Рождение творящих. 10. Дед Путя. Задача Всевышнего

Дима выступал везде, где были люди, но подземный переход и торговая площадь были их с дедом Путей любимыми местами. Людей здесь было больше всего. И никто не мог пройти равнодушным мимо веселого гармониста и танцующего мальчика.

Дима привык к хромому музыканту. А то, что его имя было созвучно заветному слову «Путь», развеяло все его сомнения. Конечно же, старик - тот, кого Дима должен был встретить, именно о нем говорила мама. Одним долгим вечером дед поведал Диме удивительную историю, как однажды он забрел в храм, старик как сейчас помнил название того монастыря – Параскевский. Оно показалось мальчику очень древним и звучало как-то необычно. Путя рассказал о видении: ангелы предрекли ему встречу со светловолосым мальчиком. Они просили помочь ребенку, направив к свету и оградив от зла.
Воспоминания о той ночи бередили душу Пути, и до сих пор вызывали священный трепет.

***   

Февральской мокрой и серой оттепелью,  безысходной, как вся его жизнь, старик переступил порог белокаменной церквушки. Здесь было тепло. Высокие расписные своды, запах свечей и красота убранства вскружили голову, да так, что старый нищий не удержался и упал на колени перед иконами. Слов молитвы он не знал, поэтому просто стоял на коленях, покачиваясь из стороны в сторону, повторяя про себя: «Спаси, Господи, спаси, Господи…».
Людей в церкви было мало, он видел лишь нескольких монашек, да статного священника. Шла служба. Заходили еще люди, впуская за собой стылую прохладу. Монотонное пение усыпляло старика. Он попытался подняться, но ноги не слушались. Путя так и остался сидеть на каменном полу. В стороне от него крестились и кланялись Богу люди, пели заунывные молитвы певчие. Это успокаивало и усыпляло. Путя закрыл глаза. Ему показалось, что он моргнул, но когда открыл их, понял, что церковь опустела. Над ним склонился священник. У Пути не было сил говорить, ему вдруг стало стыдно за себя за свой вид, за свою жизнь. Он лишь благодарно закивал, молитвенно складывая ладони. Но священник его не осуждал, он говорил тихим голосом, увещевая и призывая обратиться к Господу. Это было странно, ведь таких, как этот старик бомж, обычно прогоняли отовсюду.
Священник велел монашкам устроить его на ночлег. Те отвели ему мрачную и холодную келью, предназначенную для паломников. Путя допил припасенную бутылочку, купленную на последние гроши у одной тетки из ближайшего села, и улегся спать на жесткую сырую постель. Он искренне благодарил Бога за ночлег под крышей, за пищу, которую монахини принесли ему. Засыпал он с мыслями о божьей благодати, что явилась ему сегодня в храме.
      В эту ночь приснился нищему странный сон: подошла к нему молодая очаровательная девушка, он помнил ее ясные голубые глаза, казалось, что на него глядит само небо. Он засмотрелся на красавицу, даже во сне удивившись, что она вот так подошла и не боится, не отворачивается от него, не морщит свой маленький носик. Девушка, напротив, очаровательно улыбнулась и посмотрела на своего спутника. Только сейчас Путя заметил, что она не одна.
Рядом с девушкой стоял высокий мужчина, ни молодой, ни старый, он мог быть как отцом, так и братом красавицы. Они чем-то были неуловимо похожи, от обоих шел ровный, обволакивающий свет. Мужчина смотрел на старика с высоты своего роста. Взгляд его был суровым, но не гневным. Просто серьезным, внимательным, как будто он смотрел в самую его душу.
«Ты должен защитить ребенка, который придет к тебе. Мальчик придет один, и в нем будет неведомая сила. Если в тот день ты отвернешься от него, у тебя не будет другой судьбы».

Не ушами, но всем телом внимал Путя этим словам. Старик не на шутку испугался, он даже во сне почувствовал, как по ноге побежала теплая струйка. Чувство стыда проснулось в нем, он не смел посмотреть в глаза красавице, боясь увидеть в них отвращение. Путя хотел только спросить, когда и где он встретит этого мальчика.
Человек из сновидения внимательно посмотрел на старика и положил ему в рот что-то кислое и вязкое. Путя не смог ни проглотить, ни выплюнуть это. Горло сжалось. Жуткий спазм, вызванный этой пакостью, не позволял ему дышать, не то, что говорить.
Так он и проснулся, кашляя и брызгая слюной. Он до сих пор не мог забыть этого вкуса и слов ангела из сна. В тот же день старик Путя, возблагодарив святое место, отправился искать мальчика. И больше всего он боялся поначалу, что не встретит его. Или мальчик отвернется от провонявшего мочой бомжа... Но, что самое странное, после той ночи он избавился от постоянной тяги к спиртному и уже не ходил под себя.

В один из первых теплых весенних дней Путя забрел на одну закрытую в зиму дачу. Найдя в домике кусок мыла, помылся талой водой. В комоде отыскалась более-менее подходящая одежда – затертая и старая, пахнущая сеном и землей, но все же не его грязные лохмотья. Там же, на даче, Путя нашел гармонь, спрятанную хозяевами под металлической койкой.
Когда-то, в молодости, он довольно-таки сносно играл на этом инструменте. Пальцам понадобилось лишь несколько дней, чтобы вспомнить, куда следует нажимать, и как растягивать меха, дабы добиться нужного звучания.
Так жизнь у бомжа Пути стала налаживаться, теперь он видел смысл в своем существовании и относился к доверенной ему миссии с большим трепетом. Он мог теперь зарабатывать на хлеб своим трудом, не спал под открытым небом, а всегда имел копеечку, чтобы устроиться в ночлежке. И, хотя Путя по-прежнему был бомжом и попрошайкой, но каждый день умывался и мыл руки, стирал по необходимости одежду. Дожив до осени, он со страхом думал о грозящей зиме.
И вот, Господь наконец-то привел к нему мальчика - одинокого и светлого, как солнце, танцующего так, что все нервы в груди напрягались в единую струну. Даже старая гармошка, когда танцевал Дима, начинала играть по-другому, более звонко и ласково, без присущего ей воя...
Ему удалось снять комнату в общежитии после того, как хозяйка засмотрелась на их выступление в переходе. И старик был спокоен, что нашлось достойное жилье. Дима привязался к нему, и вскоре стал называть Путю дедушкой. От этого у старика на глаза наворачивались слезы. Тогда он начинал сурово хмуриться, стараясь скрыть их. Путя и не думал никогда, что его так кто-нибудь назовет. Всю жизнь он был один.

Родителей Путя лишился еще в годы войны, тогда ему было не больше пяти лет от роду. Потом он жил на попечении у дальних родственников. Учился кое-как, жили они бедно. Мачеха не любила его, по всему видно, просто терпела. Он прятался от отчима - тот порол нещадно, когда оказывался дома. Приемный папаша его был из тех, кто появляется раз в несколько лет, потом снова пропадает. Родным домом для отчима была зона. И, конечно же, тот не переминул воспользоваться помощью мальчишки в своих нечистых делах.
Счастливо избегнув детской колонии, он попал на зону совсем молодым, тогда еще не Путей, а Савелием Путевым, вместе с отчимом, по статье «кража государственного имущества». Вернувшись, Савелий твердо решил встать на ноги.

Его взяли на работу в колхоз. Председатель был хороший мужик, посочувствовал ему, понимая дурное влияние отчима, что заставил его свернуть на кривую дорожку.

У молодого человека появилась мечта - стать музыкантом. Он начал учиться играть на гармони у соседа. Тот был строгим, но талантливым: в народном оркестре играл. Дядя Ваня подружился с юношей, хвалил его игру, идущую от сердца. Музыкантом Савелий становился хорошим – его гармонь манила слушателей, а когда звучала плясовая, никто не мог усидеть на месте.   
Может, и сложилась бы судьба иначе, да приглянулся он, как на грех, одной распутной девице. У них на селе было гуляние в честь праздника, Савелий играл на гармони. Она крутилась вокруг него весь вечер, а потом с собой увела. Опоив Савелия, соблазнила его. А девочка-то родственницей приходилась, любимая дочь своих родителей. После того как поняла, чем обернулись ее выкрутасы, устроила истерику на глазах у соседей, и сразу в милицию побежала. Видите ли, быть изнасилованной легче, чем девицей, нагулявшей от троюродного братца-уголовника.
       Так Савелий обрел свой второй срок, за изнасилование малолетки. Сам себя он виноватым не считал, и вначале сильно злился, но постепенно стал понимать, что на зоне не так уж и плохо. Помимо старых знакомых, преимущество было в отношении к нему окружающих: не было едва скрываемого презрения, разговоров за спиной (Мол, яблочко от яблони…»). Жаль было только потерянной мечты.
Когда его снова выпустили, довольно скоро стало очевидно, что ему ничего не остается, как снова вернуться на казенные нары.
Родственники его больше не признавали, дома у него не было. Даже дядя Ваня, и тот куда-то сгинул. На работу после второй отсидки не брали, так только, по мелочи. Жить было не на что. Он перебивался грузчиком, подворовывал немножко. Потом встретил знакомого, кореша, стало быть, с которым сидели вместе, когда в первый раз, за пособничество вместе с отчимом, загремел. Путя, как его теперь называли, как-то сразу приобщился к его компании, много пил, подхватил от проститутки какую-то заразу. Тогда чисто случайно повезло попасть к старушке-знахарке. Почувствовав себя лучше, он тут же сбежал от неё: побоялся, что друзья-приятели обчистят бабушку. После очередной попойки его друг куда-то пропал, может, окоченел где, может, зарезали ненароком. Да, впрочем, Путя не слишком об этом задумывался. Он лишь продолжал существовать, перебиваясь, чем придется, да кляня жестокую судьбу.
      
Все это осталось далеко в прошлом, теперь у Пути появился внучек. Мальчик, несомненно, обладал необыкновенной силой, про которую говорили в том вещем сне ангелы. Старик, хотя и не считал себя особо верующим, теперь, проходя мимо церквушки, расположенной на соседней улочке неподалеку от общежития, обязательно крестился и благодарил Бога за внука.
     Так шли  день за днем. Мальчик всем сердцем полюбил старика. Он смотрел танцы по телевизору в общем холле и танцевал целыми днями, даже по вечерам в комнатушке, где батареей служила одинокая едва теплая труба вдоль плинтуса. Его движения, хоть и представляли собой смесь элементов разных видов танца, завораживали своей энергией и интенсивностью. Порой Путя не выдерживал.
- Угомонись, Бога ради! – ворчал он, умоляя. - Скоро ослепну от твоего мельтешения.
Мальчик останавливался и садился с ним рядом, абсолютно счастливый, как всегда после танца. Он слушался старика, и за все время ни разу и словом не обмолвился ни о маме, ни о своей прежней жизни.
По обветшалой одежонке Путя догадался, что прежде мальчик жил в достатке. На пришитой этикетке куртки до сих пор красовалась иностранная надпись, по старой воровской сметке старик понял, что вещичку шили в Англии. Да и легкие, не по сезону башмачки, были из натуральной кожи, и за все время не потеряли ни формы, ни прочности. Одежда была ему явно впору, не ворованная.
Путя не раз задумывался: как такой ребенок мог оказаться брошенным? Раз его кормили и одевали – значит, любили. Мальчик же будто и не вспоминает про родителей. Погибли, наверное, вот и молчит. Явно, что на улице он оказался совсем недавно. Манеры у Димы, как у принца: вежливый, аккуратный, вилку всегда держал в левой руке, ложку – в правой. Мог ножиком разрезать жесткие куски старого мяса, купленного на черном рынке, и ел с таким видом, будто в ресторане. Компоты любил, для этого они с дедом набирали возле магазинных контейнеров подпорченные фрукты.
Очевидно, мальчик не был неженкой, навыки полезные имел: укрепил ремешок у гармони, выстругал ему новую палку (старая-то совсем разломалась). Все, что он делал, выполнялось с детской непосредственностью. Старик любовался Димой, испытывая при этом трепетное чувство, словно не мальчик жил с ним рядом, а самая настоящая Птица Счастья.

***
     Конечно, Путя и представить не мог, что с обычного монитора, какие можно купить в любой компьютерном магазине,  за мальчиком с не меньшим интересом наблюдает еще один человек.
Показатели парнишки изменялись всякий раз, когда Дима начинал танцевать. Но при этом они не превышали отметки в десять балов. Или мальчик был слабее своих сестер, или не смог до конца раскрыть свои способности. Саймуса обнадеживал тот факт, что паренек использует свой дар постоянно, цифра на дисплее больше не опускалась ниже пяти.
Саймус проверил показатели девочек.
Мариша все еще в тяжелом состоянии, жизнеспособность снижена, за последнее время она поднялась с 0,5 до отметки 35. Саймус предполагал, что девочка сама продолжает себя восстанавливать. Обстановка вокруг нее наконец-то стала спокойной.

Татьяна – все просто великолепно! За это время она подняла свой магический потенциал до 84. Ее вторая жертва была скорее случайной, и не смогла надолго насытить ее. Добывать еду Тане становилось все сложнее. И это неудивительно. В магазинах за ней пристально наблюдали охранники и спереть удавалось редко. Вид брошенки уже бросался в глаза, на рынке тоже ее уже запомнили и сразу прогоняли. Рыться в мусорках она, похоже, не любила. И тогда девочка потихоньку стала искать тех, у кого она сможет забрать жизненные силы, не убивая.
Теперь она действовала так: находила человека, преследовала, и когда они оставались наедине, устанавливала зрительный контакт. Самым сложным было вовремя остановиться, и, как ей казалось, у нее получалось. Таня некоторое время наблюдала за ними. Ослабленные, но, главное, живые, они уходили. Для завершенности эксперимента, Саймус наводил справки о пострадавших людях. Выяснилось, что те все-таки умирали в ближайшее время. Лишь один пока находился в реанимации в состоянии средней тяжести. Но Таня ни о чем об этом не подозревала. Не девочка, а энергетический вампир-убийца… А такой ангелочек с виду!

Саймус понимал, что эксперимент, длящийся почти десять лет, подходил к завершающей стадии. Ученый с нетерпением ждал, когда заказчик даст сигнал вступить с ними в контакт.