Послание

     Борис постучался и приоткрыл дверь. 

     – Разрешите?   
     – Да-да, минуту,  – ответил ему напряженный голос.

     Борис зашел в полутемный кабинет и, как и полагается, осторожно присел у стены на краешек стула. В Министерстве он работал меньше месяца, но уже успел немного освоиться. Его начальник, Дмитрий Семенович, сейчас находился на стремянке, поставленной прямиком на захламленный бумагами стол, и менял лампочку в люстре. Совсем не юношеский возраст Дмитрия Семеновича и упитанное телосложение мало подходили для такой работы, однако тот, словно канатоходец-любитель, уверенно балансировал на тонкой покачивающейся стремянке и вкручивал засветившуюся лампочку глубже в патрон. Еще несколько оборотов – и дело сделано.

     Дмитрий Семенович начал медленно слезать, пытаясь сохранить невозмутимость на лице, но она ему не очень помогла, поскольку после очередного шага он все-таки свалился на пол позади стола, и вслед за ним с грохотом обрушилась стремянка. 
 
     Борис хотел броситься на помощь, но тут из-за стола самостоятельно появилась дрожащая рука, затем вторая, потом взъерошенная голова Дмитрия Семеновича и далее он сам, причем процесс его возвращения изрядно напоминал сцену из фильмов про зомби. 

     – Мда, – пробормотал Дмитрий Семенович, суетливо надевая очки, – известная проблема высоких потолков – трудно менять лампочки. Получил несколько для люстры и настольной лампы, но каких-то бракованных, ненормальных, себе на уме. Светили они непонятно, и вещи в кабинете из-за этого начали странно себя вести. Написал служебную записку на склад, но там смогли выделить взамен только одну, вот и вкрутил ее в потолок. Вроде стало получше, хотя мне кажется, что предметы выглядят безобидно лишь в полной темноте.

     Сложив стремянку, он засунул ее в щель между шкафом и стеной, сел за стол и рассеянно посмотрел по сторонам.

     Заместитель начальника отдела Дмитрий Семенович слыл человеком оригинальным. Не чурался сам выполнять кое-какую работу, почитывал книги и редко ругался на подчиненных, из-за чего те его совершенно не понимали и побаивались. Впрочем, со своим начальством Дмитрий Семенович тоже никогда не ругался, скоро и послушно выполняя все их требования.

     – Не помните, зачем я вас звал? – спросил он.
     – Не помню, – ответил Борис, – вы и не говорили.
     – Жаль, – вздохнул Дмитрий Семенович. – Голова у вас молодая, а не помнит того, чего не говорил начальник. Грустно. Ах, да!

     Он отыскал в ворохе документов какой-то конверт.
 
     – Вам пришло обращение от Министерства. Лично вам лично от него. Оно всем новым сотрудникам пишет, когда только успевает. Я должен зачитать его.
     – От Министерства?!
     – Да. Что тут необычного?

     Дмитрий Семенович  потянулся к прибору на столе, похожему на швейную машинку, снял крышку, сунул письмо в прорезь и покрутил колесо. Раздался звук разрываемой бумаги и наружу выпали несколько скрепленных вместе листов. Потом подошел к шкафу, вытащил нечто напоминающее старую шарманку, и перенес на стол.
     – По инструкции чтение должно идти под драматическую музыку.

     Он всунул шнур в розетку, щелкнул тумблером, и наверху шарманки медленно закрутился тусклый металлический диск с бесчисленными прорезями и отверстиями. Однако вращался он бесшумно, никакая музыка, а тем более драматическая, не зазвучала.

     Дмитрий Семенович озадаченно наклонился к шарманке и постучал по ней пальцем. Не получив ответа, пожал плечами.
     – Раз нет музыки, будем ее представлять.

     Он взял письмо, выключил люстру и зажег настольную лампу, то есть лампу с тем самым нехорошим светом.  Борис сразу понял, на что жаловался начальник. Все вокруг мгновенно потемнело и будто напряглось, уставилось на людей. Не вещи, а какие-то злобные пружины. Ждут, когда ты отвернешься.
 
     – Слышите музыку? – строго спросил Дмитрий Семенович.

     Борис вскочил со стула и попытался представить, что металлический диск вращается с угрюмым металлическим перезвоном.

     – Надо мрачнее, – подумав, сказал начальник. – Там внутри порой что-то звучит наподобие скрипки. Пронзительно так. Иногда даже, когда не включено. Слышите?
     – Да, – ответил Борис, покорно вообразив еще и скрипку.
     – Очень хорошо. Тогда приступаем.

     Начальник вышел из-за стола, застегнул сюртук и развернул письмо.

     – Послание Министерства к Борису Е., клерку второго класса отдела учета и переучета, личный номер 54657767/6753549 ОД. Для служебного пользования, отпечатано в двух экземплярах, экземпляр номер один – в адрес, экземпляр номер два – в архив, – вполголоса произнес он и поднял вверх палец, подготавливая слушателя непосредственно к обращению Министерства.

     Затем торжественно выпрямил спину, набрал в грудь побольше воздуха и начал было говорить, но осекся, испуганно наклонил голову, поднес бумаги почти вплотную к носу и беззвучно зашевелил губами, изо всех сил стараясь прочитать неразборчивые слова.

     И вдруг просиял, выпрямился и посмотрел на Бориса.

     – Ты - никто! – ликующе сказал Дмитрий Семенович и продолжил.
     – Тебя не существует! Пыль ты, и в пыль обратишься. Ничтожен ты и жалок. Иллюзия ты и сон! 

     Опять застыл в испуганном поклоне, вытаращил глаза, но потом все же сумел прочесть и с улыбкой откинулся назад.
 
     – Возрадуйся!
     – Возрадуйся, ибо я, в отличие от тебя, велико и совершенно.  Я – любовь, я – власть, я – счастье. В милости своей, которой ты недостоин, говорю сейчас с тобой. Из тысяч и тысяч таких, как ты, состою я. Каждый из вас – ноль, но вместе вы – я. Ничто вы против меня, ибо ничто часть против целого.
Соткано я из ваших мыслей, надежд и страхов. Когда-то было соткано! Сейчас – нет. Время принадлежит мне, я иду в прошлое, изменяю его. Изменяю ваши надежды и страхи. Принадлежат они мне теперь! Не вы на самом деле создали меня, а я – вас! Вы – мой сон. Часть моего сна. Маленький кусочек, без которого можно обойтись. Строка в описи имущества. Поэтому слушай волю мою и не смей возражать. Мои мысли – твои мысли. Мои желания – твои желания. Будь таким же, как я. Подобное любит подобное. Пусть в душе у тебя не будет ничего, кроме бумаг и коридоров.

     Снова опустил голову и начал всматриваться.

     –Возрадуйся!  Нет у тебя иного счастья, кроме как служить мне и славить меня ежесекундно. Многовековые однообразные похвалы мне нисколько не надоедают. Страшен удел тех, кто меня не любит! Нарушили они закон! Тот закон, что я написало. Кто ты такой, чтоб не любить меня? Ничтожество! Что ты мне сделаешь? Да ничего! А я могу растоптать тебя за секунду!

     Дмитрий Семенович перевернул лист.

     – Тут сноска, – сказал он,  – разъяснение, что оно имеет в виду «растоптать по закону». И ссылки на статьи, которые объясняют, почему Министерство может так поступить. В частности, на ряд статей закона № 657876/6738  ХЗ «О любви».
 
     Поправил воротник и стал читать дальше.

     – Нет у меня недостатков! Не темно в кабинетах – это глаза твои не видят в темноте. Не стулья неудобные, а спина у тебя неправильной формы. Ты виноват, не стулья! Если что-то кажется плохим и бессмысленным –  представь, что просто чего-то не знаешь, и все станет хорошим и правильным. Смысл твоей жизни – исполнять мои повеления, поэтому приложи усилия и фантазируй. Так будет лучше для тебя. Тот, кто выполняет мои приказы, добродетелен!  По-другому быть добродетельным нельзя.

     В очередной раз подслеповато нахмурился, но через несколько секунд все-таки смог прочитать.

     – Возрадуйся, ибо и после смерти ты не уйдешь отсюда!
     – Будешь хорошо себя вести – попадешь в рай. В раю легкая работа, добрые начальники, ощущение экстаза, наподобие того, который бывает от грибов,  и возможность заглянуть в ад, чтобы сравнить уровень жизни и почувствовать дополнительную радость. В аду – вдвое больше нагрузка, злее начальники, практически нет грибов и есть обязанность три раза в неделю смотреть на жизнь в раю и завидовать.

     – Счастье – это послушание, – снова поднял палец Дмитрий Семенович. – Исполняй приказы и не сомневайся.  Верь и не думай. Грешники думают, праведники верят. Нарисованное окно – окно настоящее.  Верь в это!  Верь тому, что я говорю, а не своим глазам. Видишь, что лестница закончилась? Подлинно говорю тебе, иди дальше в пропасть. Зачем ты усомнился, несчастный?! Да обрушатся со шкафов на головы усомнившихся сломанные печатные машинки, да разверзнется под их ногами пол, да услышат они стук в дверь существ из отдела проверок. И буду я смотреть и веселиться. Наказывать – удовольствие, иначе зачем мне так часто наказывать?

     И снова на несколько секунд наклонился.

     – Возрадуйся!
     – Не людей люби, а меня! Любовь к людям – любовь ненастоящая. Странная. Искусственная. Оскомину и боль вызывает. Что есть люди? Ничто. Уйдут и обратятся в прах. Зачем их любить? Быть к ним добрыми? То ли дело – я! Вечное,  грозное, милостивое и безжалостное. Как при виде меня не закричать от страха и радости? Не принести на алтарь нашей любви что-нибудь хорошее? Соседей своих, или даже родственников. Не то доброта, что есть доброта, а то, что я назову добротой!

     Тут Борис понял, что шарманка давно звучит – и металлический диск, и скрипка, а не заметил он этого раньше потому, что заигравшая музыка совпала с той, которую он изо всех сил представлял.

     – Возрадуйся! Верь начальнику своему, ибо говорит он моими устами.  Отдай ему все и подчиняйся. Начальники заботятся о тебе, и о душе больше, чем о теле. Душа, претерпевая невзгоды, укрепится духовно, ведь чем ниже зарплата, тем выше благость; для начальников, однако, все наоборот. Лишения способствуют росту духовности только у подчиненных. Разве ты хочешь, чтоб твой начальник  жил беднее других? О, горе! Как он наладит работу, если увидит другого, лучше одетого? Чем будут заняты мысли его? И не бунтуй,  а то хуже будет. Свобода – не то, что есть свобода. Подлинная свобода – в послушании. Несправедливость – это такая форма справедливости, непонятная тем, кто много думает. Разве бунтовщики когда-нибудь добивались успеха? Нет, конечно. Я делало так, чтоб не добивались. Порой выходило у них ненадолго стать свободными, но что этот короткий миг против длинной и сытой жизни на цепи? Лучше отдай мне душу и плоть твою. И тебе хорошо, и мне сытно. Стань мной, и будет тебе счастье. Стань частью меня, и возрадуйся. Все, я закончило. Уйму времени ты у меня отнял, пойду отдыхать.

     Дмитрий Семенович вздохнул, вытер пот со лба и перевернул лист.

     – Все.

     Выключил шарманку и восхищенно цокнул языком.

     – Умеет же Министерство говорить! Ни добавить, ни убавить! Коротко и по существу. Какой слог! Какие рифмы! Однако не будем забывать о работе. Вы доделали квартальный отчет?
     – Нет еще, – ответил Борис. – Чуть-чуть не успел, печатная машинка зажевала ленту. Сейчас закончу.
     – Очень хорошо. Как сделаете, приносите на подпись. Можете идти.