Письмо Смерти

– Здравствуй, – и холод пробежал по моей спине. Смертельный холод, словно из преисподней (хотя, говорят, там пекло).

Я оторвала взгляд от тетради и осмотрелась: всё было на своих местах и ни одного признака на чьё-либо присутствие. Видимо, показалось. Я вновь опустила глаза, уткнувшись в пустой лист тетради, чистота которого нарушалась лишь печатными на нём клетками.

– Вот почему так всегда, – подумалось мне, – когда есть куча шикарных идей, то воплотить их в жизнь никогда не получается.
– Просто думаешь не о том, видимо, – и снова холод покрыл уже не только спину, но и всё тело.

Я в очередной раз осмотрела палату: всё оставалось на своих местах, но что-то всё же изменилось, но я не могла понять, что именно. Здесь кто-то был и присутствие этого кого-то, мягко говоря, сильно напрягало. Хотя воочию я не видела никого – я была одна. Попытавшись сконцентрироваться на бегающих в моей голове мыслях, я снова впала в задумчивое забытье, глядя в пустую тетрадь.

Смерть.

Хм. Сме-ерть.

Сме-е-ерть.

Почему-то в больничных стенах не думалось ни о чём другом так ярко, как о ней.
Почему-то мне казалось, что больницы – это её владения, и лишь она решает кто уйдёт отсюда живым, а кто начнёт свой путь в иной мир, в другую жизнь.

Ну, вот. Ещё одна шикарная мысль, которую можно было бы развить, но мне сегодня совсем не пишется. Закрываю тетрадь и откладываю в сторону вместе с карандашом, который падает. Поднять или потом? Ай, пусть валяется. Всё равно в палате только я. Хотя нет, надо бы поднять…

Соскальзываю босыми ногами на пол. Холодный, прям ледяной. Странно, совсем недавно он был тёплым. Хотя бы потому, что на улице лето и очень жарко. Выхожу из палаты и иду к автомату с газировкой – почему-то очень хочется пить. Смотрю на время и понимаю, что сейчас время осмотра, надо бы вернуться обратно в палату. Но этого сделать я не успеваю – встречаю медсестру раньше, но она меня почему-то не заметила. Странно.

Провожаю взглядом полноватую женщину в белом халатике до своей палаты. Думаю, что же она будет делать, когда увидит моё отсутствие. Не успеваю развить мысль, как она выбегает обратно в больничный коридор с криком, чтобы звали скорее Виктора Николаевича, моего лечащего врача.

Виктор Николаевич очень приятный мужчина. Как врач конечно же. Хотя и как мужчина тоже. Только он женат и у него семья, поэтому я смотрю на него как на человека и моего лечащего врача. Вот он, спешит-торопится по коридору в сторону моей палаты мимо меня.

– Здравствуйте, Виктор Николаевич, – говорю я ему.

Не заметил. Да что же такое.

Ладно.

Иду в свою палату. Возле неё непривычная суета, напряжённая какая-то, негативная. Голоса глухо доносятся из-за двери. Вхожу…

– Разряд.

– Увеличиваю до трёхсот.

– Разряд.

– Разряд.

– До трёхсот шестидесяти.

– Разряд…

Я слабо понимаю, что происходит: картинка то пестрит, то дёргается, то снова становится нормальной. Из-за спин врачей я не вижу того, кто лежит на больничной койке.

– Вить, всё… Время.

Тела в белых халатах отходят в сторону, и я наконец-то могу увидеть… Себя?

Ничего не понимаю. Вот же она я, стою жива-живёхонька и даже по ощущениям здорова. Так почему я там лежу?

Медсестра забирает из моих рук тетрадь и карандаш (не понимаю: он же падал?), читает и передаёт Виктору Николаевичу.

Заглядываю через плечо, читаю едва понятные закорючки:
– Спасибо, что пришла.

– Не за что, – отвечает миловидная девушка, одаривает меня улыбкой, какой одаривает ребёнка мать, и выходит из палаты.