкусе касательно девчонок, поэтому спрашиваю:
- Которая?
- Блондинка.
Блондинка там одна. И она действительно впечатляющая. На миг я сравниваю себя с ней, пытаясь понять, почему Эрик выбрал меня в качестве девушки пару лет назад, но сразу же запихиваю эту мысль подальше. У блондинки волнистые волосы до груди и широкая улыбка. Она все время смеется, поэтому я не могу разглядеть ее черты лица, но сразу понятно, что она симпатичная. Кажется, она учится в одиннадцатом классе, и я иногда вижу ее в школе. На ней простое белое платье и, конечно, босоножки. Она же наверняка не забыла их дома, и теперь ей не приходится ходить на вечеринке в сапогах. И даже если бы она обула сапоги, то все равно выглядела бы в них сногшибательно.
- Мне кажется, у нее есть парень, - шепчу Эрику на ухо, хотя из-за музыки нас все равно никто не услышит, - я видела их пару раз вместе. Но, я думаю, тебе нужно подойти к ней. У тебя есть шанс.
Он мне только кивает, а в следующий миг он встает с дивана и уходит в их сторону. На нем рваные светлые джинсы, тимберленды и простая черная рубашка, обтягивающая его спортивное тело. Эрик выглядит старше своего настоящего возраста, поэтому я и правда думаю, что у него есть шанс. Если он не покорит девчонку своим чувством юмора, то приятной внешностью, сексуальностью и обаянием он завоюет ее симпатию.
- А ты как думаешь? – спрашиваю у Томаса.
Но Томаса здесь нет. Я осматриваю комнату в надежде его увидеть, но его нигде не вижу. Начинаю волноваться. Я не заметила, когда он ушел. Он бы обязательно предупредил бы, если бы решил выйти на свежий воздух, чтобы я и Эрик не волновались, а сейчас я даже не предаставляю, где его искать.
Я бросаю взгляд на Эрика, но понимаю, что помощи от него сейчас не дождешься. Он уже влился в компанию блондинки и теперь стоит ко мне спиной, но я вижу, как трясется его спина, когда он смеется. Поэтому на поиски я отправляюсь одна, надеясь, что потом и Эрик не пропадет.
Томаса найти не тяжело. То есть, я бы никогда не догадалась, что он находится там, где я его нашла случайно. Я как раз проходила мимо туалета, возле которого не оказалось больше очереди, как несколько часов назад. Почему-то меня дернуло подойти к двери, за которой я услышала булькающие звуки. Ясно, кто-то уже блевал. Я решила спросить, все ли хорошо у человека за дверью, на что услышала ответ:
- Да, - и сразу узнала в голосе Томаса.
Сначала я не поняла, правда ли это он, ведь я могла спутать его с кем-то другим. Но когда я дернула за ручку, и дверь оказалась незакрытой, я увидела Томаса, который склонился над туалетом.
- Боже, Томми, что ты здесь делаешь?
Довольно глупый вопрос, учитывая то, что Томасу явно было плохо. Из него непрекращаясь выходило то, что он выпил за вечер. В один момент я ощутила укол совести, который разрастался и разрастался, и мне стало так стыдно перед ним, что я готова была расплакаться в один момент. Если бы мы не пошли на эту вечеринку, Томасу не стало бы плохо. И если бы обращала на него больше внимания, не упустила бы тот момент, когда ему стало плохо.
Обычно, когда рвет девушек, кто-то им придерживает волосы, и в этом жесте чувствуется забота, которая успокаивает того, кому плохо. Сейчас же я просто не знала, куда деть руки. Я клала ладонь на спину Томасу, поглаживала его вдоль хребта, и мне казалось, что я совершенно ничего не могу сделать. Я не могу ему никак помочь. Меня пугала моя беспомощность.
Когда Томас был опустошен, он сел около туалета, и мне пришлось его придерживать за талию, чтобы он не свалился. Из-за его физической беспомощности он не мог даже смыть воду за собой, и я уже начинала бояться, что его придется вести в вытрезвитель.
- Господи, Томми, прости, - шепчу ему, чтобы успокоить, хотя пытаюсь успокоить себя.
- Лота, - говорит он, и его голос кажется таким сиплым и слабым, что у меня сердце разрывается. Я никогда его не видела таким пьяным, и даже не представляю, как могла упустить из виду то, сколько он выпил. На вечеринке не было ничего, крепче пива и вина.
- Что? – спрашиваю. Глажу его по лицу, убираю пряди волос.
- Я, кажется, люблю тебя.
Вечеринка окончена.