Цветные пеликаны Айры

Вернувшись домой с похорон жены Айра не сразу заметил птиц. Чувствовал, но не видел... Сейчас, поразмыслив, он припомнил, что зеленая, скорее всего, увязалась за ним от густых изумрудных пастбищ. Розовая, тяжело разрезая воздух крыльями, вылетела за спиной, когда он проходил мимо полей, расцвеченных люпинами. Цветы Норы. Живые бордово-сиреневые свечи, что никогда не погаснут на ветру, и не дадут забыть... Одну из них, нежно-фиолетовую, он сейчас держал в руках, сидя на краешке кровати их спальни.

А птицы...Айра так и не понял как они проникли в дом. Пеликаны. Зеленый сидел на подоконнике. Медленно покачиваясь из стороны в сторону на черных лапах-мухобойках, сверлил тоскливым взглядом зажатый в руке Айры цветок.
Мужчина поднялся, взял со стола кружку жены, с тонким кофейным колечком по ободку, налил воды, и воткнул ароматный люпин. У ног, ласкаясь верным псом, суетился розовый. В огромном клюве он держал золотой браслет, подаренный Айрой жене на их первую годовщину, и деревянные пяльцы с незаконченной вышивкой.
- Не надо. Не сейчас.- мужчина вытолкал птицу с воспоминаниями из комнаты. Подошел к окну, плотно задернул шторы перед носом зеленого с его тягучей тоской в глазах, и обессиленный упал на кровать.

Оранжевый появился в полночь. Острой болью потери проклюнулся из самой груди, и победно расправив огромные крылья, вырвался наружу. Вальяжно расхаживая из угла в угол, глухо трубил до самого рассвета, лишь изредка останавливаясь, чтобы посмотреть на скорчившегося под одеялом Айру.
И что бы теперь не снилось и не происходило, все имело привкус мокрых перьев и зуд саднящих ран, оставленных острыми птичьими клювами. День за днем следовали пеликаны по пятам. Не отставая ни на шаг. Даже не оглядываясь и не видя, Айра постоянно чувствовал их присутствие.
Повсюду. Месяцами. В плотной людской толпе, в уютной компании друзей. Они выглядывали из-за спин родственников, подмигивали глазами встречных женщин, носились по пастбищу, мелькая яркими пятнами среди белых клякс овец.

Почему они не улетают? Чего хотят от него?
Каждую ночь Айра выгонял птиц из своего дома, и заперев дверь на засов, ложился спать. Но уже через несколько минут слышал как зеленый беспокойно скребет клювом о стекло, а розовый, тихо по-собачьи скуля, роется в платьях Норы.
И только оранжевый, еще недавно полыхавший костром во тьме дома, казалось оробел. Как растерянный стоял в углу, лишь изредка обдирая когтями сердце мужчины болью разлуки.


Вернувшись поздно из паба, Айра не выдержал. Закрутил в узел три пестрые шеи, обмотал шалью жены как вязанку хвороста, и потащил. Через поле люпинов, желтых от лунного света, через старый мост, с вырезанными на перилах двумя сердцами, к морю.

Лодка остановилась у дальней скалы, торчащей сломанной шоколадной плиткой в самую середину предрассветного неба. Айра взял багор, и подцепив безропотный птичий сверток, опустил его поглубже. Пускай поплавают...

Ледяная вода пробиралась быстро, и он уже не чувствовал, где рука, а где багор. Но держал. Держал до тех пор, пока не увидел как из глубины вылетают на свободу три пузыря. Розовый, оранжевый и зеленый.
С гор туман добрался до берега. Айра хотел привязать лодку, но не успел. Из ползущей по морю пелены на него вылетели пеликаны, и громко крича умчались в сторону дома...Три против одного.
Прикрыв лицо руками, мужчина осел на песок.

- Если будешь так сидеть, то люди подумают, что ты сошел с ума или, что еще хуже, плачешь. А ведь ты просто ездил любоваться водопадами.- перед Айрой стояла Ида. Она жила от него через сотню ярдов, за розовыми кустами, и ивовым плетнем. В доме, который пленил голубой вьюн.
- При свете звезд водопады так красиво переливаются...Я видела. Вытри.- девушка сняла с головы платок и протянула Айре.- У тебя вода на ресницах.

Обратно шли вдвоем. Ида, не останавливаясь, говорила. Про свою глупую лошадь, урожай, погоду и шалости соседских детей. Ее звонкий смех грел ладони и улетал к линии горизонта, откуда уже появилось солнце. А за ним и новый день...
Через месяц Айра вымел из дома ворох цветных перьев и сжег их в саду. Пеликаны больше не появлялись. Лишь розовый изредка напоминал о Норе, оставляя перо в кружке, с тонким кофейным колечком по ободку.

Впервые за год он проснулся по-настоящему. Под ровный стук сердца. Без боли и тоски. Аккуратно убрал со своего плеча руку спящей рядом Иды и, распахнув окно, выглянул в ароматную прохладу ночи.
Ему показалось, что в темных стеклах дома Иды мигают желтые звездочки. Присмотревшись внимательнее Айра отпрянул.  Там, на подоконнике, нетерпеливо покачивая головами в ожидании хозяйки, сидели три совы. Белая, красная и лиловая. Память, боль, и тоска.