***

МЕРЗЛОТА

Когда ты замёрзнешь...  (я знаю, что ты замёрзнешь) от нелюбви тех, кого ты согреваешь  своим теплом, разводя огонь в своей душе, – у которого все запоздалые и молчаливые путники собираются что ни день...  Преломи этот хлеб и налей им вина и посмотри им в глаза с любовью и состраданием...  А по-иному ты не умеешь смотреть, я знаю.
            Ответь, что ты обо всём этом думаешь: о людях, которые мучат тебя?.. Они ведь тебя мучат, да?.. Мы все, если не мизантропы, то приспособившиеся к окружающему нас миру  аутисты или социопаты-единоборцы. У каждого  своя роль, как в многосерийной «мыльной» драме об одиночестве людей, живущих коллективно и нередко коммунально.
            Толпа ненавидит тебя. Ты идёшь не по той стороне тротуара и не в ту сторону, против движения общих масс. Это так бодрит тебя -  стиль «против всех»! Ты ощущаешь себя героем, борцом, подвижником, «пророком в своём отечестве», которого ты как следует не знаешь и не любишь. Что для тебя отечество?.. Страна?.. Народ?.. Местность, определённо названная не тобою, а древними?..
          Ты чувствуешь могущество мерзлоты, которая отнимает слова, воздух и дыхание. Я так хочу тебя обнять, согреть, быть с тобою рядом до конца, никому не дать в обиду. Но что-то плотное, неподдающееся, каменное, леденящее – не даёт подступиться к тебе ни на шаг. Часто говорят о нерушимых стенах. А есть нерушимые души. Я не могу сказать, что их поглощает мерзлота – скорее они поглощают мерзлоту. И замерзают на краю.

ИМЯРЕК

            Я знаю одно имя…  Оно врезались мне в душу, словно на старой коре яблони кто-то давным-давно вырезал перочинным ножиком: / … /, я тебя никогда не забуду!.. Нет ненавистных мне имён, а это памятно мне в особенности. И когда окликают кого-то таким же именем, как у тебя, я внутренне вздрагиваю. Словно ты где-то рядом.  Словно твоё имя крамола. Или незаживающий шрам от ожога в душе.
            Я не умею проклинать, хотя случается произносить дурные слова, дерзко и с вызовом смотреть на обидчика, помнить зло, причинённое им. Но быстро беру себя в руки. Святые люди говорят о том, что нежелание кого-то видеть сродни убийству. Нежелание видеть, общаться – какая низость и дикость!.. Бесчеловечие.
            Отверженные вами всё ещё существуют, запомните это. Даже если они умерли, и вы с облегчением вздыхаете: «Ну наконец-то!..»  Совесть не жжётся?.. Вы причастны к смерти, если не хотели видеть, не могли терпеть, не помогли, даже если человек не просил, был неправ, худ, плох, омерзителен – по вашему собственному представлению.
          Так и с именами. Если бы имя ничего не значило для человека, то всех бы звали ванями или петями или никак.  Помню твоё имя и берегу, далёкий мой, быший когда-то мне родным и самым близким. Мне свойственно запоминать имена. Я люблю людей и думаю, что не придавать значения тому, как их зовут, дурно. Говорить с издёвкой:  «И угораздило же тебя иметь такое имя и отчество!.. А фамилия-то – и вовсе, не позавидуешь!»
            Храни тебя Господь, имярек, читающий эти строки!  Вдруг я знаю твоё имя?..  Надеюсь, что знаю или когда-нибудь узнаю. И запомню.

СВОБОДА

            Я не сожалею об исчезнувших тиранах, с которыми разлука выпала длиною в жизнь. Помнишь мои молитвы, звёздное небо, в скверике липовом?..  Слёз не было. Они давно исчерпались. Плач жил внутри, так что я лишь изредка вздрагивала, как лист с прожилками.
            -  Освободи меня, высота!.. Или убей меня. Наверное, настал срок?.. Забери из плена сердце моё.
            Верить, молиться, надеяться, любить и не выходить за рамки дозволенного. Это и есть истинная свобода от тирании хаоса. Не хочу, чтобы мною что-то владело, кроме тебя, Любовь! Не отпускай меня, Боже, обними за плечи, веди меня выше и выше! Узким путём, немноголюдьем, тернистой стезёю - туда, где тиранов нет.