8. Смятение

 

  Выбежав в широкий коридор под стадионом, она чуть не наскочила на стоящих друг против друга мужчину и женщину. Перед глазами её поплыли тёмные пятна от внезапной перемены яркого солнечного света на полумрак свода, поэтому она, обойдя пару, медленно, на ощупь по стене стала проходить дальше. Ни он, ни она не обратили на неё внимание. Авиталь продвинулась уже шагов на семь, когда вдруг услышала знакомый мужской голос. Негромко, но ясно и твёрдо голос произнёс:

 — Возвращайся к матери.

  Авиталь остановилась, осторожно повернула голову и узнала Децимуса. Он стоял в проходе боком, а напротив него стояла та самая девушка, которая перед выходом Ирода перегибалась через перила. Это ей Децимус сказал «возвращайся к матери». Глаза Авиталь уже начали привыкать к полутьме, поэтому лицо девушки она смогла разглядеть.

  Та ошеломлённо смотрела на собеседника, словно хотела и не могла понять его слова; неровное дыхание и дрожащее платье выдавали сильное волнение. Авиталь стала всматриваться внимательнее. Недоброе, гордое лицо; глаза холодные и скорее гневные, чем просящие.

  Хотя... В застывшем взгляде на миг вдруг промелькнуло такое страстное отчаяние, что стоящий перед ней солдат опустил голову. Они безмолвно стояли так, пока незнакомка, оторвав взгляд от мрачного лица офицера, не заметила у стены серую фигурку Авиталь, наблюдавшей сцену. Тут к светловолосой вернулось самообладание. Она, уже не дрожа, гордо вскинула голову и бесстрастным высоким голосом произнесла:

— Плебей.

  С этим она повернулась и, не глядя на Авиталь, прошла мимо, к выходу,  ведущему на царский балкон.

  Авиталь видела, как Децимус медленно поднял голову и некоторое время смотрел прямо перед собой; потом развернулся и пошёл в другую сторону. Её он не заметил.
Где-то она уже видела похожий твёрдый взгляд и спокойное движение поднятой головы. В памяти всплыло, но тут же исчезло неясное воспоминание.

  Тут она вспомнила, зачем спустилась к выходу. Домой, скорее домой.

  Глаза её уже привыкли к полумраку коридора, поэтому она быстрее пошла между толстыми колоннами, но вдруг снова услышала мужские голоса. Группа легионеров, среди которых она узнала Луция, шла навстречу Децимусу. Этот отряд, скорее всего, дежурил в коридорах под стадионом.

  Авиталь метнулась за ближайшую колонну и, задержав дыхание, стала прислушиваться.

  Солдаты говорили мало, их голоса ударялись о каменные своды и смешивались в невнятное гудение. Но зато где-то совсем рядом она расслышала странное шуршание и женское хихиканье. Повернув голову и вглядываясь в полутьму она различила, как за соседней колонной большая волосатая мужская рука с растопыренными пальцами удерживала женскую ногу выше колена. С отвращением Авиталь отвернулась.

  Двумя колоннами впереди неё тоже кто-то прятался. Авиталь заметила мелькнувший подол длинного платья, но шорохов оттуда слышно не было.

  Она вжалась в колонну. В груди — в который сегодня раз — дико колотилось одеревеневшее сердце. Хотелось только одного: поскорее вырваться из этих полных разврата каменных ульев, в которых как пчёлы копошились — каждый за своим гнусным занятием — чужие, недобрые люди.

  Вдруг платье за колонной показалось снова, и через мгновение Авиталь разглядела прячущуюся от легионеров невысокую плотную женскую фигурку, стоявшую к ней спиной и тоже прислушивающуюся к голосам. Девушка была из иудеек, это было ясно и по кудрявым чёрным волосам, и по небогатому льняному платью, схожему с её. Авиталь облегчённо выдохнула: не враг.

  Она неслышно подкралась и тронула девушку за рукав. От неожиданности та подпрыгнула, развернулась, и на Авиталь с миловидного широкоскулого лица уставились круглые испуганные глаза. Авиталь прижала к губам палец и, убедившись, что незнакомка не вскрикнет, хрипло зашептала:

— Ты кто?
— А ты кто?
— Авиталь. Ты что здесь делаешь?
— Тебе какое дело?

— Никакого. Мне бы выбраться отсюда... Я не хочу им, — Авиталь кивнула в сторону воинов, — показываться на глаза.

  Девушка с мгновение разглядывала Авиталь, потом с порицанием ответила:

— Они совсем не такие плохие; я некоторых знаю, они ничего дурного тебе не сделают.

  С этими словами она отвернулась и снова стала рассматривать воинов. Авиталь тоже осторожно выглянула из-за колонны. Лучи света из прямоугольного выреза выхода косо прорезали полумрак коридора и прозрачной стеной разделяли прячущихся девушек от стоящих по другую сторону прохода солдат.

— Вон тот с краю такой красивый... — вырвалось вдруг горячим шёпотом у незнакомки.

  Авиталь решила, что та говорит о Децимусе, потому что он стоял чуть в стороне, спиной упираясь в столб. Руки его были сложены на груди и он задумчиво смотрел куда-то вдаль. Лицо было серьёзным и непроницаемым, и будь у Авиталь больше опыта, она бы призналась и вслух, что за маской этой скрывается сердечная боль.

  «Никому не сказал про светловолосую; стоит и тоскует о ней, хотя отправил её к матери. Не ответил на оскорбление, но всё равно выиграл этот их поединок, молчанием и выиграл. Неизвестно, что между ними там было, но она, о, я это точно знаю, лицо бы ему расцарапала, если бы могла. В чём-то он отказал ей, и сам страдает. Кто она такая? И кто такая эта еврейка, которая тайно за ним наблюдает?»

  Вслух Авиталь сказала:

— Очень красивый, и, мне кажется, очень хороший человек.

  Незнакомка взглянула на Авиталь:

— Да нет же, не тот, не у колонны! Тот, который со шлемом под мышкой.
 Авиталь встала на цыпочки и глянула ещё раз. Солдат со шлемом был из тех, кого Децимус представил Авиталь, когда она была с Эламом. Оказывается, иудейка восхищалась тем невысоким воином, который был старше  товарищей и имени которого Авиталь не запомнила. Она удивлённо воскликнула:

— Так он же старый! Ему лет тридцать, не меньше!
— Двадцать восемь. И совсем он не старый... — незнакомка переменила разговор:
— Я Ицка. А ты здесь чего?
— Так... С одним человеком пришла, но сейчас мне нужно домой. Пойдёшь со мной? Ты ведь тоже, кажется, из нижнего города.

  ***

  Монотонный гул стадиона вдруг резко усилился. Авиталь показалось, будто камни под ногами задрожали, как от топота целого стада испуганных животных.
Солдаты замолчали,  прислушались, потом разом сорвались с места и подались к выходу на арену. Из-под арки мимо них галопом пронеслись несколько мужчин. Одного схватил было за руку римлянин, но тот вывернулся, отскочил и стремглав  понёсся дальше. За ним следом бросились  трое солдат. До девушек долетел лязг оружия и грубые команды солдат. Они настигли беглеца и, видимо, прижали его к стене. Судя по звукам, настигнутый сильно сопротивлялся, но совладать с тремя вооружёнными солдатами не сумел: послышался короткий грудной крик, перешедший в стон.

  Ничего не понимая, Авиталь с Ицкой схватились за руки и выскочили из-за колонны. Из выхода прямо на них неслись по коридору люди, причём бежали и мужчины, и женщины, никто не останавливался. Девушки прижались к колонне, и тут в свете проёма Авиталь увидела голову Элама. Там, у выхода, уже образовался затор. На пытающихся протиснуться в арку сзади напирала сорвавшаяся со ступеней театра толпа; выход был слишком узким для такого потока. Сквозь гул слышалась отчаянная брань и женские стоны о помощи.

  Что-то случилось там, на арене, отчего люди вдруг сорвались с мест и побежали прочь. Что?

  Элам, узкий в талии и плечах, выше толпы на полголовы, чудом сумел пробраться через застрявшее в проходе скопище и враз оказался рядом с девушками. Лицо у него было напряжённое, сосредоточенное. Он на ходу взял Авиталь за плечо и хотел с ней двигаться дальше, но Авиталь, всё ещё державшая Ицку за руку, вывернулась и выдернула плечо. Даже в такую минуту его прикосновение вызвало в ней бешенство. Увлекаемые толпой, девушки тоже уже бежали к выходу. Элам метнул на Авиталь гневный взгляд и больно схватил её рукой за запястье — отпускать её он не собирался.

  Такой решительности и железной хватки она никак не ожидала, но они всё быстрее неслись вперёд: Элам впереди, а Авиталь с Ицкой за ним, обходя замешкавшихся и переступая через споткнувшихся.

  Рука, за которую держал её Элам, посинела и похолодела ещё до того, как они добрались  до выхода, но он упорно тащил её вперёд. Ицка держалась за другую руку.

  Вдруг она застряла у одной из колонн: впереди споткнулась о каменный выступ и упала Ицке под ноги женщина. Авиталь почувствовала, как руки её больно растянулись в подмышках: Элам тянул вперёд, Ицка держала сзади. Через секунду ей стало легче — Ицка, не в силах остановиться или вырвать руку из руки Авиталь, переступила через упавшую и помчалась дальше. Она пыталась крикнуть, что сзади топчут женщину, но голос её потонул в рёве бегущих. Ужас царил вокруг, но ни остановиться, ни просто оглянуться было невозможно.

  Хаос был и на улице. Выбравшиеся на волю из страшных коридоров врассыпную бежали кто куда. Элам прибавил ходу. Авиталь на бегу успела заметить у одного из входов отряд военных, которые щитами загораживали нескольких человек. Поодаль вспотевшие солдаты выкручивали кому-то руки... Пыль взвивалась клубами, липла к потным лицам, застревала в горле, резала глаза.

  Только когда они выбрались на дорогу одними из первых, Элам умерил шаг. Все трое задыхались от бега. В носу и горле скопилась слизь, и Авиталь боялась, что ещё немного, и её стошнит прямо при всех. На запястье, которое наконец как из клещей выпустил Элам, горели багровые пятна. Ицка кашляла и сжимала и разжимала окаменевшие пальцы. Авиталь хотела и от приступа тошноты не могла спросить Элама, что случилось на ипподроме: сухой язык её не слушался. Далеко от стадиона они в конце концов отдышались, и Элам рассказал, что случилось.

  ***

  Ещё до начала главного события кучка нищих бунтарей повскакала с мест и стала кидать в царя подожжённые комья из тряпок и бранить власть непристойными словами. 
Ирод, кричали они, грабитель заодно с римлянами; потакает ненавистным захватчикам, оплачивая неугодные Богу развлечения, пока народ голодает; мало того, что он лебезит перед Римом, он палец о палец не ударил, чтобы улучшить жизнь своего народа, и прочее, и прочее.

  Некоторые стали швырять камни. Тряпки до балкона не долетели, но подожгли чьё-то платье. Один из камней попал в голову слуги Иродиады; вот тут-то и началась паника. Мятежников было человек десять; внезапной выходкой они наделали много шума, но в суматохе только двое попали в руки солдат, остальные смешались с толпой. Солдаты стали хватать иудеев налево и направо, но где в такой массе отличить правого от виноватого.

— Так это было покушение на царя? — спросила Авиталь.

— Глупое и необдуманное, — сказал Элам, откашливаясь. Вряд ли те, кто это затеял, всерьёз хотели нанести Ироду вред. Теперь они только разозлили власти и подставили чужие головы под казнь.

— Из-за этого кого-нибудь убьют? — с ужасом воскликнула Авиталь.

— Распнут тех, кто не сумеет доказать, что представление сорвали не они.
— Распнут! И распинать евреев будут римляне! А ты играешь с этими зверями... — она осеклась. Рядом пыхтя плелась Ицка, при ней нельзя было вылить на Элама скопившуюся в ней ярость. Авиталь только с безмолвным бешенством глянула в его глаза; лицо его было мрачно.


http://www.proza.ru/2017/12/17/198