Ленты на мосту

ЛЕНТЫ НА МОСТУ

День начался с мелкой мороси, небо было тяжелым и, казалось, вот-вот обрушится на город проливным дождем. Октябрь подходил к концу, и ничего особенного не было ни в размокших дорогах, ни во всеобщей серости пейзажа, время от времени оживающего яркими солнечными днями бабьего лета - в такие дни особенно навязчивыми были тонкие нити паутины, спешащие куда-то вместе с ветром. Они цеплялись за рукава, путались в волосах, щекотали нос, как будто невзначай опустившись на лицо.

Он задержался взглядом на открытом окне. Мелкие капли тонким слоем покрывали широкое стекло, обрамленное в дорогую деревянную раму, залетали внутрь, опускались на низкий подоконник и занавески, таяли в воздухе. На столе аккуратно были разложены бумаги: дарственная на дом, выписки из банковских счетов, запечатанные конверты с небрежно нацарапанными в правом нижнем углу именами адресатов.

Пододвинув к себе последний конверт, он взял лежащую рядом ручку, но тут же передумал, сложил конверт пополам и сунул в карман пальто. Проведя рукой по гладкой поверхности стола, он обвел глазами комнату, как будто прощаясь со всем, что его окружало. Взгляд его был туманным и отсутствующим, ни на чем долго не задерживаясь, он медленно скользил по изящным контурам гладко отполированной мебели, на мгновение выхватывая из общей картины отдельные предметы - темная, покрытая мелкими трещинками японская ваза в углу, сюрреалистический пейзаж на стене, стакан с водой, пустой фотоальбом на кожаном диване... В этот момент зазвонил телефон, и, ответив коротким “все готово”, он отключился, затем открыл заднюю панель беззащитного перед руками человека девайса и вытащил оттуда сим-карту. Осторожно закрыв обратно крышку, он положил телефон на краю стола, после чего равнодушно разломал пополам сим-карту и, прихватив с собой заранее приготовленные бумаги и подписанные конверты, быстро вышел из дома.

Заварив в термосе чай, она вдруг уронила на пол крышку, откинулась спиной к стене и, с силой прижав руки к груди, зажмурилась от боли. Это был типичный приступ, один из тех, что мучили ее вот уже несколько лет, а она все никак не могла к ним привыкнуть. Каждый день она просыпалась в ожидании нового приступа, все ее движения были предельно осторожными и размеренными, и тем не менее, нарастающие с каждым годом боли всегда были для нее неожиданностью. Как правило, эти приступы случались с ней в самый неподходящий момент - на ужине у друзей, на работе, во время прогулки. Самый сильный и непредвиденный случился с ней год назад, когда от резкой боли она уронила на ногу чайник с кипятком. Уродливый след от ожога так и остался темным багровым пятном, напоминающим клешню краба. Это пятно расползлось от стопы почти до самого колена, из-за чего она никогда не носила коротких юбок.

На улице быстро темнело, как это всегда бывает в дождливые осенние дни. Оправившись от боли, она глубоко вздохнула, положила термос в сумку, накинула пальто и, обмотав шею несколько раз шарфом, быстро вышла под непрерывно моросящий дождь. Она выглядела немногим старше тридцати, и только в улыбке ее время от времени проскальзывала то детская наивность, то старческая отрешенность.

Каждый вечер, вернувшись с работы, она заваривала чай, затем наполняла небольшой алюминиевый термос и, положив его в сумку, отправлялась по одному и тому же маршруту - от дома вверх по небольшому холму, мимо железнодорожной станции, дальше через старое церковное кладбище, упирающееся забором в редкий лесок, разросшийся наверху крутого утеса. Местные власти уже давно поговаривали о том, чтобы вырубить его и расширить кладбище, однако самые активные жители района выразили резкое недовольство таким решением, аргументируя свою позицию тем, что беспризорный лесок, как и сам утес являются популярным местом для отдыха, а старое кладбище и церковь - историческое достояние района, и любое расширение просто уничтожит их историческую ценность. Они собирали подписи, устраивали протесты у здания городской администрации, скандировали какие-то тексты. Решение администрации было временно отложено, проект заморожен. А между тем, у ставшего знаменитостью утеса была и другая, довольно мрачная история. Внизу под утесом протекала широкая река, вода в которой не нагревалась даже летом. При взгляде вниз каменистое дно реки невольно отпугивало случайного созерцателя. Через реку был натянут мост, соединяющий вышеупомянутый утес с противоположным берегом. С некоторых пор этот мост стал известным пунктом назначения у тех, кто желал свести счеты с жизнью, и, если верить статистике, то каждый месяц прозрачные воды реки уносили с собой с полдюжины жизней.

Бросаясь вниз, человек одним махом избавлял себя от долгов, стрессов, тяготеющего за плечами прошлого и пугающего неизвестностью будущего, убегал от ошибок, находил так и не услышанное прощение. И каждый раз после трагедии кто-то привязывал на мосту новую цветную ленту. Деревянные перила были сплошь увешаны лентами - одни завязанные простым, но крепким узлом, другие заплетенные в замысловатые косички и китайские узелки. Кто цеплял ленты на мост, оставалось загадкой, но чем больше смертей случалось в этом месте, тем больше лент появлялось на перилах моста.

Дождь прекратился, и на иссиня-черном небе появились первые блеклые звезды. Темные воды под мостом с шумом разбивались о скалистые берега, унося с собой пучки опавшей листвы. Ветер пел чудную монотонную песню, задувая в пустую ржавую трубу, в которой когда-то был воткнут флаг, а теперь нашли себе приют муравьи. В тусклом свете фонарей прилипшие к мосту мокрые кленовые листья-одиночки похожи были на следы диковинного животного, прорвавшегося в этот мир сквозь неизвестные нам барьеры пространства и времени.

Оглядевшись по сторонам, он решительно ступил на широкие деревянные доски моста. Оставалось сделать всего несколько шагов, и можно будет больше ни о чем не думать, не видеть этот проклятый сон, мучивший его вот уже почти год, не чувствовать угрызения совести. Пропади она пропадом, эта совесть, решившая вдруг проснуться после глубокой многолетней спячки! Что мешало ей остановить его, когда все только начиналось!

Остановившись на середине моста, он вытащил из кармана сложенный пополам конверт, снова огляделся по сторонам и, убедившись, что вокруг никого нет, привязал его к одной из лент, свисающих с промокших перил. Вода с намокшей ленты тут же просочилась сквозь тонкий слой бумаги, и под конвертом проступили чернила письма. Ухватившись за скользкое дерево перил, он легко подтянулся и перебросил ногу на другую сторону.

- Как Вы думаете, сколько здесь метров? - раздался вдруг голос за его спиной, и кто-то быстро схватил его за руку.

Резко обернувшись на голос, он с удивлением посмотрел на появившуюся из ниоткуда молодую женщину, крепко державшую его за руку. В черном пальто, плотно замотанная шарфом, откуда она взялась, эта fata morgana? Еще мгновение назад здесь никого не было. Он замялся, чувствуя, как его решительность постепенно исчезает, а вместо нее просыпается естественный инстинкт выживания и стыд от того, что его уличили в малодушии. В последней иррациональной попытке закончить начатое дело он оттолкнул ее руку, и, не удержав равновесие на скользких досках, эта странная незнакомка упала, уронив под ноги тяжелую сумку.

- Не делайте этого, пожалуйста, - прошептала она, подняв к нему лицо.

В тусклом свете фонаря ее лицо казалось особенно бледным, непросохшие еще от недавнего дождя пряди волос прилипли ко лбу, один конец шарфа размотался и беспомощно свисал с ее плеча. Он с силой сжал мокрые перила и посмотрел на нее. Почему эта чудачка так обеспокоена его судьбой? Какое ей дело, жив он или мертв? Кто она такая? Подобное бесцеремонное вмешательство совсем не входило в его планы! Краска стыда залила его лицо, и, перебросив ногу обратно, он спрыгнул на скользкие доски моста и опустился рядом с ней.

- Вы не ушиблись? - спросил он, едва скрывая раздражение, и помог ей подняться.
- Я в порядке, - улыбнулась она по-детски наивной улыбкой.
- Простите меня, - пробормотал он, растерявшись от ее улыбки и пытаясь подобрать подходящие слова.
- Прощаю! - снова улыбнулась она и, подхватив его под руку, потащила за собой, - пойдемте отсюда! Это дурное место…

С этими словами она быстро увела его с моста и, остановившись на краю утеса зачем-то посмотрела вниз. Он напряженно вглядывался в черты ее лица, слабо прочерченные отдаленным светом фонарей с моста, тщетно пытаясь осознать суть происшедшего на мосту - свою неудачную попытку покончить с жизнью, эту чудаковатую незнакомку, по какой-то неизвестной причине сильно обеспокоенную его судьбой, и, собственно, самое главное, почему он за ней пошел.

Отойдя от края утеса, она вдруг снова уронила свою сумку и прижалась спиной к холодному стволу клена. Мелкие капли посыпались с тонких ветвей, покрывая эту странную парочку серебристым налетом осени. Съежившись в комок, она с силой сжала руки на груди. Пальцы ее побелели, губы дрожали, дыхание было частым и неровным. Ошеломленно наблюдая за неожиданным приступом, случившимся с его недавней спасительницей, наш герой не знал, что ему делать. Осторожно прикоснувшись к ее плечу, он хотел, было, узнать, чем может ей помочь, но тут же сообразил, что она вряд ли смогла бы ответить на поставленный вопрос, и в растерянности осмотрелся вокруг, не зная, впрочем, что именно хотел найти. На земле лежала ее сумка, и, опустившись на колени, он быстро открыл главное отделение и одним движением вывалил все содержимое в надежде найти лекарство от этих неизвестных ему приступов, которыми страдала его новая знакомая. На землю посыпались предметы женского туалета, цветные ленты, кошелек, записная книжка, зонт, термос. Задержавшись на мгновение взглядом на пучке цветных лент, он в замешательстве посмотрел в сторону моста, но тут же забросил их обратно в сумку и, схватив лежащий рядом термос, быстро наполнил чаем алюминиевую крышку-чашку.

Чувствуя, что боли начали утихать, она устало опустилась на землю и, увидев протянутую ей чашку чаю, виновато улыбнулась.

- Спасибо. Это просто чай, - объяснила она, взяв чашку из его рук, - и себе налейте… помогает, знаете, от холода…

Он молча собрал ее вещи обратно в сумку и наполнил вторую чашку. Небо прояснилось и за ветвями деревьев показался круглый диск луны. Ветер утих, и можно было услышать, как обремененные собственным весом капли то и дело скатывались с обнаженных ветвей, падали в опавшую листву и разбивались на мелкие брызги. Допив содержимое своей чашки, она посмотрела на своего нового знакомого повеселевшим взглядом и сказала:

- Одной лентой меньше! - в глазах ее на мгновение вспыхнула надежда на что-то далекое и ему неизвестное.
- Значит, эти ленты… - он посмотрел на нее с нескрываемым удивлением, - их развешивали Вы?
- Да, - она утвердительно кивнула, бросив взгляд в сторону моста.
- Но зачем? - страшные догадки каруселью проносились у него в голове.

Кто эта странная женщина? Что она делает среди ночи на мосту, почему развешивает ленты? И, наконец, зачем она остановила его на полпути туда, куда он готовился уйти вот уже несколько месяцев? Зачем поселила в его душе эту странную неуверенность, которая ему вовсе сейчас была ни к чему? Что ему делать теперь с этой неожиданно спасенной жизнью? Все эти месяцы он готовился к тому, чтобы покончить с ней, а не начинать сначала.

Она с интересом наблюдала за выражением его лица, пытаясь понять, что могло толкнуть этого молодого человека на такой роковой поступок, и что ей нужно сделать, чтобы он никогда сюда больше не вернулся.

- Я прихожу сюда каждый вечер, - тихо начала она, обняв свои колени и опустив голову на руки, - ну, или почти каждый вечер… мне хотелось спасти, удержать от непоправимого шага хотя бы одного человека, но я все время их упускала… Тогда я решила оставлять здесь что-нибудь на память о погибших, в надежде, что это остановит остальных. Сначала я находила и распечатывала их фотографии, но они быстро размокали от дождей, тогда я решила просто повязывать ленты. Вот, смотрите…

Она порылась в сумке и, достав уже знакомый ему пучок цветных лент, разложила их веером на ладони, тщательно отделив друг от дружки каждый цвет.

- Розовые ленты я завязываю в память о молодых девушках, голубые для молодых ребят, синие для мужчин постарше, красные для женщин Бальзаковского возраста, - при этих словах она почему-то усмехнулась, - желтые для пожилых дам, и коричневые для мужчин “за шестьдесят”.
- Зачем Вам это нужно? - он удивленно вскинул брови и взял из ее рук ленты.
- Мне уже недолго осталось, - почти неслышно прошептала она, - всю жизнь я жила неправильно, куда-то спешила, постоянно была занята, никого вокруг не замечала, все делала не так... пропустить сквозь пальцы жизнь - это грех…
- И Вы решили искупить свой грех спасением кого-то другого? - он горько усмехнулся, вспоминая ее лицо на мосту в тусклом свете фонаря.

Она внимательно посмотрела на него, чувствуя, что все делает не так, что ей бы следовало выслушать его историю, поддержать, посоветовать, или что там еще в таких случаях делают. В этот момент она вдруг поняла, что недостаточно просто взять кого-то за руку и увести с моста, и чувство беспомощности начало перерастать в досаду. Она с горечью осознала, что совершенно не готова к разговору с потенциальным самоубийцей. Пальто ее промокло от сырой земли и опавшей листвы, и это только удвоило ее чувство дискомфорта. “А ему, похоже, все равно, что мокрая земля, что снег, - подумала она тогда, - ну, конечно, именно такое настроение бывает у самоубийц...”

- Возможно, я неправа в том, что делаю, - снова заговорила она, и голос ее звучал тихо и уверенно, - но я хотя бы в ответе за свои действия, а Вы… Вы бежите от ответственности!
- Я? - он посмотрел на нее с нескрываемым раздражением, - кто Вам дал право осуждать совершенно незнакомых Вам людей? Что Вы вообще знаете?
- Я знаю то, что Вы не цените жизнь, - она глубоко вздохнула, уперевшись взглядом в темноту, - вообще люди редко ценят то, что достается им бесплатно… Вы знаете, сколько людей в мире борются за жизнь, всего за один дополнительный день, за несколько минут, чтобы успеть сказать кому-то что-то важное, а Вы сидите здесь, молодой, красивый, здоровый, в дорогом пальто, уставший от жизни, и утверждаете, что я не имею права осуждать незнакомых мне людей…
- Вы говорите, как по книжке, - раздражение его все больше нарастало, - покажите мне Ваш смысл жизни! За что тут бороться, когда друзья все выряжены в фальшивые маски, карьера, достижения - все пустой звук, и даже близкие люди вполне способны от вас отвернуться!
- Я не знаю, - она беспомощно пожала плечами, - терять близких - это наша судьба, с этим надо смириться. Когда я узнала о своей болезни, мир для меня перевернулся, и я поняла, что смысл жизни заключается в тех вещах, которые мы обычно не замечаем - в дожде, в лунном свете, в муравье, ползущем по опавшему листку, в том, чтобы уметь созерцать и радоваться... Так мне кажется, а все остальное не имеет значения.

Неожиданно оборвав свой монолог, она закрыла термос, поднялась и, струсив с пальто мокрые листья и кусочки земли, подхватила сумку. Высоко в небе светила луна, ярко освещая каменный утес и старый клен, и мост с завязанными на перилах разноцветными лентами.

- Вы меня простите, - сказала она, виновато опустив голову, - на самом деле, я не знаю, что нужно говорить в таких ситуациях… Вам, наверное, из-за меня только хуже. Я хотела помочь Вам, но, кажется, мне самой нужна помощь…

Слегка наклонив голову на прощание, эта странная незнакомка отвернулась от него и несколько секунд молча стояла, как будто чего-то ожидая. Наконец, завязав разлетающиеся концы шарфа, она быстро направилась обратно к мосту, то и дело проваливаясь в ямки, притрушенные опавшей листвой. Ее ярко-красные резиновые сапоги издавали характерный квакающий звук, и воспоминания из детства вдруг ожили у него перед глазами - теплый летний дождь, и они с сестрой шлепают по лужам в новеньких галошах. Вокруг разлетаются брызги, рядом ластится, играя, чья-то большая собака, с другого конца улицы слышны рассерженные крики матери, а им двоим ничего больше не надо для счастья. И ему показалось, что можно просто протянуть руку и прикоснуться к этому чудному, счастливому, беззаботному детству. Но вокруг была лишь темнота, слабо озаренная лунным светом, старый клен, опавшая листва и деревянный мост, казавшийся призрачным видением, соединяющим два крутых утеса. Возможно, именно так и закончили жизнь все предыдущие жертвы? Не было там никакого моста, это обманчивый мираж манил их, и, ступив на несуществующие деревянные перекладины, они падали вниз и разбивались. Чтобы избавиться от навязчивого наваждения, наш герой тряхнул головой и сжал в руке алюминиевую чашку. Алюминиевая чашка? Он вдруг подорвался и бросился вслед за удаляющимся силуэтом своей новой знакомой.

- Подождите! - позвал он, догнав ее уже на мосту, - Вы… забыли вторую крышку от термоса…
- Спасибо, - она улыбнулась, не глядя на него, и сунула крышку в сумку.
- Эти Ваши ленты, хорошая идея, - заговорил он, оперевшись локтями на обвязанные лентами перила моста, и посмотрел вниз, туда, где всего еще какой-нибудь час назад собирался закончить свою жизнь, - знаете, я ведь, как и Вы, был все время занят, карьера была для меня на первом месте. Отцу это не нравилось, но мне было наплевать на его мнение. В тот день я не смог отвезти мать с сестрой за город, как обещал, из-за внепланового совещания. Сестра плохо водила. Они попали в аварию. Сестра скончалась на месте, а мать через два дня в больнице. Отец прямо сказал, что это моя вина, и он никогда меня не простит. Тогда я так не считал, и прощение отца меня мало заботило. Мне был предложен пост директора, и жизнь в общем-то продолжалась… А год назад начались эти странные сны…
- Какие сны? - спросила она, подойдя поближе и бросив осторожный взгляд вниз на темные воды реки.
- Один и тот же кошмар… да оно Вам не надо, - отмахнулся он.
- Нет уж, раз начали, то давайте уже до конца, - настойчиво возразила она, - я ведь Вам тоже о себе все выложила, Вы даже стали свидетелем моей болезни.
- Вы меня здорово напугали, - согласился он, - что это за болезнь?

Он задал этот вопрос скорее для того, чтобы избежать нового потока воспоминаний, мыслей и сожалений о прошлом, которые в своей совокупности стали причиной, по которой он оказался сегодня на этом злополучном мосту. Все, что нужно было сейчас, это перестать думать о своей внезапно обретенной жизни, и сосредоточиться на чужой беде - как знать, возможно, именно это и есть путь к спасению.

- Рак, - ответила она и пожала плечами, - некоторые пациенты выживают после лечения, но это лечение хуже самой болезни, так что, я отказалась от него.

Он резко повернулся к ней, и был удивлен умиротворенной улыбкой на ее лице. Год назад, осознав свою вину, преследуемый ночными кошмарами, он почувствовал полное отвращение от жизни. Он старался поскорее закончить все процедуры с оформлением дарственных и пожертвований, пытаясь таким образом заглушить всепоглощающее чувство вины, чтобы поскорее прекратить свое существование, ставшее вдруг бесцельным и бессмысленным. Почему же она, умирая, приходила сюда каждую ночь в надежде кого-то спасти? Почему она боролась за жизнь, полную боли, отказываясь от лечения? И, может быть, действительно все дело в умении созерцать и радоваться простым вещам?

- Это же… - он запнулся, не решаясь произнести последнее слово.
- Самоубийство? - договорила за него она,как будто прочитав это слово у него в глазах, - ошибаетесь, я просто не хочу умирать прикованной к больничной койке, начиненная медикаментами, как рождественская индейка. Но сейчас не обо мне… Скажите, Вы не пробовали звонить отцу?
- А зачем? - лицо его снова помрачнело, а взгляд стал далеким и отсутствующим, - чтобы лишний раз услышать, что он не желает меня видеть?
- Я думаю, он давно простил Вас, - она придвинулась совсем близко и заглянула ему в глаза, - и, возможно, ждет Вашего звонка, также не решаясь позвонить первым. Но кто-то же должен разбить этот замкнутый круг, и я считаю, это должны сделать Вы.
- Возможно, Вы правы, - согласился он, отведя взгляд, и воспоминания снова окатили его тяжелой волной, - но отцу звонить я не стану, не могу.

Она понимающе кивнула, отвернулась от воды и, прислонившись спиной к обвязанным лентами деревянным перилам моста, подняла лицо к небу. Рукава их пальто соприкасались, и, возможно, впервые за последние несколько месяцев он почувствовал, что совсем не готов к тому, чтобы оборвать свою жизнь. И прыжок, который он чуть было не совершил всего в нескольких шагах отсюда, вдруг показался ему полным безумием. Вдохнув воздух полной грудью, он почувствовал, как будто пробудился от тяжелого продолжительного сна. Она была права, все это время он просто пытался убежать от ответственности, хотел откупиться деньгами, раздавая пожертвования, надеялся, что где-то там, за пределами этой жизни, все будет иначе, все просто закончится раз и навсегда. Только он не знал тогда, что, прыгая с моста со всем багажом своей вины, он непременно заберет весь этот багаж с собой. Уходить нужно с легким, не обремененным сердцем, предварительно закончив все дела. Оборвав свои мысли, он посмотрел на свою новую знакомую. Она больше не раздражала его своим присутствием, и ее лицо в серебристом лунном свете вдруг показалось ему необыкновенно красивым. Почувствовав на себе его взгляд, она повернулась к нему и улыбнулась своей чудной улыбкой.

- Пойдемте отсюда, - предложила она, поправляя сдвинутые ленты на перилах.

Неожиданно о чем-то вспомнив, он пробежал взглядом по тщательно завязанным цветным узлам и быстро направился к середине моста. Она непроизвольно подалась вперед, напряженно наблюдая за его движениями. Остановившись на том самом месте, где она схватила его руку на полпути в никуда, он присел на корточки и аккуратно отвязал привязанный там ранее конверт. На месте узла бумага совсем промокла и беспомощно расползалась в руках.  Помешкав несколько секунд, он уверенно разорвал письмо на мелкие куски и бросил в реку. И холодные воды прожорливо проглотили этот недолговечный плод человеческой цивилизации.

Он плохо представлял себе, что будет делать с наступлением утра, однако желание оказаться по ту сторону моста становилось все слабее, и в сердце вдруг зародилась слабая надежда на что-то новое и светлое.

- Вы, наверное, сочтете меня сумасшедшей, - снова заговорила его чудная незнакомка, когда они вышли к ярким огням железнодорожной станции, - но иногда я испытываю благодарность за свою болезнь, она дала мне возможность многое переосмыслить в жизни…
- Тогда нам с Вами по пути, - усмехнулся он, обрадовавшись при виде станции так, как радуется оазису истомленный пустыней путник.
- Хотите, я позвоню Вашему отцу? - неожиданно предложила она, остановившись под яркой вывеской небольшого кафе.

В этом кафе по утрам выстраивались очереди спешащих на работу пассажиров. Получив свою порцию утренней энергии, а именно - картонный стакан с горячим кофе и какой-нибудь типичный круассан, все эти люди торопились на поезд, не замечая друг друга. Затем, усевшись в мягкие кресла, они медленно потягивали свой кофе, уткнувшись в экраны телефонов и планшетов. И, наконец, услышав свою остановку, быстро выбегали, протискиваясь между такими же уткнувшимися в телефоны пассажирами, стоящими в проходе. И где-нибудь на таком же типовом перроне такой же типовой станции опустевший картонный стакан заканчивал свою жизнь в корзине для мусора, позже отправлялся на переработку и возвращался к жизни в какой-нибудь новой бумажной форме, так и не достигнув нирваны.

Какое-то время он молча смотрел на нее, испытывая смешанное чувство внезапно вспыхнувшей надежды, неловкости, благодарности и еще чего-то, пока ему неизвестного и с трудом объяснимого. И ее лицо в свете ярких неоновых вывесок снова показалось ему необыкновенно красивым. Кажется, он даже разглядел цвет ее глаз.

- Вы? - переспросил он и улыбнулся впервые за время их знакомства.
- Ну вот, я всегда сую нос не в свои дела, - смущенно пробормотала она, повернувшись лицом к станции, - просто я подумала, что мне, как человеку незнакомому, было бы легче начать разговор…
- А что, это мысль, - он снова улыбнулся, - пожалуй, можно попробовать…
- Правда? - она снова повернулась к нему, и глаза ее загорелись от волнения, - Вы согласны?

Он молча кивнул, с интересом наблюдая за ее реакцией. Мимо пронесся без остановки поезд дальнего следования, оглушив их стуком колес. На перрон спустились несколько человек с тяжелыми чемоданами и, приглушенно что-то обсуждая, остановились у металлической скамьи.

- Сейчас уже поздно, - скороговоркой заговорила она, - давайте встретимся утром в девять, здесь, у этого кафе?
- Договорились, - он утвердительно кивнул.
- Только обещайте, что придете, - она с надеждой заглянула ему в глаза.
- Обещаю, - ее искренность вызывала у него умиление.
- И еще… - она запнулась, подбирая слова, - обещайте, что больше не пойдете туда… к мосту...

Он снова улыбнулся и протянул ей руку. И в этот момент она почувствовала, что наконец-то сделала что-то так, как надо. Крепко сжав его руку, она обещала вернуться к девяти и быстро пошла вдоль перрона к мосту, переброшенному через железнодорожные пути.

Опустившись на край тротуара, он еще долго смотрел ей вслед, пока ее тонкий силуэт не начал расплываться, растворяясь в ярких бликах огней, разрезающих ночную темноту. И в воздухе эхом разлеталось “кваканье” ее ярко-красных резиновых сапог, то и дело разбрызгивающих лужи на асфальте. И опавшая листва, приподнимаясь, снова тяжело опускалась на землю, обремененная влагой. Он опустил глаза, стараясь не думать о том, что произошло этой ночью. Эта странная незнакомка не просто остановила его от рокового шага, она подарила ему надежду и веру в то, что что-то еще можно исправить. Придет ли она утром, как обещала?

Темнота над станцией сгущалась. Ему было некуда идти, и, застегнув поплотнее пальто, он направился к металлической скамье, установленной на перроне, где еще несколько минут назад стояли путешественники с чемоданами. Внезапно из темноты вынырнул знакомый женский силуэт. Она стояла перед ним, прижав руки ладонями к груди.

- Мне кажется, это неправильно оставлять Вас сейчас одного, - тихо сказала она и улыбнулась своей чудной улыбкой.

August 2017