Глава 3

Глава 3. Не было здесь ничего!

 Девушка. Красивая, полуобнаженная, молодая девушка. Она шептала, что любит Лыча, что она его хочет. Ее упругие груди пылко вздымались от вздохов, ее красные губы манили поцелуем, и Лыч хотел ее поцеловать…
- Два часа ночи! В городе все спокойно! Спите люди! – Стуча колотушкой, за окном опустевшей таверны, прошел обходчик.
 Лычь открыл глаза. Он был в таверне и спал за столом, а перед его лицом лежа, та морда, что он чуть не поцеловал. Зеленая волосатая морда…
- Равыр… - разочарованно, с обидой в голосе произнес вор и двинул спящему орку в нос. Тот, находившись в ни каком состоянии, просто упал под стол и продолжил храпеть. Из под стола, выскочила крыса и, закатав шкуру на лапах произнесла:
- Ты, че?! Окуел!?
 Лыч посмотрел на нее отсутствующим взглядом и сказал:
- Да… Гнилое общество. Даже крысы не уважают…
- Это, кто ето здесь крыса?! – крыса вскарабкалась на стол и тыкнула Лычу пальцем в нос. – Я не крыса, я мышь! Я полковая мышь! Я служу в городской страже, и звать меня Скот! Понял?!
- Ага. Понял. Что скот ты это точно!
- Оборзел дядя?! Да?!
- Иди на хер!
- Хорошо, - заявил мышь и, укусив Лыча за нос, спрыгнула на пол.
- Ах, ты …, да я тебя … - заорал он, одной рукой держась за укушенный нос, а второй ища по столу глиняную кружку. Рука нащупала кружку. Мышь показала ему неприличный жест рукой. Он кинул кружку в нее и попал в голову как раз вылезавшего из под стола Равыра. Тот коротко сказав: «Плять!», рухнул назад под стол, а наглый мышь скрылся.
 Едва кружка разбилась, как рядом возник Торгор с длинным списком в руках. Лыч обомлел  - это была самая страшная вещь в городе, чье страшное название звучит как СЧЕТ, но, на самом деле это настоящий контракт с темными силами. По крайней мере, так думает Лыч.
- Ну-с, господа хорошие, кто платить изволит? – ехидно спросил гном.
 Лыч поводил ногой под столом, нащупал морду Равыра. Затем сунул туда руку, и потащил собутыльника за нос «из тьмы к свету». На этом тернистом и сложном пути орк пробормотал что-то вроде: «Дорогая, он на пол метра ниже» и его пару раз стошнило. С трудом, водрузив тело на скамью, Лыч гордо ответил:
- Он.
 Затем попытался встать – неудачно. Попытка номер два – неудачно. Наконец с третьего раза он рывком оторвал зад от еловых досок скамьи, правда, для этого ему пришлось облокотиться на Равыра, в результате чего тот упал.
 От входной двери раздался нетрезвый мышиный бас, исполняющий что-то вроде: «Я посылаю все на...!». Затем дверь открылась, и в мертвенно бледном свете луны со звездами возникли нечеткий силуэт мыши, обнимающий за шею хозяйского кота.
- Ну, чего? Домой пешком пойдем, или собаку ловить будем? – заплетающимся языком спросил кот.
- А нафига нам шелудивый? Вот у меня травка… Ик!… есть, так ща… Ик!… курнем, и нам карету королевскую подадут. Ты на… Ик!… королевскую согласен?
- Не, хочу императорскую… – нетрезво мотнул головой котяра.
- Боюсь мой мохнатый друг, стока мы не выкурим, - ответил мышь, и они кубарем скатились с порога. Дверь закрылась.
 Торгор посмотрел на то место где стоял Лыч  - пусто! Зато из открытых ставен потянуло прохладным ночным воздухом. Гном метнулся к ним, и во вновь сгущающихся сумерках, узрел катящееся вниз по мостовой тело Лыча, изредка оно билось о бордюр и материлось на хоббичьем наречии орочьими словами. Торгор закрыл ставни. Из-под стола слышался жизнеутверждающий храп Равыра.

 Шею непривычно холодило, кисти рук тоже.
- «Все, трандец! Колодки… Площадь Позора… А, я всего-то Торгору не заплатил, но я ж Равыра в залог оставил! Ну, чем не облигационное обеспечение займа?!» - подумал Лыч, а в слух завопил. – Торгор! Пес вареный! Вернись, я заплачу-у-у-у!!!
 Затем он открыл глаза. Луна желтым кругом сыра, неустанно манившая к себе мышей, висела над древней гильотиной. Лыч судорожно сглотнул. Над городом взлетел в небо пронзительный волчий вой. Лыч сглотнул снова. Затем повернул голову направо – кресты и склепы, повернул налево – склепы и кресты.
- Фу! - облегченно выдохнул он, - я на кладбище…
 Он и вправду был на кладбище. Почти на кладбище. Точнее руками и головой застрял в кладбищенской ограде, являя собой поучительную картину в стиле – «Вот до чего доводит пьянство и прямые улицы Арлата!».
 Обрадованный Лыч принялся вытаскивать себя из чугунной ограды, и после часа упорной борьбы ему это удалось.
- Ну, видать само провидение привело меня сюда, боги видимо любят меня…
- И посылают на хрен! - ответил густой бас с небес.
- А тебя вообще не спрашивают, - озлобился Лыч и принялся перелазить через высокую ограду.
- Ну, и хамы же эти люди! Давай, снова потоп устроим?- вдруг спросил тот же голос.
- Бесполезно, ты ж знаешь, они все равно выживут, и расплодятся еще больше. – Возразил ему баритон.
- Мд-а… Да, и какой счет Комиссия за воду выставит? И сколько бумажной работы потом для Концелярии. Ладно, сдавай. Эй, херувим, сгоняй за пивом!
- И табака захвати.
- Ага, и может еще баб привести? У Торгора час, как закрыто, - ответил ехидный мальчишеский голос.
- Я ж говорю, что все люди уроды и хамы.
- Обожди, Торгор же гном…
- И это, вообще не наш мир! А соседний, слева! Опять ты с пространствами напутал…
- А мне по барабану, опять придется у бесов самогон брать…
- И с утра болеть… Херувим, гони к бесам и три канистры бери.
- А не много? – вопросил посланец.
- А ты чего, не будешь что ли?
- Тогда четыре…
- Да, отлючи ты уже трансля...
Все стихло.
 Лыч пожал плечами и беспрепятственно перелез через ограду. Теперь он похотливо-любовным взглядом обводил все то великолепие, что представляло собой кладбище. Рефлекторно правая рука полезла в левый рукав, где постоянно обитал небольшой ломик, служивший Лычу средством добычи пропитания, открывалкой для бутылок, зубочисткой и ключом от собственного дома.
 Сзади раздался шорох, вор резко обернулся и озвездившись левой рукой, произнес вместо: «Помилуй и прости молотоносец» – «Пля, что за хрень!».  Из бокового склепа к нему двигался известный на все окрестности вурдалак, и его бывший друг-подъельник Дани.
- Здравствуй, дорогой!  - он злобно ухмыльнулся синими губам. - Давненько к нам не заглядывал!
- И тебе привет, – ответил Лыч, потихоньку пятясь назад, и, нашаривая в кармане штанов «подарок» для старого знакомого, что всегда носил с собой, с тех пор как на последнем деле они поругались. – Как жизнь? Небось, скучно?
- Сейчас повеселюсь, - вурдалак оскалил свои клыки и двинулся на старого друга.
- Это, точно. Я тебе тут подарочек принес. – С этими словами вор достал из кармана с пяток бусинок и кинул их на землю перед вурдалаком.
- С-у-у-ука! – скрежеща зубами, процедил мертвец и, опустившись на колени начал их собирать.
- Это, точно. «Писец» – называется. У меня, их тут много, - засмеявшись, Лыч достал из кармана мешочек с мелкими бусинками и высыпал их на землю. – До утра, хватит!
- Ну, и сука же ты Лыч! Я же тут две ночи проковыряюсь!
- Зато, будет, чем заняться!
- А питаться, когда? Здесь знаешь, какая конкуренция!
- Крыс, наловишь!
- Да, пошел, ты на куй, со своими крысами! Я уже три недели ничего, кроме них и не жру! Вот уже где сидят! – оторвавшись от своего занятия Дани, провел ребром ладони по горлу.
- А что ж так плохо? – уже не опасаясь своего старого «друга» Лыч присмотрел каменный склеп побогаче, и прикидывал в уме, где бы получше подцепить каменную дверь ломом, продолжая разговор.
- Не то, слово плохо, – Дани вздохнул. – Недели три, как тут новые приблудные приперлись, на наше кладбище. А тут же все поделено было, у каждого своя территория. Так главный, этих новых, Бургер, нашего пахана, порешил и забрал все себе.
- Понятно… Ну, ты тут развлекайся, а я пойду могилку дяди навещу… – сказал Лыч и, покрутив ломик в руке, двинулся к облюбованному склепу.
- Эй! Это же склеп Третьего Короля! -  возмутился Дани.
- Во блин, как дядя высоко взлетел, а я то и не знал. Но ты пока считай, а мы с ним погуторим по-нашему…- задумчиво закончил вор.
- Шестьдесят, шестьдесят один, шестьдесят два… - монотонно считал вурдалак за спиной Лыча.

- Вот ведь скотский склеп, видать в расцвет империи строили, - натужно рычал гробокопатель, тщетно пытаясь поддеть тяжелую каменную дверь.
 С той стороны склепа раздался вой и легкое царапанье о камень острыми когтями.
- Ну, дела, все, больше у Торгора не пью, а то видать эта гномья рожа чего-то в пиво подмешивает, - решил Лыч и с силой дернул лом, и о чудо, дверь поддалась.
- Мужик, тебе помочь? – раздался голос за спиной взломщика, а холодная лапа опустилась на его правое плечо.
- Иди ты, - гаркнул Лыч и с разворота саданул ломом наотмашь. С характерным звуком голова страдающего бессонницей зомби оторвалась от тела и взлетела в ночное небо. Так в Арлате появился бейсбол, а у нашего героя погнутый лом.
 Шуршание усилилось, вор распахнул дверь, и смело вошел…
- Чего, то мы не туда залетели, - раздался нетрезвый, но до боли знакомый голос.
- Доставай косяк, вторую вызывать будем.
- Где кресало, Хвостатый?
- Я не брал его, - пауза, - так оно ж у тебя под задницей.
- Точно, а я то уж думал геморрой вырос.
 В темноте раздалось: «Чирк! Чирк!». И в неровном свете разгоревшегося самокрута проявилась опухшая котская  рожа, где-то в низу, судя по шебуршанию и хвосту, ползал Скот.
- Опять вы… - начал было сокрушаться Лыч, как из воздуха появился толстенный бегемот со стрекозиными крыльями, в балетной пачке, и здоровенным моргенштерном в руках.
- Я добрый фей, и я вам помогу! - пропищал он и взмахнул оружием.
 Скот оторвал рожу от пола, и, увидев бегемота, заверещал: «Выдыхай кот, выдыхай! Это не учебный, это боевой самокрут был!».
 Вытащив косяк изо рта, кот открыл осоловелые глаза и, выдохнув, уставился на Лыча. Фей исчез.
- Дядя, ты чего тут шляешься, или в рыло давно не получал? - с этими словами он поднял с пола нечто напоминающее кошачий череп. Поднес к глазам и, с любовью погладив его, выдал: «О! Бедный, мой пушистый дядя! А я предупреждал тебя за те грибы!».
 Затем он бухнулся на пол и захрапел.
- Слабоватые коты пошли, - сцедил Скот и, поплевав на ладони, схватил собутыльника за хвост.
- Ну, чего, дядя, поможешь или где? – спросил мышь.
- Да иди ты, - ответил Лыч.
- И вот она человеческая благодарность, - огорчился Скот, и поплелся к выходу.
Кот не сопротивлялся, лишь умиротворенно пускал слюни и царапал каменный пол клыками.
- Ты б его перевернул, что ли, - дал совет Лыч.
- Без сопливых, - огрызнулся Скот откуда-то из-за двери, затем пнул ее пяткой, и та послушно закрылась.
- Мяу-у-у-у-у-у-у-у-у!!! – тут же заверещал кот, видимо не все его тело  поспевало за Скотом, и дверь что-то ему прищемила.
- Не орать, не видишь, кругом трупы спят, - назидательно проворчал мышь.
- Мяу-у-у-у-у!!! – не унимался кот.
- Э-э-эх, - молодецки гаркнул квартирант Олекса и очевидно дернул кота за хвост.
- Мяу-у-у-у-у-у-у!!! – вновь возопил пострадавший.
- Что, лапку больно? -  сочувственно спросил Скот.
- У-у-у-у-у, - выдал собеседник.
- Не волнуйся, вскрытие покажет. Кстати, где мой ножик.
- Мяу-у-у-у-у-у-у-у-у-у! – визгнул кот и, судя по топоту, ринулся куда-то.
- Стой, ты, куда так быстро, - бросился вдогонку мышь.
И постепенно все стихло.
- Кудесники, - прошипел Лыч и двинулся дальше по коридору.

 Вор не любил тяжелую работу, но он любил сладко поесть и сильно выпить. Потому приходилось любить и склепы. Под ногами шуршали прошлогодние листья, занесенные сюда шальным ветром, старые кости не выбравшихся воров и рабочих, глиняные черепки винных бутылок. Короче, составные типичного арлатскго склепа.
 Древний факел, позаимствованный им со стены, неровно освещал путь, и пламя дрожало еще больше под градом матерных выражений, когда до конца не протрезвевший Лыч натыкался на стены или черепа. Но вот, наконец, незадачливый грабитель оказался в довольно просторном зале, посреди которого возвышался каменный постамент со здоровенным деревянным гробом.
- Ну! Ваше Величество! Чем вы можете помочь своему покорному слуге? – тут же спросил Лыч, нежно поглаживая многопудовую крышку. - О, я чувствую, что вы готовы щедро одарить своего гостя несколькими горстями злата и серебра, –  пыхтел вор, поддевая крышку. - Все мои труды будут вознаграждены, - выдохнул он, и крышка упала на каменный пол, следом за ней слетел Лыч. Который, в отличие от первой, тут же вскочил на ноги и бросился к гробу. Он был пуст, если не считать небольшого кусочка пергамента, гордо возлежавшего на бархатной подушке. Следуя своим наработанным инстинктам, вор, тут же подхватил и жадно впился в него глазами, надеясь отыскать там хоть что-то полезное.
 Записка гласила: «Ушел на охоту. Буду к рассвету. Лыч, если это ты, деньги в тумбочке под гробом. Не вздумай брать подушку, я знаю, где ты обитаешь. Целую. Амадеус №3».
- Вот скотский король, - буркнул вор и смачно плюнул на подушку, - что б тебе весь день кошмары снились.
 С трудом, водрузив крышку на место Лыч сунулся под постамент, в искомой тумбочке он обнаружил всего лишь кучку медяков.
- Опять, - он сплюнул, - как и при жизни, бедняков обирает. Позор! – не прекращая возмущаться, Лыч сгреб медяки в карман.
 Опустошив «склад» он двинулся к выходу, но тут же вспомнил о том, что негодяйская, скотообразная мышь намертво захлопнула дверь и теперь ему предстоит умирать здесь от голода и холода аж до прилета местного жителя. Не обрадовавшись такой перспективе, вор принялся обследовать стены склепа на предмет наличия дверей, окон или щелей которых с помощью лома и мата можно расковырять до размера городских ворот.
 Поиски дали несколько результатов:  Лыч ухитрился отдавить свою левую ногу правой, расквасить нос и найти-таки еще одну небольшую дверь, которая открыла ему необозримые просторы очередного коридора. С радостным визгом он бросился туда, но низкая потолочная балка остановила его резвый бег, ударом в лоб…
 Через неопределенное время возлежания на холодном полу он с трудом и матюгами принялся подниматься, и теперь уже наученный горьким опытом пополз на четвереньках, тщательно всматриваясь в темную даль. Внезапно руки, ощупывавшие темный пол ушли куда-то в пустоту, следом за ними последовали и остальные части его тела, кроме правого ботинка, который угодил в половую трещину. А ботинки Лыча можно было воистину считать частями тела, ибо он никогда, ни при каких условиях не снимал оных. За что, он, был дико нелюбим, арлатскими дамами легкого поведения: лезть на чистую постель в сапогах?! 
 Дубовая голова вора познакомилась с первой, третьей, пятой и так далее до семнадцатой ступени лестницы, а далее знакомство произошло с полом, где ему на голову приземлился его же башмак, и вместо типичного для Арлата «Добрый день» было произнесено волшебное слово «Плять!». (За время знакомство с головой Лыча ни одна ступенька не пострадала).
- Монсьньор, зачем так грубо?! – раздалось сверху, затем на лоб Лыча упало нечто маленькое вязкое и теплое, торопливо потекшее по его лицу вниз ко рту. Лыч слизнул. И произнес в слух: «Кагор. Кагор от Торгора».
- Вы не правы, он прямиком из Темного Храма.
 Лыч судорожно сглотнул, Темный Храм был самым знаменитым местом сборища вампиров. Туда зачастую заползал изрядно подвыпивший Бес в кампании трех-четырех монахов или монашек (в зависимости от количества выпитого), и устраивал такой дебош, что вампиры с криком разбегались, а храм приходилось реставрировать, почти с фундамента.
 Вор поднял взор, с потолка на него смотрели немного раскосые глаза на бледном, округлом личике, чуть ниже блестели белоснежные дамские клыки. Почему дамские? Потому, что еще ниже из разреза черного корсета виднелись белоснежные груди довольно приличного объема.
- Монсиньор, не желаете ли помочь бедной, изнывающей от скуки и тоски девушке, - страстно прошептала она, проведя нежно розовым языком по коралловым губам. Клыки продолжали блестеть.
- Ну-у-у… – начал было Лыч.
- В моей постели так холодно, а я так боюсь простудиться, – не унималась она,  нежно поглаживая свою грудь.
- Ну, так, и… - замялся вор.
 Она спустилась с потолка, выкинула, пустую глиняную бутылку и, встав у стены, слегка потянула юбку вверх, глаза Лыча буквально горели.
- О, как трещат цикады на кладбище! - произнесла она сладко зажмурившись и улыбаясь.
- Это не цикады, это пуговицы на моих штанах, - прохрипел он с трудом.
- О-о-о-о! – с придыханием выпалила она  и, покачивая бедрами, двинулась к вору. 
 Тут у стенки что-то зашевелилось, и вампиресса, следуя  инстинктам, змеёй метнулась туда, в следующее мгновение вернулась с зажатой в руках крысой. Подойдя ближе, она страстно впилась в ее шейку. Затем, оторвавшись от усохшей тушки, томно прошептала окровавленными губами:
- Иди ко мне.
- У меня эль с плиты убегает, - произнес, сглотнув Лыч прижавшись к противоположной стенке и натягивая башмак.
- Ну, ты и сволочь! Тебе предлагают ночь любви, которую ты никогда и ни за что не забудешь! – начала обижаться вампиресса.
- Да, и вряд ли вспомню! - ответил Лыч, с опаской поглядывая на высохшую тушку крысы, представляя себя в таком же состоянии.
- Ну, не бойся, дурашка, - нежно проворковала она, неслышно приближаясь к нему, нежно покачивая полными грудями и томно водя языком по губам. Лыч же пятился назад, и тут низкий потолок вновь дал о себе знать. Лыч взвыл, диким вурдалаком, держась за ушибленный затылок. Вампиресса тут же зажала его рот своим, тоненький, нежный язычок змеей проник меж зубов, и вор тут же забыл о боли.
- Если тебе дорог твой зад, - сказала девушка, оторвавшись от столь приятного занятия, - то не кричи. Вон за той дверью, - она указала изящным пальчиком в густую тьму, - уже третий час пьянствует Бес с Бургером. Судя по тому, как часто стали появляться бесенята, там уже выкушано литров семь огненной воды, и это не считая вина и пива.
 Лыч сглотнул в очередной раз. Обычно после такой дозы алкоголя Бестемьяну хотелось одного – дикой половой связи и уже плевать с представителем какой расы и половой принадлежности.
 Тут за закрытой дверью раздался негромкий хлопок.
- Вот, еще один появился, - констатировала вампиреса.
- Стоп…Ик!… Ты почему явился на наше… Ик!… Застолье и без подарка!… Ик!…, - раздался оттуда пьяный но, тем не менее, знакомый голос охотника на вампиров.
- Я бес! И я появляюсь после седьмого литра Огненной Воды, – спокойно пропищал тонюсенький голосок.
- Здесь один Бес… Ик!… и… Ик!… это - Я!!! – Гаркнул Мордекай и, судя по звуку, саданул по столу, в результате чего одна из его ножек подломилась и на каменный пол с диким грохотом повалилась вся та армия бутылок, что была опустошена за время пьянки.
- Ах ты, скотина, - завопил Бес, - в сорок второй бутыли еще три капли вина оставались.
 Затем: "Шмяк!… Шмяк!… Хрясь!… Ууууууууу!… Вай!… «Это была моя нога!»".
- Я же глюк, я не материален, - возопил бес.
- А мне по!!!…
- А мне бо!!! …
- Э-э-эх! - видимо Бес выдохнул и, в открытую, участливой рукой его собутыльника, дверь, вылетела небольшая, размером с быка, зеленая тушка с двумя рогами и тоненькими кожаными крыльями.
- Сво-о-о-оло-о-очь!!! - проорала она в полете и приземлилась прямиком на стоявшую в коридоре пару.
 Из под опавших на пол жировых складок раздалось характерное: «Плять!».
- Кто сволочь? Я сволочь?  А ну гони за пивом скотина! – раздалось из каморки.
- А не пройтись ли тебе!… У Торгора уже давно закрыто!
 Тут в дверном проеме возник Бес, с опухшим  лицом, в семейных трусах по колено, сапогах и руками за спиной.
- Значит, не пойдешь?
- Не-а…
- Точно?
- Точно.
 Едва он произнес эти слова, как охотник достал из-за спины арбалет и острый болт вонзился точно в толстую задницу беса. Не смотря на всю свою массу, тот стрижом взмыл в небо, оставив за собой огромную дыру в прочном своде склепа.
- Какая ночь! Как святят звезды! Прогуляемся по кладбищу? – мечтательно, произнесла вампиресса и опустила левую руку на промежность Лыча.
- Да идите вы все!!!… - завопил тот и сломя голову бросился во тьму коридора.
- Стервец, - Констатировала она.
- А сзади ничего, - ответил Бес и на нетвердых ногах двинулся к ней.
- А-а-а-а-а-а-а-а! – вампиресса бросилась следом за Лычом.

 «Какие молдохохелы такие низкие потолки строят!» - вновь думал вор, отлеживаясь на холодном полу и ощупывая очередную шишку на лбу.
 Он перевернулся на живот, затем встал на четвереньки и медленно пополз в нескончаемую тьму, продолжая ощупывать каменный пол в поисках факела, кремня, светлячка, ибо свои «фонари» уже давно потеряли какие-либо осветительные способности.
 В эту ночь боги шутили над Лычом вовсю, но теперь кто-то из них решил смилостивиться, и подсунул под левую его ладонь рукоять не до конца выгоревшего факела. Вор дыхнул на него и провел подкованным сапогом по полу, тут же занявшаяся искра перебросилась на пропитавшийся  смолой кусок дерева. Тот, весело затрещав, загорелся. Прям как тот квартал, который сгорел год назад, когда изрядно выпивший вор шел мимо сенного склада. Ватные ноги не слушались и подкованные сапоги высекали снопы искр из каменной мостовой…
 Смерк, отдыхавший на сеновале после очередного бурного вечера, попросил закурить. Лыч чиркнул сапогом возле сена...
 Загорелось сено, Смерк лежавший рядом прикурил цигарку. Загорелся Смерк, занялся сарай. Смерк бежал, за ним горели дома. Итого: обожженный Смерк - сгоревший квартал. Ну, ладно, это в прошлом, а сейчас…
- Дядя посторонись! – раздалось из тоннеля, следом раздался перестук колес.
- Пля-я-я-я-я!!! – взвыл Лыч и бросился вперед.
 Добежав до развилки, он поднял голову.
 «Налево - Улица Восьмого Короля. Направо - Улица Четвертого короля» - гласила табличка.
 Лыч потянул носом воздух.
- Табак. Золото. Курум! – произвел мгновенный анализ проб атмосферы мозг вора, он бросился налево.
- Поберегись!!!
 Затем зеленые маленькие огоньки, визг, писки, перестук колес и на освещенную факелом территорию вылетела небольшая дрезина доверху загруженная маленькими зелеными ёжиками вопящими: «ЧЕГО-О-О!!!???»
- Пл…! – начал было вор, но умолк.
- Плять.. Плять… – сказали передние колеса.
- Плять… Плять… – вторили им задние.
- Чего?! Чего?! – вопрошали им ежики.
- Налево или направо? – спросил один из ежей.
- По кругу! - визгнул другой.
- Давай! – ответил хор, и дрезина пошла по кругу - по Лычу.
 Наконец скрипя колесами под дикий гогот зеленых ежиков, дрезина скрылась в том самом тоннеле, откуда выехала.
- Уф, - выдохнул изрядно помятый вор и потянул себя за волосы, тело с неохотой оторвалось от твердого и шершавого пола, с которым за недолгое время успело стать почти единым целым. У Лыча болело все, даже то о существовании чего он не подозревал.
- Уроды! - бросил он в темный тоннель и поднял факел.
 Из тоннеля донеслось характерное: «ЧЕГ-О-О-О!!!???».
 Лыч поспешно ретировался на улицу Восьмого Короля.

 В неровном свете факела возникла первая дверь. Около нее громоздилось пара резных жертвенников, небольшая гильотина, склянки с частями человеческих тел, кучи костей и вся та прочая дребедень, что по определению не умещалась в подвале Малька.
- Здесь живет Мальк, - догадался вор, затем поднес факел к двери.
 «Здесь живет Мальк» - гласила надпись, и чуть ниже:
 «Жертвенник некромантский – 2 единицы. Кости различные – 168 единиц. Черепа – 909 единиц. Склянки некромантские – 81 единица. Прочая дребедень – 66 единиц. Все посчитано и занесено в реестры. Лыч, возьмешь – УБЬЮ и скормлю удаву. Счастливой дороги. P.S. Курум – следующая дверь. Код замка 4356».
- Ну, и сволочь же ты, Мальк. -  сказал Лыч и двинул дальше.
 Через несколько минут ходьбы, неровный свет факела высветил очередную дверь, хлипкую, старую, с большим количеством дыр и щелей, откуда, тем не менее, тянуло табаком, золотом и диким скупердяйством.
- Курум. Здравствуй Курум! Здравствуй золото… – пролепетал Лыч и потянул за ручку. Его отбросило к стене.
 Он повторил попытку, его снова отбросило к стене.
 «Наверное, магия» - подумал вор, и снова дернул ручку. Полет повторился.
 «Точно магия», - начал подсказывать внутренний голос, - «Лыч успокойся и подумай».
 Он подумал. И выхватив лом, бросился на дверь.
 Та выстояла, вор нет.
 Он снова лежал на полу, ставшем ему уже столь родным и знакомым, что вставать упорно не хотелось, но природная тяга к наживе все тянула и тянула его вперед к золоту, славе и магической двери.
 Лыч почесал голову, и метнул в дверь лом, тот вернулся и больно саданул его в живот. Он почесал ушибленное место, коим служило теперь все тело, и от безысходности проговорил: «4356».
 «Врата рая распахнулись» и на грабителя склепов посыпались все те богатства, что богобоязненные прихожане несли в различные храмы Арлата и которые вместо творения благородных дел оседали в подвалах Курума.
- Мое! Мое! Все МОЕ!!! И никому не дам его!!! – Раздалось из глубины подвала.
- Съехала у бедняги крышка совсем, - причитал недавний собутыльник Равыра сгребая золото в карманы, рукава и носки.
 Через несколько мгновений он уже напоминал сказочного золотого голема, ибо золото торчало отовсюду, начиная с ног и заканчивая давно не чесаными патлами.
- Ну, вроде все забыли, ничего не взяли… – огляделся вор и, сверкая новенькими золотыми, видневшимися в пробелах между зубами, двинулся в обратный путь.
 На развилке он остановился передохнуть, в то же мгновение его чутких ушей достиг мат, перестук колес, звуки извлекаемые из дырявого баяна и характерные вопли: «ЧЕГО!!!???».
- Плять, - сцедил он и тут же бросился на пол в позе «мне не больно».
 Не вдалеке появились зеленые огоньки, Лыч закрыл глаза, и приготовился к худшему.
- Мужик, тебе чего, плохо, что ли? – Спросил у него прокуренный бас.
- Уйдите, проклятые ежи! Садитесь на дрезину и уматывайте! – Судорожно заверещал счастливый богач и затеребил согнутыми ногами.
- Мы проходчики, гномы мы, и нет здесь никаких ежей. Давай поможем, - поддержал первого второй голос.
- Изыди, уйди, исчезни гнусный еж!!! – продолжал вопить Лыч судорожно отбивая в воздухе чечетку.
- Пойдем, Гурун, не видишь – он обкурился, – сказал другой бас и видимо потянул напарника вперед.
 Едва шум их шагов затих, как вор открыл оба глаза. И тут налетели дрезина доверху набитая ежами…

 Нежные руки гладили его избитое тело, нежные губы целовали его лицо. Он открыл левый глаз.
- Мама…
- Нет, всего лишь я – Изабелла, вампиресса седьмого века выпуска, молода, красива, свежа и страстно желающая… Ну, что пойдем?
- Я не могу… - с трудом выдавил ночной злоключенец, выплюнув монету и два выбитых зуба.
- Бедняжка. Давай я тебе помогу. - После этих слов она взвалила на плечо его, золото и, расправив тонкие крылья, полетела на волю.
В след им из тоннеля неслось: «ЧЕГО!!!???»…