Охотничьи Байки. Титов Д. В, Крикунов О. Н

 


               


                Сочинение господ
                Крикунова О.Н. и
                Титова Д.В.

Издание второе, дополненое














Главный редактор Титов Д. В.








   Что может быть лучше отдыха  осенним вечером у костерка после охоты!
   Трещат поленья в огне, булькает на тагане котелок с шулюмом, а ветерок напахивает от него манящий вкусный  запах, на кошме расстелена чистая тряпица,  аккуратно разложен ржаной хлеб и  ломтики сала, розовые на срезе, луковка очищена и разрезана вдоль на четыре части, ходит по кругу фляжка с согревающим душу зельем, а усталая легавая собака выгрызает из шубы колючки и блох… 
    И течет неторопливая беседа о былом, о боровой и водоплавающей дичи, о рогатых и зубастых, о копытных  и  хищных зверях, о ружьях и охотничьих ножах, о метких и лядащих стрелках и  о преданных охотничьих псах…
    Чего здесь не наслушаешься!  … мороз подирает по коже, когда рассказчик, театрально жестикулируя, живописует ржавые клыки вставшего на дыбы медведя; и, с замиранием, открывши рот и затаив дыхание, слушает охотник-новичок бородатого ветерана охот, про случай, когда тот, не сходя с места, сбил тридцать четыре дрофы подряд; и катается по земле от смеха вся честная компания, слушая рассказ о том, как их коллега шесть раз кряду стрелял по резиновому чучелу утки.
   Эти байки можно слушать бесконечно, им  нет числа, но мы попытаемся, брат-читатель, рассказать некоторые из них.























 


Цирковая  косуля

    Ранним февральским утром 1997 года мы с Олежеком и Пашей вывалились с рюкзаками, лыжами и ружьями из теплого рейсового автобуса у мостика через ручей, что протекает на полпути между селами Средигорное и Чиркаин.
    Собирались мы попытать охотничьего счастья в верховьях длинного лога, что отделяет гору Бабушка от Черемшанского белка. Ночевать решили на пасеке, засыпанной  снегом в роще у ручья, а путь до нее не близкий. Хотя уже встало солнце, мороз чувствительно пощипывал щеки. До этого стояли очень холодные дни, снег промерз и проваливался под лыжами до земли, словно песок,  идти было бродно.
    Недалеко от дороги  в ручье подрезали свежий заячий малик. Не без труда мы распутали  хитрые заячьи петли – косой покормился  в тальниках и ушел на лежку вверх по логу  в густой камыш. Попробовали обложить  его – не получилось, услышал нас, длинноухий и  убежал в гору, только пятки сверкали.
    Мы отправились дальше,  и перед подъемом на южный склон Бабушки остановились передохнуть. Паша щедрой рукой достал из рюкзака самодельный термос, изготовленный по программе «Очумелые ручки» - бутылка из-под спрайта, обмотанная портянкой – и предложил нам хлебнуть чайку. Я поднес бутылку ко рту, сделал жадный глоток – и чуть не захлебнулся. Откашлявшись, и вытерев слезы, спрашиваю – ты чего туда налил? Паша почесал в затылке, глотнул из чудо-термоса и почмокал губами. Выяснилось  - с месяц назад  он от меня унес в этой бутылке жирный бульон от говяжьего языка. Бульон он сожрал, бутылку не помыл, остатки прогоркли и протухли – и  Пашустик твердой рукой поутру налил в эту восхитительную субстанцию горячего чая. Запах нестиранной портянки придавал этому пойлу особую пикантность. 
   Долго поднимались мы до гребня горы, затем начали спуск по крутому северному склону, с элементами слалома и кульбитов, держа курс по направлению к  пасеке. Я уже выбился из сил и заметно отставал от Паши с Олегом, когда, путаясь лыжами в карагае, наткнулся на свежие следы косуль.  Четыре штуки прошли незадолго перед нами по склону траверсом налево. Я, передохнув,  побрел дальше. Впереди Паша с Олегом уже пересекли сенокос и подходили к пасеке, когда  что-то заставило меня обернуться.
    Черт возьми! В двухстах метрах слева  по склону на махах от меня уходит косуля, а стрелять далековато… Налюбовавшись, потащился дальше, периодически поглядывая через плечо на дичину, а она успокоилась и идет от меня размеренным шагом.
Добрался я до пасеки, а ребята уже занимаются благоустройством. Рассказал им про то, что перевидел зверюгу. Олежек тут же выхватил у меня бинокль и помчался наблюдать.
   Мы с Пашей принялись приводить жилье в состояние, пригодное для ночевки, для начала приступили к ремонту печки,  и тут в избу влетает Олег и выпаливает козел не уходит, он бегает по кругу! Мы, понятное дело, не поверили – что за сказки! Дежурные враки!  А Олежек чуть ли  не в истерике бьется, не верите, сами посмотрите!
    Неохотно поплелись мы на опушку рощи  с биноклями, чтобы вывести нашего дружка на чистую воду, и – елки-палки! что мы видим!– далеко на склоне козел ходит на одном месте кругами -  метров тридцать в диаметре. Наблюдали за ним минут пятнадцать – та же картина. Решили, что косуля либо попалась в петлю, либо у нее на ноге капкан с потаском.
   Сразу возник план охотничьей вылазки: я становлюсь на номер внизу в ручье, а Олег с Пашей   обходят сопку и сверху нагоняют козу на меня. Через час боевые порядки были построены и Паша с Олегом двинулись вниз неотвратимо, как смерть. Через некоторое время косуля заметно заволновалась и ускорила бег по кругу, а когда Паша подъехал к ней метров на сто, центр кругов стал медленно перемещаться вниз по склону на меня. Паша недоуменно пожал плечами, подошел ближе, приложился, выстрелил, и косуля рухнула замертво.
    К нашему несказанному нашему удивлению, на ногах у нее не было ни капкана, ни петли – и никаких следов старых повреждений. Высказали мысль, что у нее поврежден мозжечок – вскрыли череп -  мозги без видимых изменений. Ничего вразумительного по этому поводу так и не пришло нам в головы, и, во время ужина с традиционной жареной печенкой (а за неимением посуды, жарить ее пришлось на листе ржавого железа) мы дружно порешили, что косуля просто-напросто сбежала из заезжего цирка…




Линь  в  очках

"...это было в том деле, когда
 старина Пью потерял свои иллюминаторы.."
Роберт Стивенсон, "Остров сокровищ"

    Ласковое  по-весеннему солнышко согревало нас в октябре 2001 года, когда мы со всех сторон света белого собрались на турбазе «Геолог», дабы поздравить любимого дружка Олежека с сорокапятилетием.
    Бабье лето было в разгаре,  осень уже раскрасила сопки в пурпур и золото,
утки, свистя крыльями,  метались над зарослями камыша, собираясь в дальнюю дорогу на юг, бойко плескалась рыба перед тем, как уйти на зимовку в глубину, и на турбазе, кроме нас, не было ни души. Уровень воды в тот год был высоким, и для нашего пиршественного стола оставалась лишь узкая полоска берега между линией прибоя и гаражами.
    Первый вечер удался на славу, с песнями и половецкими плясками, и наутро мне с трудом удалось разлепить глаза только после того, как я умылся целебной и прохладной бухтарминской водой.
    Снова нас согрели теплые солнечные лучи, вот уже чайник начал басить и подрагивать, а сковорода аппетитно зашкворчала, источая сооблазнительные  запахи, призывно зазвенели рюмки. Веселый праздник продолжался.
   Через некоторое время подъехал сосед по гаражу со своим семейством – наш приятель Бронислав, намереваясь отдохнуть и порыбачить на выходных днях.   И только разнежился  я на понтоне на солнышке, а под боком сонно заурчал наш молодой котик Карп, как вдруг раздались возбужденные крики.  Бронислав  подбежал ко мне, размахивая руками, и взволнованно сообщил, что недалеко от берега села на воду нырковая утка.
    Я ворвался в гараж, словно вихрь, сбивая с ног друзей, как кегли, схватил двустволку и патронташ, выскочил наружу как пантера,  а утка уже уплывает, выстрел – второй – есть, перевернулась!   - опять она оживает и  боком, неловко и медленно плывет к камышу…
   Мы с Олежеком стремглав  помчались к лодке, и, опередив меня, он, словно Самсон, столкнул тяжеленный «Прогресс» на воду. Я  прыгнул следом и, взмахнув в азарте веслом, сбил с носа Олега очки. С печальным бульком они упали  в глубокую темную воду, и, оставив  на ней расходящиеся круги, потонули в неизвестности, словно броненосец «Русалка»…
    Нырка мы добрали, но тьма опустилась на Олежека, как, бывалоча, на великий город Ершалаим. Замолкли звуки чудных песен… Только тепло друзей и бочонок с дивной фантой смогли растопить его кручину. И помог стаканчик из ручищь Сереги Куликова, и подмигнул, и развеселил этот стаканчик… 
   Наутро был у нас покой, и хлебный мякиш за щекой,  все разбрелись по интересам, кто куда. Я и Зайка поехали на «Ниве» на охоту, Паша отправился на лодке проверять сети, а остальные сбились в тесный кружок вокруг Олежека, дабы он, не дай Бог, не упал сослепу с понтона или не выколол себе глаз в кустах.
    Первым из кормильцев прибыл на лодке Паша с богатым  уловом. Под восхищенные вопли встречающих браконьер-добытчик выволок на берег  полный  чан лещей, сорожек, окуней, подъязков и судачков, среди которых эффектно выделялись серебристый красавец-таймень и большой золотистый линь.
    Наши девы  из тайменя сделали хе и при этом безобразно перелили уксуса в блюдо. Так называемый плов, который изготовила  Света Седченко, тоже не стал украшением стола, даже местная, вечно голодная собака Фарди брезгливо сморщила нос.
    Чтобы смягчить горечь от этих кулинарных напастей, Олежеку милые дамы предложили почистить линя. Поскольку у этой рыбы чешуя чуть больше микрона,  придумать такую изощренную пытку мог только слабый и коварный пол.
    Оглушив рыбину березовым поленом, Олежек принялся за работу. Полчаса он трудился как каторжный, обливаясь потом и  представляя себе  линя с золотистой корочкой, под слоем зажаренного лука и окропленного лимонным соком, тающего во рту ...   Наконец одна половина   рыбы заблестела как дембельский сапог и, перевернув тушку на другой бок,  Олег с тяжелым вздохом продолжил скрести линя ножом. Неожиданно рыба дернулась, выскользнула из рук, подпрыгнула на доске, и, хлопнув незадачливого экзекутора хвостом по носу,  громко шлепнулась в воду и исчезла в волнах.
    Приехав с охоты, я увидел Пашу в волнах. По колени в воде, он, словно Аленушка в поисках братца Иванушки, грустно бродил в резиновых сапогах вдоль берега, периодически почесывая затылок и недоуменно разводя руками, вглядывался в морскую пучину в поисках линя…
   Олежек к тому времени уже сочинил антропоморфическую бредею о том, что линь со вчерашнего вечера начитался повести Джека Лондона «Любовь к жизни».
   И всю осень, до самого ледостава, приезжая на синее Бухтарминское море,  мы озирали  морские просторы в поисках линя в очках.
    Очки впоследствии отыскались, но это уже другая история… 



Наши  встречи  с  Байером

    Ранним октябрьским утром 2005 года мы с  Олежеком выехали на «Ниве» из Усть-Каменогорска на волшебную речку Кулуджун, истоки которой берут начало где-то в районе перевала Умыш, а впадает она в пески недалеко от Казнаковской переправы.
    Наш план – половить хариуса, пострелять тетеревов, еще я прихватил с собой карабин и лицензию на косулю. Недалеко от цели заехали в известный нам старый яблоневый сад в надежде найти косачей, но их, увы, уже распугали. Подстрелили только одинокого голубя. Наш бивак мы разбили в красивом месте, на галечной ровной площадке, у омутка, там, где речка Куперлы впадает в Кулуджун.
   Речка по размерам смешная, воробью по колено, но, размотавши снасть и нацепив на крючок червя, я быстро выловил из ямки  четырех контрольных хариусов. И забыли мы с Олегом про все на свете. Хариус в Кулуджуне не крупный, но клевал он азартно и скоро наши паевки заметно потяжелели.
   Прикатил Паша с Шуриком на своей «копейке», и приготовленный нами к их приезду  ужин у костра был воистину царским – уха, хариус жареный, хариус малосольный и даже бутерброды с икрой.
    С первыми  признаками рассвета мы с Шуркой отправились промышлять косулю.
    Перевидели двух, но не положили, да и на выстрел они нас не подпустили – и мы вернулись в лагерь. После завтрака на скорую руку  я отправился с удочкой вниз по Кулуджуну, Паша с Шуркой ушли в горы искать косачей, а Олежек остался в лагере кухарничать, он пообещал заварить неслыханную лапшу из одинокого голубя.
    Где-то перед обедом загудел за кустами «Уазик» и через какое- то время ко мне подошли неизвестные джентльмены с обычными вопросами – как рыбалка, откуда мы и зачем. Не отвлекаясь от рыбной ловли, я лениво поведал, что хариуса у меня полная сумка, вверху на горах главный зыряновский мент Антонцев стреляет тетеревов, а в лагере у меня лежит лицензия на косулю.
     Впоследствии выяснилось, что это была мутная компания то ли рыбных, то ли охотничьих инспекторов, которые мечтали изловить нас с тушей осетра либо со свежеубитым краснокнижным архаром. Туже всех пришлось Олегу, ему два часа пытались пришить  статью «злостное браконьерство» за голубиные перья. Однако Олежек уперся как мул, требовал суда присяжных и баллистической экспертизы и твердил как попугай о том, что голубь привезен из его фамильной голубятни.
    Несолоно хлебавши, горе-инспектора отправились восвояси, а мы за ужином подвели итоги дневного промысла – около восьмидесяти хариусов и дюжина косачей.
   Не  хватало только косули, и на следующий день рано утром, еще потемну мы рассыпались по горам высматривать. Опять видели нескольких, но  в мелких складках местности стеряли всех, кроме одного, который забрался на лежку в полосу густого карагая,  пересекающую под углом длинный лог.
   Спланировали красивый загон – я сел наверху на скале, Паша справа и ниже от меня, а Олежек с Шуркой погнали снизу вверх.  Все-таки умная зверюга! Побежала в самом безопасном направлении! Я, конечно, имел шанс отличиться… но пули калибра в три линии только выбивали пыль у ее копыт…
   Остался последний шанс – попытаться прочесать на горе несколько ложков вслепую, в надежде на счастливый случай. Но Фортуна не была благосклонна к нам в этот солнечный денек… и, через пару часов, спустившись без добычи  к машинам, мы обнаружили около них двух чужаков – один с егерской бляхой, второй злобной внешности и с карабином.
     И начался допрос – кто такие, на каком основании на охоте, кто разрешил и т.д. Воодушевляло наличие лицензии, но мысль о дюжине тетеревов в багажнике повергал в уныние – по документам мы имели право на отстрел лишь четырех птиц. Тип с бляхой представился Сергеем Байером и долго пил из нас кровь, невзирая на ментовское удостоверение, которым размахивал у него перед носом Паша.
    Наконец нас отпустили с миром, и мы помчались, поднимая клубы пыли, подальше от этих мест.
    Лишь через сотню километров мы перевели дух, остановились и спустились к реке, чтобы ощипать и выпотрошить боровую дичь.

    Через год, опять же в октябре, мы опять решили полакомиться малосольным кулуджунским хайрюзком.
    Выехали затемно – я за рулем, Олежек, Паша и Лариса. К  рыбалке мои друзья готовились основательно, всю ночь напролет и в салоне стоял густой духан свежего перегара. Олежек был боек, резвился, как мог, предлагал всем желающим хлебнуть фанты через соску, и на протяжении 28 километров пути с выражением и без единой запинки декламировал бессмертные строки «Баллады о гонорее».
    Лариса сидела на переднем сиденье и на спуске по ущелью Лайлы приметила косача на тополе. Я остановился, зарядил дробовик, аккуратно развернулся, подъехал к дереву и срезал птицу, которая оказалась тетеркой. Воодушевленные, мы заехали в Самарку в заведение, дабы запасти для ребят флакон-два подкрепляющего, и Паша гоголем выхаживал  перед магазином под восхищенными взорами юных и загорелых деревенских девиц.
   Где-то минут через сорок мы спустились к Кулуджуну на заветное место, а солнце уже светило вовсю. Споро снарядивши снасть и наживив червя, я забросил наживку в омуток.
Есть! Хариус, второй, третий – будет клев! Я передал удочку Ларисе, которая уже подпрыгивала и повизгивала от нетерпения, и пошел к машине разбирать походные пожитки.
   Раздался звук автомобильного мотора, и к нам подъехал джип.
   За рулем восседал тип из крутых, в новеньком камуфляже и с карабином «Беркут», а рядом радостно ухмылялся… Байер с блестящей егерской бляхой на груди!  И опять начались наезды и нудьга, предъявы  о нарушениях правил пользования животным миром и т.д.
    Паша вылез из машины -  мне на подмогу, в волнах перегара, путаясь в завязках от кальсон и напрасно размахивая красными корочками, я же лениво отбрехивался от егеря.
     В разгар дискуссии Лариса выхватила из реки хариуса-красавца, и Байер прокомментировал: ну вот, на девятьсот тенге поймала штраф! Я скучным голосом процитировал статьи законодательства  о полном праве Ларисы поймать пять килограмм рыбы без каких-либо бумажек. И тут обнаружилось, что я забыл отметить путевку на косачей.
    Байер заметно оживился и поволок меня в машину - составлять протокол. По дороге он доверительно поведал, что скоро это место совсем закроют для широких масс, на что я выразил глубокую уверенность в том, что тогда-то у меня-то наверняка  будет эксклюзивное спецразрешение.
   Егерь почему-то задумался, потом махнул рукой, пожелал нам хорошего отдыха, сел в машину и уехал.
   Отдых в самом деле удался на славу. Олежек, изломавши все свои удочки, уснул на гальке, свесившись с берегового обрыва вниз головой. 
   На обратном пути Пашечка вспомнил, что он забыл на берегу реки свои крутые кроссовки «Адидас». Всю дорогу он стенал и обливался слезами, но, войдя по приезду ко мне в квартиру, мы узрели вышеупомянутые кроссовки на коврике у двери…

    Прошел еще один год. Опять нас манил осенний Кулуджун, и вот уже Паша с Олежеком в Усть-Каменогорске. В субботу Паша провожал своего старинного дружка в Москву, а мы с Олежеком и бригадой рванули на речку Жанаму. Прекрасно поохотились, взяли пару коз и дюжину косачей, сделали шикарные видеосъемки.
    Дабы не омрачать экспедицию на Кулуджун встречей с Байером, я, Паша, Лариса и Олег выехали позже обычного, в восемь утра, без оружия, только с удочками. С асфальта на проселочную дорогу  съехали только в одиннадцать дня. И так мы пылили себе помаленьку, когда, не доезжая десяти километров до цели, увидели встречный «Уазик» серого цвета. Машины сблизились, и тут за рулем «Уазика» мы  увидели… Байера, глаза которого округлялись при виде нашей голубой «Нивы».
    Резко затормозив и развернувшись, Байер кинулся за нами в погоню. Я по привычке нажал на акселератор и машина запрыгала на ухабах, поднимая клубы пыли. Но через километр я таки сжалился над егерем и затормозил на удобном пригорке.  Для торжественной встречи Байера из машины вылезла вся наша компания. И уже разговор с ним пошел как со старыми знакомыми – где живут козы, где кормятся тетерева и на какую наживку лучше ловится хариус. Олежек, решивши блеснуть познаниями о состоянии сельского и охотничьего хозяйства в Кокпектинском районе, спросил, кто в Самарке разводит страусов. Байер заметно оживился и ответил:
Я развожу! А тебе что, страус нужен?
   Олег как-то засмущался, заметался, засбоил и начал мямлить, что страус ему не очень-то нужен…, он хотел омлету…, да, собственно, не очень и  хотел…, он мог бы удовлетвориться фотографией…, может быть, в другой раз…
    Задвинув смущенного дружка за спину, мы тепло попрощались с Байером.
    На рыбалку мы опоздали, хариус уже скатился вниз, мне удалось поймать лишь одного, а прочие горе-рыбаки пробавлялись ловлей авдоток и питием из походных рюмок. Под занавес Олежек нас порадовал цирковым аттракционом – пытаясь освободить зацепившийся крючок, он долго балансировал на стволе дерева, нависшего над водой, и в конце концов свалился с головой в воду под громкий хохот благодарных зрителей.
    В  этом году на Кулуджун надо съездить всенепременно, ибо по хариусу и Байеру мы изрядно соскучились…   

А смог бы так Сильвестр Сталлоне?

    В последний год СССР зима была удивительно теплой. В феврале температура не падала ниже 15 градусов, а дни были, в основном, солнечными. Вот в такой-то чудесный денек мы с Олегом отправились тропить зайцев в долину Бухтармы, между деревнями Тургусун и Снегирево. Местность подходящая для охоты вдвоем – большие поляны пересекаются длинными узкими забоками, густо поросшие черемошником. Взяли первый свежий след, я притаился в тени кустов у прогалины шириной метров пятнадцать, а Олежек обошел кусты по полю метров на триста вперед и аккуратно выдавил зайца на меня, промахнуться было сложно. Пошли охотничать дальше. Нашли еще один след, где-то недалеко косой сидит в кустах, но нету подходящего места для номера, плотно заросла забока, запросто пройдет заяц мимо меня в зарослях… Решил я, как циркач, забраться на наклоненный ствол черемухи на лыжах, сверху как-никак виднее… Еле-еле вскарабкался, стою, качаюсь, как ворона на ветке. Налево стрелять с руки, а вот если справа пойдет! Слышу, Олежек погнал. Стою на дереве, ни жив, ни мертв, и надо же! Заяц бежит справа от кустов! Пытаюсь повернуться на скользком стволе, стреляю… и лечу от отдачи вниз головой в глубоченный снег! Жаль, не было тогда «Мобильного репортера». Лыжи застряли в кустах, а я лежу в сугробе вниз головой. Еле выпутался, прочистил стволы от снега, а беляка и след простыл. 
    Подошел Олег, помог мне вытряхнуть снег из штанов и мы направились дальше, к Бухтарме, где не такие плотные заросли. Опять взяли след, Олежек встал на номер у слияния двух ручьев, а за его спиной высился крутой обрыв.
Я обошел заросли чахлого кустарника и начал «челноком» выгонять косого на Олега. Вот номерной заметил промелькнувшего зайца, сердце его бешено заколотилось – он был готов к встрече с «белогвардейцем». Но беляк оказался не промах и выскочил не в «лоб», а сбоку, стрелять было не с руки, очень неловко. Вижу, как Олежек пытается развернуться на широких неудобных лыжах, а заяц уже поднимается по обрыву. Не успевает Олег, уже зайца ему не видать, но вдруг он поднимает ружье над головой двумя руками… и стреляет из обоих стволов, в общем-то, наугад. Но не советует Олег кому-либо повторять этот трюк – от сильной отдачи стрелку едва не вывернуло руки, а большой палец руки был разодран до крови… Но в азарте он ничего не почувствовал, а, задыхаясь, лихорадочно карабкался вверх по обрыву, трепеща от мысли о возможной удаче. Увы! Пред ним предстала картина, описанная поэтом «…под голубыми небесами великолепными коврами, блестя на солнце, снег лежит…», а по этому полю ровной строчкой уходил гонный заячий след. Ни крови, ни клочка шерсти – промах! Лишь одинокий куст чернобыльника вдалеке скрашивал печальный пейзаж.
    Я подошел к Олежеку и пошутил, что даже Сталлоне в известном боевике  не смог бы продемонстрировать столь эффектного выстрела…
    Зимний день короток и, убив, либо упустив зайца охотники отправляются искать следующего. Еще три часа мы искали, тропили, путались в скидках, загоняли и мазали. Но охотничий Бог потерял к нам свою благосклонность. Вечерело, от кустов потянулись синие тени. Направляясь к дороге, мы еще раз прошли мимо злополучной поляны, по которой удрал наш обидчик. Мы проходили мимо куста чернобыльника, как вдруг Олег подпрыгнул от удивления – выходного следа не было, заяц словно улетел на воздушном шаре! Мы заглянули под куст – и в рыхлом снегу обнаружили мертвого зайца. Одна дробинка пробила легкое и зверек пробежал приличное расстояние прежде, чем свалиться замертво.
     Заметно повеселев, мы бодро отправились в обратный путь. Со стороны Голливуда послышался завистливый вздох Сильвестра Сталлоне…
   




 


Тройной косач

    2001 год. Открытие охоты в большой котловине между горой Мертвая и
Черемшанским Белком. Участники - Сергей, Валера, Володя, Тимка и я. После бурной  ночи (как-никак, а открытие охоты никак нельзя не отметить),  умывшись холодной водой из ручья, охотники быстро очухались. Во время утренней разведки  в бинокль приметили большую стаю косачей в верхнем ручье, дождались полудня, когда птица плотно сидит в зарослях у воды, и  двинулись его прочесывать. Подстегивал азарт и большое количество   встречающихся грибов под ногами. Перед  нашим похмельным взором уже проплывал большой казан  тушеного косача по-чиркаински  - с опятами и баклажанами, рядом пузатая кухоль фанты, охлажденной в ручье…
    Ребята построились котлом и пошли загонять. Я – на номере  перед сенокосным прогалом. Кусты трещат, Тимка носится, как заводной после летнего безделья, гремят первые дуплеты…
    Вскоре и на меня зашел черныш в красивом боковом налете. Выстрел, - и он камнем рухнул в кусты. Но, коснувшись их, птица вновь начала набирать высоту. Второй выстрел,- и тетерев снова падает. Что за черт! Опять оправился и снова вылетает из травы. Успеваю перезарядиться, злобно нажимаю на курок, ругая на все корки бронированную птицу. На этот раз дичь падает намертво на чистый сенокос... Не успел я подобрать желанную добычу, как черныши и рябухи начали дуром  подниматься из зарослей. Целый час гремела  канонада, раздавался громкий треск  крыльев, возбужденные крики и собачий лай.
    Когда ближе к вечеру, с полными ягдашами косачей  и грибами в тороках,  мы возвращались в лагерь,  путь  проходил мимо сенокоса. И что-то засосало мое  сердце-вещун. Я начал тщательно обыскивать кусты и, к своему удивлению и радости, в  тех местах, где падали мои первые косачи,  нашел еще две подстреленные птицы. Загадка тетерева повышенной живучести разрешилась.
    Каждая битая птица падала в аккурат на голову своего затаившегося собрата и тому  приходилось взлетать с перепугу. Именно из  этих птиц  и было умелыми руками приготовлено вечернее блюдо. Солнце садилось, потрескивал костер, переменчивый ветерок набрасывал ароматы от шкворчащего казана, почесывался во сне сытый Тимка, а мы сидели с кружками в руках и рассказывали правдивые охотничьи байки…



Ворона-камикадзе

    В один из сентябрьских теплых дней 1989 года  я и Дима обосновались на турбазе «Геолог».
   Поутру спустили на воду двухместную байдарку «Таймень», обвесившись ружьями, патронташами и хищными длинными ножами, и взяли курс на заросли камыша вдоль Кремнюшинского залива. Это была моя первая охота с новым ружьем,  и  не терпелось проверить его в деле.
    Первую половину пути я управлял судном, бесшумно лавируя в узких проходах среди камыша, Дима со стволом наизготовку замер на носу лодки. Утки не заставляли себя долго ждать, и при нашем приближении  с возмущенным кряканьем покидали заросли.
    Первые выстрелы - первая добыча. Иногда водоплавающие поднимались двойками-четверками  и тогда, бросив весло, я тоже подключался к канонаде.
    Дима сбил уже трех штук, а фортуна упорно не желала повернуть ко мне свой благословенный взгляд. Неожиданно за поворотом  показался густо заплетенный водорослями залив, в центре которого покачивалась пара кряковых. Два дуплета, - утки не реагируют, успеваем перезарядиться и в это время – крик: «- Не стреляйте!»
    Вот  черт! Из камышей выползает взъерошенный охотник, наш знакомый Вовик Кольцов, он горестно рассматривает своих простреленных резиновых уток и сообщает нам интимные подробности о нас и наших родственниках.
   Не дожидаясь окончания этого монолога, мы быстро ретировались с места нашего конфуза, успев внимательно его запомнить. И снова поднимались птицы, и снова Дима попадал, а я - мазал. На обратном пути поменялись местами, но мой результат от этого не стал лучше. Кое-как удалось сделать подранка, которого добрали на воде.
    Наконец все стало ясно: ружье не прикладистое, стволы, видимо кривые, прицел сбит, пыжи не осалены, а порох подмочен. Мой товарищ высказал предположение, что, может быть, оружие плохо обмыто, но концовку этого ритуала не помнил никто.
    Миновали опустевший залив «резиновых уток», подстрелили еще пару лысух, и, когда  стена камыша заметно поредела, Дима гаркнул  Утки! На – воде!  На этот раз достаточно было всего одного залпа, чтобы сообразить, что это  наши старые каучуковые знакомые. Несчастный любитель охоты с подсадными ничего нам в этот раз не сказав, ссутулившись, молча собрал то, что осталось от шедевров изготовителей чучел, погрузил свой скарб в стоявшую неподалеку машину, и уехал искать более спокойные места.
    Байдарка уже приближалась к турбазе, когда на каменистой береговой отмели  нарисовалась прогуливающаяся толстая ворона. В последней попытке реабилитировать новое оружие и собственный престиж, я пальнул по наглой черной морде. Ворона  лениво взмахнула крыльями, и, подлетев к турбазе, уселась на вершину огромного тополя. Я с ненавистью взглянул на свою вертикалку ИЖ-27, думая уже о том, какое применение найти ей в домашнем хозяйстве, хотя Дима с жаром убеждал меня, что промаха не было, это подранок, просто – не повезло.
    Мы вытащили лодку на берег, собрали вещи, оружие и дичь, и двинулись к своему коттеджу. По дороге мы напоролись на стадо разноцветных девиц, и стоя в прохладной тени тополей, приняв горделивые позы и распустивши хвосты, мы начали хвастать наперебой, показывали пестрых уток, а они ахали, пищали и восхищались. В разгар этого представления  сверху послышался страшный треск веток, и на наши головы свалилась та самая ворона, только что испустившая дух. Она мечтала отомстить обидчикам и умерла как настоящий самурай. После этого фатального случая оружие стало вести себя более покладисто. 


Время разбрасывать и время собирать камни

      Чудесная погода. Озеро Зайсан. Мыс  Бакланий  в середине сентября радует обилием водоплавающих и рыб, а также великолепными закатами.  Раскаленные берега пустыни омываются прохладными водами озера, комара уже нет. Попрятались от жары ушастые круглоголовки, еще не вылезли уховертки,  куда-то улетели стайки саджи -  пустынной куропатки и только мы с Тимкой бредем вдоль береговой линии, пытаясь выгнать из зарослей красного перца сонных уток и лысух.
     Тимка – спаниель, но к нему невозможно относиться как к животному. Пройдя все климатические зоны и участвуя в большинстве охот, он незаменим и не раз становился главным героем дня.
    Тимка – настоящий охотник и смертельно обижается, если во время ужина останется без наркомовских 40 грамм спиртного. Кстати, пьет он только водку. Тем не менее, алкоголиком пес не стал, а только приобрел стойкий иммунитет ко всем известным болезням, поэтому и прожил  до 17 лет, а для собаки это много.
          Ну, а сегодня у нас – осень 2002 года  и мы продолжаем охоту  на кромке зайсанского прибоя.  Стали чаще попадаться редкие островки камыша и приходится бросать в них камнями,  чтобы выпугнуть болотную и водоплавающую дичь. Берег  чистый, песчаный, камни попадаются редко, но зато видны издалека. Тимка волнуется при каждом броске, бросается в воду и ныряет, пытаясь достать брошенный камень. Через час барбос устает  и с нетерпением и ненавистью ждет, когда же кончится эта дурацкая игра. Но охотничий инстинкт и чувство долга  снова и снова гонят его в воду.
    В собачью голову за долгие годы вместе с богатейшим опытом приходит и хитрость. Когда спаниель определил камень, как своего главного врага и мучителя, в его собачью голову пришло нестандартное решение.
   Как я уже говорил, камней  немного, и когда я направляюсь к очередному, Тимка неожиданно тоже мчится к нему.  Выхватив булыжник  буквально из-под моих рук,  он бежит  в пустыню со всех ног,  и  в мгновенье ока зарывает врага   глубоко в песок. Следующие три камня постигает такая же участь. Приходится  взять тайм–аут и искупаться.
      И, хотя собака в тот день не особенно проявила себя на охоте, мы были восхищены ее сообразительностью и чувством юмора. За ужином при  вечернем разливе под одобрительный смех Тимке налили на кусок хлеба лишнюю чарку  шнапса. 


Страшней сороки зверя нет

      Наступила вторая суббота сентября 1990 года, золотая осень. Приехал я с утра один на фазенду в с.Кутиха, остальные – будут позже,  вечером. Недолго думая: термос – в рюкзак,  патронташ на пояс - и с ружьем – марш-марш  вверх по р. Погорелка. Прочесал безрезультатно пару верст зарослей  тальника и черемухи, дальше   начались сенокосы.  Когда  я подходил к стогу сена, от него поднялся здоровенный косач и,  своим характерным полетом  взял курс на развесистую  одинокую березу на склоне горы. Оставалось только глотать слюну и густо материться.
      И тут события  приняли мелодраматический характер. К несчастью для тетерева  на дереве обосновалась стая сорок. Как все мелкие пакостники, сороки редко сбиваются в стаи, но здесь, видимо, была забита серьезная стрелка, похоже, по соседству в кустах валялась какая-то пропастина, и на коллективное мероприятие, на свое горе, залетел   незваный гость.
    Сороки не знали, что тетеревиные не едят тухлятину, и, не успел косач, облегченно переведя дух, присесть на ветку, как сорочинный рой пришел в броуновское движение. Началось избиение младенца,- во все стороны полетели пух, перья и мясные ошметки,  разыгрался ожесточенный воздушный бой.  Напрасно черныш грозно трещал крыльями, распускал когти, делал свечи, заходил на крутые виражи – в неравном, хотя и геройском бою, он, как доблестный крейсер «Варяг» перед превосходящей  эскадрой контр-адмирала Уриу,  вынужден был отойти на исходные позиции.
     А стая сорок не отставала, и только  после блестяще выполненных фигур высшего пилотажа - петли Нестерова и «колокола» Пугачева, растрепанной птице удалось вырваться из когтей бандитской шайки. Оставляя за собой шлейф из вырванных перьев, истекая кровью, с расширенными от ужаса глазами тетерев направился на бреющем полете прямо ко мне. Судя по нанесенным сороками травмам, последние были несовместимы с его жизнью. И точный выстрел милосердия избавил его от дальнейших мук.
           А сороки еще долго не могли успокоиться, прыгали с ветки на ветку, и, стрекоча, хвастали друг перед другом своим участием в сече, и демонстрируя вырванные перья и боевые раны.
          Не потребовалось больших усилий, чтобы ощипать тетерева. На ужин мы  ели прекрасное рагу и чокались стаканами, наполненными рубиновой фантой, за охотничьих птиц – сорок.



Храбрый заяц


       В конце августа 93 года мы с Сергеем возвращались из недельного похода по Ульбинскому хребту. Давно уже острили мы зубы  обследовать район между вершинами  Безымянная  и Чемчедай. Здесь в сказочной горной стране альпийских лугов, бирюзовых озер и саблезубых пиков берут начало наши красивейшие реки: Таловый Тургусун, Нарымка, Быструха, Тегерек и Громотуха. Даже почти удалось подняться на главную  вершину хребта, которую туристская братия именует то ли «Перья», то ли «Семь братьев».
Я говорю – почти, потому что до верхней точки не удалось дойти  пять метров.
    Гора уникальна тем, что от ее вершинной пирамиды до основания проходит глубокая вертикальная  трещина и было обидно стоять рядом с целью, когда путь преграждает бездна, шириной всего 3 метра. Воистину - алтайский вариант гималайской Канченджанги,  на вершину которой еще не ступала нога человека.
       Природа щедро делилась с  нами подарками в виде черники и грибов, и, в то время, как в других местах сурки уже дрыхли без задних ног, здесь они еще бодро «купикали» и, распластавшись в форме блинов, грелись на камнях в последних солнечных лучах уходящего лета.
    Когда, пройдя сквозь строй гранитных столбов, мы вышли на плато, из утреннего тумана вылетел табун лошадей, фактически превратившихся в течение летнего сезона в диких мустангов. Я не вхожу в нирвану при виде непарнокопытных, но вожак меня просто очаровал. Светло-серый, с необычной звездной росписью, он на голову был выше собратьев, а когда его мышцы приходили в движение, возникало ощущение, что этот красавец с гордо поднятой головой просто парил над альпийскими лугами,  лишь слегка касаясь травинок кончиками своих копыт.
        В тот день мы побили личные рекорды, пройдя от базового лагеря до города (90 км.)  за 20 часов. Год был богат на зайца, и между поселками Шумовск и Козлушка длинноухие грызуны регулярно перебегали нам дорогу.
   Вот очередной косой в ста метрах впереди выскочил из кустов и уселся в правую колею. Он демонстративно чесался, вертелся, явно никуда не спеша. По мере приближения к нему, заяц стал вести себя странно: он все более прижимался к земле, пока не распластался на ней подобно коврику, кося на нас взглядом.
        « Ни дать, ни взять, - камбала. - пошутил Сергей, -  что будем делать?»
        « Не останавливаемся и не делаем резких движений» - мне самому была любопытна дальнейшая реакция косого.
       Мы прошли от него всего лишь в метре по левой колее дороги, а он и не думал убегать, лишь сильнее прижимался к песчанику, сверкая внимательным зрачком. Когда дистанция между нами увеличилась до десяти шагов, длинноухий словно очухался, сел, снова почесался  и помчался по своим заячьим делам.
       Беседуя  остаток пути, мы пришли к выводу, что бесстрашный зверок заключил пари со своими соплеменниками на это испытание, которое с честью выдержал.

Прим. Редактора.
Очередные антропоморфические бредни.
Очевидно, что молодой заяц никогда не встречал людей и принял наших туристов за проходящих ослов. И, в общем-то, не сильно ошибся




Медведь
 
     Начало осени 1991 года свело на фазенде  в с.Кутиха  Диму, Валерия и меня. Обустроенный дом, баня, лагушок фанты и свежие овощи на грядках несколько нас расслабили, и на следующий день, решив ударить по рябчикам, мы, даже не взяв патронташи, легкомысленно положили в пустые рюкзаки по два десятка патронов, снаряженных мелкой дробью., Переправившись по броду через  Тургусун, мы налегке двинулись вверх по приглянувшемуся логу,  густо поросшему пихтой и подлеском,. Как оказалось позже, у Валеры все-таки было два патрона крупной дроби №2, я был чуть богаче  - один заряд картечи, а самый бывалый Дима предусмотрительно положил во внутренний карман куртки патрон с самодельной пулей «Дьяболо».
     Двинулись вверх по заросшему пихтой  логу, Валера поверху, Дима в середине склона, а я внизу. Скоро потеряли друг друга из вида. Запищали манки, на звук которых мог прилететь только рябчик, начисто лишенный слуха, однако не зря этих птиц называют глупыми! Вскоре  Дмитрий срезал одного. Затем слева рявкнула горизонталка Валерия, а минут через десять повезло и мне.
      Так продолжалось довольно долго, и вдруг  впереди я услышал треск  - кто-то ломился через заросли. Решив, что это   один из наших, я окликнул его. Этот некто не отозвался, а наоборот начал быстрее уходить от меня. Мелькнула мысль, что впереди – чужак, которому почему-то не хочется встречаться с посторонними. Я двинулся следом за ним, надеясь увидеть поляну с подстреленным сохатым или маралом, с которой только что сбежал испуганный браконьер. Чужак,  судя по всему, был неплохим ходоком, потому что, вскоре треск довольно быстро сместился влево и ушел вверх по склону. Наступила тишина.
      Пока я искал несуществующие туши копытных, подошел Дима, который отнесся к  моей трактовке происшествия довольно скептически, заявив, что я преследовал нашего третьего соискателя рябчиков.
     Неожиданно сзади и сверху раздался громкий протяжный свист. Мы насторожились, подождали –  больше ничего не слышно, тишина.  Я извлек из рюкзака закопченную консервную банку из-под зеленого горошка фирмы «Глобус» с проволокой вместо ручки (Володино изобретение), набрал чистой воды из ручья, нащипал смородиновых листьев и, повесив котелок, развел огонь. Пока огонь занимался, сверху раздался выстрел, второй, третий, четвертый….
      «Повезло парню, -  на выводок напоролся!» -  восхищенно сообщил Дима.
      Когда вода в котелке закипела, и я всыпал заварку, со склона к костерку буквально свалился  наш пропавший приятель. Он выглядел бледнее обычного, руки тряслись, ноги подгибались и пахло от него, как от стервятника.  Кружка горячего чая помогла,  и он поведал жуткую историю.
      …Когда Валерий вышел из пихтача на прогал и поравнялся с чахлой  одинокой березой, навстречу ему из леса, не спеша, вылез медведь, даже не медведь, а – медведище, здоровенный, толстый, с лоснящейся, как из химчистки, шкурой. Как учили книги Арсеньева  и Бианки, охотник, дабы не провоцировать и, надеясь отпугнуть неожиданного гостя, громко засвистел.
  Никакой реакции со стороны зверя не последовало, медведь так же медленно и лениво двигался навстречу, покачивая тяжелой башкой, словно отгоняя въедливых насекомых. Валера трясущимися руками дослал в патронник  крупную дробь и приготовился умереть с боем.
      Когда до чудовища оставалось не более  десяти шагов, инстинкт самосохранения возобладал, и Валера, как обезьяна вскарабкался  на березу. А поскольку ее ствол был немногим  толще двух пальцев, взобраться удалось только на полтора метра.      
     Он повис на суку и опустил на глаза капюшон, зажмуривши глаза, дабы не встретиться со зверем взглядом. Медведь подошел вплотную к березе. Если полезет на дерево, - нужно стрелять в упор, так как дробь в этом случае работает, как пуля. Шанс выжить был очень ничтожным, время словно замерло. Зверь опустил морду к земле, ноздри с шумом втягивали воздух… и  вдруг он, сморщив нос, брезгливо фыркнул, быстро пересек поляну и бесшумно растворился в лесу, как исчезает в омуте крупный окунь-горбач…
Видимо, пованивало от нашего дружка изрядно.
     С трудом спустившись с березы (пальцы впились в сук мертвой хваткой и никак не хотели разгибаться), Валера помчался, как гепард вниз по склону, стреляя на ходу в воздух.
     Мы великодушно отвернулись, когда он стирал в ручье исподнее.
      На обратном пути мы встретили охотоведа, который долго материл нас, за то, что мы не убили хищника. Оказывается, этот медведь уже давно терроризирует пасечников, очень хитрый, наглый  и ничего не боится. Теперь мы уже больше никогда не ходили даже на голубей, не прихватив с собой на всякий случай  полдюжины пуль.  Но встреча с хозяином тайги больше не состоялась.



Тетерев в кевларовом бронежилете

       Первый снег 1991 года застал меня, Володю и Алексея в п. Шумовск, спрятанном в хвойном лесу у берега быстрой  горной реки Хамир. Мы вкусно переночевали в просторном деревянном бунгало Путинцевской ГРП, позже приобредшего известность, как «дом Чередников». Поутру, перебравшись через Хамир по дышащему на ладан деревянному мосту, мы  полезли вверх по крутому речному притору в поисках романтики и дичи. Спустя полчаса Артемида подала условный знак -  мы набрели на свежеобглоданный череп косули. Воодушевленные следопыты начали активно осматривать окрестности -  и заметили в ста метрах стаю косачей на большой развесистой березе. Облепили ее как мухи!  Ползком на брюхе, искусно скрываясь в складках местности, мы  сократили дистанцию наполовину и жадно выглянули из-за куста шиповника. Тетерева индиферентно клевали березовые бруньки.  Двустволки наизготовку, приклады к плечу, щелкнули предохранители -   и  потеха пошла в две руки, потому, что  Алексей, как профессиональный военный, оружия не носил, предпочитая убивать взглядом и словом.
      После первого залпа птицы улетели, треща крыльями, а на дереве остался одинокий черныш, который  никуда не спешил и всем своим видом выказывал презрение к происходящему. Гремели выстрелы, дробь срезала ветки, но тетерев сидел цел и невредим, поворачиваясь к нам то одним, то другим боком. Возникла идея,  что он попал в силок. Когда патронташи заметно опустели, Алексей, с интересом наблюдавший за этими  зенитно-артилерийскими учениями, сплюнув по-майорски, доверительно сообщил нам,  что если бы «ворошиловские стрелки» в годы Второй мировой войны показали аналогичный результат, то к 1945-му году население Германии наверняка бы удвоилось.
       Несколько пристыженные, мы с Володей подползли поближе еще на  двадцать метров и открыли ожесточенную пальбу. Наконец непробиваемый черныш, кувыркнувшись, шлепнулся оземь. Сопя и толкаясь, мы бросились к добыче, но что это? На траве, томно раскинув лохмотья фетра, лежал большой черный валенок. Солнце, вода,  ветер и, возможно, чьи-то умелые ручки соорудили из него муляж, удивительно похожий  на тетерева- косача, который был насажен на сучок. После попаданий валенок вертелся  вправо-влево, создавая полную иллюзию живой птицы, и упал после того, как  было перебита ветка, на которую он был насажен.
       Мы сбросили наш позор  с отвесного склона в нефритовые быстрые воды Хамира, и  черный пим,  то  погружаясь,  то выныривая поплыл по течению к реке  Бухтарма и дальше к большой воде Бухтарминского водохранилища.


Ну что же ты, косой!

      В  начале  декабря 1992 года задержка на работе  помешала  мне  уехать на фазенду в с. Кутиха  как обычно, в пятницу вечером. Володя с Витей уже добрались до бунгало и с вечера протопили печь. В субботу местный кержак подбросил меня до мостика через р. Погорелка, и я решил дойти до деревни вдоль берега р. Тургусун, по заросшей пойме.
Я уже видел крышу своего дома, как, скосивши глаз влево, на  небольшом острове посреди протоки приметил какое-то движение. Черт возьми! Это же заяц-беляк! Охотники таких случаев не пропускают!
    Я пулей домчался до дома, уболтал Володю, и он со вздохом и  дежурной приговоркой  - теперь таких не делают! -  бережно вынул из чехла штучное ружье ТОЗ-34 и  пристегнул патронташ. Я к тому времени, вооружившись до зубов,  уже нетерпеливо подпрыгивал на крыльце.
    Остров соединялся с берегом узким обледенелым шивером, через который мы осторожно перешли и начали аккуратно тропить по следам. Однако заяц нас заслышал, и перебежал за спиной на другой конец острова.  Битый час мы гоняли дичину, но он оказался тертым калачом, а остров – слишком густо заросшим.
    Мы уже отпалились по 3-4- раза, на снегу не было ни кровиночки. Косой профессионально нарезал круги, делал скидки и мастерски маскировался в тальниках. И стоило нам в пылу погони образовать брешь в боевых порядках, как беглец не замедлил этим воспользоваться и со всех ног помчатся по шиверу к спасительному берегу. Запоздалый выстрел вслед цели не достиг.
    Раздосадованные, мы пошли по следу, а он уходил под раскидистый куст черемухи, вокруг которого все было исталовано заячьими следами, и торная их тропа уходила в поле. Финита ля комедия! Настроение было испорчено, вдобавок я обнаружил, что потерял на острове перчатку. Пришлось повернуть назад на поиски.
   Внезапно раздался треск. Я обернулся и не поверил своим глазам – из того самого прибрежного куста черемухи выскочил заяц и помчался в мою сторону, шмыгнул мимо меня по шиверу и поскакал к острову. С перепуга я промахнулся с пяти шагов, но Володин выстрел достал беглеца у самой кромки кустов и мы торжественно уволокли добычу в деревню.
    В мире животных, где все устроено рационально, этот случай до сих пор вызывает недоумение. Ну что же ты, косой – сначала виртуозно обвел нас вокруг пальца, а затем совершил самоубийственную выходку… Витя, в соответствии с его кулацкими наклонностями, предположил, что на острове у зайца была заначка из свежей моркови, с которой ему смертельно не хотелось расставаться…

Прим. Редактора.
Опять пурга. Ясно даже и ежу, что зайца выпугнул какой-то мелкий хищник, скорее всего солонгой.




Из гаубицы по воробьям

     Открытие сезона 1999 года ознаменовалось наступлением новой эры в нашей охоте,
     Сергей первым приобрел нарезное оружие  - карабин «Вепрь» и успешно опробовал его в показательном одиночном выступлении. И – вот: при скопленье народа ( Дима, Паша,  Сергей и я) оружие торжественно перевозится в прибрежный район около  ДСР на берегу Бухтарминского водохранилища.   
     На дороге увидели стаю куропаток, но пока мы метались по машине в поисках оружия, птички улетели вверх по логу. Я, Паша и Дима, вооружившись дробовиками, двинулись следом, а Серега, как бесполезный в этом деле карабинер, остался у машины.
    Куропатки попались ушлые, и улетали от нас по логу все выше и выше. Внезапно внизу рявкнул карабин… второй, третий раз! Скоро пальба напоминала осаду Порт-Артура и все заметно возбудились – Серега колпашит коз! И ринулись вниз. Темп стрельбы нарастал,  и вскоре показалось шоссе. Сереги не было, а мы  с удивлением обозревали заснеженный склон в пятнах крови, и дорогу, усыпанную стрелянными гильзами. Не наблюдалось ни жертв,  ни их следов, и только отпечатки гавнодавов Сергея исчезали за поворотом.    Вскоре оттуда послышались новые выстрелы и заинтригованные охотники   поспешили поглядеть-таки на странного подранка.  За  поворотом  в центре небольшого распадка снежная поляна также была испачкана кровавыми пятнами, а выше по склону, отчаянно жестикулируя, бравый  «карабинер» указывал рукой на плотные заросли шиповника. Мы быстро обошли кустарники, построились полукольцом и, когда под ногами затрещали ветки, в воздух поднялась большая стая полуощипанных, окровавленных куропаток. Захлопали двустволки, и шесть птиц шлепнулись на землю.
    Мы еще долго гонялись за карабинными подранками, которые после встречи с «Вепрем» не утратили способность летать, а Сергей грустно пересчитывал оставшиеся патроны. Дробь №6 оказалась надежнее, чем пуля калибра 7,62.
    В следующий лог заехали на машине, продрались по узкой колее сквозь карагай, и  вдруг неожиданно перед нами из зарослей шиповника вышли на склон две козы и принялись нас бесцеремонно разглядывать.
    Ружья, естественно, лежали в багажнике «Нивы», а карабин в самом низу.
    Все начали метаться по машине в поисках карабина, благоразумие проявил один Олег, попытавшись выпрыгнуть из машины с дробовиком, заряженным картечью, однако Паша держал его мертвой хваткой. Козы, с отвращением посмотрев на нашу возню, вновь скрылись в кустарнике.
    Наконец карабин извлекли и Серега взял его наизготовку. Я что мочи нажал на акселератор и машина влетела в карагай. Оттуда огромными прыжками выбежали три козы и помчались вверх по склону. Сергей упал на колено, выцелил, выстрел…,второй…, третий…, щелчок – кончились патроны.
    Так хитрые куропатки оставили нас без жареной печенки на ужин.




                Беляк-рекордсмен
   
        Зима 1990 года принесла много снега, густо исталованного заячьими следами. И вот мы с Валерой с утра вышли из Кутихи, не перекусив и не взяв лыжи, о чем впоследствии пожалели, в свободном поиске вышли к реке Погорелке. Удивило то, что речка не замерзла и весьма полноводна, а так, как на нас были валенки, пришлось долго искать подходящее место, чтобы через группу островов перебраться на другой берег. Здесь сразу наткнулись на свежий заячий след  и, проваливаясь в колено, начали тропить.
      После пяти часов преследования, когда след неожиданно поднялся в пол-горы, прошелся по всем отвесным  логам, вышел к вершине, покрутился там и не спеша спустился опять к Погорелке, наши силы и энтузиазм уже были на исходе, так, как снег местами доходил до пояса. На броду заяц перепрыгнул речку по кочкам и скрылся в тальнике.
       Тут луч надежды вновь блеснул перед нами. В этом месте  широкое русло реки совершало большой изгиб, выходного следа не было, и косой совершенно неожиданно для себя и для нас оказался в мышеловке на полуострове.
       Тщательно, не теряя ничего из виду, прочесываем тальник .Сердце бешенно колотится, палец обжигает спусковой крючок. Когда до воды остается метров пять,
краем глаза замечаю зайца на противоположном берегу. Грязный, худой, растрепанный.
он мечется между кустами, поднимаясь столбиком  на задние лапы чтобы оглядеться. Вот удача, - еще один заяц, видимо дрых на той стороне, пока не подшумели. Выстрел, другой! Видно, как снег взрывается дробью. Промах - больно уж верткий беляк, - и он, не искушая судьбу,   скрывается в кустарнике. Ладно, бог с ним, добудем пока нашего. Но его не оказалось.
        След заканчивался на краю речного обрыва и на противоположной стороне до которой было 5 метров,  следы в «Белой книге» рассказали  о происшедшем.     Заяц, совершив рекордный прыжок через водную преграду, при приземлении поскользнулся, скатился со склона, искупался в Погорелке, перемазался в тине, но выбрался на берег, и   дал стрекоча. Его-то, мы и видели, и стреляли, ошибочно приняв за другого.
         Вторично  преследовать беглеца не было уже ни сил , ни времени, и настроение нам поднял пролетевший  селезень-крякаш, который все еще ленился лететь на юг, и поэтому был срезан метким выстрелом Валерия.



Вертолет в обороне

       В начале августа 1987 года меня, Валентина и Сергея можно было увидеть, поднимающихся от р.Большой Громотухи до вершины горы Безымянная через длинное высотное плато с метким названием Паровоз. Поднявшись выше
зоны леса, мы вышли на плато и остановились на ночлег. Далеко внизу на берегу
Хамира в районе Красноярского брода раскинулся летний лагерь геологоразвед-
чиков: три вагончика, десяток палаток, два автомобиля и вертолет МИ-2 на
поляне. За следующие два дня мы  пересекли плато и, преодолев гранитные перья       Паровоза, взошли на вершинуБезымянной. Здесь мы наткнулись на большую стаю        полярных куропаток – большую редкость наших мест. К своему удивлению, под вершинным камнем я обнаружил записку, из которой явствовало, что полчаса назад    здесь побывала еще одна группа горных бродяг, и среди них – Саша, мой сосед по лестничной площадке. Воистину неисповедимы пути господни. Все эти дни по ущельям шнырял вертолет – геологи тоже не бездельничали.
      На четвертый день, когда цели были достигнуты, а продукты закончились, начался спускаться с плато. Лагерь внизу стоял на месте, правда там что- то происходило, что-то непонятное - каждые полчаса вертолет поднимался в воздух и, сделав пару кругов, снова приземлялся.     Мы решили, что пилот, по-видимому, обучает молодого стажера премудростям вождения.
      Уже  стемнело, когда наша группа, голодная и измученная,  вышла к Хамиру напротив стоянки геологов. Оттуда соблазнительно доносился запах жаркого и мы, форсировав водную преграду, начали продираться через кусты, в надежде на гостеприимство хозяев. Неожиданно послышался топот ног, лязг металла и возбужденные крики: Атас! Тревога!!  Он – здесь!
       Когда кустарник остался позади, перед нами плечом к плечу возвышалась нервная, угрожающего вида толпа с палками, ломами, лопатами, цепями  и слепящими фонарями.
       Пауза, затем – смех  Да это же люди! - и напряжение спало. Ребята оказались студентами - практикантами геологоразведочного института, очень общительными и радушными. Через несколько минут на плите шумел чайник, а на огромной царь-сковороде шкворчали  фантастически вкусные оладьи по-уральски.
       Но наша трапеза опять прервалась. Снова все забегали , послышался вопль Кирилл, - заводи! Он - уже   на кухне!  Через пару минут вертолет повис над лагерем, и от дальнего вагончика неуклюже и не очень охотно побежал здоровенный медведь и с треском скрылся в тальнике.. Геликоптер сделал еще один круг и  совершил посадку.
       А что делать-то? – грустно посетовали хозяева,  второй день повадился наглый косолапый, людей не боится, сначала отходы жрал , теперь - ворует продукты, ружья у нас нет, только вертолетом и пугаем. Иногда пару часов не беспокоит.
        После сытного ужина мы быстро отключились, и когда утром прощались со студентами, щедро одарив их красным корнем, выспавшийся пилот поблагодарил нас за принесенную удачу, потому, что  медведь больше не появлялся.

Прим. Редактора.
Вертолет по ночам не летает.


Волшебная шапка

    В конце восьмидесятых снега выпало с избытком. Даже на равнине его было больше двух метров, не говоря уже о горных районах. Трое друзей-охотников поутру  обозревали окрестности с высокой сопки. У ее подножия дымила печными трубами домов и бань развеселая деревня Крестовка – был субботний день. Дальше заснеженной равниной простиралось замерзшее Бухтарминское водохранилище. Ребята изрядно вспотели на подъеме – снег был переморожен, и даже широкие камусные лыжи глубоко проваливались.
Видимость была ниже средней -  по горам ползали клочья тумана, с неба периодически сыпалась снежная крупа.
    Хотя в те годы охотники одевались, словно оборванцы и мало чем отличались от лесных разбойников, на всех троих были вполне приличные, в меру изодранные и почти чистые зимние маскхалаты, а Володя выделялся новенькой белоснежной кроличьей шапкой. Но был в ней один изъян – пьяный портной, (дать бы ему по шее!) неверно снял мерку с заказчика, и шапка вертелась на голове Володи как юла, периодически слетая с макушки.
    К северу охотничьими угодьями спускались три лога, поросшие березняком. Посовещавшись, и кинув монетку на счастье, парни начали спускаться в правый лог. Вскоре сквозь туман между берез показались следы какой-то дичины. Подошли поближе – так это же тетеревинные наброды! А вот и лунки! И тут снег начал буквально взрываться под ногами, из лунок с истерическим хлопаньем крыльев полетели косачи, один за одним, то справа, то слева. И потеха пошла – в две руки! Грохотали двустволки, падали птицы (но чаще улетали), лог заволокло дымом, как при первой обороне Севастополя. Некоторые тетерева выдирались буквально их-под лыж! Но вот зимние квартиры опустели, радостные охотники возбужденно обсудили стрельбу по низко летящим целям. Собрали трофеи, попили чайку и тронулись дальше.
    И снова удача – вниз по логу спускался свежий заячий след. Составили план захвата – спуститься на полгоры, затем растянуться в шеренгу. Первым шел Володя. При очередном повороте его непоседливая шапка соскочила с головы и покатилась вниз по крутому склону как колобок. Все встали как зачарованные, и наблюдали эту картину, сопровождая своими едкими комментариями.
Докатившись до нижней части лога, головной убор пересек кустарник, выкатился с другой стороны… и, вдруг, к всеобщему изумлению, начал подниматься по противоположному склону. Причем, вопреки всем законам физики, чем выше поднималась шапка, тем быстрее она катилась. Разинув рты, друзья смотрели, как ушанка поднялась на перегиб, перекрылась за склоном. Охотнички тупо уставились друг на друга. Кто-то резонно заметил, что без бутылки здесь не разобраться. Достали фляжку с НЗ, промочили глотки, но ничего вразумительного не лезло в башку. Решили сбежавшую шапку вытропить.
    Но не бывает чудес на свете. В нижней части лога, зацепившись за кусты шиповника, лежала сбежавшая беглянка. Был очень рад Володя, у которого к этому времени покрылась инеем голова. А вверх по склону уходил гонный заячий след. Скатившись в кустарник, шапка в аккурат попала на спящего косого, как команда полундра! и перепуганный заяц включил вторую космическую скорость. И сквозь туман он был весьма похож на Володину шапку – по цвету и размеру…   



Мохнатый пассажир

    В далеких восьмидесятых годах двое водителей Зыряновского леспромхоза, Николай и Сергей, получили наряд на вывозку пихтового кругляка с лесоучастка в районе села Лаптиха. Два КРАЗА-лесовоза, урча моторами и извергая тучи черного дыма, в три часа дня выехали из деревни Путинцево. Накануне выпал первый снег, было прохладно, но печка работала исправно и в кабине было тепло. Николай, как более опытный шофер, шел первым и после форсирования бурного Хамира вброд оторвался от напарника, лесовоз которого был весьма почтенного возраста и не был избалован вниманием механика. Он полз с черепашьей скоростью и приходилось периодически останавливаться, чтобы его дождаться.
    Когда первая машина подошла к Макаровой яме, Николай  заметил, как прямо перед капотом промелькнул крупный пятнистый зверь. Попытавшись вскарабкаться на крутой склон, он кувыркнулся и скатился под правое колесо. Раздался жуткий визг, водитель нажал на тормоз. Машина остановилась, и он осторожно выглянул из окна. На окровавленном снегу лежала лесная кошка – рысь. Ее не переехало колесом, а ударило подвеской. Пару минут водитель смотрел на зверя – тот не шевелился. Для контроля бросил в зверя пустой консервной банкой – никакой реакции – и он вышел из машины. Рысь немаленькая, и шкура отличная. Обдеру на лесоучастке! И удачливый охотник не без труда втащил трофей в машину.
     Смеркалось, Николай в приподнятом настроении гнал машину и нескоро вспомнил об отставшем напарнике. Остановив машину, он выпрыгнул – размять ноги и перекурить. Вот черт – спички забыл в машине! Взявшись заручку, он увидел за стеклом оскаленную морду рыси! Вот недаром говорят, что кошки живучи! Пятнистый хищник явно был живее всех живых и никак не собирался к праотцам… Зверь с рыком метался по кабине. А когда он запрыгнул на сиденье и положил на руль свои толстые лапы Николай, несмотря на драматическую ситуацию, нервно рассмеялся  - до того рысь была похожа на усатого пожилого Карена, темпераментного балагура с вахтовки.
    По долине потянул холодный хиус, отставший КРАЗ не появлялся, скучно стало в кацавейке на рыбьем меху и без шапки. Николай намотал на голову ветошь с лебедки и прижался к теплому капоту. Рысь беспокойно металась по кабине. Наконец в темноте засветились долгожданные огоньки фар.
    Через двадцать минут, обогревшись в кабине и хлопнув по полстакана беленькой, приятели принялись гадать, как освободить лесовоз от клыкастого пассажира. Итак – один дистанцинным манипулятором открывает дверь, а другой стоит с монтировкой наготове. И вот, хлопнув еще для храбрости и вооружившись, парни двинулись на дело. Взобрались на кабину, по которой продолжал метаться пятнистый хищник. Сергей орудовал ломиком, пытаясь открыть рукоятку двери, а Николай, держа монтировку наизготовку, готовился обрушить ее на голову зверя. Но рысь оказалась шустрее. Едва дверь приоткрылась, как зверь резким толчком распахнул ее и мгновенно, как пуля, вылетел из салона и исчез в темноте. Запоздалый удар монтировки пришелся по приборной панели. После потребовался битый час на ремонт электрооборудования. 


      



   Хищные свиньи

    На берегу когда-то чистой горной речки Курчум стояла база старательской золотодобывающей артели «Алтай». Артельщики работали как черти, экономили, на чем могли, и в подсобном хозяйстве развели стадо свиней. Кормили хрюшек негусто, они перемешались с дикими кабанами и превратились в поджарых длинноногих и лохматых  зверюг с длинными хищными мордами. В качестве свинарника им выкопали бульдозером пещеру в береговом обрыве.
    Летом свиньи питались, в основном, подножным кормом, а зимой, в бескормицу, их приходилось подкармливать. Сторож базы, (а он нес караульную службу один) производил обряд кормления  следующим образом -  с заряженным ружьем на плече он подходил к кормушке с чаном отрубей, вываливал его и убегал. Если свиньи бросались на него, то он стрелял в ближайшую, и, пока собратья рвали ее на части, совершал ретираду. Однажды он забыл про ружье – и три часа сидел на верхушке ближайшего столба, а свиньи ходили под ним и, облизываясь, злобно щелкали  зубами – и чудом был спасен случайными прохожими. 
    Как-то  г-н Гуляйкин поздней осенью, закрывая геологический сезон, заехал на эту базу переночевать -  на автомашине «Газ-66».  Водитель  принялся за ремонт колеса, снял его и привычно положил рядом наземь гайки крепления, перемазанные солидолом. Закончив ремонт, он потянулся за гайками  - и не нашел их. И только свиньи, рыскающие в поисках еды, жадно смотрели на место, где лежали столь аппетитные гайки под соусом…
   Рано утром (только что сбрезжило) вышел Гуляйкин   до ветру и, мочась залихватской струей, обвел зорким молодецким взглядом окрестности. Чу! Далеко по склону горы, спускающемуся к базе, движутся две черные точки. Артемьич поспешно подтянул трусы и поскакал в дом за биноклем. И что же он видит? Волки! Видимо, учуяли свиней и решили полакомиться поросятинкой.
   В это время свиньи, проснувшись, потянулись из своей берлоги на берег. Почему-то они собрались в кружок, и Гуляйкин каким-то шестым чувством понял, что свиньи тоже приметили волков. Половина стада, скрываясь за обрывом, тронулась вниз по реке, а вторая половина демонстративно принялась пастись, продвигаясь вверх по склону и постепенно растягиваясь в полукруг, направленный  «рогами» к волкам. Вскоре на вершине склона показалась вторая часть свиного войска. Выстроившись по дуге, они медленно, но неотвратимо выстраивались «котлом». Волки лежали в засаде, и нервно облизываясь, предвкушали питательный завтрак из парной свинины. Слишком поздно они увидели кольцо из зубов и копыт, которое зловеще сжималось. Не до еды, спасти бы шкуры – и волки бросились на прорыв. Но пробился только самец. Артемьич, осмотревши  поле боя не нашел от волчицы даже клочка шерсти – свиньи сожрали все без остатка.
   


Как тигр захотел рыбки отведать

     Жил-был тигр. Туранский. Вольно ему жилось. И питался он кабанами и бухарскими оленями и нагуливал бока. Но захотелось ему отведать  рыбки, и пошел он на берег быстрой и глубокой Сырдарьи. И подкравшись к крутому обрыву, заметил он огромного сома, гревшегося на песчаной отмели.
    Владыка джунглей с громким ревом ринулся с обрыва вниз в воду, поднимая тучи брызг, и впился когтями в гладкий сомовий бок. Забурлила вода, вскипела пена, и два гиганта сплелись в смертельном клубке. Тигр пытался запустить клыки в сома и драл его когтями, сом огромной пастью держал тигра за загривок и хлестал во все стороны хвостом. 
    Так, кружась в смертном бою, царь-рыба и владыка джунглей погружались все глубже в воду и вот оказались на краю отмели, у глубокого омута, в котором зловеще кружились водовороты.  Последний раз громко взревел тигр, а сом ударил хвостом по воде и увлек огромную полосатую кошку в темную пучину. Сомкнулись воды, на поверхности показалась последняя цепочка пузырьков, все стихло, и только на отмели долго оседала муть, перемешанная с красной кровью бойцов.
   За схваткой гигантов, дрожа от страха, наблюдал из зарослей джиды молодой джигит.
   Спасаясь от зноя, незадолго он пришел с пастбища в тенистую прохладу тугаев, туда, где в прохладный песок был с вечера зарыт бурдюк с чимергесом. Веселящая сердце влага уже подходила к концу, когда глазам его предстала ужасная и печальная картина необычайной схватки…
    Вымерли туранские тигры, перевелись гигантские сомы. Джигит давно уже стал аксакалом.    
    И уже в  глубокой старости,  на берегу великой Сырдарьи,  в шалаше, где пол был уставлен бутылками «Жигулевского» пива и усеян объедками вяленого сазана, чокаясь граненым стаканом, наполненным прозрачной «Экстрой» с молодым инженером Титовым С. поведал он эту почти невероятную историю. 


Да, были раки в наше время…

    Приволжский городок Вольск. 197… год. Веселую ватагу детишек учительница ведет в краеведческий музей. В череде высоких и светлых залов с восторгом рассматривают детки всякие разные диковины -  картины, самовары, древнюю домашнюю утварь, старые медные деньги и пуговицы, потемневшую от времени прялку, ногайскую саблю, ночной колпак купца Калашникова, татарский халат и мундир Преображенского полка - а училка заливается соловьем…
    И видит маленький мальчик Слава чудо дивное, зеленое, с длинными усами и хищными клешнями, хвост крючком вниз, размером с дворовую собаку! А учительница  уже читает надпись на этикетке …рак этот, весом в один пуд два фунта пойман в Волге-реке рыбаком Епифаном в 1864 году от рождения Христова…
   Всю ночь мальчику снился чудовищный рак. Вырос мальчик и возмужал, но память о диковине сохранил на всю жизнь. И в каждой таверне, звеня кружкой, он собирал кружок благодарных слушателей,  дабы поведать, какие огромные чудища водились в Волге-матушке встарь.



Дрессированная щука

    В стародавние времена один рыбак «доил» из весенней щуки икру в лабазе. Лихо доил. Размашисто. И брызнула струйка икры в ушат с остатками щучьих молок, и налилась в него из дыры в крыше дождевая водица.
   Пришел как-то рыбак в лабаз за лагуном браги, глядь – а в ушате-то малек! Щуренок махонький! Ахти батюшки! Он ведь, болезный, жрать хочет…  Все-таки Божья тварь!
    Снял он с себя исподнюю рубаху (благо, жил на отшибе), разул лапти и полез в теплую забоку  - наловить дафний. Поохотился щуренок на дафний, наелся, повеселел. И рыбаку на душе посветлело.
    И давай рыбак щуренка дальше кормить, сперва бокоплавом, потом головастиками, и там и на мальков перешел, пришлось даже вершу с мелкой ячеей соорудить.
    Растет щуренок не по дням, а по часам, пришлось из ушата в чан пересадить, потом в корыто. Таскает ему рыбак рыбешку, а щуренок, как его приметит – так и плещет хвостом на радостях.
    Закатилось лето красное. Пора щуренка в уху, так ведь жалко! Из рук выкормил!
    Так и быть, отпущу животину на волю, думает рыбак – и сразу на сердце у него полегчало…
    Поутру понес рыбак питомца к реке. Погладил, перекрестил и отпустил в быструю воду.
    Закончилась осень, зима прозвенела метелями, и вот уже весеннее солнышко растопило лед на реке. Пошел рыбак со своей нехитрой снастью на промысел. Нагнулся он к воде и видит – щуренок, взросленький уже, хвостом по воде плещет и рыло из воды высовывает.
А в зубах красноперка! Берет рыбак красноперку, и чуть не плачет от радости – благодарит, Божья тварь!
    И началась у рыбака жизнь легкая, сытая – всегда с рыбешкой.
    Много лет пролетело, огромная щука уже таскала ему даже сазанов. Но скрутила его злая хворь, и на смертном одре поведал он внуку о дрессированной щуке.
   Пришел юноша поутру на берег реки, видит – пудовая щука несет в зубах огромного голавля, подает ему и недоуменно хлещет хвостом – где же ее дружок сердешный?
   А шустрый вьюноша – хвать ее острогой по башке! Но дрогнула рука, соскользнула острога и щука с плеском исчезла в пучине. И осталась ходить между  рыбацкого люда только легенда о дрессированной щуке…