Стражи Совершенной. Глава 9 - Тайна ржавого ключа

  Полицейское Управление Нибелунга располагалось в старинном здании, напоминающем сверху заглавную букву «П». Первый этаж почти врос в землю, хотя дом был по-прежнему прочен, со стенами толщиной в добрых полтора метра, зарешёченными окнами и чугунной оградой между корпусов. Благодаря ограде, Управление замыкалось в правильный прямоугольник. Во внутреннем дворе без умолку трещали механические двигатели, через ворота то и дело въезжали и выезжали многоосные экипажи, рассчитанные на целую следственную группу.

  Китча и Айвэна привезли как раз в одном из таких самоходов, после чего сразу провели в кабинет, где кроме двух массивных деревянных столов и стульев, расставленных вдоль тёмно-зелёных стен, имелся только несгораемый сейф, да пара полок. Стрелок позволил себя разоружить и отдал на проверку жетон с Недремлющим Оком. Айвэн по примеру Китча не стал сопротивляться, отстегнул мечи вместе с ножнами, а остальные доспехи снимать не заставили. Обыск проводил тот самый командир штурмовиков, который не дал Роберту пройти через оцепление перед воротами храма.

  Чуть позже он сел за один из столов, где даже пишущая машинка по сравнению с его массивной фигурой выглядела жалкой коробкой печения. Предложив арестантам взять стулья, за вторым столом разместился Герра. Наручников на Роберта и его подопечного не надели, так как личность стражей, хоть и не была установлена, но потенциально причисляла их к Ордену Совершенной.

  Перед началом разговора повисла умышленно-неуютная пауза. Герра внимательно изучал сидевшую перед ним парочку.

– Итак, стражи… – произнёс он скрежещущим голосом, в котором, казалось, не было ни одного сочного звука. При слове «стражи», громила за соседним столом усмехнулся, но не стал отвлекаться от разборки своего револьвера. На штурмовике по-прежнему висели массивные наплечники боевого костюма, хотя всю остальную часть снаряжения он сдал в арсенал по возвращению с задания. Таким образом, возле Китча сидело два почти что обычных полицейских, в одинаковой синей форме, но от этого их различия были ещё более явными. Валентин Герра – худой и высокий, с благородной осанкой – человек явно из сословия Знающих. Штурмовик издали напоминал быка, неизвестно зачем решившего передвигаться на задних конечностях. Главный следователь пережил тяжёлую форму оспы, отчего на его угрюмом лице осталось множество мелких рытвинок. Круглая физиономия штурмовика румянилась здоровой энергией, и даже лысина задорно блестела от пота.

– Имя, род деятельности, цель вашего пребывания в Нибелунге? – начал сыпать вопросами следователь, одновременно заполняя протокол задержания.

– Роберт Китч. Стрелок Ордена Совершенной. Страж. Я выполняю задание по сопровождению арестованного в столицу, – кивнул в сторону мечника Роберт.
 
– Мы проверили номер вашего медальона. Капитолий Ордена, с несвойственной ему расторопностью, подтвердил, что жетон настоящий, и вы действительно находитесь в числе штатных сотрудников. Это означает, что все дальнейшие разбирательства на счёт преступлений этого юноши, переходят под юрисдикцию Ордена, в том числе и ограбление музея… Должен отметить, что стражи слишком часто стали совать нос в наши дела.

  В голосе полицейского промелькнуло плохо скрываемое раздражение. Пантера, смирно сидевшая в углу кабинета, широко зевнула, продемонстрировав людям огненно-красную пасть и внушительные клыки.

– Вы говорите так, будто я далеко не первый страж, которого вам довелось видеть за последнее время… – заметил Роберт. Вынув из кармана пачку «Белого консула», он вопросительно посмотрел на полицейского, и Герра, кивком, разрешил ему закурить, но на сам вопрос не ответил.

– За вашим задержанным числятся девятнадцать эпизодов нарушения закона. Кроме того, ему вменяется подстрекательство к бунту, сопротивление полиции, мошенничество, и проникновение в Хрустальную Пирамиду, в целях хищения дорогостоящего артефакта.

– Как вы уже сказали, всё это теперь не ваше дело, – напомнил стрелок. Следователь с откровенной враждебностью уставился на него. По испещрённому оспинами лицу Герра пробежала мелкая судорога. Штурмовик за соседним столом издал неопределённый смешок, как будто знал отчего разъярился коллега.

– Послушайте меня очень внимательно, Роберт Китч, – тихо, но оттого ещё более угрожающе, начал следователь. – Вы должны были заметить, что в Нибелунге, в отличии от многих других городов, нет даже намёка на разруху или анархию. Бургомистр тратит немалые средства на поддержание порядка, а полиция не отворачивается от проблем, как это бывает в других префектурах. Секрет спокойствия Нибелунга заключается всего в трёх вещах: справедливость, закон и наказание. Когда человека, к примеру, ограбят, он вопиет к справедливости. В поисках правосудия, он обратится к закону. Но наказание виновных он всегда оставит властям. Стражи Ордена тоже часто берутся наказывать, лишая жизни или отправляя в Казематы различного рода мерзавцев. Вы как снег на голову являетесь в город, требуете всестороннего содействия, а после своих операций оставляете только разруху и трупы... Что же, возможно это тоже вид справедливого приговора, но в моём городе, как и в любом другом месте, куда Орден направляет убийц, остаются жить люди – наши семьи и дети, которые будут задаваться вопросом: что же действительно ценно? То, что делает на службе отец, поддерживающий все три основы порядка, или же наделённый безграничной властью убийца?.. А может лучше дождаться пророка, который явится, сверкая золотыми доспехами, и каждому воздаст по заслугам?.. Порядок не терпит лживого заблуждения или сторонних вмешательств. Необдуманное своеволие – разрушает сам принцип совместного счастья. Живущие вместе люди должны держаться за гаранты спокойствия: полицию, правительство, уважение религиозных взглядов друг друга, и вот тогда, вставая утром с постели, мы будем уверены, что настал НОВЫЙ, а не ПОСЛЕДНИЙ день нашей жизни. Тот, кто отвергает привычный порядок и слепо мешает системе лишь потому, что не хочет жить по закону, тот подвергает опасности жизни других. 

– Всё что вы сказали – очень верно, государь полицейский, – согласился с ним Китч. – Но иногда среди людей возникают проблемы, для которых стандартные решения никуда не годятся: необычные преступники, с маниакальными наклонностями, гениальные аферисты, серийные убийцы… наконец, Тёмные существа и чудовища – всё это неотъемлемые части современных злодейств, против которых и должен бороться порядок… Только вот у законников это получается как-то не очень – числом больших жертв среди гражданских, которых вы поклялись защищать. На необычную проблему требуется нестандартный ответ. Орден может показаться вам излишне громкой конторой, приютившей под своей крышей отпетых головорезов, с которых стоит снять медальон, и они сами окажутся на одной доске со злодеями. И всё же, у каждого стража есть свой личный мотив работать ради правого дела. Кое-что роднит нас с полицейскими: можно носить знак Совершенной, но стоит присягнуть Тьме, и ты в тот же миг пойдёшь против закона, продашься. А можно и не иметь медальона, но всё равно быть готовым заступиться за ближних.

   Китч глянул в сторону слушавшего их разговор Айвэна. Ни тяжёлый взгляд штурмовика, ни гипнотизирующие глаза пантеры, ни подозрительность Валентина Герра не смутили самозваного стража.

– Вы поставили в пример простое ограбление музея, а что скажите на счёт похищения душ? – развил свою теорию Китч. – Душа – необычный предмет, и люди, которые интересуются стеклянными сферами – непростые преступники, – они очень опасны, и порядку, о котором вы говорили, столь хитрые ублюдки не по зубам... Когда я ехал в Нибелунг, на механическом поезде мне повстречалась банда похитителей душ, во главе с человеком в клетчатом пиджаке. Его сопровождал металлический телохранитель – модель, собранная за океаном. Если бы на их пути оказался обычный служитель закона, поезд из Ямы пришлось бы встречать похоронной команде. Полицейские оберегают безопасность на улицах города, но стражи – это последнее, что отделят вас и ваши семьи от пособников Тьмы.

  Герра ничего не отвечал и задумчиво крутил в руках авторучку, которой до этого заполнял протокол. Воцарившуюся тишину нарушил низкий голос командира штурмовиков:

– Вы сказали, человек в клетчатом? Точно видели именно этого типа в поезде на Нибелунг?

– Да, Магнус, он именно так и сказал… – эхом повторил главный следователь. – Значит, вы приехали в Нибелунг не за ним?

– Я здесь ради болтуна в золочённых доспехах, – стрелок указал большим пальцем на Айвэна. – Но мне интересны ваши сомнения. Раз моя личность подтверждена, могу я узнать подробности дела?

– Ты упустил крупную рыбку, стрелок, – прогудел Магнус. – Мы около месяца охотимся за клетчатой тварью, а пару недель назад даже подумали, что дело в шляпе. Ты прав, в этом кабинете бывали до тебя стражи Ордена – двое. Женщина – низкорослая брюнетка: дорогая, холёная, фигурка что надо...

– Это Камилла Райен – танцующий стрелок, – Роберт сразу понял о ком идёт речь. – А второй: высокий, смуглый, с обветренной кожей и выгоревшими до белизны волосами? Валерии Кузнецов – мечник, долго работал на юге.

– Точно так, – кивнул Магнус. – Стрелок и мечник – настоящий отряд ликвидации. Они были здесь, расспрашивали о Хортоне – том самом похитителе душ, которого ты видел в поезде. Это он организовал серию убийств в Нибелунге с опустошением.

– Дело вскрылось, когда на городском кладбище похоронили нескольких опустошённых. Спустя пару дней в них вселилась Тьма, – добавил Герра. – Только после уничтожения Пустых нам удалось обнаружить следы от экстракторов на телах. Все жертвы в возрасте от семнадцати до двадцати пяти лет. Первоначальной причиной смерти считалось тяжёлое алкогольное отравление. Мы даже нашли на складе одной из торговых семей партию с испорченным красным вином. Но, как выяснилось, это был ложный след, попутно бросавший тень на честное имя Знающих. В течении месяца люди продолжают исчезать в Нибелунге, а мы находим новые трупы с дырами от экстракторов. Впрочем, есть и задержанные, но это только рядовые бандиты, которые приблизительно описали своих главарей… пока всё.

  Герра открыл сейф, спрятанный за ящиками письменного стола, и вынул оттуда пухлую картонную папку. Пролистав несколько подшитых страниц, он протянул Китчу две чёрно-белые фотографии. С одного снимка смотрел клетчатый человек. Роберт узнал его небольшие усики, прилизанные волосы, и худое, по крысиному вытянутое лицо. На втором снимке он опознал женщину из пьяного купе, и в этой фотографии была одна особенная деталь.

– У неё красные глаза.

– Другого у нас нет. Этот снимок недавно сделала Эсмеральда – аппаратурой, установленной на каркасе, – Герра указал в сторону мирно сидевшей пантеры. – Небольшой дефект изображения не должен помешать опознанию.

– Нет, дело совсем не в дефекте… Даже на чёрно-белых снимках глаза Тотемических существ отсвечивают ярко-красным оттенком. Высшие порождения Тьмы способны маскироваться под обычных людей, изменять цвет радужки – и, кроме того, они не боятся фонарей на энергии душ. Только фотокамера способна их разоблачить. Я видел эту женщину сегодня утром, и даже тогда она мне показалась чересчур подозрительной. Теперь, зная о её алой метке, манере поведения и речи, а также об этом… – Китч вынул из кармана кусочек колючей проволоки и положил его на стол перед следователем. – Я могу предположить, что это Похоть.

– Что? – нахмурился Магнус, и от этого кожа на лбу у него собиралась в глубокие складки.

– Порождения Тьмы воплотились из самых тёмных человеческих страстей и эмоций. Чем уродливее были поступки, совершённые на Великой Войне, тем страшнее материализовались создания. Их воплощения имели различные формы. Где-то тёмные существа использовали животных, вырастая до гигантских размеров, где-то в дело шли обломки старой военной техники, в которой ещё сохранились душевные отголоски экипажей, и даже насыщенная микробами грязь. Похоть впервые появилась в захваченном синими мундирами Герсе. Вам известна история этого места?..

– Осквернённый город… о, Совершенная! – побледнел Магнус. Было странно видеть, как из этого крупного мужчины вместе с красками вытекает уверенность. Бывалый полицейский явно привык бороться с врагами из реального мира, а не с чем-то потусторонним. – Нордиф до сих пор не признал совершённых там преступлений против гражданских. Но мы то знаем, что произошло…

– Я так и понял, что ты из Незнающих, – заговорщицки подмигнул здоровяку Роберт. Тот вяло улыбнулся в ответ, стараясь обрести прежнюю уверенность. – Странно наблюдать такой дуэт за одним делом. Твой коллега, – Китч кивнул в сторону следователя, – наверняка невысокого мнения о Совершенной и её стражах. Смею предположить, что государь следователь из благородных кровей?

– Это так, – не стал отрицать Герра. – Но мы работаем вместе с Магнусом почти десять лет, и только дополняем друг друга. Он – верующий человек, и я с уважением отношусь к его взглядам, хотя не поддерживаю слепую религиозность. Магнус потратил много усилий, чтобы из бедной семьи достичь звания командира штурмового отряда – вот за что я уважаю его больше всего.

– Стремление Незнающего стать полицейским – вполне понятно, – согласился стрелок. – Ну, а ваше? Почему вы снизошли до службы в полиции?.. Неужели торговый род обнищал?

– Нет, – помрачнел Валентин. – Видите, – он указал на собственное обезображенное лицо, – десять лет назад в Нибелурнге свирепствовала ветряная чума. Заразе всё равно сколько у тебя денег, живёшь ли ты в богатом доме или ютишься в нищей развалюхе, веруешь ли в Совершенную или мнишь себя атеистом. Болезнь просто приходит и пожирает тебя: сначала снаружи, а потом и внутри. Когда впадаешь в отчаянье, когда готов принять свою смерть, лишь бы только не мучиться, сама душа начинает гнить заживо… В самый разгар эпидемии, когда улицы опустели, появилась она – женщина в прорезиненном платье. Если бы не медальон стражей у неё на груди, я бы спутал эту Змею с безумным порождением Тьмы. По крайней мере её методы были достойны того, чтобы считаться тёмным искусством. Перед тем как найти вакцину и спасти жителей города, она погубила немало человеческих жизней… в том числе и кое-кого из моей семьи.

  Валентин отдёрнул руку от золотого кольца, которое неосознанно крутил на пальце, пока говорил.

– Но не это самое страшное, нет. Чума даёт шанс подготовится к смерти, проститься со своими родными, которые бьются в агонии. Но этот посланный Орденом медик относился к нам как… к недостойным существовать. Она будто бы и не спасала нас, а выбирала материал для своих опытов. Ценность человеческой жизни для неё ничего не значила. Однажды я разговаривал с ней, когда думал, что не дотяну до рассвета, и действительно, лучше бы я умер в ту ночь. В этой женщине не оказалось души, она оказалась Пустой. 

– Это Церебра, – ответил Китч, выдыхая струю сигаретного дыма. – Паршивая тварь – я согласен. Никогда бы не подписался работать с ней в одной группе. Её постоянно запирают в камерах Верхнего Каземата, но иногда достают, стряхивают пыль и отправляют на какое-нибудь безумное дело, например, спасение почти погибшего от чумы города… Должен сказать, что Нибелунг быстро восстановился.

– Вы плохо знаете нашего бургомистра и восемь торговых семей, – с некоторым облегчением при смене темы, сказал полицейский. – Не прошло и двух лет, как Нибелунг восстал из забвения. Покупать товары с наших складов перестали бояться, капиталы Знающих выросли, а об эпидемии если и помнят, то вспоминать не хотят. Во время чумы происходили паршивые вещи: грабежи, поджоги, бунты внутри зон карантина. Появились продающие плацебо мошенники и банальные мародёры. Прежний порядок рухнул, в Нибелунге царствовал хаос, и я больше никогда не хочу увидеть свой город таким.

  Закончив с неприятными воспоминаниями, Валентин взглянул на задержанных с прежней прохладой.

– В Нибелунге нет места убийцам, самозванцам и похитителям душ.

– «Dura lex, sed lex» – Суров закон, но это закон, – изрёк Айвэн всем известное выражение.

– Так вы возьметесь за поиски Хортона? – в свою очередь спросил Магнус. – Розыск клетчатого человека начали те, первые стражи. Две недели назад они приходили за материалами дела – но, если Хортон до сих пор жив, значит им не удалось ликвидировать банду. Стражи могли погибнуть, тогда в расследование добавляется много личного и для вас.
 
– Вам не известна суть работы нашего Ордена, – сказал Китч без особых эмоций, только вот забыл стряхнуть пепел с почти прогоревшей сигареты. – Мы стареемся держаться подальше от… личного.

  Герра криво ухмыльнулся ему, по-видимому собираясь прокомментировать слова стража, но вдруг в углу кабинета заиграла мелодия грустного вальса. Музыка состояла из перезвона маленьких колокольчиков, спрятанных в корпусе деревянного ящика, с тремя рядами медных клавиш на передней панели. Пощёлкивая литерными рычагами, ящик отпечатал на желтоватом картоне свежее сообщение. Оно состояло из нескольких строк, выдавленных кругами, прямоугольниками и квадратами. Валентин протянул руку, чтобы выдернуть перфокарту, но ничего прочитать толком не смог.

– Нужно бы заменить душу летучей мыши внутри монографа, – сказал он, разглядывая символы на картонке. – По-моему, эта рухлядь взбесилась и начала нести околесицу.

– Хорошо, что в боевой каркас душ не вставляют, – отозвался Магнус, протянул руку и потрепал Эсмеральду между ушей. – А то бы наша девочка тоже взбесилась.

  Только теперь Айвэн заметил, что броня пантеры подключена несколькими гибкими контактами к груди хищницы. Эсмеральда подпитывала скрытую внутри каркаса аппаратуру энергией своего тела. Пантеры, волки, барсы, и другие крупные хищники выполняли роль разведчиков в городе, а также являлись эффективной боевой единицей при задержании преступников. Для такой роли годились только сильные звери. У обычных полицейских собак на боевой каркас не хватало души.

– Сколько она проживёт? – спросил Айвэн, всё ещё глядя на Эсмеральду. В ответ пантера сверкнула на него жёлтыми плошками глаз.

– П-744? – уточнил Герра. – Хм… ей около двух лет. Южных хищников завозят по специальному заказу Управления, через речные порты. В полицейской броне Эсмеральда прослужит ещё три года.

– А сколько она могла бы прожить на воле?..

– Лет двадцать, – подсказал Роберт.

– Вы отняли у неё три четверти естественной жизни, зовёте по номеру «П-744», что, наверняка, является её официальным обозначением. Но, несмотря на формальности, вы также подарили ей имя. Людям не свойственно называть живое создание порядковым номером. Ваш железный каркас будет служить ещё долго. Когда Эсмеральда погибнет, вы наденете его на другого зверя, и металл выпьет новую жизнь, как бы верно животное вам не служило. И это будет повторяться опять и опять… Вам необходимо освободить Эсмеральду. Хотя бы сейчас осознать свою ошибку, и больше никогда не использовать души ради собственных целей. Жестокость к животному – равноценна жестокости к людям. Вы ведь боритесь с теми, кто крадёт души? Так почему же сами поступаете также?

  По мере того как Айвэн говорил, голос его становился внушительнее и крепче. Китч внимательно наблюдал за мальчишкой, ощущая в себе необъяснимое сострадание к Эсмеральде. Роберт мог поклясться, что в глазах защипало не от сигаретного дыма, а от нежданно охватившей его чувства печали… Он наскоро пересчитал людей в комнате: «Хватит ли четверых мужчин, чтобы Айвэн смог использовать свой дар голоса?»

– Речь идёт о животном, а мы занимаемся расследованием кражи человеческих душ. Почти вся техника в Истэрии работает на стеклянных сферах. Или вы предлагаете… – начал Герра, но Айвэн не дослушал его, и разочарованно отвернулся от полицейского.

– Что не так? – не понял следователь.

– Парнишке не удалось заставить вас поступить так, как ему хочется, – рассмеялся стрелок с сигаретой в зубах. Герра несколько секунд смотрел как он веселится, а затем злобно проскрежетал:

– А знаете, что? Катитесь-ка вы со своими фокусами к чертям собачьим!

  В сердцах он резко и размашисто подписал пропуск.

– Мы сами справимся с расследованием похищения душ! Вся эта ваша философия на счёт «специального оружия Ордена» – яйца выеденного не стоит! Полиция Нибелунга – вот единственное, что отделяет обычных людей от опустошителей!

  Китч порывисто встал, так что сидевший за соседним столом Магнус напрягся, но стрелок только бесцеремонно выхватил из пальцев Герра перфокарту и заполненный пропуск.

– Орден пошлёт других стражей, чтобы найти похитителей душ. Но до этого момента, вам лучше не встречаться с Хортоном лично, если не хотите получить новые трупы в своём Управлении. Тотемическое существо не стало бы связываться с обычной шайкой жадных до наживы воров. Хорошо подумайте перед тем, как запускать привычный механизм наказания.

  Он развернулся к двери, по пути стукнув Айвэна по золотому наплечнику.

– Провожать нас не надо. Я знаю, где выдают конфискованное. Да хранит вас Совершенная, государи законники.
 
*******

  Небо загустело фиолетовыми оттенками, а затем город высоких дворцов и каменных улиц погрузился в объятия ночи. Над головами людей рассыпались мириады созвездий, показался острый серп новой луны, но ровно в восемь часов вечера – ещё до того, как тьма прикоснулась к проспектам, а внезапный дождь лизнул витрины магазинов и баров, – на каждой городской улице, набережной или в парке, вспыхнули фонари. Испуская бледно-голубое сияние, лампы работали на лошадиных душах – этот свет был наиболее близок к чистому белому. Ради борьбы с Тьмой, человек пожертвовал многим. Пламя свечей, газовые фонари или другие способы освещения не могли отогнать монстров от городов и посёлков. И только ярчайший свет души не подпускал зло к вечерней праздности Нибелунга.

«Всех ли чудовищ обжигают огни Совершенной? Как много вас ещё бродит под землёй, в канализациях, в самых потаённых уголках, где извечно царствует мрак? Как много отголосков безумия и тёмных желаний мы сделали явью, да ещё позволили вам прятаться среди нас, в нашем же человечьем обличии? Внутри тела сотканного из Тьмы, на двух ногах, с человеческими глазами – вам не страшен даже свет чистейшей души…»

  Китч думал так, глядя на ночные проспекты, проплывающие за окном таксомотора, и на распахнутые двери кинозалов, яркие вывески кабаре и афиши музыкальных салонов.
«Да, в таких заведениях любила танцевать Камилла Райен… Чарующий всполох синего платья, нежное кружево, волна беспокойного шёлка, стук высоких каблуков по паркету, страстный ритм танца, запах разгорячённого женского тела с примесью аромата духов, отблеск серёжек из горного хрусталя на бархатной коже... помнишь ли ты меня?».
 
  Слишком много романтики на ночь глядя.

  С тихим ворчанием, Китч поудобнее подтянул на коленях бумажный пакет, где лежал тёплый каравай хлеба и кусок ветчины. Еду стрелок приобрёл в работавшей допоздна бакалее, хотя мысли об ужине, после всех сегодняшних дел, аппетита не разжигали.

  Он наклонился к окну экипажа, достал перфокарту, и под мелькающим светом улицы перечитал сообщение Ордена. Айвэн сидел рядом, зябко подняв воротник подаренного Элизой пальто. Сверкать золотом на каждом углу было не лучшей идеей, особенно теперь, когда мальчишку разыскивают нанятые Отверженными головорезы. Китч начал думать, что вытащить его из Нибелунга будет гораздо сложнее, чем планировалось вначале. Но именно об отъезде настойчиво говорил Орден в сообщении перфокарты, и затягивать с этим явно не стоило. 

– Должен тебя поблагодарить, – вдруг обратился он к мечнику. Айвэн искоса посмотрел на стрелка, тот продолжил. – Твоё присутствие развязало законником языки… разве ты не знал? Человек обладающий даром голоса, одним своим видом способен влиять на других, заставляя их говорить откровеннее. Это очень опасный и редкий талант, который за последние восемьдесят лет не встречался ни у кого.
   
– Они не послушали меня. Та пантера умрёт, выпитая каркасом…

– В любом случае таких животных обратно в лоно природы уже не вернёшь. Они отданы в услужение человеку, а жизнь людей гораздо важнее, чем судьба зверя… Лучше скажи, часто ли так бывает, что люди не подчиняются твоей воле?

  Китч спрашивал это, провожая взглядом студенток в чёрно-белых форменных платьях. Компания девушек направлялись в один из ночных кинотеатров, и стрелок не сводил глаз с миловидной блондинки, пока таксомотор не свернул за угол.

– Я не могу сказать точно, как часто люди не слушаются меня… Всё зависит от того, что толпа думает обо мне, насколько агрессивно настроена, чего хочет. Иногда и десяти человек не хватает, чтобы голос сработал, а бывает, что и четверых – более чем достаточно. Я не могу также сказать, насколько большую толпу и как долго смогу контролировать. Всё зависит от того, как хорошо я привлекаю внимание людей.

– Вот почему ты носишь золотые доспехи?.. Согласен, разговаривать с людьми, особенно с теми, кто хочет свернуть тебе шею, бывает непросто.

– Взгляд сотен лиц – нелегко вынести… – ушёл в свои размышления Айвэн, вспоминая события, произошедшие с ним в Нибелунге. – Мы живём для людей, для их взглядов. От первого дня и до самой могилы, чужое суждение создаёт нашу личность. Человек не способен обойтись без подобных себе, без взгляда со стороны, иначе он обращается внутрь себя; но на этом начинается его собственное разрушение – отвержение общепринятых истин чувством собственной значимости. Даже умирая, мы стремимся остаться у всех на виду – в высоком надгробье, в склепе, в памятнике, или хотя бы строчкой на поминальной плите. Разве не для этого в тесноте кладбищ строят церкви с золочёными крышами? Почему мы так боимся забвения, и одновременно не можем выдержать чужой взгляд со стороны?

– У тебя слишком мрачные мысли, – заметил Роберт. – Меня больше интересует не рассуждения о том, чего хотят помнить другие, а твоё собственное прошлое: кто ты и откуда? Почему взялся за дело, которое поручено вести стражам? Тебя никто не просил...

– Вам когда-нибудь приходилось слышать легенды о драконах, Роберт Китч? – неожиданно прервал его Айвэн. – Истории, в которых крылатый монстр похищает принцессу, чтобы заточить её в башню, после чего красавицу спасает отважный рыцарь?

– Доводилось. Но это только детские сказки.

– Именно, и в детских сказках заложено воспитание. Зло всегда должно оставаться злом, и всегда должен найтись тот, кто будет его побеждать – герой, символ правильной жизни, – человек, который не пытается понять зло, не хочет с ним подружиться, не лелеет мечту стать ближе к дракону, а должен просто его уничтожить. В каждой легенде есть свой дракон – враг, препятствие, угроза любви, семье, дружбе, привычной и мирной жизни. Нельзя принимать зло, нельзя любить дракона – это неправильно, ведь стоит понять мотивы злодея, и мы становимся к нему сопричастны, а значит предаём гораздо больше, нежели приобретаем. «Cum vitia present, paccat qui recte facit» – Когда пороки процветают, страдает тот, кто честно живёт. Дракон зла должен быть уничтожен всегда, чтобы жизнь продолжилась в извечном круге.

– В круге? – Роберт с интересом на него посмотрел. В свете вывесок, под пальто Айвэна сверкнул золочёный нагрудник, и мечник ответил:

– Да, мысли о драконах, зле и вечном круге довлеют надо мной с тех самых пор, как я очнулся в пещере. Поверите ли вы мне, Роберт Китч, если я скажу вам, что не помню ничего из своего прошлого? Я проснулся в металлическом кубе странной конструкции. Мне потребовалось много времени, чтобы освободится и найти выход из гор. Это место не так далеко от Нибелунга. Может вы его знаете?

– Возле Нибелунга не так много гор с пещерами… кажется, я знаю о каком месте ты говоришь. Его называют Келлак – естественные тоннели, скрытые в земных недрах.

– Стоило мне открыть глаза и понять, что я заперт, мысли о невыполненном долге обрушились на меня вместе с отрывочными воспоминаниями, – продолжал Айвэн. – Я помню запах муки, тепло рук моей матери – женщины в простом платье крестьянки. В то же время перед глазами стоит роскошный бал в свете свечей, столы с деликатесами на фарфоровых блюдах, я сижу по правую руку от своего состоятельного отца. После этого я видел себя среди учеников строгой школы, где в тишине и скрипе металлических перьев постигались науки, кажется, анатомия. Audi, multa, loquere pauca.*5 Моё взросление скрыто в тумане, и единственным ярким воспоминанием о зрелой жизни остаётся мысль о клинке: длинная фигурная рукоять с навершием в виде короны, золочёная гарда, рубин в крестовине, обоюдоострое лезвие. Я помню вес доверенного мне оружия, помню, как гудит кисть, когда наносишь им секущий удар. Мне кажется, что с этим клинком многое связанно. Я провёл с ним не один год, и теперь меч известен мне лучше, чем собственные отец или мать. Расспрашивая людей в Нибелунге, я узнал, что похожий клинок хранится в хрустальном музее. Но хотя меч выглядел точно также, на проверку он оказался всего лишь хорошей подделкой. Я почувствовал это, как только взял его в руку.

– Вот значит почему ты ничего не украл из музея, – заключил Китч. – Говоришь, что ты человек без прошлого?..

  Он порылся в кармане кожаного плаща и вытащил блокнот Сигмунда. Пролистав его до страницы с рисунками, Китч показал Айвэну одно из изображений.

– Может быть это освежит твою память?

– Очень похоже на мой доспех, – мечник прищурился, рассматривая нарисованную фигуру в броне. – Но здесь есть шлем. Забрало напоминает врата.

– Верно. Первые стражи с большой осторожностью относились к своему дару голоса, ибо их воле подчинялись целые города. И ты носишь золотые доспехи, мечтаешь заполучить их оружие, а также… –  сделав паузу, Роберт несколько секунд пристально смотрел на мальчишку. – Ты называешь себя именем, которое принадлежало одному из основателей Ордена – Айвэн. 
   
  Таксомотор затормозил возле кованного забора, и их беседа оборвалась. Расплатившись с водителем, Китч и Айвэн вышли на ночной тротуар. Перед стражами возвышался особняк в классическом стиле. Двухэтажный дом с барельефом и статуями в виде амуров, прятался в зарослях неухоженного сада. На улице светили яркие фонари, но ни в одном окне здания не было видно ни огонька. Окна особняка были наглухо закрыты портьерами изнутри, а снаружи помутнели от осенних дождей. Садовые дорожки занесло листвой, и по всем остальным признакам можно было судить, что в этом доме давно никто не живёт.
    
– Дом номер двенадцать по улице Роз… – Китч достал из кармана ржавый ключ с шахматной ладьёй на кольце, затем окинул глазами Айвэна: на месте ли его клинки? Два гладиуса, как и положено, весели на поясе мечника. – Держи оружие под рукой. Когда войдём внутрь, потребуется осмотреться.

   Створы ворот были соединены между собой перекрученной цепью. Китч сбросил цепь, прошёл внутрь сада по шуршащей гравийной дорожке, миновал длинную галерею из цветочных кустов, и поднялся на широкое крыльцо дома. Пока он возился с замком, Айвэн рассматривал фасад здания.

– Почему особняк так заброшен?

– После ветряной чумы некоторые дома в Нибелунге остались пустыми, – Роберт старался провернуть ключ в заржавевшем замке. – По различным причинам их не продают и не сносят. Возможно где-то у этого дома есть законный хозяин, который не желает в нём жить, но обладает всеми правами собственника. Слуга Ордена отдал мне ключ. Так, наверняка, распорядился Мэтр Минор.

  Китч заканчивал фразу уже открыв дверь и переступая через порог. Просторный вестибюль особняка освещался только светом уличных фонарей, проникавшем через щели между закрытых портьер. Но и в столь скудном освещении было заметно, что стражи оказались в прекрасно обставленном жилище Знающих. Обилие ковров на паркете, зеркала и картины по стенам, зачехлённая мебель – по всему было заметно, что хозяева дома не поскупились на интерьер в стиле барокко. Приподняв край чехла с одного из высоких кресел, Китч убедился, что подлокотники выполнены из полированного красного дерева, а обивкой служило дорогое сукно тёмно-синей расцветки, с серебряными звездами. Всё внутри дома, от длинных книжных шкафов до бронзового канделябра, было дорогим, вычурным и могло легко вписаться в обстановку дворца… или какого-нибудь очень пустынного замка. 

  После первых, приглушённых коврами, шагов, из-под ботинок стрелка поднялась и закрутилась густая пыль. Китч пощёлкал выключателем на стене, но дом был обесточен. Айвэн закрыл парадную дверь, и в вестибюле сразу стало темнее.

– Кто такой Мэтр Минор? – спросил он.

– В Ордене хватает собственных тайн, самая любопытная из которых – личность Мэтра Минор и его коллеги Мэтра Мажор, – ответил Роберт, оглядываясь на этаже. – Первый выдаёт поручения и сообщает неприятные известия через монограф, второй зачисляет вознаграждение по окончанию задания. По одной из версий – Мэтр Минор и Мэтр Мажор – это один и тот же человек. По другой – вообще не человек, так как обладает удивительной прозорливостью при составлении группы стражей. Он точно знает, какие именно люди и в какой момент операции могут понадобиться, и это повышает наши шансы на выживание. Но всегда помни, что Мэтры – это тебе не добрая мамочка. Спасать нас, случись незапланированные осложнения, они не будут. Иногда Мэтр Минор подкидывает неожиданную работёнку, помимо основного задания – и, если Минор направляет тебя по какой-то определённой дороге, то всегда держи ухо востро…

  Китч вынул «Рэм» из кобуры и прошёлся по дому. В соседних комнатах первого этажа никого не было. Рядом с вестибюлем и гостиной нашлась диванная, несколько проходных комнат со столиками для игры в винт, биллиардная, и пара кабинетов, обставленных массивной дубовой мебелью, секретерами и конторками. Везде царствовали роскошь, запустение и тишина. Но вдруг, среди застоявшегося запаха пыли, стрелку почудился совершенно иной аромат. Роберт закрыл глаза, глубоко вдохнул, и на его лице появилась улыбка. 

– Она была здесь…

– Кто? – поспешил поинтересоваться Айвэн, не отстающий от стрелка ни на шаг.

– Стражи, что навещали полицейское Управление. Я узнал запах духов, которыми пользовалась Камилла Райен. Значит этот дом уже проверяли.

  Китч вернул револьвер в кобуру и позволил себе немного расслабиться.

– Мы можем задержаться здесь и перевести дух. Пересидим до утра, а дальше отправимся на вокзал и уедем в столицу, за мудрым решением Магистров.

– И что же они могут решить? Орден чересчур сильно изменился с тех пор, когда я был в Капитолии в последний раз. Что-то я не припоминаю ни Магистров, ни Зодиака. Мне нелегко предсказать действия этих людей.   

– Это уже не люди, – прояснил Китч. – Зодиак потребовался после исчезновения Первых. Когда золотые стражи откинулись, нами должен был кто-то руководить, и мы выбрали из своего числа самых мудрых и опытных стражей. А тебя, скорее всего, ждёт три варианта: Высокий Каземат – место, где содержатся особо-опасные преступники и Пустые; ликвидация – узаконенная казнь ради всеобщего блага; и, наконец, тебя могут объявить стражем. Но на последнее не особо рассчитывай. Одно дело уметь попадать в подброшенную монету за три сотни шагов, а другое – повелевать городами, используя силу голоса. Ордену, знаешь ли, сегодня нужны люди попроще.

– Из ваших слов получается, что я опасен? И что же… что же мне тогда делать с собой? – в голосе мечника прозвучала такая беспомощная растерянность, что Китч невольно посочувствовал парню. 
 
– Вот что, для начала осмотрись наверху, а я закончу проверять первый этаж: найду ванну и кухню. Помоемся после богатого на события денька, а потом перекусим – вот такой план.

  Не дожидаясь ответа, Китч первым отправился на осмотр особняка.

  Айвэн немного постоял возле подножия широкой лестницы, ведущей на второй этаж, а затем начал подниматься по скрипучим ступеням. На ковре, прижатом медными спицами, в обилии рассыпался мышиный горох. Это сочетание дорогой меблировки, украшений, декора и пустоты, напомнило Айвэну посещение музея, только в Хрустальной Пирамиде экспонаты находились под защитой стекла, на артефакты каждый день приходили взглянуть сотни людей, а в особняке за несколько лет побывало, наверное, от силы человек четверо.

  На секунду мечник представил, как прекрасна была жизнь в этом доме. Под мягким светом ламп проходит благородный хозяин в новеньком сюртуке, вестибюль наполняется весёлыми голосами гостей, от кухни разносятся ароматы праздничного ужина, и особняк по-настоящему оживает – каждая деревянная панель на стенах отогреется теплом живых душ, и никто не замёрзнет в пустоте без энергии человека… Да, здесь наверняка жила большая семья.

  На площадке между лестничными пролётами Айвэн заметил несколько детских портретов, а также картину с изображением строгой, но чрезвычайно красивой женщины. Знающая дама держала в руке весы с гирьками и золотыми монетами. На ленте, перекинутой через плечо, сиял значок Торговой Палаты, больше похожий на инкрустированный янтарём орден – солнце с расходящимися лучами – знак дома Солар.

  Айвэн миновал лестницу и поднялся на второй этаж. Перед ним раскрылся проходной зал с облицованным мраморной плиткой камином. Два кресла возле запылённого очага, как и вся остальная мебель в особняке, были укрыты чехлами. В углу стоял столик на изогнутых ножках, поверх шахматной крышки которого утвердился монограф устаревшей модели – резной ящик с медными уголками и набором патинированных клавиш.

  От залы с камином в разные части особняка расходились галереи, вдоль стен которых, в промежутках между двустворчатыми дверями, висели картины и запылённые зеркала. Свет уличных фонарей проникал через окно в конце длинного коридора, где блик стелился неровной дорожкой, изгибался под углом возле плинтуса и переходил на стены и потолок.

– Одиноко… – сказал Айвэн, шагая наугад по первому коридору. Он распахнул несколько белых дверей, за ними оказались спальные комнаты с кроватями под тяжёлыми балдахинами.

  Внизу что-то разбилось, прозвучала отрывистая брань стрелка, но после этого в доме всё снова затихло. Айвэн позабыл о тревоге, когда в одной из комнат заметил чужие вещи. Он вступил в сумрак спальни, окна были затенены кронами разросшихся в саду деревьев, и уличное освещение проникало сюда только рассеянными лучами. И всё же Айвэн разглядел, что двуспальная кровать расправлена, а вышитое золотой нитью по красному бархату покрывало – наполовину сброшено на пол.

  Спальню кто-то недавно использовал – это подтверждали и предметы, расставленные вокруг кровати. На металлической стойке висела сверкающая в лунном свете кольчуга, поверх неё накинута белоснежная мужская рубашка. Рядом – три запертых чемодана, а также пара подкованных металлом ботинок. К спальной тумбочке, где стоял недопитый бокал вина, притулились две сабли в ножнах с латунными бляхами.
 
  Айвэн огляделся по сторонам, словно в ожидании, что хозяин вещей вот-вот появится из тени в углу, но никого рядом не было. Любопытствуя, он поднял один из клинков. Стоило ему слегка вытащить саблю из украшенных ножен, как по металлу пробежал лунный свет – сам месяц решил попробовать заточку оружия. Такой превосходный меч, при верном ударе, мог разрубить человека от плеча до самого паха – уж рыцарю это было известно. 

  Айвэн обнажил саблю полностью, отвёл свободное запястье за спину, а другой рукой раскрутил клинок в воздухе. Он сделал несколько размашистых ударов, привыкая к балансировке оружия. Сабля пела в руках – не хуже серебряной молнии. Айвэн мог бы практиковаться с ней до рассвета, если бы его внимание не привлёк ещё один предмет – под посеревшим от пыли чехлом угадывалось фортепиано.

  К инструменту в особняке очень долго не прикасались, в том числе стражи, которые гостили в доме недавно. Айвэн вернул саблю в дугообразные ножны, после чего освободил фортепиано от матерчатого чехла. Инструмент блеснул кремовой полировкой, крышка мягко поддалась, и при первом же нажатии клавиш фортепиано издало очень нежный, изумительно томный звук. Пальцы юноши пробежались в стремительной гамме, слух уловил, что инструмент слегка расстроен, хотя звучит по-прежнему сносно. Рядом нашёлся стул на крутящейся ножке – и, сев на него, Айвэн устроился поудобнее. Положив руки на бёдра, юноша закрыл глаза, собрался с мыслями, и только затем всерьёз прикоснулся к клавиатуре.

  Пустоту дома номер двенадцать по улице Роз – того самого, что стоял без хозяев почти десять лет, вдруг наполнила стремительная как весенний ручей мелодия.

*******

  Китч отыскал кухню, все столы и газовые плиты здесь были завалены немытой посудой. На расчищенной от пыли тумбе возвышалась стопка грязных тарелок с отпечатанным на фарфоре гербом. Тут же лежал смятый бумажный пакет, внутри которого не нашлось ничего, кроме продуктовых обёрток. Роберт поставил свой свёрток рядом, и подцепил пальцем старую этикетку с названием сыра.

– Твой любимый сорт, под вино… Кузнецов хорошо умеет удовлетворять женские капризы и слабости.

  За массивным холодильным шкафом стрелок отыскал один из рубильников энергосети. Сферы в контейнерах еле мерцали, выдавая только кратковременную вспышку люстры при активации. Большие дома были оборудованы целой сетью таких выключателей, которые не освещали весь особняк, а отвечали только за отдельные комнаты или в лучшем случае за определённый этаж. Чем больше помещений охватывала энергосеть, тем быстрее истощались души в контейнерах. Судя по почти пустым стеклянном шарам, прежние постояльцы дома освещение не экономили.

   Из кухни Китч прошёл в следующую комнату, где случайно зацепил пустую бутылку из-под вина, что тут же в дребезги разлетелась о кафельный пол. Стрелок выругался, хотя не столько от неожиданности, сколько от вида очень дорогого, судя по году, указанному на этикетке, напитка. Посреди выложенного жёлтой-синей мозаикой зала, расположилась чугунная ванна на львиных ножках. В тёмном углу белела раковина с полками для ароматических масел, одеколонов и другой парфюмерии. Одну из стен заняли зеркала.

  Роберт подошёл ближе к ванне и увидел, что она почти до краёв заполнена мыльной водой. Рядом с эмалированным краем примостился столик для купальных принадлежностей. Кроме них на столике нашлось несколько женских чулок, косметика, смятая бумага, россыпь визитных карточек и шкатулка-футляр для канцелярских изделий.

  Прежде всего Китч поднял шкатулку. Футляр открылся с лёгким щелчком, обнажив на замшевой подложке ряд револьверных патронов. Боеприпасов оставалось немного – только шесть, и все с серебристыми пулями.

– Ртутные заряды на месте. Значит ты не догадывалась, что среди похитителей душ прячется Тотемическое существо…

  Роберт с щелчком захлопнул шкатулку и отложил её в сторону. Возле зеркальной стены лежал распахнутый и брошенный чемодан. Из поклажи вывалились смятые вечерние платья, стоимость которых доходила до цены приличного колье. По плачевному виду одежды, и прочему энергичному беспорядку, Китч понял, что хозяйка багажа находилась в дурном настроении. Когда Камилла Райен в последний раз прикасалась к одежде – она ненавидела весь мир.

– Ты привыкла к роскошным номерам в лучших отелях, а тебя запихнули в пропитанный пылью крысятник, где кран с горячей водой – уже почитай за сокровище, – представил себе быт танцовщицы Роберт. Затем коснулся воды, но ванна давно остыла. Под звон капель из крана, он продолжил поиск фактов о присутствии стражей, хотя делал это почти автоматически, из профессионального интереса. Его настоящие задание совершенно не касалось похитителей душ. Всё что требовалось, это переночевать в доме, а затем вывести Айвэна из Нибелунга в Сияние.

  Но планы о скором отъезде в столицу слегка отодвинулись, когда Роберт нашёл рисунок на вырванном тетрадном листе: шестиугольник, покрытый множеством точек. Под первой картинкой нашлась и вторая – несколько рядов вертикальных гребёнок. Всё выглядело как две детали одного механизма, о назначении которого Китч не имел ни малейшего представления.

  Среди вороха карточек стрелок выбрал самую яркую. На кусочке картона был напечатан адрес танцевального клуба под названием «Вальсингам». Оформление рекламы показалось Китчу чересчур мрачным: под двумя алыми косами выступали чёрные силуэты городских крыш и домов. Перевернув визитку другой стороной, Роберт прочёл написанные от руки строки:

«И могилы меж собой,
Как испуганное стадо,
Жмутся тесной чередой».

– Опять эта потусторонняя болтовня про тесноту кладбищ… – проворчал страж. – И что ты хотела этим сказать? Карточка лежит здесь не зря. Неужели ты боялась, что не вернёшься из клуба? Нет, это на тебя не похоже… Камилла Райен всегда идёт на дело уверенно, показывая высший класс, и не подпускает к себе никого, кто может ошибиться, и отработать хуже, чем нужно... Всё с самого начала пошло не так. Бедняге Кузнецову пришлось постараться, чтобы задобрить тебя в таких паршивых условиях.
 
  Смятый лист бумаги Китч рассматривал с особой дотошностью, на нём был набросан план какого-то здания. Задумавшись, стрелок вынул из плаща сигареты, но вдруг в тишине особняка заиграло фортепиано. Китч поднял голову и прислушался к первым трепетным нотам. Музыка разнеслась среди пустых коридоров и комнат подобно свежему ветру. Одиночество дома по улице Роз было изгнано жизнью, как когда-то в далёкие времена вечерних балов и семейных праздников.

– Ми, ре, ми, ре, ми… си… ре… до… ля… – напел Китч с улыбкой, и на секунду вспомнил о чём-то своём, что не граничило с постоянной охотой за человеческими грехами. Но не успел он как следует насладиться мелодией, как звучание фортепиано с внезапным грохотом оборвалось. Выхватив револьверы и проклиная темноту по пути, стрелок бросился на второй этаж, куда ушёл Айвэн.
 
*******

  Отдавшись музыке, юноша закрыл глаза, и только время от времени подавался вперёд, чтобы нажать на педаль форте. В этот момент звучание инструмента приобретало особенную объёмность – и, сочетаясь с эхом пустынного дома, заполняло собой всё вокруг. Напряжение последних дней утекало, как растаявший под солнцем кусок льда. Из памяти испарились грубые лица и страх быть уничтоженным, если дар голоса перед толпой не сработает. Всё это ушло, осталась лишь музыка, которую Айвэн создавал своими руками, вспоминая о девушке из храма Незнающих. Мечник играл так как будто она была сейчас рядом, подходила к нему со спины: робко, нерешительно, стараясь не нарушить очарования пьесы. Это чувство чужого присутствия было настолько реальным, что Айвэн на секунду открыл глаза, и в отражении полированного корпуса фортепьяно увидел расплывшееся, нечеловеческое лицо…

  Одним махом скатившись со стула, Айвэн оказался всего в двух шагах от чудовища. Затенённые садовыми деревьями фонари очертили абсолютно белое тело на жилистых лапах. Перед Айвэном покачивалось поджарое существо, с тощим животом под выпирающими рёбрами. Чересчур длинные передние лапы согнулись в локтях, удерживая монстра на четвереньках. Глаза твари были наполнены чернотой и двигались следом за юношей – в них не было ничего, кроме бездонной Тьмы и печали.

  Челюсти на вытянутом лице безобразно раскрылись, и порождение Тьмы завыло. Оно кричало как человек, который скорбел о потерянном. Руки монстра сначала взметнулись к лицу, охватили его длинными пальцами, как будто пытались заткнуть себе свой собственный беззубый рот, но в следующую секунду чудовище ударило по фортепьяно. Оно безобразным образом пародировало игру человека, но вместо музыки разносилась одна какофония. Никакой связной мелодии у чудовища не получалось. Порождение Тьмы изломало несчастный инструмент на куски, разбросало в стороны клавиши и панели.

  Подпрыгнув на скрюченных задних ногах, белая тварь метнулась к мечнику. Пятипалая рука просвистела рядом с лицом Айвэна, но тот уклонился, не обнажая меча. Несколько следующих ударов наотмашь мечник парировал тем же образом, просто смещая корпус под невыгодным для монстра углом. Чудовище взбесилось от того, что не может попасть по человеку, и ринулось на парня, не контролируя взмахов. Оно было чрезвычайно тощим, но в худом теле чувствовалась потусторонняя сила. Всякий раз, когда жуткий обитатель особняка размахивал лапами, на его вытянутом черепе колыхались прядки седых волос.

– Всё зря! Верни-ись! Всё зря! Верни-ись! – завывал наступающий монстр. Роскошная мебель на его пути разлеталась в куски. Айвэн отскакивал из угла в угол, не давая к себе прикоснуться. Много раз он был на волосок от когтей, но всё ещё не дал воли клинку. Лишь когда его противник устал, отчего сделал излишне широкий замах, Айвэн выхватил гладиус и рубанул им поперёк тощей груди. Казалось, что монстр не заметил рассечённой царапины и продолжал теснить мечника к комнатному окну, но через секунду завыл, охватил плечи и начал раскачиваться, будто баюкая своё тело.
 
  В темноте Айвэн не мог разглядеть, какой порошок сыплется из раны чудища, только понял, что это точно не кровь. Раненая тварь должна была отступить, однако своего противника мечник недооценил. Чудовище внезапно бросилось на него и оттолкнуло к окну. Раздался хруст рамы и звон стекла, в ушах рыцаря засвистел ночной ветер, а перед глазами сверкнули звёзды. Ничто не могло удержать Айвэна от падения, но у земли его встретил плотный кустарник. Сад с треском принял падающее в доспехах тело. Лёжа в переплетении ветвей, Айвэн увидел, как из пустого окна на него смотрит белая голова чудовища. Оно хотело спрыгнуть за ушедшей добычей, и для этого примирялось к высоте, но свет фонарей обжёг порождение Тьмы. Прикрывая глаза, тварь попятилась обратно в спасительную темноту дома. Тут же оконный проём озарился вспышками и грохотом выстрелов.

  Китч расстрелял все двенадцать патронов из своих револьверов, метя в рёбра и в голову существа. Как минимум десять пуль точно попали в монстра, заставив его захрипеть, а затем рассыпаться в прах. Вихрь пыли моментально закрутился и развеялся по полу.

– Ве-ернись! Заче-ем?! – в последний раз донёсся отголосок ужасного вопля, после чего от белой твари остался один только тающий в блёклом свете султанчик.

*******

– Цел?

– Да…

– Ты ранил его. Очень неплохо для первого раза. Только если начал убивать порождение Тьмы, останавливаться не стоит.

– Кто это был?.. И как оно здесь оказалось! Вы говорили, что дом безопасен.
 
  В комнатном полумраке вспыхнул огонёк зажигалки и Китч закурил. Он сидел на стуле рядом с кроватью Айвэна, доставленного с улицы в спальню. Комната была другой, без зарослей перед окнами, так что свет фонарей свободно проникал в помещение. Теперь покою мечника ничто не угрожало. Дом номер двенадцать по улице Роз был, наконец-то, очищен от Тьмы, а тайна ржавого ключа оказалась раскрыта. После смерти чудовища внутри особняка перестала ощущаться пугающая и безликая пустота.

– Одиночество – так называется напавшая на тебя тварь по классификации Ордена, – Китч глубоко затянулся, и его лицо озарил маленький огонёк сигареты. – Тебе знакома тоска по брошенному дому? Ты когда-нибудь страдал о прошлом, которое безвозвратно утрачено?.. Во время Великой Войны беженцы испытывали сильную печаль по своей прошлой жизни, смешанную с отчаяньем временных лагерей. Обезлюдившие города, брошенные деревни, оставленные квартиры – сильная эмоциональная связь человека со своим жильём материализовалась из пыли и превратилась в тёмных существ. Они тянутся к человеку, долгое время могут жить с новосёлами в одном доме, и никак себя не проявлять, пока ты не затронешь их слабое место. Активатором может стать какой-нибудь стул, который нельзя переставлять, зеркало, в которое нельзя смотреться, пианино, на котором нельзя музицировать – такие вещи были особенно любимы хозяевами, или кем-то из семейного круга. Тоскуя по дому, люди сами невольно создают Одиночество внутри его стен…

  Китч прервался, разглядывая под светом окна визитку из танцевального клуба.

– Предыдущие стражи хорошо проверили здание, – постучал он сигаретным фильтром по кусочку картона в руке. – Но не нашли активатор, чтобы выманить Одиночество, потому денно и нощно жгли свет в обитаемых комнатах, пока сферы в трансформаторах не разрядились.

  Роберт усмехнулся, поглядывая на кровать Айвэна.

– Представляю, как они лежали в этой постели, в обнимку, а Одиночество пыталось подкрасться к ним, собираясь из пыли. Порождений Тьмы тянет к людям, они питаются жизненной энергией, хотя сегодня мы сражались не с самым сильным из них. Одиночество – не Тотемическое существо. Оно не смогло принять человеческий облик, только уродливо скопировало его.

– Очень хорошо, что мы его уничтожили, – сказал Айвэн. – Зло тянулось к людям, и могло причинить вред новым обитателям дома. Наверное, это и есть та причина, по которой особняк до сих пор не заселён.

– По твоим словам выходит, что все тёмные существа приносят людям один только вред и должны быть уничтожены?.. 

– Конечно! – не раздумывал юноша, вообще удивлённый тем, что страж может задавать такие вопросы. – Не смейтесь надо мной, Роберт Китч. Что с того, что я не помню ничего из своего прошлого? Внутри меня сидит единственное, страстное желание уничтожить всех порождений Тьмы! Тьма – это и есть самый заклятый враг человечества, самый страшный дракон нашего времени! Что бы случилось, если в особняке поселилась семья? Какие бы ужасы им пришлось пережить, если бы на фортепьяно начал кто-то играть или банально выкинул инструмент на помойку? На людей мог накинуться монстр! 

– Я бы, наверное, тоже наплодил воображаемых драконов, если бы у меня в голове не было ничего поважнее... Но довольно о твоей амнезии. Бесполезно расспрашивать потерявшего память человека, кто он такой. За долгие годы служения в Ордене я понял одну любопытную вещь: если хочешь наверняка кого-то узнать, то спроси его о Совершенной… Итак, что ты думаешь о нашем милосердном и сиятельном создании без плоти и без лица?..

  Айвэн задумался. Такой реакции Китч не ожидал. Он рассчитывал сразу услышать вдохновенную чушь от лжестража.

– Мне кажется, что я её прежде видел, причём не однажды… – с осторожностью начал Айвэн. – Если вы спросите меня о лице и других деталях внешнего вида, то напрасно потратите время. Это неуловимый образ, расплывающийся в белом сиянии… Меч – её дар, и кроме того у меня есть поручение, которое я должен был выполнить, но выполнил не до конца.

– Невыполненное поручение от Совершенной? Интересно… а яснее ты можешь сказать? – заинтригованно спросил Роберт.

– Яснее? Что же, я скажу как помню, как чувствую, но не сочтите меня сумасшедшим… Как объяснить, что вы стремились защитить Совершенную, обладали разящим оружием, и были обязаны исполнить приказ, но не смогли достичь цели, потому что все, кого вы знали, погибли, а вы непонятным образом остались живы…

  По нутру Роберта пробежал холодок. Глядя в честные глаза Айвэна, он на секунду поверил, что перед ним действительно Первый страж.

– Вы не смогли убить Архимастера?.. Многие в Капитолии думают, что именно он был тем самым «Великим Злом», которое угрожало Свету богини.

– Я ничего не помню о нашем враге. Все вместе мы спустились в пещеры как в преисподнею, где затаилась могущественная и страшная Тьма. Нас было трое, хотя до этого мы долго не собирались, исполняя волю Совершенной во всех уголках Истэрии. С нами было много металла – каких-то столбов и кованых рам. Но с момента, когда мы уходим под горы, воспоминания меркнут… Всё, на что я могу опираться сегодня – это желание исполнить свой долг. Именно по этой причине я с нетерпением жду поездки в столицу. Мне также сильно нужны ответы, как и вам, Роберт Китч. Я хочу узнать у Совершенной, что мне было поручено, и что делать сейчас, когда жизнь вернулась.

– Прошло восемьдесят лет после гибели Первых, и ты не можешь быть кем-то из них… – стрелок затушил сигарету о каблук собственного ботинка. – Но даже если и так, то твой рассказ мне не нравится, парень. Раз Первые стражи прошляпили Архимастера – значит очень сильная Тьма на свободе.

– Что ж, если Магистры, которых вы называете Зодиаком, тоже усомнятся во мне, то пусть испытают и проверят меня на честность. Если я действительно первый страж – мои навыки, мой характер, моё поведение должны подтвердить мою личность. Я Айвэн – один из трёх Первых, мечник, хранитель клинка и верный слуга Её Света. 
         
– Да не будет никаких Проверок! Для всех ты самозванец, тебя просто казнят! – неожиданно воскликнул Китч. – Ты опасен из-за своего Дара Голоса, способного разрушить страну. Стражами сейчас становятся те, кто давно позабыл про золотые доспехи. Ты не нужен ни Магистрам, ни Совершенной. Надёжнее – просто застрелить тебя, а вся эта поездка в столицу – лишь по прихоти нашего Зодиака, желающего лично взглянуть на того, кто напялил на себя чужую личину!..

  Айвэн как громом поражённый уставился на стрелка, и не мог вымолвить слова.
 
– Да, я убийца, малыш, меня послали за тобой, и это поганая работёнка. И слово «страж» я использую только тогда, когда надо выкрутиться из очередной передряги. Мне нечем гордиться, хотя бы потому, что сейчас я стал конвоиром для смертника… Знаешь, на фронте было попроще. Там ты можешь не кривить душой, когда стреляешь в врага, и те кровавые времена среди окопной грязи, дрянной жратвы, тифа и газовых атак были, без сомнения, честнее, чем сегодняшняя работа на Орден. Убивая на войне, ты, конечно, берёшь на душу грех, но он только твой. Сейчас я занимаюсь тем, что охочусь на чужие грехи, подчищаю людскую грязь, пока остальные стараются её не заметить: проклинают, боятся, хотя сами же в ней виноваты. Я убиваю, а остальные живут, нисколько не изменившись... Истэрию зажимают с трёх сторон, и вот-вот откроется четвёртый фронт, у океана, а мы танцуем, посещаем кино, читаем книги и думаем, что Большая Мясорубка больше никогда не повторится. Лучше бы нам поскорее очнутся. Весь мир ополчился на Совершенную, и что будет дальше – ни один Мэтр не знает. Пока мы тут с тобой разговариваем, попутно выбивая пыль из углов, на границе ведутся бои. Стране, утонувшей в конфликтах, не нужен бунтарь или рыцарь, неизвестно зачем восставший из почётной могилы.
 
  Слова Китча утихли в стрёкоте проезжающего за окном самохода. Айвэн не хотел верить, что всё обстоит именно так. Но какой смысл Золотому Стрелку было врать? Жизнь Айвэна могла оборваться, как только они достигнут Сияния. Но самым страшным было не это, а думать, что он напрасно явился из прошлого, подобно Mammuthus primigenius*6, и зря пытается следовать принципам чести в чересчур изменившимся мире.

– «Aliena vitia in oculis habemus, а tergo nostra sunt» – Чужие пороки у нас на глазах, наши – за спиной, – изрёк юноша. – Что вы сами будете делать, после того как отдадите меня в руки Ордена?

  Китч безразлично пожал плечами.

– Буду дальше заниматься уничтожением Тьмы. До пенсии мне ещё далеко, ближе только могила.

– Нет, я имею ввиду, что вы будете делать сразу после того, как сойдёте с крыльца Капитолия, чем займётесь?

– Напьюсь в баре первой категории «Счастливый час» – название не соответствует забегаловке, цена на выпивку тоже. Быть может найду себе женщину, которая не за деньги согласится составить мне компанию на ночь. А если не найду, постараюсь дожить до утра, попутно не влипнув в случайную драку… хотя это вряд ли. 
 
– И всё? Неужели обладая мастерством стража вы больше ни на что не способны? – поразился его ответу Айвэн. – Вам не за кого умереть, поэтому вы до сих пор живы. Вы не преданны Совершенной настолько, чтобы погибнуть с Её именем на устах. Вас гложет сомнение… а вот мне смерть нестрашна. Я спас от смерти немало судеб, и буду сражаться с этим Драконом и дальше, до последнего вздоха. Тогда и загадки моего прошлого не так уж важны, а настоящее будет прожито с честью. Самое главное – я умираю за правое дело, в которое верил и верю сейчас. Пускай Магистры окажутся совсем не такими благородными людьми, какими я ожидал, и пускай приговорят меня и казнят... Но за что будете умирать вы, когда придёт час? У вас позади целая жизнь, а у меня только три недели со дня воскрешения. Найдётся ли в вашей жизни мечта, или хотя бы один человек, ради которого можно пожертвовать правилом: «Ничего личного»? Есть ли в вашем существовании, Роберт Китч, хоть какой-нибудь смысл?

  Стрелок не ответил, только встал и направился к выходу. Дверь за ним хлопнула, щёлкнул замок, и Айвэн остался один – в холодном сумраке, взаперти. Китч несколько раз дёрнул медную ручку, проверяя надёжность запора.

– Ничего личного, малыш, но сегодня ты под арестом… И кстати, я не выношу слишком много философии на ночь глядя. Бывай.


*5 Слушай много, говори мало (лат.)
*6 Шерстяной мамонт (лат.)

Далее: Глава 10 - Сталь и шёлк
http://www.proza.ru/2018/04/08/1396

Ранее: Глава 8 - Храм войны
http://www.proza.ru/2018/03/04/1722