Побег из плена Вспоминает приемный сын Сталина

     В начале 2000-х годов я обитал на Рублевке, в деревне Жуковка. Там я и познакомился с 82-летним Артемом Сергеевым, который приходился родственником Иосифу Сталину, а точнее, являлся приемным сыном вождя. Артем Федорович воевал, дослужился до генерал-майора. Я часто захаживал к нему в гости, в небольшой деревянный особнячок, где он жил с женой, Еленой Юрьевной, и каждый раз хозяин радушно встречал меня с огромной бутылкой водки в руках, сделанной в форме автомата Калашникова, с «полным боезарядом». Много чего он рассказывал о своих детских годах, о жизни в семье Сталина, о том, каким Иосиф Виссарионович был в быту. Вспоминал он и про годы военного лихолетья. Вот небольшой отрывок из его воспоминаний:
             
      – В Белоруссии мы оказались в окружении, и скоро попали в плен. Нас, пленных, построили в колонну и погнали в ближайший городок Оршу. Ни есть, ни пить не давали. Если человек падал от бессилия или от потери крови, немцы пристреливали его и сбрасывали с дороги на обочину. Рядом со мной шел парень. Он, как и все, очень хотел пить и наклонился, чтобы зачерпнуть рукой воды из лужицы. Немец выстрелил из карабина, парню мигом оторвало пальцы. Шедшая рядом женщина закричала от испуга и немец, почти не глядя, выстрелом в упор убил ее.
         
      Пока мы шли до Орши, колонна заметно поредела. Чтобы быстрее загнать пленных в тюремные ворота, немцы открыли огонь. Люди, охваченные ужасом, пытаясь спастись, карабкались через убитых и раненных. Паника была жуткая! Я вбежал во двор, и у тюремной стены зарылся под трупы. И вовремя! Немцы стали забрасывать двор гранатами. Трупы и спасли меня от взрывных осколков.
             
       А утром колонну пленных погнали дальше. Вдруг вижу: впереди, у самого большака бугорок, весь заросший густым кустарником. И конвоиры обходят этот бугорок стороной. Мгновенно созрел план. Я медленно и незаметно отступил в самый конец колонны, мгновенно нырнул в кустарник, спустил порты и присел. Как будто я по делу, по нужде присел, потому что если вдруг конвоиры заметят, что я пытался спрятаться, пристрелят без всяких разговоров. Колонна прошла, а я так и остался сидеть в кустах. Вся рубаха серая, порты серые, да и лицо, сам понимаешь, не слишком розовое. Слава Богу, меня и не заметили, и я кинулся бежать. Скоро закопался в стог соломы, чуток поспал. А потом вышел на своих, ушел в партизаны…
            
       Однажды мы, партизаны, пришли в деревеньку, чтобы достать что-нибудь из съестного. Нас было трое: Ваня Страхов, Витя Карагодин и я. Мы попали в засаду. Сначала нас зверски избили, а потом заперли в хате. Ване Страхову удалось, как сегодня, говорят, закосить под местного жителя. По поводу же нас с Карагодиным немецкий офицер дал приказ: «Отведите их к лесу и расстреляйте!». Нам вручили лопаты. А лопата – это же боевое оружие. Я и говорю своему напарнику: «Не торопись копать. Помереть мы всегда успеем. Пока не выкопаем могилу, нас не расстреляют. Немцы во всем любят порядок».
             
        Мы копали, немцы безбожно ругались, подгоняя нас. В конце концов, одному фрицу приспичило, и он отошел чуть в сторону. Присел за кустик, а карабин откинул за спину. Я воткнул лопату в землю, решил отдохнуть. Немец начал на меня орать, я и обложил его в ответ отборным матом. На чистом немецком, почти без акцента. Немец оторопел. Какой-то грязный бродяга, – весь серый, обросший, оборванный, – и вдруг заговорил на немецком. Он высунулся из-за куста. Я и вонзил ему в морду лопату. Изо всех сил вонзил. А карабин – в руки. Второй немец попытался было схватиться за оружие, но я его опередил, уложил с одного выстрела. И мы давай деру!»
          
        P.S. Можно по-разному относиться к Сталину, но вызывает уважение, что все его сыновья – и родные, и приемный, – воевали, а не отсиживались за спиной всесильного отца….