Моя некромансия. Часть I

…Чокнутый ветер срывает покровы тайны, тонкие губы очерчивают молитву, я не смогу остаться, мой друг случайный, ты не желал просить у меня защиты. Ласковые касанья меня тревожат, взгляд не из-под ресниц, из-под Древа Смерти, чувствовать бы нутром… На тебя похоже: верить, что ты последний на этом свете. Сдать тебя не полиции – злому року, выяснить, почему ты наполнен ложью. Если бы ты и не был таким жестоким, знаешь, я б все равно тебя уничтожил. Ты, будто зверь, вцепился в свою свободу, ты свою боль несешь – это тоже знамя. Ты ведь всего лишь камень, упавший в воду. Я – лишь круги, от выброшенного камня…

I. Лучи рассвета

Вода из лужи с истошными брызгами рванулась в разные стороны из-под сапога Кардвина, и эльф внезапно обнаружил себя на брусчатой мостовой той улицы, где поклялся не появляться по доброй воле. Серая хмарь, вечно затянутое войлочными тучами небо, на редкость промозглая осень, и вот за мыслями о противной октябрьской погоде, Кардвин не заметил, как ноги сами привели его к белой стене с резными двустворчатыми воротами, приветливо распахнутыми в ночь. А ночь была густой, вязкой и полной опасностей, как и вся их нынешняя жизнь, перевернувшаяся с ног на голову каких-то полгода назад. Светлые дни процветания столицы омрачились тенью грядущего краха. Впору прятать голову в песок или делать ноги. Но Кардвин – вот ведь ирония! – был из тех, кому предстояло защищать Палэйдру до конца.
А здание университета ничего, веселилось, сияло белым мрамором и позолоченными шпилями, улыбалось прохожим. Оно не постарело ни на гран, хотя стоит в сердце Палэйдры почти тысячу лет, поражая своей красотой и изяществом. Университет Искры совсем не вписывался в современный уклад жизни столицы с ее телефонией, электричеством, поездами и юркими автомобилями, снующими по улицам, но все равно нравился Кардвину безмерно. Как нерушимый монолит, памятник богатому прошлому их объединенного государства. Раньше как было?
Сухие степи, таежный лес, мало воды, старая, но не добрая Мьойлля, обитель эльфов, со всем ее парадоксальным неплодородием и табунами диких лошадей. Юг и запад, богатые процветающие земли, полноводные реки и озера, побережье Лазурного моря – все это пиршество людям, а северо-восток нелюдимым баскам, с их пещерами, горами и могильным холодом. А потом все объединилось в Арангу, государство трех рас, проповедующее мир во всем мире. Никаких тебе границ, никаких разногласий, никаких войн. Последняя отгремела лет триста назад, когда люди поцапались с басками за какое-то редкое соленое озеро в приграничье. Никто уже и не помнит, кому оно тогда досталось.
А теперь спокой-дорогой: общие города, общее правительство, общие расходы и доходы, даже железную дорогу во все края проложили, но проще жить не стало. Картежники, опять же…
Кардвин вздохнул, обрывая собственную мысль. Дождь стучал по его мундиру: кап-кап-кап, идем отсюда, Страж!
Эльф и правда не любил ходить этой дорогой, мимо сияющего здания университета, который так и норовил подсунуть какое-нибудь особо «приятное» воспоминание из прошлой жизни, как ушатом ледяной воды окатить ностальгией. И ходи потом, вымокший, как бродячий кот, сушись у еле тлеющего костра настоящего, живи событиями, которых больше никогда не будет в твоей жизни, выстраивай заново напрочь сметенные плотины в измученной душе.
Ведь эльф помнил, помнил так ясно, как будто это было вчера, а не пять лет назад…

Ветреное августовское утро, солнечный свет сквозь зелень деревьев падает на землю желтыми веснушками. Молодой рыжеволосый парень с благоговением взирает на резные ворота университета, непрестанно одергивает отцовский мундир, чуть меньший по размеру, чем нужно, и не может сдержать несущихся вскачь мыслей, рисующих радужные перспективы службы в Страже Света. И вдруг совершенно неуместный вопрос: «огонька не найдется?», заданный чуть нахальным тоном.
Отвернуться, уйти, сделать вид, что не слышал – все могло бы сложиться иначе. Но Кардвин, тогда еще молодой, доверчивый и открытый всему новому, с наивной улыбкой провинциала обернулся на зов.
Баск стоял, облокотившись на ворота университета, и помахивал незажженной сигаретой, зажатой в длинных пальцах. Тощий, высокий, с раскосыми глазами, вытянутым лицом и узким профилем, он казался больным или даже мертвым. Но баски все такие – бледные до синевы с красноватыми зрачками, чаще низкорослые, но этот возвышался над эльфом, как стройный кипарис над приземистым кустом терновника.
Знаете, как бывает: видишь человека впервые, и думаешь «мутный тип, надо держаться от него подальше». Такие люди с первого взгляда вызывают неприязнь. Что Кардвин почувствовал, оглядев незнакомца с ног до головы? Странный холодок, пробежавший по спине, словно сквозняк, шепчущий: «опасность, уйди, не говори с ним». Когда спинным мозгом чуешь «это плохо кончится», но вопреки здравому смыслу остаешься проверить. Хотел бы Кардвин довериться голосу разума. Но вместо этого он отмахнулся от него, как от былинки одуванчика, щекочущей нос.
Тогда ответить баску он не успел, его опередила Рила.
Вернее, в тот день он еще не знал ее имени, лишь заворожено смотрел, как воздушное белокурое создание в синем платье подлетает к черноволосому парню и проворно выхватывает сигарету из его пальцев. Все как в замедленной съемке.
 - Здесь нельзя курить!
Изящная, словно выточенная из кости, кареглазая, смешливая, она сразу приковала к себе взгляды двух молодых людей. Рила была правильной от кончиков пальцев до россыпи веснушек на носу, словно у нее всегда с собой были весы, на которых лежали гирьки «хорошо» и «плохо». Кто-то мог назвать ее старомодной из-за всех этих платьев с оборками и лаковых туфелек, но девушка не была занудой и никому не навязывала свою точку зрения. С первого взгляда она очаровывала всех своей деликатностью, мягкостью и теплотой, которую дарила окружающим без разбора. Для Рилы по умолчанию все люди были хорошими, просто иногда ошибались, и эти ошибки она с детской непосредственностью им прощала. Такой подход Кардвина подкупал, хоть и удивлял своей наивностью. Нежная полевая ромашка, прекрасная в своей простоте, у нее нет шипов или едкого аромата, чтобы защищаться от невзгод окружающей действительности, ее необходимо холить и лелеять, чтобы она не потеряла свои легкие лепестки, чтобы не перестала улыбаться миру. Тогда Кардвин не знал, как неистово умеет хрупкий с виду цветочек защищать себя и принадлежащее ей по праву. Прямо львиный зев какой-то в итоге.
 - А чего не заходите? – поинтересовалась тогда незнакомка, ломая сигарету и выкидывая ее в урну, – я – Рила Амстель! – и она протянула худенькую ладошку баску.
Тот поднял уголок рта, слегка обескураженный ее поведением. Позже он курил при ней до угольной пыли в легких, и Рила ему слова не сказала, отстоял, видите ли, свое право гробить здоровье. А тогда баск молча ответил на рукопожатие.
Что пронеслось между ними в тот момент? Искра? Пресловутая химия, о которой принято писать в современных дамских романах? Что почувствовала Рила, когда ее пальцы коснулись холодной кожи незнакомца? Появился ли странный голос, шепчущий «убегай!»? Или только эльфу досталось такое чуткое подсознание? Даже сейчас Кардвин не знал ответа на этот вопрос.
 - Кастадиан Заар, - голос баска прозвучал низко и бархатисто, он явно уводил красотку из-под носа эльфа. А ведь этого Заара, несмотря на серый цвет кожи и длинные тонкие волосы, похожие на паутину, можно было назвать красивым. Небрежность жестов, тягучий голос, ореол загадочности придавали ему некий, пусть и отрицательный, шарм. А девушкам нравятся плохие парни. Это сейчас Кардвин его раскусил – и то не полностью, а пять лет назад был очарован не меньше Рилы. Однако тогда девушку зацепил именно эльф.
 - Ух ты! – присвистнула она, аккуратно трогая его за сережку в остром ухе. – Живу в столице, а ни с одним из ваших не знакома! Обожаю рыжих. Ты откуда? – она тепло улыбнулась Кардвину, явно одобряя его внешность. Тот смутился, приглаживая волнистые волосы, собранные в конский хвост, в который раз одернул мундир и на всякий случай приосанился.
 - Из Мьойлли.
 - Логично. – Рила повернулась к баску. – А ты?
 - Из Тени, - коротко отозвался тот. Ни сожаления. Ни тайной гордости. Ни застарелой боли.
 - Ужас! Там же всякий сброд обитает! – Выпалила Рила, и тут же сконфузилась. Да ее живость и непосредственность иной раз могли сыграть с ней злую шутку. Казалось, Рила всегда спешила: что-то сказать, сделать, пойти куда-то, кому-то помочь. А потом не раз сожалела об этой спешке.
Но насчет места жительства Кастадиана эльф был с ней солидарен. «Ужас» - иначе не скажешь.
Тень – это город под землей на самом севере, где полярные льды спят, убаюканные снежными бурями, бывшая столица Баскии, город вечной ночи, город мертвой земли, город беззвездного неба – как только не называли его изощренные поэты. По сути же Тень – это тысяча пещер, соединенных переходами, выгрызенными прямо в скалах, каменными мостами, подвешенными под самым сводом, этакий гигантский муравейник, со всеми его капающими сталактитами и вздымающимися сталагмитами, сыростью, затхлостью и гнилью. Поэтому баски бледные, тощие, с узкими красноватыми глазами и хронической бронхиальной астмой, зато они отлично видят в темноте и к холоду куда привычнее, чем эльфы и люди. Говорят, температура их тела ниже на пару градусов, но Кардвин считал, что это просто байки. Впрочем, после объединения государств, города басков поползли на поверхность, и большинство жителей последовало за ними. В Тени остались самые упертые, глупые и бедные. Теперь бывшая столица Баскии стала ничем иным как притоном для всяческого сброда. Ночлежки, приюты, детские дома – всё в Тени, а на поверхности тишь да гладь, процветание и благосостояние, пафосный Северный Дворец в новой столице – Эрении, и ее утонченные жители, лучшие врачи и музыканты, как будто не было долгих сотен лет заточения в подземном улье.
 - Сложно спорить, когда за тебя решает государство, - пожал плечами Кастадиан, ничуть не опечаленный своей судьбой.
 - А твои родители? – осторожно поинтересовалась девушка. Баск хмыкнул.
 - Не помню таких.
Рила смутилась, не зная, что сказать, и, пытаясь не выдать жалости, решила сменить тему, ставшую слишком личной. 
- А на кого учиться хочешь?
Кардвин перевел взгляд на баска, с любопытством ожидая ответа, надеясь одновременно услышать и не услышать выбранный им самим факультет. Кастадиан его завораживал: хотелось либо познакомиться с ним поближе, разгадать, как древнюю головоломку, либо никогда больше не видеть.
 - На хирурга, – разочаровал его баск. Или обрадовал. Во всяком случае, эльф присвистнул, одобряя выбор. Если он, конечно, верный. Медицина – это сложно, но интересно и полезно обществу. Тогда Кардвин искренне полагал, что из баска выйдет хороший хирург. Так уж издревле повелось: к стихиям больше предрасположены эльфы, к точным наукам – люди, а у басков все какая-то чертовщина: смерть, алхимия, морфизм. Вот и идут повально во врачи, применять таланты.
 - А что ты умеешь? – поинтересовался он. Лучше бы не спрашивал. Но знал бы, где упасть, соломки бы подстелил!
Глаза Кастадиана вспыхнули, как хворост, подброшенный в костер, и он заговорил с горячностью, не свойственной их хладнокровной расе.
 - Я чую внутренние органы людей, вижу как на картинке, каждый в отдельности, чую их болезни и хвори, ощущаю близкую смерть. И умею с ней… - он пожевал губу, замявшись, но, наконец, выбрал нужное слово, - договориться. А ты? – баск смотрел на эльфа так ехидно, словно заранее осуждал любой его выбор.
 - Я хочу быть Стражем Света, – выпалил тогда Кардвин, чем удивил не только Кастадиана, но и Рилу.
О, эту мечту он лелеял едва ли не с самого детства. В Мьойлле Стражей было раз-два, и обчелся, не особо тамошний народ грешил, но Кардвин всегда восхищался их безупречной военной выправкой, их темной формой с блестящими пуговицами, их бесстрастными лицами и сияющим внутренним светом, неиссякаемой энергией, от которой шарахалась любая тьма и зло. В Стражу Света не принимали абы кого, но Кардвин всей душой надеялся, что он-то как раз избранный.
 - Ох, полегче, парень! – рассмеялась тогда Рила, - это не каждому дано. Что у тебя за способности?
Кардвин и сам знал, что шансов пролететь у него более чем достаточно.
 - Я не боюсь огня, вижу в темноте…
 - Стал бы пожарным, - подначила его девчонка.
 - Или фонариком, - встрял Кастадиан.
 - Для Стражей нужна активная сила! – подхватила Рила, и Кардвин только языком цокнул. Поддержали, нечего сказать!
 - Сама-то кем хочешь стать?
 - Археологом. Буду всякие штучки из земли доставать.
 - А что умеешь?
Девчонка вдруг присела и положила ладонь на землю. И даже этот простой жест вышел у нее легким и изящным. Ей бы танцовщицей работать! Теперь Кардвин искренне желал, чтобы она и в самом деле пошла на факультет искусств.
 - Я чую землю, ее секреты…
 - Стань следопытом или…
 - Нет, я хочу археологом, как мой отец, – перебила его Рила и вдруг помрачнела, – он погиб на раскопках. У него не было силы, но специалистом он был отменным.

И ведь она правда им стала, археологом.
И он, Кардвин, поступил на службу в Стражу Света.
Один только Кастадиан напортачил со своей мечтой. Хотя действительно ли он хотел стать хирургом? Возможно, у баска просто не было выбора.
Университет Искры был глотком чистого воздуха в затхлом подземелье, лучом света в темном царстве, каплей воды в пустыне, как только не обзывали его восторженные ученики, ведь в этих стенах ты действительно мог стать другим. Превзойти самого себя, достичь нового уровня, перешагнуть на следующую ступеньку, и все, что от тебя требовалось, – выбрать эту ступеньку правильно. Заранее определиться с факультетом и никогда не отказываться от этого выбора. В этом-то и заключался подвох: ошибешься и прости-прощай, ступай получать рабочую профессию и забудь о своей внутренней силе навеки. Сколько таких горе-искровиков, озлобленных на весь свет, метет улицы Палэйдры? Десятки? Сотни? А все почему? Потому что если ты с собой не в ладах и мечешься от одной специальности к другой, значит, и искру свою контролировать не сможешь. А преподаватель, увы, за тебя этого не сделает. Посему и выходило, что такую искру надежнее погасить, чем раздувать, чтоб избежать потенциального вреда. Да, с одной стороны кажется, что такие кардинальные меры – это чересчур, но с другой, у Совета Древних явно побольше опыта, не так ли? На кардвинов факультет вообще поступало сорок человек, а выпустились только девятнадцать, и все они, надо признать, отличные ребята, особенно в составе отряда Стражей. Лучшие из лучших. Кардвин ими гордился. Куда делись остальные? Ну как…отправились в самые обычные колледжи, кто-то выбрал своей стезей полицейское дело, кто-то записался в армию, мало ли куда! Путь в единственный достойный университет  был им заказан. И не то чтобы он греб лопатой своих студентов, что мог раскидываться ими направо и налево, как раз наоборот – горящей искры в мире осталось меньше чем на четверть, но пуще любого другого в университете чтился закон «да не ошибись с факультетом, и обучаем будешь». Увы и ах, нарушителям с улыбочкой давали пинка под зад.
Но проблема была не в том, что Кастадиан ошибся, о нет, он не ошибался и наверняка стал бы первоклассным хирургом, если бы не…

***

Зашипела рация, недовольно выплевывая позывные. «Сержант Кассиль, сержант!»
 - Кассиль на связи, - устало отозвался Кардвин, зажав нужную кнопку.
В темные для столицы времена он на связи и днем, и ночью.
 - Кар, ну ты где там? Письмо от Эсселя жжет мне пальцы, только тебя и ждем!
 - Уже подхожу, рядовой Кассиль.
Это Лютик, вернее Лютиэль, награжденный самым тривиальным эльфийским именем и потому люто его ненавидящий. «Люто» - поэтому и Лютик.  Младший брат Кардвина, его родная кровь, самое дорогое в столице Палэйдры. Даже несмотря на то, что юный эльф умудрился перещеголять родича во всех областях, Кардвин его обожал. Лютиэль был куда лучшим Стражем Света, чем старший брат, просто до сержанта еще не дослужился, он закончил школу экстерном, а его активная сила поражала воображение.
Кто-то называл это магией, но магия – это внешняя энергия, пропущенная через собственные разум и тело. Энергия забытая и поросшая быльем. Настоящих магов не видели со времен объединения, да и до того их было меньше чем монет в кармане нищего. А искра – это другое. Особый внутренний дар. В основном – гипертрофированная интуиция, развитое чутье, предрасположенность к какой-либо сфере бытия. Стихия. Время. Жизнь. Мысль.
Зажигателями искры считались эльфы. Их вообще обвиняли в чем ни попадя. В их краю родилась и умерла магия, в их крови обнаружилась таинственная способность взаимодействовать с окружающим миром иначе. На другом уровне, глубже, тоньше. Аккуратной иглой врача подхватывая образец реальности и разглядывая его под микроскопом, чтобы – если необходимо, - незаметно внести коррективы. Искра полыхала огненным цветком, позволяя своему носителю гореть вечно, но со временем, с приходом науки и техники, связь с природой – и с самим собой! – неумолимо таяла. Искры гасли одна за другой, и даже те, что остались, продолжали невразумительно тлеть, скорее раздражая, нежели наделяя особой силой.
Да, ты знаешь больше, твой взгляд проникает глубже, чем остальные, но ты не в силах влиять на события. Искровик земли сможет предсказать оползень, но не сумеет остановить, огневик не сгорит в пожаре, но вряд ли его потушит. С какими-то сферами жизни люди и вовсе разучились взаимодействовать. Забили тревогу, да что сделаешь? Обратишься в полицию, пусть накажут негодную искру? Как бесстыжая смела покинуть своих хозяев! Кардвин считал, что они во всем виноваты сами. Искра была даром, а они разбазаривали его на мытье посуды. Если бы он был богом, одарившим свой народ, он бы разгневался. Беда была в том, что и боги канули в вечность вместе с магией и ее порождениями. Вот так незадача! Университет Искры и его студенты – всё, что осталось у мира от былого могущества. Чуть больше сотни человек приходило учиться укрощать свою силу каждый год, причем регрессия наблюдалась знатная. Сотня искровиков на всю ойкумену! – было, отчего схватиться за голову, но разве Император мог что-то исправить? Только смиренно наблюдать, как угасает то, что когда-то было их достоянием, их гордостью, их правом называться сверхлюдьми, которое они так безалаберно профукали вместе со своими божественными покровителями.
Впрочем, было еще кое-что, достойное отдельной песни: активная сила, искра, раздутая до размеров пожара, способность влиять на окружающий мир, - большая редкость, невиданный талант, то, что с большой натяжкой можно было назвать магией в современном понимании. Магам были доступны все сферы бытия, активным искровикам – только одна, но во всех ее проявлениях. Таких неграненых алмазов единицы, их с руками отрывают министры Императора, армейцы, и все те, кому хотелось, чтоб их желания выполнялись по щелчку пальцев, а не каторжным трудом. Но истинных знатоков своего дела – а точнее самого себя – днем с огнем не сыскать. Говорили, что любую искру можно раздуть до настоящего костра, из любого алмаза сделать бриллиант, да только сами отделывались фальшивой бижутерией. Есть же разница между цунами в Лазурном море и бурей в стакане воды? Но меж тем, даже такая ничтожная активная сила уже давала преимущество. И подобный козырь в рукаве имелся у Кардвина. Впрочем, он бы и понятия не имел о своих способностях, если бы не Лютик. Так бы и жил себе обычным среднестатистическим эльфом, и думать не думая об университете Искры. Конечно, рано или поздно сила бы проявилась, но, скажем, на том же смертном одре от нее мало пользы.
А Лютиэль обнаружил свою одаренность в десять лет. С восторгом принялся запускать огненные фейерверки по всему дому. Шторы этого не выдержали и возмущенно загорелись, тумбочка была с ними солидарна, вскоре сдался и паркет. На такое файер-шоу сбежалась вся округа вкупе с пожарными. Тогда-то Кардвин, безрассудно бросившийся спасать младшего брата, и понял, что огонь его не обжигает. Ох, как мать тогда их обоих налупила: первый и последний раз в жизни. У нее-то не было никакой искры, и мысленно она уже похоронила своих детей. С тех пор Кардвин стал осторожнее относиться к своей новой силе, а Лютик так и остался беспечным и безответственным, уверенный, что сможет укротить любое пламя, ведь огонь течет в его жилах.
Кардвин сперва завидовал брату, а потом решил попробовать также: вызвать огонек на своей ладони, маленькую юркую саламандру, влюблено облепившую его запястье. И получилось ведь, хотя попотеть пришлось изрядно. После спускать миниатюрные фейерверки с кончиков пальцев обоим братьям не составляло никакого труда, их сила росла как на дрожжах, удивляя всех вокруг.
Возможно, именно это и определило судьбу Кардвина, университет Искры отчетливо замаячил на горизонте. Эльф помнил разговор с профессором Хьюи в комнате, больше похожей на камеру допросов. Ох, как он тогда робел, словно и не слыл в Мьойлле укротителем огня!

- Добрый день, мистер Кассиль, - приветствовал его профессор. Этим голосом можно было резать металл. Светлые волосы Альберта Хьюи небрежно падали на спину, а цепкий взгляд за стеклами очков в прозрачной оправе игнорировал одежду и плоть эльфа, проникая в самое нутро. Что он хотел там увидеть? Искру во всем ее огненном великолепии?
Профессор в белом костюме чрезвычайно походил на врача-маньяка или на сотрудника службы безопасности Императора, те всегда ходят в белом, чтоб кровь была заметнее на мундире, а следственно, и их работа: казнить, нельзя помиловать. Вот ведь ирония: палачи государства носили белый, а Стражи Света – любимцы всего народа, – кутались в тень.
 - Ваши результаты безупречны, - произнес Хьюи бесстрастным тоном, пробежав взглядом бумаги, – садитесь-садитесь!
Кардвин аккуратно присел на краешек жесткого стула и стал ожидать вердикта. «Казнить, нельзя помиловать» - настойчиво звучало в мозгу.
 - У нас больше сорока запросов на этот факультет. И мы примем всех, если они будут достойны. В Университете Искры нет ограничения по количеству обучающихся, мистер Кассиль. Студенты подводят себя сами, пытаясь проглотить кусок не по их горлу. – Профессор позволил себе сухо улыбнуться. – Я куратор на факультете Стражей и преподаю основные дисциплины. Тут сказано… - он снова вернулся к бумагам, - что вы чувствуете огонь и видите в темноте. Полезные качества. Чем-то еще можете похвастать?
 - Я… - в горле пересохло. Кардвин и не думал, что можно так волноваться. Он прокашлялся. – Я могу… вот… - Он растерянно протянул руку к профессору, и на тонких пальцах зажглись маленькие огоньки. То, что раньше служило предметом гордости, теперь казалось жалким и неуместным, особенно здесь, где каждый ученик талантлив и уникален по-своему. Профессор наверняка сочтет его позером! Кардвин чувствовал себя дико неуверенно, но учитель подбодрил его легкой улыбкой, и уже через секунду пылала вся ладонь эльфа. Пляска пламени завораживала, а уж то, что в его сердце была человеческая плоть, не поддающаяся жару, и вовсе представлялось восхитительным.
Профессор Хьюи одобрительно вскинул брови, облизнул губы и потребовал:
 - Ещё.
И тогда эльф взмахнул рукой, и сгусток пламени, похожий на причудливую птицу, спорхнул с его пальцев и врезался в стену, чтобы разбиться тысячей искр и оставить на штукатурке неровный черный след, похожий на два распахнутых крыла.
 - Неплохо, - тихо сказал профессор, снимая очки. – Вы открыты активной искре, это редкость, - он пытал Кардвина своим рентгеновским взглядом. Тому даже казалось, что стул под ним начал накаляться. – Но огонь – это еще не свет. Вы могли бы преуспеть в иных областях, мистер Кассиль. Так почему мой факультет? Почему Стража Света? Это почетная служба, но и тяжелая. Вам не придется сидеть на одном месте, вы отвечаете за безопасность всего народа. Эльфов, людей, басков. Все, что касается силы, особенно активной и… противозаконной, – в вашей юрисдикции. А противостояние искр куда сложнее воспринимается организмом, нежели банальная драка.
 - Я знаю, – самоуверенно заявил Кардвин, хотя ни о чем подобном даже не слышал. Это после он понял, что профессор Хьюи сразу открыл ему все карты, честно разложив на столе, а он не удосужился даже взглянуть, балансируя на грани исполнения мечты. Ну кто там предупреждал, мол, бойтесь, им свойственно сбываться? Как в воду глядел!
Профессор Хьюи тогда нахмурился.
 - У вас родственники работали в этой сфере или может быть пострадали каким-то особым образом?
Кардвин удивленно пожал плечами.
 - Нет.
У него была на редкость благополучная семья. Несчастья прошедших войн никак их не коснулись, и даже суровая Мьойлля была к ним благосклонна. Богатый двухэтажный дом на берегу небольшого озера, свой участок и хозяйство. Станция недалеко. Мать – добрая и заботливая, занимается благотворительностью и ухаживает за домом, пироги у нее – объеденье. Отец служит в полиции, не в Страже, конечно, но тоже не последний человек в городе. Младший брат – типичный золотой мальчик, но без мании величия, любимец девчонок и учителей, победитель всевозможных олимпиад, носитель активной искры и спортсмен ко всему прочему. Есть даже лохматый пес Басмин, любвеобильный донельзя. Не дом, а полная чаша. И чего Кардвина потянуло на приключения? Мог бы просто записаться на другую специальность, стать полицаером, как отец. Но нет, сам себе не признался бы, а хотел переплюнуть старшего Кассиля, доказать, что может больше, чем от него ожидают.
 - Это хорошо, - неожиданно произнес профессор и выпрямился на стуле, – фанатики или разъяренные мстители нам не нужны. Как впрочем, и честолюбивые искатели славы. Вы ведь не из таких?
Кардвин спешно замотал головой.
 - Тогда вы приняты, - и профессор поставил размашистую подпись в бумагах и улыбнулся холодно и зловеще, как будто самый радостный день в жизни Кардвина был вовсе не таким радужным и сулил одни неприятности.
Ох, как же профессор Хьюи оказался прав!
Вообще-то Кардвину нравилось в университете, нравились странные учителя с непроницаемыми лицами – все поголовно в очках и неизменно с тросточками всех видов и размеров, они были какой-то особой кастой отстраненных. Словно глядели в неведомое уже много-много лет, и это неведомое начинало заглядывать в них, а очки защищали от опасного взгляда из глубины. Зачем нужны были трости, Кардвин тогда не знал, но эта часть учительской формы ему импонировала: аристократично и со вкусом, он был и сам не прочь заиметь такую. Ему нравилось отсутствие правил: хочешь, прогуливай уроки, хочешь, спи до полудня, хочешь, уходи в город. Можешь и вовсе не жить в университете, главное вовремя сдавай экзамены, и все будет тип-топ. Конечно, это не касалось факультета Стражи, где царило строгое армейское расписание, – но так студентов готовили к будущей службе. И даже это Кардвин находил увлекательным. Лишь одно ему категорически не нравилось в учебе: наличие Кастадиана Заара в списках студентов. Они жили на одном этаже и сталкивались чаще, чем хотелось бы эльфу. Лучше бы его поселили поближе к Риле, но комната девушки располагалась в другом крыле, а здание университета было настолько огромным, что впору было пускать поезд по его коридорам с остановками у нужных кабинетов. Впрочем, и это бы мало помогло: у Рилы был свой дом в городе, где она и ночевала.
Кастадиан не понравился Кардвину с первого взгляда, он его настораживал самым невероятным образом, эльф называл это зарождающимся чутьем Стража. Когда не можешь понять, в чем подвох, но чуешь его всеми фибрами души, как запах горелого лука или разлитой валерьянки.
Он помнил первый день, когда они втроем подошли к стойке регистрации, окрыленные своей уникальностью, слегка робкие – а вдруг промахнулись с выбором? И в тоже время чересчур уверенные в себе, - у меня никогда не случается осечек! Тогда эльф только приглядывался к Риле и Кастадиану, парень уже напрягал его своим вызывающим внешним видом, пренебрежением ко всяким правилам, своей инаковостью. Словно он прожил долгую жизнь и смертельно устал, а не был обычным двадцатилетним молодым человеком с незавидным прошлым.
 - Так чего ты раньше не заходил? – поинтересовался Кардвин, когда Рила поманила их за собой сквозь белокаменные ворота к главному входу, - тут открыто, чего ты ждал?
 - Тебя! – усмехнулся Заар, и с этого самого момента эльф понял, что вселенная разметала их по разным полюсам, и теперь сбудет стравливать, пока ей не надоест. В синем углу ринга… Как там дальше? Кассиль щелкнул языком: дружбы с Зааром не получится, даже такой неискушенный провинциал должен это понимать. А самому Кастадиану эти игры вселенной нравились, иначе почему он ей постоянно подыгрывал?
Втроем они зашли в сверкающий холл с высоким потолком и натертым до блеска полом, Казалось, стены взлетают к небесам и теряются где-то в вышине, у Кардвина даже голова закружилась от такого великолепия. Элегантные подсвечники перемежались электрическими лампами, а старые гобелены с эпическими сюжетами разбавляли современные абстрактные картины.
В тот день в холле было не протолкнуться, но Кардвину почему-то казалось, что кроме них троих в университете никого не было. Рила бухнула перед улыбающейся мисс Амос пухлую папку своих достижений и следом достала идентификационную карточку, чтобы показать ху из ху. А Кастадиан вместо этого протянул левую руку, где на запястье был выбит штрих-код, и выложил на стойку два жалких листочка, в одном, небось, было сказано, что он умеет читать, а во втором, что у него и в самом деле есть искра. И баска ничуть не смущало, что у него не было нормальных документов, что по меркам столицы его не существовало вовсе! Он наверняка привык быть изгоем, тогда как Кардвин их опасался. Вернее даже не их самих, а всеобщего жалостливого отношения к ним. Ему не понравился сочувствующий взгляд Рилы, который она бросила на баска, и он был бы не против вовсе не пересекаться с Кастадианом в течение всего года. И чтобы Рила тоже с ним не пересекалась. Но Заар решил поступить с точностью до наоборот.

Непонятно, почему, но именно эльфа баск решил выбрать объектом своих насмешек, именно за его счет решил самоутвердиться, завоевать авторитет, возвыситься в глазах Рилы или что-то еще, чего Кардвин не знал. При появлении Заара ему хотелось рычать без объяснимой причины, все его звериные инстинкты рвались наружу – рвать врага на клочки! – или прятаться в берлогу. Кастадиан не ходил, он плыл по коридорам, как зловещий туман, он змеился, как ползучий гад, с такой же змеиной улыбкой на тонких губах. Ему бы пригибать голову, да тенью шмыгать в нужные кабинеты, но он почему-то считал себя пупом земли! Вырвался из Тени, приехал в цивилизованный город, где тебя кормят задарма и что, уже Император? Кардвина это бесило. Он-то в Мьойлле был крутым перцем, первым парнем на деревне, заводилой класса, но в университете именно Кастадиан стал безоговорочным лидером. Все-таки новое окружение кардинально меняет личность: тихоня становится забиякой, а всеобщий любимец – парией. Имя Заара было у всех на устах, о нем шептались по углам и комнатам, его обожали и ненавидели, но о нем не могли молчать. О Кардвине – да, спокойно. Но не о баске.
 - Открываешь сезон охоты, эльф? – насмехался над ним Кастадиан, видя, как Кардвин пригнулся, словно готовясь к прыжку, и едва ли не рычит.
 - Хочешь сыграть роль жертвы? – огрызнулся Кассиль.
 - Чтобы против сценария загрызть хищника? – рассмеялся Заар, - нет уж, уволь.
И так постоянно!
Баск очень умело выбирал себе в жертвы правильных мальчиков, которые не могут дать отпор. Люди, эльфы или другие баски – неважно. Они тушевались перед Кастадианом и позволяли заносчивому задире оставаться на коне. Никто не кидался на него с кулаками, хотя шуточки баска по-хорошему стоили разбитого носа или вывихнутой челюсти. Кардвин рад был бы одарить его чем-нибудь из названного, но к своему ужасу обнаружил себя среди тех самых правильных мальчиков, которые кардинально меняют поведение, оказавшись в незнакомой среде. Мимикрировал себе на горе, называется.
А Заар изгалялся почем зря, он издевался над слабыми, унижал сирых и убогих, его мерзкие шуточки не только эльфу набили оскомину. Кардвин помнил, как баск склонился над Элиот, девушкой с заячьей губой, ужасно переживавшей по этому поводу. Она была хрупкой и безобидной, пугающейся собственной тени, и надо было Кастадиану прицепиться именно к ней.
 - Догадываюсь, почему у тебя такой пикантный изъян, - улыбнулся тогда баск, проводя пальцем по ее верхней губе. Все, кто присутствовал при этой сцене, думали, что Элиот сейчас грохнется в обморок от обилия внимания.
 - П-почему? – выдавила она.
 - Вероятно, твой папаша трахался как кролик, - выдал баск и сам расхохотался своей дурацкой шутке. И главное, что все вокруг тоже заржали. И бедная Элиот, красная, как мак, бросилась прочь из коридора, заливаясь слезами. Заар, может, и не знал, что она была тайно в него влюблена, но его шутка не становилась от этого менее злобной.
И это был далеко не единичный случай. При этом университет разделился на два лагеря: те, кто ненавидит и боится Заара, и те, кто его обожает, преимущественно девушки.
Самое смешное, что Рила умудрялась его оправдывать! Он-де такой злой, потому что в детстве настрадался, его-де можно понять, ведь он не знал, что такое любовь. Надо думать, баск таким оригинальным образом любовь завоевывал! Да от него воймя выл весь университет. Конечно, когда его шутки заходили слишком далеко, Рила смотрела на баска своим фирменным укоризненным взглядом и произносила тихое «зачем ты так, Кас?», и тот успокаивался. Беда в том, что при Риле он чаще всего вел себя чинно мирно, а вот в ее отсутствие выходил далеко за рамки морали.
Кардвин мог только кулаки сжимать в бессильной злобе, потому что переговорить языкастого баска было невозможно. Он парой колких фраз умудрялся вывести эльфа из себя. Словно всемогущие боги ради забавы стравили двух первокурсников, как бойцовских собак, и ждали, кто выйдет из схватки победителем. У баска был опыт Тени, у Кардвина – безрассудное рвение и активная искра, так навскидку и не скажешь, на кого делать ставку.

Сейчас Кардвин дорого бы отдал за то, чтобы уже тогда уметь игнорировать и псевдобожественное влияние, и самого Заара. Но неведомые небожители обладали извращенным чувством юмора: и Рилу, и Кастадиана, и самого Кардвина они обвязали невидимыми резиночками: чем дальше убежишь, тем быстрее прилетишь назад. Да еще наверняка сшибешь по пути не одного растяпу и больно стукнешься лбом. Кардвин старался избавиться от этой резиновой связи, но переиграть богов ему было не под силу: Рила и Кастадиан стали неотъемлемой частью его жизни. А ведь эльф готов был заплатить энную сумму золотом, лишь бы последний сбросил шляпу и красиво ушел в закат под звуки гитары.
Или хотя бы чтоб самому не появиться в одной из комнат четвертого этажа после полуночи. Добрая ссора в его случае была предпочтительнее худого мира, но тысяча масок, из которых был соткан облик Кастадиана, будоражили его воображение. Это как заброшенный дом с приведениями или ночная прогулка по кладбищу – знаешь, что не одни штаны сменишь в процессе, а нервишки пощекотать все равно охота!
Университет был огромен и стар, как тысячелетний каменный замок где-нибудь на юге Палэйдры. Казалось, он рос прямо из мостовой, корнями уходя глубоко под землю, зарывая туда же свои зловещие тайны и вековые секреты. Пыльные заброшенные коридоры, куда не ступала нога человека, перемежались кабинетами, оснащенными по последнему слову техники, и заблудиться здесь было плевым делом. Можно было спуститься на лифте с пятого этажа на третий, подняться на один лестничный пролет и почему-то оказаться на шестом. За все три года обучения – стыдно признаться! – Кардвин так и не исследовал лабиринты университета полностью.
Но в тот день у него была своя высокая цель: он искал душевую. На их этаже закончилась горячая вода, а теплый душ для эльфа был лучшим средством от бессонницы. И вот он зашел в эту треклятую комнату без таблички на двери. И кто бы в здравом уме принял ее за ванную?
Большая, квадратная, пустая, с двумя окнами под самым потолком, которые давали слишком мало света. Холодная и мрачная, всем своим видом внушающая одно: «проваливай отсюда!» Кардвин хотел было последовать этому безмолвному совету и продолжить поиски душевой, но внезапно заметил согбенную фигуру у дальней стены. Баск. Кастадиан. Он сидел на коленях, склонив голову, и волосы-паутинки расплескались по каменному полу, как тонкие струны призрачной арфы. Хоть картину пиши! Кардвин остолбенел. Он не ожидал встретить здесь баска, тем более в такой смиреной позе. Если бы он поедал младенца, было бы самое то, а так даже странно. До этого Заар одним только своим видом бросал вызов окружающему миру, казалось, даже автоматная очередь не сможет поставить его на колени. Но что-то смогло…
Пылинки плясали в снопах тусклого лунного света, двумя жалкими лужицами растекшегося на холодном  полу. «Простудится» - зачем-то подумал эльф, и даже ощутил стылый камень под ногами, хотя был обут. Сквозняк, словно змейка, обвил его щиколотки, взобрался по бедру и юркнул за пазуху. Эльф поежился, стряхивая оцепенение.
 - Ты…ты что, молишься?!
Баск вздрогнул, обернулся и нехотя поднялся на ноги, отряхивая штаны. И только тогда эльф заметил изображение паука на стене, недурное, надо признать, с большим брюшком и суставчатыми лапами, оно выглядело так, словно сейчас оживет и замотает Кардвина в кокон своей паутины. Брови эльфа взлетели.
 - Ты молишься пауку?!
 - Паучихе. Это Арахна. Знакомься.
Он как будто ничуть не смутился, хотя эльф таращился на него во все глаза.
Религия отошла на второй план, когда объединились три государства: Лунная Жрица эльфов, древние идолы язычников-басков, Единый Бог людей остались за боротом, уступив место науке и технике. Теперь все молились электростанциям. И Кардвин особо не верил в великую силу небес, но не осуждал тех, кто верит. Если их бог, конечно, не паук.
 - Думаешь, я странный? – едва заметно улыбнулся баск.
Кардвин замер, готовясь к очередной грызне за кубок Язвы Всея Университета. Увы, соревноваться в остроумии с баском себе дороже. Этот бледнолицый наверняка душу заложил, чтобы выдумывать издевки на пустом месте.
 - Странный – это мягко сказано, - не стал скрывать своих мыслей эльф. - «Не удивлюсь, если ты сейчас достанешь топор и порубишь меня на куски, а потом измажешь кровью все стены и начнешь ритуальные танцы». Но эту мысль Кардвин не озвучил, постарался сказать что-то более нейтральное. – У вас… в Тени все верят в Арахну?
 - Беспризорники в основном, у богатых другие боги, - пожал плечами Кастадиан, - когда ты мал, хочется, чтоб о тебе кто-то заботился. Желательно кто-нибудь всемогущий.
 - Этого всегда хочется, - осторожно заметил эльф. Баск хохотнул.
 - Точно. Арахна помогала нам. У нее восемь лап и четыре пары глаз, она успевала уследить за всеми, - баск усмехнулся, очевидно, вспомнив что-то свое, а потом обернулся к эльфу, - знаешь же, что детей до совершеннолетия не выпускают на поверхность? А потом они уже не могут приспособиться к тамошней жизни и неизменно возвращаются в Тень. В качестве уборщиков, надсмотрщиков, каменщиков, наркоманов, - Кастадиан принялся равнодушно загибать пальцы, - поэтому нам было важно вырваться из пещер как можно раньше. Мы обманывали охрану, искали потайные ходы и даже сами рыли новые. Вряд ли бы я был здесь, если бы не Арахна.
Кардвин перевел взгляд на тощие бледные руки баска с длинными пальцами и острыми черными ногтями. Они крепче алмаза, говорят.
  - Думаешь твоя искра от нее?
Да, теперь никто не мог точно сказать, почему кто-то из людей рождается блеклым и пустым, а кто-то наделен особым даром – или приобретает его со временем. Начали по привычке списывать все на богов, обернулись, а тех и след простыл! И неверующим от таких объяснений мало пользы, а наука обходится сомнительными гипотезами. Вот и думают теперь кто во что горазд. Кардвин, например, решил, что им с Лютиком сила передалась от деда, которого они никогда не видели. Очень удобно, кстати, грешить на того, кто все равно не сможет ничего опровергнуть.
Кардвин не мог поверить, что вот так запросто разговаривает с баском, не испытывая закостенелого чувства презрения или палящей ненависти. Тот ли это Кастадиан, что приставил к горлу второкурсника свои хваленые когти лишь за то, что тот занял его место в классе? Тот ли это баск, что за один только неподобающий взгляд в свою сторону, огрызался как разъяренный лев? Тот ли это баск, что, не стесняясь в выражениях, ставил на место даже самых отпетых хулиганов Университета? И вот он сейчас берет и откровенничает с ним, Кардвином? С которым до этого были только вечные пикировки и мольбы Рилы перестать ссориться. Ей-то казалось, что они друзья не разлей помойка, а вот эльфа в дрожь бросало от подобной перспективы. Но сейчас баск казался почти…нормальным! Очевидно, стоило раньше застать его врасплох, безо всей этой колючей брони по периметру тела и души.
Кастадиан пожал плечами, словно в тон мыслям Кардвина.
 - По крайней мере, моя искра проявилась в тот момент, когда мы с ребятами прорыли ход к заброшенному святилищу Арахны. Внезапно все заволокло алым, время будто замерло, и я почувствовал… практически увидел, как бьются их сердца, как бежит кровь по венам, как раздуваются легкие. Я мог рассмотреть все до мельчайших подробностей! Словно они не люди, а манекены с прозрачной кожей и искусственными внутренностями. – Когда баск говорил о своей искре, он превращался в восторженного маньяка с бледными щеками и горящим взором, только что не облизывался. А эльфу его сила показалась отвратительной и зловещей. Запах разложения, гниения и смерти словно воплотился в этой холодной комнате от слов Заара.
 - И ты решил стать хирургом?
 - Ну не убийцей же. – Кастадиан усмехнулся, - такого факультета здесь нет.
 - А у тебя богатый опыт по этой части? – усмехнулся Кардвин, прекрасно понимая, что все это пустые слова. В Тени уровень смертности и правда выше, чем где бы то ни было, но все это от болезней и голода, а не от бешеных беспризорников в боевой раскраске с оружием наперевес.
Кастадиан ответил эльфу косой усмешкой.
 - Счет идет на десятки.
 - Очень смешно!
Заар не улыбнулся. Кардвин вскинул рыжие брови: «он ведь несерьезно!» Но выражение лица баска свидетельствовало о другом: этому парню приходилось убивать, и часто. Он не лжет.
Если бы эльф был зверем, шерсть на его загривке встала бы дыбом. Зря они заговорили про смерть: Заар и раньше всем своим существом излучал опасность, а теперь они совершенно одни в пустой заброшенной комнате, где сделать труп – дело двух минут.
«Беги!» - кричал здравый смысл, и эльф был склонен его послушаться. «Да погоди еще…» - елейно пело любопытство, – «он просто дразнит тебя!» И такой вариант Кардвин тоже допускал.
А Кастадиану даже не нужно было принимать угрожающий вид. Он просто сделал шаг вперед, и эльф тут же отступил. Не по малодушию, конечно! А так…на всякий пожарный. Вот баск шагнул еще раз, и Кардвин снова незаметно скользнул назад. Эх, хорошо бы где-то там за спиной оказалась открытая дверь, ведущая в знакомый светлый коридор, полнящийся привычными звуками. Но на дворе глубокая ночь, соратница серийных убийц и всяческих кастадианов. Против воли хотелось выставить над головой руки крышечкой и завопить «чур, я в домике», но тогда кто из них чокнутый? И пока Кардвин старательно обдумывал, что сохранить лучше: гордость или жизнь, баск неожиданно наклонился к острому уху и зашуршал, заставив эльфа передернуть плечами.
 - Я каждый день боролся за свою жизнь в Тени. Это на поверхности все живут долго и счастливо, а под землей каждая минута существования достается дорогой ценой. Ты думаешь, мне удалось не запачкать руки кровью, наивный эльф? – баск словно обвинял его в безоблачном детстве и счастливом отрочестве.
Кардвин и сам уже пожалел, что затеял этот допрос. Больше всего ему хотелось, чтоб Заар отошел, и между ними возникло пуленепробиваемое стекло.
 - Ладно, забудь.
 - Забыть? – Кастадиан в момент ощетинился, словно разъяренный дикобраз, – забыть можно, как разбил коленку или как умерла любимая морская свинка. А когда на твоих руках погибает друг, забитый до смерти плетью охранника, когда под твоими когтями расползается живая плоть, и кровь заливает тебя всего – лицо, одежду, когда всюду ее тошнотворный запах, ее соленый вкус, это не так легко забыть, эльф! – зубы баска клацнули возле уха Кардвина, и тот ощутимо вздрогнул. У Заара отлично получалось описывать мерзости. – Я до сих пор это помню!
Эльф замер, не в силах пошевелиться. Позвонки словно стали металлическими: не свести лопатки, не повернуть поясницу, только замереть и ждать, пока механическое оцепенение отпустит само собой. Кастадиан был врагом, с которым легче притвориться мертвым, чем справиться. Кардвин не мог назвать себя трусом, и в драках участвовал не единожды, даже в таких, где «много на одного». Но использовать банальные кулаки против Кастадиана это как с мухобойкой идти на дракона. Может и зря он возводит баска в разряд великих и ужасных, но такое уж впечатление он производит на чертово подсознание, и вот на тебе: вместо хука справа, кататонический ступор. Кардвин не мог припомнить, чтобы что-то пугало его так сильно, как проклятый баск! А ведь он всего лишь человек, если объединить под этим словом всех разумных существ Аранги. Конечно, парадоксальный страх перед порождениями Тени впитывался едва ли не с молоком матери, но на деле-то Кастадиан не был таким уж противоестественным социопатом, каким их рисовали психиатры всех времен и народов. И все равно, эльф ожидал от баска чего угодно: кинжала в спину, когтей в горло и нежной колыбельной на ушко, потому что просчитать Заара не удавалось, и именно эта непредсказуемость пугала больше всего. Вот баск беспечно обсуждает погоду в ноябре, а в следующую секунду рассказывает, как рвал на клочки надсмотрщика в Тени, и какова была его кровь на вкус, все так же невозмутимо. Попробуй тут не свихнись, и не начни шарахаться от собственной тени!
 - Я не хотел тебя обидеть, – сдавленно пошептал эльф, не смея даже повернуть головы. Полная и безоговорочная капитуляция, как бы не сдохнуть потом от позора.
 - Брось, эльф! – расхохотался Кастадиан, отступая и позволяя Кардвину вздохнуть с облегчением, механический позвоночник немедленно ослабил свои пружины, - разве ты можешь меня обидеть?
А вот это Кардвина почему-то задело. Мол, кто ты такой, ушастый, чтоб иметь доступ к эмоциям самого Заара? Это только ему дозволено доводить тебя до белого каления, а ты не вякай, смерд. И только Кардвин вознамерился сбежать куда подальше, пока позвоночник не решил поиграть в соляной столп снова, как тут же передумал назло самому себе.
 - То есть, у меня нет шансов? – Вскинул он брови.
 - Я, конечно, злопамятный, - усмехнулся баск, - но такие мелочи, как детское «бе-бе-бе», меня не трогают.
 - Да? А я думал, что ты бросаешься с кулаками на любого, кто косо на тебя посмотрит! – Пока Заар держался на расстоянии, Кардвин мог язвить и подтрунивать сколько душе угодно. Стоило Кастадиану сделать шаг, и язык эльфа притворялся мертвым, неподъемным кулем разваливаясь во рту.
- Ты просто плохо меня знаешь, - с улыбкой заметил баск. Кардвин был с ним согласен, но ни в коей мере не стремился исправлять положение.
- Твоя репутация говорит сама за себя, - скромно заметил он.
 - Неужели? – как будто удивился  баск, - и что же она говорит?
А то он сам не догадывается! Эльф фыркнул.
 - О тебе даже стены болтают, мол, ты самый ужасный баск на факультете медицины, - «и в мире!» - Баск, не признающий ничьих авторитетов, не уважающий учителей и…
Кастадиан перебил его раскатистым смехом. Эльф смутился.
 - Ты думаешь, это про меня? Умора.
 - А разве нет?
 - Это про Бойда Роара говорят, он тоже баск. Но не из Тени, а с поверхности. Из Эрении, если быть точным. Столичный мальчик, у которого в жизни было все, - это зависть в нем говорит или как? Эльф удивленно изогнул бровь, но Кастадиан продолжал, - его способности, и физические, и магические впечатляют даже меня. А меня трудно поразить, понимаешь?
Последнюю фразу Заар практически прошуршал, и она вроде бы относилась не совсем к Бойду.
 - У него что, активная искра? – Тряхнул головой Кардвин, избавляясь от непрошеных мыслей. Почему-то Кастадиан в его голове превратился в урчащего тигра, обгладывающего кости этого Роара.
 - Потенциальная, - пожал плечами баск, словно не понимая всей этой суеты вокруг активной силы, - но он из богатой семьи, очень много о себе мнит, – а теперь улыбка превратилась в хищный оскал, не сулящий бедняге Бойду ничего хорошего, - он – лидер факультета медицины. На всех трех курсах. И это пока он не подмял под себя все остальные факультеты. Но я – его злейший враг!
 - Посягнул на его власть?
 - Увы, да, - хохотнул Кастадиан, - он считает меня опасным! Для своего авторитета, вестимо.
«А он зрит в корень» - хотелось проворчать эльфу, но он только скептически хмыкнул. Самого Бойда Роара он толком не знал, и не слышал о его зловещей репутации. Видимо, баски умеют так – охотиться на строго отведенной территории и не переступать границ, мол, ты дразнишь и задираешь этих ребят, и они тебя ненавидят, а я – тех, и они ненавидят меня. Не университет, а клуб юных садо-мазо, причем жаждущих расширять сферы влияния.
 - И что, Бойду мало, что его ненавидит весь ваш факультет? Он хочет переплюнуть тебя?.. У него нет шансов, ты поперек горла у всего университета!
 - Не равняй по себе, - пожал плечами баск, - кое-кто меня любит.
 - Кто? – фыркнул Кардвин.
 - Патрисия, Джейн, та же Элиот… - принялся загибать пальцы Кастадиан. И пока он не сказал «Рила», Кардвин его перебил.
 - Это же девчонки, у них солома в голове! Элиот вообще странная. Не удивлюсь, если Бойда она тоже любит. И не только она.
 - Бойду не нужно всеобщее обожание, он хочет, чтобы его боялись. Чтобы все ходили у него по струнке.
 - Все? Ему придется потрудиться, в университете больше трехсот студентов!
 - Четыреста двадцать два, - поправил Кастадиан. Надо же, какой дотошный! – Бойд жаждет над ними власти. Он король.
 - А ты?
Кастадиан зловеще сверкнул глазами.
 - А я – серый кардинал.
Кардвин усмехнулся уголком губ. Смешные ребята. Чужая ненависть в их устах – прямо-таки священный Грааль какой-то. Напряжение спало. Стало легче дышать, мысли больше не путались в вязком киселе, а слова не сходили с языка как на эшафот – нехотя и пугливо. Как будто баск оборвал свой гипноз, как будто он мог быть нормальным человеком, шутить, улыбаться, прощать…
Нет, последнее вряд ли. Бойду стоило опасаться за свои пока еще целые кости.

Полночи Кардвин провел, размышляя о Тени и ее детях, о беспризорниках, которых судьба толкает на страшные поступки, потому что никому нет до них дела, свалили в большой котел и оставили вариться в голоде и нищете под соусом из плетей и побоев. А богатенькие министры во дворце Императора потом берутся судить несчастных. Сколько историй Кардвин слышал о том, как сирота из Тени вышел на поверхность, выбился в люди и стал заниматься благотворительностью, помогая себе подобным? Ноль! Из Тени не выходил никто, словно тамошние дети привязаны невидимой пуповиной к жестокой и бессердечной матери. Даже тот, кто все-таки выбирался на поверхность, не мог считаться полноценным жителем Баскии, и продолжал влачить жалкое существование уже под открытым небом. Кастадиану повезло, что Арахна или иной бог пробудили в нем искру, иначе он закончил бы в оппозиции среди картежников. Не тех, что играют в карты, конечно, а тех, кого не устраивает современная география. Они – первый враг Палэйдры, что затеяла слияние, и Аранги в целом. Люди хотели прекратить войны, сделав из трех стран одну большую, а добились лишь увеличения внутренних конфликтов. Баски, эльфы и люди как соль, сахар и сода: все по отдельности полезно и необходимо, а смешай – и бурда получится. Вот картежники и недовольны объединением государств, они жаждут вновь возвести кордоны на границах, поделить мир поровну, воздать дань уважения древнейшим правителям. Они прикрывают свои антигосударственные действия красивыми формулировками, но по сути готовы уничтожить новый мир лишь потому, что им не удается вернуть старый. Кардвин знал, что главная задача Стража Света – это борьба с оппозицией, выявление шпионов, поиски подпольных штабов. Конечно, есть и ищейки, но людей с искрой среди них раз-два и обчелся, тогда как Стражи Света все имеют активную силу, чтобы противостоять искровикам картежников – те ведь не гнушаются применять свою искру во вред, хотя это, разумеется, запрещено. И не только общим императорским законом, но и Советом Древних, куда входят самые старые искровики Аранги, из тех, что еще помнят магию. А наказывать они умеют знатно. Кардвин уже успел прочитать историю об «извлечении искры» - малоприятный ритуал, иной раз жаль, что не смертельный.
Эльф специально перескакивал с одной мысли на другую, пялясь в потолок, как законченный бессонник и вцепившись в тонкое одеяло онемевшими пальцами. Лучше уж вспоминать о прошлом и думать о возможных вариантах будущего, чем пытаться трезво оценить настоящее. Ну поболтал он с баском пару минут в пустой комнате, ну показался тот ему практически – ключевое слово между прочим! – нормальным парнем, но это не повод… Не повод воскрешать в мыслях зловещую улыбку, адресованную Бойду, не повод вновь и вновь слышать шуршащий голос Кастадиана, рассказывающего о своей богине, о своем детстве – так легко и просто, как будто оно было озарено солнечным светом и припудрено радугой по самое «не хочу». Заар пугал его, но не тем, что могут его алмазные когти и извращенный разум, а тем, как Кардвин против воли начинал его оценивать. Как-то криво и кособоко, как нормального человека, а не врага номер один, у которого мозги набекрень. А у баска с психикой явно проблемы, иначе он бы не стал расхваливать смерть и восхищаться внутренними органами своих друзей. «Ах, как чудесная почечка, прямо спелая грушка, и надпочечники удались на славу, м-м-м!» Нет, с ним надо держать ухо востро, либо вовсе не иметь никаких дел. Кардвину совершенно не нравились свои новые мысли, настолько не нравились, что он готов был полночи размышлять о картежниках и способах борьбы с ними, нежели думать о Кастадиане Зааре, его змеиной улыбке и хищном взгляде… Ну вот, опять! Картежники-картежники-картежники!
Тщетно промучившись от несправедливости мира, переворачиваясь с боку на бок, Кардвин так и не придумал способа все исправить. Щелчка пальцев и горячего желания не хватало, божественного вмешательства не происходило, и вообще все было из рук плохо, если так посудить. Он тогда понятия не имел, насколько все станет хуже буквально через четыре года. Его мир был как солнечные лучи, скрытые тучами, хотелось, чтоб они светили ярче, а в итоге наступила полярная ночь.