Новогоднее происшествие в Алексеевке

Было это в Брянской области. Все жители деревни Алексеевка Клетнянского района дружно готовились к встрече Нового 1953 года и Рождества – праздники серьёзные, без самогонки тут никак! А самогонный аппарат один был на всю деревню. Однако, гнать самогонку было запрещено, и хозяин этого нехитрого самодельного устройства, Филиппов Никита, по прозвищу Хуч, мудро пристроил его в лесу, километра за два с половиной от деревни. И вот, с утра потянулось мужское население в лес. Все в приподнятом настроении, на салазках бочонки с брагой. К обеду и мы с отцом пошли, я тогда в шестом классе учился. Снежок под салазками хрустел, на душе было радостно от предвкушения праздничных дней с весельем и обилием вкусной еды. Может, нынешнему поколению простая деревенская еда и не показалась бы такой привлекательной, но мы, дети войны, ещё не забывшие вкус лепёшек из перетёртой гнилой картошки, высоко ценили всё, что выставлялось на стол в такие дни.

Добрались до места, заняли очередь. Простенький самогонный аппарат свою работу делал – самогоночка шла без перебоев! Мужики знали и уважали друг друга, поэтому, кто уже выгнал, угощал остальных вдоволь! Всё шло размеренно, по-деловому, очередь потихоньку двигалась, и вдруг… примчался на лошади председатель сельсовета Иван (отчество не припомню) Романов (участник войны, ст.лейтенант запаса ), настрой у него был боевой! «Убирайте всё к чёртовой матери! – кричал он, опрокидывая бочонки с брагой, – сейчас сюда милиция приедет!!! Убирайте всё и уматывайте отсюда!!!» Народ с недоверием смотрел на него. «Расходитесь, расходитесь!!!» – шумел Романов, пиная бочонки! Очередь возмущенно загудела: «А как же праздники? Что, пропадай? Нее… так не пойдёт… Нельзя, не по-людски это!». Расходиться никто не торопился – они ж войну прошли, кто на передовой, кто в партизанах, что им милиция, они фашистов видели! Дождавшись, когда председатель сельсовета успокоится, стали радушно угощать его. Тот, изрядно захмелев, напоследок ещё раз устало предупредил их: «Уходите, мужики... сейчас Москалёв приедет, он вас всех пересажает…» и уехал. Но испугавшихся не было. Законопослушные граждане без суеты заканчивали своё дело; благо, что разлитая бражка сразу прихватилась морозцем, и её легко было собрать. Выгнавшие свой самогон щедро наливали другим, подносили моему, уже лежащему, бате и отправлялись в обратный путь.

Подошла наша очередь! За нами уже никого не было. В лесу быстро темнело. Я собирал в вёдра застывшую брагу из опрокинутого бочонка и относил её в самогонный аппарат. После трёх ходок примерно, когда я торопливо семенил с пустыми вёдрами к своему бочонку (он был в метрах двадцати от аппарата) передо мной неожиданно выросла глыба!!! Прямо перед моим носом – в два ряда блестящие пуговицы со звёздочками! Не успел опомниться, как раздался свисток!!! Ведра так и выпали у меня из рук… Милиционер отшвырнул меня в сторону и бросился вперёд! К аппарату, где виднелись фигуры нарушителей! Молодой парень Аркадий (ещё подростком он был в партизанах, бесстрашно делал ходки в тыл врага), только что выгнавший самогон, заслышав свисток, схватил свою двадцатилитровую канистру и без оглядки рванул с ней к болоту! (болото всегда было спасением для партизан). У аппарата остался лежать мой пьяный батя (Шестаков Иван Павлович, бывший солдат, партизан),и растерянно стоял семиклассник Володя Шилов, помощник Аркадия, он замешкался и бежать уже было поздно. Обстановка накалялась. В бате проснулась партизанская смекалка: подперев кулаком голову, он махал мне рукой со словами: «Убегай, Женька! Убегай!». Нет, не мог я его бросить, мороз был градусов десять, замёрзнет ведь.

А между тем, капитан Москалёв, начальник отдела милиции Клетнянского района, настроен был решительно! Он тут же подступил к застывшему, как памятник, Володе: «Кто сбежал??» Но тот поковырял ногой снег и тупо уставился на пуговицу со звёздочкой. «Кто сбежал? Кто? я тебя спрашиваю!!!» – сверлил его глазами милиционер. «Не знаю…» – развел руками Володька. Москалёв вскипел: «Я из тебя калеку сделаю!!! отвечай!!!!» Но допрос не удался – Володька на все вопросы только пожимал плечами, честно моргал и уныло мямлил одно и то же: «Не зна-а-аю…». В нём говорил партизанский дух! Такой своих не сдаст, хоть ты пытай его. Батю же допрашивать было бесполезно, он и глаза прикрыл – наверно, притворился мёртвым. Тогда капитан в ярости схватил топор и стал безжалостно рубить самогонный аппарат! А перед бочкой, из которой сливалась отработанная брага, была вырыта яма около метра глубиной и в ширину метра полтора. Она была полна горячей отработки, почти кипяток!! Разбушевавшийся Москалёв в темноте не заметил эту яму и рухнул туда со всего маху! Так он ещё никогда не кричал!!! Перепуганный Володька подскочил к нему, схватил за скользкий горячий воротник и потащил к краю! На этот истошный вопль подоспел на санях оторопевший второй милиционер, который, видимо, поджидал его неподалёку. Вместе с Володькой они вытащили из злополучной ямы несчастного Москалёва, опасности он больше не представлял... Помощник бережно отвёл его к саням, усадил, стряхивая с шинели коричневую жижу, и они направились в деревню. Но через несколько минут сани с милиционерами вернулись, это был явно не их день – по темноте они заблудились. Тут Володьке выпала честь доехать с милицией до деревни, показывая им дорогу!

 Отец от такого поворота дела стал быстро трезветь – мне удалось даже поставить его на ноги. Впервые в жизни я почувствовал себя взрослым, ответственным за человеческую жизнь! Пустую бочку я привязал к салазкам, шатающегося батю притулил сзади, руки его положил на бочку: «Бать, ну ты держись покрепче, идти надо!» Волоку салазки, чувствую, что-то легко пошли, оглядываюсь, а он  уже лежит, отдыхает…  И так через каждые пятьдесят метров. Наконец, добрались до дома. К тому времени батя уже почти протрезвел и смог сам дотелепать до двери и, что очень важно, самостоятельно зайти в дом. А я не успев переступить порог, бросился захлёбываясь рассказывать о случившемся! Сестра как стояла, так и села: «Ну всё, теперь батьку посадят...», мать схватилась за голову: «Ох, что же теперь будет, что будет?», а отец понуро кивал головой и, горестно вздыхая, разводил руками. Больше всего он расстроился, что подготовка к праздникам у него не задалась…

В ту же ночь по всей деревне прокатился слух об этом, из ряда вон выходящем, происшествии. Каждый старался спешно избавиться от улик, но выливать такое добро на помойку рука не поднималась, в результате, у кого корова, у кого свинья сдохли от браги (надо отдать должное братьям нашим меньшим – сдохли, но не отказались!). Прозорливый Хуч взял Москалёва на своё попечение – ухаживал за ним, поил, кормил до полной ликвидации последствий «боевого крещения». Ну, начальник отдела милиции района, несмотря на понесённый урон здоровью при исполнении, оказался мужиком незлопамятным и с пониманием отнёсся к этой ситуации – никого не посадили. Потерпевших в этой трагикомичной истории было только двое – сам Москалёв ошпаренный и батя, который ничего не выгнал (жители деревни, у которых пал скот, считали, что легко отделались).

Зато о нас с Володькой знала вся школа! Нам завидовали! Как же, чуть не утопили самого Москалёва! Расспрашивали, как происходило чудесное спасение. Ну, мы, конечно, приукрашивали, гордо выпячивая грудь. Само собой, я молчал о том, что чуть не обмочил штаны, когда передо мной возникла фигура милиционера. Мы с Шиловым чувствовали себя героями!
 
P.S. Спустя лет сорок, я встретил в одном из санаториев Кавказа своих земляков из Клетнянского района. Много было воспоминаний. Вспомнился и этот случай. Спросил, жив ли Москалёв. Жив-здоров, говорят, дослужился до подполковника. Шилов Володя стал мичманом на Северном флоте.

Записано со слов генерала-лейтенанта Шестакова Евгения Ивановича.
Автор Володина Любовь