Роман «Взорванный Донбасс» является логическим продолжением повести «В Одессу на майские», опубликованной на сайте Проза.ру., герой которой – питерский студент, – пережив одесскую трагедию, едет добровольцем в Донбасс защищать Русский Мир от фашиствующей киевской хунты. Здесь он встретит новую любовь и новых друзей. Вместе с ними он будет воевать в период самой острой фазы гражданского противостояния на Юго-Востоке Украины в 2014 – 2015 годах, терпя поражения и одерживая победы.
Цель книги – показать, как когда-то благополучный край, населенный трудовым народом, превращается в зону военных действий, как мирные граждане становятся мужественными воинами, сражающимися на своей земле за сохранение своих идеалов, своего языка и своей веры. Кроме того, книга содержит сведения об истории края, которые позволяют понять почему Донбасс не принял нацистскую идеологию.
Это книга и о молодых российских парнях, которые, бросив дела, учебу, карьеру, родителей и любимых едут в Донбасс помогать ополчению шахтерского края отстоять Русский Мир, прекрасно понимая, какую высокую цену они могут за это заплатить. В книге сделана попытка осмысления мотивов их подвига, показаны страдания, которые выпали на долю мирных жителей Донбасса.
В основу книги положены многочисленные заметки, опубликованные на различных сайтах, включая украинские, воспоминания ополченцев и добровольцев, с которыми мне довелось встречаться. Образы многих героев списаны с реальных участников событий. По форме книга художественная, а по содержанию - документальная, где вымысел только объединяет реальные эпизоды войны.
Книга ориентирована на молодежную аудиторию и читателя, который только понаслышке знает о войне в Донбассе. Для тех же, кто следит за этой темой или является активным ее участником, книга станет напоминанием о тех событиях, которые пришлось пережить.
Книга "Взорванный Донбасс" издана 30 апреля 2019 года при поддержке Санкт-Петербургского политехнического университета издательским центром "ПОЛИТЕХ-ПЕСС". 2 мая состоялась презентация книги для участников общественного движения "Ленинградский доброволец.
Главы романа носят названия городов - горячих точек на карте военных сражений. Здесь опубликованы две первые главы книги.
Глава 1 Мариуполь
В тишине ночи шум мотора был как-то по-особому громок, ветер не по-летнему прохладен, а залетающие на борт брызги, казались ледяными.
«Как они не боятся идти через русско-украинскую границу, не прячась? - думал Петр, закутываясь в полы ветровки. - А вдруг сторожевой катер? Должен же кто-то охранять границу?» Не успел он закончить эту мысль, как сидевший на корме у руля рыбак спокойно, то строго сказал:
- Ложись на дно и не высовывайся! Идет катер-сторожевик.
Лежа на пахнущих рыбой и тиной рыболовецких сетях, наваленных на дне баркаса, Петр услыхал звук другого, более мощного мотора, а над баркасом заплясал луч прожектора.
- Прикройся сетями, - услыхал он очередную команду, сказанную бесстрастным то-ном. - Люстру включили.
«Ну вот, сейчас закончится мой славный поход, жалко…»,- подумал Петя, закапываясь в сети, стараясь оставить лицо открытым, чтобы не задохнуться в тяжелом рыбном запахе. Голова его уперлась в что-то упругое и скользкое, и это что-то вдруг зашевели-лось. От неожиданности парень чуть не вскрикнул, но вовремя понял, что угодил головой в сетку с только что пойманной рыбой. «Ненормальный, я же сам помогал тащить сеть из воды», - хмыкнул Петя. - Рыбу испугался, а еще воевать собрался».
***
Петр отправился в Донбасс в первые дни июля, разыскав интернете сайт, вербовав-ший добровольцев для участия в военных действиях на Донбассе. Вначале он рассчитывал, что поможет дядя – отца погибшего Сашки, и даже сумел с ним связаться по телефону. Дядя очень обрадовался его звонку, был рад тому, что племяш практически полностью восстановился после полученных в Одессе травм, но на его предложение приехать воевать в Донбасс ответил резко:
- Мало они тебя потрепали? Наша семья заплатила такую высокую цену за Новороссию. Сашки нет, ты чуть инвалидом не остался, я воюю. Ты что, думаешь тут детские игры или разгул укрохулиганов, как в Одессе? Тут, Петя, война суровая, страшная и грязная. Нечего тебе здесь делать. Да и отец с матерью не пустят.
- Причём тут родители? – перебил дядю Петр. - Мне скоро двадцать два, т. е. я по всем меркам совершеннолетний гражданин. Если бы не учился, уже успел бы в армии от-служить, но и сейчас я в шаге от получения звания младшего лейтенанта.
- Вот и сделай этот шаг. Получи диплом и звание. Помни, ты в нашем роду один остался, что твоя мать и Галина без тебя делать будут? Я уж тут за всех нас повоюю.
- А скажите мне, дядя Гриша, как я жить буду с мыслью о том, что струсил, не ото-мстил тем, кто убил Сашку, тем, кто издевался надо мной, кто открыто говорил, что русских надо уничтожить? Ты хочешь, чтобы я спокойно учился в ожидании, когда эти ублюдки придут в Россию, чтобы убивать? Да, я жить с этим не смогу, все оставшиеся годы буду считать себя полным отстоем и предателем.
- А тебя понимаю, но и ты должен понять, что здесь - в Донбассе, заваривается крутая схватка, выжить в которой смогут далеко не все, если не единицы.
- Я все понял, - раздраженно ответил ему Петр. - Я тебе перезвоню.
Петя решил, что спорить с дядей бесполезно и стал искать другой путь, чтобы попасть в ополчение Донбасса. Переписка с представителями патриотического сайта, занимавшегося вербовкой добровольцев в ополчение, была короткой. Запросили ответить на короткую анкету: «Кто? Где? Почему хочешь воевать?» На последний вопрос ответил: «Я видел, как убивали людей в Одессе, сам чуть не погиб, хочу уничтожать фашистов». Ответ пришел быстро: «Вам необходимо добраться до Ростова, и там позвонить по телефону. Вам помогут. С собой иметь берцы, каску, камуфляж и, желательно, бронежилет».
Все кроме бронежилета Петя быстро купил в Питере, дав объявление в инете. На бронежилет не хватило денег, оставленных отцом перед отъездом, а еще надо было ку-пить билет на поезд или самолет. Самолет как вариант быстро отпал, так как Петя побоялся, что сотрудники аэропорта, увидев, что находится в его рюкзаке, могут просто не пропустить на борт, и решил ехать поездом. Накануне отъезда позвонил отец и сказал, что знает, куда он собирается. Им позвонила тетя Галя и умоляла не пускать племянника в Донбасс.
- Папа, я вас понимаю, но и вы поймите меня. Я уже мужчина, который не только может, но и должен принимать самостоятельные решения. Я такое решения принял. Лучше помоги мне и вышли пять тысяч на первое время. Те деньги, что ты оставлял я истратил на приобретение на экипировки.
После некоторой паузы отец сказал:
- Ты мой сын, и с этим ничего не поделаешь. Деньги получишь завтра. Мать успокою, скажу, поехал на военные сборы. Держись, удачи тебе!
В это же вечер Петя устроил отвальную в общаге. Посидели с друзьями: Ромкой, Глебом и Пашей за пивом. До прихода ребят, Петя оделся только что купленную военную форму и встретил друзей с бравым видом, стоя у стола, накрытого нехитрой закуской. Ребята, которые до этого не знали о его планах, решили, что он собрался отбывать на летние сборы и удивились: почему им еще форму не выдали? Все стало ясно, когда Петь-ка, приложив ладонь к ловко сидящей на голове каске весело доложил:
- Перед вами боец ополчения Новороссии Петр Шкодин, адъютант его превосходительства подполковника Стрелецкого.
- Что чудишь, Петруха? - засмеялся Павел. - Отпустило, ты опять за свои штучки взялся?
- Осмелюсь доложить: ни как нет, не отпустило. Отпустит только тогда, когда мы эту нечисть сметем с лица земли.
Говорил он это, смешно вращая глазами и напуская на себя воинственный вид.
- Так, хватит придуриваться, говори, чего задумал? – перебил его Глеб.
- Я и не придуриваюсь,- посерьезнел Петька. - Завтра уезжаю на в Донбасс. Экипировку купил, только броника не хватает.
- Слушайте, а ведь он не шутит и впрямь на войну собрался, - догадался Рома.
Все замолкли, глядя на Петю непонимающими глазами. Понятно, что их друг был большим оригиналом, но не на столько же, чтобы, пережив одну заваруху, которая едва не стоила ему жизни, пуститься в очередную.
- Ты что и в правду? – посмотрел на друга Павел.
- Да, вправду, - строго отвели Петр. - Я не могу так больше жить. Там ребята в Славянске гибнут за всех за нас, я тут. Это вы не видели этих фашиков, а я видел и уверен, что, если их сейчас не остановить, эта зараза попрет на Россию, тогда быть большой войне. Да и честно говоря, не могу жить избитым и не отомщенным. Они у меня за все заплатят и за Сашку, и за меня, и за Ириску.
- Боже, а с Иркой-то что? – удивился Глеб. - Я ее вчера видел, но она прошмыгнула мимо и не остановилась.
- С Ирой все нормально. Она просто меня больше не любит, вот и все, - сердито ответил Петя. - Я ей сказал, куда уезжаю. Даже не позвонила, не отговорила, на фиг, я ей нужен? Папика богатого наверняка ждет.
- Петька брось молоть ерунду: разлюбила, не поняла, папика ждет, - остановил его Пашка. - Неужели из-за того, что девчонка обиделась, надо переть на войну? Ты ведешь себя, как пацан, который из-за измены любимой девушки добровольно идет в армию.
- Вижу, парни, вы меня тоже не понимаете. Нет, конечно, я иду воевать не из-за Ирины, а за всех русских девчонок вместе взятых, чтобы какой-то поганый нацик-татушник не посмел их пальцем тронуть. Ладно, давайте пива попьем, меня на что-то лучшее не хватило. Отец прислал денег на первое время, но кто его знает, как доберусь, чем там питаться буду. На довольствие брать не обещали, армия-то народная.
- Ребята, это все в серьез, он и в правду в Донбасс собрался, ненормальный! Ну, ты Петруха даешь! Я тебя больше спасать не поеду,- буркнул в сердцах Павел.
- И не надо! - надулся Петр. - Я и не прошу.
- Так, не злись,- остановил его Глеб. - Ты уверен, что идешь воевать за правое дело? У нас на партсобрании выступал один чел и говорил, что это русские олигархи бучу в Донбассе подняли, чтобы выбить Украину с земель, где америкосы с хохлами собрались сланцевый газ добывать. Олигархи, они на все пойдут, только бы прибыль не потерять.
- Я не знаю мотивов этой войны, и кто за ней стоит, но я видел, что творят нацики и уверен, что мы должны их остановить. Когда раньше смотрел немецкие хроники, где народ в Германии в едином порыве Гитлера славит, не понимал, как такое возможно. А теперь своими глазами видел, что может натворить толпа националистов-фанатиков. Их надо остановить, понимаете остановить! Я иду воевать ни за власть, ни за президента, я иду воевать против украинского фашизма, заявившего, что нас - русских надо поднять на ножи. Они наглядно продемонстрировали это в Одессе. Мне все равно, что думают про это твои, Глеб, коммунисты, Ромкины монархисты или наши либералы. Мне все равно, что подумает про это власть, я иду воевать против тех, кто объявил нам - русским, а значит и мне лично, войну. Если вы этого не понимаете, это ваше дело, мне же в Одессе это объяснили весьма доходчиво, и я все понял.
- А ты понимаешь, что тебя реально могут убить, что придется убивать самому. Ты думал об этом? – спросил Павел.
Да, Пете было не по себе. Это был не страх, а то состояние, когда замирает душа, понимая, что предстоит рискованный шаг, но ты должен его сделать. Так замирает душа перед прыжком с высоты на землю или в воду, но он отчетливо понимал, что не поехать в Донбасс он не может. Все произошедшее с ним в Одессе стало наваждением, которое не давало ему спокойно жить. Он не мог существовать без новостей с Украины, не мог ото-рваться от сайтов, которые сообщали о сражениях маленького городка Славянска с украинскими войсками, посланными новой киевской властью, не мог смириться с тем, что эта власть не дает никаких шансов на мирное решение проблемы, а развязала жестокую вой-ну против своего народа. Все это казалось диким, недопустимым и совершенно нереальным. Иногда ему приходило в голову, что все происходит не наяву, а в какой-то виртуальной игре. Что, если напрячься и пройти все уровни, война закончится, все наладится и опять будет мир, и те, кто развязал войну, будут наказаны. Петр чувствовал, что он попал в тяжелую психологическую зависимость от событий на Украине. Он пытался отделаться от этого наваждения, беседуя с людьми, но его сверстники этой темой мало интересовались. Преподаватели, как и он, были удивлены происходящим, но не скрывали уверенности в том, что со дня на день эта безумная история завершится.
Как-то Петр встретил в коридоре Марию Сергеевну, которая очень обрадовалась тому, что парень уже ходит без палочки и нормально выглядит.
- Только глаза у вас, Петя, невеселые. Не можете забыть одесские события?
- Мария Сергеевна, я не только не могу забыть эти события, я поражаюсь тому, что остальные делают вид, что ничего не произошло и в Одессе, и в Донбассе. Я же не нахожу себе места.
- Петр, вы пережили тяжелый стресс, и нет ничего удивительного, что не можете никак отойти от него. Для ваших сверстников Украина – это чужая страна, которая стала независимой еще до их рождения. И что там происходит, их мало касается. Ведь никто возмущается тем, что уже несколько лет идет война в Сирии, что ежедневно там под бомбежками гибнет множество народа, и рушатся города. Да, неприятно, но это же далеко и поэтому их не волнует. Вот и вас наверняка тоже не заботит тот факт, что когда-то цветущая страна Сирия превращается в груду развалин? Наша же уборщица тетя Аня очень за эту войну переживает, так как там живет ее дочка с большим семейством. Когда я была молодой, война шла во Вьетнаме. Там погибли миллионы людей, но я не скажу, что мы с друзьями обсуждали эту тему. И потом, когда десятилетие разрушали Ливию, мы тоже не возмущались, а только удивленно пожимали плечами: «Кто там с кем воюет, ради чего?». Честно скажу, я заволновалась только, когда началась Чеченская война и после ее окончания была уверена, что больше такого на территории бывшего Союза не повторится. И вот тебе на! Полыхнуло в самой спокойной и стабильной стране Украине, где я часто бывала, где живут мои друзья и родственники, где стоит легендарная Одесса, одна из ярчайших героинь многих произведений русских писателей. Поверьте, и меня эти события на Украине тоже держат в постоянном напряжении. Я каждый день ложусь спать с надеждой, что проснусь, и мне скажут: «Войны в Донбассе больше нет. Все помирились и счастливы», но, увы, с каждым днем становится все хуже и хуже, и непонятно, что может остановить это безумие.
- А я знаю! - перебил преподавательницу Петр. - Для этого надо уничтожить вирус войны, носителем которого являются украинские нацисты. Это как с гриппом. Пока антибиотики не пропьешь, температура не упадает. Я много в детстве болел и знаю.
- И как же вы предлагаете их уничтожить? – удивленно подняла брови Мария Сергеевна.
- Их надо собрать всех в одном месте и перебить. И знаю такое место – это Донбасс. Мне кажется, для этого Стрелецкого с командой туда и послали. Сейчас все нацики туда сбегутся, и Россия их одним махом передушит.
- Как? Войска введет?
- Нет, пошлет туда тех, кто готов пожертвовать собой, чтобы уничтожить эту нечисть.
- И вы думаете, такие люди есть??
- Думаю, да. И один из них стоит перед вами.
- Петя. Вы что собрались идти воевать? – опешила Мария Сергеевна.
- Шучу, - ответил, криво улыбнувшись, Петр, и быстро попрощавшись, ушел, оставив Марию Сергеевну в полном недоумении.
Однако он не шутил. Он был уверен, что не случайно все его мысли заняты войной в Донбассе, что именно его проведение выбрало для того, чтобы уничтожить новоявленных фашистов. Сейчас прощаясь с друзьями, он пытался объяснить им свой порыв.
- Я понимаю, что могу больше не увидеться с вами. Что мне придется стрелять и убивать. Но, как говаривал Высоцкий: «Я не люблю себя, когда я трушу. Я не люблю, когда невинных бьют…». Пришла пора доказать, что я действительно этого всего не люблю, что я не трус и не амеба, которая ждет, когда другие за него отомстят. Мне безразлично, что об этом подумает весь свет и вы, в частности, мне важно, что подумаю о себе я сам. Я люблю жить в ладу с самим собой.
- Не понимаю, чего ты так завелся? - перебил его Паша. - Может быть скоро все успокоится, ну постреляют еще, надоест или договорятся, а ты попрешься, бог знает куда,
- Ребята оставьте его. Вы же знаете, если Петька что-то решил, его не переубедишь, - заступился за Петра Роман. - Давайте пиво пить, хоть я обещал себе, не нарушать режим перед соревнованиями.
Посидели, поговорили и даже пытались шутить, но было видно, что всем не до смеха. Ребят мучили смешанные чувства: непонимание позиции друга, а также чувство вины и неловкости от того, что они не могут поступить так, как он, да и не считают нужным… Расставались, пряча глаза. Вывернув карманы, собрали немного денег для товарища.
- На вот, может быть, там себе бронник купишь, - сунул Пашка ему смятые купюры.
- Не стану я покупать. Я его добуду в бою, - несколько картинно заявил Петя и вдруг почувствовал, что глухая тоска сдавила сердце. Сдавила так, что было не продохнуть, а на глаза навернулись слезы, которые он пытался скрыть, вскочив из-за стола и бросившись открывать форточку. – Хватит травить мне душу, она и так отравлена Одессой, запахом крови и горелого человеческого мяса в Доме профсоюзов. Я все для себя решил, а за деньги – спасибо, возьму, еще неизвестно, как я туда доберусь.
До Ростова он добирался поездом, взяв билет в плацкартный вагон, и, на удивление, проспал всю дорогу. Так с ним бывало всегда. Пока размышляет, что делать - волнуется, не спит, как примет решение – успокаивается. На вокзале в Ростове его встретил худенький остроносый паренек в футболке, на которой красовалась надпись: «Фашизм не пройдет!» Он опознал Петра по аватарке, вывешенной "В Контакте" и сразу после приветствия, заявил:
- Мы не можем переправить тебя через сухопутную границу, так как для легального прохода возможности нет. Украина задерживает всех мужчин от шестнадцати до шести-десяти лет. Для нелегального перехода сейчас не самое подходящее время. Идут боестолкновения по всей русско-украинской границе. Мы тебя отправим морем, через Ейск. Идем, тут недалеко в кафе перекусим, а через два часа в том направлении отходит автобус.
Паренек оказался неразговорчивым, и на вопросы: кто он и кого представляет, не отвечал. Закралось даже подозрение, а с теми ли людьми он связался? Вдруг сдадут в СБУ, когда он доберется до Украины? Однако, выбора не было, и Петя решился ехать в Ейск, по указанному пареньком адресу. Добрался до приазовского городка к ночи, подивившись: как отличается темная южная ночь, от белой - питерской. Довольно быстро нашел указанный пареньком небольшой домик, стоящий на окраине Ейска на берегу моря. На его стук вышел крепкий старик в заношенной тельняшке и без расспросов: «Кто и откуда?» - пустил в дом. В хате с низкими потолками и деревянными полами было тихо и прохладно, что после дня, проведенного Петей в душном, переполненном автобусе, шедшем по раскаленной Приазовской степи, было очень кстати.
- Хорошо тут у вас. Я в автобусе чуть заживо не сварился. Жара!
- Дом саманный, а сверху обложен кирпичом, вот и не жарко.
Дед налил парню тарелку борща и налил пол стакана мутноватой жидкости.
- Вот отведай того, что дед Яша приготовил. Бабки у меня нет, так я сам управляюсь. Борща наварил, самогоночки нацедил. Много не налью, не волнуйся. Море пьяных не любит. Тебе в путь отправляться после полуночи. Сейчас примешь, пару часиков покемаришь, я тебя разбужу и отправлю на правое дело. Знаю, что ты воевать собрался. Не тебя первого переправляю. Генка, тот который тебя встречал; мой внук. Он в партии Апельсинова состоит. Активист.
- Кого, кого? - удивился Петр.
- Ну, этого, книжки еще пишет, против нашей власти идет, за народ.
- Может быть Лимонова?
-Точно Лимонова. Дурацкая, надо сказать, фамилия, но мужик правильный. Помогает русскому народу. Я бы сам пошел воевать, но года не те. Вот и делаю, что могу. Вывезу тебя в море, а там грекам - контрабандистам передам. Они с украинской стороны к нашим берегам рыбу ловить приходят. У их берегов рыбы нет, всю заводы потравили. Народ они серьезный, но деньги любят. Им все равно кто: Янукович, Порошенко, батька Махно или Путин, лишь бы деньги были. Так что, готовь тысячу за переправу.
- Хорошо, есть у меня деньги, - ответил Петя,- почувствовав, что самогонка уже достигла цели, голова закружилась, ноги стали ватными. Хотелось только одного – спать.
Дед разбудил его в момент самого глубокого сна, из которого сложно выйти и осо-знать, что происходит.
- Вставай, вставай турист! Луна зашла за тучи, пора ехать, чтобы не засекли погранцы.
Петр, помотав головой, наконец-то понял, куда занесла его нелегкая, и быстро со-брался.
- Значит так, - начал дед, когда его лодка отчалила от берега, - зря не болтай. Мол, турист, приехал деда проведать в Донецк, а он уговорил съездить на море. Там народ разный живет, кто за Россию, кто и за Украину. Так что длинный язык тебя быстро на нары усадит, а то и к стенке поставит. Помалкивай. Даже тем, кто повезет, ничего не говори: зачем приехал и откуда. Они конечно догадаются, но деньги для них важнее, поэтому и занимаются перевозкой добровольцев. Если кто-то больше заплатит - сдадут. Понял меня?
- Понял, - ответил Петр.- А вы тоже за деньги возитесь со мной?
- Я с тебя хоть копейку взял? Я отставной офицер Черноморского флота, второй помощник капитана крейсера «Великий», да чтобы деньги брал за такое святой дело? Ты же едешь не за денег себя под пули подставлять. Обидел ты меня, ну ладно молодой еще…
В это время невдалеке послышался тихий шум мотора и дед Яша, насторожившись, крикнул в темноту моря:
- Юра! Ты?
- Я, - отозвалось море.
Еще немного и Петр перепрыгнул с борта дедовой лодки, на подошедший баркас.
- Принимайте еще одного туриста, ребята, - сказал дед двум сидящим в баркасе мужчинам.
- А билет у него есть? – спросил глухой голос.
- Есть, есть, сейчас предъявит, - заверил дед.
Петр, догадавшись, чего от него хотят, достал тысячу рублей и протянул сидевшему поблизости мужчине. Тот молча сунул деньги в карман, и баркас заскользил по волнам в неизвестность.
- Как вы ориентируетесь в такой темноте? - чтобы что-то сказать, спросил Петр.
- По компасу, - получил однозначный ответ, и рыбаки замолчали.
- Помоги сеть достать. Вот тут, тащи на себя, - сказал один из них через некоторое время.
После того, как сеть была выбрана, а рыба собрана, появился сторожевой катер. Луч прожектора, прорезав ночную тьму, осветил баркас, и Петр через сети успел разглядеть двух перевозивших его рыбаков, крепких мужиков лет по сорок, облаченных в рыбацкие доспехи.
- Эй, на баркасе! Почему в нейтральных водах? – раздался крик со сторожевика.
- Заблудились мы, темно, - басовито ответил один из рыбаков.
- А это ты, Юра? А проездной где?
- Сейчас, сейчас, ответил рыбак. – Подойдите поближе, иначе не докину.
- Зачем кидать, это мы тебе конец кинем, а ты привяжи, - и вскоре канат прилетел на борт баркаса, к которому рыбаки привязали полиэтиленовый пакет с трепещущейся в ней рыбой.
- Порядок, езжай, ответили с катера.
Баркас, взревев мотором, пошел к украинскому берегу. Стоило ему ткнуться носом в песок, как подбежал человек, и стал помогать вытаскивать улов и сети на берег.
- Вот тебе Леха турист СССР. Он при деньгах, заплатит - буркнул один из рыбаков. - И рыбы возьми. Надо же отдыхающих кормить.
- Да, да, - засуетился Леха. - Отдыхающие, ой как нужны. В этом году их мало, одни беженцы. Идем, парень.
Леха в отличие от рыбаков оказался человеком общительным и говорил без умолку.
- Устроили, понимаешь, заваруху в Донбассе. И раньше-то мне тяжело было отдыхающих найти, больно переборчивые стали: душ им подавай, туалет, чтоб не воняло, собственный холодильник, а где мне взять? Я стал строителей держать, но в этом году только сумасшедший строиться будет. Как тут строиться? Придут все разбомбят, как в Славянске, и пропали денежки. Так я теперь русских туристов стал принимать и в Донецк возить. Ты из них?
- Да. Я из летнего университетского лагеря еду. Он в Анапе расположен, бодро начал плести свою легенду Петр. - Мне надо деда в Донецке проведать. В Анапе мне подсказали, что могу дорогу сократить и через Ейск и Мариуполь добраться. Вот и упросил рыбаков подбросить.
- Все вы русские туристы вдруг дедов украинских вспомнили. Причем, что характерно, одни внуки активизировались, внучек, что-то не видно. Ну ладно, не хочешь мне правду сказать, я не неволю. К деду так к деду. Заплатишь мне за постой двести рублей в день. Я со своих строителей по сто брал, но с вас – туристов беру по двести или по сто гривен по новому курсу, за риск. За доставку в Донецк еще тысяча. Есть чем платить?
- Есть,- бодро ответил Петя, подумав, что все деньги, которые ему сунули перед отъездом друзья уйдут на дорогу до места.
Леха метров двести вел Петра берегом моря, а потом, свернув в песчаные дюны, за-вел его во двор, где в жидких рассветных сумерках можно было различить два отдельно стоящих домика: один большой каменный и второй маленький с осыпающимися саманными стенами.
- Вот заходи, - сказа Леха, откидывая густую сеть закрывавшую вход в домик. - Будешь в летней кухне жить. В доме мать живет и еще один турист из местных. Да и на выходных сын с семьей пожалует, не выселять же тебя?
Через небольшую веранду, у окна которой стоял стол, заваленный всяким барахлом вперемешку остатками еды, вошли в крошечную комнатку, где умещалась одна полуторная кровать с панцирной сеткой.
- Вот твое койко-место, располагайся и спи до схочу, - предложил Леха. - В Донецк поедем не раньше чем, через два дня. Мне полный комплект в машине нужен, а вас туристов пока двое.
Петю разбудило солнце, заглядывающее в маленькое мутное оконце комнатки и нагревшее щеку. Окончательно он проснулся от взрыва хохота во дворе домика. Открыв глаза, он еще немного полежал, прислушиваясь к звукам, доносившимся со двора, но понять над чем смеются, не смог. «Торопиться помогать веселиться, вроде ни к чему. Это на звуки рыданий надо подскочить и бежать на помощь», - раздумывал он, лежа на койке с проваленной от старости сеткой. «Странно, как можно смеяться, когда твоя земля в огне?», - удивился он, выбираясь из своих «хором» на улицу. Судя по всему, был уже разгар дня, который утопал в степном зное. «Жарко, как в сауне», - подумал Петя, оглядывая двор, заставленный сараями и сарайчиками, заваленный железом гниющих старых машин и хламом, которому место на свалке. Посреди этого великолепия, под кроной раскидистого дерева стоял стол, накрытым грязной, порванной в разных местах клеёнкой. На ней стояла разномастная посуда с остатками еды, которую лениво жевала компания из трех из мужчин: двух пожилых и одного молодого. Все они хохотали, наблюдая за передвигавшимся по двору селезнем, который распустив крылья и волоча их за собой, довольно бодро бегал то за курицей, потом развернувшись, устремлялся за кошкой, потом с гоготом рванулся за озадаченным щенком, который жался к ногам пожилого мужика. Он был тем самым Лехой - хозяином домовладения, который вчера пустил Петра на ночевку.
- Ой, не можу, весь аж дрожу! – причитал смеясь, сидевший спиной к двери домика парень.
- Ты дывы, какая гадюка, кидается на всэ,шо движется, - бубнил, улыбаясь остроно-сый мужичок, щуря маленькие глазки. - Чого вин до них пристебался?
- Чего, чего. Он хочет любви, простой и чистой, - ответил, довольно улыбаясь Леха.
- Весь в хозяина, - раздался из-под навеса старческий голос. - Усих баб у сели перебрал, и местных и чужих. И с самого детства такий. Малый ще був, в вже пид юбки к девкам лез.
- Мама, что вы меня перед людьми позорите? - повернулся Леха, к сидевшей в тени шаткого навеса древней старушке в байковом халате и в стеганных валенках . - Вот, что про меня наш заморский гость подумает? - кивнул он на Петю, стоявшего у порога домика и с удивлением взиравшего на происходящее.
- Проходи турист, давай позавтракаем, чем бог послал, - протянул хозяин парню широкую как лопата руку, а потом, отодвинув локтем, стоявшие на столе тарелки, пригласил за стол. Петр сел, предварительно пожав руку сидевшим за столом мужчинам.
-Толик, – представился чернявый глазастый паренек, с узким наивным лицом и от-топыренными ушами.
- Виктор, - протянул узкую ладонь остроносый мужичок.
Услыхав, что гостя зовут Петр, мужики в один голос спросили:
- Не Порошенко? А то у нас теперь других Петров в стране не осталось. Такое имя испоганили!
«Свои!» - с радостью подумал Петя, но тут же Виктор заявил:
-То ли дело Юлька! И баба красивая, ума у нее вагон. Этот же задастый Вальцман, не далеко от Янека ушел. Они даже похоже один на одного.
- Ну, вы со своей Марусей, всегда за Тимошенко, сколько бы она не воровала, а для меня все они на одно лицо. Мне главное, чтобы не мешали жить так, как я хочу, заявил хозяин дома.
- А вы что, дядя Леша, анархист? - спросил чернявый паренек.
- Я свободный житель планеты, - гордо заявил Леха. - Вот ты попробуй, найди мою трудовую книжку. Не найдешь! Ее просто нет, я не имею трудового стажа, как и Витек, как и большинство жителей нашего села. Я имею только паспорт, а, следовательно, обязан считаться с законодательством страны, в которой живу. В украинском законодательстве закона о тунеядстве нет. В СССР он был, но я и там не работал, но жил!
- Неужели такое было возможно? - подал голос Петя. - Тогда же был принцип: Кто не работает, тот не ест.
- Еще как, мой друг Петруха! - потрепал парня по плечу Леха.
- Конечно можно, - опять раздался старческий голос. - Завел себе бабу и живи за ее счет, как сейчас живет за счет моей пенсии.
- Мамо, попрекнули! – картинно поднял руки вверх Леха и тут же опустил их, и устремив взгляд куда-то поверх машинного лома, сказал:
- А чего их заводить, сами заводятся. Во, идет, идет наша училка. Влюблена в меня как кошка, надо бы ею заняться, женщина при деньгах и скучает…
Петя посмотрел на Леху и отметил, что, не смотря на свой возраст, он вполне еще симпатичный мужчина, крепкий с кудрявым чубом и голубыми глазами. Потом увидел, идущую по тропинке женщину, катившую перед собой коляску, с сидевшим с ней малышом. Женщина была одних примерно одних лет с Лехой, загорелая и веселая.
- Привет честной компании, - поприветствовала она сидевших за столом. - Все заседаете?
- Да, вот Светлана Петровна, все дискутируем на тему: Кто Донбасс будоражит? – деланно интеллигентным голосом ответил ей Леха, немедленно превратившись из Лехи во Алексея Валерьевича, так он ночью представился Пете. - Присаживайтесь и присоединяйтесь к нашей беседе. Пусть Никитка мою живность погоняет. Иди дитё, иди, только вот этого селезня не трогай, заклюет.
- Знаете вы, Алексей Валерьевич, чем меня увлечь, а я, представьте себе, так с той прошлой беседе и не нашла ответа на вопрос: кому это нужно? А обсудить не с кем, из собеседников один Никитка, но ему пока это не интересно.
- Что тут думать? - тут же завелся Витек. - Это все Россия. Захватила Крым, теперь ей Донбасс подавай вместе с углем, заводами и побережьем. Конечно она, послала в Славянск наемников- террористов, а они сами не живут и народу не дают. Нам звонил наш постоянный отдыхающий из Славянска, просил принять на месяц семью, жить, мол, тут совсем невозможно.
- Я вам, как человек, неплохо знающий экономику нашего края, скажу, что Донбасс вряд ли представляет интерес для России, так как все его угольные ресурсы практически вычерпаны, металлургические заводы отработали свой срок, а народу много. Еще в Союзе ломали голову, что делать с Донбассом. Да так и не придумали, - возразила Витьку Светлана Петровна.
- Не, это наш народ донбасский поднялся против бандер, - с жаром заявил Толик. - У нас на заводе нет ни одного, кто бы был за Майдан, а уж после того, что они в Мариуполе натворили, все поняли, что бандеровцев надо бить, а заодно еще и наших олигархов выгнать. Хватит эксплуататоров кормить. Они бы повкалывали на заводе, как наши работяги за две тысячи гривен, а потом бы спрашивали, кто виноват, что народ поднялся? Одним словом, мои враги – это бандеровцы и олигархи.
- А кого у вас винят в том, что началась смута в Донбассе? – повернулся к Петру хозяин.
- Я политикой не интересуюсь, - ответил Петя.- Мне не до нее, надо учиться и на жизнь зарабатывать.
- Похвально, похвально, - недоверчиво посмотрела на него Светлана Петровна, - вы, судя по говору, из России.
-Точно! – воскликнул Толик. А я думаю, почему этот пацан так шкодно разговаривает, а он оказывается кацап.
- Почему шкодно? - удивился Петя. - Я учусь в Питере, там самый правильный русский язык.
- Тю, на тебя! Щасс, у вас самый правильный! - перебил его Толик. - Самый правильный русский язык у нас в Донбассе. Это тебе любой скажет, а эти уроды нам запрещают на нем говорить!
Сказал он это отчаянно шокая, гэкая и налегая на букву «ы» и «о», т. е. демонстрируя все элементы суржика.
- Кто тебе запрещает? – взвился Витек. – Моя маты казалы, что им Сталин запрещал говорить на русском. Она со своими сестрами в украинской школе учились, а пришел Хрущ, школы стали на русскими. Я тоже учился на русском и говорю теперь, как кацап. Так что никто нам тут не запрещает говорить ни на русском. На каком языке хотим - на том и говорим. Моя Маруся со мной балакает на мове, а я с ней на русском.
- Твоя Маруся, известная бандерка. Уже больше двадцати лет тут живет, а все балакает, - съязвил Леха.
- Чего это она бандерка? Она из Хмельницкой области, а это не Бандерштат, – заступился за жену Витек. - Это Валька, что у кладбища живет бандерка. Приехала на комсомольскую стройку из Ивано-Франковска, нашла себе нашего хлопца и за полвека никак русский не осилит. Вредная баба! Тут кума хоронили, так она полотенца стибрила и не отдает. Все они бандеры такие.
- Ну, кто о чем, а ты все про полотенца. Уже миллион раз об этом рассказывал. Когда это было? За царя Панька? - одернул соседа Леха. - Давай лучше послушаем умного человека, что он думает по данному поводу, - посмотрел он, улыбаясь, на Светлану Петровну.
- Я уже говорила, что особого мнения не имею, но если объективно, то скорее соглашусь с Жириновским, хоть я этого деятеля не люблю. Когда только начиналась волнения в Донбассе, а мы еще могли смотреть российские каналы, он заявил, что раскачивание ситуации в Донбассе дело рук США, которые хотят втянуть Россию в войну с Украиной, затем подключить к этому Европу, чтобы ослабить своего главного конкурента.
- Вот оно как сложно все замешано! - удивился Леха, всем своим видом показывая, как приятно ему общаться с гостьей. - А что ваши коллеги этому поводу думают?
- У нас мнения разделились. Русские и греки в основном за Россию, украинцы за Украину и у каждого вполне обоснованная позиция. Если учесть, что русских и украинцев в Мариуполе поровну, то и мнения таким же образом делятся. Правда, на стороне Украины еще бизнесмены, так как война для них сплошная головная боль. Им при любой власти хорошо, лишь бы была стабильность.
- Мне кажется, что вы не в курсе дела, - перебил ее Толик. - Референдум показал, что большинство в Мариуполе за Россию. Мы с мамкой весь день стояли в очереди, чтобы проголосовать и все, кто стоял, говорили, что они будут голосовать «за».
- Но ведь там не было вопроса за кого вы, а только хотите ли вы независимости? – поправила его женщина.
- Не было, но все считали, раз за независимость - значит за Россию.
- Ну, а вы за кого? – поинтересовался Витек у гостьи.
- Я – русская и конечно за Россию, вернее была бы рада, если бы Россия забрала себе Донбасс, как и Крым. Ведь это Ленин подарил Донбасс Украине, отняв эти земли у Войска Донского, чтобы и казаков, которые были против революции, наказать и аграрную Украину сделать хоть немного пролетарской. Мои родители приехали в эти края из России. Отца послали по направлению на «Азовсталь». Родители и не думали тогда, что едут на Украину, так условны были границы. Мама все до смерти удивлялась, почему вдруг Мариуполь стал украинским? Ну, а вы, надо полагать, - спросила она у Виктора, - за Украину, как и ваша жена?
- А за кого ж еще? Жена с хмельничины, преподаватель украинской мовы. Я местный, т. е. ни хохол, ни кацап, ни грек. Мне хоть кто, хоть черт, хоть дьявол, лишь бы социальную пенсию платили. У меня же трудового стажа нет, а рыбалить мне уже тяжело. Однако я голосовал против независимости Донбасса, как Маруся.
Пете хотелось послушать, что думает местный народ о событиях в Донбассе, но он боялся вступить в дискуссию и выдать себя. Немного посидел и послушал перепалку гостей хозяина между собой, где женщина отстаивала права русских на эту землю, Витек, кричал, что не только Донбасс, но и вся Кубань, куда царица Екатерина переселила запорожских казаков – Украина. Хозяин подзадоривал их, задавая провокационные вопросы. Через некоторое время Петр, перебив спорящих, спросил:
- Если вы позволите, я все же на море схожу. Я еще в Азовском море не купался.
- Идите, конечно, идите с Толиком, что с нами стариками тут сидеть? - ответил Леха, всем своим видом показывая, что на самом деле он себя стариком не считает.
Пляж начался сразу за свалками хлама, окружавшими Лехины владения. Грязно было и у воды. Везде валялись пустые пластиковые бутылки и другой мусор, но в метрах двух по разные стороны от двух, стоящих у берега лодок, было чисто и ухоженно.
- Идем на территорию Витька, у него тетя Маруся пляж убирает. Чего нам на этой помойке сидеть? – предложил Толик.
Уселись на теплый песок у самой воды. Пётр видел Азовское море только ночью. Днем оно поразило его полной непохожестью на Черное. Прежде всего, удивляла вода своим буровато-зеленоватым оттенком, резко отличающимся от голубизны моря Черного. Во - вторых оно было мутным. Понятное, дело дно у моря было песчаным, и непрерывно набегающие небольшие волны вполне могли поднимать песок со дна, но в этом случае оно должно быть желтоватым, а не коричневатым.
- Странная вода в Азовском море, грязная и зеленая, - ни к кому не обращаясь, сказал Петр.
- Зеленая, это потому, что йода в ней много, мутноватая потому, что на дне много муляки.
- Чего?
- У нас ил мулякой называют. Он полезный лечебный, моя бабка мазалась и артрит, как рукой сняло. Если бы не эти уроды, то было бы самое лечебное море.
- Кто у тебя на этот раз урод?
- Кто, кто - олигархи наши. Все море загадили, всю грязь с заводов в него сбрасывают без очистки. До майдана я за экологию бился. В бурсе в группу вступил «За чистый Мариуполь», а теперь не до этого, какая тут экология…
- Так ты из Мариуполя? – спросил Петя.
-Точно, соттудова, - подтвердил Толик на местном диалекте. -Только теперь не знаю, когда мамку увижу.
- Что так? – спросил Петя.
- Раз ты с России - скажу. Я тут у Лехи скрываюсь от наших ПСов. Скоро в Донецк поеду, а там и до Славянска не далеко. Хочу я этих гадов пощупать за одно место.
- Ты, кого имеешь в виду?
- Ты давай девочкой не прикидывайся, сам знаешь кого. Леха ведь тебя тоже в Донецк повезет, а може и дальше. Нам до комплекта еще одного туриста надо, а може и двух.
- Тебе то, что националисты сделали? Я знаю, что Псами украинских националистов зовут.
- Они и есть псы. Братка моего убили и еще многих наших положили. Я едва живым вырвался. Так что у меня счеты с ними серьезные. Ты, что не знаешь, что они в Мариуполе натворили?
- Да так, краем уха слышал, но точно не знаю, занимался всю весну, телика в общаге нет, а инет показывает, только то, что закажешь.
- У нас тут такое было! Мариуполь ведь вслед за Славянском поднялся. Народ Гор-совет захватил, вокруг автомобильных покрышек навалили. Это еще в апреле было. Народ постоянно возле баррикад собирался, все Майдан ругали, и этих двух: Кролика и Карася недожаренного, то есть. Яценюка и Турчинова. Потом стали в ополчение записывать, чтобы горсовет оборонять. Мы с Колькой записались. Отработаем смену и туда.
- А кем ты работаешь? – поинтересовался Петя.
- Шихтовщиком. Ну, это тот, кто шихту, из которой в домне плавят чугун, на руд-ном дворе разгружает. Вагоны приходят на эстакаду, там их опрокидуют, шихта валится на наклонную площадку, а потом в подбункерные помещения. Моя задача - не давать шихте на площадке застревать, а кочережкой - длинной железякой со скребком, стаскивать вниз.
- С ума сойти, там же пыльно! - удивился Петя. – Что другой работы нет?
- Да, уж работа пыльная, в конце дня эта пылюка набивается во все щели: за воротник, в ботинки в глаза в нос рот, но другую работу на комбинате найти. Эта-то только по блату. У меня мамка на вагоноопрокидывателях работает, так она упросила начальство меня после окончания бурсы взять на завод, а Кольку мамкин кум устроил на Ильича слесарем в железнодорожный цех.
- Бурса – это фазанка?
- В смысле профтехучилище? Нет, бурсой у нас техникум, т. е. колледж называют. Я там на сталевара учился. Тоже тебе скажу, работка та еще, но платят хорошо, не то, что нам шихтовщикам.
- Много, это сколько, по- вашему?
- Где-то тысячи четыре гривен, т. е. пятьсот долларов, а шихтовщикам только две тысячи.
- С ума сойти, за такие гроши пыль глотать! – возмутился Петя. - Ни за чтобы не стал этого делать.
- А де бы ты делся? Жрать-то надо, а больше никуда не берут. Браток, хоть и слесарил, а тоже столько же получал. Мне, говорил, никогда на такие деньги семью не завести. Вот и не завел.
Толик, сглотнув застрявший в горле ком, лег на песок и устремил глаза в небо, пы-таясь видимо разглядеть ту далекую даль, куда улетела душа брата.
- А как он погиб? – спросил Петр.
- Застрелили у военной части. Короче, пошли наши активисты, что у Горисполкома дежурили, к военной части требовать, чтобы мариупольских ребят - срочников, отпустили домой. В первый раз пришли одни активисты, помитинговали и ушли, никто к нам не вышел. Во второй раз, матеря этих пацанов поприходили, родичи, наши хлопцы. Стали колотить в ворота части - она прямо в центре стоит, среди хрущоб. Опять голяк. Никто не идет, тогда взяли арматуру, и стали бить ею в ворота. Вот тут и раздались выстрелы. Как потом говорили, стреляли снайперы, которых расставили на крыше соседних пятиэтажек. Потом ПСы на машинах подъехали и пошли нас из автоматов поливать. Браток сразу упал, я дотянул его до ближайших кустов, там и заховался. Убежать не мог, думал что брат еще живой. Видел, как народ убивали у ворот воинской част: пацанов, теток и мужиков. Страшне! Меня санитары со Скорой из кустов вытянули. Сказали, что брат мертвый и увезли его, а меня втихаря отпустили, чтобы Псы не видели, а я за домами, за домами и на хату. Короче, выжил. Братка нам так и не отдали, сколько мамка не ходила в морг и в милицию. Мне запретила высовываться, чтобы не арестовали. После этого расстрела пошли задержания по городу. Так что, похорон так и не было. Где Колькино тело и другие убитые у воинской части, никто не знает. Наши говорят, погибло больше ста человек, а официально сказали двое. Только их и отдали. Бойню же на нас - антимайданщиков свалили. Типа, это мы всех перебили, по своим стрельбу устроили…
- Все как в Одессе, - глухо произнес Петя
- А ты откуда знаешь? Говоришь, ничего не смотришь, не слушаешь, а только учишься и бабки заколачиваешь.
- Я был в Одессе и попал под раздачу, но трепать об этом не советую, чтобы нас с тобой еще до Донецка ваши Псы не замели.
- Понятно. Ну, держи – протянул Толик руку Петьке. - Мы с тобой на такое дело едем. Так что ты мне теперь вроде как брат. Заметано?
- Заметано, - ответил Петр, пожав шершавую, покрытую мозолями руку Толика. - Бойня в Мариуполе еще до одесской была? Я ведь пока по мозгам не получил, этой темой не интересовался.
- Первая у воинской части в апреле, а вторая на девятое мая. Ты не мог не слышать.
- Мог, потому что несколько дней в больнице в коме лежал, а потом долго не мог подняться, чтобы в холл выйти и телик посмотреть. Уже, когда немного в себя пришел, что-то видел, но так толком и не понял, с чего все началось.
- Началось все с парада на девятое мая. Всегда это был праздник в Мариуполе. Ветераны одевали ордена, выходили на митинги у театра. Народ, кто не на дачах, гулял. Молодежь, дети в парках и скверах тусили. Перед праздником по телику объявили, что митинга не будет и, что такого праздника Победы на Украине уже нет, чтобы все сидели по домам. Народ же уже был на взводе. Все знали, что произошло у воинской части, город вроде и небольшой, но про этот ужас знали все. Только не верилось, что это все взаправду, думали, что выгоним мы этих псов и будем праздновать не их бандеровские праздники, а свои родные. У нас Колькой, например, дед погиб на Курской дуге. Батя послевоенный голод в Мариуполе пережил. Тюлькой и бычком, что сам пацаном в море ловил и выжил и семью поддержал. Одним словом, в нашей семье (заметь хохлов Карпенков), девятое мая был большим праздником. Зря эта училка говорит, что русские за Россию, а хохлы за Украину. Я так скажу, все нормальные люди в городе за Россию, а эти упоротые свидомые, которые неожиданно из всех щелей повылазили, - за Украину. Вышиванки понадевали, бандеровские рожи на рушныках носят! Парад пидарасов в Киеве задумали проводить! Тьфу, - в сердцах плюнул на песок парень.
- Ну и пусть походят радужные, кому они мешают? – пожал плечами Петя.
- Кто, эти уроды? Значит ветеранам нельзя, а этим можно? Ты что из них? - глянул Толик на Петра злыми глазами и даже слегка отодвинулся.
- Да ладно, я натурал, я девочек люблю, – миролюбиво заметил Петя. - Вон смотри, какая моделька по пляжу зажигает. У тебя девчонка есть?
- Нету, а шо? – уже помягче ответил Толик.
- Если нет, то давай подклеим, - пошутил Петька, пытаясь снять раздражение с нового друга.
- Себе и клей, а мне не надо. Я воевать иду, к тому же мне тощие не нравятся. Мне кажется, что они холодные, как лягушки.
- А ты их щупал? – засмеялся Петька, наблюдая как мимо них прошла высокая девушка с удивительно длинными ногами, - Моя девчонка тоже тоненькая, но поглаже и пониже этой будет.
- У тебя, что барышня есть? Чего же ты тогда сюда подался? Сидел бы с нею рядом.
- Не все так просто, друг Горацио, - загадочно ответил Петр, не переставая наблюдать за высокой девчонкой, - Ты не отвлекайся от темы, что дальше-то было на девятое мая?
- Что было, что было… Эти уроды понавезли накануне в Мариуполь солдат на БМП. Наш народ прибалдел и голыми руками стал их на улицах останавливать. Как же, остановишь эту железяку! Они поперли по улицам, деревья валили, потом развернулись, и давай по горисполкому стрелять, где наши активисты сидели. Пожар начался на верхнем этаже здания, наши хлопцы стали разбегаться. Потом войска окружили городской отдел милиции и давай по окнам стрелять, а тех, кто выбегал с оттудова, расстреливали из пулеметов БМП. Дом загорелся, менты стали выпрыгивать из окон, по ним тоже стреляли. Женщины, которые там работали, стали сигать из окон в одном белье, без формы, чтобы не дума-ли, что они менты. А эти уроды не только в ментов стреляли, но и по зевакам целились. Народ то вначале не понял, что происходит. Все из соседних домов повыскакивали, стоят, смотрят, а по ним снайпера бьют. Наш дом рядом с МВД стоит. Я тоже выскочил смотреть, что это бахает? Только калитку открыл (мы в одноэтажном доме живем), народ стал ломиться во двор. Хотели на другую улицу пробраться, а у нас двор закрыт со всех сторон. Мечутся по двору женщины, воют от страха, а я онемел от ужаса, но потом всех, кто был во дворе, в дом пустил, чтобы отсиделись. А одного соседа на нашей улице убили. Он вышел с собакой погулять, стоял у своей калитки наблюдал. Тут пуля и прилетела прямо в лоб. Кто так попасть мог? Только снайпер. Милиция горела целый день и ее практически не тушили. Много там ментов погорело, никто даже не знает сколько. Объявили около сорока.
- Похоже, это такая стандартная цифра жертв. В Одессе тоже про сорок пять погибших объявили, хотя все говорят, что было втрое больше, - перебил парня Петр.
-Точно. Вот скажи мне, за что они народ побили и ментов? За то, что мариупольцы не захотел жить по их бандеровским законам? За что? Не уговаривали, ни слова не сказали, а подогнали БМП, и давай нас убивать. Вот поэтому весь Мариуполь и вышел голосовать на референдуме против этой фашистской власти. Я же фашиков ненавижу, и буду рвать их голыми руками.
Парень говорил с нескрываемой злостью, его лицо стало не по-юношески жестким, большие черные глаза налились ненавистью, трудовые ладони сжались в угловатые кулаки, готовые ударить в ненавистное фашистское рыло.
- Тише митингуй, на нас уже обращают внимание. Так и до Донецка не доберемся, - остановил его Петр. - Лучше посмотри, что эти серфингисты делают, показал он взглядом на мужчину давешнюю девушку-модель, которые возились возле разложенного на песке виндсёрфинга.
Мужчина, по всей видимости, отец девушки, пытался установить парус на доске серфинга, но что-то у него не получалось. Девчонка пыталась ему помочь, но парус не поддавался. Петя долго на них смотрел, потом рывком встал с песка и подошел к серфингистам.
- Давайте, помогу, - предложил он.
- А ты, что серфингист? – скептически улыбнулся мужик, глядя на которого стало окончательно ясно, что он отец девушки, так похожи они были. - Отойди Соня, пусть парень поможет.
Помощь была своевременной, и вскоре серфинг уже качался на волнах.
- Спасибо, - сказал мужик, в след удалявшегося на свое место Пети.
- Что, покататься не предложили? - спросил его Толик.
- Да нет, мне и не надо, я еще на серфингах не катался. Сейчас посмотрим, поучимся.
Как выяснилось далее, учиться было особо нечему, а вот посмеяться повод был.
Отец Сони – спортивный и еще вполне молодой человек, лихо кинулся укрощать серфинг, но далеко не сразу сумел удержать равновесие на доске, и несколько раз плюхался в воду, поднимая облако брызг. Человеком он был, по всей видимости, упорным и попыток своих не бросал, не обращая внимания хихиканье, загорающей на пляже публики. Она, утомленная солнцем и ленью, была рада понаблюдать за бесплатным шоу с виндсёрфингом. Укротитель этого заморского плавсредства наконец закрепился на доске и даже стал устанавливать над ней парус, поднимая его за веревку. Однако парус, как и доска, тоже оказался строптивым, и непрерывно падал в воду, причем валился то на одну то на другую сторону, раскачивая отчаянного серфингиста и вынуждая его соскакивать в воду. Наконец ему это занятие надоело и, крикнув дочери:
- Держи серфинг за веревку, я за кедами. Ноги скользят, - покинул пляж.
Соня взяла веревку в руки, стараясь не дать волне утащить серфинг в море, но стоило папе скрыться с глаз, как она удивительно ловко вскочила на доску и, рывком подняв парус, заскользила по волнам по одобрительные хлопки отдыхающих.
- Вот дает девчонка, видно умеет, а папахен валенок, хоть и мачо, - с восхищением сказал Петя, глядя как девушка, широко расставив свои длинные стройные ножки, легко удерживает равновесие на доске.
- Да, уж утерла нос папику, а так посмотришь, шкиля-шкилей, а на самом деле крепкая, - поддержал его восхищение Толик.
Не успели зрители обсудить такой феномен победы девчонки над серфингом, как его уже унесло далеко в море, и фигурка девушки над водой стала не больше стрекозы на ветке. Потом она и вовсе исчезла. Заинтересованные зрители вскочили на ноги, пытаясь понять, куда пропала девчонка. Только дальнозоркие разглядели, что она барахтается в воде, пытаясь забраться на доску. Подождав немного Петя, сказал приятелю:
- Ты гони к дяде Лехе, пусть организует спасательную лодку, а я поплыву за ней. Похоже, ей там сейчас невесело.
Недолго думая, он кинулся в воду и быстро преодолев широкую илистую мель, поплыл в направлении незадачливой сёрфингистки, отметив, что вода в Азове хоть и грязная, но сравнению с Черным морем, но практически пресная. Приближаясь к терпящему бедствие серфингу, Петя понял, что Соня пытается залезть на доску, но то, что у нее хорошо получилось на мелководье, тут на глубине не получалось ни в какую, да и силы уже были на исходе. Когда до доски оставалось не более пятидесяти метров, девушка увидела, плывущего к ней спасателя и, прекратив свои попытки обуздать серфинг, легла на него поперек и начала беспечно болтать ногами, всем своим видом показывая, что все у нее в порядке, просто решила искупаться.
- Привет, Сонча? Тебе тут не скучно? – весело спросил ее Петя, пристраиваясь рядом.
- Видишь, загораю, и почему это вдруг Сонча? - косо взглянула на него девчонка, не выразив на лице ни благодарности, ни радости от того, что она теперь не одна с этой не-управляемой доской.
- Я вообще-то Петр, разрешите представиться, - церемонно ответил Петя, скрывая тот факт, что догнать серфинг ему было нелегко, - а вот вы, мадмуазель, далеко не Соня, а самая настоящая Сонча. Потому, что Соня никогда бы не рискнула встать на этот неуправляемый снаряд, а девочка Сонча, такая же дерзкая, как ваше южное солнце сделала это, не задумываясь о последствиях.
- Ты, что из России? – ответила на его сентенции девушка.
-Точно, с оттудова, как говорит мой друг Толик! А как ты догадалась? Я же в одних плавках, ни тебе косоворотки, ни сапог, ни гармони, ни бутылки самогона за поясом, ни медведя рядом.
- А чего тут понимать? Я бы в осадок выпала, если бы кто-то из наших так загнул: «рискнула», «дерзкая», «последствия» и «г, г, г, г, г».
- Что не нравится? Мне тут уже ставили на вид, что я шкодно разговариваю, а я просто Шкодин Петр и говорю по-питерски.
- А чего ты сюда припхнулся?
- Да, лексикончик у вас, мадмуазель, еще тот! Но, если припхнулся, означает - «приплыл», отвечаю, спасать мисс Приазовье, терпящую бедствие в водах Азовского океана.
- Припхнулся на Украину. Что москалям Крыма мало?
- Ах вот оно что! Я имею дело с мадмуазель Укропчик! Ну ладно, я тогда поплыл дальше, может быть, там хорошие девчонки тонут. Или все-таки будем спасаться?
- А почему ты в шляпе плаваешь? - вместо ответа спросила Соня.
Петя, как вышел на берег в панаме, так и поплыл в ней в море, резонно полагая, что в воде загореть можно сильнее, чем на суше. Панаму защитного цвета с большими полями с двумя дырочками на боку он купил в Питере и носил, глубоко надвинув на лоб, чтобы солнце не припекало полосы ожогов на лице, а люди не донимали его вопросами, что на нем начерчено. В воде поля панами намокли и обвисли, еще больше занавесив лицо.
- Это моя купальная шапочка, к тому же, я уже совсем лысый, и не хочется, чтобы лысина обгорала на вашем сумасшедшем солнце.
- Брешет ты все, слишком молодой, чтобы быть лысым, - сердито заявила Соня, давай поплыли к берегу, я уже замерзла.
- Да, уж в любезности вас мадам, не заподозришь, - заметил Петя и, развернув доску носом в берегу, положив на нее парус, предложил:
- Плывем к берегу, будем за края держаться и ногами работать, так сказать, на двух-моторном двигаться. Ты раньше то, каталась на серфинге? - поинтересовался он, когда расстояние между ними и берегом стало сокращаться.
- Нет, а что? – последовал нелюбезный ответ.
- Ну, ты и отчаянная, не каталась, а взобралась и понеслась.
- У нас тут все смелые. Только полезьте, отдачей замучаетесь, - сердито ответила она.
Потом плыли молча, и когда до берега уже оставалось половина пути, от него ото-шла лодка, на веслах которой сидел Толик и отец Сони.
Отец не стал выговаривать дочери за то, что чуть не умер от страха, когда узнал, что ее унесло в море, он не хотел позорить себя и ее перед незнакомыми парнями, и, поравнявшись с серфингом, он только сказал:
- Залезайте в лодку, веревку отдай мне.
Привязав серфинг к корме, он молчком сел на весла, и через пять минут лодка уперлась носом во влажный песок пляжа.
- Вадим, - подал мужчина руку Петру. - Спасибо тебе за дочку.
«Крепкая у папаши хватка, - заметил Петя после обмена рукопожатиями. - Силен мужик, только с серфингом сплоховал».
- Так, спасатели, - продолжил Вадим,-Толик мне уже обстановку доложил. Помогите мне занести серфинг домой.
Доску с парусом несли втроем и сразу за первым рядом домов уперлись в высокий длинный забор, обложенный темной кафельной плиткой, смахивающий на скучную тюремную стену. Это впечатление усиливала бронированная калитка с домофоном и глазком видеонаблюдения.
«Не хило! - подумал Петя, - Серьезно устроились».
За мрачным забором открывался вид на большой серый дом, современной архитектуры в стиле хай-тек, окруженный зеленым газоном с пятнами цветов. Стоило открыться воротам, как к вошедшим с веселым лаем выскочил пес породы Акита Ину. Он был по- настоящему красив: рыжий окрас с белым подпалом, аккуратные острые ушки и умная морда с черными глазами.
- Персик, Персик, - запричитала над ним Соня, склонившись к псу. - Где ты был, почему ты меня не спасал?
Перс припрыгивал от радости и норовил лизнуть хозяйку в нос.
Оригинальным было и внутреннее убранство дома, с большим холлом и картинной галереей на первом этаже и тремя спальнями и обширной открытой верандой на этаже втором. Поражало то, что в этой загородной, стоящей на берегу моря вилле, было мало окон, посему в доме на всех этажах было сумрачно и горел свет, а сам дом фасадом бы развернут не в сторону моря, а на лиманы.
- А почему ваш дом развернут на лиманы? – поинтересовался Петя у проводившего экскурсию по вилле Вадима.
- Вид на море все равно соседние дома загораживают, а лиман ничем не закрыт и вечером с веранды мы наблюдаем за закатом солнца. Великолепное, я вам скажу, зрелище! Может быть, и вы полюбуетесь, дело к вечеру. А пока пойдем, посмотрим, что там нам молодая хозяйка большого дома приготовила.
- Не молодая хозяйка, а маленькая,- вышла из кухонной ниши Соня, мрачно насупившись. - Я что-то не пойму, почему мужчины ходят в помещении в головном уборе?
При этих словах она неожиданно подскочила к Петру и стащила с его головы панаму, которую он так и не решался снять.
- А! Я же говорила, что брешет! Нет, у него лысины, а есть рыжие кацапские лохмы! - заскакала Соня по комнате, размахивая над головой еще не высохшей панамкой.
- Соня, ты чего спятила? Как ты гостей встречаешь? – прикрикнул на девчонку отец. - Ребята не обращайте на нее внимания, проходите в холл.
В просторном холле нижнего этажа здания с огромным плазменным телевизором на стене, вокруг низкого стола, заставленного тарелками с бутербродами, стояли глубокие плетеные кресла, с белыми подушками.
- Присаживайтесь, - широким жестом пригласил хозяин.
Петя сразу откликнулся на его приглашение и буквально утонул в мягких подушках кресел, а Толик, в видавшем виды спортивном костюме, долго топтался, не решаясь присесть. В конец концов он с виноватым видом все же сел на краешек кресла, бросая жадные взгляды на тарелку с бутербродами. Однако до них дело дошло не сразу. Вначале выпили вина за счастливое спасение Сони, которая, однако, всеобщей радости не разделяла, а сохраняла мрачное выражение лица. Как ни странно, это ее совсем не портило. Красавицей ее вряд ли можно было назвать, но неправильные черты лица ее были так удачно подогнаны друг к другу, что и улыбаясь, и хмурясь она выглядела весьма привлекательно и наверняка знала об этом. Бутерброды улетели быстро, хотя ребята с опаской брали некоторые из них. Еще бы, гостеприимный хозяин непрерывно угощал, приговаривая:
- Вот этот с осьминогом, а этот с кальмарами, этот с креветками.
Когда была выпита уже вторая бутылка французского вина, Вадим, желая видимо вывести дочь из сумеречного настроения, сказал:
- Соня, что ты все дуешься? Все ведь хорошо закончилось. Ты спасена, теперь давай развлекай гостей.
- Я дуюсь? – вдруг встрепенулась Соня. – Ничуть ни бывало! Сейчас развлеку.
После этих слов она встала перед телевизором и голосом ведущей школьного концерта объявила:
- Выступает Петренко София. Песня. И тут же затянула: Вино, пиво, водочка, плывет по морю лодочка.
Пела она, кривляясь и пританцовывая. Парни недоуменно смотрели на нее, не понимая, шути она или все это всерьез.
- Соня, ты чего? - перебил ее отец.
- А что не нравится? – округлила глаза девушка. – Тогда спою русскую народную: «Гуляй Россия и плачь Европа, а у меня самая, самая, самая красивая опа!».
Исполняла она этот куплет, повернувшись к зрителям спиной и похлопывая себя по упругим ягодицам.
- Так, все понятно, у нас истерика после пережитого стресса. Идемте парни, я вам лучше картины покажу.
Ребята ушли, а Соня демонстративно уселась смотреть телевизор.
«Странная девчонка. Совсем на Ирину не похожа. Та мила и скромна, а это просто чертенок какой-то. Вредничает, злится, придуривается. Чего ей неймется?», – раздумывал Петя, переходя от одной картины к другой. Как он не старался все забыть, но мысли об Ирине постоянно приходили в голову. Ее образ неотступно преследовал его, заставляя сравнивать ее со всеми попадающимися на пути девчонками. Его мучали эротические сны, где они были вместе, и он стонал от подступившего желания. Однако глубокая мужская обида за то, что не поняла, не поддержала в нужное время, уткнувшись в свои проблемы, останавливала его и не давала возможности набрать номер ее телефона и крикнуть в трубку: «Ириска, я люблю тебя!» Сама она так и не позвонила, а он ждал ее звонка с той самой минуты, как они расстались у метро. Не ждал знаменитых трелей МегаФона только тогда, когда качался на шаланде в море, резонно полагая, что сеть в море не ловится. Все остальное время, сам того не желая, он все время ждал, что вдруг зазвучат аккорды: «тата, тата, тата, тата, тата та», он услышит любимый голос.
Задумавшись, Петр вначале даже не понял, что автором, картин, развешенных по стенам просторного холла, был хозяин дома, так не вязались эти полные тонкой поэзии полотна с чайками, морем и ковыльной степью с брутальным видом хозяина. «Ему бы крутые тачки писать или гонки, а он птичек и цветочки рисует. Странная семейка, одна злючка, а это лирик-тяжеловес», - удивлялся молча Петя. Когда осмотр вернисажа закончился, Вадим предложил парням подняться на веранду полюбоваться закатным солнцем.
- А можно я телик посмотрю? Давно не видел. У Лехи нет, - спросил его Толик.
- Да, пожалуйста, а мы с Петром пойдем, полюбуемся закатом, с готовностью ответил Вадим.
Лиман в лучах заходящего солнца выглядел потрясающе. Главной частью закатной картины было солнце, ярко красное ярило, садящееся в ярко алые облака, укрывавшие горизонт.
- Ветер завтра будет, солнце красное и облака, - произнес Вадим, потом помолчав немного неожиданно спросил: - Скажи, зачем это тебе?
- В смысле чего? – удивился такому вопросу Петр.
- В смысле того, что зачем тебе лезть в наши местные разборки?
- Я вас не понимаю. Какие разборки? - искренне удивился Петя.
- Все ты прекрасно понимаешь, - раздраженно заметил Вадим. - Могу спросить яснее: зачем ты сюда приехал, зачем собрался воевать, зачем решил отдать свою молодую жизнь за чужие интересы, о которых не имеешь ни малейшего представления?
- Странные какие-то вещи вы говорите…, - начал было уходить от ответа Петр, удивляясь, откуда известна Вадиму цель его приезда в Донбасс.
- Ничего странного в моих вопросах нет. Я знаю, что Леха промышляет извозом добровольцев в Донбасс. Тут многие об этом знают, но молчат. Народ еще не понимает за кого держаться, и чья возьмет. Если бы были уверены, что новая власть победит, давно бы сдали Леху, что набрать себе очки. Народ местный совершенно безыдейный. Никто из них не работает, а поэтому от любой власти хотят только одного, чтобы их не трогали.
- Да, Алексей Валерьевич говорил, что здесь никто не работает, - решил увести раз-говор от опасной темы. Я только не пойму, чем живут?
- Это ты Леху так величаешь? Я и не знал, что у этого балабола такое пышное имя и отчество. Я у него рыбу покупаю. Сам ловит, и ему греки дают, он им сети вяжет. Леха зарабатывает на всем, лишь бы не сильно напрягаться и быть вольной птицей. Тут действительно никто не работает ни на заводах, ни у фермеров. Кто рыбачит, что помидоры растит, кто отдыхающих в сараях держит, а кто, как Леха, зарабатывает всем, чем придется. Они и в Союзе не работали. Власть никогда особо не почитали, ну а теперь совсем в анархию ударились. Но ты меня от темы не уводи, зачем воевать собрался?
- Я приехал в Донецк к деду, родители попросили его проведать, а он меня сюда от-правил покупаться и позагорать. Я всего на три дня и назад.
- Не хочешь говорить, не говори, но меня послушай. Здесь начинается кровавый замес, мясо полетит по всему Донбассу. Сейчас долбят Славянск, потом по всему региону пойдет. Замутили это все наши олигархи, когда киевские клоуны с днепропетровскими решили у них заводы отжать. Однако они по глупости своей, власть из рук отпустили, поссорившись с Янеком. Донецкий криминал долго его растил, наверх своего человека протолкнул, легализовался при нем и стал самой уважаемой частью общества. Днепровских победили, всей страной стали управлять, отстегивая своему гаранту по малости. Однако, Янек став президентом, тоже захотел свой кусок масла на свою краюху хлеба. Терпел, пока сыны не подросли, а потом давай своего требовать. Свою банду сколотил, своих людей в силовые структуры поставил. Забыковал и давай оставшуюся госсобственность себе отжимать. Его друзья - олигархи возмутились: «А нам?» и объединившись со своими конкурентами – днепропетровскими замутили Майдан. Янек со своей «семьей» быстро слинял, а донецкие остались. Быстро догадались, что попали - сожрут их днепропетровские и центровики, у которых теперь власть в руках - поживиться-то есть чем, капитал нашего главного олигарха больше, чем у остальных вместе взятых. Вот и давай народ в Донбассе баламутить, захватывать одну горадминистрацию за другой, своих ребят там сажать. Типа, народ власть в руки взял. В Мариуполе посадили смотрящими двух братьев - бандюков. Создали народные отряды самообороны из своей и нанятой братвы. Мало того, перетерли с русскими бизнес-партнерами и те им командос выслали, во главе с бывшим ГРУшником Стрелецким, чтобы изобразить поддержку России.
- Вы, что хотите сказать, что Стрелецкий с командой пришел в Славянск по приглашению местных олигархов? - не вытерпел и спросил Петя.
- А ты что решил, что идешь воевать в отряде с российских Робин Гудов, которые вдруг собрались и пришли помогать братскому народу? Запомни, только одиночки могут быть добровольцами, а если пришла команда, пускай и из пятидесяти человек, то наверняка по предварительному сговору и при спонсорской поддержке. Я даже знаю это спонсора, мы с ним пересекались по бизнесу, он все спасителя России из себя изображал. Стрелецкий у него отдел безопасности возглавлял. Он человек войны, воевал во всех горячих точках, быстро собрал команду и вперед за русский мир! Не Кремль же выслал его воевать Украину такими малыми силами? Причем заметь, никто их не тронул: ни милиция не СБУ, ни внутренние войска. Такое могло быть только, если делалось по воле хозяина Донбасса, которым был наш олигарх Алиев. Однако, Киев, не будь дурак, буром не попер на Донбасс за алиевским добром. Яйцеголовые: Турчинов с Яценюком антитеррористическую операцию объявили, войска послали Славянск воевать, Коломойский Беня раскошелился на добровольческие батальоны. Наверняка ему металлургические заводы Донбасса были обещаны. Вот началось рубилово за большие бабки. Зачем оно тебе?
Вадим говорил это очень эмоционально, было видно, что высказанное не было экспромтом, а это его продуманная и выстроенная позиция.
- Для чего я тебе все это рассказываю? – спросил он Петю. - Просто вижу, хороший парень приехал, по всей видимости, мстить, не понимая, что отомстить можно только одному, ну группе людей, а системе отомстить нельзя, можно только погубить себя.
- Я вам повторяю, что я приехал сюда отдыхать и скоро возвращаюсь назад, но если бы даже приехал мстить, то, безусловно, в одиночку бы под ваши танки бы не бросился. Вы же не будете отрицать, что в Донбассе начинается гражданская война? – ответил Петя.
- Да, как это не ужасно звучит, но ты прав. Донбасс запылал. Сейчас во всю грохочет Славянск и все вокруг него, и нет гарантии, что огонь не распространится по всей территории Донбасс. Любому дураку понятно, что разводить костер на ветру на сухой траве нельзя! Однако, наш олигарх университетов не кончал, что там университетов, школу наверняка не закончил. Никаких законов развития природы и общества не знает. Отнять и убить – знает, как бабки прокрутить, тоже, а вот что такое классовая ненависть и борьба не догадывается. Он зажег костер на сухой траве народной ненависти, которая не могла не появиться при том уровне эксплуатации, который был в Донбассе. Ведь простой народ никогда свое советское прошлое не забывал, где все были примерно равны и одинаково бедны. Это их больше устраивало, чем нынешнее положение, когда они с сошкой, а другие с поварёшкой, себе по полной, а рабочим, только чтобы не сдохли. Я ведь тоже бизнесмен и аналогично себя веду. Меня отец и мать - бывшие коммунисты стыдят, а я говорю, что по-другому нельзя, прогорю. Тем более, мне и конкуренты не простят, если я своих работников буду баловать.
Было заметно, что Вадим немало выпил, как это и положено русскому человеку хочет покаяться, или, по крайней мере, выговориться, понимая, что беда подступает к его дому и он сам отчасти в этом виноват.
- Да, с народом у нас промашка вышла. Мы думали, он нам руки должен целовать за то, что ему работу даем, а он только и ждал, чтобы нам красного петуха пустить и народное добро, нажитое в советской стране, вернуть. Стоило этим Майданом власть ослабить, олигархам народу оружие в руки дать, а яйцеголовым начать мирные города обстреливать, как народ в ополчение потянулся, а кто и просто на большую дорогу с обрезом вышел. Вожаки для народного бунта всегда найдутся. Кто раньше слышал про Мозговых, Бетменов, Бесов, а теперь весь инет ими бредит. Еще бы народные атаманы, требующие народовластия, национализации и равноправия. Что уж про Стрелецкого говорить! Все были уверены, что за ним не какой-то малоизвестный шеф, а вся Россия стоит, и она то, своих в беде не бросит.
Когда наши олигархи поняли, что сами свой дом подожгли, тут же кинулись в Киев договариваться, а те давай пожар керосином тушить: Славянск, Мариуполь, Одесса. А народ в ответ референдум в Донбассе устроил и сказал Киеву: «Пошли вы …, мы теперь независимые!» И понеслось! Я думал Порошенко придет, войну остановит и все наладится, а он пришел еще инаугурацию не провел, а уже Славянск стали бомбить с удвоенной силой. Одним словом, беда у нас в Донбассе, и она будет только разрастаться и разрастаться.
- А вы сами за кого? – спросил Петр.
- Я за свою семью, за свой дом и за свой бизнес. Я за мир, так как всему тому, что я люблю, нужен мир.
- А дочка?
- Она за Украину. Им в школе и в универе, сильно мозги запудрили древними укра-ми, русскими оккупантами и европейским происхождением. Кому не хочется считаться великой нацией, прародительницей всей цивилизации? Кому не хочется стать законным, а не географическим европейцем?
- Русским, например, - ответил на этот риторический вопрос Петр.
- Это потому, что вы самодостаточные, а украинцы никак в своей нации не укрепятся, им все подпорки нужны.
- А вы кто по национальности?
- Я родился и вырос в России, но родители этнические украинцы из Чернигова. Уже взрослым переехал сюда, женившись на украинке, здесь основал бизнес, так что теперь и я украинец. Зря ваша пропаганда все твердит, что мы единый народ. Нет этого единства уже давно, и Украина уже состоялась, чтобы кто об этом не говорил. Хромая, бедная склонная к склокам и скандалам, но страна, где большинство не считает себя русскими. Так что знай, без боя они свою Неньку не отдадут, разве что на полное содержание, а оно вам надо?
- Мне Украина не нужна, но и терпеть на своих границах фашистское государство я не хочу. Не мне, так моим детям придется воевать с нацистской Украиной. Вон главарь ваших фашиков - Ярош говорит, что процветание Украины возможно только в условиях, когда не будет России и призывает воевать с нами. Что мы должны в этих условиях делать? Только бить врага на его территории.
- А так ты идейный оказывается, а прикидывался. Чем ты лучше Яроша?
- Буквально два месяца назад я не был идейным, но дружки Яроша в Одессе мне хорошо объяснили, что будет с русскими, возьми они верх. В отличие от него, я не собираюсь завоевывать Украину, я собираюсь уничтожать здесь фашистов.
- Ах, так ты в Одессе в замес попал, а я смотрю, что это у тебя лицо в ожогах. Тогда хватит дискутировать, тебя не переубедить, но ты должен отдавать себе отчет, что тебе есть, что терять на этой войне, ты не Толик. Что его - работягу ждет впереди? Пыль и грязь, тяжелая работа, нищая зарплата и пьянство, от этой скотской жизни. У тебя же вся жизнь впереди: учишься в Питере, парень симпатичный, язык хорошо подвешен, речь правильная - это прекрасный социальный лифт, как сейчас говорят, а ты его хочешь подставить под шальную пулю или еще хуже под мину или снаряд, который разнесет его вдребезги. Не жалко?
- Если я скажу жалко, я начну колебаться, а этого, когда собираешься делать серьезное дело, допускать нельзя, поэтому я отвечу так. Все у меня получится и победа над фашизмом и социальный лифт, - серьезно ответил на слова хозяина дома Петр.
- Да, не случайно родители дали тебе такое имя. Петр - кремень в переводе с латыни. Сказал, как отрезал. – Покачал головой Вадим, ладно пусть все так и будет, а пока давай зайдем еще в одну комнату, которую я вам не показывал.
В комнате со стеклянными стенами на полу стояли картины, с которых на мир глядело солнце, цветы и сияла радуга.
- Это картины Сони, она не хочет их вешать рядом с моими.
- Я и говорю, что она Сонча, а не Соня, а она не верит, - произнес Петя, разглядывая картины. – Радостные они, совсем не такие хмурые, как она сама.
- Да это что-то на нее нашло, сам не пойму? Веселая она девчонка. Может быть, в тебе врага видит? Хотя в прошлом году мы были у моих родителей на Урале, и она хорошо дружила с русскими ребятами. Ладно, идем вниз, может быть уже отошла.
Похоже, Соня действительно уже отошла, потому, что снизу из холла послышался ее веселый смех, повизгивания и удивленное бурчание Толика:
- Ты чего, сбрендила?
Как выяснилось, в холле шла битва. Толик сидел, вжавшись в кресло, а Соня лупила его подушкой, сверкая глазами и сияя ямочками на щечках, которые необыкновенно ей шли.
- Соня, прекрати. Сколько можно истерить? – вырвал из рук дочери подушку Вадим. - Все ты уже не в море, а на суше, хватит, пора приходить в себя. Веди лучше ребят на пляж, они из-за тебя искупаться путем не смогли.
- Чеканутая какая-то. То сидела тихо, а потом услыхала, что вы идете, вскочила и давай меня подушкой дубасить. Не больно, конечно, но непонятно, чего пристебалась? – заворчал Толик, когда отец с дочерью пошли переодеваться.
- Да, уж, девушка с перчиком,- задумчиво, произнес Петя. - Но рисует хорошо. Солнечные у нее картины.
- Понятно, все они художники чеканутые. Нам наш учитель по рисованию на уроках такие хохмы про них рассказывал! Прикинь, один грузин на клеенках в столовках рисовал, другой, походу испанец, на палочке скакал, а наш земляк художник Куинджи (он в Мариуполе родился) свои картины жег. Нарисует, не понравится – сжигает. Лучше бы городской галерее подарил. Нас из школы и из бурсы тысячу раз туда водили, поглазеть на единственную картину земели. А там, короче, смотреть не на что. Степь она и есть степь, - продемонстрировал свои познания в живописи Толик, почесывая холку сидящему рядом Персу.
Пока были на море, Сонино настроение скакало, как по волнам. То она взялась плавать наперегонки с ребятами, заметно опередив Толика, но существенно отстав от Пети, потом, по всей видимости расстроившись из-за своей неудачи, принялась их дразнить.
-Толик, почему у тебя такие большие уши? - приставала она к Толяну.
- А уши у меня как у бати, а у него как у бабушки, - беззлобно отбивался парень.
- Петро, скажи, а что означают полосы на твоем лице? Я их успела дома разглядеть.
- Это тайные знаки, - отвечал Петя, глубже натягивая панаму на голову.
- Чьи? – удивилась, не ожидавшая такого ответа, Соня.
- Марсианские, видишь, написана буква «М», - стащил Петя на миг головной убор с головы. - Меня марсиане поймали и знак свой поставили.
- Марсианин, марсианин, - развеселилась Соня и захохотала, запрокидывая голову и хлопая в ладоши.
- А ты лучше расскажи, кто ты? – поинтересовался у девушки Петя.
- Я – украинка, живу в Донецке. Там у родителей огромный дом, у меня собственная квартира, а здесь общая дача, - гордо ответила та. - Учусь, студентка второго, вернее уже третьего курса Национальной академии экономики.
- Понятно - академик, и на кого же ты в донецком Гарварде учишься? – неосторожно съехидничал Петр.
- Да наша академия одна из сильнейших в Европе! - с полуоборота завелась Соня, может быть и не Гарвард и не Оксфорд, но по рейтингу мы далеко обгоняем многие университеты мира и России в том числе.
- Да уж куда нам тупым и убогим ватникам до вас! – пытался отшутиться Петя, но это только подлило масла в огонь и Соню понесло.
Она с жаром расписывала достоинства своей академии, не имеющей аналогов ни в Украине, ни в Европе. Расхваливала Донецк, где два года тому назад проводился чемпионат Европы по футболу «Евро12», где построен лучший в мире аэропорт, стадион «Донбасс арена», новый железнодорожный вокзал и масса торгово- развлекательных центров. Она с восторгом рассказывала, как город буквально за несколько лет превратился в настоящий европейский центр, такой, каких в России нет и быть не может.
- Да, видимо пора мене, Толян, перебираться из Питера в Донецк, раз ваша шахтерская столица лучше северной столицы России. Что же ты молчал? Я бы сейчас не сидел тут с вами на пляже, а пешком бы ушел в этот центр мировой цивилизации.
- Тю, а откуда я про то знал? Я ведь ни в Донецке, ни в Питере не был ни разу. Я вообще с Мариуполя никуда не выезжал, - ответил ему простодушный парень, но Соня, видимо, завелась не на шутку.
- Я тоже не была в Питере. Мне хватило Москвы, где одни автомобильные пробки и не продохнуть. Моя мама, которая была в Санкт-Петербурге, говорит, что и ваш город тоже не подарок, грязный и серый, тучи прямо по головам ходят. Вы сами не можете жить по-человечески и нас в Европу пускать не хотите! – выкрикнула девушка, да так сердито и громко, что лежавший у ее ног Перс, вскочил на ноги и загавкал на парней.
- Ню, ню, - ваша взяла, - криво улыбнулся Петя. - Признаю, Питер не Донецк, живем мы в грязи, и моря не роем, поэтому мы сейчас с Толиком лучше пойдем, а то споры с украми до добра не доводят. Еще поцарапаешь меня. Мне это ни к чему, марсиане до тебя постарались, да и тебя великие дела ждут.
- Какие дела? - не чувствуя подвоха спросила Соня.
- Море Азовское надо углубить, и берега подравнять, видишь, лишку намыло, - по-казал он рукой выступающий в море берег. Черное вырыли глубокое, а на Азовское, видимо, силенок не хватило, - обнажив в улыбке ровный ряд зубов, ответил ей Петя, и, лихо чмокнув, озадаченную его речью девушку в щеку, поднялся и пошел в сторону дома Лехи, увлекая за собой Толика.
- Не, ну больная, на всю голову больная, а ты ее еще целуешь,- ворчал Толик, следуя за приятелем.
- Это акт усмирения строптивых! Ты же не хочешь, чтобы она разоралась, привлекла внимание к нашим особам, чтобы нас повязали еще до прибытия в Донецк. К тому же отец у нее хороший, накормил, напоил и не сдал. Он знает, кого Леха возит в Донецк. Надо бы быстрее отсюда выбираться, как бы он не передумал он лояльничать под напором дочки–укропихи.
- Ну, что ребята накупались? – встретил их словами Леха, сидящий в очередной компании за распитием пива. – Завтра едем, в Мариуполе еще одного человечика подхватим и вперед.
Выехали при первых лучах солнца на машине Лехи, которая пряталась за шеренгой машинного хлама. Проехали селом, которое вытянулось вдоль моря. Село было крепкое, зажиточное. Вдоль улиц тянулись дома с четырехскатными крышами старой постройки. Они были разбавлены новыми домами, по всей видимости, дачами горожан, однако разглядеть эти дачи из-за высоких заборов было сложно.
- Понастроили буржуи еврозаборов, едешь, как в туннеле, - ворчал Леха.
- А почему евро? – удивился Петя.
- Потому, что на Украине все евро: евроаэропорт, евроремонт и еврозабор, только страдает от этого укрозадница простого человека, - буркнул Леха.
- Какое длинное ваше село, - удивился Петя, едем, едем, а конца не видно.
- Мы уже из своего села выехали и уже еще два поселка проехали. Тут вдоль моря один поселок, сменяет другой, и нет между ними никакой границы, - ответил ему Леха,- сейчас вдоль левобережного пляжа поедем.
Действительно, скоро слева от дороги потянулся пляж, и сразу за ним открылся вид на выходящую в самое море странную гору, над которой висело бурое облако, накрывавшее большую территорию.
- Это завод, где я работаю. Это шлаковая гора, куда весь шлак из всех печей сливают, а облако – это дым от конвертерного цеха. Он прямо на берегу стоит на старой шлаковой горе, тоном гида стал пояснять Толик.
- Я что-то не пойму, что ваш завод расположен прямо в курортной зоне, на пляже? – удивился Петя, разглядывая мелькающие за окном заводские трубы, проглядывающие сквозь бурый дым.
- Это, Петруха, наша южная Магнитка во всей своей красе, ее «Азовсталью» зовут. Толик ее не только видит каждый день, но и щупает за вымя, - внес разъяснения Леха. - У нас не заводы у пляжа расположены, а пляжи у завода. В Мариуполе, все, что не пляж, то завод или порт, так вот и живет народ. Правильно бандеры донбасовцев рабами зовут. Только рабы могут жить в таких страшных условиях и не выступать. В городе пыль видишь, нюхаешь, ощущаешь на ощупь и пробуешь на зуб. Поэтому я и не работаю на заводе и живу за городом.
- Прав дядька Леша! Он еще не сказал, что и трудимся мы за копейки. Пусть бы наш Алимов эту тяжеленный скребок потягал целый день, я бы на него посмотрел, - мрачно поддержал родственника Толик.
- А кто это такой? – поинтересовался Петр.
- Владелец всех наших заводов, газет, пароходов, - ответил за парня Леха. - Главный олигарх Украины. Все захапал, весь Донбасс, да и не только, его. Сейчас увидишь его владения, которые ему советский народ построил, а он прихватизировал.
Машина шла вдоль высокого забора, сложенного из шлакоблоков. За ним стояли огромные грязные корпуса и частокол труб, выбрасывающих в воздух тяжелые дымные облака, которые медленно оседали на землю.
- Дышите глубже, проезжаем Сочи, - пошутил Толик, когда в салон автомобиля наполнился резким тяжелым запахом. - Едем вдоль Коксохима. Там хуже даже, чем в доменном цехе. У нас, по крайней мере, не так воняет.
Въехали на мост, соединяющий берега узкой речушки, потом повернули на улицу, застроенную старыми убогими одноэтажными домами.
- Старый Мариуполь, Торговая улица, - прокомментировал Толик. - Сейчас центр будет.
Центром города, по всей видимости, была довольно широкая улица вдоль одной стороны которой стояли сталинские дома, а вдоль другой дома дореволюционной постройки, но этажностью повыше, чем на Торговой улице. Улица раздваивалась вокруг сквера, где стоял, вполне симпатичный драматический театр, и опять сходилась в широкий проспект, застроенный хрущовками и брежневками. Над этим архитектурным великолепием возвышалась облезлая пятнадцатиэтажка, с пристроенным к ней зданием пониже, с выбитыми стеклами и закопченным фасадом.
- Высотка – это здание «Азовгипромеза». Его не штурмовали, оно было порепанным еще до Майдана, - продолжил экскурсию Толик. – Рядом горисполком, который укры штурмовали на девятое мая. Верхние этажи сгорели. Уже два месяца прошло, а исполком не ремонтируют. Боятся, наверное, что скоро мы его опять возьмем.
- Сейчас заедем во двор, подхватим приятеля и вперед, - перебил Толика Леха. - Он в свое время был большим милицейским начальником в городе, а теперь пенсионер. Мы давно друг друга знаем. Вчера, как узнал, что я в Донецк еду, попросил, чтобы и его за-хватили.
Только заехали во двор одного из зданий, стоявших на центральной улице, как от-крылась дверь крайнего подъезда и из нее вышел немолодой сухопарый человек в камуфляжных брюках и серой футболке, с рюкзаком за спиной. Он тут же нырнул на переднее место в машине, предусмотрительно оставленное для него.
- Здравствуйте,- по-военному сухо произнес новый пассажир. И отдал команду:
- Поехали, Алексей.
Вырулили на широкую людную улицу, с которой опять открылся вид на заводские трубы.
–Я думал, что завод остался позади, а он впереди. Мы что возвращаемся? - удивился Петя.
- Нет, это другой завод, металлургический комбинат «Ильича», - внес разъяснения Толик.
– Боже, а сколько же их у вас? - удивился Петя.
- Два, а еще «Азовмаш», но он тоже почти металлургический, так как делает оборудование для металлургической промышленности. И представьте, все эти заводы принадлежат одному человеку, вернее - акуле капитализма, которая проглотила народное добро и не поперхнулась, - вступил в разговор бывший мент.- Но ничего скоро они все подавятся.
- Что опять будет пролетарская революция? – усмехнулся Петя. - Мне тут один бур-жуй говорил, что народ Донбасса решил свое добро силой вернуть.
- Правильно говорит, чует кошка, чье мясо съела. Или как говаривал Маяковский: Ешь ананасы и рябчиков жуй, день твой последний приходит буржуй, - почти весело продекламировал стихи Лехин приятель, которого тот называл Михайловичем.
- Слышу вы, молодой человек, не мариупольский. Из России? – повернул он к Пете свое жесткое лицо с цепким взглядом.
- Да, я из Питера, приехал отдохнуть на море и деда в Донецке проведать.
- Нашел, как говорится, время и место для отдыха, - хмыкнул Михайлович. - У каждого свои вкусы, а может быть на сафари в Донбасс приехал?
- В смысле чего? - напрягся Петя.
- В смысле того, что сейчас богатые люди и их детки едут за экстримом в горячие точки, чтобы поучаствовать в реальных боевых действиях и уровень адреналина в крови поднять. Их принимают добровольцами обе враждующие стороны.
- Ну что вы! Я простой студент, кстати, машиностроитель, из семьи военного, всю жизнь с батей по гарнизонам мотался. Я слышал, что есть уроды, которые на войну ездят, чтобы развлечься, но я бы никогда не стал бы рисковать жизнью, ради какого-то адреналина. У меня его и так через край.
- А с лицом что? – не отставал от него мужик, хотя Петя сидел в глубоко надвину-той на глаза панаме.
- Нормально с лицом, обжегся немного, теперь от солнца и прячу, - буркнул Петя,
- Понятно, что обжегся, а где?
- Извините, у нас с вами не экзамен, не зачет и не допрос, чтобы вы меня опрашивали. Это мое дело, где обжегся, но, если это интересно скажу. Напились с друзьями в общаге, я упал на нагреватель лицом, получил ожоги. Вас такой ответ устроит? – начал сердиться Петр.
- Нет, не устроит, так как ожоги другого характера, да и ты алкашом не выглядишь. Я же задаю вопросы потому, что хочу знать с кем еду в одной машине. Вот этот хлопец, сразу видно наш, мариупольский, наверняка работает на заводе.
- Откуда вы знаете? - удивился Толик, - На «Азовстали» пашу, шихтовщиком.
- Михалыч, ты все же настоящий мент,- обратился к приятелю Леха, - что ты ребятам допросы устраиваешь? Едут они с тобой в одну сторону и с той же целью, а ты их пугаешь, - вступился за ребят Леха. – Лучше расскажи нам, как могли ваши менты так подставиться, что их Дырявый девятого мая всех единым махом уничтожил. Можешь говорить прямо, как есть. Петруха и Толян парни надежные, я ручаюсь.
- Ну, раз ручаешься, тогда скажу. Уже третий месяц идет зачистка Мариуполя от пророссийских сил. В апреле возле воинской части перебили активистов, в мае в МВД уничтожили тех, кто мог к ним примкнуть с оружием, т. е. милиционеров. Теперь идет отлов оставшихся, кого не успели перебить. Все это хорошо спланированные операции, поэтому и проходят так успешно.
- Успешно говорите? Получается вы за них? - сердито сказал Толик и посмотрел на бывшего мента с нескрываемой ненавистью.
- Нет, я из тех, кого не добили.
- А кто это организовал? По телику говорили, что это русские диверсанты бойню устроили, - поинтересовался Леха.
- Бойню в Мариуполе устроила киевская хунта. Россия тут не при чем. Мой огромный опыт оперативника и те сведения, которыми я располагаю, дают основания нарисовать такую картину. Сдав без единого выстрела Крым, по глупости или по сговору, новая власть перепугалась, что чего доброго так и вся Новороссия разбежится, и начала действовать. Харьков, который больше всех выступал и крутого россиянина из себя строил, сдался быстро. Какие россияне из этих Дупы и Гепы? Одесса город интернациональный и богатый тоже начал трепыхаться. Его усмирять послали, коменданта Майдана. Опыт у него подходящий, это он устроил расстрел Небесной сотни. Того, что под его руководством натворили националисты в Одессе, хватило насмерть напугать торговый город. Донбасс дело другое. Тут народ не слабый, у кого русские корни, у кого криминальные. Строили его раскулаченные, репрессированные, расконвоированные, и, конечно, комсомольцы – добровольцы. Все их потомки теперь шахтеры и металлурги. Наших на испуг не возьмешь. Испугались только новоявленные хозяева Донбасса, поняли, что, разрушив склоками свое донецкое единство, проиграли многолетнюю битву днепропетровским и к их заводам уже тянет руки Беня Коломойский. Но главное, чего они испугались – это был народ, который поднялся и против хунты, и против олигархов, пообещав вернуть себе обманом отнятое. Наши капиталисты, а именно так называются олигархи, помчались в Киев замиряться с хунтой. Замирились и начали дружить против народа, где обманом, где обухом.
В Мариуполе все хитро провели. Народная власть, посаженная в горсовете, состояла из людей Алиева и тех, кто по наивности к ним прибился, приняв за настоящих оппозиционеров существующей власти. С этими наивными возле воинской части разобрались, куда их провокаторы повели солдат-срочников освобождать. Люди ничего не подозревая пошли. В первый раз им дали уйти, а во второй раз, когда их много собралось, окружили и расстреляли на месте. С этой задачей легко справились ПСы.
- Вот тогда моего братка и убили, а я едва спасся, - глотая слезы, произнес Толик.
- Все с тобой понятно, пацан, сочувственно посмотрел на парня Михайлович, - держись! Однако того расстрела оказалось мало. Мариупольцы вместо того, чтобы перепугаться стали митинговать, требовать самостийности и возврата в Россию. Милиция была на их стороне, а это уже вооруженные люди. С ними даже бешенные правосеки справиться бы не смогли. Подтянули войска с бронетехникой. Есть оперативная съемка, где Ляшко обсуждает детали разгрома оппозиционеров в Мариуполе, и эту операцию назначает на 9 мая. За неделю до праздника Мариуполь из Киева прислали нового начальника горотдела милиции Андрющенко. Девятого мая утром, он собрал всех милиционеров в актовом зале горотдела и сказал, что поступил запрет на проведение митинга, который в день Победы всегда проводили у драмтеатра и милиции поручено пресекать все попытки горожан в нем участвовать. Народ конечно возмутился, начал кричать, что не станут подчиняться таким преступным приказам. Тогда начальник выхватил пистолет и выстрелил в одного из самых активных крикунов. После этого он в сопровождении своих прихлебателей, сбежал в свой кабинет, где забаррикадировался и позвал на помощь Ляшко, который уже ждал команды. Войска на БТРах быстро вошли в город и практически одновременно ударили по горсовету, разметав баррикады и разогнав протестных сидельцев, и по МВД, где уже в свою очередь забаррикадировались милиционеры. Много в интернете роликов, где наглядно видно, как солдаты из пулеметов БМП и стрелкового оружия расстреливают вооруженных одними пистолетами милиционеров. Многих из них я хорошо знал, а некоторых воспитал и сделан настоящими ментами. До сих пор я не могу поверить в то, что их уже нет, что здание горотдела милиции, где я проработал без малого сорок лет, куда пришел еще студентом металлургического института, увлеченный идеей борьбы со злом, сожгли по приказу ублюдков – самозванцев, изображающей из себя власть.
Михалыч замолчал и, достав из кармана пачку сигарет, спросил:
- Можно? Я пять лет не курил, а в тот день закурил опять,- сказал он затягиваясь.
Потом после нескольких затяжек, повернулся к ребятам:
- Вы, наверное, хотите спросить меня, где я был в это время? Я с другими ветеранами милиции и остатками не ссучившихся регионалов-добровольцев был в оцеплении, которое должно было охранять митинг ветеранов, пришедших на празднование 9 мая. Нас зажали с двух сторон солдаты, они были с автоматами, но мы навалились на них и оцепление прорвали, кто-то даже автомат сумел у этих пацанов из рук выхватить, но стрелять не стали, а вот они открыли стрельбу. Нескольких человек из наших убили. Мы стали отводить ветеранов в соседние улицы, а тут мне позвонили ребята из горотдела. Описали обстановку, просили помощь. Я обзвонил все милицейское начальство и в Мариуполе, Донецке и Киеве. В Мариуполе просто не отвечали, из Донецка говорили, что уже не подчиняются Киеву, а в Киеве говорили «разберемся», хотя наверняка знали, что происходит. Обзвонил своих друзей свою партячейку (я свой партбилет не сдавал). Подтянулись мы к Горотделу милиции, когда он уже пылал. Народ, который до этого пытался остановить БМП на центральной улице буквально голыми руками, уже начал разбегаться, поняв, что это все не шутки, что их пришли усмирять и пощады им не будет. Вечером по телевизору сказали, что МВД было подожжено пророссийскими террористами - титушками, которые вначале подожгли горисполком, где до этого сидели, а потом пошли на штурм Горотдел милиции и сожгли и его. В результате погибло около сорока милиционеров.
- Все как в Одессе. Псы нас напали, убивали, жгли, а на нас же все и свалили, - не удержался Петя.
- Я так и подумал, что ты обгорел в Одессе. Что случайно попал, или…?
- Случайно, - перебил Михалыча Петр. - Мы с девушкой ездили туда на майские праздники, к моей родне. В Дом профсоюзов зашли по пути за моим двоюродным братом-активистом и вместе с ним попали под раздачу. Его убили, меня искалечили, пламенем зажигалки одна сволочь выжгла на лице букву «М», так что я здесь не случайно. Я должен отомстить за брата и за себя.
- Девушка то жива? – поинтересовался Леха.
- Жива, но мы расстались, не хочу говорить об этом. – ответил Петя, - Меня другой вопрос сейчас занимает. Я не пойму, если активистов уничтожили возле воинской части, милиционеров в Горотделе милиции, кто же тогда одиннадцатого мая, провел в Мариуполе референдум о самостоятельности Донбасса? Он же у вас состоялся. Я в инете видел, толпы шли голосовать. Не могла же провести референдум украинская власть или Правосеки?
- В том то все и дело, что, так называемую народную власть в Мариуполе, хунта якобы свергать не стала. Надо же было на кого-то вину свалить за расстрел милиции и активистов. Украинские СМИ так и заявили, мол, пророссийские сепаратисты штурмовали воинскую часть, а девятого мая они сожгли горсовет и милицию. Ради такой дезы даже референдум дали возможность провести. Наверняка надеялись, что народ испугается и не придет, а он пришел возмущенный и расстрелом и этой наглой брехней. Люди же видели, что стреляли военные, которые приехали в город утром на БТРах, сметая на главное улице все, что попадалось на пути: билборды, деревья, рекламу. Некоторые смельчаки их руками хотели остановить, все думали, попугают и уйдут, а когда поняли, что пощады не будет ринулись на референдум. Только поздно уже было. В городе народная власть была уже уничтожена.
- Кто же тогда на Первомайской улице сидел в университетском корпусе? – удивился Толик. Они себя народной комендатурой назвали. Чечен у них главным был.
- Это были типичные подсадные утки. Они старательно изображали из себя народную власть Мариуполя, а скорее всего, были людьми Алиева, который после расстрела милиции организовал народные дружины в городе для охраны предприятий.
- Ну вот, а я к ним ходил в добровольцы записываться, - расстроился Толик. - Меня не взяли, сказали, что не надо, что людей хватает.
- Для этого их туда и сажали, чтобы не дать организоваться народу и собирать информацию о том, кто в городе против хунты. Тебя, что прессовать начали, что ты в Донецк бежишь? – спросил Михайлович.
- Не, мы с мамкой уехали на огороды в Талаковку, там у нас контейнер стоит. Я там заховался. На работу больше не ходил и домой не возвращался. Когда мои дружки из активистов стали по одному пропадать, я дяде Алексею подался, он нам дальняя родня. Теперь в Донецк еду.
- А местные газеты пишут, что это власти в середине июня разгромили народную комендатуру и Чечена уничтожили, - подал голос Леха. - Народ их не любил, говорили, что они бандиты и беспредельничают.
- Дискредитация народной власти тоже входило в задачу этих подсадных. Надо было показать мариупольцам, что с такой властью, которая занимается рэкетом, вымогательством и откровенным бандитизмом им не по пути. Чечен и его дружки с успехом с этим справлялся. Когда народ стал, что-то подозревать, устроили показательный штурм Народной комендатуры, правда Чечена там уже не было. Он сбежал из Мариуполя задолго до этого. Мне ребята говорили, что он жив, здоров и находится в официальном розыске. И его ряженные ополченцы сбежали чуть позже, буквально за несколько часов до штурма. Восками под командованием доблестного патриота Ляшко оставалось только для вида пострелять по окнам здания университетского корпуса, где был штаб ополчения,и объявить о победе над бандитами. Если бы это клоун знал, что они окажут сопротивление, он бы не зашел в Мариуполь. Говорят, он еще около четверти миллиона долларов на этой афере по очистке Мариуполя от мнимых сепаратистов заработал.
Все время беседы с Михайловичем, Петр смотрел в окно. Мимо пролетали городские пейзажами, заполненными унылыми блочными домами, закопченными заборами, из-за которых выглядывали заводские корпуса, железнодорожные составы и ржавые железные конструкции. Все это купалось в удушливом белом смоге, расцвеченном рыжими и черными дымными хвостами, валящими из сотен труб. Когда машина выехала на прямую трассу Мариуполь - Донецк, проскочив стоящего на въезде в город фигуру сталевара, Михайлович, спросил его:
- Ну как тебе наш славный город?
- Как вам ответить, чтобы не обидеть? – сказал Петр. - Я много поездил с родителями по городам России и Украины, но такого города, как Мариуполь никогда не видел. Его, по-моему, и городом можно назвать только условно, быстрее это поселок городского типа, построенный на гигантской заводской территории.
- Ну, ты гонишь! - обиделся Толик, - Красивый у нас город, а без заводов как? Где работать?
-Толян, я не стану с тобой спорить, ты должен любить свой город, но будь я президентом Украины, только за одно то, что народ тут живет и работает, ему бы низко в ноги поклонился, а ваша власть в вас стреляет.
- Донбасса весь такой, - вздохнул Михайлович, - работяга, работягой, но кто это ценит? «Ватники, рабы, колорады», - кричат западенцы, а сами за наш счет живут. Вот мы им и покажем, кто из нас на Украине хозяин. Так хлопцы?
- Так, - ответили те хором.
- Единственное вы должны понимать, что воевать, из мести нельзя. Воевать надо только за идею. Вот за какую идею идешь воевать ты - русский? –спросил Михайлович у Пети.
- После Одессы, я понял, что Украину захватили фашисты. И, если их не уничтожить, они вначале перебьют нормальных людей в своей стране, а потом примутся за Россию. Так что моя идея – уничтожение украинских нацистов, - ответил Петя.
- Я тоже за это, но еще я буду воевать за справедливость, - взялся формулировать свою идею Толик. - Я буду воевать против олигархов, которые из народа кровь пьют. Нам работягам платят копейки, а сами жрут в три горла и никак не нажрутся.
- Так бы и говорил, что ты коммунист! - воскликнул Петя.
- Не, я не коммунист, я за народ. И у нас на комбинате все работяги за народ, чтобы работа была и зарплата высокая. Мне предки говорили, что при советской власти народ тоже не жировал, но зато и этих наглых олигархов не было. Миллиардеры, блин, а тут живешь от зарплаты до заплаты, и ничего не остается.
-То есть, ты за всеобщее равенство? Мне эта идея не близка. Один тупой как вале-нок, другой семи пядей во лбу, а получали при социализме одинаково. Это что правильно? – разгорячился Петя. – Я против равенства в оплате труда, но и против того, чтобы одни уничтожали других только по тому, что один украинец, а другой русский.
- А ты пойди, поработай шихтовщиком, тогда поймешь, что такое равенство. Одни в белых халатах, а другие в грязных робах, - возразил Толик.
- Ну, уж это кто на кого учился, - беззлобно ответил ему Петр.
- Так товарищи, хватит спорить, - остановил спорщиков Михайлович. – Я вас понял, идея у вас есть – можно за нее воевать.
- А сам-то ты, за что воевать собрался? – поинтересовался Леха.
- Я как был коммунистом, им и умру, - твердо ответил Михайлович.
- Да ладно, все вы коммунисты одинаковые и ваши главные коммунисты Горбачев с Ельциным все сделали, чтобы Союз развалить, а остальные партийные билеты сожгли и в капиталистов перековались, - с нескрываемым сарказмом заявил Леха.
- Все, да не все. Я и многие из моих друзей ни партбилетов не сжигали, и капиталистами не стали. С одним даже курьезная история в девяностые произошла, я еще работал тогда. Звонит мне: «Приезжай, меня ограбили». Взял ребят, приехал. Сидят у него в гараже двое урок со связанными руками, и матерятся на чем свет стоит, а вокруг менты от смеха по полу катаются. Воров кто-то навел на моего дружка, сказали, мол, он коммерческий директор большого завода и у него сейф в гараже стоит, наверняка денег наворовал и там хранит. Дом стоял в частном секторе, гараж рядом с домом. Подломили они его ночью, стали сейф вскрывать, а он ни в какую. Утащить невозможно, неподъемный. Возились, пока их хозяин не засек. Вызвал милицию, те урок повязали, а тут и мы подъехали. Но самое удивительное, что, когда милиция уже во двор входила, воры таки вскрыли сейф и обалдели. Денег в нем не был, а весь он был набит коробками с партийными билетами членов партийной организации завода, которую возглавлял мой приятель. Когда пошел массовый отказ от партбилетов, он их собрал и спрятал в сейф в надежде на то, что народ одумается и вернется за своими билетами. Так что, как видишь, были среди нас не только те, кто отказывался от партии, но и верили, что и другие в нее вернутся.
- Придурок твой приятель, - сквозь смех заявил Леха. - А я ни за кого, моя хата с краю. Меня интересуют только деньги на день насущный. Дальше я не заглядываю.
- В таком случае, может быть, тогда вы нас прямо до Славянска подбросите? Больше заплатим, - спросил у водителя Петя.
- В Славянске уже делать нечего, - ответил за водителя Михайлович. - Сегодня но-чью Стрелецкий со своим отрядом покинул Славянск и движется к Донецку. Там с ними и встретимся.
- Покинул Славянск? – в один голос спросили остальные пассажиры машины.
- Да, покинул, больше оставаться в Славянске было невозможно. Полное окружение, ни запасов еды, ни боеприпасов.
- Значит разгром, полный разгром, - расстроился Толик. – Куда же мы тогда едем?
- Разгрома нет. Отступают в Донецк, чтобы его защитить, вот мы Стрелецкому в этом деле и поможем, - спокойно ответил Михайлович.
Все затихли, размышляя о том, что ждет их впереди. Машина неслась через степное Приазовье по прямой дороге в неизвестность. Раскаленный степной воздух, врывающийся в открытые окна машины, не давал отдохновения от жаркого летнего дня и забивал дыхание. Известие о падении Славянска, за героическим сражением которого ребята следили почти два месяца, вера в его непобедимость, потрясла их, но не сломила. Они выбрали свой путь, и сворачивать с него не собирались.
Глава 2
ДОНЕЦК
Машина шла по гладкой двуполостной асфальтовой дороге, между двумя рядами пира-мидальных тополей изредка разбавленных акацией.
-Я смотрю, дороги у вас отличные, - заметил Петя, - почти как в Питере, только экранов нет, да и что здесь огораживать от шума? Сколько едем, ни одного поселка у дороги, так издалека виднеются, а я читал в Википедии, что Донецкая область густонаселенный регион, с самой высокой плотностью населения на пост-советском пространстве.
-На Украине хороши только те дроги, которые ведут в города, где проводили футбольный чемпионат «Евро12», остальные буквально танкодром, - прокомментировал Михайлович слова Пети.
- Подожди, сейчас и наши дороги, в танкодромы превратятся. Вы же воевать в Донецк едете, - буркнул Леха. – Так что и Донецк, и остальной Донбасс можно будет в поминание записать.
-У дороги стоит только Оленовка, Еленовка на русском, - не обращая внимания на слова Лехи, продолжил Михайлович. - Остальные города Волноваха, Докучаевск, Новотроицк и множество сел, удалены от этой трассы. Приазовье не слишком плотно застроено, это вокруг Донецка шахта на шахте. Города и поселки стоят вплотную друг к другу. Как там воевать, чтобы не задеть мирное население, ума не приложу?
- Другие за тебя думать будут, а ты командуй, куда вас вести? - опять перебил его Леха, и не дождавшись ответа сердито засопел. - Чего я с вами связался?
-Алексей Валерьевич, а знаете ли вы, о том, что о ваших связях с желающими воевать с хунтой, знает все ваше село? – ехидно поинтересовался у водителя Петр.
-Откуда? – удивился Леха, - тебе, что Вадим сказал? Он знает, а больше никто, хотя и черт с ними, у нас никто не выдаст, пока в его огород не залезешь, а залезешь - убьют.
-Да ладно убьют за помидоры, такое говорите! – удивился Толян.
-За помидоры, конечно, не убьют, а вот, если рыбацкие сети тронешь, да рыбу вытащишь – не помилуют, закон такой у рыбаков. Зря стучать не станут, а за нарушение рыбацкого закона настучат тебе веслом по голове и концы в воду. Вадик тоже на меня не настучит, ему рыба нужна, да и зачем ему с местными ссориться? Красные петухи и его бункер склюют, не поперхнутся…
Вскоре за опрятным и довольно большим придорожным селом Еленовка, перед путниками открылась панорама Донецка с обширным частным сектором, спальными района-ми, застроенными блочными домами, и центром, который был помечен несколькими современными высотками из стекла и бетона, возвышающимися над пятиэтажками.
-Понятно, европейский город, - Петя, вспомнив восторженный рассказ Сони про любимый город. А сколько Донецку лет?
-Донецк можно назвать юным городом, так как возник он только в начале двадцатого века из маленького шахтерского поселка Юзовка, названного в честь бельгийца Юза, по-строившего в Донбассе первый металлургический завод. Город стал расти и развиваться с подъемом промышленности Донбасса и был признан его столицей, получив перед войной название Сталино. Хрущев, сделав себе имя на разоблачении культа личности Сталина, в 1962 году переименовал город в Донецк, но скоро был смещен с поста первого секретаря ЦК КПСС, а название города так и осталось, - дал развернутый ответ на вопрос Пети Михайлович.
-Для молодого города он очень большой, - заметил Петя огладывая раскинувшийся перед ним город
- Около миллиона, но с шахтными поселками где-то около полутора. Он пятый по вели-чине в Украине. Донецк всегда прирастал шахтами. В годы первых пятилеток в Донбассе они стали появляться как грибы после дождя. Еще при царе здесь стали строить металлургические и машиностроительные заводы, производящие шахтное оборудование, а в советское время стали появляться и другие заводы. В результате когда-то довольно пустынный край, который долгое время называли Диким полем, стал быстро заселятся людьми.
-Говор здесь какой-то особенный, - опять прервал Михайловича Петр, - ни русский ни украинский.
-Не смотря на проводимую Сталиным насильственную украинизацию Юго-Востока Украины, городское население Донбасса всегда говорило на русском языке, обогащенном заимствованиями из языков, съехавшихся сюда народов. Донбасский говор не суржик, на котором говорит центральная Украина, но имеет южнорусскую манеру выговора буквы «Г» и чисто украинскую манеру «шокать», то есть говорить «шо» вместо «что», а также в множество украинских словечек, придающих донбасскому говору особую пре-лесть. Но вот что интересно, любого можно научить паре фраз на украинском языке, а вот для того, чтобы изобразить донецкий говор, необходимо пожить в этих краях до-вольно долго, так своеобразно произносятся здесь русские слова.
- Короче, Петруха, - перебил Михайловича Толик, - на Донбассе самый правильный русский язык, который тебе не выучить, так и будешь гекать, как тот гусак.
-Я смотрю одни новостройки, не обращая внимания на наезды приятеля,- произнес Петя.
-Так хватит философствовать, еще раз спрашиваю: куда везти? – раздраженно спросил приятеля Леха.
- Вези к Обладминистрации. Куда же еще? Там, по всей видимости, штаб ДНР.
- А кто там сейчас командует?
-Команда, надо сказать пока невнятная : два россиянина и трое донецких
-Значит, правильно по украинскому телику говорят, что это Россия замутила войну в Донбассе, а ты на наших олигархов валишь, – заметил Леха.
-Если бы Россия все это замутила, то прислала бы нормальных людей. Видел Аксенова в Крыму? За версту видно, что военный, а эти что? Два политолога, считай трепача. Один даже денежные пирамиды МММ с Мавроди и Леней Голубковым строил. Не мог Кремль таких несерьезных людей на сложное дело послать. Наши тоже хороши. Один бывший СБУшник - Ходоковский, а так называемый народный губернатор, еще в прошлый но-вый год деда Мороза перед детишками изображал.
- Ходорковский - это наш олигарх, которого перед Олимпиадой отпустили из тюрьмы?- удивился Петр.
-Ага, сейчас! Станет он в такие мелкие дела лезть. Это наш вояка без буквы «Р» - Ходоковский. Начальник подразделения «Восток». Все говорят человек Алиева. Быстрее всего, так оно и есть. Не случайно он первую же свою битву проиграл, когда ополчение сунулось Аэропорт донецкий штурмовать, а их побили? Это Ходоковского операция, не-подготовленная, непродуманная. В результате десятки убитых ополченцев.
-Да, в хорошую компанию, вы ребята попадете! – воскликнул Леха.
-Что делать? Другой нет. Придется воевать с теми, кто есть, а там посмотрим. Русская земля всегда в тяжелую минуту героев –полководцев находила и сейчас нас в беде не бросит, - подвел черту Михайлович.
-Ух, какой город! Большой , красивый, - причитал Толян, пока перебирались по зеленым улицам Донецка к Обладминистрации. С Мариуполем не сравнить, и заводов не видно.
-Зато видны терриконы, вон посмотри зеленая горка, возле стадиона, это озелененный террикон, - внес ясность Леха, - по телику несколько лет тому назад писали, что Донец-кий ботанический сад выводит растения, которые могут расти на пустой породе терриконов.
-Это давние разработки. Как только в ботаническом саду Алиев построил свой дворец, работы прекратились, - сердито сказал Михайлович. – Все чего касается рука этого чело-века, гибнет. Теперь пришла очередь самого Донецка.
-А говорят, что он сам из Донецка и любит его. Много денег вкладывает в его благо-устройство, - возразил ему Леха.
-Если бы он платил нормальную заплату шахтерам и металлургам города, показывал ис тинную прибыль предприятий, то город бы расцвел и без его помощи на одних налогах. А так бросает кусок, посмотрите, мол, какой я хороший.
-Да, не любишь ты его,- покрутил головой Леха.
-А за что мне его любить? Я множество дел разрабатывал по убийствам авторитетов, и везде выплывала фигура этого донецкого благодетеля. Многие в органах считают, что это по его заданию был убит его патрон - вор в законе Алик –Грек. Алиев был у него главой охраны и единственным не взлетел на небо после взрыва на стадионе Шахтер в 1995 году. Ведь должен был находиться рядом с начальством, а не был! После этого, завладев всем воровским общаком, и стал прибирать к рукам один завод за другим.
-У тебя есть доказательства?
-Были, но сплыли. Все было приказано уничтожить. Да чего тут говорить, бандитский городок этот красивый Донецк. Только кровопусканием можно его очистить.
-Что ты такое говоришь? Как можно воевать в таком городе? – возмутился Леха.
-А как иначе разогнать отсюда всю бандитскую нечисть? Ты вот с урками никогда не работал, а я всю жизнь ловил этих гадов. Они против мирного населения молодцы, а начнись война, сбегут все. Гнилой это народец. Вот тогда и можно будет тут строить социализм, правда, Толик?
-Наверно, - ответил ему Толян, слушавший Михайловича открыв рот.- Вы умный, я никогда таких не встречал,- добавил он простодушно.
Припарковавшись возле обладминистрации, Леха взял с них оговоренную плату за извоз и уехал, а Михайлович, оставив ребят на скамейке в сквере, и приказав им ждать его, пошел искать народную власть и потерялся надолго.
- Точно говоришь, Толян, Донецк классный город, смотри сколько роз ! – с восхищением сказал Петя, оглядываясь вокруг.
Роз действительно было много, и в их аромате утопал весь сквер.
-У нас Донецк называют городом миллиона роз, их стали сажать еще при коммунистах, проявил осведомленность Толик.
-И девушки в то давнее время были такими же красивыми? – стрельнул Петр глазами на проходящих мимо двух загорелых барышень в мини юбках, покачивающихся на высоченных каблуках.
-Кто о чем, а ты все про девчат. То на Соньку запал, теперь эти. У тебя же барышня в Питере есть.
-Да разве я для себя? Это я для тебя стараюсь. Расслабился здесь в этом райском донецком саду, где ни войн, ни катаклизмов, ни бурь, а народ в мини и шортах шарится, и решил тебе истинную красоту жизни показать. Вон, вон, гляди еще две идут в нашу сторону, очень даже ничего! Ехали мы с тобой на войну, а приехали славный город, где живут та-кие красотки. Правда, девочки? - сказал Петя громко, обращаясь к проходившим мимо девчонкам.
Те только хмыкнули в ответ, и пошли по горячему асфальту аллеи, радуясь жаркому дню и тому факту, что на них обращают внимание.
-Жара здесь просто фантастическая! Как вы тут живете? – сказал Петя и, и, стянув с голо-вы панаму, стал ею обмахиваться.
-Это еще что! Сидим в теньке, в футболках, в джинсах, кроссовках, а ты бы попробовал постоять в такую жару на шихтовом дворе в суконной робе, да еще составы с жидким чугуном мимо сунутся. От них жар идет, как от печки.
-В шахте наверняка легче, полный, как ты говоришь, тенек.
-У меня двоюродный браток в шахте пашет. Жарко там, а иногда и по колено в воде работает. Пылюка такая, что дышать нема чем и не смывается . У него глаза кабуто подкрашенные. Пылюка позабивается под ресницы и ее никак не вытащить соттудова. И в любую минуту газ рвануть может. Надо за метаном следить, а шахтеры приборы поотключают , чтобы их не эвакуировали и дальше рубят уголь. Гроши- то всем нужны. Так что нам металлургам проще, хоть не взорвемся.
-Вот я и говорю, что вы народ героический…
-Хлопцы!- перебил Петра неожиданно возникший перед ними Михайлович. - Вы посту-паете в распоряжение вот этого командира, показал он на стоящего за его спиной муж-чину в камуфляже и с автоматом на плече. Я остаюсь в Донецке в составе отдела по борьбе с бандитизмом, который тут, оказывается, цветет бурным цветом. Учли мои заслуги на этом поприще и взяли мента-пенсионера начальником отдела. Молодые то в основном разбежались. Так что держитесь, дерзайте. Нужен буду ищите тут в администрации. Я – Краснов Сергей Михайлович. Увы, все как-то не было времени представиться.
- Позывной Борзый – представился ребятам мужчина в камуфляже.- Обращаться ко мне только так. Здесь нет фамилий имен и званий, здесь все с позывными. У вас позывные есть? – строго спросил он у притихших парней.
-Нет,- неуверенно ответил Толик. - Ну, меня можно Толян, этого –Петруха.
-Не пойдет, никаких имен, только позывные. Сейчас придумаем. Называй откуда ты, где работаешь, что любишь?
-Я из Мариуполя, работаю шихтовщиком, - ответил Толик.
-Вот и будешь Шихта, такого позывного у нас еще нет. А ты?- повернулся Борзый к Пете.
- Я студент из Питера.
-Так, Студент у нас уже есть и Питер тоже. Надо что-то другое.
-Можно Одесса?
-Почему? – удивился Борзый.
-Я там родился и в мае под раздачу попал, поэтому и пришел воевать.
-Уважуха тебе брат, но не пойдет, тут через одного из Одессы, многие сюда ломанулись мстить после той страшной бойни. Потом расскажешь, как ты туда попал из Питера, а пока думай.
-Тогда Марсианин, - предложил Петя, вдруг вспомнив, как его назвала Соня. – Видишь буква «М» у меня на лице, это их метка.
-Кого? – удивился Борзый.
-Ну не марсиан же конечно, а одесских Псов, - ответил хмуро Петр.- Можно называть просто Марс.
-Вот это пойдет, скромненько, но со вкусом, Марс – бог войны! – одобрил позывной Петра Борзый. Забудьте, как вас звала ваша мама, как называла любимая, как обзывали одноклассники. Теперь вы Марс и Шихта. Нам поручено организовать блокпост на донецкой трассе, чтобы не пропускать укропов к аэропорту. Идем вон к той БМП, махнул он в направлении, дороги. За мной, шагом марш!
Боевой машиной пехоты оказался видавший виды, раскаленный на донецком солнце, пропыленный на проселочных дорогах уазик с остатками голубой краски на боках. В нем сидели трое: два парня и мужчина средних лет.
-Марс – протянул Петр руку пассажирам.
«Нинзя», «Правда», «Иса» ответили те. Нинзя – плотный невысокий паренек с круглым лицом и крепкой шеей, сразу стал расспрашивать: кто, да откуда? Правда – строгий парень со сведенными воедино бровями и жестким ртом, только кивнул вновь прибывшим, а Иса, самый старший из пассажиров, пододвинулся на деревянной лавке, заменявшей в уазике сидения, давая ребятам сесть.
-Вы мусульманин? А не похожи,- обратился к нему Петя.
-Почему мусульманин? – ответил мужчина. - Иса – с ударением на первый слог - это на эстонском – отец. Тут всем пожилым пытаются дать позывной: «Отец» или «Батя». Я когда-то жил в Эстонии и перевел это слово на эстонский, тем более инициалы совпадают Иван Сергеевич Александров – Иса. Сам я донецкий, вернее из пригорода Донецка - Песок. Есть, вернее было, такое курортное местечко.
-А что же вы с курорта и в ополчение? – спросил его Толян.
-Когда 26 мая начали бомбить аэропорт, попало и нашему городку. Он рядом стоит. Мы там жили: дом, садик. Мы с женой научные сотрудники на исследовательской базе Донецкого института агропромышленного производства в поселке «Опытное». Красота, курорт, работа рядом, чистый воздух. Бомба попала прямо в наш домик. Жену, сына и тещу убило сразу, а у меня ни царапины, только пыли наглотался. Знаете такая известковая пыль, которая летит, когда рушатся дома. Не знаете? Все еще впереди. Я похоронил их, кладбище, рядом, и сразу в Облисполком. Бог же зачем-то оставил меня на этом земле? Не для того же, чтобы и дальше выводить новые сорта пшеницы? Ребята вон говорят, что я остался для того, чтобы косить укроп. Наверное, они правы. Буду косить.
Иса говорил бесстрастным голосом, но от его слов холодела и сжималась душа. Видимо та трагедия, которую он пережил, что-то повредила в нем и он, зациклившись, рассказы-вал о ней постоянно, убеждая себя, что все это случилось на самом деле, а не в страшном сне, и с этой бедой надо как-то жить.
-А почему Нинзя? – после небольшой паузы спросил Петя у сидящего напротив круглолицего парня, подумав про себя, что тот действительно чем-то смахивает на небольшую круглую черепашку из мультфильма.
- Это все Борзый. Услыхал, что я говорю «низя», типа «нельзя» вот и приклеил Нинзя, теперь говорит, что похож. Правда, Правда?
- Правда,- кивнул головой хмурый паренек, не отрывая взгляда от пыльного маленького окошка Уазика.
-Ты откуда?- спросил у него Петр.
-Из Череповца, мои предки раньше здесь жили. Я приехал бабушку проведать и заодно погреться на солнышке, а тут такое. Второго июня Луганск бомбили. Я бросил все и в ополченцы подался.
Говорил паренек с расстановкой глухим, идущим откуда-то от диафрагмы голосом, строго глядя в глаза собеседнику.
-Зачем взял такой странный позывной ? – продолжал допытываться у парня Петя.
-Почему странный? Нормальный. В чем сила брат? В правде! Мои предки фанаты фильма «Брат» и меня на него подсадили. Кто прав в том и сила. Моя сила в правде.
-А в чем твоя правда, брат? – не отставал от парня Петр.
-Правда в Донбассе простая. Хунта желает народ фашистами сделать или выгнать с родной земли. Кто прав? Народ, который не хочет жить по их законам и отдавать этим гадам свою землю. Еще вопросы есть? – спросил парень и, нахмурившись, замолчал.
-Ну, ты, Марс, молоток! Надо же, Правду говорить заставил. С нами он почти не разговаривает. Только хмурится, - засмеялся Нинзя, а тебе даже секрет позывного открыл.
-А твоя правда в чем? – повернулся к нему Петр.
-Моя правда простая, как трусы за рубль двадцать. Пошел после бурсы в шахту. Наверняка в аду лучше, и каждую минуту завалить может. Другой работы нет. Сосед пошел в ополчение, и я за ним. Говорит: кормят и пострелять дают, - ответил беззаботно парень.
-Тогда тебе надо было идти в украинскую армию служить, там точно кормят, и мог бы бандеровский орден получить, - зло глянул на Нинзю Шихта.
-Может быть, и пошел бы туда, но в Донецке призыва нет, только в ополчение можно попасть.
-Ну, ты и гад! - отвернулся от Нинзи Шихта. - Ты же предашь в любую минуту, как с тобой в бой идти?
-Да, ладно, не предам, - по-прежнему весело ответил ему Нинзя, - я телячу мову не пере-ношу. У меня даже в бурсе по ней пара была, так что я за русский язык сражаться буду. У меня прадед из Рязани.
Едва он закончил фразу, как Уазик зарычал и остановился.
-Выходим, - поступила команда от Борзого. – Не успели стрелковцев встретить на въезде в город, встретим тут.
Вышли из раскаленного кузова Уазика в июльскую жару улицы, и услыхали шум множества мощных моторов. Скоро мимо них, ревя и выбрасывая клубы черной копоти, пошли Камазы, БТРы и танки, на которых сидели закопченные, бородатые, суровые муж-чины со спокойным презрением взирающие на мирный город, и на чистеньких и необстрелянных пацанов, вытянувшихся вдоль дороги в почтенном приветствии.
-Ура! – закричал победно Нинзя, ожидая ответа от бойцов.
Те молчали. Лишь, один из ополченцев устало махнул ему рукой, мол, слышим не глухие.
-Похоже, им не до твоего «уря», - одернул парня Борзый. Они вырвались из ада. Идут видимо к воинской части, перекурить и оправиться. По машинам, нам надо блокпост обустраивать, некогда гав ловить.
Город кончился за чередой одноэтажных домов частного сектора. Дальше потянулась унылая посадка акаций и пирамидальных тополей, выстроившихся вдоль двуполостного шоссе. Остановились возле свежей кучи песка и выгрузив из кабины Уаза лопаты и белые мешки из синтетической ткани, по команде Борзого : «Грузи песок в мешки», начали энергично нагружать мешки и укладывать их , набитыми до верху, поперек встречной полосы дороги. Работали молча сосредоточено, не обращая внимания на удивленные взгляды и реплики водителей, снующих мимо машин. Война, взглянувшая на них глаза-ми стрелковцев, не давала расслабиться. Мирный, летний Донецк с шортами и каблучками девочек остался позади. О том, что их ждало впереди, размышлять было некогда. Надо было создать преграду на пути тех, кто обязательно придет вслед за отступающим ополчением. Часа через три все мешки были наполнены и уложены в баррикады, а от кучи песка осталось только желтое пятно на обочине дороги.
-Крепость есть, а чем мы ее защищать будем? – поинтересовался Петр у Борзого.
-Пока в нашем арсенале есть один автомат, один пистолет, коробка гранат и несколько кусков арматуры.
- Что в рукопашную будем сражаться? – вытянулось лицо у Нинзи.
-Как получится, так и будем, - сказал, как отрезал Борзый. – Зачем вам оружие, вы все равно из него стрелять не умеете.
-Я умею. У меня первый разряд по пятиборью. Стреляю из пистолета с правой и левой, - заявил Петр. – К тому же я без пяти минут лейтенант. Не дотянул до звания буквально два месяца. После летних сборов обещали присвоить. Нас на военной кафедре в универе учи-ли разбирать и стрелять из автоматов и другого стрелкового оружия.
-Ты ценный получается кадр! – обрадовался Борзый. Пистолет я тебе дам и кусок арматуры вместо рапиры. Вы же в пятиборье с рапирой сражаетесь, а пока назначаю тебя Марс заместителем по стрелковой подготовке отряда.
-А я в тире любил стрелять и, надо сказать, хорошо попадал, - похвастался Нинзя, - думал, тут настоящий ствол дадут, а вы говорите арматура.
-Если кого догоним и оружие отнимем, то обязательно тебе его дадим, а пока собирайся, съездим в магазин за едой и питьем. Ты на вид парень хозяйственный. Всем, у кого есть деньги, скинуться по сто гривен на закупку провианта.
-Так что кормить не будут? – удивился Нинзя.
-А кто тебя обещал кормить? Армия то народная, - резко отметил ему Борзый, собирая протянутые ему ребятами деньги.
Борзый с Нинзей уехали, а остальные бойцы растянулись в тени деревьев посадки на начинающей желтеть от жары траве. Петя от непривычного тяжелого труда, тут же про-валился в сон. Снилась ему Ирина, но лица ее было не разобрать, просто он знал, что это она - желанная и любимая склонилась над ним, и щекочет его щеки завитками черных волос. Он проснулся от накрывшего его жгучего желания, и не сразу понял, где он? Над головой опрокинулось линялое южное небо, на фоне которого качались ветки акации. До-тронувшись рукой до щеки, Петя поймал ползущего муравья, которого принял во сне за кудряшки любимой. «Увы, она далеко и так и не позвонила». Сюда явно сигнал не достанет, да и телефон быстро разрядится. А тут еще кости, с которых совсем недавно сняли гипс, невыносимо ноют. Однако отступать некуда, за нами Донецк», думал он свою не-радостную думу.
Вернулись Борзый с Нинзей, привезли провиант и воду в шестилитровых бутылях. Бор-зый порылся в брюхе уазика и достал закопченный алюминиевый чайник и несколько потрепанных суконных одеял.
-Обустраиваемся, каждому по одеялу. Марс чего скис? - спросил он у заскучавшего Марса.
- Болят старые раны, я ведь всего неделю как из больницы. Переломали меня всего псы в Одессе.
- Все понятно, ты переходишь на легкий труд: дежурство на блокпосту, обучение стрельбе рядового состава и приготовление пищи. Понятно?
Так под жарким солнцем за несением службы на блокпосту, где они досматривали все проезжающие в город машины, за занятиями военной подготовкой и рытьем укреплений, проходили дни охраны границ новорожденного государства. Вечерами, оставив двоих бойцов охранять блокпост, остальные четверо усаживались в кружок за чаем с краюхой хлеба. обильно посыпанной сахаром. Они болтали без умолку, вспоминая мирную жизнь, не веря в то, что она, такая привычная и понятная, закончилась. В этих условиях очень пригодился талант выдумщика и рассказчика Марса. Поведав, сослуживцам свою горькую Одесскую историю, он, для поднятия настроения, стал забавлять народ выдуманными на ходу байками. Особой популярностью пользовались его сочинения про влюбленно-го Шихту.
-Ну, вот граждане сами посудите, это любовь или что?- Начинал Марс издалека. - Прибыл я в располагу, как говорит наш Борзый, на берег Азовского моря в саманный отель со всеми удобствами на улице, со статусом «все включено (вплоть до самогонки)», под названием «У Лехи» и застал там этого мариупольского борца за светлое будущее Новороссии, наблюдавшего за ухаживанием хозяйского селезня за всем, что движется.
-Какого селезня? Пожалуйста, по подробнее, спрашивал кто-нибудь у Петра и тот живо-писал похождения любвеобильного селезня под хохот сослуживцев.
- Но ведь героем этой истории, товарищи ополченцы, является совсем не сексуально озабоченный селезень, а наш друг и сослуживец Шихта. Насмотревшись на этого ухажера, Шихта, тогда еще просто Толян, тоже отправился искать себе приключений на берег моря и меня - безгрешного потащил, мол, пособишь, если чего. И, как не удивительно, сразу нашел подходящий объект для ухаживаний. И надо сказать объектик этот был то, что надо. Ноги из подмышек растут, голливудская улыбка и папаша местный олигарх. Толян долго думать не стал, решил взять королеву Приазовья на абордаж в тот самый момент, когда она уплыла в море на серфинге. Пиратским способом захватив, лежавшую на берегу лодку, он кинулся за девушкой, гребя своими двумя большим, как весла, руками....
-Так, брехло, или ты замолчишь, или, короче, я тебе сейчас такое покажу, весь день икать будешь, - злился Шихта.
- Вот видите товарищи, как зажимают правду у вас на Украине, а еще трубите на весь свет, что вы самая демократическая страна в мире, - картинно подняв руки вверх, восклицал Петька.
-Шихта, ну что ты кипятишься, пусть треплется, телика тут нет, мобильник не работает, пусть хоть Марс чего-нибудь сбрешет. Я послушать его брехни страсть как люблю, урезонивал Шихту Нинзя. Не хочешь, чтобы про тебя, пусть про меня врет, я не обижусь.
-Зато я обижусь, - важно заявил Марс,- Пусть врет, видите ли! А в моих рассказах нет ни доли вымысла. Разве ты не запал на эту самую Сончу? - обратился он к залившемуся в темноте краской Толику. – Не вижу, но уверен , что Шихта покраснел, чую жаром пышет, значит не вранье мой рассказ, а истинная правда!
-Ладно, бреши дальше, черт с тобой, - буркнул Шихта и отвернулся от хохотавшей компании, всем своим видом показывая, что Петькин треп его не касается.
- Вот я и говорю, погреб в открытое море и не успели разморенные жарой отдыхающие глазом моргнуть, как он настиг это тощенькое, беззащитное создание ….
- Ну, ты даешь! - Резко повернулся к компании Шихта. - Сам же говорил, что она не тощая, а то, что надо! А теперь все на меня валишь.
-Вот когда он открылся! Наконец-то сознался! Теперь не отвертится и от того, что под-греб он к возлюбленной, как раз к тому моменту времени, когда она начала тонуть. Вытащил ее в лодку из воды. Она, понятно, бездыханная. Шихта, не будь дурак, стал делать ей искусственное дыхание «изо рта в рот», и так, знаете ли, увлекся этим занятием, что не заметил, что и девчонка уже ожила, и мы с ее папахеном подгребли. Перевозбудился понятно на южном солнце, чего скрыть от посторонних уже было невозможно.
-Папашка орет: «Зарежу!», а Шихта, тогда еще скромный труженик металлургического завода, занятия своего не бросает и от прелюдии продвигается …
-Я тебя не зарежу, я тебя сейчас придушу, - вскочил на ноги разъяренный Толик.
-Ну чего ты на него кидаешься? Пусть сочиняет, он же ничего такого не говорит, - уговаривал приятеля Правда, который тоже с интересом слушал Петькины истории, едва заметно улыбаясь.
Он ни за чтобы не сознался ребятам, что в свои двадцать лет, еще не знал женщин и все, что себе позволял – это брать во время прогулок за руку свою соседку школьницу Вику, и нежно сжимая в руке ее тонкие пальцы, всеми силами старался сдержать подступающее желание. Петькины байки напоминали о Вике и том сладостном чувстве, которое он испытывал рядом с нею. Он был из семьи отставного военного, где запрещались не только все фривольные разговоры, но и компьютер – рассадник разврата, как называл его отец. В смешных рассказах Марса ничего предосудительного не было, так одни намеки, которые слегка волновали, но не смущали его неискушенную душу.
Нинзя уже успел вкусить с древа познания и бравировал этим, скрывая, что все его при-общение к плотским утехам выражались единственным контактом с разухабистой подружкой во время празднования его дня рождения, который они справляли на даче у одного приятеля. Тогда вся их компания напилась, и на утро многие смутно помнили, как они оказались в одной постели с такими же нетрезвыми подружками. Честно говоря, Нинзя тоже мало, что помнил, но на его призывы повторить, его подружка грубо отвечала:
-Да пошел ты, малолетка! Иди подрасти!
Буквально две недели тому назад он увидел ее целующейся дворе со взрослым парнем, значительно старше его, и эта обида была по сути главной причиной того, что он записался в ополчение, с тайной надеждой на то, что если его ранят, она поймет, как обидела его, и придет к нему в госпиталь, и будет сидеть у его постели, гладя его забинтованную руку.
Шихта с той самой минуты, когда вдруг понял, что повзрослел и его тянет случайно дотронуться до шумной и боевой соседки по парте, к которой его подсадила классная руководительница со словами: «Катя, возьми на буксир Толика , может быть рядом с тобой учиться будет», - был уверен, что понравиться ни этой хохотушке и насмешнице, ни другим девчонкам в классе он - ушастый и угловатый не может. Учеба в колледже среди одних парней тоже с девчонками не сближала. Старший брат помочь с этим вопросом не мог, так как был парнем неискушенным, и съедаемый комплексами, развитыми матерью, говорившей, что ему никогда н найти себе девушку, так как сам он ленив и учится плохо, а родители у него бедные. Хорошо учиться у братьев не получалось в силу проблем с па-мятью и полного отсутствия тяги к учебе, унаследованных от родителей, с большим тру-дом закончивших школу. Полученные сыновьями дипломы техникума были для них предметом большой гордости.
Ребята сразу поняли, что Марс был среди них человеком самым искушенным в амурных делах, и ловили каждое его слово, сказанное на эту тему. Он никогда не выдавал им своих секретов, но советы, как найти путь к сердцу женщины, давал охотно и замолкал толь-ко в компании Исы и Борзого, стесняясь их возраста. Хорошо, что дежурили «отцы» , как их звали ребята, чаще всего вместе, что давало парням болтать , как выражался Борзый, о глупостях. Таким разговорам способствовало ощущение совершенно мирной жизни, здесь посреди донецкой степи у баррикады из белых мешков, в окопе, который рассматривали не как военное укрытие, а как защиту от жаркого солнца. Дорога не была перегруженной. На ней не было потоков машин, так как вела она в сторону Славянска, то есть в земли прострелянные , неспокойные. В обратном направлении проезжали редкие машины, каждая из которых досматривалась, и, если обнаруживалось, что-то полезное для ополченцев, хозяевам намекали, мол, помогите защитникам Донецкой народной республики, и те добровольно-принудительно делились с ребятами кто водой, кто молодой картошкой или уже поспевшей черешней их своего сада, а кто и бензин отливал для Уазика. Ополченцы не наглели и брали ровно столько сколько было надо, чтобы не злить народ.
Однажды им несказанно повезло. Как-то под утро в жидких сумерках, дежурившие на блокпосту, Шихта и Марс, услыхали шум приближающего автомобиля и, слегка замешкавшись, подпустили его довольно близко. Когда автомобиль уже собрался огибать баррикаду из мешков с песком, Шихта, поняв, что она не собирается останавливаться, громко закричал:
-А ну стоять, стрелять буду!
От неожиданности он нажал на курок автомата, из которого уже научился стрелять. Пули пробили заднее колесо автомобиля и зацепили водителя. Машина, рванувшись вперед, быстро заглохла. Пользуясь темнотой, ее пассажиры скрылись в посадке. Разбуженные стрельбой бойцы блокпоста обнаружили в багажнике автомобиля завернутые в мешковину четыре автомата и боекомплект к ним, а также два противотанковых гранатомета. По всей видимости, машина везла в город оружие для диверсионно-разведывательной группы, которых много развелось в Донецке. Радости ребят от трофеев не было конца. Каждый из них заимел свой собственный автомат и не расставался с ним, нося перед со-бой как запеленоного младенца. Во время сна они укладывали автомат рядом с собой и время от времени ощупывали его: тут ли? С провиантом было хуже. Деньги быстро заканчивались, как не экономили ребята. Особенно быстро уходила вода. Было безумно жарко, вокруг ни одного ручейка, ни озерца. Хотелось не только пить, но и ополоснуть грязное от дорожной пыли лицо. Жизнь немного наладилась, когда снабженцем стал Нинзя. Он умел водить машину и предпочитал ездить за провиантом самостоятельно. Привозил обычно много и говорил, что большая часть привезенного - гуманитарная помощь торговцев. Однажды вместе с ним поехал Петр купить кастрюлю, так как каши и супы быстрого приготовления уже всем надоели. Готовить он научился еще в детстве, наблюдая за тем, как это делают мама или бабушка. Практики, правда, не было - так не-сколько показательных выступлений для родителей. Теперь же он окунулся в кухонные проблемы с головой. Соорудил из найденных в посадке камней нечто вроде мангала, ежедневно собирал сучки хворост и довольно быстро кипятил, чайник. Однако для приготовления полноценной пищи нужна была кастрюля. Ребята работали много и тяжело. Они рыли окопы по обе стороны дороги, и кормить их надо было хорошо. В один из дней Петя отправился с Нинзей в город. Его немного удивило, что неунывающий Нинзя всю дорогу до магазина молчал, и только шмыгал носом. Причина такого поведения парня стала понятна, как только машина остановилась у магазина, под который был пере-оборудован, стоящий между двух частных домов, гараж.
- Опять прикатил защитничек! – закричала стоящая у магазина женщина. – Все вывез, хоть магазин закрывай!
-А что вам реализовывать товар не надо? – заступился за товарища Петр.
-Надо,- зло сверкнула на него глазами тетка, но за деньги, а не под дулом автомата.
-Ты, что у них товар бесплатно брал? - повернулся к стоящему за спиной парню Петя?
- А что ты думаешь, у нас деньги еще есть? – с вызовом заявил Нинзя. – Нет денег, нет, понимаешь? Все вышли, а вы жрать хотите, вот я и экспроприирую у этих буржуев, Они, что не должны народную армию содержать?
- Сколько он вам примерно заплатил? – спросил Петя у женщины продавца?
- Только первый раз заплатили, когда они вдвоем приезжали, а потом все на халяву.
У меня тут все записано на всякий случай, сказала она и скрылась в помещении магазина. - Вот во второй раз набрал на 500 гривен, в третий на 450, в последний аж на 600 гривен! Нет, мы конечно не отказываемся помочь, но содержать вас все время, пока вы тут воюете, не можем.
-Давай сюда деньги гнида, - тихо сказал Нинзе Петр, - мы тебе за три раза полторы тысячи насобирали. Где деньги?
-Нет денег, нет и все! - заверещал Нинзя.- Я платил, они все врут!
-Ах, врут! Давай выворачивай карманы!- зло закричал Петя.
Дрожащими от ярости руками, Нинзя вывернул карманы брюк, и показал верхний кар-ман на футболке. Они были пустыми.
-А это что? А ну доставай! – хлопнул Марс Нинзю по заднему карману джинсов.
Нинзя нехотя расстегнул молнию и достал оттуда слежавшиеся купюры.
-Вот вам полторы тысячи и еще пятьсот на новые покупки, - протянул Петя деньги продавщице.
-Спасибо, молодой человек, а то, как нам работать? Я женщина одинокая, мужа в шахте засыпало, дети в институте учатся, их кормить надо. А тут такое, приходят, автомат наставляют, грузи их. Я уже думаю, зачем нам все это? Жили тихо, никого не трогали, ну и бог с ним с этим майданом, покричали бы и разошлись. Мне невестка из Киева звони-ла, говорит, что в их спальном районе все тихо, это только в центре скачут, а остальных не трогают. Как жили, так и живут, а из Славянска звонила мать моей соседки, просто ужас, стреляют, дома разрушены, работы нет, пенсий тоже. Уже и у нас началось. Вчера по телику говорили, что русские войска обстреляли Петровский район и поселок Марь-инка. Разрушили много домов, людей побили. Не слыхали, как бабахало? Вот как нам теперь жить? Зачем вы к нам пришли, что вам от нас нужно?
-Вы о чем? - оторвал Марс взгляд от полок с продуктами.
-Да, уж извините, я чую, вы из России, вот и спрашиваю. Вы на нас напали, чтобы к себе присоединить, как Крым?
-Ни на кого мы не напали. Уверен, русских войск здесь нет. Я сюда приехал из Питера добровольцем помогаю ополчению воевать с фашизмом.
-А я и смотрю, что из Ленинграда,- сменила тон тетка.- Так говорите интеллигентно, я там была с мужем в восьмидесятые, красивый город. Но все же, заберете нас вы к себе ли, нет? В России народ богаче живет, и мы тоже хотим так жить, у меня, например, бабушка русская.
- Если нет, то что? Вы уж как-то определитесь, чего вы хотите в Россию к богатой жизни или в Европу к сладкой? – начал злиться Петр.
-Ну, кому мы в Европе нужны? Одна моя знакомая поехала в Италию работать, так месяц под мостом ночевала, нигде устроиться не могла, паспорт забрали, денег нет, едва выбралась. А в России наши русские живут, не обидят.
- Вас тут и свои обижают, - кивнул Петя на Нинзю. - В России тоже на ангелы живут, но фашистов нет. Ладно, мы пошли. Будут деньги, еще приедем. Вы уж на нас не обижайтесь. Кстати, а где можно кастрюлю купить мне надо суп на костре готовить.
-Кастрюлю? - засуетилась тетка, - а котелок алюминиевый тебе подойдет? – полезла она в подсобку и вытащила оттуда большой охотничий котелок литров на шесть. – Вот от мужа остался, он на рыбалку с ним ходил. Дарю, и деньги тете вернул, и говоришь красиво.
Почувствовав расположение женщины, Петя попросил ее обмыться в уличном душе или у крана во дворе. Та же отправила ребят к общей колонке, стоящей между двух соседних домов. Обмывшись по пояс под холодной водой колонки, ребята двинулись назад.
-Странный у вас народ. Говорят на русском, а ведут себя как хохлы, – сказал Петя, когда они возвращались на блокпост. – Вот и ты вроде хорошее дело делал, нам провиант до-ставал, но ведь деньги отжимал, против нас людей настраивал. И тетка эта тоже, рада бы в Европу, но понимает, что ее туда не возьмут, поэтому согласна, на крайний случай, в Россию податься, мол, не обидите, сами живете хорошо и мы заживем, а в дом или хотя бы во двор не пустила.
-Ну и что тут странного? - удивился Нинзя. Рыба ищет, где глубже, а человек где лучше. Надеюсь, что ты не расскажешь нашим про деньги, я же для вас их притырил, на черный день. А то, что в дом не пустила – это правильно. У нас не принято чужих в дом пускать. Мало ли чего…
-Вот я и говорю, что ведете вы себя не по-русски. Хорошая жизнь всем нужна, но не за чужой счет. Русские в дом или, в крайнем случае, во двор всегда пустят. Хотя после твоих мансов, тоже бы не пустили. Честно тебе скажу: я бы тебя из отряда выгнал, но раз ты решил вернуться назад на войну, значит, не выдам. Не на курорт едем. Однако знай: веры тебе больше нет.
Вернувшись на блок-пост, Петр доложил Борзому только о том, что рассказала продавщица об обстрелах города. Все то время пока они обустраивали блокпост, со стороны аэропорта раздавались звуки автоматной стрельбы, но взрывов не было. Звуки, похожие на взрывы, звучали прошлым вечером откуда-то слева. Они очень надеялись, что это за-ходит гроза, однако теперь стало ясно, что это звуки обстрела города.
-Все, почалось, - расстроился командир. - Я все же верил, что не станут они обстреливать Донецк, что договорится наш хозяин с хунтой полюбовно, но видимо не срослось. Надо готовиться к тому, что скоро они и сюда попрут. Будем готовиться.
-А вы как попали в ополчение? – поинтересовался у Борзого Марс.
-Я с первого дня встал на сторону тех, кто против хунты и давно состою в организации «Донецкая республика» Андрея Пургина». Был на всех мартовских митингах, выгонял свидомых из города, когда они приехали в Донецк с показательными выступлениями, штурмовал Обладминистрацию, строил там баррикады, голосовал за избрание Губарева народным губернатором. Участвовал в организации и проведении референдума в Донецке. Чуть не погиб в конце мая в аэропорту. Одним словом, человек я в этом движении не случайный и воевать за новорожденную республику буду отчаянно. У меня мать русская, а отец украинец, но это ничего не меняет, я против хунты и против того, чтобы мои дети считали Бандеру своим кумиром, а русского солдата колорадом и ватником. Я лучше сдохну, но такого не допущу. Воевать я умею, отслужил два год в Украинской армии. Младший сержант бронетанковый войск. Мне бы танк, я бы показал, как Родину Банде-рой поганить! Семью отравил в Рязань к материной родне. У меня жена и дочка шестнадцати лет. Понятно объяснил?
-Понятно, - ответил Петр. - А мне говорили, что всю эту заваруху в Донбассе устроил местный олигарх, чтобы свои заводы от других олигархов защитить, а с ваших слов получается, что все же это народ бучу в Донбассе поднял.
-Скажем так, народ поднялся против хунты, а олигарх нас поддержал на первых порах, желая напугать своих заклятых дружков в Киеве, но потом спрыгнул, видимо договорился с ними. Однако нас уже не остановить, мы будем воевать за себя и за свою землю. Надеюсь, что Россия нас поддержит. Я надеялся, что она после Одессы и Мариуполя, введет войска на Украину для наведения порядка, но, увы, не случилось.
-Мы тоже надеялись, но все же мы другое государство… - неуверенно ответил Марс.
-А Крым?
-Крым, другое дело. Во-первых, автономная республика, своя власть есть, к тому же там все за нас, а у вас один за Россию, другой против, третий спрашивает, зачем пришли? Я уже сомневаться начал, а стоило ли идти сюда, если народ сам не знает, чего он хочет?
-Наш донбасский народ хочет работать на своих заводах и шахтах, хочет, чтобы олигархи совесть имели и платили нормально, а бандеры не лезли со своей мовой и вышиванками. Западенцы же хотят над нами панувать и, в тоже время, иметь свободный доступ к европейским задницам, чтобы их мыть и вылизывать. И украинскую молодежь заразили этой идеей, утаив, чем на самом деле предстоит заниматься на Западе, если он соизволит нас туда пускать без виз. Ты же должен сам с собой разобраться, за кого ты? За фашиков, которые Бандере поклоняются или за нас, которые бьются с ними? Поможешь с бандерами справиться – честь тебе и хвала. Если боишься, давай дуй отсюда пока не поздно. Видимо скоро серьезный замес начнется.
Замес начался буквально через три дня. На рассвете после темной южной ночи небо вдруг озарилось вспышками множества огней, затем раздался противный свист и за ним звуки оглушительных взрывов, сотрясших землю. Марс в это время не спал, а дежурил в одном из окопов. Напротив него в другом окопе сидел Шихта, мучительно борясь со сном. Как только начались взрывы, проснулись и остальные ребята и кинулись к окопам. К Петру в окоп спрыгнули Иса и Правда.
-Всем сесть на дно окопа! – отдал команду Петр – командир в своем окопе. - Пока идет обстрел никому не высовываться.
Присев на корточки бойцы вжались в глиняную стену укрытия, прижав к груди автомат. Свист снарядов был отвратительным, он проникал в самую душу, заставляя ее сжиматься. Мозг отказывался понимать, что в любую минуту этот свист станет последним звуком, который может услыхать твое ухо, что раздающиеся вокруг взрывы не твои, это взрывы снарядов, которые пролетели мимо. Только свист может быть твой, он подлетит и ударит, оставив от тебя на земле куски окровавленной плоти. Нет, они не вспоминали под этот свистом ни родных, ни друзей, не проклинали себя за то, что пошли добровольно воевать, они вообще ни о чем не думали, а только вслушивались в свист и ждали, когда он, наконец, взорвется. Снаряды вначале падали в метрах пятистах от блокпоста, но потом стали взрываться все ближе и ближе и наконец, они стали падать буквально рядом, осыпая сидевших в окопах вывороченными из земли осколками асфальта, щебнем, глиной и песком. И вот в то мгновение, когда снаряды должны были попасть прямо в окоп, похоронив навсегда его защитников, свист прекратился и взрывы замолкли, уступив место нарастающему реву моторов.
-Танки! К бою! – раздался крик Борзого из окопа, где сидели остальные защитники блок-поста.
Марс, вскочив на ноги, одеревеневшими от напряжения руками схватил один из доставшихся ему гранатометов, и, положив его себе на плечо, стал шепотом отдавать себе команды, усвоенные еще на военке: выдернуть чеку, насадок выдвинуть до упора вперёд, переднюю крышку откинуть вниз, поднять мушку, сдвинуть тягу до упора назад. Оставалось только нажать на гашетку, чтобы выпустить снаряд. Теперь надо было ждать, когда приблизятся танки, так как дальность полета ручных гранатометов старой конструкции была не велика.
- Запаситесь гранатами, по живой силе бить из автоматов, - отдал Марс команду Исе и Правде и стал ждать того мгновения, когда сможет нажать на курок.
Это ожидание оказалось самым долгим из тех, которые он когда-либо переживал. Вот тут понеслись перед глазами все те события, которые привели его сюда в донецкую степь: Ирина, Одесса, Сашка, крыша Дома профсоюзов, Марик. Последним мелькнула искаженная злостью физиономия Татушника. От этого видения кровь прилила к голове, и Марс готов был сражаться и ждал только одного, чтобы бой наконец-то начался. Подростком он любил компьютерную игру в танковый бой, который проходил где-то на Балканах. Он не знал, где эти самые Балканы и не пытался разобраться в том, почему спустя долгие годы после Второй мировой войны, в Европе идут бои. В учебниках истории ничего об этом не говорилось, а, возможно, школьная программа к этому моменту еще не дошла до новейших войн. Однако играя, Петр отчетливо ощущал, как его сердце сжимается в ожидании того момента, когда из-за угла здания, какого-то неизвестного городка, выскочит танк, и, чтобы он в тебя не выстрелил, надо быть начеку. Однако это была игра, которая была способна поднять адреналин в его крови, но не более. Теперь же, приходилось ждать реальную железную громадину, которая ползла к нему с реальной целью: расплющить его тело и пролить на землю его кровь вместе с адреналином, который буквально клокотал в жилах, заставляя болезненно сжиматься сердце.
Вначале из-за поворота дороги показался первый танк, вслед за ним пополз второй, а за-тем выглянул из-за деревьев посадки и ствол третьего танка. Рассматривать, есть ли за ним другие танки, времени не было, так как расстояние между окопом и первым танком быстро сокращалось.
-Километр, полкилометра, триста метров, двести, отсчитывал вслух Петр, подпуская танк поближе, понимая, что ошибиться нельзя у них в отряде всего лишь два противотанковых снаряда. Когда до танка оставалось не более пятидесяти метров, Петр нажал на спусковой курок РПГ, и приготовился получить мощную отдачу в плечо, но выстрела не последовало и даже курок не щелкнул. Не понимая, что произошло он изо всех сил жал на гашетку, однако ничего не получалось, и танк повернул в сторону их окопа желая видимо сравнять его с землей вместе с защитниками. В этот момент грохнул выстрел из другого окопа. Снаряд, по всей видимости, попал в район топливного бака, который взорвался, обдавая и машину и всю округу огнем. Железная громадина закрутилась на месте, а из ее люка стали выскакивать танкисты, пытаясь убежать от своего горящего танка. Вслед им раздались автоматные очереди, повалившие танкистов на землю.
«Кто стреляет?» - пронеслось в голове у Марса, и тут же он понял, что и он, и все его товарищи с остервенением лупят из автоматов по бегущим от танка солдатам. Увлекшись стрельбой, они пропустили момент, когда второй танк, разогнался и на максимально большой скорости начал приближаться к блокпосту, выплевывая снаряды в сторону его защитников. Ответить ему было не чем.
- Гранаты! - заревели одновременно Петр и Борзый, и они уже летели навстречу танку, не причиняя ему никакого вреда. Второй танк, беспрепятственно обогнув подбитый головной, краем задев баррикаду из мешков, помчался дальше по дороге к городу. Ему на смену подходил третий танк, однако он не пошел на пролом, а остановился и стал обстреливать баррикаду, не догадываясь, что ополченцы сидят в окопах. Мешки покорно принимали выпущенные танком снаряды, разлетаясь по дороге и посыпая округу песком. Затем танк осмелел и пошел на прорыв. Что-то щелкнуло в голове у Марса и он, схватив валявшийся на дне окопа полиэтиленовый мешок, занесенный сюда ветром, крикнул Правде:
-Сыпь сюда гранаты!
Тот быстро поняв, что он него хотят, высыпал штук десять гранат из ящика в пакет. Марс, зажав в руке этот пакет, побежал вдоль посадки навстречу, плюющемуся огнем танку. Ему не было страшно, в такие минуты не паникуют и не дрожат, в такие минуты мозг работает только на одно, выполнить задуманное. Поравнявшись с танком, Марс выдернул чеку из одной гранаты и, положив ее аккуратно назад в мешок, забросил его под танк, а сам в одно мгновение, скатился в придорожную канаву. Гранаты взорвались прямо под брюхом танка, разворотив днище машины и сорвав с колес гусеницы. Осколки Марса не задели, но взрыв оглушил и слегка контузил. Очнувшись спустя некоторое время, он увидел склоненное над ним лицо Правды, который что-то кричал, но звука не было. «Почему так тихо, ведь идет бой?»- подумал Марс, но в это время контузия отступила, и до его сознания долетел дружный крик нескольких глоток: «Победа!». Кричали его друзья, не веря в то, что их необстрелянный плохо вооруженный отряд, смог подорвать две гро-мадные железные машины.
-Где второй танк? – окончательно придя в себя, спросил Правду Марс.
-Все в порядке, Марс. Вон он полями уходит домой, бежит сволочь и достать его нечем.
-А где танкисты из третьего танка?
-Засели внутри, видимо стрелять больше нечем, а выходить боятся, - ответил Борзый. Сейчас будем их оттуда извлекать. Тащите арматурины и бейте, что есть силы по танку, повеселим танкистов.
Ребята молотили по корпусу танка с остервенением, достойным лучшего применения, однако своего добились. Вначале из щели водителя показался носовой платок, который когда-то был белым, а потом приоткрылся люк и оттуда донеслись негромкое:
-Сдаемся!
-Вылезайте, не тронем, - крикнул Борзый.
Через некоторое время открылся люк и из него стали вылезать парнишки-срочники, с детскими перепуганными лицами, с едва наметившейся щетиной на щеках. Они сгруди-лись рядом со своей когда-то грозной машиной и затравленно глядели на ополченцев.
-Чего вы сюда приперлись, сопляки, на своей ржавой железяке? Что вам надо на Донбассе? Разве вы не поняли, это наша земля, и мы будем гнать с нее, любого, кто на нее рази-нет пасть?– двинул речь Борзый и не дождавшись ответа, скомандовал:
-Некуда вас в плен везти, а убивать жалко, поэтому даю вам фору в двадцать метров, кто успеет сбежать - живите, кто нет, тут похороним. Бойцы автоматы к бою, стреляем по моей команде: Раз, два, три вперед укропы!
Спотыкаясь о собственные ноги, путаясь в траве посадки, танкисты бросились в рассыпную, а Борзый, подождав, пока они отбегут на некоторое расстояние, поднял свой авто-мат кверху и дал команду:
-Пли!
Ребята поняли его замысел и стали азартно стрелять вверх.
-Зачем нам жизни этих пацанов? Дети еще, надурили их взрослые и послали воевать, а нам грех на душу брать? – объяснял товарищам Борзый, когда последний танкист скрылся из виду. - Попугали основательно, небось штаны у них мокрые. Глядишь, одумаются и к мамке запросятся.
-А где Нинзя? – перебил его Иса.
Нинзю нашли в метрах пятидесяти от блокпоста по направлению к городу. Он лежал на краю воронки, вывороченной танковым снарядом. Осколок попал ему в спину, не-медленно остановив сердце. Это сердце не было смелым, его хозяин, по всей видимости, струсив, решил сбежать с поля боя, но осколок нашел его, и Нинзя упал навзничь, рас-кинув руки. Когда его перевернули, в его широко распахнутые глаза смотрели в небо, вопрошая: «Неужели меня уже нет?» Бойцы поняли, что произошло, но не обсуждать, не осуждать Нинзю не стали.
- О мертвых, либо хорошо, либо ничего. Давайте похороним в этой воронке, чем—то пометим, а потом сообщим в Облсовет , может родня его найдет, - предложил Борзый, - Надо не только его похоронить, но и танкистов прикопать, жара.
Убитых танкистов из первого подбитого танка было трое, четвертый сумел сбежать, пользуясь укрытием посадки. Тела убитых были пробиты множеством пуль. Чьи пули стали смертельными, понять было невозможно, да и ни к чему. Мертвые тела этих быв-ших сверстников, ребята молча, стараясь не смотреть на лица погибших, стащили в самую глубокую воронку, которая была за посадкой со стороны поля. Потом пошли разбираться с танком подбитым Марсом.
- Чем вы его? – спросил Борзый.
-Это Марс, отличился,- ответил Правда.- Взял полиэтиленовый пакет, я насыпал туда гранат, а Марс закинул мешок под танк
-Как тебе такое в голову пришло? – удивился Борзый, глядя восхищенно на Марса.
-Да, снаряд не сработал, одиночные гранаты танк не брали, вот я и решил увеличить силу взрыва. Видел в каком-то фильме про войну, как под танки бросали связку гранат. Не-было времени связку вязать, вот и использовал пакет.
-Ну, ты молоток! Надо было такое придумать! – сказал Борзый, залезая на броню танка. – Осмотрю, может он на ходу. Через некоторое время, выбравшись наружу, он радостно за-явил: Целый и невредимый, только снарядов нет, и гусеница разорвана. Надо бригаду ре-монтников вызывать. Починят, мой будет, никому не отдам! Марс, может быть, пойдешь ко мне механиком? Твой же трофей.
-Нет, я не танкист, меня на связиста на военке учили, да и клаустрофобия у меня.
-Чего, чего? – переспросил Борзый.
-Боязнь замкнутого пространства, - ответил Марс смущенно.
-Ну, ты даешь, танков не боишься, а какой-то клаустрофобии испугался! – Засмеялся Борзый. - Ну как знаешь, думаю, связисты в народной армии тоже нужны.
На могилах, танкистов и Нинзи, насыпали небольшие холмики и воткнули в них кресты из связанных веток. Блокпост , разрушенный снарядами привели в порядок, а потом уселись отдохнуть вокруг самодельного мангала, на которой закипал чайник. Все были прибиты усталостью и стрессом от первого в жизни боя. Петя сидел, опустив руки между колен, и свесив вниз голову. Мысль о том, что возможно его пуля оборвала жизни танкистов – молодых, безусых солдат, мучила его. Их положили в воронку, сложив друг на друга. По-другому тела не вмещались. Этот штабель тел все время стояла у него в глазах, не давая возможности жевать бутерброды, который он сам же сделал для всех. Можно было бы считать, что он отомстил за весь пережитый в Одессе ужас, но ни радости, ни злорадства в душе не было, была только тупая удовлетворенность от того, что они вы-полнили свою задачу и танки в город не вошли.
-Что, тошно, Марс? - подсел к нему Борзый, - Не бери в голову, на войне как на войне, либо ты их, либо они тебя. Ты герой, и мне бы никогда не пришло в голову с этим паке-том вместо связки гранат, а ты не только придумал и осуществил, но и остался жив.
-Я понимаю, но поверь мне, на похоронах никогда не приходилось быть. Дед умер, когда мне было десять, так родители меня на похороны не взяли, чтобы не травмировать, а тут такое! - ответил ему хмуро Марс. - Когда складывали в воронку побитых солдат, я за руки нес одного парня. У нони были еще чуть теплые, мягкие, совсем мальчишеские. Наверное, до конца дней я буду помнить эти холодеющие руки парня, с которым мы наверняка могли бы дружить.
-Да, уж надружили они с тобой в Одессе, странно, как ты выжил в дружеских объятиях нациков? Разве ты сюда приехал не для того, чтобы с ними поквитаться? – строго спросил его Борзый.- Раз так, то и не ной. Ты бьешь фашистов и помни это. Ты хоронил трех врагов, а я в конце мая похоронил тридцать друзей после штурма Донецкого Аэропорта. В ночь после выборов президента Украина Порошенко, грозившегося принять инаугурацию в Донецке, наш отряд «Восток» наш отряд был отправлен в Аэропорт для зачистки его от стоявших там украинских войск. Честно говоря, мы и не думали, что там начнутся сражения, уж больно красив был этот аэропорт, построенный буквально два года назад к европейскому чемпионату по футболу.. Одним словом , пришли, окружили, стали их вначале уговаривать уйти , потом выдавливать и к утру практически вытеснили за пределы терминалов, разбив максимум несколько стекол. Тут слышим гул самолетов, низко так летят, мы давай по ним бить из минометов и автоматов, а они стали аэропорт и всю округу посыпать бомбами. В один миг рухнули стеклянные стены нового терминала, убив и поранив многих наших. Мы тоже сражались, как могли, и даже успели сбить один из вер-толетов, попав ему из миномета в брюхо. Бодались до вечера, устилая взлетное поле телами славян. Те из наших, которые пытались вытащить своих раненных с поля боя, сами погибали. Наконец, на следующий день, договорились с украми вывезти раненных. Со-брали две машины, я был сопровождающим во второй, а на Киевском проспекте наш же блок-пост, решив , что едут укры, нас обстрелял. Первая машина загорелась, наша пере-вернулась. В живых один я и то помятый. Чужая кровь стекала по мне, как ливневая вода, остальные бойцы были мертвы. Приехали скорые, я помогал грузить погибших, ребят, которые только что были живыми, с которыми накануне пили водку и мечтали об очистке всей Украины от фашистов. Теперь этих парней, еще не успевших остыть, я выгружал в морге Калининской больницы и, за неимением места, складывал на полу штабелями. Страшно было, жутко и главное мучила досада, что так бездарно все закончилось и Аэропорт не заняли, и своих положили. Погибло в тот день где-то около ста ополченцев и треть из них из России. Потом я их в Россию вывозил. Родным гробы под расписку вручал, вот где был ужас! Теперь укры пришли к нам на танках и били из пушек. Нинзю убили. Кто они? Враги! Так что все правильно. Если бы мы их сейчас не завалили, то они бы от нас живого места не оставили, да и в городе много бы горя натворили. Ты не струсил, не бросился бежать, как Нинзя. Молодец!
-За что тебя Борзый назвали? – спросил командира Петр.
- Говорят, что везде успеваю, вот и Борзый. – Однако надо думать, что делать дальше. Нам рано радоваться, что отбили атаку. Эти вояки не обстрелянные были, и к тому же танки шли без пехотного сопровождения. Танк хоть и железяка, но, как нас в армейке учили, всегда должен идти в бой с пехотой на броне или в пешем строю, чтобы вот таких лихих, как Марс, от танков отгонять. Ночью они вряд ли пойдут на прорыв, а вот к утру ждите гостей. Спим по очереди, не расслабляться!
Борзый оказался прав, штурм блок-поста начался утром, однако он был не танковый, а вертолетный. Гул вертолетов Марс услыхал сквозь дремоту, которая накрыла его, на рас-свете. Он узнал этот звук сразу, так как вырос в военных городках, над которыми нередко кружили железные птицы. Сейчас стрекот вертолетных двигателей доносился с севера и с каждой минутой приближался.
-Воздух! К бою! – разнеслась над блокпостом команда Борзого. - Если снизятся до ста метров, открывать огонь по кабинам вертолетов или бить по его бакам. Стрелять редко, но метко. Патронов мало.
-Будем арматурой брюхо протыкать, - проворчал за спиной Марса Иса. – Мне кажется, лучше лежать тихо, чтобы себя не выдать.
-Разговорчики, - прикрикнул на него Марс, - Вы стреляете плохо, лучше поберегите патроны. Если что, отдадите мне или Правде свой рожок от автомата.
Командирский голос Петр выработал еще на военке, где его веселого и боевого, сразу заметили преподаватели военного дела и назначали, на удивление дисциплинированных отличников, командиром в их группе. «Армия бравых любит!» - объяснили офицеры свой выбор студентам. Вот и Иса с Правдой, входящие в его отряд, сразу признали в нем командира.
Вертолеты шли один за одним, высматривая цель. Первая очередь из пулемета ударила вдоль дороги, подняв полосу фонтанчиков асфальтовой крошки, но никого не задела. Вертолет полетел дальше, обстреливая обочину дороги. Летел он довольно высоко, и поэтому прицелиться точно не мог, достать его из автоматов тоже было невозможно, хотя ребята и пытались это сделать. Второй вертолет, заметив оплошность первого, решил снизиться и расстрелять в упор защитников блок-поста. В этот раз заряд пуль буквально прошил окоп, где находился отряд Марса, но к счастью никого не задел.
-В посадку! По одному!- раздалась команда Борзого.
Он, выскочив из окопа, первым скрылся в зарослях посадки. Марс, продублировав его команду своим бойцам, тоже бросился к полосе деревьев. За ним выскочил Иса, а Правда почему-то замешкался. Вскоре он появился и, сжимая подмышкой автомат и неся на плече РПГ, который не выстрелил у Марса и со вчерашнего дня валялся недалеко от окопа.
-Зачем ты его прешь? – закричал Правде Марс, - он же может взорваться в руках!
Правда молчал, затаившись меж тесно стоящих деревьев посадки. Однако, когда первый , проскочивший блокпост вертолет, развернувшись пошел назад, заходя пониже на блок-пост, парень выскочил на дорогу и встав во весь рост с лежащим на плече снарядом, крикнул:
-А вот зачем!
Вслед за этим раздался грохот вылетающего снаряда, и вертолет как-то странно дернувшись, и стал заваливаться на бок, и в таком состоянии дотянув до поля, рухнул на него, загоревшись. Второй вертолет, увидав гибель первого, развернулся и полетел назад, опасаясь, по-видимому, новых снарядов.
-Ну, ты даешь, брат! – кричали выскочившие из посадки бойцы, окружив Правду.
-Он же у меня не выстрелил! Как тебе удалось раскочегарить эту штуковину? – кричал в запале Марс.
-Один раз в год и палка стреляет, - ответил Правда своим спокойным низким голосом .
Он сам не понимал, зачем прихватил неисправный снаряд, как сумел его взвести, вспомнив инструкции Марса, и уж совсем не верил в то, что тот выстрелит.
-Вижу, лежит. Думаю, зачем добру пропадать? Сморю, эта тварь назад завернула, решил попробовать, получилось. Вот и все, - смущенно объяснял парень тормошившим его друзьям.
-Дуракам везет, - подвел черту Борзый. – Бог увидел, что кранты нам, и решил подсобить. Хватит веселиться. Сколько у нас осталось патронов в автоматах? У меня ни одного.
-И у меня, и у меня, и у меня, - послышалось в ответ.
Только у Правды, занятого РПГ в магазине автомата сохранилось несколько патронов.
-Это для того, чтобы упавший вертолет осмотреть, - сказал Борзый и, забрав автомат у Правды, направился к догорающему на поле вертолету, бросив через плечо:
- Всем оставаться на местах.
Он вернулся через несколько минут и сообщил:
- Оба готовы и пилот и стрелок. Сгорели. Хоронить некогда. Думаю надо ехать в город за оружием. Воевать арматурой с танками и вертолетами смешно. Скоро они опять попрут, к бабке не ходи.
Не успел он это сказать, как со стороны города к блокпосту стал приближаться военный грузовик, тащивший за собой артиллерийскую пушку.
- Кто командир? – спросил выскочивший из машины военный.
- Я командир отряда, направленного сюда для защиты блокпоста, - вышел вперед Борзый.- Докладываю: подбито два танка, сбит вертолет и уничтожено три единиц живой силы противника.
-Ничего себе! – удивился военный, оглядывая подбитую технику.- И это все из кривого ружья, с которым вас сюда отправили?
-Нет, у нас было трофейное оружие. Так получилось, повезло…
-Ну, дай бог, чтобы нашему артиллерийскому расчету также везло, а пока вам дан приказ возвращаться в город за новым назначением, везунчики, - заулыбался военный. Если бы кто-то рассказал, ни за что бы не поверил, чтобы шестеро рядовых необученных такого наворотили!
- Ни как нет, - сделал шаг вперед Борзый. - Я служил в Армии, танкист, а Макс без пяти минут офицер. Есть отправиться за новым назначением!
На удивление, спрятанный в посадке Уазик был почти цел, если не считать пробитой в нескольких местах крыши салона, но главное, он был на ходу. Загрузившись в салон машины, отряд Борзого отправился в город. Только на расстоянии нескольких сот метров от блок-поста можно было заметить следы обстрелов и войны, которую вел отряд на протяжении двух дней с танками и вертолетами. Кое-где виднелись развороченная снарядами земля и побитый пулями асфальт. Дальше была абсолютная мирная картина. Проскочили магазин, где в последний раз отоваривались Марс и Нинзя. Магазин был цел, и все так же в его дверях стояла плотная фигура продавщицы. Промчались по улицам знойного города, где все было по-старому, чисто и ухоженно, но все же что-то было не так.
- Людей на улицах мало, зато машин полно, куда все едут в такую жару? – удивлялся Шихта.
Действительно людей на улицах было мало, редкие прохожие прятались в тени деревьев, перебегая от дерева к дереву, зато проезжая часть была запружена машинами, забиты-ми людьми. Борзый остановил УАЗик на углу улицы Артема и проспекта Шевченко, чтобы купить питье. Купили в автомате бутылочки с газированными напитками: каждому свою и признались, что все это время Марс мечтал о Фанте, Правда о Кока-Коле, Шихта о Спрайте, а Иса о простой газировке.
-Только мою мечту сейчас не осуществить, так как я за рулем. Так и быть отравлюсь вашей шипучкой, - сказал Борзый, заливая в рот Пепси.
-Неужели в такую жару стал бы водку пить? – удивился Марс.
- Почему водку, мне бы пивка холодненького из холодильничка да побольше,- ответил Борзый, закатывая глаза.
- Куда все едут?- спросил любопытный и словоохотливый Марс у киоскерши торговав-шей мороженным.
- Не куда, а где!- ответила та, сердито взглянув в его сторону. - Не закудыкивай им дорогу.
- Ой, извините, где едут?, - смутился Марс, вспомнив украинскую примету, согласно ко-торой спрашивать «куда» было дурным тоном. Надо было обязательно использовать местоимение «где».
- Сам не знаешь, что ли? Беженцы это. Вы нам войну в город привезли, вот они и бегут от нее, я бы сама убежала, да мама лежачая, как ее бросишь? Люди после первого обстрела бегут каждый день, загружают машины под завязку, грузят детей, шмотки и вперед. Вчера у нас во дворе грузились несколько семей. Бабы плачут, дети вопят, мужики пытаются затолкнуть в машину побольше добра. Один дядька даже диван кровать «Малютку» пытался в Жигули засунуть, но не получилось. Я такое только раньше в кино видела, страшне! На границах говорят километровые очереди пособирались.
- А в какую сторону едут? – продолжил расспросы Марс.
-Да, кто куда, больше конечно, в сторону России, кто на юг в Мариуполь, а кто и на запад в Украину. Нет людям покоя, жили, жили, а теперь бросай все и катись, куда глаза глядят, - ответила тетка, в очередной раз недобро взглянув в сторону ополченцев.
- Пусть едут куда хотят, это их проблемы, а нам в Облсовет, - строго сказал Борзый. - Могли бы конечно пройтись, но видон у нас отпад, так что грузитесь в машину.
Пока командир ходил за новым назначением в Обладминистрацию, отряд ожидала его на аллее на той же скамейке, на которой дожидались Петя и Толян две недели назад Михайловича. Однако теперь это были потрепанные боями, грязные от копоти и пыли, про-пахшие потом и кровью бойцы, познавшие, что такое убивать, и какое это счастье - остаться в живых. Веселиться не хотелось, хотелось только молча наблюдать за мирной жизнью, которой, оказывается, все еще была в городе. Проходившие мимо них люди косились и старались быстрее уйти подальше. Девушки, завидев их группу, либо сворачивали в сторону, либо поворачивали назад, боясь приблизиться.
- Вот так, ты там кровь проливаешь, их защищаешь, а они тебя десятой дорогой обходят, - возмутился Марс, но девчонок задевать не стал. - Я себя, конечно, не видел, но вы парни, действительно выглядите, как бомжи из питерской подворотни. Эх, помыться бы!
- Встать! Смирно! – прозвучала команда незаметно подошедшего Борзого. - Докладываю. Главнокомандующий вооруженными силами ДНР полковник Стрелецкий выражает нашему отряду благодарность, а троих из нас, уничтожившим технику противника, представляет к награде. После этих слов ребята трижды крикнули «Ура!», переполошив прохожих и спугнув стайку голубей, мирно гулявшим на аллее.
- Он навел в городе военный порядок, ввел комендантский час, ополчение объединяется в войска, всякая махновщина заканчивается, за мародерство с мирным населением или другое баловство – расстрел. Обстановка кране сложная. Сегодня недалеко от Снежного был сбит пассажирский самолет малазийских авиалиний. Погибло более трехсот человек. Сбили укры, а валят на нас. Как бы НАТО не вмешалось, тогда точно быть большой войне, но надеюсь, до этого не дойдет, разберутся. А пока вы отбываете в располагу. Ее устроили в общежитии одной их шахт недалеко от Аэропорта.
- Эх, мне бы сейчас в море нырнуть, я ведь не накупался! Сказал Марс вытягиваясь после душа на кровати в комнате общежития, где поселились бойцы их отряда.
- Странно устроен человек, только что мы были голодные грязные и мучились от жажды и жажды, но стоило помыться и перекусить, как некоторые размечтались о море, - про-бурчал Иса.
- Иван Сергеевич, вы же знаете мечтать не вредно, - миролюбиво ответил Петя.
- Ни каких Сергеевичей, что забыл? - оборвал его Иса.
- Ну ладно, Иса, согласился Марс, - но раз не позволяется мечтать, скажите мне, пожалуй-ста, вы тоже считаете, что это Россия напала на Украину, устроив войну в Донбассе?
- Ну, ты спросил! С чего это вдруг? – воскликнул Шихта.
- Мне тетка - продавщица, когда мы с Ниндзей (царство ему небесное я ведь так и не знаю, как его звали в миру), ездили за провиантом, спрашивала: зачем мы сюда пришли?
- Женькой его звали, - оставив без ответа главный вопрос, сказал Иса. - Мы с ним почти месяц вместе служили.
После боев на блокпосту, он перестал без конца рассказывать о своем горе и как-то преобразился, превратившись из человека, не понимающего, зачем живет, в мужчину, который осознал свое назначение на земле. Помолчав некоторое время, он все же решил объясниться с Марсом.
- Буквально два месяца назад я был человеком не политизированным. Некогда было этим заниматься. Мы с женой были увлечены своей профессией, выводили новые сорта засухоустойчивой пшеницы. Буквально за неделю до начала Майдана жена защитила в Харькове кандидатскую диссертацию, я ей помогал готовиться. Потом эйфория от защиты, подготовка документов в ВАК. Было как-то не до майданов, да и отношение к ним у нас в Донбассе было несерьезное. Решили, раз пережили один майдан в 2004 году, переживем и этот. Надо сказать, что мы с женой принципиально не голосовали за Януковича, считая, что интеллигентным людям не к лицу отдавать свой голос бывшему зеку. Однако, вся наша политическая деятельность этим и ограничилась. Каких-то особых перемен в жизни в течение всей незалежности Украины мы не заметили, жили, как и вся страна: власть сама по себе, а народ сам по себе. Телевизор старались не смотреть, в крайнем случае, ка-кие-то интересные российские шоу. О майданных страстях узнавали от коллег, и надея-лись, что побузят и образумятся. Порадовались, когда сбежал Янукович, решив, что пра-вы были, когда за него не голосовали. Против этой майданной троицы не имели ни чего против, обиделись на Россию, когда она забрала Крым.
- Не забрала, а он к нам добровольно присоединился, - поправил Ису Марс.
- Не будем спорить. Сам, так сам,- миролюбиво ответил ему Иса. - Мы же люди грамотные и знаем эту пословицу: «Легко пришло, легко ушло». Как отдала Россия Крым Украине без шума, так тихо и забрала назад. Однако, у нас там были экспериментальные поля засеяны. Крым ведь засушливое место, там намеревались твердые сорта пшеницы выращивать. Одним словом, были задеты наши интересы. Однако, не бывает худа без добра, решили мы с женой. Россия страна богатая и приведет Крым в порядок, наша то власть вообще им не занималась, а мы любили там отдыхать.
Тяжело вздохнув, видимо вспомнив о чудесном семейном отдыхе не море, Иса продол-жил:
- К сопротивлению Донбасса киевской власти отнеслись спокойно, но события в Славянске, Одессе, а потом в Мариуполе, о которых украинское телевидение говорило одно, а народ шептался меж собою о другом, смутили нас. Однако на референдум о независимости Донбасса мы с женой не ходили, решив, что это все несерьезно. Мы ждали выборов нового президента, уверенные, что он прекратить противостояние и объединит всех оппонентов, и честно отдали ему свои голоса утром 25–го мая, а вечером, когда мы всей семьей сидели за столом, началась бомбежка Аэропорта, дальше вы все знаете…
- И все- таки, вы не ответили, - не унимался Марс. - Это Россия на вас напала?
- На этот вопрос я могу ответить только одно, что в мой дом и в дома моих соседей попали бомбы, сброшенные с самолетов украинских ВВС, это они убили моих любимых. Поэтому я с ними воюю! – закончил Иса на истерической ноте и, вскочив с кровати, выбежал в коридор.
- Марс, чего бы к человеку пристал? Он только в себя приходит начал, - сердито одернул сослуживца Правда.
- Я не пристал, я понять хочу, зачем я здесь? – ответил Марс и замолк.
Когда в комнату вернулся Иса, видимо охладив водой из-под крана свое разгоряченное лицо, и лег на свою кровать, отвернувшись к стенке, Правда, вдруг обратился к Марсу в неожиданным вопросом:
- Слушай, Марс, а что дальше то было?
- В смысле чего? - удивился Петька
.- Да ты прошлый раз не досказал нам, чем закончилась история с любовью Шихты к этой морячке?
- А это! - с радостью подхватил тему Марс, понимая, что Правда решил разрядить обстановку, – Дальше было очень интересно. Благодарный папахен, за спасение его любимой дочки, простив Шихте его черные замыслы, пригласил нас отпраздновать счастливое спасение в свой дом, но Шихта как увидел, что девчонка не только красивая, но и богатая, совсем голову потерял.
- Бреши, бреши, - с тебя станется, - проворчал со своей койки Толян, но по его тону было видно, что он и сам не прочь послушать про то славное время, когда были солнце, море, и рядом сумасбродная девчонка Соня.- Я человек честный и врать мне ни к чему, - продолжил Марс. - Одним словом, Соня, богатый дом и стол, уставленный всякими яствами, совсем свели Шихту с ума…
- Еще бы! Дают какую-то гадость, представьте, щупальца спрута с присосками, смотреть противно, а они предлагают, попробуйте, попробуйте! - вдруг вставил Шихта.
- Странно, что тебе не понравилось? Я ведь за тобой наблюдал, ты глотал эти спрутинные белые присоски, как удав. Хотя, чего на почве любви не сделаешь!
- Вот тут ты наверняка врешь, не мог он их есть, - засмеялся Правда, - Я бы эту гадость вовек бы в рот не взял. Тьфу!
- А он ел, потому что был влюблен и неразборчив, - заверил слушателей Марс. - Но глав-ное, что было потом. На почве любви и несварения желудка, Шихта совсем страх потерял и, стоило нам с папахеном Сони выйти из комнаты, он на нее набросился и стал душить подушкой, ну сами понимаете зачем…
- Это я тебя сейчас задушу, - кинулся на Марса Шахта, подняв свою тощую подушку над головой.
После недолгой борьбы, когда победила дружба, и Шихта вернулся на свою кровать, Правда вернулся к теме:
- А дальше то, что?
- Не душил я ее, это она набросилась на меня и лупила подушкой, а я только защищался! - с отчаянием крикнул Шихта под дружный хохот приятелей.
Смеялись все, даже всегда угрюмый Иса улыбнулся и включился в троллинг Шихты:
- Чем все закончилось? – поинтересовался он.
- Пришлось мне его спасать, - гордо заявил Марс, - Скрутить даму и закрыть ей рот поцелуем!
- Неужели вот так просто, взял и поцеловал? – удивился Правда.
- Вижу, девушка не против, пришлось поцеловать, - нахально ответил Петька.
- Опять брешет, она с ним ругалась, москалем обзывала, а он целоваться полез, - решил восстановить справедливость Шихта.
- Так, хватит разбираться, кто хотел, а кто нет, - перебил его Марс, предлагаю пойти про-гуляться по городу. Неизвестно, когда еще сможем. Правда -веди, ты вроде все тут знаешь. Вы с нами Иса?
К центру города подъехали на троллейбусе, общежитие находилось довольно далеко от центра. После тускло освещенного пригорода, центр Донецка сиял огнями. Светились красиво подсвеченные дома, тянули к себя яркие витрины бутиков, мерцали лампочки на деревьях, разноцветными огнями, переливались струи фонтанов, вокруг которых сидело довольно много веселой и беспечной молодежи. Было невозможно себе представить, что буквально в десятке километров от этих мирных огней, утром этого дня бушевал огонь войны. Прошлись по улицам, дошли до величественного переливающегося голубым светом стадиона «Донбасс Арена», напоминающего огромную летающую тарелку, принесшую на землю орду марсиан.
- Права была Соня, красивый город, особенно ночью, когда не видно заводских труб и терриконов. Неужели тут возможна война? – ни к кому не обращаясь, заметил Марс.
- Она уже идет, только народ этого еще не понял, - мрачно заметил Иса. В подтверждение его слов, вскоре перед ними возникли фигуры, одетые в камуфляж с автоматами наперевес.
- В городе действует комендантский час. Просим покинуть улицу! - громко сказал один из военных, обращаясь ко всем прохожим.
- Да, мы же свои, только что воевали, - пытался объяснить им Правда.
- Сейчас нет ни своих, ни чужих. Главнокомандующий ДНР полковник Стрелецкий под-писал постановление о введении комендантского часа и все должны его выполнять. Понятно? – строго сказал военный, видимо старший в группе, и солдаты двинулись дальше разгонять прохожих.
Утром в шесть часов команду разбудил Борзый:
- Кончай ночевать, и все на построение! - зычно крикнул он с порога.
Мигом одевшись, ребята выстроились в комнате, так как коридор общежития был для этого слишком узок.
Командир пришел не один, его сопровождал коренастый военный, прижимающий к груди автомат.
- Вот знакомьтесь, ваш новый командир Мулат, - представил его Борзый.
Почему новый командир получил такой позывной, было понятно. Его строгое лицо и руки были не просто загорелыми, а как будто закопченными. Суровый взгляд, лицо не склонное улыбаться, плечи как у атлета, выдавали в нем воина. На вид ему было лет со-рок, но жесткие складки вокруг рта, говорили, что прошли эти годы не в счастье и праздности, а залегли они под влиянием жизни суровой и аскетической. Борзый попрощался с бойцами и удалился, ремонтировать подбитый танк и собирать для него экипаж, а Мулат, низким голосом, представился и сформулировал бойцам задачу:
- Я представитель командования народной армии ДНР. Командование армии в лице главнокомандующего полковника Стрелецкого поставило передо мной задачу сформиро-вать отряд для отражения танковых атак противника на столицу республики. Борзый рекомендовал вас как стойких бойцов, уже имеющих боевой опыт и готовых решать любую поставленную перед ними задачу. Я должен вас подготовить к ведению военных действий в условиях городской застройки. Отряд зачисляется на довольствие и каждому из вас выдадут небольшую сумму на карманные расходы. Отряд формируется только из добровольцев, так что сразу говорите, согласны вы служить под моим командованием или нет?
- Согласны! - хором ответили бойцы
- Раз согласны, сейчас отправляемся на завтрак в студенческую столовую, а потом займемся военной подготовкой. Там я представлю вам остальных бойцов отряда.
- Где вы так загорели? - спросил любопытный Марс у командира, когда они расположи-лись позавтракать в столовой за одним столом.
- В окопах под Славянском. Устроит тебя такой ответ?
- Устроит. Давно хотел поговорить с кем-нибудь из стрелецких.
- Марс, мы здесь не разговаривать собрались, а воевать. Знаю, что тебя покалечили в Одессе, но оставим наши воспоминания для политзанятий в отряде.
Сказал он это тоном, не терпящим возражений, давая понять, что дальше расспрашивать его бесполезно. После завтрака Мулат собрал весь отряд в комнате отдыха, где стоял старенький телевизор, висели выцветшие репродукции картин и стояли ряды кресел, оббитых дерматином.
- Предлагаю провести так называемую «перекличку». Каждый встает, называет позыв-ной, откуда прибыл, за что намерен сражаться. Ясна задача?
Первыми поднялись два немолодых ополченца: Саныч и Тихой из Макеевки. Когда-то они вместе служили в Афгане в десантных войсках Советского Союза, выполняя свой интернациональный долг, так и разобравшись, в чем он состоял. Говорил за двоих Саныч, по всей видимости, человек разговорчивый и жизнерадостный, а Тихой больше помалкивал, и только кивал, слушая своего веселого дружка.
- Воевать мы пошли за народную республику, подчеркиваем народную, без олигархов и олигофренов, которые развалили Советский Союз, а теперь добивают Украину.
Потом представились два бывших мариупольских милиционера: Кент и Сван, мужики лет по тридцать пять. Им удалось выжить в страшной бойне, организованной в городе на 9 мая.
- Наших врагов все знают - это хунта, которая устроила бойню в Киеве, в Одессе и на Донбассе. – отвечал за двоих Сван. - Но есть у нас еще один заклятый враг- Ляшко, по-бивший наших сослуживцев в Мариуполе. Пока мы ему глаз на его дырявую задницу не натянем, мы не успокоимся. Сколько наших ребят положил, тварь! Надо еще и с его дружками в нашей мариупольской власти поквитаться, не их бы поддержка – ничего бы не было.
Удивил всех ополченец с позывным Туз, мужчина лет за сорок. Он был красив и гладок, отлично экипирован и смотрел на всех собравшихся свысока. Это выдавало в нем чело-века состоявшегося и состоятельного, но вызывало вопрос: «Зачем он здесь?»
- Я - доброволец из России, но родом из Донецка. Других сведений о себе дать не могу, так как дома осталась моя семья, – заявил Туз представляясь. - Пришел воевать, так как не могу себе представить, что в моем родном городе, над могилами моих дедов, будут развеваться бандеровские флаги. Одесская Хатынь стала для меня тем рубежом, после которого я сказал себе: «Пора идти и бить гадов!». Доделал все свои дела и вот я здесь.
Дольше всех рассказывал о себе паренек девятнадцати лет, пришедший вместе с Мулатом. Он был невысок ростом, и по- детски худощав, за что и получил, по всей видимости, позывной Щуплый. Он пришел в ополчение сразу после учебы в строительном профтехучилище. Буквально за месяц до этого он похоронил мать, умершую в сорок два года. Ее можно было бы спасти, но нужны были деньги на дорогостоящую операцию. Отца у Щуплого не было, а мать и бабушка зарабатывали копейки. Мать до болезни работала на шахте учетчицей, а бабушка техничкой в школе. Смерть матери буквально подкосила парня, он не мог понять, как можно в стране, где есть медицинской обслуживание, в стране, которая заявляет себя цивилизованный европейским государством, нет денег, чтобы обеспечить лекарством человека, который к моменту болезни уже имела 23 года трудового стажа. Щуплый – в миру Санька, старался заработать эти деньги любыми путями: подрядился убирать двор многоэтажного дома, где жил, ходил на вокзал, предлагая приезжающим донести вещи от вагона до такси, работал в бригаде сельхоз рабочих на прополке кукурузы у одного из фермеров, но все это были копейки, которые не могли спасти мать. В начале 2014 года он даже хотел поехать в Киев на Майдан, чтобы выгнать из страны олигархов, которые обобрали народ и дают ему только возможность умереть, но не жить. Однако один из его приятелей активный член «Антимайдана» растолковал ему, что Майдан затеяли те же олигархи, чтобы переделить между собой оставшееся не приватизированным народное добро. Вместе с ним они в конце апреля, оставив свое родное Дебальцево, добрались до Славянска и вступили в ряды ополчения. Именно здесь, в этом аду, он понял, за что воюет. В боях за Славянск он получил ранение и был переправлен в Донецк на операцию. Щуплый встал на ноги только к концу июля и тут же от-правился к своему бывшему командиру легендарному Мобилу, который вместе со стрелковцами вошел в город.
- Я надеюсь , что в вашем отряде я временно. Мне Мобил сказал , что пока побуду в учебке, готовить солдат для противотанкового спецподразделения, а как восстановлюсь он меня назад заберет.
После Шуплого взял слово Марс и рассказал кратко о себе , и о том, что пережил в Одессе, и закончил свою речь перефразировав стихи Михаила Светлова:
- Я Питер покинул, ушел воевать, чтоб город шахтерский фашистам не сдать.
- Марс, ты еще и поэт, - слегка улыбнулся Мулат, беря слово вслед за Петей.- Я житель Славянска. С первых дней воюю в рядах ополчения, потом перешел под командование Стрелецкого. Вместе мы отбивали атаки войск хунты, вместе выходили из окружения. Звание сержанта я получил во время службы в рядах Советской Армии, поэтому нашим отделением могу командовать на полном основании. Я не знаю, сколько времени у нас есть, чтобы подготовиться к отражению войск хунты, но то, что они скоро пойдут в наступление - уверен. Первая проверка боем уже прошла, теперь они развернутся по полной, и мы должны максимально к этому подготовиться.
Несколько дней бойцы отделения провели в непрерывных тренировках, изучении боевой техники от автоматов и минометов, до реактивных снарядов. Больше всего сил уходило на физическую подготовку, бег с нагрузкой, подтягивание на брусьях и отжимания. Эти занятия проводились на спортивной площадке у общежития с раннего утра до обеда. После обеда в невыносимую июльскую жару бойцы изучали стрелковое оружие, минометы и противотанковые снаряды в просторном гараже, стоявшем рядом с общежитием. Вече-ром опять проходила боевая подготовка и обучение приемам рукопашного боя. В результате к ночи бойцы едва доползали до кровати в общежитии. Понятно, что в таком режиме никому в голову не приходило, предложить пройтись по городу. Только Петр успел до-бежать до ближайшего магазина, чтобы купить себе карту местного оператора.
Отец ответил ему сразу, как будто держал все это время трубку возле уха. Он сдержано спросил: «Как ты?»
- Я танк подбил, - весело ответил Петя, тоном шестиклассника, подстрелившего танк в виртуальной битве.
- Ну, ну, береги себя, - все, что успел ответить на это отец и в трубке запикало.
Потом Петр долго набирал телефон Ирины и дяди, но в ответ получал сообщение: «Або-нент находится вне зоны доступа». Со второго раза ответил Пашка и внес ясность, поче-му не проходит звонок Ирине.
- Она далеко. Укатила в круиз в Объединенные Арабские Эмираты.
- Откуда ты знаешь? – удивился Петя.
- Хипстреныш сказал, он тоже туда улетел.- Хипстреныш, вместе с Ириской? – удивился Петя.
- Вместе или отдельно я не знаю, знаю только, что оба в круизе по Персидскому заливу, - сухо ответил Паша.
- Чего о них говорить, ты лучше расскажи, как ты там?
- Воюю, - односложно ответил Петя и, передав всем привет, распрощался.
«Не позвонила, уехала с Хипстренышем. Зачем он ей? Он богатый, понятно, пять тысяч отвалил на мое спасение. Но ведь он противный, тощий, как можно было променять меня на него?» - стучали в голове невеселые мысли. - Но ведь ты сам уехал в неизвестность, нечего теперь обижаться», - пытался он думать самокритично. Хотя, почему именно вместе? Ведь она сама рассказывала, что в каждом приличном порту стоит несколько круизных кораблей. Вполне возможно, они на разных лайнерах» - успокаивал он себя, но на душе было тоскливо. Хорошо, что отвлекали постоянные занятия, на которых народ раз-делился на молодых и отцов.
Их было поровну. Марс был лидером у молодых, а Мулат заправлял среди отцов. Туз сразу сошелся Исой. Они жили в одной комнате. Мариупольские менты оказались людьми неприветливыми. Если Кент еще как-то общался с остальными бойцами отряда, то Сван был горд и неприступен. Когда ему на учениях приходилось что-то делать вместе с остальными бойцами, он всем своим видом показывал, что эта учеба ему ни к чему, и пусть гражданские, типа Шихты и Исы, этим занимаются. В отряде их не любили, и даже слегка опасались. «Нормальная реакция на ментов», - объяснял свою нелюбовь к этим двум бойцам Марс. Любимцем в отделении был Щуплый. Молодежь уважала за то, что он воевал в отряде легендарного Мобила и считал его своим кумиром.
- Мне кажется, - рассказывал друзьям Щуплый, - что Мобил сделан не из плоти и крови, а скручен из стальных канатов, именно поэтому переносит тяжелейшие нагрузки, может не спать сутками и при этом воюет как Рембо. Все говорят про него, что он совсем не знает, что такое страх и всегда во всех обстоятельствах сохраняет хладнокровие и понимает, что делать. Я как-то спросил его: «Неужели тебе никогда не бывает страшно»? На что Мобил, улыбнувшись в рыжую бородку, отвечал: «Не страшно только покойнику, но, если ты поддашься страху - ты покойник».
- Откуда он такой? – спросил у Щуплого Правда.
- Он откуда-то с севера, толи из Уфы, то толи с Урала, морской пехотинец, воевавший в Чечне. Говорит, что пришел защищать русских в Донбассе. Я, говорит, родился воином, им и помру. Он не только бесстрашный, но еще и выдумщик классный. Вот нас в Семеновке стояло три десятка ополченцев, а перли на нас сотни укров. Мобил придумал «дискотеку». Каждое утро открывал бункер, где стоял усилитель и включал на всю гром-кость мусульманскую молитву, а сам у окопа скакал, типа танцевал и кричал «Аллах Ак-бар!». Распустил слух, что на нашей стороне полторы тысячи чеченцев воюет, а укры поверили. Нас штурмовать боялись, а через Семеновку снабжение Славянска обеспечивалось. Одним словом, лихой боец умелый и с выдумкой.
- У нас по украинскому телику говорят, что он профессиональный наемник, который уже не может жить без того, чтобы не убивать. Бандит, короче. Они много чего врут, только слушай,- вставил Шихта.
- Ага, станет тебе бандит воевать, не жалея своей жизни за какую-то задрыпанную Семеновку! – разозлился Щуплый. - Если бы не он сдали бы эту дорогу жизни, по которой снабжался Славянск, и по которой отходило ополчение в Донецк, еще в мае бы все закончилось. Большинство наших молодых бойцов хотели на него походить и воевать в его подразделении «Спарта», но он брал только опытных бойцов. А если кто убывал по ранению или …короче, - замялся Щуплый, - то он сам лично набирал пополнение из числа добровольцев, прибывающих в Донбасс из России и Украины, проверяя их боевые навыки.
- Что и тебя, щуплого, отобрал? – съязвил Марс.
- Представь себе! Отобрал, посмотрев, как я стреляю и бросаю нож. А еще я занимался Кикбоксингом, и разряд имею. Я всегда хотел быть военным, но матушка заболела, и мне пришлось бросить мечту о военном училище и пойти в строительную бурсу.
Отцы тоже любили Щуплого за уважительное отношение к старшим, как говорил Иса. Щуплый всегда старался ему помочь, видя, как тяжело ему, не привыкшему к большим нагрузкам, заниматься военной подготовкой, разбирать и собирать автомат. Иса со своей стороны опекал Саньку, подкармливал его, отдавая лишний кусок. Все подозревали, что парень напоминал Исе погибшего сына и никогда не дразнили Щуплого, понимая, что и сироте Щуплому тоже в радость внимание человека, который годился к нему в отцы. Когда Мулат, увидев, как тяжело дается Исе воинская служба спросил, не желает ли он перейти в интендантскую службу ополчения? Иса категорически отказался, сказав, что от-ряд теперь его семья, и он его бросать не собирается, тем более, что основная часть ополчения состояла из людей за сорок, всех интендантами не сделаешь.
- Скажете, а почему в ополчении в основном люди не молодые? – спросил как-то после ужина Марс у Саныча и Тихого.
- Учится наша молодежь, - отвечал за всех Саныч. - Мы за них повоюем. У нас на Донбассе семьи малочисленные, редко у кого по два ребенка в семье. Никто не хочет, рисковать жизнью единственных сыновей, сами как-нибудь отобьемся от этих бандер. Мы вот с Тихим смотрим на вас и удивляется - как вас родители воевать отпустили? Война не ваша, и вы, по всему видно, парни грамотные, могли бы жить и радоваться, а вы здесь. Что из многодетных семей? Зачем это вам?
- Правда наверняка вам ответит, что он здесь для воцарения правды на земле, а я вам скажу, что я тут для того, чтобы уничтожать зло, - ответил Петр.
- Получается, что Правда у нас православный, и живет по христианскому принципу - твори добро, а ты, Марс, буддист, так как борешься со злом, - прокомментировал его ответ Иса.
- Надо же я и не подозревал, что я буддист, пойду посплю и подумаю над этим вопросом, - ответил Марс и пошел в свою комнату. Завтра опять предстоял тяжелый день тренировок и военной подготовки.
Он проснулся на рассвете от страшного грохота, доносившегося из раскрытых окон От-крытые на ночь окна, давали возможность хотя бы немного отдохнуть от дневной жары, которая в это лето буквально сжигала донецкую землю. Вслед за Марсом вскочили со своих коек другие ребята и дружно начали одеваться, понимая, что это грохочет не гром, а начался обстрел города. Окна общаги смотрели на север, и только начинающий светлеть небосвод был расчерчен множеством огненных линий, вспыхивающих у начавшегося светлеть горизонта. Тут же светящиеся линии превращались во взрывы, которые раздавались со всех сторон, сотрясая здания. Грохот взрывов усиливался звоном сыплющегося из окон стекла, падением кирпича, выбитого из стен здания.
- Бьют по нам, быстро и в подвал! – раздалась команда Мулата.
Огонь был настолько плотным, что занять боевые позиции у бойниц, в качестве которых служили вентиляционные проемы в фундаменте здания, не предоставлялось возможным и ополченцы, набившиеся в подвале, сели под степами здания на земляной пол, обхватив голову руками..
- Градами лупят, сволочи, вот минометы пошли, вот танки дербанят, - комментировали грохот бывалые бойцы, в короткие паузы между взрывами. - Если вначале взрыв, а потом видишь огонь от выстрела, значит это реактивные снаряды лупят, если наоборот, значит минометы.
Марсу было все равно, из какого оружия ведут обстрел, он весь замер, вжавшись в холодный бетон фундамента, не веря в реальность происходящего. В голове крутилась одна мысль: «Как же можно обстреливать этот район, здесь же живут мирные жители?» Их общежитие находилось в окружении частного сектора, откуда жители жители практически не выезжали. С некоторыми из них, он - общительный и любопытный, всегда здоровался и даже общался, проходя мимо их аккуратных домов и домиков, возле которых к вечеру собирались на посиделки старички и старушки. « Жалко людей, с тоской думал Марс. Мы же все- таки в укрытии, фундамент общаги выполнен из бетонных блоков, а они в обычных домах».
Обстрел продолжался часа два, с небольшими перерывами и закончился ровно в семь утра. Спустя минут десять после установившегося затишья, послали разведчика, узнать, что творится наверху. То, что увидели ополченцы, выбравшись по заваленным щебнем и кусками кирпича лестнице, ведущей из подвала во двор общаги, не поддавалось описанию. Уютная зеленая улочка, застроенная частными одноэтажными домами, с одиноко торчащим среди этой зелени трехэтажным зданием общежития, пропахшая еще вчера домашним уютом и запахами поспевающих на южном солнце плодов, за два часа обстрела превратилась в иллюстрацию к военному фильму или блокбастеру о конце света. На стенах общежития зияли провалами выбитые окна и чернели отверстия от разрывов снарядов. В стены здания попало, как минимум, пять снарядов, из пробоин дым валил, но пожара не было. Вся площадка перед общежитием была разворочена взрывами, но вокруг нее стало как-то уж очень просторно. Такое ощущение бывает, когда из комнаты выносят всю мебель. Откуда взялся такой эффект стало понятно, когда бойцы, получив команду: «Всем на спасение населения!» - выбежали на улицу. Снарядами были разбиты все близ-лежащие дома и за счет разрушенных крыш они стали вдвое ниже. Вместе со срезанными снарядами макушками высоких деревьев, это создавало впечатление о неизвестно откуда взявшемся просторе. Кроме того, казалось, что сейчас в конце июля наступила осень, и во всех дворах, как это бывает в такое время, зажгли опавшую листву, которая обычно горит с удушливым запахом. Однако это горела не листва, это выгорало в домах все, что попало под огонь артиллерии.
- Разделились по трое и на каждый дом! Выносите раненных и убитых на улицу! –пронеслась команда над головами ополченцев, но и без нее было понятно, что надо спасать тех, кто выжил в этом кошмаре. Макс, Правда и Шихта, кинулись к первому, стоявшему возле общежития дому. Там жила семья из пяти человек: мать с отцом, двое их детей подростков и их бабушка. Бабушка была человеком словоохотливым и часто задевала ополченцев, втягивая в беседу. Все беседы она начинала со слов: «Что будет с нами, хлопцы?» На что ребята неизменно отвечали: «Будем вас защищать!» Что стало с беспокойной бабушкой и ее близкими бойцы узнали не сразу. Через распахнутые, посеченные снарядами железные ворота, они вошли во двор, заваленный обломками разбитого снарядом дома, и, обследовав все его комнаты, никого не нашли. Однако чувствовалось, что люди только что здесь были, так как в одной из комнат на письменном столе стоял непонятно как уцелевший открытый ноутбук, и стоило Правде стукнуть по клавише пробела, как он заговорил на украинской мове головой симпатичной дамы:
- Сьогодні двадцять дев'ятого липня, на світанку російські війська при підтримці сепара-тистів обстріляли передмістя Донецька з усіх видів озброєння включаючи установки Град. Як передають наші кореспонденти, є безліч жертв серед мирного населення та великі руйнування.
- Ни фига себе! - воскликнул Шихта, - мы себя сами обстреляли при поддержке российских войск!
- Шихта, не отвлекайся, надо людей искать. Они где-то тут, раз комп не выключен. Работает видимо на подзарядке, света то нет. Надо осторожно, наверняка есть подключенные к сети провода, - прикрикнул на него Марс.
- Как у них язык поворачивается такое сказать, сами обстреливали поселок два часа, а на нас валят! Мы что сумасшедшие по мирным и себе лупить из градов! – возмущался Прав-да, пробираясь за Марсом.
- А что они должны были сказать, что по своим лупят из всех видов имеющегося в наличии оружия? - огрызнулся Марс. - Скажи лучше, где люди?
- Хлопцы, они мабудь у подвале заховались, надо их там пошукать, - предложил идущих следом Шихта. – Може и на веранде, у нас веранды в домах всегда отдельно от комнат делают. Да вот она, - сказал он и замолчал, показывая на зияющую посредине уже несуществующей веранды огромную дыру, откуда поднимался чуть заметный дымок.
Там вперемешку с битым стеклом от банок с солениями, в бурых подтеках крови и вишневого варенья, лежали разорванные попавшим в подвал снарядом, тела тех, кто еще два часа назад собирался жить, взрослеть и состояться. Все они были мертвы.
- Прямое попадание – все разом и родители, и бабушка, и мальчишки, - едва выдавил из себя Марс. – Придется доставать, сказал он, еще не веря, что действительно сможет залезть в эту кровавую кашу.
- Вы им уже не поможете, - прозвучали за их спинами слова Мулата,- вызвали скорую, сейчас приедут, заберут, идите, ищите живых…
Соседний дом выглядел совсем мирно, ни посеченных осколками ворот, ни дыма над разбитой крышей и, что самое удивительное, на скамеечке у дома, где всегда собирались местные старушки на посиделки, сидела бабушка Аня. Она была изо всей компании самая приветливая, и всегда первой задевала ребят, когда они проходили мимо.
- Хлопчики,- просила она,- поднимите меня, совсем ноги не ходють, встаты не можу.
Действительно ли она не могла подняться без помощи, или просто таким образом привлекала к себе внимание, но парни бросались к ней и помогали встать, а дальше она, шар-кая подошвами теплых войлочных, отороченных мехом тапочек, сунулась, как говорил на местном диалекте Шихта, к своим воротам. Ребята, подавленные картиной гибелью семьи в соседнем доме, даже приободрились, увидев среди этого кошмара бабушку, тихо си-девшую на скамейке.
- Бабушка Аня, что же вы здесь сидите? Давайте я вас отведу в дом! – кинулся к ней Марс.
Однако бабушка даже не повернула к нему голову, а по- прежнему смотрела куда-то в сторону. От ее безжизненного взгляда стало не по себе, но Петя все же попытался поднять ее. Однако стоило ему к ней прикоснуться, как легонькое тело старушки тихо свалилось на лавку. Петр пытался нащупать пульс на сухоньком запястье, но его руки дрожали, и он ничего не чувствовал.
- Померла она, надо глаза закрыть, - сказал, подошедший сзади Шихта, и провел ладонью по лицу бабуши, закрывая ее мертвые веки. Видимо не сумела сама подняться, и умерла со страху, - сделал он свое заключение. - У меня бабка так же померла.
В этот момент со двора раздался громкий женский крик:
- Саша, Сашенька! Вставай!
Зашли через калитку во двор, там стоял практически целый дом с белыми стенами с голубыми наличниками окон, в шиферной крыше которого зияла небольшая дыра. Посреди двора лежало поваленная яблоня, вывороченная взрывом из земли, с веток которой свисали уже почти созревшие яблоки. Оттуда, из-за этих яблок, и доносился крик женщины. Она сидела на пороге времянки, держа на коленях голову мужчины, распластавшегося на асфальте двора, широко раскинув руки и ноги.
- Сашенька, Сашенька, - кричала женщина, и тормошила его, открой глаза!
- Сейчас вашего мужа заберет скорая, и он обязательно откроет глаза,- как можно убедительнее произнес Марс. – Врачи сейчас в соседнем дворе.
- Не откроет, не откроет! - завыла женщина, у него пульса нет, я сама медсестра, а потом, спохватившись, вдруг положив голову погибшего на порожек вскочила на ноги.
–А ты кто русский? Вижу русский, говоришь на «г», а ну пошел отсюда, иначе я тебе сейчас, схватилась она за стоявшие у крыльца грабли. Сейчас только сказали, что вы нас обстреливаете, мы с мужем успели спуститься в подвал, он здесь под летней кухней, но эта ста-рая карга куда-то пропала, и он пошел ее искать. Всю жизнь обо мне думал меньше, чем о ней, вот и получил, - кричала женщина в исступлении.
- Женщина не шумите,- вышел вперед Шихта.- Мы не русские, мы местные ополченцы, а ваша бабуся лежит на лавке в дома, она померла со страху.
Услыхав, что свекровь нашлась, невестка, пропустив в горячке слова о том, что ее вечная соперница умерла, рванулась на улицу и стала трясти мертвое дело бабушки, стараясь докричаться до нее:
- Из-за тебя, понимаешь, из-за тебя убили его, убили!
Потом, когда до нее дошло, что свекровь ее уже никогда не услышит, завыла громко и протяжно.
Пошли дальше вдоль улицы и везде на всем ее протяжении, возле разбитых заборов и во-рот, возле горящих домов стояли люди и проклинали тех, кто разрушил их жизнь. Молодых среди них было немного, в основном пенсионеры. Кто-то проклинал Россию, но большая часть, грозя старческими кулачками куда-то на запад, кричала проклятия президенту Украины и всей его родне до десятого колена. Особенно воинственны были пожилые тетки, одетые все, как на подбор, в цветные халаты, обтягивающие их по южному большие груди и животы. Потрясая седыми волосами, они плакали, рыдали, вопрошали, подняв головы к небу:
- За что?
- За что, за что? – отвечали им те из соседок, которые ругали Россию. - Нечего, было на референдум ходить, а то бежали впереди всех, в Россию собрались. Нужны вы ей, вот наши земли забрать, а нас перебить это они - пожалуйста. По телевизору говорили…
- Ты заткнешься Семеновна? Или я тебе сейчас заткну, - наступал на говорившую тетку мужчина лет шестидесяти. – Это твои кумовья – бандеры нас огнем поливали. Били со стороны Аэропорта, а там ополчения нет, там стоят войска ВСУ. Им мало было разбить общагу, где жили ополченцы, они нас с тобой решили к богу отправить!
Тетка Семеновна, увидев приближавшихся к ней ребят с автоматами наперевес, тут же юркнула за пробитые осколками ворота.
- Короче, гав, та в будку! – прокомментировал теткино исчезновение Шихта, поворачиваясь к Марсу и Правде. - Вы пацаны на нее не обижайтесь, что русских ругает. День и ночь им телик брешет про злодеев москалей, тут не такое скажешь.
- Мы не обижаемся, плохо людям, действительно не понимают, что с ними происходит. Жили, жили, яблоки поспевали, и вдруг бомбежка. Я до Одессы вообще был уверен, что война – это где-то там в другом веке. Ведь у нас даже не деды, а прадеды воевали. И вот получите. Душа разрывается, глядя на них. Уверен, эти бабки, Шихта, ни про твой Мариуполь, ни про мою Одессу, слыхом не слыхивали, сидели «мыло» смотрели и вдруг без детей, без дома. Крыша реально съедет.
В момент, когда они проходили мимо высокого забора, сложенного из красного кирпича, вдруг, откуда не возьмись, к ним в ноги кинулась собачка и отчаянно залаяла.- Смотри, как пес на Перса похож, только тот был рыжий, а этот белесый, - сказал Шихта, протягивая собачке, завалявшийся в карманах леденец.
Та осталась равнодушна к угощению, и упорно гавкала.
- Вот чего гавкает? Из-за забора не видно, что с домом, но раз дыма нет, ворота и калитка закрыты, значит, все хорошо. Не понятно, чего она к нам пристала? – удивился Марс и тут его взгляд упал на валявшийся под забором рисунок.
Что-то знакомое почудилось в нем: яркие краски, опрокинувшаяся над ярким лугом радуга. Где-то он такое видел.
- А ну подожди, - сказал он Шихте, и нажал кнопку звонка, установленную на заборе. Потом помахал рукой у глазка видео камеры. Ответа не было. Решительно нажав на ручку тяжелой бронированной двери, ведущей во двор, пробурчал:
- Странно, ладно пойдем, тут наверняка все в порядке и хозяева этого замка давно на Мальдивах пьют пенное пиво. Им эта война пофиг.
С этими словами Марс решил двинуться дальше, но собачонка вцепилась в его камуфляж и стала отчаянно тянуть назад к калитке.
- Нет, Шихта, что-то тут не так, чего-то этот белый Перс от нас хочет. Давай посмотрим, можно ли зайти в эти владения с тыла.
Хилая реечная калитка соседей, висевшая буквально на одной петле, открылась легко, и ребята вошли во двор. Здесь то ли от попадания снаряда, то ли от безалаберности хозяев царил фантастический развал, но пожара не было. Постучали в дом. Никто не отозвался. Пошли осматривать забор, отделявший этих - откровенно бедных соседей, от богатого дома, но ничего кроме высоченной стены, сложенной из шлакоблока, не обнаружили.
- Вот жлобье, - прокомментировал этот факт Правда,- на улицу выстроили дорогой забор, а к соседям дешевый некрасивый.
- Ну и шо? Тут все так делают. Зачем тратиться на дорогой забор, который с улицы не виден. Со своей стороны точно поштукатурили, покрасили. А вот и дырка, через которую пес пролез,- обрадовано показал Шихта на проем в заборе, и собрался было уже пере-браться на соседний участок, как сзади раздался голос:
- Ты куда полез? А ну, давай назад! Чего по чужим хатам лазишь?
Кричала женщина, стоящая на пороге соседского дома, по участку которого топтались ребята. Она была босиком, в коротком, когда-то ярком, а теперь вылинявшем китайском халатике, с торчащими из-под него голыми руками и ногами. Тонкие руки и ноги в купе с опухшим лицом, всклоченными, давно нечесаными волосами, выдавали в тетке алкоголичку с большим стажем.
- Мы хотим проверить все ли в порядке у ваших соседей, - ответил Марс, подходя к женщине поближе.
- А что у них может статься, богатые, денег куры не клюют, а у нас на водку не хватает,- улыбнулась та гнилыми зубами.
- Перед снарядами все равны и бедные, и богатые,- буркнул Правда.- Какие снаряды? – удивилась тетка.
- А вы что же не слыхали обстрела? Он два часа был, пол улицы в поселке снес, выглянь-те со двора.
- Да, гром был, это слыхала, а чтобы обстрел…- кинулась тетка к калитке и, постояв не-много на улице, вернулась хмурая. – Проклятая хунта, что наделала, да на эту рожу толь-ко глянешь, сразу видно наш брат алкаш, а они его президентом, а меня человека с высшим образованием на работу брать не хотят. Соседей я давно не видела, дед только в магазин ходит, но жадный как сволочь, никогда на опохмел не даст, не то, что Вадик - хозяин этого дома. Он мой бывший партнер по бизнесу, и не только…,- ударилась в сладкие воспоминания тетка.
- Вы лучше скажите, как можно зайти к ним во двор, перебил ее Марс. - Собачка вон гав-кает, беспокоится.
- А Персик! - расплылась в улыбке тетка. - Иди сюда дите, иди тетя тебе сахарку даст.
После ее слов, сомнений в том, чей дом находится за этим высоким забором, у Марса не осталось, и он, махнув рукой Правде и Шихте, решительно пошел к пролому в заборе. За ними увязалась соседка Вадима, рассказывая:
- Вадик решил бассейн строить, а места не хватает, вот я ему соточку землицы и продала, начал забор отодвигать и пропал.
За забором стоял дом в три этажа. Он был расположен так, что с улицы было не рас-смотреть, что он тоже поврежден обстрелами. Был снесен один угол, рухнула стеклянная стена внизу, кроме того была повреждена крыша. Ребята кинулись через разбитую стеклянную стену внутрь здания и сразу в первом же помещении наткнулись на лежащего на полу старика, посеченного осколками стекол. Он, по- видимому, погиб еще в самом начале обстрела, так как уже успел остыть.
- Ой, дед Коля, погиб, бидолашный, хоть и зануда был и жмот, а все равно жалко! – запричитала соседка.
- Он один жил? – не слушая ее, спросил Марс.
- Летом один, иногда дети приезжали, сиделка время от времени приходила. Меня не захотели брать в сиделки, мол, выпиваю.
- Разошлись по этажам. Надо посмотреть есть ли кто-нибудь еще, – отдал приказ Марс. - Почему Перс здесь, если он должен быть на море? – кивнул он головой в сторону пса, стоявшего у лестницы, ведущей из холла на второй этаж, и отчаянно гавкающего.
В два прыжка вслед за бежавшим впереди Персом Марс заскочил на второй этаж, и кинулся в комнату, куда юркнул пес. Похоже, именно в эту комнату угодил снаряд, о провалил угол комнаты, засыпав кирпичом и штукатуркой весь пол, стоящую в углу, кровать, выбил взрывной волной окна, распахнул двери и свалил, стоящий у противоположной стены комнаты, шкаф с зеркальными дверцами. Устоял только письменный стол, вокруг которого валялись акварельные рисунки. Один из них взрывной волной и вынесло на улицу. Груда битого кирпича и штукатурки на кровати была довольно большой, что не давало возможности понять, есть ли кто-нибудь под завалами. По-видимому, не сомневался в этом один Перс Он, заскочив на кровать, стал отчаянно раскапывать щебень и крошку своими лапами. Только теперь Марс понял, почему пес на улице показался ему белым, а не рыжим как тогда на море. Он просто был засыпан белой пылью штукатурки.
- Перс! Она здесь? – зачем-то спросил Петя у пса и тут же увидел, как пес тащит зубами из-под завалов кусок розового махрового покрывала, которыми всегда укрываются южане в знойные ночи.
Кинувшись к кровати, Петр стал быстро разбрасывать обломки кирпичей, и отгре-бать руками щебень. Первой показался девичий локоть со ссадинами и кровоподтеками, потом показался край махрового покрывала, закрывавшего лицо девушки. Подняв его вместе с грудой обломков кладки, он понял, это Соня.
- Сюда, все сюда! - крикнул Петя в проем лестницы, и, схватив осколок битого зеркала, приложил к губам девушки. Когда на стекле появилась маленькое матовое пятно пара, Петя радостно сказал вбежавшим в комнату товарищам:
- Жива! Мы с Шихтой будем ее откапывать, а ты, Правда, вези сюда скорую помощь, всех разбросай, а к нам привези! Вы, мадам, - обратился он к вбежавшей в комнату соседке,- им ворота откроете. Знаете, как?
- Да, конечно, видела, как Вадик это делал. Там на пульте кнопка есть. Открою, - ответила та с готовностью.
Вдвоем ребята быстро освободили Соню из-под завалов и обтерли ей лицо и шею мокрым полотенцем, найденным тут же в ванной возле ее спальни. На голове девушки красовалась огромная гематома, израненные руки и ноги опухли и слегка посинели.
- Подними рубашку, нет ли у нее раны на теле,- скомандовал Марс.
- Сам подними, я не могу, - ответил Шихта смущенно.
- Эх ты, а еще женихом называется! - толи с издевкой, то ли с досадой сказал Петр и поднял рубашку на безжизненном теле девчонки. Загорелое тело с черным треугольником волос и белыми грудками смутило ребят, но главное они успели рассмотреть, кровавых ран на теле не было, только в районе груди была большая ссадина и кровоподтек видимо от удара, свалившегося на нее куска стены.
- Может быть ей искусственное дыхание сделать, если живая? - вопросительно ска-зал Шихта.
- Какое дыхание у нее наверняка сотрясение головного мозга и поломано все внут-ри, ее трясти нельзя. Надо приводить в чувство щадящими методами. Долго человек не может находиться без сознания, может начаться отмирание головного мозга. Странно как она вообще не задохнулась под этими завалами, видимо полотенце спасло, где-то была щель, в которую поступал воздух. Так, Шихта, тащи сюда тазик воды, попробуем еще об-тереть.
Отжав в тазике полотенце, Петя обтер лицо девушки и растер ей шею и грудь. По-сле этого ресницы ее дрогнули, но глаза так и не открылись.
- Ну, что умеешь делать дыхание изо рта в рот, как делал там, на море? - спросил у товарища Петя.
- Сам набрехал и сам в эту брехню верит,- огрызнулся Шихта. - Не умею я и никогда не делал этого.
- И я не делал, но надо, - промолвил Петр и, набрав полную грудь воздуха, припал к холодным губам девушки, выдохнув в нее набранный воздух. После третьей попытки девушка приоткрыла глаза, а после четвертого, одними губами спросила:
- Что со мной?
- Ничего, все до свадьбы заживет,- попытался пошутить Петя, улыбнувшись.- Прав-да Сонча?
- Да, - ответила та, и опять впала в забытье.
Пришла скорая, и суровые от свалившейся на них тяжелой работы, санитары и вра-чи забрали девушку в больницу.
- Куда вы ее везете? - спросил, закрывая дверцы машины, Марс.
- В травму Калининского района, - ответила женщина фельдшер, делавшая Соне противошоковый укол.
- Это что она? Шихтина любовь? - спросил подошедший к ребятам Правда.
- Да, она, - ответил Петя, а он ей искусственное дыхание делать не захотел, слабак, пришлось мне.
- Такое бывает только в книжках, - произнес Правда. - В жизни никогда.
- Выстрелило же у тебя тогда негодное противотанковое ружье. Я бы тоже не пове-рил, если бы не видел горящий вертолет. Вот и единственную знакомую дончанку, с которой мы познакомились на море, отрыли из-под завалов буквально у порога своей располаги. Фантастика!
Потоптавшись у распахнутых ворот дома Сони, Макс спросил у стоявшей рядом со-седки:
- У вас телефон Сониного отца есть?
- Да, конечно, Вадик оставил и сказал звонить. Он у меня постоянно на подзарядку включен, но деньги кончились.
- Несите, с моего позвоним, - распорядился Марс.
Тетка уже вполне пришедшая в себя, принесла телефон. Марс, набрал нужный но-мер и сунул трубку соседке, которая тут же заплакала в трубку:
- Ой, Вадик, ой, горе…
Петр, решительно забрав у тетки трубку, четко передал скорбную информацию:
- С вами говорит Петр, ваш знакомый из Питера. Ваш дом в Донецке обстрелян. Соня жива, она в травме больницы Калинина, а дедушка погиб. Разбита стеклянная стена, так что дом, по сути, открыт. Ворота целы. Что делать?
После некоторой паузы, в трубке глухо зазвучал голос Вадима:
- Что с Соней?
- Ее придавило частью рухнувшей стены, видимых повреждений нет, она приходи-ла в сознание, потом опять провалилась. Ее забрала скорая. Дед мертвый, его забрали в морг.
- Понятно. Закройте ворота, и попросите соседку присмотреть. Мы с женой далеко, но через сутки будем. Сейчас буду звонить друзьям, они помогут. С чьего телефона ты звонишь?
- Со своего, - ответил Петя.
- Будем на связи,- ответил Вадим и в трубке зазвучали короткие гудки.
Марс и Шихта, оставив соседку Веру в карауле на ее участке отправились дальше искать выживших после обстрела. Через две усадьбы, только слегка, посеченных осколками, стояла сильно разрушенная хата со снесенной крышей и проваленной фасадной стеной. Во дворе дома рядком лежали погибшие обитатели, по всей видимости, бабушка, мать и девочка лет одиннадцать. Над ними, стоя на коленях, склонился дед и не по- мужски раскачиваясь, выл. Завидев ребят, он с большим трудом поднялся с колен и, схватив лежавшие на земле грабли, замахнулся на них. Правда, подняв руку, принял удар черенка грабель на себя и, а другой рукой вырвал их у деда.
- Уходите ироды! Убийцы! Всех вас порешу, зачем вы сюда пришли? Кто вы такие? Что вам надо? Без вас тихо было, а пришли и все погибло. С кем я теперь останусь? Нет моих девчат, все тут лежат родненькие, красавицы мои. Вы мне их воскресите? Нет, тогда зачем пришли, пошли вон отсюда, - бился в истерике дед.
Шихта схватил его в охапку и крепко прижал к себе, что-то нашептывая деду в большое поросшее волосами ухо. Постепенно дед затих и жалобно заплакал, сглатывая слезы. Спасать в этом дворе было уже некого. Зато в соседнем пришлось долго откапывать крышку подвала, которую завалило рухнувшей стеной и доставать оттуда перепуганных, но живых жильцов: пожилую женщину с дочкой и двумя внуками.
- Спасибо вам, спасибо, причитала бабушка и, пыталась поцеловать руки ребят. - Вы наши спасители, мы уж думали там и погибнем. Спасибо! Я-то что, я свое прожила, а вот детки, - заливалась она слезами, прижимая к себе дочку и детишек.
- Ну, вот, одни проклинают, другие благодарят, - ворчал Правда, переходя от одного дома к другому, от одной беды к другой.
- А сам бы что делал? Так же бы выл и проклинал. Люди то тут ни при чем, за что их убивают? – произнес Марс и включил зазвонивший мобильник.
- Это Вадим, - прозвучал хриплый голос в трубке. – Не могу никого найти из своих друзей и сослуживцев, видимо все в бегах, так что вся надежда не тебя. У тебя деньги есть?
- Есть двести гривен, - честно ответил Петр.
- Так, это не деньги. Ты далеко от нашего дома? Рядом? Тогда заходи в дом, найди мой кабинет - первая комната слева наверху, в письменном столе лежит тысяча баксов заначки для деда. Бери их поезжай в больницу, дашь главному врачу, чтобы сделал все, что можно. Я буду продолжать звонить друзьям. Веру – соседку попроси, чтобы закрыла ворота и присмотрела за домом до моего приезда. Все понял?
- Так точно, - ответил Петр. - Сделаю, не волнуйтесь.
Деньги нашел, ворота закрыли, Веру в караул поставили, оставалось только отпро-ситься у Мулата съездить в город.
- Разрешите нам с Шихтой съездить в больницу, проведать его невесту, - обратился Марс к Мулату.
- Ничего себе, у тебя уже и невеста есть? – удивился Мулат, глядя на понурую смущенную фигуру Шихты.
- А почему нет? - бойко ответил за парня Марс. - Она донецкая, он мариупольский, встретились на море, полюбили друг друга. Сейчас мы отрыли ее в разбомбленном доме. Надо присмотреть, чтобы врачи не напортачили. Передачу отвезти.
- А что он один не едет, а с тобой?
- Скромный он парень, не сумеет договориться, я должен ему помочь. К тому же вы сами говорите, кругом бродят диверсионные группы, надо по двое ходить.
- Так, - почесал затылок Мулат. - Сейчас затишье. Все дома вроде обошли, раненных вывезли, можно вас и отпустить. Если нашу медицину не проконтролировать –загубят девку. Езжайте. Только одна нога там, другая здесь! Возможно, укры к вечеру начнут наступление.
Ребята добрались до больницы на машине скорой помощи, упросив водителя взять их собой. Они долго искали отделение, куда положили Соню. Нашли ее в коридоре пере-полненного травматологического отделения - скромного четырехэтажного здания, стоящего в центре территории больницы Калинина. Соня спала, тихо посапывая.
Петр в грязной камуфляжной форме с автоматом в руках, буквально ворвался в ка-бинет врача, и, понимая, что надо действовать решительно и нахраписто, с порога заявил:
- Почему держите в коридоре невесту защитника Новороссии? Кто вам да такое право? Немедленно переведите ее в палату и займитесь лечением! Головой отвечаете за девушку. Я хорошо все объяснил?
- Хорошо, - ответил главврач - пожилой еврей с седой кудрявой шевелюрой, но куда я ее положу, все палаты переполнены?
- Я не знаю куда, хоть себе в кабинет, а, чтобы легче было искать помещение, вот вам благотворительная помощь на работу вашего отделения, протянул парень конверт с деньгами. Завтра явится ее отец – известный донецкий бизнесмен, он обсудит с вами все детали лечения.
- Значит вы ее жених,- ухмыльнулся врач?
- Нет не я,- помотал головой Марс, - жених стоит в коридоре, его слегка контузило и волноваться ему нельзя, - для большей убедительности приврал он.
- У вас в России все такие нахальные, как вы, молодой человек? – усмехнулся врач.
- Ну, вот невозможно рот открыть, сразу говорят из России,- смутился Петр. - Да я оттуда, но теперь я боец армии Новороссии. Доброволец.
Врач оказался понятливым и Соню тут же перевели в комнату для ВИП-персон. Вторая койка была занята женой такой персоны. Она, по сути, лечилась амбулаторно, а сюда приходила только на процедуры. Когда кровать с лежащей девушкой закатили в па-лату, Соня вдруг открыла глаза и отчетливо произнесла:
- Я уже на Марсе?
- Нет, ты еще на Земле, но става богу не в ней, - в тон ей ответил Петр. - Твои укры пытались тебя запустить на небо, чтобы изучала там санскрит, но мы с Шихтой не дали.
- Кто такой Шихта?
- Ты, не знаешь? Это твой жених, Толян, которого ты подушкой била. Иди сюда же-нишок,- подтолкнул Петя упирающегося Шихту к койке. - Выздоравливай, свадьбу справим.
- Ты все шутишь, - едва прошелестела девушка и снова провалилась в забытье.
- Молодые люди, покиньте помещение. Сейчас девушку будет осматривать врач. - приказала строгая медсестра.
Осмотр длился долго, а может быть, так только показалось, переживавшим за дев-чонку приятелями, но наконец-то врач вышел из палаты и сообщил диагноз:
- Сильное сотрясение мозга, ушибы внутренних органов, перелом руки и трех ребер, сдавливание конечностей, хорошо врачи скорой жгуты наложили, иначе инсульта было бы не избежать. Одним словом, состояние тяжелое, никаких прогнозов, но будем делать все возможное, чтобы спасти вашу невесту, - повернулся врач к зардевшемуся Толяну, - может быть еще на свадьбе спляшем, а пока ждать. Опыт вытаскивания с того света попавших под завалы шахтеров в нашем отделении есть, так что будем надеяться на хороший исход.
- Доктор, а какова вероятность полного выздоровления? – неожиданно осипшим го-лосом спросил Петр.
- Я сказал никаких прогнозов, тем более ожидания полного выздоровления. Выжить бы вашей подружке, и на том спасибо, - жестко ответил доктор и скрылся в ординатор-ской.
- Как это, «выжить»? - вдруг разволновался Шихта. - Она же молодая, выживет, я это точно знаю, братка убили из автомата, а Соньку просто придавило. Должна жить! Разговаривала с нами… Как это, «выжить»? - сказал он и отвернулся, скрывая сдерживаемые весь день слезы.
Петр и сам чувствовал, что и ему хочется зарыдать от пережитых за день стрессов, от волнений за жизнь всех спасенных и тех, кого спасти не удалось и, конечно же, за жизнь этой отчаянной девчонки, которая совсем недавно, сверкая своими стройными ножками, скользила по азовской воде. От тяжелых раздумий его отвлек телефонный зво-нок:
- Что с Соней?- прозвучал голос Вадима.
- В больнице, только что осмотрел врач. Сказал, что много проблем, переломы, ге-матомы, но все должно наладиться, как можно спокойнее ответил он, - сейчас я трубку врачу передам.
- Надеюсь, он не скажет отцу, что она может и не выжить, - буркнул Марс, опуска-ясь на стоящую в коридоре обитую дерматином кушетку, на которой сидел приятель. – Вот интересно, зачем она сюда прикатила? Сидела бы на берегу моря и спрутов хавала, нет, чумовая, сюда под бомбы припхнулась, как она сама выражается.
Этот же вопрос ему задал Вадим, когда доктор вернул ему трубку.
- Откуда я знаю, зачем? - резко ответил Марс, мы с Толяном ни разу ее не видели по-сле отъезда из Мариуполя. Сами удивляемся, что ей здесь было надо?
–Поехали, мы уже Соньче не помощники,- повернулся Макс к товарищу, выключив телефон. - Сами за дочуркой не смотрят, а меня спрашивают, чего она сюда прикатила?
Возвращались в располагу злые и голодные, не решившись даже перекусить в горо-де. Долго ждали троллейбус, переминаясь с ноги на ногу на остановке.
- Уже сегодня центр бомбили. Чуть в здание СБУ не угодили, - услыхали ребята раз-говоры среди стоявших на остановке пассажиров. - Понятно, когда обстреливают Киевский район возле Аэропорта, там ополчение сидит, а центр чего бомбить? Даже в парк Шевченко снаряд залетел, чуть детишек не поубивало. Наши дуры - мамы все продолжа-ют деток на улицах прогуливать. Никак не поймут, что война в городе, - с раздражением сказал молодой мужик в белой футболке.
- Война, понимаете война! Как как это еще можно назвать, если стреляют из гаубиц и градов? Таким оружием с войсками сражаются, а террористов уничтожают стрелковым оружием и спецназом. Эти же суки лупят по мирному городу всем, чем придется. Вчера по Петровскому району фосфорными бомбами фигачили. Смотрю в окно, а там необычный фейерверк. Обычный вверх летит, а этот льется из облаков огненным дождем, все зажигая на своем пути. Фосфорные снаряды запрещены международной конвенцией. Белый фосфор, если на тело попадет, то выжжет в мясе огромную дыру, которую не зашить, не залечить. Поразительно, не по каким-то захватчикам, а по своему народу лупят, чтобы больше любили и не отделялись.
- Кто бы мог подумать, что так все обернется? – вздохнул стоявший рядом с парнем в футболке мужчина в летах. - Я вот сейчас на смену в шахту еду, проходчиком уже двадцать пять лет работаю. Тормозок жена собрала, - поднял он белый пакет с фирменной надписью СКМ. - Иду и не знаю - поднимусь завтра нагора или похоронят в шахте эти дьяволы. Все утро со стороны шахты бахи раздавались.
- Ты же в шахту идешь. Тебя в шахте ни один снаряд не достанет, даже атомная бом-ба, - усмехнулся парень в футболке. - Радуйся!
- Да, до штольни не дойдет, но вот перебьют провода, как из шахты подниматься, как ее вентилировать?
- А вы идите к нам в ополчение, - простодушно встрял в разговор Шихта. - Мы из окопа, легко вылезаем, там и электричества нет. Все говорили шахтеры встанут, хунта ляжет, но пока что-то их среди нас не видно.
- А кто мою семью кормить будет? - взвился шахтер. - Ты сопляк, что ли? Вы накор-мите, вам бы только пошмалять из автомата. Подставили нас под эти пули, жили, не тужили, и на тебе! Я даже на референдум не ходил, а теперь дрожи тут под градами! Вы о людях подумали, когда в войнушку решили поиграть?
- У нас война в Мариуполе еще в апреле началась. Моего братка убили, моего друга в Одессе чуть живьем не сожгли, кивнул он в сторону Марс, - а вы трындите – «Подста-вили!». Это хунта нас всех подставила под свои пули и снаряды. Мы же хотим защитить таких вот уродов, как ты, дед! – сердито блеснув глазами, ответил ему Шихта.
Петр молчал, боясь выдать в себе русского. В такой накаленной обстановке могли бы быть проблемы.
- А я еще посмотрю, куда мне податься, либо вправо, либо влево. Левые у меня ав-томобиль отобрали в пользу ополчения, а правые, мой магазин разбомбили. Сейчас еду собирать, что осталось. Вот и думай, куда бедному предпринимателю податься, - заявил крепкий мужичок с бритой головой и крепкой шеей.
- Ага, бедные вы, как же! – подышал бы пылью за две тысячи гривен на шихтовом дворе, тогда бы и говорил, кто бедный, а кто богатый, - стал наливаться злобой Шихта.
- Кто на что учился, - нагло улыбнулся предприниматель.
- Ах ты, гнида буржуйская,- взвился Шихта, поднимая автомат. - Может быть, тебя прямо тут пришить, чтобы не мучился, куда податься. Магазин у него разбили, машину отобрали. Да мы с Марсом сегодня весь день покойников доставали из разбомбленных домов. Девчонку вон отвезли у больницу, говорят, может не выжить, а он - автомобиль отобрали, гнида!
Стоявшие на остановке, вжали головы в плечи, боясь пошевелиться, а Марс, взяв дрожащего от ярости друга за плечи, увел его в сторону от перепуганных людей.
- Уймись! Им и так страшно, это же их город, а тут обстрелы…
К счастью к этому моменту подошел троллейбус. Ребята вошли в салон в числе по-следних и встали на задней площадке, стараясь не вслушиваться в разговоры пассажиров. Подъехали к своей остановке, когда уже совсем стемнело. Вышли на плохо освещенную улицу, тянущуюся вдоль череды частных домов, и вдруг земля задрожала от взрывов, а с черного летнего неба полился огненный дождь, освещая округу призрачным белым огнем. Достигая земли, он разливался огненными реками, зажигая все на своем пути.
- Вот они фосфорные бомбы, - крикнул Марс, увлекая приятеля к сложенным у до-роги бетонным трубам, заготовленным для ремонта ливнестоков.
Они быстро забрались внутрь одной из труб и прижались там, наблюдая через торец за пылающим над землей адским огнем. Огненный дождь и взрывы прекратились так же внезапно, как и начались, и в наступившей тишине, прорезались крики и стоны раненных, которых накрыли снаряды. Недалеко от остановки пылал троллейбус, на крышу которого попала фосфорная бомба. Пламя пожара освещало лежавших вокруг пассажиров, не успевших отбежать подальше. Катался по земле, сбивая пламя с белой футболки, да-вешний пассажир, лежал обгорелый труп, рядом с которым валялся полиэтиленовый па-кет с фирменной надписью СКМ. Бегал вокруг совершенно обалдевший «буржуй», потрясая кулаками и время от времени выкрикивая:
- Суки позорные! Кого бомбите? За что?
С ним вместе потушили парня в белой футболке, с зияющей на спине обугленной раной, которая образовалась от попавшего на спину белого фосфора. Рана не кровоточи-ла, но была глубокой и на ее дне проглядывала белая лопаточная кость. Раненный парень не орал, он выл от боли. Ребята не знали, как облегчить его страдания и пошли дальше на звуки стонов, срывая с людей пылающую одежду, и вынося раненных к дороге, по кото-рой уже мчались машины «Скорой помощи». Тушить подожженные фосфорными бомба-ми дома у них не было ни сил, ни средств. Тем более, что довольно оперативно из города подъехали пожарные машины.
- Вы сейчас куда? – спросил глухим голосом притихший предприниматель.
- Мы в располагу ополчения, ответил - Шихта. - Что уже разобрался, куда идти?
- Да, иду с вами. Мне с этими отморозками не по пути.
Общежитие, где было расквартировано их отделение, и ближайшая к нему улица в этот раз от обстрела не пострадали. Там застали только дежурных, которые отправили ре-бят к блокпосту, где их отделение сооружало укрепления и рыло окопы.
- Где так долго прохлаждались? Я отпускал ненадолго, – строго спросил их Мулат.
- Едва нашли невесту Шихты, а потом попали под обстрел и помогали выносить ра-ненных и обгоревших, - отрапортовал Марс.
- От фосфора?
- Так точно! Раны страшные, до костей прожигает, дома горят, пожарные приехали тушить.
Мулат, грязно выругавшись, спросил:
- А это кто с вами?
- Это новый ополченец с позывным Буржуй, - с готовностью ответил Марс. - Мы вместе помогали раненым, надежный человек.
- Если надежный, пусть остается.
- Я только отлучусь не надолго, посмотрю, что с моим магазином, он тут недалеко,- ответил Буржуй, не возразив против приклеенного ему Марсом позывного.
- А что у тебя там, в магазине? - поинтересовался Мулат.
- Продукты. Звонил отец, что в магазин снаряд попал. Надо бы проверить, что и как.
- Ну и первый взнос нести, - обрадованно сказал Мулат. - Мы тут целый день голод-ные вошкаемся. Марс и Шихта сопроводите Буржуя до магазина и помогите его раскулачить.
Магазин Буржуя стоял практически у линии фронта разделявшего украинские вой-ска и ополчение. Он представлял собой небольшое, сложенное из шлакоблока строение, накрытое гофрированной оцинковкой. Сейчас здание находилось в плачевном состоянии. Два довольно больших окна, служившие витринами, были выбиты. Часть крыши лежала во дворе. Света не было. Включили мобильники и вошли в торговый зал, где царила разруха от залетевшего и взорвавшегося снаряда. Вперемешку с консервными банками и бутылками с водой и шипучими напитками, валялись, разорванные пакеты с мукой, саха-ром и макаронными изделиями. Однако полки, на которых они размещались раньше, бы-ли целы и стояли пустыми вдоль стен.
- Сынок, ты? Раздался откуда-то из угла голос, и тут же показался весь обсыпанный мукой пожилой человек, одетый в когда-то синий халат. – Машу убило, уже отправил ее в морг, «Скорая» приезжала, а сам живой, пытаюсь порядок навести, полки поставил, сейчас товар буду раскладывать. Только темно, луна еще не полная, светит едва, - говорил старик таким тоном, как будто не было обстрела, не было погибшей продавщицы девушки Маши, не было рухнувшей торговый зал крыши, которую он сам недавно монтировал вместе с сыном на здании строящегося магазина.
- Не волнуйся, сынок, все отремонтируем. Утром, я займусь. Все восстановим, тор-говать будем, надо же кредит отдавать. Все отдадим, не сомневайся, - приговаривал обезумевший от горя старик.
- Отец, конечно, все будет хорошо. Ты не переживай,- утешал его парень. Я тебе сейчас домой провожу, а пока помоги нам с ребятами собрать то, что осталось. Кати сюда тележку.
Когда тележка была нагружена, ее покатили к окопам, где сидели ополченцы. Ого-лодавшие ребята тут же накинулись на еду. Отец Буржуя смотрел на них, не до конца понимая, что происходит? Когда же до него дошло, что все спасенные товары сын отдал да-ром этим странным мужикам, сидевшим на земляном валу, дед дрожащим от обиды голо-сом, спросил:
- А как же кредит?
- Кредит я брал в Приват банке у Коломойского, наемники которого разбомбили наш магазин. Так что с него еще причитается и за магазин и за моральный ущерб, кото-рый я ему с большим удовольствием возмещу по полной. Одним словом, я, батя, записался в ополченцы. Уже даже кликуху имею: Буржуй. Не удалось на деле, стать богатым, так пусть хоть на словах сбудется. Дайте мне, хлопцы, только, чем воевать.
- Автомат дадим, пополнение нам очень пригодится. Не случайно укропы обстрел утроили, наверняка в наступление пойдут прорывать нашу блокаду вокруг Аэропорта. Он с мая находится в их руках. Согласно радиоперехватам, у засевших там вояк, кончается продовольствие и снаряды. Так что к рассвету к ним может двинуться подкрепление. Надо быть наготове.
- А меня возьмете? – вышел из-за спины Буржуя его отец. Я в армии служил, в вой-сках ПВО, оружие хорошо знаю, стрелять умею, да и сила еще есть. Мне всего шестьдесят два, еще можно воевать и воевать.
- А жизни своей не жалко? – жестко спросил Мулат.
- Это вам молодым должно быть жалко своей жизни. Это вы еще не дожили, не до-любили, не докурили последней папиросы, а я уже все видел и все знаю. Не прощу себе, если брошу сына и не помогу ему в тяжелую минуту. Да и не стерпит душа, если я предам память отца. Он всю войну прошел, Донецк – в те годы Сталино, от фашиста освобождал, умер от старых ран в шестидесятые, а я струшу и к бабке под бок пойду? Не порядок.
- Буржуй, согласен, чтобы отец остался в ополчении?
- А тут уж соглашайся, не соглашайся, а как он скажет, так и будет. Выгоните, так он отойдет на несколько метров и все равно следом пойдет. Упертый очень, хохол, что с него возьмешь? Можно ему по отчеству позывной дать Федорович?
- Можно, принимай на себя Федорович снабжение отделения. У тебя и навык есть. Разбери привезенные продукты, что-то здесь оставь, что-то располагу отвези.
- Вот это дело! Давай, сынок, еще сходим в наш магазин, там еще много чего оста-лось, надо бы забрать, - засуетился новый ополченец.
Почти до утра окапывались, в ожидании наступления, а под утро большинство бой-цов сморило, и они, оставив в карауле двух бывших мариупольских милиционеров: Кен-та и Свана, уснули, раскинувшись на не успевшей за ночь остыть земле. Под утро она за-гудела под колесами тяжелой техники, разбудив бойцов.
- Всем занять позиции, идут, - крикнул Мулат. - К бою!
В это момент воздух как будто взорвался, а земля полетела комьями, вывернутыми снарядами, которые ложились практически рядом с укреплениями ополченцев. Взрывы слились единый страшный грохот, не делая пауз и передышек.
- Градами лупят! - скорее догадался, чем услыхал Марс сказанные Мулатом слова. – В укрытие!
Все бросились в укрытие, вырытое под бетонным фундаментом билборда. Вчера, когда начали рыть траншею, молодежь смеялись над расточительностью бизнесменов, по-тратившихся на такое дорогое сооружение для рекламы, однако Иса, который всегда находился поблизости от них, внес поправку:
- Это не бизнесмены потратились. Это фундамент соорудили еще при советах для того, чтобы разместить на нем обращение к народу лично от Леонида Ильича Брежнева, который когда-то мудро заявил, что «Экономика должна быть экономной!». Для того чтобы вбить в голову каждому советскому человеку эту простую по форме, но гениальную по содержанию мысль генсека, было заложено в землю, как минимум пять тонн бетона.
Теперь эти пять тон хорошо защитили ребят от царившего вокруг ада, учиненного вооруженными силами Украины на донецкой земле. Теперь свалившийся билборд, вы-полненный из листовой стали, уговаривавший народ поторопиться в оптовый магазин МЕТРО, защитил ребят от мелких осколков, кусков асфальта и щебня, выбиваемых из дороги. К счастью прямых попаданий не было. Ополченцы сидели в своем укрытии, втянув головы в плечи и закрыв руками, как будто скрещенные над головой запястья могли уберечь их голову и не дать ей оторваться при очередном ударе взрывной волны. Наконец, когда стало относительно тихо, выглянувшие из укрытия ополченцы увидели только хвост, уходящей в Аэропорт колонны тяжелой техники.
- Прорвались, прорвались! Как мы могли сдержать их с одними автоматами, да еще и под обстрелами? Сделали огневое прикрытие и прорвались. Видите, как они воюют, не пускают в бой солдат, лупят издали изо всего того, что у них есть. А у нас только стрелковое оружие. Где те танки, где «Катюши» и «Грады»? Где? – кричал в отчаянии от свое-го бессилия Мулат.
Видимо его крики достигли ушей командования. К середине дня к их блокпосту по-дошли танк с флагом ДНР, и грузовик, тащивший за собой гаубицу.
- Хлопцы, помогите нам окопаться и идите, отдыхайте. Мы тут всерьез воевать со-брались. С сегодняшнего дня Главнокомандующий ДНР полковник Стрелецкий объявил в городе осадное положение, - сообщил им вылезший из танка дядька в шлеме и в черном спортивном костюме с эмблемой Адидас. За ним из танка и грузовика вышли такие же разношерстно одетые ополченцы и принялись рыть котлован, чтобы заглубить танк, пре-вратив его в дзот.
- Разве одним танком тут обойдешься? – покрутил головой Буржуй. Тут нужно, как минимум, несколько танков и артиллерия, чтобы от укропов отбиваться. Они вон колон-ной шли, много их.
- Будут еще танки. Наши недавно оружейный склад в Донецке взяли, почти без вы-стрелов. Только пару солдат из охраны укроповских войск погибло. Теперь в ДНР появились танки, но на ходу из двух десятков оказался один, на нем мы и пришли. Остальные в ремонте. Все ржавое, в стволах птицы гнезда свили, гусеницы в землю вросли. Стояла техника без движения двадцать четыре года, мхом покрылась. Ну, ничего, наладим, главное успеть до наступления, а то, что укры бросятся наступать, тут уж сомневаться не приходится, - поведал командир танка притихшим от усталости ополченцам.
Прошло еще три горячих дня, в непрерывных атаках украинских войск, которые пытались прорваться в Аэропорт. Ребята глохли в грохоте канонады, но были целы, так как снаряды по большей части разрывались в расположенном по соседству жилом секторе. Особенно страдали девятиэтажки, стоящие рядом с Аэропортом. Ополченцы пытались подавить огонь укропов (как они давно уже звали украинские войска) из танка, но не хватало ни умения и снарядов.
- Все пропал Аэропорт, - тяжело вздыхал Иса, после каждого залпа артиллерии или выстрела танка. - Мне кажется, или и впрямь слышно, как падают со звоном стекла этого прозрачного красавца?
- Я тоже отчетливо слышу звон битого стекла,- отозвался Туз,- я летал через Донец-кий аэропорт множество раз. Долгие годы он был скромным провинциальным, но после Евро 12, просто поражал красотой и просторами. Я еще удивлялся: зачем Донецку такой аэропорт? Не транзитный город, своих рейсов раз, два и обчелся, а тут такая махина…
- Новая власть, наверное, тоже так рассудила, раз решила разрушить, то во что прежняя вломила ни один миллиард долларов, - зло заметил Мулат.
- Увы, мне летать оттуда не пришлось, а вот с семьей… - замялся Иса, но потом вздохнув продолжил, - ездили на его открытие. Красавец, что и говорить! Кому тогда - два года назад, могло прийти в голову, что сами своими руками развалим это творение? Странные мы люди, все время живем по принципу: мы старый мир разрушим, до основания, а затем…Что может быть затем? Хотя, Аэропорт, может быть, и восстановят, а вот кто воскресит людей?
- Вот поэтому и приходится стрелять по Аэропорту, чтобы еще большее количество людей не оплакивать,- прервал причитания Исы Мулат. - Кто знает, есть в этих домах люди? Видел кто-нибудь? – кивнул он в сторону девятиэтажек, стоящих недалеко от терминалов.
- Я видел, как уезжали на машинах, - ответил ему Тихой. - Но дома большие, а ма-шин было не больше десяти. Я не считал.
- Может быть, раньше выехали? Эти дома стали обстреливать еще с первого штурма Аэропорта. Кому-то из наших пришло в голову, затащить на крышу этих домов миноме-ты и лупануть по старому терминалу. По ним долбанули в ответ, а потом видимо понравилось, пристрелялись. Жители должны съехать, как в этом аду жить? В любом случает надо проверить, есть ли там люди или нет, помочь, чем можем, - тоном приказа сказал Мулат. – Щуплый, бери молодежь Марса, Правду и Шихту и проверьте подвалы в домах. Если кого найдете, выводите с тыльной стороны домов в город.
Самым страшным было перебежать сплошь простреливаемую трассу. Ребята, сжимая в руках автоматы, проскочили ее, стараясь не думать о том, что свистящие вокруг их пули предназначались для них, а бронежилет, который мог как-то их защитить был только у Щуплого. «Да, надо было у Пашки занять на броник», - мелькнула мысль у Марса, а в это время она из пуль противно царапнула по его по кевларовой каске. «Не зря потратился», констатировал он этот факт, скатываясь в придорожную канаву. Вслед за ним скатились туда и другие бойцы. Немного передохнув, они решили перебежками двигать-ся к стоящим поблизости от многоэтажек железным гаражам, от которых до домов было рукой подать.
- За мной, крикнул Щуплый и первым выскочив из канавы, побежал, петляя по дав-но некошеной, высохшей на июльском солнце траве. Едва ребята заскочили за стены га-ражей, как по их железным стенам зацокали пули.
- Видимо укры приняли нас за штурмовой отряд, вот бьют. Откуда они нас разгля-дели? – удивился Шихта.
- Видишь, диспетчерская вышка Аэровокзала торчит. Наверняка оттуда в бинокль наблюдают, - ответил ему Щуплый. - Как будем прорываться к домам? Раз нас засекли, накроют, пить дать, накроют. - Делаем так. Один стреляет из автомата из-за дальнего угла гаража, отвлекая на себя укропов, остальные по одному бегут к дому. Один добежал, второй пошел. Мы так делали в Славянске. Марс – ты стреляй, а мы двинулись, увидишь, что последний добежал, давай за нами. Ты бегаешь быстрее всех, догонишь - отдал распоряжение Щуплый.
- Так он же пятиборец, - крикнул Шихта, выбегая под пули первым.
Марс стрелял короткими очередями в сторону диспетчерской вышки, понимая, что все равно не достанет до засевших там, да и патронов было жалко. Когда в сторону дома убежал последний из оставшихся бойцов, Марс, дав на прощание еще две очереди, бросился к дому. Ощущение было, как в игре в Пионербол, когда один на один остаешься с двумя выбивалами, понимая, что охота теперь идет только за тобой. Когда до спасительного угла дома оставалось не более десяти метров, грохнул танковый выстрел и гараж, за которым только что скрывались ребята, взлетел на воздух, открывая хранившийся в нем хлам. Взрывной волной Марса приподняло над землей и пронесло немного в сторону к дому, а потом ударило о землю. Очнулся он уже за стеной дома, куда его затащили ребята.
- Эх, жаль Марс, что тебя прямо до дома не донесло, пришлось тебя, бугая, на себе тащить, - пошутил Шихта, когда Марс открыл глаза. – Ты живой?
- Да, вроде. Ничего не болит, только звон в ушах, похоже, из танка жахнули?
-Точно, - ответил Щуплый. - Теперь надо думать, как попасть в дом. Шихта говорит, в подвале есть люди. Он разговаривал с ними через вентиляционные окна. Плохо только, что двор находится со стороны обстрела, а все окна с этой стороны зарешечены и в дом отсюда не попасть. Придется опять под пулями бежать. Делаем так: Правда и Марс остаются здесь, а мы с Шихтой просачиваемся на ту сторону, только надо предупредить народ, чтобы открыли подвал.
- Уважаемые товарищи! - закричал Щуплый в вентиляционное окно фундамента - Мы бойцы ополчения Народной Армии Донецкой республики хотим вывести вас из дома и поместить в более безопасное место. Большая просьба, открыть подвал и пустить наших ребят к вам. Не бойтесь нас!
- Откроем, идите, - раздался через некоторое время глухой голос из подземелья.
- Шихта, за мной! – крикнул командир и побежал за угол дома.
Фасад дома, развернутый в сторону Аэропорта, обстреливали с собой интенсивно-стью. Теперь догадавшись, что группа ополченцев пробирается в дом, укры усилили об-стрел и снаряды падали во двор дома, били по его стенам, залетали в окна. Весь двор был завален битым стеклом, осколками бетона, выбиваемого из стен, желтой ватой утепления балконов и вещами, выносимыми из окон взрывной волной. Заскочили в подъезд, с обо-дранными и разрисованными стенами, спустились в подвал, куда их пустил через железный люк парнишка лет пятнадцати. Там в стойком затхлом запахе сырости, замешанном на застарелой вони неисправной канализации, в колеблющемся свете свечи, на брошенных на доски матрасах, сидели и лежали женщины, старики и дети. Всего было человек двадцать.
- Божечки! Как вы тут живете? – вырвалось у Шихты.
- Да вот так и живем, уже почти полмесяца. Без света и воды, забытые и богом, и людьми,- поднялась к ним навстречу немолодая крупная женщина лет пятидесяти пяти.
- А чем же вы питаетесь, что пьете? Как же дети? Тут же вонь, солнца нет! – про-должал возмущаться Шихта.
- Парень, пришел спасать, так спасать, нечего расспрашивать, самим тошно! - Сер-дито одернула его тетка. - Ели, что в квартирах было. Со дня незалежности живем с запасами всего, что можно запасти. Вначале пили воду из бутылей, потом из ванн. В наших домах и в мирное время без запасов воды было не прожить. В этих местах вода выше чет-вертого этажа никогда не поднималась. Дети действительно, постепенно в кротов пре-вращаются. Ну, ничего, надеюсь еще успеют на солнце взглянуть. Лучше скажи, как ты нас выводить отсюда собрался? Я бы давно народ вывела, да не хочу рисковать и вести их по обстреливаемому двору. Надо было раньше это сделать, пока не так стреляли, а теперь зарядили, чуть не целый день бахают. Мы надеялись, что это временно, побузят и успокоятся, ан нет…
- Выйти можно только с другой стороны дома, но у вас на окнах решетки. Будем думать, что делать,- наморщил лоб Щуплый.
- Есть такие, кто в этом подъезде на первом этаже живет? – спросил Шихта сидель-цев.
- Ну, я на первом. - Тихо ответила женщина, сидящая с младенцем на руках в окру-жении еще троих ребятишек. Иногда хожу туда отдыхать с детьми, когда тихо, наши окна выходят на улицу не во двор.
- Решетки есть?
- Есть, но можно попробовать одну снять. Муж, когда на заработки уходил, грозился их укрепить, да так и не собрался.
Взяв с собой двух пареньков подростков, ребята пошли за женщиной. Через откры-тое окно позвали Марса с Правдой. Те осмотрели наружные решетки и пришли к выводу, что можно их достать, но нужен инструмент. Нашли лом, и вскоре решетка отвалилась вместе с куском кирпича.
- Теперь любой залезет! - заплакала женщина, которая до этой поры помогала ло-мать решетку.
- Вам с детьми все равно отсюда надо уходить, а решетку мы поставим на место, ни-кто и не заметит, что сломана, - заверил ее Щуплый.
Позвали прижавшихся у стены Марса с Шихтой и начали спускать к ним людей, ко-торые стояли в очередь. Больше часа возились с эвакуацией жителей. Одни боялись спускаться на руки к стоящим под окном парням, другие что-то забывали и возвращались в подвал или в квартиру, некоторых пришлось уговаривать уйти, на что они отвечали, что давно бы ушли, но идти решительно некуда, ни родни, ни знакомых в городе. Не уговорили только тетку Ивановну, ту с которой разговаривали в подвале. На упорные уговоры, она завела Шихту в свою квартиру на втором этаже, пропахшую запахом стрости и мочи. Там на широкой кровати лежала иссохшая от прожитых лет старушка, накрытая не по- летнему толстым теплым одеялом.
- Это моя мама. Ей девяносто два, как я ее брошу?
- Да мы ее на руках вынесем! – предлагал Шихта.
- Нет не надо, она встряски не переживет. Пусть уж так. Останемся мы с нею дом караулить. Уводите детей. Я тут останусь, твердо сказала тетка Ивановна. За меня не волнуйтесь, я всю жизнь в шахте под землей провела, на каре работала. Мне ничего не страшно, да и не для кого жить, мужа нет, детей тоже… Идите уже. Дом длинный, территория за ним не простреливается, по улицам частного сектора выберетесь поближе к цен-тру, ну а там уж вам решать, что с ними делать, у них реально никого в городе нет.
Был самый разгар безумно жаркого степного июльского лета. Люди, долго проси-девшие в подвале, щурились от солнца, но улыбались. Многие так ослабели, что практически не могли идти.
- Всем, кто может идти, собраться и двигаться за нами, здесь оставаться опасно, могут разведгруппу выслать, те никого не пожалеют, уж поверьте мне, - строго сказал Щуплый. - Парни, а вы берите малышей, и вперед, я буду прикрывать.
Марс взял девочку трех лет себе на руки, а мальчишке шести лет приказал забирать-ся на спину и крепко держаться. Мальчишка так сдавил ручонками шею, что Марс начал даже слегка задыхаться, и попросил мальца ослабить хватку. Девчонка на руках хныкала, пускала из носа пузыри и все звала: «Мама, мама!». Мать отзывалась: «Я тут доця!», и буквально волоком тащила за собой деда, который едва передвигал ногами.
Шихта, закинув автомат за плечи, взял на руки двух маленьких детей у женщины с тремя детьми, та с младенцем шла рядом. Правда, посадил на спину мальчонку лет пяти, а другой рукой поддерживал едва перемещавшуюся бабусю, которая шла и причитала:
- Ленка шалая, бросила меня с дитем и умчалась воевать, вот где она? Куда мы пой-дем, кому мы нужны? Все говорила, вас не тронут, вы под защитой Аэропорта, он боль-ших денег стоит. Плевал Порошенко на этот аэропорт, не за его же гроши строили, Свой бы и сортир не разбомбил, а тут стреляет день и ночь, чтобы ему повылазило, чтобы и ему и детям его до седьмого колена тошно было!
- Бабушка, вы не отвлекайтесь, нам надо силы беречь, чтобы быстрее дойти до част-ного сектора, где можно укрыться, - басил над ее головой Правда.
Когда до первого ряда домов оставалось несколько метров, за спиной затарахтел ав-томат, да так, что пули начали ложиться почти под ноги. В ответ застрекотал автомат Щуплого.
- Бегом! – крикнул Марс, и люди бросились бежать к частным домам, пытаясь найти там укрытие.
Добежав первым, Марс, спустив детей на землю, начал стучать в ворота крайнего дома, в надежде спрятать людей за стальными створками ворот. Никто не ответил.
- Поуезжали, наверное, - остановил его Шихта, - надо дальше бечь.
Передохнули только, когда завернули за угол проулка. Вскоре их догнал Щуплый.
- Расслабьтесь, они не будут нас преследовать. Увидели, что можем дать сдачи и повернули назад. Сейчас позвоню Мулату, пусть созванивается со штабом, чтобы транспорт за людьми высылали.
Дошли до трассы и долго ждали автобуса, прячась от солнца под жидкими кронами стоящих у дороги деревьев, стараясь не прислушиваться к плачу детей, просивших покушать и попить.
- Я вот одного не понимаю, - сказал, ни к кому не обращаясь, Марс. - Почему они стреляли нам в спину? Можно подумать не видели, что в основном это женщины и дети. Ну, ладно в Одессе куликовцы заявляли себя пророссийскими, ребята ходили с палками, оборонялись, баррикады строили, но здесь жители дома, убегают на безопасное место, почему по ним надо стрелять?
- Ты же сам сказал, что пришел сражаться с фашистами, а когда фашисты жалели де-тей и стариков? – ответил ему за всех Щуплый. - Мы для них все колорады, которых надо давить, жечь и убивать без разбора. Видел бы ты, что они в Семеновке делали! Косили мирный народ без разбора, не спрашивая, за кого они, за нас или за них.
- Не понимаю! Как можно за такое короткое время так возненавидеть людей, с кото-рыми ты жил в одной стране, чтобы убивать их? - твердил Марс, сидя на земле, устало свесив руки между колен.
- Я тоже не понимаю. Вырос здесь, каждый год ездил к бабушке, на украинском не-много говорю. Дружок был из Львова, тоже к своей бабушке приезжал, мы дружили и вдруг такое! – поддержал Марса Правда. - Бомбят, стреляют дома разрушают, зачем? Лю-ди, когда разводятся, они тоже должны друг друга поубивать? Неужели нет на земле та-кого закона, чтобы можно было спокойно разойтись одним жителям с другими?
- Почему же нет? Ведь Советский Союз разбежался полюбовно. Республики собра-лись и ушли. Никто по ним не стрелял, - вставила сидевшая рядом бабушка, недавно про-клинавшая Порошенко. - Это вы молоденькие не знаете или не интересуетесь, а мы-то помним, как все было. Только жили в большой стране и на тебе, каждый стал жить в сво-ей квартире, а стоило Донбассу захотеть отделиться от бандер, так те на дыбы! Потому, что они как фашистами были, так ими и остались! Мы все эти годы мечтали, чтобы они от нас отделились, всей бы Украине полегчало.
- Как же отделятся они! Ребята в Славянске рассказывали, что западенцам, которые воевать пошли, пообещали землю в Донбассе и два раба в придачу из наших. Вот они за свое светлое рабовладельческое будущее и воюют, – вставил Щуплый. - Я, кажись, там одного рабовладельца подранил, когда отстреливался. Их было пятеро, уходили вчетве-ром. Видимо поэтому и не стали нас преследовать.
Наконец пришел автобус, и ребята, отправив спасенных из-под обстрела жителей в город, а сами пошли в располагу. Обмывшись в душе холодной водой, едва успев прогло-тить обед, они упали на кровати и тут же уснули. Часа через два Марса разбудил звонок мобильного телефона, который он успел воткнуть в розетку.
- Привет, это Вадим. Вы где?
- Два все там же, ответил Петр.
Он звонил Вадиму каждый день, узнавая о состоянии Сони, и вот сегодня позвонил он сам, и по бодрому тону было нетрудно понять, что дела у дочери идут на поправку.
- Наконец могу сказать тебе, что Соне лучше. Я смог ее даже домой забрать, еще не-много полежит, окрепнет, и двинемся в Мариуполь на море, ее разбитые косточки лечить.
- Я рад, передавайте ей привет, - сонным голосом ответил приободрившемуся отцу Петр. - Пусть выздоравливает окончательно.
- Сам передашь, она хочет тебя видеть, лично, так сказать, поблагодарить.
- Сейчас мы немного поспим, уже почти двое суток без сна, а вечером зайдем, - от-ветил Петр. - Вы же рядом живете.
- Нет, мы не рядом, у нас еще в городе квартира есть. В доме опасно, хоть я распоря-дился забить окна, заделать разбитый угол и забор. Так что к восьми вечера ждите, спаса-тели, приеду за вами.
Марс проснулся за десять минут до назначенного Вадимом срока. Разбудил Шихту, оделись в гражданское, и вскоре уже сидели в машине Вадима.
- Ну, что воюете? – спросил он, чтобы как-то начать разговор.
- Воюем, - ответил Марс односложно и замолчал.
- А не кажется ли вам, что это проще назвать разваливаем? Был город европейского уровня, стал прифронтовой зоной с разбитыми окраинами. Я дом строил в тихом месте, Вера - соседка часть своего участка продала. На дешевизну клюнул, им с мужем на пол- литра не хватало, и что теперь? Руины. Ладно, мой дом почти цел, но улица в руинах, кто тут будет жить, кто это все восстановит?
- Мы что ли стреляем? - сердито буркнул Толян. - Это укры фигачат по нам и по мирным.
- Не было бы вас, никто бы не фигачил! Уходить вам надо. Тогда и город будет цел, - настаивал Вадим. - Хватит нам разбитого Славянска, десятилетиями теперь восстанав-ливать будут.
- Вы нас пригласили, чтобы уговорить прекратить сопротивление? – зло перебил его Марс. - Если так, то остановите машину, мы выйдем.
- Да нет, это я вам просто картину рисую, что приносит Донбассу ваше, как ты го-воришь, сопротивление. Города разрушаются, люди гибнут, криминалитет забодал, биз-нес усыхает, жизнь в Донбассе замирает. Вы что решили, что победите целую страну? Да, Украина гнилое государство, но оно есть! Да, у нее ржавая военная техника и ожиревшие генералы, но они есть! А вы что? Сборище ободранных фанатов без амуниции, оружия и войска и с проходимцем во главе. Кто он это ваш главнокомандующий, этот отставной козе барабанщик Стрелецкий? Наняли его олигархи их добро защищать, он вместо этого взорвал Донбасс. Ждете, когда Россия вам поможет? Если бы хотела помочь, то Славянск бы не сдали. Бросила она хваленый Русский мир, и обрекла тех, кто его защищает на уни-чтожение. Так что ребята, бегите домой, и забудьте все как страшный сон.
- Вы говорите, как говорят в Питере некоторые умники, - помолчав, ответил ему Марс, - если бы Красная армия не обороняла бы Ленинград, то не было бы блокады, голо-да и обстрелов. Я плохо учил историю, в детстве это не интересно, но уверен, что во все времена были люди, которые уговаривали стать крепость, город, страну. И наверняка эти сдачи заканчивались одинаково: уничтожением и самого города, и основной части его жителей. Когда я лежал в госпитале я много читал в инете о войнах, и мне понравилось выражение: «Если, выбирая между позором и войной, ты выбираешь позор, то у тебя бу-дет и позор, и война». Ну, вот уйдем мы позорно из Донбасса, что дальше? Уверен, война придет не только сюда, но и в Россию. Нельзя врагу слабость показывать.
-Точно Марс, поддержал друга Шихта. - Этим только дай, они пол Донбасса в землю зароют. Видели сегодня утром, что делают укропы. Мы детей и стариков спасаем, а они по нам из автоматов лупят, подлюки. Так что нечего нас агитировать, останавливай ма-шину, агитатор- провокатор.
- Так ладно, закончили. Я не хочу с вами ссориться, - сменил тон Вадим, вы сделали для меня то, за что я буду благодарен вам до своего последнего дня. Соня для меня все: радость, любовь и надежда. И вы ее спасли, спасибо! Просите у меня, что угодно.
Если бы Вадим не разозлил Марса своими речами, парень может быть бы скромно и промолчал, а тут сразу сообразил, что надо попросить у благодетеля.
- А броники можете нам с Шихтой достать? А то как-то неприятно под пулями без них бегать.
- Не вопрос, сейчас заедем и возьмем. А что еще из амуниции надо? – обрадовался Вадим возможности чем-то отблагодарить ребят. – Амуниция – это как сейчас говорят нелетальное снаряжение, так что меня никто не сможет осудить за то, что пособничаю бандформированиям Донбасса.
- Вы что нас за бандитов держите? – удивился Шихта.
- День и ночь по телевизору, убеждают, что при поддержке России, Донбасс окку-пировали бандиты, и против них ведется антитеррористическая война.
- Таких террористов, как хунта, поискать не найдешь! – сердито буркнул Толян, но получив удар локтем под ребра от сидевшего рядом Марса, замолчал.
Заехали во двор какого-то супермаркета и Вадим, припарковав машину, скрылся в дверях черного входа в магазин. Вышел через полчаса, сгибаясь под тяжестью большой коробки. С трудом затолкав ее в багажник и сев в машину, сообщил:
- Взял два комплекта современной экипировки. Надо вас обезопасить, не дай бог третий раз Сонька во что-то угодит, кто спасать будет, если вас убьют? – весело сказал он.
Ребята радостно переглянулись и к дому Вадима компания подъехала миролюбивом настроении. Дверь в квартиру открыла молодая дама. Именно дама, потому что ни де-вушкой, ни женщиной эту надменную и холеную особу назвать было невозможно. Одета она была в блестящее черное платье, ее длинный осветленные волосы были перехвачены черным обручем, однако этот траурный наряд не вязался с ярким макияжем и красными туфлями на высоченных каблуках и платформе, которые делали ее заметно выше даже рослого мужа. Однако в отличие от него, она гостеприимства не излучала и смотрела на ребят с нескрываемой брезгливостью. Петр был из той породы людей, которые, чувствуя к себе доброе отношение, сразу расслабляются, открываются, часто себе во вред, но стои-ло ему заметить по отношению к себе какой-то негатив, он тут же вставал в стойку и го-тов был немедленно ему противостоять. В данном случае, он решил вначале обескура-жить неприятеля и, ласково глядя в глаза даме, галантно произнес
- Вашу ручку мадам!
От этой фразы брови дамы немедленно взлетели вверх, но руку она все же протяну-ла, и Петя чувственно приложился к ней теплыми губами.
- Разрешите представиться - питерский гость Пьер Сушами и его верный друг и спутник, Анатоль Мариупольский.
- Это фамилия такая Сушами? Вы что японец? - не поняла дама.
- Нет, это констатация факта, что в отличие от Пьера Безухова, я с ушами, - заявил Петр, нахально улыбаясь.
- Елена, знакомься, это наши спасители Петр и Анатолий, - прозвучал за спиной ре-бят голос Вадима, замешкавшегося на лестничной клетке и зашедшего в прихожую по-следним.
- Да, мы уже вроде познакомились, - изобразила улыбку на своем холодном лице хо-зяйка дома. - Проходите в спальню, Соня ждет вас.
Соня лежала на роскошной кровати с розовыми спинками, расписанными яркими цветами, укрытая белым махровым пледом. Поверх покрывала лежали две ее руки: одна в гипсе, а вторая голая с пожелтевшими синяками и облезающими царапинами. Гематомы на лбу тоже не было видно, она либо сошла, либо была загримирована к приходу гостей. Соня спала или делала вид, что спит, понять было сложно. По крайней мере, когда ребята вошли в комнату, она не сразу открыла глаза. Пробудившись, вместо приветствия она поинтересовалась:
- А, это вы, марсиане?
- Нет, мы не марсиане, а передовой отряд бандформирований Новороссии: Марс и Шихта, - браво отрапортовал Петр и даже приложил руку к своей вихрастой голове.
- Марс, а ты что не знаешь, что к пустой голове руку не прикладывают? – тут же от-парировало Соня.
- Знаю, товарищ спасенная, но моя каска осталась на первой оборонительной линии фронта борьбы с укрофашистами. Чем на нас наезжать, лучше скажи, как себя чувству-ешь?
- Нормально, только рука еще не срослась,- приподняла Соня свою загипсованную руку, - и ноги не слушаются.
-Тогда другой вопрос: чего ты в Донецк (пользуясь твоей терминологией) припхну-лась? Чего тебе не сиделось на райском азовском берегу?
- Я? – томно закатила глаза в потолок девушка, но после небольшой паузы довольно серьезно продолжила: - Я приехала, чтобы своими глазами посмотреть на донецких тер-рористов и забрать с собой на море деда. Когда родители уехали в Одессу по делам, я по-просила дядю Лешу отвезти меня в Донецк. Вечером приехала, а утром прилетело…. Так что, если бы не вы, то сейчас бы родители поминки справляли и по мне, и по деду. Ему вчера было 9 дней. Спасибо вам, не дали погибнуть…
- Да, что нас благодарить? Благодари Перса, это он тебя откапывал, а мы с Толяном только ему помогали. Вы ему хотя бы косточек купили в знак благодарности?
- Купили вкусного собачьего корма,- потрепала Соня здоровой рукой за холку, за-бравшегося к ней на постель пса.
- А нам что?
- Папа что-нибудь придумает.
- Мы же не папу спасали, а тебя.
- Но я ничего не могу пока купить. Потом, когда окончательно поправлюсь.
- Ну вот, Толян, ты их спасай, а они тебе потом! - продолжал балагурить Петька. - А нам бы с тобой и поцелуя прекрасной дамы вполне бы хватило. Правда?
- Так точно! - вдруг взревел Шихта, включаясь в Петькину болтовню.
- Так, подходите по очереди! – приказала Соня.
- Хоть я и по званию старше, но уступаю свою очередь твоему жениху, спасенная. Иди Шихта за наградой.
- Я и не знала, что я просватанная, - удивилась Соня и чмокнула Шихту в зардев-шуюся щеку.
- Ну, вот, кто так целует спасителей? – возмутился Петр и, присев на край кровати, приподняв девушку от подушек, прильнул к ее губам.
Потом нехотя оторвавшись, он произнес слегка смущенно,
- Вот как надо, учи вас…
Неловкую ситуацию разрешила появившаяся в проеме двери Елена.
- Идите за стол спасатели, а отец сейчас Соню за стол принесет. У нее еще ноги пло-хо двигаются.
- Зачем нам отец? - вдруг вышел вперед Шихта. - Я ее сам унесу и, подхватив на ру-ки хрупкое тело девушки, занес ее в гостиную и осторожно посадил в кресло.
- Вот, что любовь с людьми делает! Тихий, тихий, а меня так бедром поддел, проби-раясь к кровати, что я чуть на пол не сел, - ворчал Петр, усаживаясь по другую сторону от Сони.
- Да уж, Толян крепкий парень! Когда меня подхватил, я думала это лифт или подъ-емный кран зацепил, - засмеялась девушка. - А ты Марсианин видимо только целоваться горазд.
- А понравилось! Я могу повторить, - обрадовался Петя.
- Так, ребята, пошутили, и хватит, - остановил их Вадим, расслабившийся видимо впервые со дня несчастья с дочерью.
В это раз кормили японскими суши, какой-то невиданной китайской едой и други-ми деликатесами, которые, по всей видимости, еще водились в осажденном Донецке. Болтали о всякой ерунде, стараясь не касаться темы войны, и гостям и хозяевам хотелось забыть о том, что сидят они не в мирном, утопающем в розах Донецке, а воюющем с огромной страной городом, и исход этой воны совершенно не ясен. Участвовали в разго-воре Вадим с дочкой и Петя, которых объединяла любовь к легкой ничем не обязываю-щей болтовне, пересыпанной шутками. Шихта не мог поспеть за ними, да и было видно, что он потрясен роскошной квартирой хозяев, столом и главное молодой хозяйкой, на ко-торую он время от времени поглядывал своими большими наивными глазами. Елена в беседе не участвовала, она следила за столом, подавала и убирала использованную посу-ду. Однако делала она это с царственным величием, ловко передвигаясь на высоких каб-луках. Через некоторое время она предложила выпить за упокой своего отца, и произнес-ла поминальную речь.
Она говорила о том, каким он был хорошим человеком, как любил ее и внучку, ка-ким был замечательным специалистом, как любил свою страну, как знал наизусть Кобза-ря. По мере того, как она говорила, Вадим и Соня мрачнели, а лицо Елена наливалось злостью и, наконец, ее прорвало:
- Мой замечательный папа был бы жив сегодня, моя любимая доця не сидела бы сейчас загипсованная, мы жили бы в нашем доме, который стоит теперь заколоченный, если бы не пришла к нам на землю беда, если бы эти идиоты довбосяки, так я называю наших быдловатых шахтеров, не поддались на путинскую провокацию, и не устроили бы здесь бойню. Если бы не были они на столько тупы, что от этой тупости и злости сами начали обстреливать себя, свои дома и семьи, чтобы доказать всему миру, что наша новая демократическая власть - фашистская.
- Лена, прекрати, ведь договаривались, что не будем говорить за столом про войну, - перебил ее муж.
- Я думала, что смогу не говорить об этом, - продолжила мать Сони, но душа горит, я должна высказать хотя бы двум этим террористам, что думаю о них.
После этих слов, Марс вскочил на ноги, а за ним поднялся и Шихта.
- Я уже слышал по телику, это удивительное заявление о том, что ополчение само себя обстреливает, как и том, что куликовцы в Одессе в сами себя сожгли. Я только по-нять не мог, для чего это они выбрали такой странный способ протеста против хунты? Оказывается, все это по убогости и тупости. По-вашему получается, что это я - тупой рус-ский, случайно попав в не время и в не то место, я имею в виду Одессу, сам разрисовал свое лицо зажигалкой, а одесский нацик - садист и его друзья, тут не причем?
- Подожди Марс, не кипятись, - перебила его Соня. - Мама, посмотрела она сердито на Елену, - зачем ты их обижаешь? Я свидетель того, что обстреливали нас украинские войска, которые стоят в районе аэропорта, там ополчения нет. Наша улица разбита имен-но с той стороны. Ребята жили в общежитии на нашей улице, как они могли обстрелять ее с севера?
- Что тут непонятного? Стреляли русские войска, - упорствовала Елена.
- Откуда они могли стрелять, из космоса? – пытался урезонить жену Вадим,- если бы стреляли, то от границы, есть такое оружие, которое может оттуда достать до Донецка. Но снаряды, летящие с Востока, на могут развернуться на север. Они криволинейно не лета-ют. Это наши стреляли, выбивая ополчение с окраин Донецка
- Я не знаю, как летают эти снаряды, я только уверена, что эти русские бандиты вместе с их спятившим президентом, убили моего отца, разрушили наш дом и покалечили моего ребенка!
- Мама, прекрати! - закричала Соня, - У нас на море много беженцев из Донецка, все в один голос говорят, что обстреливают город украинские войска.
- Я ничего этого слушать не хочу! Я только знаю, что нам тут больше не жить, что у тебя не будет больше этой замечательной квартиры в центре Донецка, что у нас не будет шикарного дома в районе Аэропорта. Да и самого этого красавца города тоже не будет! Тебя же придется переводить на учебу в Киев, если и туда не доберется кровавая рука Кремля.
Елена кричала, переходя на визг, кривя свой красивый рот и брызгая слюной. Было видно, что она изрядно пьяна и не может себя сдерживать.
- Что смотрите? - накинулась она на ребят, - За что воюете? За то, чтобы наш евро-пейский город Донецк вошел в это поганый российский совок? Я была весной в Герма-нии, красота! Вот куда надо стремиться, а не к вам азиатам, которые сами не живут и нам не дают!
- Пойдем, Шихта. – обратился к другу Петр. - Я не мог понять, почему украинцы терпят фашистскую хунту? Теперь же, послушав Елену, понял, что фашизм засел в голо-вах многих украинцев. Так что пошли, тут еще воевать и воевать. Выздоравливай, Соня, - повернулся он в сторону потупившейся Сони, - езжай учиться в столицу Укропии. Только гляди, чтобы тебя не там кокнули с твоей правдой о том, кто обстреливает Донбасс.
- Я вас отвезу,- догнал их в дверях Вадим.
Ехали молча. Высадив ребят возле общежития и выгрузив коробку с амуницией, Вадим решил оправдаться за испорченный вечер:
- Не обижайтесь на Елену, она потеряла отца, чуть не потеряла дочь, и совершенно потрясена разрушением дома, который мы строили с такой любовью. На ком же еще со-рваться, как не на вас? Прощайте, попытайтесь выжить в этой бойне. К счастью она должна скоро закончиться. Донецк окружен практически со всех сторон, нам надо успеть убраться отсюда до начала штурма.
- Хороший все-таки мужик этот Вадим! - изрек Шихта, когда, разбирая ящик с дара-ми, ребята увидели там два полных комплекта военного снаряжения: бронежилеты, кас-ки, разгрузки, берцы и камуфляж! Теперь и я буду полностью экипирован.
- И Правде что-то достанется, я ему свою амуницию отдам, останется ему только бронежилет где-то достать. Вадим, конечно, молоток мужик, а жена - Елена на лабутенах.
- На чем?
- Прости брат, забыл, что по шихтовым дворам дамы на лабутенах не ходят. Видел на Сонькиной мамаше красные туфли и на высоченном каблуке? Вот это и есть эти самые лабутены. Наверняка тетки сами для себя такой прикид придумали. Зачем мужику жен-щина выше его? В ведь такие каблуки реально сантиметров пятнадцать женщине добав-ляют. Мамашке уже явно основательно за сорок, а она как козочка на этих козьих ножках скачет, как тут не злиться? Ноги то болят? Да, Шихта, хороша у тебя будет теща, но зато тесть богатый. Два роскошных дома и квартира навороченная. Чего только она Сонькина кровать стоит! Будете на ней шихтят зачинать.
- Сам с ней целуется, а на меня валит…
- Это было показательное выступление и не больше, я человек почти женатый, и без поцелуев мне тяжело, спать не могу. Все время снится один и тот же сон, причем в нем не только поцелуи. Видно выздоравливать начинаю.
- А шо еще? – простодушно спросил Толян.
- Знаешь песня, есть такая «и постель, распахнутая настежь, и жена французского посла»…
- Тю, а, шо ты ее знаешь? – обалдел Толян.
- Кого?
- Жену французского посла.
- Да, Анатоль Мариупольский, с воображением у вас туго, - ответил, засмеявшись, Петька и стал примерять новую экипировку.
Вслед за ним стал одевать амуницию и Шихта, восхищаясь качеству бронежилета, и множеству карманов на разгрузке. Когда они были уже полностью экипированы и даже одели на себя каски с защитными очками в коридоре раздался шум и вскоре в комнату ввалились Правда и Щуплый в сопровождении Мулата.
- Опа на! – только и могли вымолвить они, взглянув на Шихту и Маркса.
- Кого раскулачили? - поинтересовался Мулат.
- Да тестя Шихты - олигарха, - тут же нашелся Марс, - За спасение дочери он не только ему экипировку отвалил, но и меня не забыл.
- Вот и хорошо, завтра в поход, - сменил тот Мулат. - Нас перебрасывают в другое место.
- Куда? - удивился Марс, здесь же воевать будет некому.
- Послушай Марс, ты говоришь почти лейтенант. Вас что не учили, что приказы не обсуждаются. Все, что я могу вам сказать, что ситуация сложная, республика в опасности, предстоят тяжелые бои и вы - добровольцы должны решить для себя, готовы ли вы идти с нами?
- А чего тут решать, броники же надо проверить, пробивает или нет…
- Положение сложное, так что не до хохм,- оборвал Марса Мулат.
- А никто и не хохмит, нам уже сказали, что Донецк практически окружен и ожида-ется серьезная заруба. Я с вами. Может быть, удастся хоть одного Пса уложить, должок за Одессу перед смертью отдать. Только все-таки хочется знать, куда идем?
- Отвечу коротко - на Восток, - ответил Мулат и собрался уйти.
-Тогда другой вопрос, - остановил его Марс. - Под предводительством главнокоман-дующего Стрелецкого?
- А что?
- Да ничего, хочется узнать серьезность намерений. Если он с нами, значит дело се-рьезное, надо не расслабляться, если нет, то ничего страшного. Я вот, например, поехал в Донбасс, чтобы сражаться под его началом. Приехал, а он уже главнокомандующий, так что моя мечта, по сути, осуществилась. В тоже время этот наш олигарх – благодетель, го-ворит, что он проходимец, и толку от него не будет.
- Так, вижу без политинформации мне не обойтись,- хмуро ответил Мулат, - сходи, Щуплый, позови остальных из нашего отделения, надо поговорить.
Вскоре в комнату набились все остальные бойцы отделения Мулата и, подивив-шись на новую экипировку Марса и Шихты, уселись кто на кровати, а кто и на полу.
-Товарищи, обстановка на фронте складывается сложная, - строго начал Мулат, гля-дя в пол. – После отхода стрелецких из Славянска, украми оккупирована половина Дон-басса. Заняты Славянск, Краматорск, Артемовск, Константиновка, а также Авдеевка Пес-ки и другие небольшие города и поселки.
- А хрен было отходить? – перебил его вопросом бывший мент Сван. – Теперь сколько городов отбивать придется!
- Я не привык обсуждать приказы командования, - строго заметил Мулат. – Будем считать, что в этом была стратегическая необходимость. Подкрепления не прибыло, продукты и снаряды были на исходе, и Стрелецкий принял решение уходить на защиту Донецка.
- А кто он такой, этот Стрелецкий? – спросил пожилой афганец Саныч. - Ребята го-ворили, что полковник ФСБ, что его сюда Путин послал, чтобы помочь Донбассу отбиться от хунты, но тогда почему Россия бросила его в Славянске без подкрепления? Еще болтают по укроповскому телику, что тут одни русские войска стоят, а я кроме нескольких добровольцев больше никого не видел. Когда они придут?
- Я что Путин, что ты мне такие вопросы задаешь? - разозлился Мулат. - Никто этого не знает, когда. Мы тоже ждали вот, вот придут. Стрелецкий, когда со своим отрядом к нам в Славянск вошел, у нас уже был отряд ополчения, готовый защищать город. Оружие было, которое мы захватили в здание СБУ, народный мэр Понамарев нами уже командовал. Стрелецкий привел с собой пятьдесят бойцов – для нас это тоже была сила. Представился нам бывшим офицером ФСБ. Намекал, что связан, с кем надо, что обещали помочь, в случае чего. Два месяца город держали, но так помощи и не дождались. Ушли , что теперь это обсуждать?
- Как сказал Жириновский в одном из политических шоу: Россия вмешается, когда потекут реки крови по Донбассу, - мрачно заявил Туз, - и я склонен верить ему, он всегда озвучивает самые сомнительные решения нашей власти. Его откровения пускают в эфир, как пробный шар, посмотреть, как народ отреагирует. Я пришел сюда, чтобы этих крова-вых рек не допустить. На Путина надейся, а сам не плошай.
- Вот именно! Подхватил его слова Мулат. - Чего тут судить и рядить, когда помо-гут? Вам кто-то помощь обещал? Мы ввязались в это дело добровольно, никто нас в шею воевать не гнал, не мобилизовал. Самим взялись за оружие, самим от этих фашистов и отбиваться, тем более положение складывается тяжелое. Противник окружает Донецк и намеревается отрезать его от Луганска, вклинившись в районе Иловайска – известной узловой железнодорожной станции, а затем выйти к границе России, заняв там все переходы. Они по сути уже на окраинах этого городка. Его удерживает небольшая подразделение «Сомали». Их не более двухсот человек. Наше командование мобилизует все силы, чтобы обеспечить им подкрепление. Командующий сказал, что если Иловайск падет, то вслед за ним возьмут и Донецк. Думаю, он знает, что говорит, так что схватка предстоит тяжелая и все должны отдавать себе в этом отчет. Учитывая, что вы все добровольцы, вам решать для себя пойдете вы на такое рисковое дело или нет?
- Так шо, мы одним отделением будем Иловайск брать? – удивился Шихта.
- Нет, конечно, из Донецка снимают самые боеспособные части: «Оплот», «Восток», «Спарту». Наше отделение посылают, как имеющее боевой опыт. Остальные остаются защищать Донецк. Так что решайте вы со мной или остаетесь? До утра время есть, уезжа-ем на рассвете. Перед выходом несколько советов как собраться в дорогу.
Самое первое правило брать с собой нужно только то, что можешь унести на себе. Если что-то не влезло в разгрузку или рюкзак, придется нести в руках, а в руках быть только автомат. Помимо вместительного рюкзака обязательно должна быть мародерка. У меня мародерка была от американской разгрузки, огромная, сама на небольшой рюкзачок тянет.
- Извините, а что такое мародерка? - перебил командира Марс
- Для особо непонятливы и шибко интеллигентных объясняю – это сумка, которая крепится на пузе ремнем, для хранения всего необходимого и добытого в бою. Пока же вот в эту самую мародерку стоит уложить: чай, сахар (сейчас выдадут в столовой), пере-вязочных, оптику, мыльно-рыльные, запасные трусы и носки, ну и что-то теплое обязательно. В общем всё то, что будет очень нужно при любых раскладах. Как показала практика, рюкзак с основными запасами может зависнуть на недельку на располаге, а сам ты при этом будешь носиться как сраный веник по местным прериям.
Всякие новомодные дорогие ништяки не нужны вообще как таковые. Кепка, балаклава или бандана должна быть обязательно, ибо солнышко здесь не шутит. Перчатки же-лательно иметь, трехточечный ремень, как средство для удобной переноски личного ору-жия. Броник лучше иметь свой, минимум 4 класса защиты, и чем легче он будет, тем луч-ше.
- А как понять, какой у нас броник? – поинтересовался уже Шихта.
- Ну, если на нем стоит МАДЕ ин Чайник, ты покойник, там свинцовые пластины. Тяжелые сволочи, но ненадежные. Если написано Маде ин Раша, не боись, защитит. Каска тоже полезная вещь в хозяйстве, даже если носить не любишь, держи как средство для взятия языка. Один удар каской в затылок моментально стряхивает лампочку у потенциального языка, причем практически беззвучно. Несколько раз наблюдал картину, когда особо крутые специалисты, типа нашего Туза,- взглянул Мулат выразительно на богатого добровольца, - наряжались в новомодные камуфляжи, обвешивали себя всякими навигаторами и прочими девайсами. Всегда было интересно, что из этой шелухи останется после 5- 6 часов ползанья по лесополосам и канавам?
Всю лишнюю амуницию рекомендую отдать товарищам. Для себя ее тащить тяжело, а живой товарищ на войне, лучше любого бронежилета. Все понятно объяснил? Еще раз – думаем до утра и в дорогу.
Начали собираться. Все излишнее обмундирования Марс отдал Правде, оставив себе старую кевларовую каску и уже обжитые берцы. Натолкав в мародерку, все перечисленное Мулатом, он решил, что собрался и в очередной раз пытался позвонить родне. С но-мера дяди Гриши привычно ответили «вне зоны доступа», отец как всегда взял трубку мгновенно, и Петя весело поведал ему, как разжился экипировкой и о том, что их перебрасывают на новое место.
- На Саур-Могилу? – спросил отец.
- С чего ты взял? Я такого названия даже не слышал, - ответил Петя отцу.
- Об этом говорят все наши СМИ. Там идут тяжелые бои. Держись сынок!
- Папа, я держусь, но куда пойду не знаю, может быть, на море повезут купаться…, продолжал бодриться Петя.
- Да, оттуда море видно, показывали, - мрачно заметил отец. Удачи тебе мой доро-гой воин!
Не удержался и набрал телефон Ирины. Когда раздались длинные гудки, а потом в трубке послышался тихий щелчок, предвещающий, что звонок принят, сердце его закати-лось куда-то за грудину, болезненно сжав душу.
- Алло! – раздался в трубке милый голосок Иры. - Кто это звонит?
На что Петя, собрав всю свою волю в кулак, ответил:
- Это я Ириска, не ждала?
- Ну почему же ждала? - ответила та спокойно. - Видела еще два пропущенных звонка из Украины, поняла, что твои. Ответить не могла, была в круизе.
- Пашка мне сказал. Ну и как круиз? – спросил Петр и понял, что начинает злиться. Ни радости, ни удивление в голосе девушки, которая два месяца назад говорила ему слова любви, он не услышал.
- Нормально. Вернее, как всегда, это же мой четвертый круиз. Венеция только разо-чаровала, облезлая какая-то.
- Ну, а Макс не разочаровал? – ехидно поинтересовался Петр, надеясь услышать от-вет: «Какой Макс?», но Ирина все тем же ровным тоном ответила:
- Макс, как Макс, он забавный.
- Ну, что же, забавляйся и прощай на всякий случай, - ответил ей Петя и выключил трубку.
Он ждал, что Ира перезвонит, но не дождался. «Не обрадовалась и даже не удиви-лась, с Максом, наверное, была. Не спросила первым делом, как воюю? Венеция, видишь ли, облезлая!» - терзал он себя, но, в конце концов, уснул.
Утром на крыльце общаги собралось все отделение, не хватало только родителей Буржуя, да и он стоял какой-то потухший.
- Командир,- обратился он к Мулату, - я остаюсь здесь, матери плохо, лежит в гипертоническом кризе, - начал было оправдываться он, но Мулат резко оборвал его:
- Остаешься, значит остаешься, нечего оправдываться. Других поваров найдем, - с деланным равнодушием ответил ему Мулат, и, повернувшись к другим ополченцам, от-дал команду:
- Стройсь! Вперед шагом марш. Держим курс на трассу.
На трассе их уже поджидал видавший виды автобус ЛАЗ, с пыльными покосивши-мися сидениями, но, несмотря на это, довольно резво повез их в грозную неизвестность. Все то время пока петляли по городу, попадали в пробки набитых под завязку автомоби-лей, из которых выглядывали перепуганные лица жителей Донецка. Некоторые из них шли пешком, таща за собою набитые вещами чемоданы и сумки на колесиках. Многие пытались остановить их автобус и попросить подвести поближе к границе с Россией.
- Бежит народ, - тяжело вздохнув, прокомментировал эту картину Иса, - такое впе-чатление, что смотрю старый советский фильм про войну. Никогда не думал, что такое возможно в нашем 21 веке на нашей Донецкой земле.
Он сидел на сидении рядом с женщиной. Она в последний момент пришла к авто-бусу и попросила Мулата взять ее с собой. Звали женщину Женя, и Марс узнал в ней невестку убитой бабушки Ани, сына которой она оплакивала там под упавшей яблоней.
- Возьмите мена с собой, умоляла она Мулата и обводя глазами, все отделение. Мне все равно тут не жить! Не могу! Всех похоронила, хочу за них поквитаться. Я мендсестра.
- А вы что стрелять умеете? – удивился Мулат.
- Нет, но, если научите, смогу. Сашку они убили, свекровь. Детей у нас не было. Возьмите, а пока я готовить буду, слышала, что ваши повара не поехали. Я вот две сумки продуктов с собой прихватила, тут крупы, макароны, постное масло, кое-что из консервов. Возьмите!
- А ты не шпионка часом? - строго взглянул на нее Мулат, хотя по его лицу было видно, что информация о двух сумках продуктов его заинтересовала.
- А ты вот у этих хлопцев спроси,- кивнула она в сторону Марса и Шихты,- они ви-дели, какая я шпионка.
Взяли. Теперь она тихо сидела у окна и с тоской глядела в окно, на проплывающие за окном знакомые с детства картины летних улиц города, не успевших остыть за ночь. Выскочили из города на трассу и покатили вдоль унылых посадок, растущих вдоль ровных асфальтовых дорог, отделявших ее от полей. Пшеничные поля были уже убраны кукурузные и подсолнечные еще ждали своего часа. Эта мирная картина никак не вязалась с целью их поездки. Было впечатление, что народ, как в старые добрые времена, везут на помощь колхозу собирать урожай. Однако, после нескольких километров пути колонна автобусов, в которой они ехали, остановилась и прижалась к обочине. Мимо нее на большом ходу прогромыхали по асфальту танки, БТРы и самоходные орудия, заполняя округу шумом моторов и лязгом гусениц.
- Никогда не думал,- сказал сидевший через проход от Марса Саныч, что еще раз услышу шум, которого наслушался в Афгане. Уж тем более мне и в голову не приходило, что гонка вооружений, на которую работала основная часть нашей промышленности, бу-дет использована не для того, чтобы отбиваться от империалистов, как нам говорили то-гда, а исключительно для гражданских войн внутри страны. Сколько их уже было в быв-шем СССР? В Карабахе, Осетии, Абхазии, в Приднестровье, в Чечне. Я все радовался, что Украина спокойное место. Вот теперь получите и распишитесь. Бьем друг друга здесь в донецких степях своими же оружием, созданным усилиями советского народа. Видимо, много оружия накопилось, вот нашли ему достойное применение друг дружку убивать.
- Вы мужики всегда найдете возможность повоевать. Вы, даже играя, воюете, разде-ляясь на своих и врагов. Раньше на казаков и разбойников делились, потом на русских и немцев, сейчас новое деление придумали: ватники и укропы, а суть не меняется. Бьете один одного, почем зря, - вступила в разговор, сидевшая на сидении перед Санычем Женя. - Вот мой Сашка мирный был. Не пойду, говорит, своих убивать, когда дружки в ополчение звали, но только его не спросили лупанули по нам из дальнобойных и нет Сашки и бабки Ани тоже нет, как и нет практически моего дома, да и моей жизни, - тяжело вздохнула женщина.
- Так гражданочка, я тебя взял с собой не для того, чтобы ты тут упаднические раз-говоры вела, - одернул Евгению Мулат. – Вот победим этих уродов, которые свой народ не жалеют, тогда и начнется твоя новая жизнь, а пока сиди и помалкивай, а то высажу
;
Роман Взорванный Донбасс
© Copyright: Ирина Буторина, 2019
Свидетельство о публикации №219060400822
Свидетельство о публикации №219060400822
Рецензии
На это произведение написаны 4 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.