Чудеса Вселенной

- Почему не спишь? – дед сжимает мне руку, переплетая свои бронзовые пальцы с моими, и я чувствую сухость и прохладу его кожи, хрупкой и тонкой.
- Караулю. А вы почему? – смотрю в прищуренные, совершенно бесцветные от прожитых лет глаза. Он насмешливо покачивает взлохмаченной головой и ухмыляется:
- Боюсь проспать свою смерть.
Видя, что я не собираюсь уходить, он подвигается, уступая место на горбатой кровати, и усиливает звук телевизора. Мы смотрим передачу о недавно открытых галактиках. Время от времени дед качает головой и, вглядываясь в мерцающий звёздами экран, шепчет: "Надо же, какие чудеса... Непостижимо. Удивительно..." И толкает меня острым локтём: "Ты только представь себе!"


Просыпаюсь поздно. Солнце, странно беспощадное в этом полусонном краю, уже поджаривает молоденькое июльское утро на сверкающем вертеле. Дети давно на улице и возятся за сараем с котятами. Схожу вниз и останавливаюсь на пороге, боясь ступить босой ногой на раскалённые ступеньки крыльца. Дед в одной майке и закатанных почти до колен штанах сидит на низенькой каменной стенке, окружающей внутренний двор, подставив жгучим лучам нелепое старческое тело – дряблое, с жалко торчащими из когда-то крепкой спины воробьиными лопатками. Он не видит меня, смотрит в сторону, на гору, о которую опирается плечом его дом. Когда я собиралась к нему, то взяла с собой чёрное платье и новый чёрный кружевной шарф на голову. Сейчас осторожно схожу с крыльца, сажусь рядом с дедом на стенку и трогаю отёкшее колено, обтянутое лоснящейся штаниной:
- Не жарко?
Он, не поворачиваясь, молча показывает рукой в сторону невысокой округлой вершины с редкой лесной порослью. Некоторое время мы смотрим на неё вместе.
- Там лань стояла. Жду, не вернётся ли, - медленно произносит он.

Солнце горит в ярком сухом небе. Дед думает о Вселенной и о лани. А я думаю о том, нравятся ли ему кружева. Может, нужно было взять старый крепдешиновый.