Глава 0 Где-то в пути

Из забытья вывела вода, ударившая в лицо. Вернувшееся сознание тут же беспардонно напомнило о боли. Ныло решительно всё: от затёкших щиколоток и запястий до растрескавшихся губ и ошпаренной спины. Болела голова, которая, не будучи чугунной, как у этих остолопов, не могла вынести такого количества ударов. Болела челюсть, болели рёбра, по которым хорошо прошлись палкой. Болели воспоминания об изуродованных ногтях. Батюшки, как же всё болело.
Покрыть бы их матом, проклясть, высказать всё, что думаешь об этой своре, да только даже на ненависть сил уже не осталось. Где-то за стеной протяжно заскулил ветер и заскрипела под напором стихии древесина. Кто ж так судно ведёт? Загубят же, идиоты… Ну а где им взять хороших рулевых, когда все гвардейцы либо враги государства, либо иммигранты, либо корм для рыбы. Сколько же людей засосало в эту чёртову воронку. Сколько крови пролилось и ещё прольётся. Как же больно. Везде.
Огромного усилия стоило поднять тяжёлые веки - Меньше всего сейчас хотелось открыть глаза, чтобы вновь удостовериться в том, где он находится. Чтобы вновь осознать, что это не сон.
— Имя!
Нет, определённо не сон. Это гавканье он ни с чем не спутает. Каждый раз после очередного “разговора” у него спрашивают имя. Проверяют, соображает ли ещё что-то. Соображает, к сожалению. И помнит, куда и зачем его транспортируют. Проклятие, как бы хотелось просто проснуться где-то в подворотне. И пёс с ними, с рёбрами, с зубами, да вообще с чем угодно. Как угодно. Босым, голым, без кошелька. Главное — не здесь.
— Имя! — вновь зазвенел в голове обрыдший вопрос. — Назови своё имя!
— ...тиан… — еле слышно произнёс допрашиваемый.
— Прекрасно. Взгляни-ка на меня, Кристиан.
— Тебе… — мужчина, поморщившись, провёл языком по зубам и, погоняв скудный запас слюны по дырке, оставшейся от одного из клыков, сплюнул к лакированным сапогам сгусток красной жижи с осколками зуба, — тебе надо — ты и смотри, — тихо ответил он. В волосы впились короткие пальцы, поросшие чёрными волосками, что хряк щетиной, и голову рванули вверх. На мгновение всё поплыло, а после тусклый свет масляной лампы обрисовал эту осточертевшую рожу: оливковую кожу с чёрной окантовкой бакенбард, похожих на дохлых крыс, здоровенный нос и блестящие глаза, зыркающие из-под густых бровей. Раньше в карикатурах лутов именно так и изображали. Видать, повезло столкнуться с каноничным представителем этой народности: здоровенным волосатым садистом.
— Неплохо выглядишь. Это хорошо. А то я уж испугался было, что ты помереть удумал. Ну что, продолжим?
— Ничего банальнее придумать не мог? — тихо хмыкнул мужчина. Хотя что ещё можно спросить у человека после — интересно, кстати, после скольки? — часов пыток.
— Где он? — спросил в который раз мучитель, пристально глядя в серые глаза, залитые розоватой смесью воды, пота и крови.
— Ближе, — устало произнёс привязанный к стулу, вяло вздохнув. Лут наклонился к разбитым губам, с которых соскользнуло лишь предложение заняться оральным сексом в грубой форме. Военный, рассвирепев, наотмашь ударил по уже и без того разодранной скуле. Заскрипела палуба, пол качнулся и стул опрокинулся набок, отчего застонало плечо и заныли потрескавшиеся рёбра. Как будто этого было мало, в живот впечатался массивный нос сапога, заставив судорожно закашляться. Хорошо, что он ничего не ел, а то бы пол ещё и содержанием желудка замарал.
— Да как ты смеешь так говорить с офицером, тварь?!
— Нет, дружок. Это ты что-то перепутал, — отдышавшись, ответил пленный из-за завеса смоляных волос. — Ты — шавка нового правительства. Офицер здесь я, — с этими словами Кристиан поднял загорелое лицо и серые глаза наполнились такой гордостью и уверенностью, что допрашивающий схватился за палку, которой не так давно мутузил пленённого. Он замахнулся и, наверное, проломил бы брюнету череп, если бы не скрипнула дверь и в комнату не вошёл мужчина средних лет с узким лицом и взглядом старой собаки, которая хочет уже лечь на любимую подстилку. Лут мгновенно вытянулся в струнку и поднял подбородок.
— Ну что, лейтенант, есть какие-то успехи? — меланхолично спросил мужчина, безразлично посмотрев на арестанта.
— Никак нет, господин майор, — ответил мужчина, раздосадовано дёрнув уголком пухлых губ.
— Ну не огорчайтесь. У нас до прибытия в город ещё сутки, так что вы сможете всласть наговориться с нашим подопечным, — майор, чуть прищурившись, наклонился к “подопечному”. — У вас потрясающая выдержка, Блас. С лейтенантом немногие способны провести столько времени наедине. Может, уже хватит себя истязать? Скажите уже всё, что знаете и проведите последний день без мучений? Выспитесь по-человечески, выпьете хорошего виски, покурите, если угодно. Разве лучше остаток жизни провести в этой комнате, лишаясь очередного ногтя?
Кристиан расплылся в кривой улыбке и, поморщившись, коротко хохотнул.
— Экая у вас фантазия, — только и ответил Блас.
— Ясненько, — вздохнул майор и выпрямился. — Зря вы так. Я ведь с вами на чистоту: не обещаю помилования, не сулю того, чего не смогу предоставить, а вы так бесцеремонно. Но, видимо, это общая черта всех врагов государства, — заключил майор. — Лейтенант, можете продолжать. Только, я вас прошу, этот человек должен доехать до эшафота живым.
С этими словами майор покинул комнату, и лейтенант довольно улыбнулся и прикурил. Он резким движением вернул стулу вместе с сидящим вертикальное положение и обошёл приговорённого, рассматривая свою работу.
— Живым ты точно доедешь, но вот насчёт целости майор распоряжений не давал, — произнёс мужчина и затушил сигару о татуировку с изображением буревестника.
Кристиан Блас закусил уже и без того разодранную губу, чтобы своим криком не подтвердить добросовестной работы лейтенанта.