Филитон

        В кабинете главного редактора было душно, сломался кондиционер. Июльская жара задувалась в кабинет через раскрытое настежь окно. В окне развевался тюль, кутая лысую голову редактора свадебной фатой.
         Увидев меня, главный редактор нервно дёрнулся, словно пытаясь спрятаться под стол, потом с надеждой посмотрел в окно, но, тяжело вздохнув, передумал – за окном был девятый этаж.
         – Ну-с, – с наигранной лёгкостью спросил редактор, – что на этот раз? 
         Я нерешительно переступил с ноги на ногу и неуверенно сказал:
         – Вот, быль придумал.
         – Быль? – занервничал редактор, – чудненько! Ну-с, давайте прочтём.
         Он, взял папку с рукописью, и словно нечаянно, бросил наотмашь в раскрытое окно. Папка ударилась о раму и громко шлёпнулась на пол.
         – Чёрт! – выругался главный редактор и поднял папку с пола.
         Он, развязал тесёмки и, посмотрев на меня с ненавистью, стал читать

                БЫЛЬ

                МИНЗДРАВ ПРЕДУПРЕЖДАЕТ

        В приёмный покой белгородской больницы пришёл незваный пациент. Пришёл сам, без принуждения.
         – Чё надо? – вежливо спросила дежурная медсестра.
         Старая и поношенная, медсестра была в коротком белом халате. На обрюзгшей складчатой шее сестры болтались жемчужные ожерелья, золотые цепи с бриллиантовыми подвесками и несколько зобов. По количеству ожерелий можно было узнать, сколько душ сгинуло в больнице.
         – Так это, в боке у меня колет. Второй день уж как, – робко пожаловался пациент.
         – В боке, говоришь, – ощерилась сестричка, – ну, молись унылый. Щас врача позову, – пообещала она.
         Дежурная сестра пнула дверь своей толстой ногой и заорала в открывшийся проём:
         – Тута колика пришла. Врача зовите, да поскорше, пока не сбежала.
         В приёмный покой уверенно вошёл здоровенный дежурный хирург из торакального отделения. На нём был синий хлопковый костюм. В руке хирурга блестел разделочный нож. Дежурный хирург за шкирку поднял пациента с кушетки, холодно заглянул в глаза и хмуро спросил:
         – Родные знают, куда ты пошёл?
         Болтаясь в сильной руке дежурного хирурга, пациент утёр рукавом набежавшую соплю и тихо сказал:
         – Милостью министерства здравоохранения, один я в живых остался. Вся родня давно уж ножки протянула. Спасибо заступнице нашей, пресвятой Веронике.
         Пациент поискал взглядом портрет Скворцовой, нашёл, и истово перекрестился.
         Не выпуская пациента из рук, дежурный хирург спросил у сестры:
         – Анализы у жертвы взяли?
         – Чего их брать-то? – удивилась сестра, – всё равно сдохнет.
         – И то верно, – согласился хирург, поставил пациента на пол и, молодецки размахнувшись тренированным кулаком, ударил того в левое ухо.
         Пациент рухнул на пол, из уха потекла кровь.
         Сестра схватила со стола стакан, только кольца звякнули о стекло, подбежала к пациенту, подставила стакан к уху, набрала с верхом и, прежде чем вернуться за стол, макнула в стакан палец и этим пальцем помазала губы портрету Скворцовой. Та, громко сглотнула.
         Сестра села за свой стол, стакан поставила на журнал регистрации больных и накрыла марлевой салфеткой.
         – Оставлю себе на вечер, – сказала она дежурному хирургу, – а то чай попить не с чем.
         Хирург согласно кивнул и совсем уж, было, собрался уходить, но тут пациент сел на пол, открыл глаза и тяжело покачал головой.
         – Что-то, у меня ухи звенят, – жалобно сказал он хирургу.
         – Жив, тварь, – удивился хирург и повернулся к сестре, – вези его в операционную, на стол накроем.
         – Правильно! – обрадовалась сестра, – всё равно сдохнет.
         В операционной пациенту обрадовались. Его бросили на стол, бинтами привязали к столу руки и ноги, и стали разглядывать тушку.
         Раскрасневшийся анестезиолог оторвался от бутыли со спиртом и грозно потребовал:
         – Мне, это, рубани мякоти на фарш. Всё равно ведь сдохнет.
         Тощая операционная сестра проглотила слюнку и жадно спросила:
         – А яйца свежие? За какое число?
         Дежурный хирург посмотрел на календарь и ответил:
         – Свежие. Сёдняшние.
         Тощая операционная сестра зажурчала животом и быстро сказала:
         – Чур, мне десяток.
         – Дура, – обиделся дежурный хирург, – иди отсюдова, анатомию учи.
         Стали подтягиваться коллеги из других отделений. Оно и понятно, редко случалось, чтобы в больницу попадал свежий человек. В основном на «Скорой» уже тухлятину привозили.
         Толстая заведующая, та, что из законодательного собрания, принесла сковородку – по обычаю полагалось жарить свеженину. Бледные студенты оставили практику и, втягивая носами запах плоти, стали мять больному живот, отыскивая ливер.
         Из детского отделения пришла заведующая, Наташка Павлова. Она шла медленно, предвкушая и мелко трясясь от жадности. Слабые Наташкины ножки пошатывались и гнулись под тяжестью вздутых амбиций.
         Все дети, заточённые в её отделении, были собственностью заведующей. В палатах она откармливала их за счёт городского бюджета, а потом сосала детскую кровь. Но только кровь первой группы и резус положительную. А сейчас, Наташка Павлова подошла к операционному столу и стала глодать пальцы пациента, сплёвывая ногти.   
         Дежурный хирург ногами отогнал Наташку Павлову от стола, взмахнул ножом, с хрустом воткнул его в грудину пациента и сделал глубокий разрез. Все вожделенно застонали. Пьяный анестезиолог разорвал на себе халат, погрузил руки глубоко в тело пациента, потом их вытащил и намазал на своей волосатой груди ритуальный красный крест. Все завыли. Пьяный анестезиолог хлебнул из бутыли и крикнул:
         – Человек, почки соте два раза! Всё равно сдохнет!
         Хирург отрубил пациенту ноги, срезал с них мякоть и бросил на сковороду. Разделали пациента. Всё равно ведь сдохнет.
         Наташка Павлова затянула глаза бельмами, нащупала кости отрубленных ног, припала к ним ртом и стала сосать мозг – своего-то нет.
         Когда дежурный хирург съел первый кусок жареного пациента, схватив его рукой прямо со сковороды, голова пациента, вдруг, раскрыла рот и из последних человеческих сил шепнула:
         – Побери вас Бог, вместе со всем министерством здравоохранения.
         И действительно, сдох пациент.


         Прочитав быль, главный редактор отложил рукопись, прижал обе руки к груди слева, бросил под язык какую-то таблетку и посмотрел на меня поверх очков.
         – Вали отсюда, – сказал он, наконец, вволю насмотревшись, – пока я тебе глаз не натянул.