Подвиг генерала Неверовского

   Контратакующие русские армии оставили Смоленск почти без прикрытия. Узнав об этом, Наполеон принял решение фланговым маневром захватить город и окружить сконцентрировавшиеся у Рудни главные силы русских, что неизбежно повлекло бы за собой их капитуляцию или полное уничтожение.
   Выполняя этот план, кавалерия Мюрата, пехотные корпуса Нея и Даву и гвардия, при которой находился сам Наполеон, переправились у Расасны на левый берег Днепра и форсированным маршем двинулись по Новой смоленской дороге в направлении Ляды-Красный-Смоленск.
   Барклай-де-Толли, начиная контрнаступление, опасался обхода с севера, но Багратион все же направил к югу, в Красный, дивизию Неверовского, авангард которой, заняв Ляды, и обнаружил приближающуюся французскую армию.
 
   Генерал-майору Дмитрию Петровичу Неверовскому шел сорок второй год. Убежденный сторонник суворовской военной школы, он, как и вся его сформированная буквально накануне войны двадцать седьмая пехотная дивизия, как и вся русская армия, с самого начала войны лелеял мысль о переходе в контрнаступление, и когда, наконец, после соединения Первой и Второй Западных армий оно началось, был уверен в скором разгроме наполеоновской армии.
   Известие о приближении французских корпусов вызвало в его душе минутное смятение, быстро сменившееся обычными для него сосредоточенностью и энергией.
     Перед ним - восемь вражеских дивизий, возможно, следом за ними идут еще несколько; сила, вполне достаточная для неожиданного захвата Смоленска и удержания его до подхода всей французской армии.
   Занять оборону в Красном - значит заранее обречь дивизию на уничтожение. Единственно возможное решение - не теряя времени отходить к Смоленску на соединение с седьмым корпусом Раевского.
   До Смоленска - более пятидесяти километров; зная, что их движение обнаружено, французы наверняка ускорят темп, их конница настигнет дивизию на первом-втором десятке, значит, оставшуюся часть придется идти с непрерывным боем. Окопанная небольшими рвами и обсаженная березами Новая смоленская дорога способствует отражению кавалерийских атак, но против пушек березы не помогут. Удастся ли спасти дивизию?
   Вошедший дежурный офицер доложил, что полки к походу готовы. Неверовский молча кивнул и решительным шагом, отбрасывая сомнения, вышел на улицу.
   Здесь, глядя на выстроенные шпалеры войск, ожидающих его приказа, он окончательно уверился в благополучном исходе отступления.
   - Воины! - громко, но без надрыва заговорил Неверовский. - Прямо на нас движутся вражеские корпуса, стремящиеся захватить Смоленск. Если мы останемся здесь, мы не сможем помешать врагу осуществить задуманное: он просто обойдет Красный и двинется дальше, оставив против нас часть своих сил. Поэтому, и только поэтому, мы отступаем к Смоленску, где и дадим неприятелю решительный отпор!
  За нами будет гнаться французская кавалерия. Бой с ней неизбежен. Помните, чему вас учили ваши командиры: подпускайте врага как можно ближе и стреляйте прицельно в упор; передние шеренги стреляют, задние быстро перезаряжают ружья и передают передним; дорвавшихся до ваших рядов кавалеристов принимайте на штык! Мы будем вынуждены обходиться без поддержки артиллерии, потому что она стала бы легкой добычей неприятеля, но наше мужество и умение заменит нам любую артиллерию! Напра-во! Шагом - марш!
   Дивизия, построенная в походные батальонные колонны, темно-зеленой змейкой потянулась по улицам Красного.
   
   Конница Мюрата продвигалась вперед, запрудив и дорогу, и поля по обе стороны от нее.
   Мюрат весело разговаривал с начальником своего штаба генералом Бельяром, когда ему доложили, что впереди замечена русская пехотная колонна.
   Бельяр предложил подождать несколько отставшую конную артиллерию и расстрелять русских из пушек, но Мюрат, тряхнув кудрявой головой, самоуверенно заявил:
   - Ерунда! Не стоит замедлять движение из-за этого стада. Мы втопчем их в землю при первой же атаке! Вперед!
   Пятнадцатитысячная конная масса со всех сторон окружила вдвое меньшую русскую дивизию, в считанные минуты свернувшуюся в компактные батальонные каре и теперь застывшую в ожидании натиска.
      Дробно забили барабаны.
   Вражеская конница, сотрясая землю грохотом тысяч копыт, со всех сторон неслась на ощетинившиеся штыками русские полки.
   Барабаны враз смолкли. Раздалась команда:
   - Огонь!
   Три коротких залпа слились в один - протяжный, окутав дивизию клубами белого дыма.
   Через минуту дым рассеялся, открывая глазам жуткую картину побоища: по всему периметру русской колонны, на расстоянии двадцати-пятидесяти метров от нее, громоздились трупы людей и лошадей, воздвигшие, в дополнение к русскому оружию, канавам и деревьям, еще одну преграду на пути французской конницы, волна которой отхлынула так же стремительно, как и накатилась.
   Солдаты враз заговорили, делясь впечатлениями и почти не слушая друг друга: каждый думал и говорил только о своих переживаниях и действиях:
   - Важно расколошматили милого друга Франца, теперь не скоро прочухается!
   - Я гляжу: прямо на меня енерал ихний скачет! Я прицелился, выстрелил - прямо в сердце ему попал! Где-то вон там лежит, его уж другими завалило.
   - А я...
   - А я...
   В это время шедшие в авангарде симбирцы расчистили дорогу, заваленную телами павших французов. Была дана команда продолжить движение.
   Повернувшись в одну сторону, но уже не меняя боевого порядка, пошли дальше.
   Пройти удалось не более километра: перестроившаяся французская кавалерия вновь пошла в атаку.
   И вновь тревожно забили барабаны, и вновь несколько сделанных в упор залпов устлали землю сотнями неприятельских тел. Но на этот раз небольшим отрядам кавалерии удалось в нескольких местах достичь рядов русской пехоты. Не причинив особого вреда, почти все они погибли на ее штыках.
   Почти сразу вслед за второй последовала третья атака, потом четвертая, пятая...
   Все они развивались по одному сценарию: русские подпускали врага на расстояние в двести метров, затем следовало несколько ружейных залпов, и основная масса французов сломя голову мчалась назад, как будто в одном этом и видя смысл этого боя; сумевших же врубиться в какое-нибудь каре смельчаков добивали штыками.
   Мюрат, постепенно зверея, менял растрепанные полки на свежие, и они километр за километром мостили Новую смоленскую дорогу своими телами.
   Русские медленно, но упорно продолжали свой путь.
   Солнце жарило, выдавливая из тел горячий соленый пот; раненые и слабые падали, некоторых поднимали и поддерживали товарищи, другие так и оставались лежать на дороге, чтобы через какое-то время умереть в мучениях или попасть в плен.
   Французы изнывали от жары не меньше русских, их раненые тоже валились на землю, путаясь в стременах. Утомленные лошади уже не поднимались в галоп, а в лучшем случае шли неторопливой рысью, некоторые давно уже плелись шагом, не пытаясь догонять уходившие вперед дивизии.
   Теперь французы сменили тактику: они уже не пытались врубиться в колонну, а, подскакав к ней на расстояние выстрела, получали от русских порцию свинца, сами осыпали их градом пуль и тут же отходили на безопасную дистанцию. Так, в перестрелках, прошли еще километров двадцать.
   Залпы русских становились все реже и реже: заряды подходили к концу. Заметив это, Мюрат сам повел кавалерию в решительную атаку.
   Вновь устлав землю трупами, французы на этот раз сумели прорваться вглубь каре первого батальона Симбирского полка. Расколотый на несколько частей, батальон продолжал сражаться. Из небольших групп, со всех сторон окруженных врагом, неслись крики:
   - Братцы, на помощь!
   - Бей францев!
   Второй батальон, видя гибель товарищей, с громким "Ура!" бросился на выручку.
   Такого Мюрат не видел еще ни разу за всю свою многолетнюю военную карьеру: пехота шла в штыковую атаку на конницу! Мало того - на численно превосходящую конницу!
   Лошади, приученные нестись на неподвижные ряды пехоты с выставленными вперед штыками, совершенно не были приспособлены к обратной картине, и в страхе перед приближающейся сталью, не слушаясь седоков, помчались прочь.
   К этому времени атака была отбита на всех участках. Сомкнув ряды, русские продолжили поход.
   Мюрат еще двадцать раз пошлет в атаку свои дивизии, и двадцать раз они расшибутся о гранитную стену русских батальонов. Только с наступлением сумерек маршал прекратил преследование железной дивизии, но еще долго провожал задумчивым взглядом фигуру человека в походном темно-зеленом мундире с генеральскими эполетами...