xxxi глава. Отпуск

Дворник жонглирует лопатами на пустой аллее, ведущей к парку. Утренний туман прижимает желтые лисья к асфальту, не дает смотреть. Дворник подбрасывает одну лопату и сразу же кидает следующую, они летят, тяжело переворачиваясь в воздухе над головой парнишки, крепкая ладонь хватает черенок из-за спины как раз вовремя, чтобы лопаты обрели невесомость и летели дальше, всегда дальше, по кругу.
Каспер один  в конце аллеи. На нём промокшее пальто, небритое горло чешется о свитер тонкой серой шерсти, новые джинсы велики и внизу измохрились, уже в грязи. Без пиджака, даже в свитере – холодно, и пальто кажется свободным.

- Всё, не хочу больше.

Каспер, видимо, говорит это вслух, дворник оборачивается, лопата падает. Дворник достаточно далеко, чтобы не услышать слова, но достаточно близко, чтобы услышать голос. Он спотыкается, когда поднимает лопату, оборачивается ещё раз, перебрасывает обе лопаты в одну руку. Идёт по аллее по направлению от Каспера, шебурша листья  одной ногой.

Каспер бредет за дворником, быстро теряя его из виду – близорукость, туман. Аллея ведет в парк, вернее в то, что раньше было парком -  одна ржавая карусель «Северное сияние» и разбитая травой асфальтовая площадка. Потом совхозное поле, поросшее высохшим бурьяном и пыреем, по нему размокшая в грязи тропинка. Тут и там лужицы, как следы лошадиных копыт, и вдруг большая лужа, как нога слона. Серый туман поднимается высоко над травой и уходит вниз – чем дальше, тем хуже видно. Трава вблизи от большой лужи лежит спутанной, как грязные волосы – по ней обходят грязь те, кто идёт в совхозный поселок, или срезает на трассу, до рынка. 

От деревьев – тишина. Каспер понимает, что дальше идти нельзя, некуда, в лесу только черная скользкая земля, грязная вода топит тропинку в оврагах. Каспер останавливается у самого края леса, у большого куста.
Рвёт белые мятые ягоды с веток. Такие растут в детских садах. Они, мальчишки, давили их, или лопали ногами на асфальте. Девочка сорвала сразу всю веточку, приложила к уху, сказала: серёжки. Потом протянула маленькому Серёже:
- На, кусай. Ну позялуйста. Они кусные, как будто бы, давай?
На щеке зайчик осеннего солнца, на земле кляксы белых ягод, в руке расплеталась верёвочка грузовика.
 Где теперь эти девочки?

Каспер чувствует чужое движение своего тела – развернулось, пошло назад, шаркая ногами. Будто мерина повели в стойло.  По этому движению узнает усталость, озяблость, слабость свою, осень. Представляет непривлекательность кривой спины, серой седины в волосах. В пиджаке ему было плохо, не шел пиджак. Без пиджака тоже плохо. Вообще – плохо.

Недавно он бросил ходить на работу. Однажды случайно не пошел – был ливень, Сергей сидел под козырьком остановки, перечитывал письма Ван Гога в погнутой книжке карманного формата. Дождь был такой сильный, что он не увидел, как подъехала машина, не услышал, как ему звонили.
Письма Ван Гога брату Тео – одна из двух книг, что он дал почитать Алисе. Она впервые подошла к нему на репетиции Сашкиной группы и спросила книги про художников. Она смотрела на него снизу вверх, покачиваясь на носках. Ведь он – высокий, а она – маленького роста. Он думал, что произвел на неё впечатление своей эрудицией, а на самом деле, она, видимо, их даже не прочла. Однажды она пришла к нему жить. Сергей думал, она его любит, когда разматывал её длинный шарф со снегом, доставал тапочки. Оказалось, она пришла потому, что Сашка Грэм, её парень, уехал в Москву и забыл оставить ключи.
Теперь она ушла – легко. Всё было – и ключи, и продукты. Он звонил из командировки по вечерам, как обычно – и она, как обычно, не отвечала.

Легкость – это то, чего всегда не хватало Касперу. Он идёт, бредет краем леса – листва мешается с хвоей тонкими желтыми копейками, забывают небо берёзы. Тяжело уезжать, тяжело расставаться, тяжело пытаться быть. Кем-то, с кем-то.

- Не хочу больше.

На работе сказали – отдохни. Директор звонил главному, главный звонил – ласковый. Что говорили – Сергей не помнит. Теперь у него отпуск.
Каспер никуда не едет. Ходит здесь, во Владимире. Думает – может, она вернется. Живёт всё там же, не запирает квартиру.
Вернувшись с прогулки, засовывает джинсы в стиральную машину и садится на табуретку в прихожей – в одних трусах, и том же свитере, слушает шаги на лестнице. Иногда кажется, что она не уходила никуда, что сейчас вернется. Будет рассказывать, не удивляясь тому, что он волновался из-за такой ерунды.

В дверь позвонили. Каспер достает из машинки штаны с мокрыми внизу штанинами, натягивает обратно, открывает.

Это с работы - Андрей и Павел. Его друзья из отдела рекламаций.

- Андрюха говорит – давай апельсинов купим! А я говорю – Серёга что, больной? А Андрюха говорит – после такого сезона тут не то, что больным – мёртвым сделаешься. А я говорю: тем более! Лечиться тут надо, а не апельсины.

И Павел достает из пакета на стол бутылку водки. Бутылку лимонада «Дюшес», копченую курицу в целлофановом пакете, банку соленых огурцов. Улыбается довольно, отведя голову назад, собрав подбородок в складки, разводит над столом толстые растопыренные пальцы:

- Давайте же лечиться!

После третьей стопки спрашивает Каспера:
- Что случилось-то?

Каспер, не глядя на него, отвечает:
- Жена ушла.

- Угу. - говорит Павел.
Андрей без перерыва наливает ещё по одной, быстро выпивает, закусывает огурцом, курицей - снимает с кости мясо пластом, жует мрачно.
- Все беды от баб.

Павел наливает всем лимонад, улыбается неуверенно:
- Да вернется.

Касперу горько от водки.  Чтобы не сидеть перед лицами – встает, идёт к окну, утыкается лбом. Стекло холодное.

- Форточку открой, друг. – просит Андрей.

Каспер открывает форточку, сквозь неё вливается шум машин, воздух сквозняком, как ключевая вода - чистый, с горчинкой прелого листа.
Все плохо. На улице – хорошо.
Из окна видна остановка автобуса. Мужчина стоит спиной к дереву недалеко от остановки, ждёт. На остановке кричат две бабушки, ветер доносит их голоса. Они выясняют свой путь у женщины с желтыми волосами, обтягивающими темя. Женщина похожа на воспитательницу.
Бабушка кричит:
- Я живу прямо напротив кинотеатра «Русь»!
Другая, азартно:
- Возможно, Русь - ещё ресторан!
Бабушка, горестно:
- Нет, Русь  - это кинотеатр.
Вторая, торжествующе:
- Тогда наш автобус только что уехал! Надо было на 26! Или на 24! Ты бы доехала! Он уехал!
Тётя-воспитательница рассудительно качает головой:
- Да, вам надо было на 26.
Мужчина отходит от дерева. Дерево мокрое, и вылезла краем земля из-под сваленной дворником кучи листьев.

Каспер переводит взгляд по эту сторону стекла: на веревке посередине висит занавеска из серой тюли с вишнями, на подоконнике клеенка, ножницы с проржавевшим гвоздиком, в углу пузырёк зеленки. Всё это сдается хозяйкой-старушкой вместе с квартирой.
«Ничего больше и нет, кроме каждодневных мелочей», – думает Каспер. – «Сдираешь корку повседневности, а под ней ничего нет. Как отодрать наконец болячку с коленки и обнаружить, что под ней нет самой коленки».

Каспер машинально берет пузырек зеленки, хочет его убрать куда-нибудь, не находит, куда и ставит обратно. Пачкает палец.

- Серёга, да что случилось-то? Чего ты истеришь? Баба ушла, баба вернется, мало ли баб…

Каспер представляет, как подходит, и бьет Андрея кулаком в лицо. Потом извиняется.

Андрей похож на Павла. Или, скорее, наоборот, потому что всегда кажется, что Андрей главнее, хотя говорит Павел больше. Оба они с черным коротким ёжиком, маленькими умными глазами, крепкими руками, спокойным тяжелым характером. Никто мог бы поддержать его лучше.
Но никого и нет. Чужой город. Хотя, при чем город? Дома в Петербурге ещё хуже. Там не скажешь – чужой город, там понятно, чужой – это ты.

- Ребята. Классно, что вы зашли. Я рад.

Андрей кивает. Павел наливает.

Сбегали ещё за бутылкой. Ближе к утру курят прямо на кухне, потому перестают закрывать окно. Глаза плавают отдельно от лиц в низких облаках наслоившегося дыма, потом к нему присоединяется туман из окна. 
От водки у Сергея всё в голове разваливается, разбирается легко, как паззлы: у каждого кусочка есть цвет, по неровным краям можно определить, из какой он части картинки, но смысла - нет, и это – к лучшему. 
Появляется разудалое настроение спеть песню.
Поют. Идут гулять.
Пока гуляют – хорошо. Павел вспоминает выпускной, как встречали рассвет -  говорит увлеченно.
Потом небо светлеет, хмель проходит, и появляется всего одна мысль, как больной зуб под протезом: одиночество. Конечно.

- Я её не люблю, мне просто очень одиноко.

- Конечно, братан. – говорит Павел.
- Всё правильно, Серёга – говорит Андрей. - Это нормально.

Они идут втроем на встающее солнце, опустив головы. Каспер в пальто, ребята в кожаных куртках. Город пустой: машин нет, мигают желтые светофоры. Они идут посередине проспекта, потом сворачивают на свою улицу. Идут мимо давно замороженной стройки. Светит белым разбитый фонарь. Из пустых окон берёзки роняют листья. Березки маленькие, кривые, как дома.
И хочется спать.