Гибель после спасения

   Ливший весь день без перерыва дождь к ночи, наконец, прекратился. Сквозь рваные тучи время от времени проглядывала полная луна, освещая мокрые улицы города и отражаясь в не успевших ещё высохнуть лужах. Дождевые капли на деревьях начинали сверкать, как только на них падал свет, отчего становились похожими на алмазы. Тёмные и мрачные дома казались необитаемыми, как будто весь город вымер.
   "Было бы неплохо, - подумал Ламберт с ироничной усмешкой и, со вздохом отойдя от окна, так же мысленно добавил: - Тогда бы я точно разбогател". Не спеша натянул он на ноги сапоги, затем накинул на плечи широкий плащ и надел на голову старую шляпу - не столько для того, чтобы не замёрзнуть, сколько с целью остаться не узнанным.После этого он задул свечу, вышел из своей довольно ветхой лачуги и спустился по шатким ступеням.
   Остановившись, он бросил взгляд по сторонам. Видимо, удовлетворённый тем, что никого не увидел, Ламберт надвинул шляпу на лоб, быстро пересёк дорогу и пошёл по противоположной стороне улицы.
   Некоторое время спустя послышались голоса. Заметив группу каких-то людей, Ламберт отступил назад и прижался к дереву, словно желая слиться с ним. От его движений с ветвей на него обрушился целый ливень. Чувствуя, как вода течёт ему за шиворот, он, поглядывая в сторону, откуда слышались разговоры и смех, проклинал про себя этих любителей ночных прогулок. Но никто, похоже, его не заметил, и, подождав, пока нежелательные свидетели пройдут мимо, он покинул своё укрытие, вытер шею платком, стряхнул со шляпы мокрые листья и продолжил путь, всё ещё настороженно прислушиваясь и всматриваясь в темноту. За каждым углом ему мерещилось невообразимо что, вплоть до шпионов инквизиции.
   Десять минут спустя Ламберт остановился перед небольшой деревянной калиткой в высокой ограде, скрытой от посторонних глаз разросшимся кустарником. Непосвящённые не знали о её существовании, но сам Ламберт пользовался ею не впервые.
   Открыв калитку имевшимся у него ключом, Ламберт попал в большой сад. Пройдя по дорожке, он увидел стоящего к нему лицом человека, держащего в руке зажжённую лучину. Подойдя вплотную, Ламберт шепнул что-то ему на ухо. Тот молча кивнул, бросил лучину в лужу и направился вслед за пришедшим. Вдвоём они проделали обратный путь к хижине Ламберта.
   Таинственный спутник хозяина лачуги также был в длинном широком плаще и шляпе, но, судя по движениям, значительно моложе его. На руках его были перчатки чёрного цвета, на ногах - начищенные до блеска сапоги. В манерах чувствовалось аристократическое воспитание. Глядя на него, кому-то могло бы показаться странным, что этот человек оказался в столь поздний час в таком месте, да ещё в обществе этого субъекта.  Но, похоже, оба они привыкли к подобным встречам. Во всяком случае, заметно было что они знали друг друга довольно хорошо. 
   Пропустив гостя, Ламберт вошёл в дом сам и тщательно запер входную дверь. Пока он снимал плащ, зажигал свечу и что-то искал, пришедший с ним человек стоял в ожидании посреди комнаты.
   - Сюда, господин Франц, - тихо произнёс Ламберт, открывая потайную дверь.
   Франц снял плащ и шляпу, бросил их на стол и последовал за Ламбертом.
   Этот человек действительно был молод, лет двадцати пяти, не более. Светлые волосы, обрамлявшие его красивое лицо с голубыми глазами, порой создавали подобие нимба. Обладающий мягким, мелодичным голосом, стройной, изящной фигурой и плавностью в движениях, свойственной танцорам, Франц был похож на ангела. Его обаяние, обходительность и внимательность ко всем покоряли и внушали доверие. Жители города знали, что он изучает медицину и уже не одному человеку спас жизнь, за что его чуть ли не боготворили. Однако никто (или почти никто) не подозревал о том, чем занимается этот "ангел" в своей домашней лаборатории, куда под различными предлогами не пускал ни одного человека, кроме слуги и Ламберта. Впрочем, никто этому не придавал особого значения, веря в его добропорядочность и высокие моральные качества. Тем более, что его старший брат был епископом.
   Справедливости ради стоит отметить, что в своей лаборатории Франц, по сути, не занимался ничем противозаконным, за исключением одного: он изучал анатомию человека на трупах. На стенах лаборатории были развешены анатомические рисунки, срисованные, по-видимому, с работ Леонардо да Винчи, которые Франц периодически дополнял собственными зарисовками. В то время "разрезание тел умерших людей с исследовательскими целями" не было дозволено, поэтому Францу приходилось делать это в строжайшей тайне. С трудом удалось ему найти "поставщика трупов". Им стал пожилой человек по имени Ламберт, исполнявший при городской больнице обязанности гробовщика. Ламберт был беден, поэтому и решился на столь рискованное "сотрудничество".
   Вот и сейчас Ламберт, помня приказ Франца, привёл его взглянуть на новый "товар".
   - В прошлый раз ты доставил мне Бог знает что! - сказал Франц входя в комнату. - Какая-то высохшая летучая мышь, а не человек!
   - Не волнуйтесь, на сей раз останетесь довольны, - всё так же тихо, почти шёпотом, сказал гробовщик. - Я, конечно, мог бы доставить тело прямо к вам, но предпочёл перестраховаться и пригласить вас на предварительный осмотр, как вы и просили.
   - Хорошо-хорошо, показывай.
   Ламберт подвёл его к столу, на котором лежало нечто накрытое некогда белым покрывалом. Поставив подсвечник с горящей свечой на край стола, он приподнял покрывало.
   Франц увидел девушку, лицо которой с первого взгляда поразило его до глубины души. Оно выражало покой и умиротворение, губы были слегка приоткрыты. Несмотря на бледность, девушка совсем не походила на мёртвую, казалось, она просто спит. Это впечатление было столь сильным, что Франц невольно снял перчатки и взял руку девушки в свои, но к его разочарованию рука оказалась холодной и безжизненной. Он снова перевёл взгляд на лицо девушки и стоял так несколько минут. Потом как бы очнулся от оцепенения, обернулся к Ламберту и спросил:
   - Когда она умерла?
   - Сегодня утром.
   - А, понимаю... - пробормотал Франц натягивая перчатки. - Нужно сейчас же перенести её ко мне. За вознаграждение не беспокойся.
   Ламберт оживился. Он сразу, как только Франц вышел, замотал тело девушки в покрывало, а затем в старый рваный плащ, поднял на руки, вынес из комнаты и положил на пол. Вернулся, забрал свечу и запер дверь. Поставив подсвечник на небольшом столе в первой комнате, опять надел на себя плащ и шляпу, поднял свою ношу, подошёл к входной двери, отпер её, пропустил уже одетого Франца, потом, задув свечу, вышел сам, осторожно ступая и прислушиваясь. Франц подал ему знак что можно идти, улица свободна.
   По дороге им никто не повстречался и они вскоре уже стояли в лаборатории Франца.
   Ламберт обвёл взглядом стены и произнёс:
   - Да, вы даром время не теряете.
   Франц подошёл и сунул ему в руку кошелёк с золотом.
   - Держи. Думаю, этого хватит.
   Ламберт взял кошелёк, посмотрел, поворчал, но, видимо, остался доволен. Франц провёл его до калитки и несколько минут смотрел ему вслед, пока Ламберт не исчез в темноте. Потом Франц прошёл по дорожке и остановился под высокой яблоней.
   Франц стоял вдыхая сырой воздух и о чём-то размышлял. Он никак не мог сдвинуться с места, тело его словно отяжелело и перестало повиноваться его воле. Странное чувство испытывал он в эти минуты. Точнее, это было даже не чувство, а предчувствие, смешанное с какой-то тяжёлой, угнетающей тоской по чему-то безвозвратно утраченному. Франц не понимал, что это за предчувствие и тоска, но они порождали в его душе безотчётный страх. Он смутно подозревал, что эта ночь повлияет на его дальнейшую жизнь, причём, вероятно, не самым лучшим образом. 
   С тревогой смотрел он вокруг себя.
   Вдруг между деревьями сада замелькал какой-то огонёк. Франца охватила паника и он едва устоял на месте. Оцепенение и задумчивость мгновенно прошли. Но вскоре он понял, что огонёк - это фонарь, и немного успокоился. Искать в такое позднее время здесь его мог только старый слуга Альфред, которому Франц доверял как самому себе. "Что ему сейчас нужно?" - подумал молодой человек.
   Франц не ошибся, к нему действительно шёл его слуга. Ещё не отдышавшись, запыхавшийся от быстрой ходьбы старик произнёс:
   - Господин Франц, за вами пришли от госпожи Элоизы, с ней что-то неладное...
   Франц вздохнул. "Почему именно сегодня?" Потом он быстро направился к дому чтобы переодеться. Старик с фонарём едва поспевал за ним.
   "Возможно, я ещё успею", - подумал Франц выходя из дома с посланным за ним человеком, имея ввиду что, несмотря на срочный вызов, успеет до рассвета завершить дела в лаборатории.
   Но вышло не так, как он надеялся.
   Франц не расчитывал, что придётся задержаться у пациентки до одиннадцати часов утра. Домой он вернулся уставший, на вопросы слуги отвечал неохотно. Заметно было что он чем-то озабочен или расстроен. Приказав приготовить завтрак, он прошёл в свою комнату, лёг на кровать и незаметно для себя заснул. Слуга приходил к нему, но будить не стал.
   Было уже четыре часа пополудни, когда Франц проснулся. После бессонной и напряжённой ночи чувство отдохновения казалось чуть ли не райским блаженством. Он лежал с закрытыми глазами, наслаждаясь этим приятным ощущением и находился в том полудремотном состоянии, когда ни о чём не хочется думать.
   Но тут ему вспомнился ночной поход с Ламбертом, и Франц сразу вскочил на ноги, словно на него обрушили поток кипящей или ледяной воды. Остатки сонливости мгновенно испарились. Франц открыл дверь и почти выбежал из комнаты, намереваясь быстро поесть и приняться за работу.
   В одном из коридоров первого этажа он столкнулся с Альфредом, шедшим к нему доложить, что его ожидает гость. "Господи! Кто на этот раз?" - с некоторой долей досады и раздражения подумал франц. Оказалось, что пожаловал его брат, епископ. Франц поморщился. "К чёрту брата! Как сговорились!" Однако понимая, что ничего другого ему не остаётся, он запасся терпением и направился в гостиную, стараясь придать своему лицу приветливое выражение.
   Разговор с епископом занял не менее двух часов, так что Францу пришлось предложить ему остаться на ужин. Тот как будто только этого и ждал. Франц давно заметил, что брату нравится наблюдать за его жизнью, как бы пытаясь разузнать нечто тайное. Возможно, так ему только казалось,но в любом случае в присутствии епископа Франц иногда чувствовал себя "не в своей тарелке", словно в чём-то был виноват перед ним. "Вероятно, это совесть", - думал он, вспоминая своё запрещённое занятие. Взгляд брата Жозефа как будто проникал в самую глубину его души и под этим взглядом Франц не в состоянии был лгать. За это почти магическое влияние Франц в какой-то степени ненавидел Жозефа. Вот почему, когда после ужина,  уже собираясь уезжать, епископ попросил Франца приютить его на какое-то время в связи с перестройкой его собственного жилища, молодой врач не смог отказать, хоть и засомневался в необходимости переезда брата из "его жилища". "Церковная крыса! - промелькнуло у него в голове. - До каких пор я обязан буду трепетать перед тобой, инквизитор? Сколько ещё вы будете тормозить развитие науки "во имя Господне"? Сколько будете вмешиваться куда не следует?".
   Выпроводив Жозефа, Франц вздохнул с облегчением, прекрасно понимая что оно временно; через пару дней епископ вернётся.
   Только после десяти часов вечера он наконец вошёл в свою лабораторию.
   Закрыв дверь, он зажёг два фонаря, один из которых поставил нв заваленный бумагами и книгами письменный стол,а со вторым подошёл к другому столу, где лежало покрытое простынёй тело девушки. После этого Франц накинул на себя халат, в котором обычно работал, достал инструменты, убрал простыню и... остановился, в раздумье глядя на девушку. Она, хоть теперь её лицо стало ещё бледнее, чем было накануне, по-прежнему не казалась ему мёртвой. Он заколебался, стоит ли делать то, что он собирался делать. "Такого со мной никогда не было", - подумал он, опять подходя к письменному столу. Он присел на стул и взял одну из книг.  Отыскав в книге нужное место, Франц начал читать.
   Некоторое время спустя что-то отвлекло его внимание. Что именно - он и сам не сразу понял. Франц осмотрелся - всё было на месте, ничего подозрительного. Пожав плечами он продолжил чтение. Однако через несколько минут всё повторилось. На этот раз Франц был уверен, что ему не померещилось. Уже знакомое чувство тревоги опять напомнило о себе. Да, в лаборатории действительно что-то происходило. Но что именно?
   Стремясь найти ответ на этот вопрос, Франц снова обвёл внимательным взором всё находящееся в лаборатории и остановился на объекте предстоящего исследования. Поначалу ничего странного он не заметил. И вдруг...
   И вдруг ему показалось, что труп... дышит! Кровь мгновенно отхлынула от лица Франца и он побледнел. Книга выпала из его рук. Вскочив со стула он отступил назад, по-прежнему не отрывая взгляд от тела девушки. Теперь он ясно видел что не ошибся: оно дышало. Более того, оно пыталось пошевелиться, словно на твёрдой поверхности стола ему неудобно было лежать.
   Кое-как преодолевая страх и пытаясь овладеть собой, Франц приблизился к столу, взял левую руку девушки и попытался нащупать пульс. Но у него самого сердце готово было выскочить из груди и руки дрожали так, что он ничего не смог понять.
   "Такого со мной никогда не было!.. - вновь подумал он вытирая со лба испарину. - Неужели Ламберт подсунул мне... живой труп?" Переведя взгляд на лицо девушки, Франц увидел что она слегка приоткрыла глаза.   Стало очевидным, что сознание, хоть и медленно, возвращалось к ней. Франц окончательно убедился, что девушка на самом деле не была мертва. Он пошатнулся ощутив внезапную слабость. "Я же мог..." Он не закончил свою мысль. Да, ему следует поблагодарить провидение, не позволившее ему стать непреднамеренным убийцей. Но это неожиданное "воскресение" произвело на Франца столь сильное впечатление, что он растерялся. Чувствуя, что начинает задыхаться, он как во сне подошёл к двери, открыл её и вышел в сад. Во рту у него пересохло, голова кружилась. Сознавая ужас положения, в котором оказался, Франц в эти минуты испытывал неодолимую потребность в чьей-либо поддержке. "Альфред..." - вспомнил Франц. 
   Старый слуга уже готовился ко сну, когда Франц постучал в дверь его комнаты. Увидев смертельно бледное лицо своего хозяина, одной рукой опирающегося на стену, Альфред обеспокоено спросил что случилось. Франц еле слышно произнёс:
   - Альфред, она... Она жива...
   - Кто она? - не понял старик.
   - Вчера Ламберт подсунул мне тело девушки, которую все считали мёртвой, - так же тихо, хрипловатым голосом объяснил Франц. - Но она оказалось жива... Я читал о таких случаях, хотя сам ещё с ними не сталкивался. 
   - О, Господи! - только и сказал Альфред, осеняя себя крестным знамением. Немного погодя он спросил: - Что теперь делать? 
   - Не знаю... Думаю, сейчас нам нужно пойти и поговорить с ней (если она уже может говорить), узнать кто она, откуда, а потом... Посмотрим.
   Альфред одобрил этот план.
   Вдвоём они прошли в лабораторию. Девушка по-прежнему лежала на столе, но глаза её теперь были полностью открыты и смотрели ничего не понимающим взглядом. Услышав что кто-то вошёл, она приподняла голову и увидела двоих мужчин, остановившихся в нерешительности. Один из них, молодой, походил на неземное существо, ангела, от которого она долго не могла отвести глаз. Другой, ничем, в общем-то, непримечательный старик, вызвал у неё чувство любопытства тем, что смотрел на неё как на привидение.
   Наконец девушка опустила голову, очевидно утомлённая созерцанием незнакомцев. Вероятно также, она так и не поняла, видит ли их наяву или во сне, поскольку очнувшись в незнакомой остановке, она не проявила никаких признаков беспокойства, удивления или страха.
   На лице её выступила испарина, словно она вот-вот потеряет сознание.
   Франц взял какой-то сосуд с жидкостью внутри и приблизился к ней.
   Когда девушка окончательно пришла в себя и уже могла сидеть, Франц накинул на неё свой рабочий халат (ничего другого поблизости не оказалось) и усадил в кресло. Сказав после этого ей кто он такой, а также представив слугу, Франц спросил как зовут её. Она ответила тихим, ещё слабым голосом:
   - Гликерия.
   Постепенно продолжая свои расспросы, Франц узнал, что Гликерия была дочерью одного графа и что три недели назад она ушла из дома. На вопрос почему она так поступила, девушка ответила, что родители хотели выдать её замуж за какого-то барона, который был ей отвратителен. В порыве отчаяния она хотела броситься в реку, но её остановили. Тогда, промучившись ещё месяц, Гликерия взяла кое-какие вещи и отправилась, по её словам, "куда угодно, только бы подальше от дома". Поначалу она сомневалась, правильно ли поступила, но как только она представила себе барона, их первую брачную ночь, - её чуть не стошнило. Сомнения исчезли. Несмотря на трудности, она была тверда в своём решении.
   - В этот город, - говорила Гликерия, - я попала два дня назад. Здесь живёт моя двоюродная сестра,у которой я надеялась найти временный приют. Но, как оказалось, она уехала. Я... Я уже очень ослабела... В последнее время почти не спала... У меня сильно кружилась голова... В итоге Гликерию нашли на ступенях больницы, где она оказалась совершенно случайно. Врачи, видя что девушка истощена, попытались ей помочь, однако сомневались что смогут её спасти. Гликерия провела в больнице только одну ночь, а на следующий день, как решили врачи, умерла от длительного недоедания. Она смутно слышала их разговоры, пока ещё находилась в сознании.
   Обо всём остальном Франц знал, но не спешил рассказывать девушке как она попала к нему, хотя она неоднократно задавала этот вопрос. Отправив Альфреда принести ей что-нибудь поесть, он задумался, продолжая смотреть на Гликерию.
   Он думал что ему с ней делать. Это хрупкое, нежное создание понравилось ему и он не мог допустить её гибели, тем более что сам едва не убил её. "Но... Поселить её в своём доме я не могу, разве что под видом пациентки. А если...  Если её будут искать?.. Нет, она не может находиться у меня. Нужно что-то придумать".
   Вошёл Альфред с подносом в руках уставленным блюдами. Франц взглянул на слугу и тут ему в голову пришла интересная мысль.
   - Альфред, Гликерия - твоя внучка.
   Альфред сначала с недоумением поднял глаза на господина, а потом понимающе улыбнулся и кивнул.
   - Понимаешь, Гликерия слишком слаба, чтобы её отпускать. К тому же... - Франц понизил голос чтобы девушка не слышала его. - Её могут найти и вернуть домой, а мне кажется, что если она вновь окажется в той атмосфере, от которой бежала, она  может повторить попытку убить себя. Судя по всему, Гликерия не из тех, кто удирает из дома в поисках приключений. Её толкнуло на это отчаяние. Мы должны помочь ей.
   Альфред снова молча кивнул.
   В ту же ночь Гликерии была отведена небольшая комната на первом этаже дома Франца. Несчастная девушка была так признательна и благодарна своему неожиданному благодетелю, что опустилась перед ним на колени и хотела поцеловать его руку, но он поспешно поднял её, попросил никогда так не делать и вытер слёзы с её лица.
   Впервые за последние два месяца Гликерия улыбнулась. По этой улыбке, в которой было больше грусти и печали, чем весёлости, Франц убедился, что девушка нуждается в духовной поддержке, что не столько физические, сколько  душевные силы её истощены постоянным напряжением. "Я правильно сделал что оставил её какое-то время пожить у себя" - думал Франц ложась спать. Если бы он знал, к чему приведёт его поступок...
   Через два дня приехал брат Франца Жозеф, епископ. Франц представил ему Гликерию как внучку Альфреда. Жозеф ничего не сказал на этот счёт, оставшись как будто равнодушным. Но одно обстоятельство насторожило епископа: он точно знал что у Альфреда не было ни детей, ни племянников. Откуда же взялась внучка? Об этом, правда, епископ пока решил промолчать.
   Гликерии с каждым днём становилось всё лучше и лучше. Она похорошела. Франц вернул её к жизни, подарил надежду, и она почти боготворила его, не зная, сможет ли когда-нибудь достойно его отблагодарить. Только одно немного смущало девушку и омрачало её радость: иногда её пугал взгляд епископа, будто раздевающий донага и проникающий в самые сокровенные глубины души. Впрочем, такие мгновения бывали лишь когда Гликерия и Жозеф оставались наедине и были столь мимолётны, что она не смогла бы с уверенностью сказать, что это впечатление не ошибочно.
   Наблюдая за Гликерией, Франц, спустя полтора месяца, стал подумывать о том, что её душевное состояние теперь не вызывает опасений и можно вернуть девушку к родителям, предварительно поговорив с ними. Но как только подобные мысли стали его посещать, он почувствовал что в душу его закрадывается тоска. Он понял, что за то время, что Гликерия живёт у него, он успел полюбить эту девушку, что без неё его дом станет пустым и безрадостным. За это время Франц оценил свою прошлую жизнь и нынешнюю. "Нет, я больше не хочу в бездну одиночества!" - думал он и в конце концов решил рассказать Гликерии о своей любви к ней. И ему было всё равно что придётся сказать правду Жозефу.  Он надеялся что брат поймёт его. К тому же епископ, видимо, тоже привязался к Гликерии и относился к ней как к сестре. Во всяком случае, так казалось Францу.
   Но тут в дело вмешался рок.
   Неожиданно Франца вызвали в расположенное неподалёку от города селение, где ему предстояло провести около суток. Попрощавшись с Гликерией и братом, он незаметно попросил Альфреда присматривать за епископом, дабы тот не увидел не предназначенное для его глаз.Альфред обещал сделать всё от него зависящее. Однако несмотря на это уверение, на душе у Франца было неспокойно. Пройдя к лаборатории, он убедился что она тщательно заперта. "Всё будет хорошо", - сказал себе Франц усаживаясь в экипаж. Уже отъезжая, он оглянулся на дом и увидел в одном из окон Гликерию, смотрящую на него, и улыбнулся. "Конечно, всё будет хорошо".
   В этот вечер Жозеф чувствовал себя не очень хорошо. После ужина Альфред помог ему подняться в его комнату. Усевшись в кресло, епископ попросил подать молитвенник. Альфред подал и, спросив, не нужно ли чего ещё епископу и получив отрицательный ответ, ушёл, уверенный, что Жозеф больше не будет сегодня выходить. Да и сам сам старик очень устал и жутко хотел спать.
   Епископ просидел в кресле допоздна. Как он не раз убеждался, к этому времени Альфред засыпал так, что его нелегко было разбудить.
   Забыв о недомогании (если оно у него вообще было), Жозеф вышел в коридор и тихонько пробрался в комнату брата, которую в его отсутствии никогда не запирали. В одном из карманов одежды Франца он обнаружил связку ключей и улыбнулся странной улыбкой. "Нетрудно было их найти". Затем так же тихо спустился по лестнице, открыл входную дверь и вышел из дома. Он уже давно обратил внимание на небольшое строение позади дома скрытое деревьями, и сейчас направлялся именно туда.
   Создавалось впечатление, что сама судьба вознаграждала Жозефа за долгое терпеливое выжидание момента, когда он сможет проверить свои подозрения в отношении брата. Франца он ни о чём не спрашивал, поскольку тот всё равно ни в чём не признался бы. Пришлось ждать возможности проверить всё лично.
   Открыв дверь и переступив порог, он зажёг прихваченный с собой фонарь и посветил вокруг.
   Прежде всего в глаза ему бросились анатомические рисунки и целый набор стеклянных сосудов разных размеров и форм. Сообразив что находится в лаборатории, Жозеф с любопытством стал осматривать каждую мелочь. Потом подошёл к письменному столу.
   Вскоре ему попалась толстая рукопись с описаниями результатов опытов. Жозеф понял, что его подозрения подтверждаются, однако остался спокоен. Продолжая перебирать бумаги, он наткнулся на дневник Франца, в котором тот записал как к нему попала Гликерия, кто она такая, а также в одной из последних записей упоминал о своей любви к ней. Епископ нахмурился. Большего ему не нужно было. Взяв чистый лист бумаги,он гневно смял его и отшвырнул от себя. Опираясь руками о стол, Жозеф несколько минут стоял задумавшись. Потом наконец сел на стул, взял ещё один лист бумаги, перо и чернила, и аккуратно, не спеша, переписал ту запись из дневника, где говорилось о Ламберте и "ожившем трупе".
   В дом он вернулся около половины первого.   
   Проходя мимо комнаты Гликерии, Жозеф случайно заметил что дверь слегка приоткрыта. "Очевидно, от сквозняка", - подумал он, приблизился и заглянул в щель. При слабом мерцании свечи он увидел девушку, готовящуюся ко сну. Поглощённая чтением подаренной ей Францем книги, она до сих пор не легла.
   Епископ смотрел как Гликерия расшнуровывает корсет, снимает платье и, оставшись в нижнем белье, распускает длинные каштанового цвета волосы. Его жадный взгляд как будто проникал сквозь лёгкие ткани, скрывающие её тело, в глазах горел огонь, который, казалось, готов был испепелить всё вокруг. Тяжело дыша, Жозеф некоторое время боролся с самим собой, своим греховным желанием, уже не раз мучившим его, и размышляя о своей незавидной участи. Затем вспомнил, о чём только что читал в дневнике Франца. "Этот болван хочет жениться на ней... - Он усмехнулся, чувствуя, как колебания исчезают, уступая место решимости. - Но она будет моей! Этой ночью она будет принадлежать только мне!".
   Тихо открыв дверь и прикрыв её за собой, он бесшумно, как кошка, подкрался к Гликерии и остановился у неё за спиной. Потом обхватил одной рукой талию девушки, а другой зажал ей рот. Она вздрогнула, но закричать не успела. Жозеф прижал её к себе и прошептал:
   - Не нужно кричать и отбиваться. Это не поможет. Ты отдашься мне, по-хорошему или по-плохому - всё равно. - И добавил: - Ты ведь не хочешь погубить Франца, не так ли?
   С этими словами он принялся её целовать.
   Застигнутая врасплох Гликерия сначала и не думала отбиваться. Она не ожидала прихода епископа в столь поздний час и потому растерялась. Но почувствовав, что Жозеф обнажает её грудь, она подняла свободную руку и с неожиданной для себя силой ударила его по лицу так, что он сразу выпустил добычу и отступил назад со стоном, прижимая обе руки к носу, из которого хлынула кровь.
   Только после этого до её сознания дошёл смысл последней сказанной епископом фразы.
   Гликерия Застыла в ужасе, ожидая, что Жозеф опять кинется на неё. Но он стоял на месте, слегка приподняв голову. Кровь текла по его бороде и капала на рясу.
   - Тебе не следовало этого делать, - проговорил он наконец. - Ты сама подписываешь приговор себе и Францу. Но я могу дать тебе возможность исправить ещё исправимую ошибку. - Он отнял руки от лица и спросил, глядя в глаза Гликерии:
 - Ты будешь моей?
   Гликерия медлила с ответом.
   - Отвечай: будешь моей или нет? - более настойчиво спросил Жозеф. Хотя ответ можно было предвидеть заранее, он тем не менее надеялся, что напуганная девушка хотя бы из страха или ради спасения Франца примет его. Когда же она чуть слышно ответила: "Нет." - он ещё пристальнее посмотрел на неё, сжав зубы так, что они заскрипели, затем опустил голову и расслабился. С виду он как-то сразу поник, как увядающий цветок, глубоко вздохнул и сел на пол. Тихо и будто не смея взглянуть на девушку, епископ произнёс:
   - Прости меня, Гликерия. Я не хотел тебя обидеть.
   В его голосе слышалось смирение и раскаяние, от чего Гликерия пришла в ещё большую растерянность и смятение, чем если бы Жозеф опять попытался применить силу. Она просто не ожидала столь внезапной перемены. Однако если бы Гликерия видела глаза епископа, ей стало бы ясно, что всё это - обман, расчитанный на то, чтобы усыпить её бдительность.
   Глядя как он сидит на полу перед ней, с опущенной головой, притихший, приниженный, покорный как побитая собака, Гликерия вдруг почувствовала жгучую жалость к нему. Ей хотелось чтобы епископ ушёл, но у неё не хватало силы духа прогнать его. Видя, что кровь размазалась по его лицу, девушка взяла носовой платок, села рядом с Жозефом и принялась её вытирать, при этом одной рукой придерживая его голову. Жозеф сидел с закрытыми глазами и, казалось, ни на что не обращал внимание.
   Однако когда она закончила и собиралась встать, Жозеф внезапно и стремительно схватил её в объятия, повалил на пол и навалился сверху, чем лишил Гликерию свободы движений.
   Опомнившись и сообразив, что теперь ей не удастся так легко от него отделаться, она закричала. Жозеф тут же закрыл ей рот своими губами. Одной рукой он пытался развязать пояс, стягивающий рясу, одновременно стараясь не позволить своей жертве ударить себя.
   Гликерия начинала задыхаться. С последним усилием попыталась она оттолкнуть Жозефа, но он крепко держал её. В отчаянии она стала плеваться и кусаться. Жозеф некоторое время это терпел, потом в ярости вскочил, поднял Гликерию и бросил на постель.
   - Ты покоришься мне сейчас же! - закричал он.
   - Никогда! - воскликнула Гликерия в ответ и, пошарив рукой под подушкой, достала нож. Его лезвие зловеще сверкнуло.
   Епископ попятился назад.
   - Бессердечная! Как мог Франц влюбиться в тебя? - произнёс он и, уже открывая дверь, добавил: - Я давал тебе шанс исправить ошибку. Ты сама выбрала свою судьбу.
   После этого Жозеф куда-то быстро ушёл.
   Гликерия положила нож рядом с собой и в бессилии упала на подушку. Она опасалась того, что произошло, с того момента, как заметила как он иногда на неё смотрит, но в этот вечер ею овладело какое-то мечтательное настроение и несчастная совершенно не подумала, что Жозеф может нанести ей "визит" именно сегодня, когда нет дома Франца.  Теперь она укоряла себя в беспечности. Слёзы вот-вот готовы были политься из её глаз, и в этот миг она вспомнила слова епископа: "Как мог Франц влюбиться в тебя?". Значит, правда?
   Девушка улыбнулась. Однако улыбка тут же сошла с её лица. "Жозеф будет мстить...".
   Утром за ней и Альфредом пришли какие-то люди.
   Когда же вернулся Франц, одновременно с ним к его дому подъехал ещё один экипаж, который словно поджидал его где-то за поворотом. Из него вышел сам Великий инквизитор в сопровождении четырёх помощников, в числе которых был и Жозеф. Они подошли к Францу и спросили не соизволит ли он прогуляться с ними. Франц улыбнулся, хотя сердце его сжалось от нехорошего предчувствия.
   - В чём дело?..
   - В том, - мрачно глядя на брата ответил Жозеф, - что ты под арестом.
   Франц побледнел. "Господи! А как же Гликерия?.." Он обвёл быстрым взглядом окна дома. Жозеф заметил это и, усмехнувшись про себя, сказал:
   - Не волнуйся, она и Альфред тоже в застенках инквизиции. Как и гробовщик Ламберт.
   Услышав это имя, Франц поднял глаза на Жозефа и понял что тому известно всё. С невыразимой ненавистью и брезгливостью посмотрел он на брата и, если бы его не держали с обеих сторон, наверняка кинулся бы на этого презренного червя в епископском облачении. "Проклятый доносчик!" 
   Таким образом, Ламберт, Франц, Гликерия и Альфред оказались в руках Святой инквизиции. Суд над ними был произведён в тот же вечер и продолжался на удивление недолго. Всех четверых признали виновными в "недопустимом и запрещённом Церковью надругании над прахом умерших людей", а также в нескольких убийствах. Против последнего обвинения Франц яростно протестовал, но его никто не слушал. С каждой минутой становилось всё очевиднее, что надежды на спасение нет никакой. Их приговорили к смертной казни через повешение.
   После суда и вынесения приговора осуждённых развели по отдельным камерам и до утра оставили каждого наедине с самим собой (от "напутствий" священника они отказались).
   Франц сидел на полу глядя прямо перед собой в темноту. Его душила тоска и чувство вины перед Гликерией. Ему вспомнился тот вечер, когда девушка попала к нему, и только сейчас он понял до конца что испытывал тогда, стоя в саду. То было некое предчувствие счастья, обречённого на несчастье, крушения надежд, утраты веры и самой жизни. Тогда всё это было смутным и неразличимым, теперь же неотвратимо становилось яснее и яснее, и теперь душу охватывало не оцепенение, а отчаяние. Хотелось кричать, хотелось чтобы ставшие видимыми образы опять ушли в небытие, исчезли в тумане, как некогда возникли из него.
   Всё время, начиная с момента ареста, Францу не давал покоя главный вопрос: почему Жозеф выдал его? И вот теперь объяснение пришло само собой. Он вспомнил, каким полны отвращения и презрения взглядом смотрела во время суда Гликерия на внешне бесстрастного епископа, и ужаснулся. "Так значит он... О, нет!". Никогда не считая брата способным на что-то подобное, он отчётливо понял, что см отчасти виноват в случившемся.
   Франц закрыл лицо руками, из глаз текли слёзы...
   Ни он, ни Гликерия ни разу не заснули в эту последнюю ночь их жизни, показавшуюся им особенно долгой, как преддверие вечности.
   Но какой бы долгой ни казалась бессонная ночь, за неизбежно наступает утро. Оно было серым, пасмурным, а к тому времени, на которое была назначена казнь, пошёл дождь. Осуждённых доставили на площадь, где успела собраться толпа, и подвели к виселицам. Палачи уже приготовились делать своё дело.
   Франц, видя что Гликерия со слезами на глазах смотрит на него, словно ожидая чего-то, не выдержал и опустил голову. "Я люблю тебя, Гликерия, но не достоин произнести это вслух", - подумал он. Затем обвёл взглядом толпу и вдруг заметил Жозефа, стоявшего в стороне от всех, прислонившись к углу одного из домов. Стараясь сохранить спокойствие, Франц обратился к палачу:
   - Исполните моё последнее желание: я хочу попрощаться с братом.
   Однако Жозеф уже скрылся.
   Слева от Франца стоял Ламберт. Ему Франц рассказал о Гликерии сразу после её "воскресения". Гробовщик был тогда потрясён и напуган, советовал (и сам собирался) уехать, желательно куда-нибудь подальше. Но Франц остался, почему-то остался и Ламберт. Хотя оба осознавали, что совершили ошибку, но они также понимали и то, что против рока они бессильны.
   Пожалуй, единственным, кто не удивился такому концу, был Альфред. Он бесчисленное количество раз предупреждал своего молодого хозяина. Но об истинной причине происшедшего он не подозревал. Как и прочие жители города, которых казнь этого богоподобного человека, каким они считали Франца, повергла в глубокое недоумение. Никто не мог поверить, что обвинения, предъявленные ему, - правда.  Никто, почти никто. Как бы там ни было, очень мало кому пришло бы в голову связать эту казнь с появлением в городе незнакомки, стоящей сейчас перед толпой с петлёй на шее, и тем более заподозрить определённую роль во всём этом епископа Жозефа.
   ...После казни, когда толпа начала расходиться, от площади отъехал наёмный экипаж. В нём сидел Жозеф, приказавший отвезти себя к дому Франца.
   Епископ и сам не знал зачем ему нужно туда ехать. Какое-то тяжёлое, гнетущее чувство безвозвратной потери словно сдавливало ему горло не позволяя свободно дышать. Когда Жозеф бродил по безлюдному дому, переходя из комнаты в комнату, он ощущал на себе взгляды чьих-то невидимых глаз, от чего ему становилось всё более и более не по себе. Он открыл дверь комнаты Гликерии и, пошатываясь как пьяный, подошёл к постели девушки.
   Несколько минут он стоял неподвижно. Потом вдруг упал на колени и в ужасе подумал:"Что я наделал?!." Против его воли ему вспомнились события последних двух дней, и всё содеянное предстало перед Жозефом с неумолимой ясностью. Потрясённый своими же поступками и тем, что он мог их вообще совершить, он воскликнул:
   - Боже, зачем допустил Ты такое зло?..
   Заметив рядом с подушкой нож, который защитил и в то же время погубил Гликерию, он взял его. Лицо Жозефа побледнело и покрылось испариной. Нежно провёл он пальцами по острому лезвию. "Нет, я не смогу так жить, - шептал он. - Не смогу..." Потом, испустив душераздирающий вопль: "Боже, не отвергни меня!" - провёл лезвием ножа по венам левой руки.
   Хоронили этих пятерых человек в один день и этом, очевидно, тоже было проявление рока. Даже смерть не пожелала разлучить этих связанных  между собой незримыми нитями людей.

                2006