Мухин

   Перепуганная с темной свалявшейся шерстью собачка прибежала с бывшей гулкой в дневное время стройки. Там она, за дырявым заборчиком в небольшом числе себе подобных, помогала сторожу ревностно охранять всяческую строительную надобность. Сторож, собирая по бакам пищевые отходы, сумрачным вечерком их подкармливал. Зато в ночное время, без особенных тревог, перелистывал с картинками журналы или отсыпался в теплой уютной хибарке. Утром же, с приходом начальства, деланно позевывал и жмурил огнистые, будто от недосыпа, плутовские глазки. А немного погодя, чуть ли ни бегом, мчался с удочкой к речке наловить на ушицу зеленоватых ершей или таких же колючих красноперых окуньков.

   Когда дом был отстроен, забор разгородили. Вместо шумливых но добрых работников появились нарядно одетые люди. Сообщили куда следует. Приехали «собачники» и, словом, голосистых охранников, мешавших теперь спокойно спать по ночам новоселам, не стало.

   Одной лишь собачке удалось избежать скорбной участи… У городской окраины спряталась она в зарослях крапивы, в проеме между железными с облупленной краской гаражами. Напротив, возвышался старый пятиэтажный каменный дом с рядом окон, подслеповато выглядывающих из-за тучно разросшихся деревьев. Ее заметили ребятишки. Приносили к лазу оставленные от обеда блинцы, надкусанные пирожки и мало-помалу вытоптали вокруг жгучую крапиву. Расчесывая щеткой комковатую ее шерсть, наперебой спрашивали:

   - Тебя, как зовут?.. Жучка?.. Пальма?.. или…

   Кто-то произнес: «Муха!» Она радостно взвизгнула, завиляла хвостом и, сделав стойку на задних лапах, проплясала.

   Потом, чтобы не заливал ее дождь, ребятишки прикатили со свалки бубнящую деревянную бочку, отдающую духом квашеной капусты. К зимней суровой стуже натаскали в бочку разноцветной ветоши. А когда под ласковым весенним солнышком среди горбатых снегов появились первые, исходящие витиеватым парком проталинки, обнаружили при ней пополнение из трех подслеповатых щенят.

   - У Мухи народились дети! – забегали ребятишки, разнося по двору восторженную весть.

   С озабоченным любопытством стали подходить и взрослые люди с молочным питьем для счастливой мамаши.

   Неустойчивая с холодными заморозками весна переходила в лето. Неугомонно ворчливые сосунки быстро подрастали. И уже делали первые робкие вылазки на теплую землю, поросшую мягкой душистой растительностью… Но, случилась беда: заботливая родительница попала под тяжелые колеса автомобиля.
 
   Вздыхая, к жалобно скулящим кудлатым щенятам, приглядывались сердобольные люди. Одного - отвезли к родственникам на жительство в сельскую местность. Другого – пристроили к дачному участку. Последнего – никто не решался брать. Взрослея, он становился, будто увечной дворняжкой черно-белой масти, с закрученным набок в колечко хвостом. Хотя видимых признаков нездоровья в теле с гладкой, точно прилизанной шерстью не наблюдалось; морде же природа не уделила завидного участия. Начиная от кончика носа, включая и уши, разделяла как бы на двое – белое вислое ухо покоилось на голове в бездействии, будто казалось обмороженным. Черное, - напротив, – стояло остро торчком, начеку, и на малейшие шорохи ответствовала резвыми порывами.

   - И в кого кобелек выдался такой? – высказался как-то один из взрослых, -  и смотреть горько, и смех разбирает!

   - Кто же знает, при каком ненастье проказливая сорока жениха присватала, - ответил другой, - известно, что Мухин наследник.

   «Мухин, да Мухин», так взялась и прилипла к нему эта с лукавинкой, похожая на людскую фамилию, кличка.
 
   Что бы там ни было, время шло. В год, или может чуть позднее, он оформился во взрослую средних размеров особь дворняжку, наделенную  необходимым чутьем и навыками в среде обитания известного  людского коловращения. Он знал или предугадывал, кто и когда из каких жителей должен выйти из дома на улицу, посидеть на лавочке или куда-то отойти, а через определенное время возвратиться. Сейчас же он с трепетным волнением дожидался белого, гладко остриженного тонконогого пуделя Бобрика. На всех четырех его лапах оставили шерсть, и тот казался обутым в маленькие сапожки. На голове торчал лохматый чуб, уши свисали варежками и только глаза и нос блестели черными камешками, окропленные яркой утренней росой.

   Наконец-то в подъезде дома растворились двери. Чудесный Бобрик появился.  Мальчик держал его на крепком поводке, и Бобрик был очень стеснен в движениях. С заливистым звонким лаем Мухин ринулся навстречу. С игривым урчанием они начали бороться. Мухин бормотал: «Как я рад, что у тебя, р-рр, есть хозяин, и только его одного полагается слушаться!» Бобрик хотел тоже что-то ответить. Но, вскоре с возгласами веселья, играя в мяч, появились дети. Друзья прервали борьбу и оба раздумывали: "Отчего, когда мячик подбрасывали, он, стукаясь о землю, охал от боли. Но следом, все ниже и ниже отскакивая в сторону, катился сам по себе, будто посмеиваясь: "А-ха-ха!" Мухин, не дожидаясь ответа, сделал резвый скачок, схватил в пасть упругий мячик и под забавную разноголосицу детей стал гоняться от них по двору. Теперь-то ему завидовал Бобрик, потому что не может так свободно, и когда захочется, вволю набегаться.
               
   Когда исчезали тени и на землю опускались сизые сумерки, во дворе наступала тишина. Мухин выбирал для лучшего обозрения какой-нибудь бугорок, и, опустив на лапы двушерстную мордашку, поглядывал на припозднившихся прохожих. Дом находился на краю города, близко с пустырем, заросшим диким кустарником. Посторонние люди сюда не захаживали. Но если и появлялся кто, и шел развязной блуждающей походкой, он стремглав подбегал сбоку и, взъерошив на холке шерсть, рычал, предупреждая: дескать, иди себе прямо и не ротозейничай по сторонам. Бродячих сородичей он так же отваживал здесь появляться: облаивал сердитым лаем, заявляя о  правах на обжитую им территорию. Бывало, однако, наведывался с пустыря лохматый пес с огромной рыжей головой. Не признавая обыкновенных собачьих правил, злобно оскаливался и выедал у подъездов оставленное добросердными жителями еду для кошек. Мухин пытался противостоять дерзким выходкам. Однако сил далеко не хватало: свирепым чужаком был не раз сильно покусан. С горьким отчаяньем, злясь на собственное бессилие, наблюдал тревожно за происходящим. Теперь же огромного лютого пса не было. Показался высокий человек, отец девочки Маши. Он присел на корточки и, протягивая ему открытую руку, произнес:

   - Здравствуй, дружище!
         
   Мухину часто доводилось наблюдать: как приятным рукопожатием приветствуют друг друга близкие по духу хорошие люди. С робким смущением кладет свою лапу в широкую  и теплую ладонь. Мужчина с легкостью пожимает ее, трясет, а затем, поглаживая по шерсти, приговаривает:

   - Ах, умный песик!.. Завтра дочурка моя какой-нибудь вкуснятинкой угостит… Ну, пока-пока, дружище. Меня домой с работы заждались.

   Отец Машин ушел. Несколько погодя из подъезда дома выскочил на поводке, но только не маленький Бобрик, а другой четвероногий комнатный сородич: бесхвостый лупоглазый бульдог. И хотя внешне казался суровым на вид, в отношениях был все-таки общительным псом. Но был у него неприятный, грубого нрава, хозяин.

   - Фу! – прикрикнул он на бульдога, - не рвись к беспородной псине. Не то я тебя, в случае чего, к ветеринару не поведу, а брошу средь дороги. И будешь не на мягком коврике в доме полеживать… Вали, вали отсюда! – притопнул он на Мухина. - Свезти бы тебя, как-нибудь с глаз долой, с такой невзрачной мастью в лес к волкам.
               
   Опустив голову, Мухин пошел прочь. Может не все он доподлинно понял, что высказал ему этот злой нехороший человек. Все-таки, с каким пренебрежением во взгляде и с грубой интонацией в голосе это выразилось, о многом догадался. Взвизгнув от горести, направился к канаве со стоячей дождевою водой. Увидал рядом со своим отражением круглую, что миску, вылизанной до зеркального блеска, луну. 

   «Уж так-то все на свете устроено, - промолвила с холодным равнодушием луна: – и солнце, и звезды для всех одинаково светят. Но каждому отпущено жить по-разному».

   Он тягостно вздохнул и, выпустив ковшиком длинный язык, стал с жадностью лакать воду, по которой стали расходиться круги. Луна, раскачиваясь и пластаясь, теперь показалось одарила его светлой добродушной улыбкой.
               
   Ушло в безвозвратное прошлое еще какое-то время. Плохое понемногу забывалось. Зато надолго оставались в памяти счастливые жизненные моменты, где проявил он себя  старательным участником в поисках утерянной связке ключей. За что вознагражден был большой и полной, в самом лучшем виде, румяно поджаренной духовитой котлетой. И как помог, согбенной годами старушке, донести до крыльца, взяв в пасть за лямку, тяжелую сумку. А его, незабвенные любимцы дети, даже за малую оказанную услугу, а часто и просто так, из славного воздушного настроения, делились с ним хрустящими кукурузными хлопьями, печеньем, а что замечательнее всего: в жаркий солнечный день, оставляли полизать, будто комочек снега, сладкое молочное мороженое. «Ах, как много в жизни бывало хорошего!» 
   
   Однажды в очень знойный полдень, когда во дворе было особенно тихо, он, ни о чем не думая, лежал с прикрытыми глазами в прохладе дающего тень дерева. Вдруг услыхал острый пронзительный крик. Мухин выскочил из укрытия. Представилась необычно страшная картина: на земле лицом вниз и, обхватив от испуга голову трясущимися ручонками, лежало плачущее навзрыд дитя. А вокруг носился, оскаливая пасть, разъяренный пес с пустыря. Мухин ринулся вперед на защиту ребенка. Свирепый пес, лязгнув острыми клыками, тут же набросился на него; мощными когтистыми лапами сшиб с ног и взялся с остервенением грызть. Мухин отчаянно сопротивлялся, но силы были далеко не равные. С минуту, не более, и с беднягой было бы все кончено. Кровожадный разбойник, предвосхищаясь своей оконченной победой, подбирался к хребту, чтобы уже напрочь его перегрызть. Но неожиданно, сильно покусанный Мухин, собравшийся с последними силами, изловчился и вцепился тому зубами в низ шеи. Разбойник высоко подпрыгнул: пытаясь сбросить Мухина наземь. Но хватка была мертвой, и в самое горло. Прохрипел, завалился на бок, и, вскоре обездвиженный, откинув палкой хвост, утих навечно...
 
   Над окровавленным с тяжелым судорожным дыханием, едва подающего надежду к жизни Мухиным, склонился с горючими слезами на глазах отец девочки Маши. Бессильно распластанное тело бережно взял на руки и понес к себе домой. Там ему прочистили раны, старательно перевязали бинтами. Прикрытый мягким пледом, он погрузился в долгий непробудный сон.
   
   А когда он очнулся, увидел перед собой счастливо улыбающееся личико девочки Маши. Она оказывается все это трудное время заботливо ухаживала за ним: остерегала его покой и поила через соску из бутылочки теплым молоком. Вскоре он повеселел, поправился. И его даже выпустили погулять на свежий воздух. От несказанной радости, завидев  просторный родной двор, Мухин рванулся, чтобы вволю набегаться. Но, расшвыривая лапами комья земли, он оставался на месте. Шея его была туго охвачена ремешком, и он было взвыл от печального расстройства. Но когда он огляделся и увидал, что от его ошейника тянется поводок, и за конец его держит в руке добродушно улыбчивый Машин папа, - он обо всем догадался.

   В это же самое время, также будучи на поводке, подскочил к нему любезный приятель Бобрик. Барахтаясь с ним и урча от удовольствия, он поведал ему о своем очень опасном и удивительном приключении. О том, как теперь он стал несказанно счастлив, потому что у него появился заботливый и добрый хозяин, которого всегда с радостью готов слушаться…