Неизвестное дело Пуаро - часть 3

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ


1.

   Лишь только Пуаро с Лейбом, возвращаясь из города, подъехали назавтра поздним утром к усадьбе, они увидели Морана, бегущего им навстречу со стороны сада. Их разделяло ещё более двухсот футов, а лейтенант уже кричал издали, делая руками широкие жесты:
–  Скорее, скорее, месье Пуаро! Такая беда!..
–  Что там ещё?   –   отрывисто спросил Пуаро, опуская стекло и моментально напрягшись.
–  Садовник Хорс мёртв!
–  Как – мёртв?..
–  Найден лежащим на берегу озера, головой в воде.
–  Отчего так случилось?  –  Пуаро с Лейбом поспешно вышли из машины.
–  Возможно, упал и захлебнулся,  –  тяжело дышавший Моран уже подбежал к ним вплотную.
–  Когда?  –  задал Пуаро быстрый вопрос.
–  Похоже, что ночью.
–  На теле никаких следов?
–  Ещё не осматривали, но лицо слегка посиневшее. Прошу вас, месье Пуаро, пройдёмте скорее на место!
 Все трое направились вглубь усадьбы и поспешили к озеру, куда вёл лейтенант.
– Кто обнаружил труп?  –  спросил Лейб.
– Тэрриджер. Совсем недавно, около получаса назад, он увидел лежащего Хорса и оттащил тело от воды, надеясь ещё спасти. После этого бросился ко мне.
– Плохо дело, очень плохо!  –  обронил в отчаянии Пуаро,  –  стоило мне всего лишь на одну ночь отлучиться   –  и вот, пожалуйста!
Тело покоилось на лужайке недалеко от берега. Над ним скорбно возвышалась фигура дворецкого.
Заметно приунывший Моран сказал:
–  Доктор Олберн уже вызван по телефону, он скоро прибудет.
–  Скажите, Тэрриджер, в какой позе он лежал?  –  спросил Пуаро.
–  Лицом вниз, сэр! В воде. Только ноги находились на берегу.
–  Значит, утопление?  –  спросил Моран.
–  Похоже на то, – ответил Лейб.
–  А он часом не был пьян? – спросил Пуаро.
Моран нагнулся над телом и принюхался.
– Пахнет спиртным.
– Ну, тогда всё ясно!  Не исключён несчастный случай по собственной вине, –  живо откликнулся Пуаро.  –  Но дождёмся всё же доктора!
Через полчаса прибыл в экипаже всё тот же Генрих Олберн с неизменным маленьким чемоданчиком. Пока полицейские и Пуаро почтительно ожидали в сторонке, он тщательно обследовал тело, склонившись над трупом со своими причиндалами  –  шприцем и пробирками.
– И зачем только я уехал!  –  продолжал сокрушаться Пуаро.  –  Особой необходимости в этом не было  –  так, формальности. При мне такого не случилось бы!
– Кто же мог предвидеть?  –  пытался успокоить его Лейб.
Доктор наконец оторвался от трупа и подошёл к стоящим поодаль.
–  Можете пока не афишировать, чтобы не сеять панику,  –  сказал он негромко,  –  но вам я обязан конфиденциально заявить: это не несчастный случай. Это убийство!
   Все были потрясены.
После общего минутного молчания Моран протянул:
  – М-да-а-а, весёленький поворот... Только этого нам не доставало!
(Как бы вместо повышения не схлопотать выговор по службе! Ещё не раскрыто на его участке одно преступление, а его уже догоняет новое дело!)
Лейб остолбенело переводил взгляд с Морана на Олберна. А Пуаро не слишком тактично спросил медика:
 – Вы абсолютно уверены, доктор, что это не смерть по неосторожности?
 – Я сужу только по фактам,  –  с профессиональным достоинством ответил Олберн. –  И вот вам мои выводы: на шее имеются следы удушения, почти такого же, как у леди Соммерслейн. Но в данном случае они не от проволоки, а от чего-то мягкого   –   возможно, от шарфа или даже от кистей рук. Кровоподтёки слишком расплывчаты. И ещё: алкоголя в крови нет!
– Совсем нет? – удивился Моран.
– Никаких следов. По крайней мере последние сутки, а то и больше, этот человек не употреблял спиртного.
– Сколько времени тело пролежало в воде?
– Сейчас уже трудно сказать наверняка, но не меньше двенадцати часов.
– Значит, когда примерно это произошло?   
– Не позднее полуночи. То есть почти в то же самое время суток, что и предыдущее убийство.
    На мгновение всем стало жутко от такого совпадения. Кто же этот невидимый душегуб, уже дважды приходивший убивать в районе полуночи? И кто станет следующей жертвой?
Одна надежда на то, подумал Моран, что Пуаро здесь, рядом. Он обещал разобраться!
А вслух сказал:
 – Как видно, убийца специально дожидался вашего отъезда, месье Пуаро, чтобы совершить своё чёрное дело.
– Значит, ему было известно о моём отбытии в город. Вот вам очередное доказательство того, что это кто-то из домашних!


2.

Тело несчастного Хорса было завёрнуто в кусок материи для отправки в город  –   следом за телом его хозяйки. Пуаро заметно переживал, глядя, как носилки задвигают в заднюю часть салона медицинской кареты.
 –  Как же я не мог предвидеть, –  сетовал он, не в силах успокоиться,–  что злоумышленник только и ждёт, когда ослабнет моё наблюдение? Переспал бы я лучше в комнате наверху  –  ничего бы не произошло. Преступник побоялся бы одного моего присутствия!
 Моран замкнулся в себе, стал угрюм и неразговорчив.  Как это скверно, что дело запуталось ещё больше! Кому понадобилась смерть садовника?
    Он обратился к дворецкому:
    – Поскольку именно вы, мистер Тэрриджер, обнаружили тело, я обязан допросить вас первым, как только мы освободимся. Пожалуйста, зайдите ко мне через час, то есть в 14 часов!
    – Хорошо, сэр.
Моран решил никому больше не говорить о выводах врача. Пусть думают, что это несчастный случай, и произошёл он по вине самого Хорса! Такое убеждение должно помочь расследованию.
     В доме тем временем шла своя жизнь: на кухне, как и в прошедшие два дня, готовился ленч для увеличившегося количества жильцов. Но теперь его обитатели вели себя ещё более настороженно. Облетевшая всех весть о новом несчастье повергла замок в зловещее оцепенение.
…Часы на стене звякнули один раз, робко напомнив о себе. Час дня. Моран сидел за столом в тяжёлом раздумье. Пуаро ходил мягкими тигриными шагами по залу. Оба молчали.
   Наконец Моран пробормотал себе под нос:
  –   Какова же цель нового убийства? Именно это необходимо сейчас понять. Кому он мешал, этот Хорс?
  –   Не спешите с выводами, лейтенант! Действительно ли произошло убийство  –  это ещё надо выяснить,  –  загадочно откликнулся Пуаро.
   Поражённый его словами, Моран невольно воскликнул:
  –  А как же заключение врача? Заключение о насильственной смерти!
  –  Да, врача! Но не следователя. Случалось в моей практике, что резюме того и другого не совпадали. А иногда и прямо противоречили друг другу. Неизвестно ещё, что скрывается за мнимой объективностью доктора Олберна! И насколько мы можем доверять его словам?
Моран пожал плечами, не решаясь спорить. Он думал...
Похоже на то, что в лице Хорса убрали свидетеля. Неужели садовник видел, как душили леди Соммерслейн? Тогда почему на допросах он это скрыл? Выходит, он хороший артист!.. А может быть, именно он убил хозяйку? Но для этого нужны основания, а их как будто нет. И кто тогда убил его самого?
   Пуаро прервал мысли лейтенанта:
–  После того, как я уехал вечером, все жильцы были внутри дома?
–  Я полагал, что все.
–  Полагали, но не были уверены?
–  Выходит, так!
–  Значит, один из них скрывался в парке! Как видите, пока я примеряю версию убийства… Недаром мне тогда послышалось   –   припоминаю теперь!  –   что где-то у озера громко хрустнул сучок. Хотелось посмотреть, кто это, но машина уже отправлялась! Неловко было задерживать Лейба. Я ещё успокоил себя, садясь в кабину, что это лошадь...
–  А преступник, видимо, следил из сада за вашим отъездом и ясно видел, как вы с Лейбом отбываете! И вот через какое-то время после этого Хорс направляется к озеру, где его поджидает засада.
–  Зачем направляется?  –  подхватил его рассуждения Лейб.  –  Вот ещё одна загадка! Не назначил ли ему некто встречу именно там?   
–  Друзья! –  с горькой торжественностью произнёс Моран. –  Поскольку убийств стало вдвое больше, никаких теперь отлучек из этого места! Будем смотреть в оба.
–  Да, сэр! – ответил Лейб.
 И добавил:
–  Кстати, мне удалось узнать от старого конюха, что за услуга, оказанная садовником прежнему хозяину! Когда-то давно –  лет, может, двадцать тому или поболее  – лорд Соммерслейн отправился рыбачить и взял Хорса в помощники, а лодка возьми да и перевернись. Хозяин плавать не умел, вот Хорс и вытащил его, а то ведь господину лорду каюк был бы!
– Всё, оказывается, так просто… –  разочарованно протянул Моран. – Теперь понятно снисходительное отношение к садовнику его бывшего хозяина! А сам Хорс то ли не смог, то ли не захотел вспомнить этот случай. Скромный старик!

3.

    Ровно в 14 часов вместо дворецкого в зал вплыла экономка Филис Рэтлифф  – такая же статная, с сурово поджатыми губами. Облетевшее замок известие о смерти Хорса никак не повлияло на её манеру держаться.
– Вызывали?
За событиями и треволнениями первой половины сегодняшнего дня Моран и позабыл, что вчера приказал назначить ей встречу на это время.
– Ах, да! Садитесь, миссис Рэтлифф… Для начала мне любопытно было бы узнать, есть ли в вашем хозяйстве такая проволока? 
– Да, у меня в сарае висят мотки… если не ошибаюсь, в количестве двенадцати штук.   
– Для чего вы их приобретали?
– Для подвязки растений. В основном проволокой пользуется садовник… пользовался. Жаль его, конечно, дурака! Сам виноват. Но я бы давно, прости господи, взяла лучше на это место кого другого, трезвенника.
– Как именно он использовал проволоку?
– Отреза;л куски и делал петли или натягивал в теплицах и оранжерее. Иногда в розарии, но там больше времени проводит Элиза.
– Вы уверены, что это именно ваша, из сарая, а не из постороннего места?
– Я узнала её: на ней кое-где ржавчина от того, что она не хранится у нас в коробках, как положено, а просто висит мотками на стене. Жестяные коробки сейчас нелегко достать!
– А теперь, миссис Рэтлифф, не слишком приятная часть нашей встречи. Я тщательно проверил выписанные вами чеки и заметил много несоответствий с действительным положением дел.
–  Ага, это секретаришка меня выдал? Тот, которому наша Лизбет в прошлом году дала отставку? Он ведь сох по ней.
–  Отставку?
–  Да, раз и навсегда!  И крутит она теперь, тихоня, с этим… с соседом. Какова, а?
- Что за сосед?
- Да Ронни! Рональд Коллинзхоуп. Я про них говорила, ежели помните. Во-он там их дом. Семейная чета, а у них сын молоденький, бездельник. Повадился к нашей Элизе, охмурил её, и встречается эта парочка бесстыдников по ночам в беседке возле озера, уж я знаю!
–  Это, конечно, весьма занимательно… Однако не пытайтесь увести разговор в сторону! Видно, не зря на вас ополчился секретарь. Вот вам результаты моей проверки…
    Он протянул ей несколько бланков с выписками и подсчётами. Экономка взяла их и начала пробегать глазами, привычная к подобному делу.
    Моран тем временем говорил:
 –  Как видите, на многих чеках суммы подделаны. Некоторые чеки выданы дважды. Мне бы следовало завести параллельное дело о кражах инвентаря, постельного белья и множества других  предметов, которые вы якобы приобретали для хозяйства.
   Экономка вдруг уронила голову на руки и разрыдалась. Это было так неожиданно, что все онемели. Неприступная Филис Рэтлифф с её внушительной осанкой в один миг превратилась в несчастную сельскую клячу, замученную житейскими тяготами.   
– У меня дети, их надо поднимать! И старые родители. А муж ушёл пять лет назад,  –  с жалким видом оправдывалась она, всхлипывая. –  И теперь я в одиночку содержу семью. Вы должны меня понять! Хозяйка любила роскошь. У меня сердце кровью обливалось, когда она заказывала мне купить какую-нибудь дорогую безделушку, а за эти деньги я могла бы кормить сына и обеих дочерей целую неделю!
– Успокойтесь, миссис!  – сказал Моран поникшей и беззащитной Филис.– Пока мы только возьмём вас на заметку. А уж нового дела, так и быть, открывать не станем. Сержант, проводите миссис Рэтлифф до её комнаты! И тут же возвращайтесь.
    «Надо срочно увидеть этого самого Рональда. Так вот зачем выходила Элиза по ночам в сад! Этот молодой человек был в ту самую полночь на том самом месте! Следовательно, мог оказаться и сегодня ночью возле озера».
    Отправив вернувшегося Лейба тотчас же привезти в автомобиле на допрос Коллинзхоупа-младшего, Моран пока решил тем временем расспросить дворецкого, ожидавшего за дверью.

4.

– Мистер Тэрриджер,  – начал он,  – прежде всего извините, что задержал вас. Гибель Хорса обсудим чуть позднее. А пока вернёмся на два дня назад. Вспомните: когда вы в ночь убийства леди выходили из дома (простите, что напоминаю об этом!), не заметили вы чего-нибудь необычного?
– Нет, сэр, не заметил.
– Посторонних звуков, чьих-либо шагов не слышали?
– Мне показалось… теперь припоминаю: женский голос неподалеку воскликнул: «Ах!».
– Так… И это всё, что вы слышали?
– Да, сэр! Больше ничего не было.
– А вчера вечером где вы были после отъезда месье Пуаро и сержанта Лейба?
– Вечером я лёг спать рано, около десяти. Ведь некому теперь ставить лампу!  – сказал дворецкий с явным сожалением.
– Значит, во время гибели Хорса вы уже спали?
– Вероятно, да.
– Сэр Томас Уилкинс тоже всё это время находился дома? Он и сейчас у себя?
– Сэр Томас Уилкинс  –  простите за подробность –  после известия о Хорсе принял достаточное количество виски и, кажется, не проспался до сих пор. Вряд ли у вас получится сегодня его допросить.
– Ну что ж, тогда поговорим о садовнике.
Пока Моран собственноручно записывал показания дворецкого об обнаружении тела, которые он ещё раньше дал у озера, в дверь заглянул Лейб:
–  Там, в холле, ожидает Рональд Коллинзхоуп.
–  Пригласите!
–  Он не один! С ним напросились ко мне в машину и родители – супруги сэр Артур и леди Эмили Коллинзхоупы.
–  Тогда пусть они войдут первыми! Неудобно держать в ожидании пожилых людей. Мне и с ними хотелось бы побеседовать!
   Миновав представительную фигуру выходящего дворецкого, словно предмет интерьера, в зал гордо вступили Коллинзхоупы. Его постное удлиненное лицо возвышалось над низкорослой женой, напоминающей сдобную булочку  –   пухлой, щекастой и напудренной. На сэре был видавший виды серый, наспех отглаженный смокинг старого покроя, на его жене  –  утяжелённое безвкусными «фасончиками» ядовито-зелёное атласное платье с пышной плиссированной юбкой-колоколом, портившей и без того широкую фигуру, которую венчал крикливый розовый бант.
Небось, заказывают себе наряды в самом Париже, подумал Моран. А к чему? Только чтобы покрасоваться в этой глуши перед соседями?
   И ещё одна странная мысль промелькнула в его голове: вот сейчас они хорохорятся и принаряжаются, а пройдёт не так уж много времени  –  и потомки, разглядывая семейные фотокарточки, будут смеяться над этими одеяниями и находить их ужасно старомодными…

5.

   Когда супруги уселись в резные кресла, принесенные для них из гостиной, Моран спросил:
–  Скажите, пожалуйста, господа, в каких отношениях вы были с леди Соммерслейн?
–  В отношениях вполне приятельских, –  ответил сэр Артур уверенным баритоном. –  Никаких разладов между нами не бывало! Хотя и дружбы особой тоже.
–  Иногда мы собирались у неё или у нас, –  добавила леди Эмили слащавым голосом. –  Играли несколько робберов в вист, бридж или преферанс. Участвовали сама леди, наша пара, а четвёртым усаживали либо Элизу, либо нашего сына Рональда.
–  О чём вы говорили, когда собирались вместе?
–  Обычные светские беседы! О завтрашней погоде на побережье Англии, о курсе доллара относительно британского стерлинга…
–  Когда вы видели леди Соммерслейн в последний раз?
–  Недели две назад, в церкви.
–  По-вашему, она была богата?
–  Трудно оценить её состояние,  –  замялась леди Эмили, – но кажется, в последние годы оно значительно снизилось.
–  Из чего вы делаете такие выводы?
–  Она всё реже стала жертвовать на приход и почти перестала бывать в гостях у священника. И к себе на вечера совсем не приглашала людей  –  кроме нас, да и то изредка.
–  Позвольте спросить, господа, эта вещь вам знакома?
–  Конечно!  Это украшение нашего Ронни. Я сама посоветовала ему носить, –  с гордостью сказала Эмили, беря цветок в руки.  –   Оно так облагораживает! С ним человек выглядит весьма элегантно, вы не находите?
Моран не находил. Он спросил только:
–  Вы уверены, что это именно его, а не чей-то похожий цветок?
–  Безусловно! Узнаю свои стежки. А позвольте спросить, как он оказался у вас?
–  Мы нашли его на территории усадьбы. Он был обронен прошлой ночью.
–  Как же наш мальчик оказался ночью по ту сторону забора? –  с фальшивым недоумением спросила Эмили.
 Моран ответил вопросом на вопрос:
–  Вам известно, что Рональд в последнее время увлечён мисс Литтл?
–  То, что у них недавно начался роман, не было для нас секретом. Смотрим мы на это благожелательно. Лизбет хоть и бедная девушка, а мы люди достаточно состоятельные, всё-таки наш сын учится в Оксфорде, – растекалась Эмили с явными нотками хвастовства, –  но мы готовы принять её в нашу семью! Правда, сначала ему следовало бы доучиться, хотя мы способны пожертвовать ради счастья Ронни даже его учёбой!
–  Почему вы считаете мисс Литтл бедной?
–  Состояние леди Соммерслейн достанется наследнику, это само собой разумеется, а ей вряд ли перепадёт что-то. Да там особо и не наберётся!
–  Этот цветок, миссис Коллинзхоуп,  –  жёстко произнёс Моран,  –  был потерян именно тогда и именно в том месте, когда и где была убита леди Соммерслейн. Вот это обстоятельство и вызывает мой интерес!
–  Неужели вы думаете?..  –  голос Эмили осёкся, она со страхом взглянула на Морана.  – Вы что, подозреваете его?! Наш сыночек на такое не способен! Вы только взглянете на него и сразу поймёте: он и мухи не обидит!
   Второй раз Моран слышал это выражение. Точно так же говорила мисс Литтл о садовнике Хорсе. Но в том-то и ужас, что именно такие скромники оказываются подчас опасными преступниками (тут Моран вспомнил о «Собаке, которая не лает»  –  одном из старых дел Пуаро, когда убийцей оказался затурканный смиренник-секретарь). 
–  Простите, но мне всё же придётся вызвать сюда самого Рональда.
–  Воля ваша, сэр! Он здесь, за дверью. Мы позовём его! Но знайте же: скорее солнце пойдёт по небу с запада на восток, чем мой мальчик поднимет на кого-нибудь руку!  –  выспренне и патетически провозгласила Эмили.
– Да, моя супруга права,  –  подал наконец-то голос немногословный Артур Коллинзхоуп,  – даю вам сто процентов гарантии и ещё десять сверху, что наш сын не мог сделать ничего такого!
   Промолвив эти слова, Коллинзхоуп с достоинством удалился, взяв супругу под локоть.
–  Как думаете, можно ли им верить? – задумчиво спросил Моран, поворачиваясь к Пуаро.
Тот не ответил, тяжело размышляя о чём-то своём. Во время допросов Пуаро сидел в углу тише мыши, не вмешиваясь в их ход. Видя, что он по-прежнему сильно переживает происшедшее во время его отлучки, Моран решил не лезть с утешениями и весь переключился на предстоящую встречу с Рональдом Коллинзхоупом.

6.

 –  Вы хотели меня видеть, господа? – спросил молоденьким голосом появившийся в дверях Рональд. Круглое холёное лицо его с длинными светлыми ресницами так и просилось на обложку журналов «Эсквайр» или «Космополитен».
  «Этот парень избалован и самовлюблён до крайности», – пронеслось в мозгу у Морана.
– Сэр Рональд, для скорейшего расследования дела я вынужден задать вам некоторые вопросы.
– Я готов рассказать вам обо всём, что вас интересует,  –  несмотря на эти стандартные слова, в голосе юноши угадывался затаённый страх.
– Садитесь, сэр Рональд. Скажите, сколько времени вы живёте в этих краях?
– Мы с родителями обитаем здесь уже восемнадцать лет. Они приобрели по случаю домик неподалёку от «Трёх пихт».
–  Вы приехали сюда на лето из Оксфорда?
–  Да, я здесь на каникулах до конца августа.
    Чтобы не терять времени впустую, Моран решился пойти ва-банк:
– Сэр Рональд, нам стало известно, что в ночь на 21 июля вы находились после полуночи на территории этой усадьбы.
    Его риск оправдал себя. Рональд мгновенно весь напрягся и нерешительно произнёс слабым голосом:
 –  Я… я просто прогуливался.
Моран понял, что угадал, и принялся с напором вбивать вопрос за вопросом в одну точку:
– Прогуливались в то время, когда все ворота были закрыты? Прогуливались прямо возле дома леди Соммерслейн? Как же вы проникли внутрь? И именно в час её убийства?
   Рональд сжался ещё больше.
– Ну, что же вы молчите? – продолжал напирать лейтенант, не давая Рональду опомниться. – Следствием доказано, что этот цветок принадлежит вам! И был оборонен в ту злосчастную ночь. Что вы на это скажете, уважаемый?
 Рональд сидел бледный и потерянный. Наконец он выдавил из себя:
– Ну что же, придётся признаться, господа. Вы, как говорится, взяли меня за жабры. Так вот вам моя тайна: с недавнего времени я влюблён в Элизу Литтл! Мы начали встречаться с ней. Днём у нас в доме, а потом поздно вечером здесь, в усадьбе. Смею думать, что она отвечает мне взаимностью.
– И как часто происходят у вас эти поздние свидания? – спросил Моран. 
– Совсем не часто. Пока.
– На этой территории?
– Да, мы встречались здесь около полуночи, когда все уснут.
– Как же вы проникали сюда? Ведь все входы-выходы были заперты.
– Недалеко от беседки есть пролом в верхней части стены, он спрятан под плющом. Через него можно пролезать под решёткой.
– Кроме вас с Элизой кто-нибудь знал об этом ходе?
– Нет. Разве что Томми может ещё помнить, мы с ним в детстве часто пользовались этим способом сбежать на волю.
– Продолжайте, сэр Рональд.
– Мы прятались с девушкой в ближайшей из теплиц. Это удобно: нас не видно, зато нам самим хорошо слышно, что делается вокруг.
– Теплица  –  ваше постоянное место для встреч?
– Раньше встречались в беседке, но в теплице оказалось лучше. Вообще-то мы виделись всего лишь четвёртый раз! Назначили эту встречу, как и прежде, на двенадцать часов ночи.
– Вы не заметили на территории усадьбы что-нибудь необычное после того, как перелезли через ограду?
– Нет, не заметил! Правда, когда я направился в условленное место, то в темноте увидел Тэрриджера. Он, видимо, вышел из парадного входа, потому что появился из-за угла дома.
 – Куда он направлялся?
 – Пошёл вокруг здания. Обходил его с задней стороны.
 – То есть вы можете утверждать, что Тэрриджер проходил в это время мимо окон леди Соммерслейн?
 – Да, могу. Не желая по понятным причинам встречаться с ним, я бесшумно забежал за сарай, чтобы переждать. Но там же оказалась и Элиза, которая тоже слышала шаги Тэрриджера и скрылась от него за стеной сарая. Когда я с ходу налетел на неё, она вскрикнула: «Ах!» Я испугался, что этот крик будет услышан и зажал ей рот ладонью. Мы постояли за сараем несколько минут, пережидая, когда шаги затихнут. Мне почему-то показалось, что Тэрриджер свернул с круговой дорожки.
– Почему показалось?
– Потому что шаги раздались от сарая в сторону дома, а уж затем удалились по направлению к фронтону. Когда всё затихло, мы уединились в парнике. Шептались и прислушивались.
– Сколько времени вы находились там?
– Около пятнадцати минут.
– Вернулись вы тем же путём?
– Да.
– Значит, когда вы возвращались через забор, было около двадцати минут первого, так?
–  Выходит, так, сэр.
–  Всё ясно! Можете идти, вас ждут родители. И возьмите обратно своё украшение. Ведь ваша мать считает, что оно облагораживает внешность!


7.

– Поглядите на эту мисс Литтл!  –  принялся возмущаться Лейб.  –  Уж такая фиалка с виду, а что вытворяет: вцепилась в этого богатенького Коллинзхоупа-младшего, бегает к нему по ночам, а нам ни слова! Цветок она, конечно же, узнала. Говорил я вам: такая может и дальше пойти ради своих корыстных планов, и даже дойти до убийства. Не забывайте о тихом ом…
Тут внезапно вошёл Боттерилл, и сержант прервался на полуслове.
На этот раз секретарь выглядел виноватым:
–  Господа, я должен был сразу сказать вам, но укрыл важный факт. Цветок принадлежит Рональду Коллинзхоупу, я догадался об этом почти сразу.
–  Значит, вы знали, что мисс Литтл встречалась с ним ночью?  Почему же вы скрыли это от нас?
–  Не в моих принципах выдавать чужую личную жизнь! Я бы не поведал вам этой тайны, если бы не желание помочь следствию.
–  Вы повели себя благородно!
–  Не буду скрывать, мне самому нравилась Элиза, –  видимо, секретарь решил в ответ на одобрение Морана ответить ему откровенностью, но говорил по-прежнему сухо, без выражения. –  Мой интерес к ней могли истолковать не в мою пользу, потому я таил свои чувства. Но когда увидел, что она сошлась с этим нарциссом Ронни, отошёл в сторону. Считаю, что поступил определённо так, как подобает порядочному джентльмену! Она влюблена в него, и никакие доводы на неё не подействовали бы. Хотя подозреваю, что если и состоится их брак, то он будет браком по расчёту.
 – Сэр Роджер! – в своём удивлении Моран обратился к секретарю почтительнее, чем того требовал этикет.  –  Вы же сами уверяли нас позавчера, что мисс Литтл совершенно лишена расчётливости.
–  Элиза?! Да чёрта с два!  –  не выдержав, всё-таки взорвался Боттерилл. –  При чём здесь Элиза? Я говорю о Коллинзхоупах. Для Рональда и его родителей она просто находка и спасение! Это единственная возможность поправить свои дела. Так они полагают.
–  Разве они не богаты? Сами видите, как они одеваются.
–  Показуха! Только на старые тряпки у них и хватило денег, надо же «держать фирму» перед окружающими. Оксфорд-то сынку пришлось бросить! Хотя в этом случае дело в несостоятельности не только материальной, но и умственной.
–  Но они сейчас уверяли нас, что достаточно обеспечены и готовы ввести в свой дом бедную мисс Литтл едва ли без гроша в кармане, лишь бы видеть сына счастливым!..
–  Врут! Все трое  –  лгуны и притворщики!  –  вскричал Боттерилл. –  Они тут, подозреваю, свою линию гнули. Будто бы богатенькие, будто бы Элизу, так и быть, готовы принять! Но они-то полагали, что леди намерена завещать всё воспитаннице  –  госпожа как-то поделилась с ними за вистом своими планами. Вот и смекнули, что нехудо бы занять поскорее тёпленькое местечко, пока кто-нибудь не опередил! Боялись меня здесь и даже Томаса за океаном. Ведь не было секрета в том, что госпожа поначалу хотела поженить их обоих. Поэтому сознательно и поспешно толкали сыночка на встречи с ней, советовали ему не оплошать! Нарочно приглашали её в свой дом. Знали, что молоденьких девушек этот красавчик умеет в себя влюбить! А потом делали вид, что им неизвестно об их начавшихся свиданиях.
–  Значит, всё это совершалось и с их, и с его стороны из корыстных побуждений?
–  Ну конечно! Они-то думают, что состояние леди Соммерслейн по крайней мере втрое больше, чем на деле. Рассчитывали едва ли не на полмиллиона! Никакой любовью тут не пахнет, это ясно. А сами-то Коллинзхоупы давно обеднели, я видел их счета и долги в банке.
–  Благодарю вас, мистер Боттерилл! Вы открыли нам глаза.
–  Рад был помочь!

8.

–  Мисс Литтл,  –  начал Моран без обиняков,  –  сейчас мы не будем касаться смерти Хорса. Поговорим о другом: вы скрыли, что встречаетесь с Рональдом Коллинзхоупом!
   Элиза на несколько секунд смутилась, но тут же перешла в наступление:
–  Да, встречалась! Что здесь предосудительного? Мне не хотелось сообщать вам, это личное…
–  Теперь уже нет ничего личного, не обессудьте! Потому что во время вашего последнего свидания, как помните, была убита леди Соммерслейн.
–  Это ужасно! Но я не предполагала, что наша встреча будет иметь значение для следствия.
–  Как всё происходило? Расскажите нам!
–  Я вышла в сад в полночь, –  обречённо начала Элиза монотонным голосом. –  Мы договорились встретиться в теплице. И тут я услышала шаги. Но это был не Ронни, а Тэрриджер  –  шаги были тяжелыми. Я зашла за сарай…
–  Почему туда?
–  Если бы я направилась сразу в теплицу, то могла быть замечена, поэтому зашла за сарай и стояла там, прислонясь к задней стенке.
–  Долго стояли?
–  Около пяти минут. Вдруг кто-то едва не налетел на меня с ходу. Я со страху вскрикнула. Это был Рональд, он тоже спрятался от дворецкого, которого увидел на дорожке возле дома.
– И вы оба решили переждать?
– Да, мы тихонько переместились в теплицу и постояли там ещё минут десять-пятнадцать, слегка обнявшись. Большего я ему не позволяла, –  добавила Элиза, краснея, –   мы ведь начали встречаться совсем недавно.
– Продолжайте, пожалуйста!
– Мы испугались и почти не разговаривали, да и то лишь шёпотом. Вскоре Рональд полез обратно, поскольку я не желала, чтоб он оставался дольше, раз уж здесь находился Тэрриджер.
– Ладно, с этим всё ясно. Теперь вопрос «из другой оперы». Известно ли вам было, что покойная леди Соммерслейн намеревалась оставить вам всё своё наследство?
– Она что-то такое говорила иногда под хорошее настроение. Мол, если я буду оставаться такой же послушной девочкой, то наследством она меня не обидит. Мне было как-то всё равно.
– Вам не нужны были деньги?
– Многого мне не требуется, я с детства привыкла довольствоваться минимумом. Прокормить себя я в любом случае смогу, пока молода и умею рукодельничать. А словам её я не придавала значения!
–  Почему?
–  Госпожа была человеком настроения и всегда могла неожиданно изменить планы, это во-первых. Например, снова отписать всё Томасу. А во-вторых, я была уверена, что она проживёт ещё долго! Поэтому старалась не думать об этих эфемерных деньгах и не принимать их в расчёт.
– Вы говорите вполне разумные вещи, мисс Литтл, –  признался лейтенант.
   После её ухода Моран промолвил:
– Не похоже, что Элиза способна на недобрые деяния. Да и равнодушна она к деньгам.
– Всё это у них напускное!  –  возразил Лейб.  –  Сколько я знал прехорошеньких дам, которые делали вид, что богатство их не интересует. А покажи им серьги за четыре сотни  –  тут же и растают!
Моран почему-то обиделся за Элизу, несмотря на то, что ещё совсем недавно был сердит на неё:
 – Мне показалась, что она вовсе не такая!
 – То есть вы клоните к тому, что данных преступлений она не могла совершить?
 – Если опираться на голые факты,  –  трезво заключил Моран,  –  то теоретически она попадает в число подозреваемых. Правда, слаба физически для таких дел!
Тут Пуаро впервые подал голос из угла:
– А чтобы задушить пожилого человека удавкой, особой силы и не требуется! Стоит лишь затянуть её и удерживать на шее жертвы некоторое время. Это может сделать даже хрупкая женщина. Шаги у мисс лёгкие, она могла бесшумно подойти к окну и с достаточной сноровкой накинуть петлю.
–  Да вы, я вижу, специалист в этом деле! – пошутил Моран. – Признайтесь-ка, мистер детектив, сколько человек за свою жизнь вы уже задушили таким способом?
   Пуаро громко рассмеялся и моментально отпасовал шутку обратно:
 –  С десяток, не больше! В среднем выходит раз в два-три года. Так что поводов для волнения у вас пока нет, господин следователь!

9.

После очередного допроса Элиза, расстроенная смертью садовника и тем, что пришлось открыть этим чужим мужчинам личную тайну, отправилась бродить вдоль грядок. Горестно взирала она на освещённые закатными лучами «тыквенные угодья», как их полушутливо называли обитатели замка. Слёзы душили её.
«Бедный старый дядя Билл! Как он нянчился со мной в своё время!.. Он катал меня на плечах, подолгу играл со мной, девчонкой… Собственный внук его погиб, утонув в реке, а взрослые дети жили в Лондоне. Вот и остался он неприкаянным. И может быть, к бутылке стал прикладываться от одиночества».
В это время седовласый человек остановился за оградой возле калитки, прислонив к ней какой-то мешок. Потрясённая второй смертью в доме, Элиза сначала не обратила на него внимания. Она подумала, что это кто-то из деревенских поставщиков. Но человек упорно продолжал стоять в ожидании, глядя на неё и на тыквы.
Элиза очнулась, подняв глаза:
–  Вы кого-то ждёте, мистер?
–  Жду, милая! Господина садовника здешнего, мистера Хорса.
    Элизу, как ни была она удручена, внутренне позабавило слово «господин», настолько не вязалось оно с дядей Биллом. А старик продолжал:
–  Договаривались мы с господином садовником свидеться здесь в половину седьмого, как и вчера.
    Тут только вспомнила Элиза сквозь пелену горя: Хорс что-то говорил ей об этом человеке.
–  Ах, это вы! Кажется, вы принесли какое-то средство?
–  Да, принёс, прелестная девочка.
   Элиза никак не отреагировала на комплимент.
–  Представляете, сэр…
–  Сидвелл.
–  Сэр Сидвелл,  случилось ужасное несчастье…  –  губы её задрожали.
–  В чём дело?
–  Он мёртв!  – выпалила она и поспешно отвернулась.
–  Что вы говорите?!  –  вскричал незнакомец, потрясённый не меньше, чем она.
–  Утром нашли на берегу его тело,  –  и она, печально всхлипывая, рассказала ему об утреннем происшествии.
–  Дела-а, –  вздохнул  Сидвелл.  –  Что же делать, никто из нас не избегнет суда высшего.
–  Но это ужасно, ужасно, согласитесь!  –  и Элиза вновь, не выдержав, разрыдалась.
–  Успокойтесь, милая девочка! Да, тяжело вам сейчас, понимаю...
    Если бы не разделявшие их чугунные узоры калитки  –  может быть, он отечески положил бы ей руку на плечо. А она готова была припасть к нему на грудь. Но металлическая преграда мешала ему в полной мере высказать ей своё по-настоящему глубокое сочувствие.
Элиза сразу прониклась к старику симпатией и доверием.

10.

Появилась хмурая экономка, недовольная своей недавней слабостью в присутствии полицейских. Она уже оправилась от потрясения, вызванного разоблачением её тёмных делишек, и постаралась снова быть собой. Не обращая  внимания на незнакомого человека за оградой, миссис Рэтлифф подошла к Элизе:
–  Милочка, вас не затруднит полить сегодня вечером эти тыквы? А заодно хорошо бы пройтись с лейкой и по парникам.
–  Конечно, Филис, я это сделаю!
–  Добрый день, миссис!  – деликатно подал Сидвелл голос из-за забора. – Приношу соболезнования по поводу преждевременной смерти вашего служащего.
 –  Здравствуйте, мистер! Не знаю, как вас и величать. Да чего уж там теперь-то, собственно…  сам виноват!  –  экономка, всегда недолюбливавшая Хорса, проворчала это только для того, чтобы что-нибудь сказать.
 –  Ну ладно, госпожи хорошие,  – сказал Сидвелл, видя, что Элиза собирается возразить Филис и чувствуя неуместность своего пребывания здесь.– Извините, что побеспокоил. Прощайте, пойду уж!
–  И вам всего хорошего! –  напутствовала его экономка довольно доброжелательным для неё тоном: ей захотелось смягчить свою предыдущую грубую реплику. Затем она повернулась к Элизе:
–  Вот беда-то, милочка! Кто же теперь будет управляться со всем этим хозяйством? Билли худо-бедно, но делал свою работу.
–  А знаете что, господа? Я рискнул бы предложить вам свои услуги, – скромно отозвался Сидвелл, не успевший отойти далеко.
–  Вы что, сударь, тоже из садовников будете?
–  Служил когда-то по этой части. Теперь вот пришёл помочь коллеге, а его уж и нет!
–  Это мистер Сидвелл, он принёс удобрение для тыкв, – сказала Элиза.
  Как видно, даже миссис Рэтлифф прониклась обаянием старика. А она редко кому симпатизировала.
–  Эх, мистер Сидвелл, если б не возраст ваш, попросила б я вас к нам на службу! Видно, в этом деле разбираетесь, да и порядочный вы человек, коли оказываете помощь. И не выпивоха вроде! А то у нас всё в парниках и в саду погибнет теперь быстро. Дело-то не терпит, за растениями уход и уход нужен! Лизбет одной не справиться.
–  А что, госпожа,  –  встрепенулся Сидвелл,  –  я бы, пожалуй, и не отказался! Хочется, понимаете ли, тряхнуть стариной. Вы на годы не смотрите, я ещё каштанчик твёрдый! Надеюсь, с оплатой вы меня не обидите?
–  Билл получал двенадцать шиллингов в неделю.
   Видно, с финансами у старика было не густо, потому что он без споров и торгов с охотою согласился на эти условия.
   Миссис Рэтлифф прибавила:
–  Оформить, правда, через агентство сразу не сможем, коль такая беда у нас. Секретарю не до того нынче! Так что плату получите позже.
–  Э, ерунда! Я вам верю.
  Если бы рядом находился месье Пуаро, от него не скрылось бы удовлетворение, которое старик изо всех сил пытался спрятать подальше, понимая его неуместность в этих печальных обстоятельствах.
Чувствуя себя уже в новой должности, Сидвелл сказал:
–  Схожу домой, переоденусь да возьму всё необходимое. А через часок, с вашего позволения, и приступлю! Человек я не суеверный, не боюсь заступать на место покойника. Спасать-то вашу растительность и вправду надо!
Довольно быстро он вернулся, переодетый уже в рабочую одежду. За плечами у него висела небольшая дорожная торба. Экономка кратко ввела его в курс дела. 
–  Не извольте беспокоиться, – ответил он старомодной фразой. – У вас свои заботы, у меня свои!  –  и направился прямиком к парникам.    



11.

Атмосфера в доме ближе к ночи стала ещё более тягостной. Все домочадцы ходили тихие и удручённые, словно ждали с наступлением полуночи очередного страшного события рядом с собой. Моран попросил никого из живущих в замке не отлучаться за ограду, а по возможности и из самого замка, пока продолжается следствие.
«Следствие!.. Звучит красиво, а по сути никакого следствия и нет. Результативность нулевая!»
А мистер Сидвелл концу дня доказал, что наняли его далеко не зря! Он окучил и удобрил все тыквы, подвязал фасоль, подстриг кусты гортензии и барбариса, подрезал ветви на вишнёвых и грушевых деревьях. Перед этим даже сбегал зачем-то в дом. Он всё успевал, несмотря на годы!
О необходимости заполнения вакансии садовника дворецкий сообщил Томасу Уилкинсу, с трудом продравшему глаза к восьми часам вечера. Принеся тому в комнату на подносе обед, Тэрриджер показал этим сэру Томасу, что готов служить свежеиспеченному хозяину, кровному родственнику покойной. Бог лишь знает, легко ли было дворецкому внутренне принять новое положение вещей!
Известие о том, что появилась подходящая кандидатура, более того: этот человек, протеже миссис Рэтлифф, уже приступил к работе,  –  Томас воспринял равнодушно. Страдая головной болью, он вяло махнул рукой:
–  Пусть штатами занимается экономка, ей видней. Не до овощей сейчас!
Пуаро на весь сегодняшний день ушёл куда-то в тень и, в отличие от вчерашнего, почти никак не проявлял себя ни на допросах, ни в свободные от них часы. Правда, вечером сыщик всё-таки поговорил с Томасом, очнувшимся (вопреки предположениям дворецкого) уже достаточно для того, чтобы провести беседу в саду, возле сарая. Но на сей раз разговор вёлся неофициально, и его содержание Пуаро скрыл пока ото всех.
Остаток дня детектив просидел в зале с отстранённым видом, покуривая сигару. В глубине души Морана всё ещё теплилась надежда, что Пуаро раскроет оба преступления. Но, зная о скрытности сыщика и нежелании делиться выводами раньше времени, лейтенант решил не лезть к нему с расспросами и утешениями. Лучше подождать, пока тот сам «дозреет». Известно было, что Эркюль Пуаро открывает свои умозаключения лишь тогда, когда сочтёт нужным.
А пока придётся Морану повариться в собственном соку и, не надеясь на чужие мозги, поднапрячь свои. Тем более, что для этого появилась новая пища, в том числе в виде письма от нотариуса Пинчелла, доставленного с вечерней почтой. Его ответ кратко гласил:




«Многоуважаемый младший лейтенант К.Моран!
1) Состояние леди Клементины Марии-Терезы Соммерслейн, не считая недвижимости, на сегодняшний день составляет 188 тысяч фунтов 13 шиллингов в ценных бумагах и акциях.
2) Завещание на имя Элизабет Литтл леди Соммерслейн не присылала мне ни в черновом, ни в чистовом варианте. Следовательно, сэр Уилкинс по истечении положенного срока сможет воспользоваться указанной выше суммой за вычетом надлежащего налога. В этом случае по текущему курсу она составит 162 тысячи фунтов, 19 шиллингов и 11 пенсов.
Всегда к вашим услугам м-р Н. Пинчелл».


Прочитав послание, Моран глубоко задумался.
Итак, секретарь сообщил правду. Значит, и его рассказ о Коллинзхоупах тоже, скорее всего, соответствует истине. А в свете этой информации дело ещё более усложнилось. В поле зрения появились новые охотники за состоянием старой леди, да ещё целых трое. Как будто мало было прежних подозреваемых!
Что же касается гибели Хорса, то к их числу прибавился Томас Уилкинс, который уж на этот-то раз в той же мере имеет шансы быть уличённым, как и все остальные.
Теперь ясно, что убийство садовника имело целью устранение случайного свидетеля. И если леди Соммерслейн теоретически мог убить некто пришлый, то бишь визитёр со стороны, то Хорса прикончил обитатель усадьбы  –  во всяком случае из тех, кто находился в это время на её территории, пока Пуаро с Лейбом были в отъезде.
Кто же преступник?
Посмотрим на дело в свете новых фактов...


12.

Начнём с Томаса. Получив известие о смерти Хорса, он напился и залёг в постель. Может быть, всё это игра, притворство  –  для того, чтобы его нельзя было допросить по свежим следам?
Мы ещё так мало знаем его! На что он способен? И ведь секретарь первым догадался, что алиби Томаса в первую ночь пребывания в Англии слишком уж напоказ.
Но по теории устранения свидетеля оба преступления – дело рук одного человека! Выходит, это не Уилкинс. Да и не мог Томас с его слабохарактерностью хладнокровно совершить убийство тёти и служащего, а после этого ещё и разыгрывать спектакль невинности! И хотя на Диком Западе чего только не наберёшься  –  всё равно не в его это стиле, насколько удалось узнать Томаса за эти три дня. Ничего странного в поведении сэра Уилкинса как будто бы не обнаруживается. Ведёт он себя так, как и должен себя вести молодой человек, узнавший о кончине родственницы.
Значит, нужно начинать раскручивать клубок с первого из преступлений…
Предположим опять-таки, что убийца леди  –  Элизабет Литтл. Что у нас есть против неё?
Первое: то, что она была на месте убийства в то время, когда оно совершалось. Второе: она нередко имела дело с проволокой, сама в этом призналась. И третье: возможно, Элиза полагала, что завещание на неё уже составлено   –   и не утерпела, не захотела ждать!
С другой стороны  –  мисс Литтл субтильная, чувствительная особа, а чтобы быстро и бесшумно задушить человека, нужна мужская сила, сноровка и железные нервы. Особенно в случае с садовником, когда на открытом месте вариант незаметного подкрадывания не срабатывал. Элиза едва ли бы справилась! Хотя Пуаро с этим утверждением и не согласен.
…Теперь секретарь. Не перебарщивает ли он в старании быть честным?
Поняв, что у мисс Литтл начался роман с соседским юношей, ушёл в сторону, как сам он говорит, чтобы не быть третьим лишним. Боттерилл болезненно самолюбив и раним, и теперь в нём говорит обида воздыхателя, который, однажды попытавшись объясниться, по словам экономки, «получил отставку»  –  причём, по его мнению, ради гораздо менее достойного кандидата, которым движет лишь голый расчет. Из ревности, которую видно невооружённым глазом, он и открыл следствию истинную подоплёку свиданий молодых людей! Щепетильный в делах чести, секретарь сам неравнодушен к девушке, но при этом мучительно боится, что его ухаживания Коллинзхоупы тоже восприняли бы как погоню за богатой невестой. А ему страшно не хотелось вставать на одну доску с Рональдом! Потому и замкнулся он в себе, из гордости не обнаруживая свои чувства.
Признался, что тряпичный цветок принадлежит Рональду, хотя было поздно, мы и так узнали к тому времени его хозяина (а может быть, и Боттерилл знал, что мы уже знали? – тогда это ему ничем не грозило). Назвал точную сумму на счетах госпожи (а если он догадывался, что мы можем получить такую информацию помимо него по другим каналам, то это был опять-таки лишний повод показать свою лояльность к нам, – и не исключено, что делается это неспроста).
Боттерилл полагает, что Пуаро несправедливо защищает Уилкинса, и это говорит о ревности секретаря не только к Рональду, но и к Томасу. А его активная критика методов Пуаро наводит на простую мысль: не запахло ли тут для него жареным? Не опасается ли он, что Пуаро на пороге раскрытия истины?
…Тэрриджер. Этот человек последним видел живую госпожу и первым обнаружил мёртвого Хорса. Совпадение ли сие? Если абстрагироваться от личностных качеств дворецкого, от его замкнутости и чопорности (а не маска ли это?), он вполне мог совершить оба грязных дела. Вопрос только  –  зачем? Как ни крути, а линию дворецкого нужно будет позднее исследовать более детально.
…Что до экономки миссис Рэтлифф, то она при последней встрече умело и убедительно била на жалость. Так убедительно, что пришлось пообещать ей не заводить нового дела! Может быть, зря? Не перехитрила ли она всех нас? Закавыка в том, что смерть госпожи как работодательницы была невыгодна экономке, даже если бы она и не мухлевала со счетами. Терять такую работу было совершенно не в интересах миссис Рэтлифф!
…И наконец, Рональд Коллинзхоуп и его родители. Для окружающих  –  состоятельная семья, которая в ближайшем будущем благородно введёт в свой дом бедную девушку ради счастья сына. На деле  –  обедневшие Коллинзхоупы уверены, что Элиза рано или поздно разбогатеет, а потому и затеяли операцию обольщения девицы своим красавчиком Ронни.
Если эти предприимчивые Коллинзхоупы по какой-либо причине предполагали, что завещание в пользу воспитанницы уже составлено ("Представляю, -   язвительно подумал Моран, - каково будет смазливому парню узнать, что старушка так и не успела его написать!"), то кольцо подозрений всё более сжимается вокруг Рональда и компании. Во-первых, он тоже в этом случае был материально заинтересован в незамедлительном устранении госпожи, а во-вторых, наряду с Томасом и Элизой, Рональд знал о замаскированном лазе в стене и единственный пользовался им. Все эти факты говорят против него и родителей. Сам Ронни совсем ещё ребёнок и вряд ли годится для заранее обдуманного преступления, матушка его слишком слащава и манерна для убийцы, а вот отец –  это вещь в себе! Мы не знаем, на что он способен.
…В конце концов Моран не выдержал и перед сном поделился своими размышлениями с Пуаро и Лейбом:
–  Никакого просвета! Бьюсь, как рыба об лёд.
–  Да и я голову ломаю, – признался Лейб.  – Загадочное, чёрт возьми, дельце нам досталось!
Но сыщик на этот раз был наконец-то куда более многословен:
 – А у меня кое-какие догадки уже есть. Но я вам пока ничего не скажу! Не таков папаша Пуаро, чтобы уличать, не имея веских доказательств. Господа, я пристально наблюдал сегодня за всеми допрашиваемыми и должен признаться, что никто из них не вызвал у меня особого интереса. Мне нужно ещё кое-что додумать и почитать! Лейтенант, вы говорили, что у леди неплохая библиотека, в том числе на медицинские темы? Меня интересуют прежде всего книги по психиатрии. Пока же могу сказать одно: для меня это дело всё более проясняется, –  произнёс Пуаро, загадочно улыбаясь. – Можете считать, что я уже почти раскрыл его! И поскольку я чувствую себя виноватым за второе преступление, то сам даю себе ровно половину суток на вычисление… э-э… бандита. Торжественно обещаю всем: я буду не Эркюль Пуаро, если завтра в полдень не назову вам его имя! В любом случае мне совершенно необходимо завтра же отбыть в Турцию, так что время моё крайне ограничено. Прошу вас ровно к 12 часам собрать в гостиной всех, включая Коллинзхоупов и прислугу замка. Чем больше народу, чем лучше для дела! 
Итак, господа полицейские, наступает исторический момент: серые клеточки моего уникального мозга завершают свою грандиозную работу!



13.

На этот раз ночь, по счастью, прошла без происшествий.
К назначенному времени, то есть ровно к полудню, в зал, который до описываемых событий обычно пустовал, и в котором ещё лет пятнадцать назад Соммерслейны устраивали для гостей танцы под радиолу, начал стекаться народ.
Моран с Лейбом предусмотрительно принесли полтора десятка стульев и расставили их в три ряда, по пять стульев в каждом.
Впереди расположились: семья Коллинзхоуп  – Артур с Эмили в своих знакомых уже нарядах и Рональд с неизменным цветком в петлице; на некотором расстоянии от них примостилась Элиза, скромно держа руки на коленях, а рядом с ней, по другую сторону, с унылым выражением лица сел Томас Уилкинс.
В среднем ряду разместились дворецкий Уильямс Тэрриджер, всё такая же осанистая и неприступная экономка Филис Рэтлифф, и Моран с Лейбом, а поодаль уселся Боттерилл с презрительной миной на лице, не пожелавший сесть рядом с миссис Рэтлифф.
Остальные  поместились на «галёрке», в дальнем ряду: кухарка Эвери Фут, с лица которой не сходило пугливо-почтительное выражение, горничная Эдит, посудомойка, конюх, и наконец  –  старый (он же новый) садовник Сидвелл, который, кряхтя и стуча посохом, пришёл в своём чёрном фартуке с большими карманами и сел у образовавшегося вдоль стены прохода, выставив в него негнущиеся ноги.
Всего собралось шестнадцать человек, включая самого Пуаро, который остался стоять, возвышаясь над всеми.
В тишине слышны были вздохи Элизы, тяжёлое дыхание Тэрриджера, скрип стула под Томасом и шуршание платья миссис Коллинзхоуп.
   Когда мизансцена была готова, Пуаро взглянул на часы, свисавшие с его шеи на шнурке, обвёл зорким взглядом присутствующих и, выждав для вящего эффекта небольшую паузу, начал говорить:
– Господа! Я рад тому, что вы все в сборе. Время не терпит, поэтому я позволю себе начать. Итак, друзья, смею думать, что я вычислил преступника. Да-да, Эркюль Пуаро выполнил свою миссию и теперь собирается покинуть ваше приятное общество. Это было нелегко, поверьте! Но теперь я знаю, кто из обитателей замка совершил оба убийства. И открою вам его имя!
Публика начала настороженно переглядываться. Недоверие друг к другу пролетело по рядам. Но Пуаро поспешил успокоить сидящих:   
– Не бойтесь, его нет среди вас! Убийца леди Соммерслейн покаран провидением и через двое суток после преступного деяния сам окончил бренное своё существование. Окончил не самым красивым образом  –  упав лицом в воду. После изучения специальной литературы я пришёл к выводу, что все мы ошибались  –  и лейтенант Моран, и я, и доктор Олберн. Да-да, господа, это всё-таки садовник Билл Хорс!   –  поскольку Пуаро явно рассматривал свою речь как неизбежную дань традиции, он говорил быстро, почти скороговоркой. –  Его смерть  –  действительно несчастный случай. У хронических алкоголиков случаются психические заболевания, и в данном случае имеет место редкая болезнь  «alko-auto- strangularis». При обострении человек хватает себя за горло, и в бессознательном состоянии возможна асфикция вследствие самоудушения. Потеряв сознание, Хорс упал в воду и захлебнулся. Теперь более сложный вопрос: зачем Хорсу понадобилось убивать леди Соммерслейн? Но чем сложнее вопрос, тем проще ответ! Тяга к спиртному при данной душевной болезни провоцирует на бессознательные действия. Госпожа была для него препятствием к питию  –  тем паче, что в тот вечер пригрозила увольнением! После полуночи Хорс, пребывая в сомнамбулическом состоянии, зашёл в сарай, механически отрезал кусок проволоки и задушил хозяйку, а затем вернулся домой и продолжал спать. Он ничего не помнил позднее. Вот видите, господа, как всё просто!  – поспешно закончил выступавший. –  Не виноваты ни сэр Рональд, ни мистер Тэрриджер, ни мисс Элиза, ни тем более сэр Томас, ни даже мистер Боттерилл, так рьяно критиковавший меня!
При последних словах секретаря передёрнуло. Вздох облегчения пронёсся по рядам. Томас сидел задумчивый, Элиза тайком утирала слёзы, на лице Боттерилла застыло скептическое выражение. Лицо дворецкого Тэрриджера ничего не выражало, а прислуга принялась активно перешёптываться.
–  Спасибо вам за помощь, дорогой месье!  –  растроганно произнёс  Моран.
–  Не за что благодарить,  –  скромно откликнулся Пуаро.  –  И настоятельно прошу вас: не упоминайте моего имени в официальных донесениях!
Моран был  доволен, что раскрытие будет считаться его заслугой. Не за горами повышение!  А Пуаро, сдержанно улыбаясь и раскланиваясь, принимал поздравления и отступал к дверям:
–  Итак, моя миссия закончена, и я позволю себе отбыть восвояси! Меня ждут дела поважнее. За мной должна прибыть машина, так что позвольте распрощаться!
В этот момент с улицы действительно послышался шум мотора. Автомобиль, судя по звуку, подъехал к воротам здания и остановился. Пуаро круто развернулся к выходу. Люди уже собрались расходиться, как с «галёрки» прокряхтел голос старого Сидвелла:
– Одну минуту, господа! Разрешите и мне сказать кое-что.

14.

     Все без исключения взоры изумлённо обратились к нему. Что путного может добавить человек, который только второй день здесь? Пуаро застыл в нетерпеливом развороте туловища. А Сидвелл поднялся со стула и невозмутимо продолжал:
  – Прошу вас, господа, сесть по-прежнему! Вот так... Я рад, что надежды мои оправдались, и что мне снисходительно позволили присутствовать на этом собрании без сословных различий,  –  говорил он, пробираясь тем  временем по проходу между рядами стульев.  –  Хоть я и никчёмный, старый ворчун, мне тоже есть что поведать вам, дорогие мои! Для этого я даже выйду вот сюда, «на сцену».
Расправив плечи, Сидвелл протиснулся вперёд. Выставляя перед собой неизменную палку, он вплотную подошёл к Пуаро. Все замерли.
    И тут случилось неожиданное!
    С грохотом отбросив посох, Сидвелл гневно ткнул всей пятернёй в грудь Пуаро и сурово прогремел на весь зал твёрдым голосом:
– Вот кто убил леди Соммерслейн и садовника Хорса!
Все обомлели. А Сидвелл стремительным кошачьим движением схватил стоящего перед ним человека за левый ус и, сильно потянув, внезапно… оторвал его! Тот едва устоял на ногах, а затем, онемев от дерзости садовника, издал протяжный вопль на вдохе:
– Что вы себе поз…?!
Он потянулся было обеими руками к лицу, но Сидвелл тут же воспользовался этим и ловко защёлкнул оба его запястья наручниками, появившимися из широкого кармана его фартука. Затем спокойно сорвал со стоявшего второй фальшивый ус, после чего коротко и по-свойски бросил быстро вошедшему в зал полисмену с нашивками капитана на левом рукаве:
– Инспектор Джепп, уведите этого самозванца!
Появление старшего полицейского инспектора Скотланд-Ярда Джеймса Гарольда Джеппа было для Морана новой неожиданностью. Публика же и вовсе не могла прийти в себя от разыгравшегося перед ней спектакля!    
   – Вот мы вас и накрыли, Боб!  –  зловеще произнёс инспектор.
   – Проклятье! Чёрт бы вас всех побрал…  – яростно выругался «сыщик», от респектабельности которого не осталось и следа.
После минутной тишины, когда под дулом револьвера Джепп вывел лже-Пуаро в сопровождении двух солдат на улицу, по залу пронёсся ропот. Сидвелл повернулся к сидящим:
 – Моя борода тоже не настоящая,  –  он осторожно отодрал её от лица,–  но она не причиняла мне много неудобств. Зато вот это надоевшее украшение я сниму с радостью, ибо здесь жарковато!
      Он стащил с головы тяжёлый парик с седыми патлами. Все увидели блестящий яйцеобразный череп, окаймлённый иссиня-чёрными волосами, добродушный взгляд кошачьих глаз и довольную улыбку между розовыми щёчками.    В один миг Сидвелл помолодел, сбросив лет двадцать. Куда девалась шаркающая походка и кряхтящая речь? Теперь перед обомлевшими зрителями стоял совсем другой человек! И человек этот галантно, вовсе не по-садовничьи, поклонился публике:
 – Эркюль Пуаро к вашим услугам, господа!
Моран с Лейбом остолбенело смотрели на это преображение, хотя, казалось бы, сюрпризов на их долю уже хватило. Гости же испытали потрясение и облегчение одновременно.   
– Ах! Вот это пассаж!  – вскрикнула та же Эмили Коллинзхоуп.
Вслед за ней послышались восклицания остальных: 
– Какой номер!
– Ну и розыгрыш!
  В зал таким же скорым шагом вернулся старший инспектор Джепп со звериной мордочкой и умными глазами. Он наспех обменялся дружеским рукопожатием с Сидвеллом-Пуаро, а затем его бодрый голос перекрыл восклицания собравшихся:
  –  Боб Гервенталь, опасный преступник-рецидивист, бежавший из Чикаго, арестован и посажен в экипаж под конвоем. Этот тип задушил проволокой ещё восемь человек в Штатах! Он участник банды южан из известного в Америке "Преступного синдиката" под предводительством Джованни Торрио, «папы Джонни». Его уже настигала американская полиция, но он сумел увернуться из-под её носа и проникнуть на судно, отплывавшее в Англию. Однако теперь вам больше некого опасаться!
  Этот голос подействовал на людей успокаивающе, разрядив обстановку в помещении.
  –  Господин инспектор!  –  вкрадчиво спросил первым пришедший в себя Боттерилл и даже, дурачась, слегка поднял руку, словно в школе.  –  А вы уверены, что на этот раз человек, стоящий перед нами, действительно подлинный сыщик, а не очередной переодетый преступник? 
  –  Разумеется,  –  суровое хорькообразное лицо старшего инспектора Джеппа расплылось в улыбке.  – Я прекрасно знаю дражайшего месье Пуаро и по личным, и по служебным делам! Он тоже в своё время служил в бельгийской полиции, и позднее не отказывал в помощи нашему департаменту. О его блестящем раскрытии кражи в «Метрополитен» до сих пор вспоминают в управлении! А похищение премьер-министра? Мы тогда с ног сбились, и если б не он…  Словом, ручаюсь вам, что уж на этот раз перед вами самый что ни на есть истинный Эркюль Пуаро! Правда, мне самому странно видеть его без усов, лакированных туфель и безукоризненного белого костюма. Он-то меня и вызвал вчера после убийства Хорса! Я бросил всё и поспешил сюда из Лондона.
  –  Браво!  –  закричал с места Рональд Коллинзхоуп.  –  Только вам, месье, и было под силу распутать столь сложное дело!
   Пуаро самодовольно улыбнулся. Но быстро спохватился и поспешил произнести:
  –  Что вы, это просто случай! Мой труд по раскрытию преступления состоял разве только в том, что я решился сбрить усы. Для меня это самый героический поступок в жизни!


15.

  –  Расскажите же нам, дорогой месье настоящий Пуаро,  –  светски улыбаясь, попросила Эмили Коллинзхоуп, когда шум автомобиля с преступником и конвоирами затих вдали,  –  с какой целью самозванец, посмевший принять вашу личину, совершил оба преступления? Никто из нас об этом не догадывается.
  –  Вот тут вы ошибаетесь, миссис! Среди вас сидит человек, замешанный в этих убийствах. Или, по крайней мере, в первом из них. Надеюсь, что он сам сейчас во всём признается. Это облегчит его участь.  Ну?  –  нетерпеливо прикрикнул Пуаро и ожидающе направил в потолок грозный палец.
     Сидящие вновь принялись переглядываться  –  кто удивлённо, кто опасливо, кто суетливо.          
     И тогда медленно, очень медленно, словно всходя на эшафот, поднялся со своего стула Томас Уилкинс.  Он встал под перекрёстными взглядами, как в свете прожекторов  –  подавленный и беззащитный, с вяло опущенными руками.
 –  Прекрасно, сэр Уилкинс, что у вас хватило мужества сознаться,  –  сказал подлинный Пуаро.  –  Это наилучший выход для вас! Всё равно правда так или иначе откроется, а без вашего участия это не пойдёт вам на пользу. Разъясните же присутствующим, что к чему, поскольку они натерпелись подозрений и имеют право знать истину!


16.

    – Мы познакомились на судне «Сент-Луис» по пути из Америки в Европу, – с трудом выдавливая из себя слова, начал Томас. – Он оказался моим соседом по каюте и назвался Ричардом Мак-Берриеллом, полковником в отставке. В последний день плавания мы разговорились, я рассказал попутчику свою историю и даже показал письмо от тёти. А вскоре, перед самым сном, он вдруг заговорил сам и постепенно посвятил меня в свой план её устранения, склонив к содействию в этом.
«Ты мог бы уже сейчас жить самостоятельно, развернуться во всю ширь!  –  убеждал он меня. – А ты собираешься ещё лет десять, а то и больше, плясать под дудку своевольной старухи? Зная, что ты у неё в кулаке, она не откажет себе в удовольствии повить из тебя верёвки! Не поздно ли будет потом начинать карьеру? А умри она внезапно сейчас  –  ты был бы уже богат и свободен!»  – «И вы сможете мне это устроить?» – не совсем серьёзно спросил я. – «Ещё как смогу!» – заверил меня этот самый Мак-Берриелл.
Он убедил меня в том, что необходимо убрать леди Соммерслейн с пути, чтобы разом решить все мои проблемы,  –  имея в виду, конечно, и свою выгоду.
– Всё это вы повторите на следствии! – сказал Моран строгим голосом. – Сколько он потребовал с вас за свою услугу из тётиных денег?
– Двадцать пять тысяч. Я занял их у друзей в тот вечер.
– Ого!  –  удивился лейтенант.  –  Сумма вполне достаточная для того, чтобы сбежать хоть на край света.
   Видя, как трудно даётся Томасу каждое слово, Джепп продолжил рассказ за него:
– Именно на край света! Как стало известно полиции, Гервенталь рассчитывал, получив свою долю, уехать в Австралию, где без труда можно раствориться среди знакомых беглых каторжников. Затем он, видимо, планировал найти себе работу, обосноваться в Квинсленде под другим именем и таким образом укрыться от правосудия.
– Ловко придумано! –  вставил Лейб.
– На деле этот самый «Берриелл»  – преступник Гервенталь, о котором разослала сведения по всей Европе американская полиция. Предполагали, что он скроется для начала в Старом Свете, так оно и вышло! Вокруг него давно смыкалось кольцо розыска, и в ситуации с сэром Томасом он увидел спасение для себя, возможность скрыть своё истинное лицо, а заодно и поживиться. Обыкновенным грабежом такую сумму добудешь нескоро, да и погореть легче. А тут деньги сразу и много! Оставалось только убедить своего попутчика.      
– Как же, Томми, ты смог согласиться на это бесчеловечное предложение?  –  с укором спросила Элиза.
 – Понимаешь ли… он загипнотизировал меня! В его лапах я стал марионеткой, которой умело управлял кукловод. Видимо, он владеет умением внушать, и я поддался ему тогда, на корабле. К тому же и выпитый перед этим вермут сделал своё дело! Сегодня утром я дал себе слово не пить по крайней мере пять лет… Только не думайте, господа, что я сам хотел умерщвления тёти! Напротив, я долго не соглашался, даже кричал, я категорически не желал её трогать! Но он убедил меня, хоть и не сразу. Он умеет убеждать! У него такой взгляд… Словом, сам не понимаю, как я в итоге поддался!?
За ночь мы вдвоём разработали схему. Я нарисовал ему план усадьбы с домом и постройками. Решили, что проще всего провернуть дело поздно вечером, когда тётя находится у себя в кабинете. Она, к её несчастью, не изменила своей привычке. Затем я рассказал Бэрриеллу о лазейке в стене и указал на плане окно, возле которого тёплыми вечерами сидит тётя за своими бумагами и журналами. Он зачем-то спросил, есть ли на территории усадьбы тонкая проволока. Хоть я и удивился такому вопросу, но ответил, что её запасы всегда хранились в сарае… Мне очень стыдно теперь, господа, что я не устоял перед его уговорами и навёл на тётушку! Я совсем не знал криминального прошлого этого человека, и поэтому не отнёсся к его затее серьёзно. Мне тогда всё это казалось занятной игрой. До последнего я не верил, что он совершит задуманное!
– Видимо, тогда же энергичному и изобретательному Гервенталю, –  продолжил инспектор, –   пришла в голову блестящая мысль: используя сходство в телосложении (он ведь тоже невысокого роста и с брюшком  –   простите, уважаемый месье Пуаро!), перевоплотиться в знаменитого сыщика, то есть в того человека, выводы которого благодаря его репутации безоговорочно примут. И прежде, чем скрыться, направить розыск в нужную ему сторону, чтобы выиграть время. Как помните, он упорно толкал нас к мысли, что преступник  –  кто-то из обитателей усадьбы!.. Ну, и как же вы действовали дальше, сэр Томас?
– Из Саутгемптона в Хайбруш мы прибыли в одном поезде. Необходимые для гримировки усы и лысину он купил в театральном магазине неподалёку от Саутгемптонского порта, рядом приобрёл и белый костюм. В Хайбруше мы нарочно остановились в разных гостиницах и договорились встретиться уже здесь, в «Трёх пихтах». Когда стемнело, Бэрриелл ушёл в сторону усадьбы. А я согласно сценарию отправился, как говорится, «по кабакам». Гулял и шумел весь вечер и половину ночи в трёх питейных заведениях. Я рассчитывал встретить там старых приятелей и действительно встретил их.
–  С целью обеспечить себе алиби?
–  Вот именно! В последнем баре я как бы случайно разбил салатницу –  с тем, чтобы меня получше запомнили. Пришлось притвориться сильно набравшимся. На самом деле я пил совсем немного, только для видимости!
– А Гервенталь тем временем совершил убийство, –  Моран медленно принялся размышлять вслух.  – Назавтра он принял облик Пуаро с целью самому провести расследование. Ловко придумано! Это был лучший способ укрыться от полиции и пустить её по ложному следу  –  по крайней мере до того, как ему удастся надёжно «лечь на дно». Он нарочно поджидал меня в одном из баров, зная, что я поеду туда в поисках свидетелей кутежей Томаса. Он рассчитывал на то, что я попрошу его помощи. И я клюнул на эту приманку! Поломавшись для виду, он выразил согласие помогать следствию. Будучи наслышан о Пуаро, я выложил ему всё, что мне было известно на тот момент. И это стало моей непростительной ошибкой!..
–  Теперь понятно и про доску с гвоздями!  –  вдруг воскликнул со своего места Лейб, которому очень хотелось вставить своё слово в реконструкцию событий. –  Он знал, что поутру будет вызвана из Хайбруша полиция, и нарочно подбросил доску на дорогу по пути следования машины, которую я вёл, чтобы остановить нас и свести как бы случайное знакомство.
– Что за доска?  –  спросил Пуаро.
– Ладно, об этом потом,  –  нетерпеливо прервал Моран. –  Продолжайте, сэр Уилкинс.
– Приехав в усадьбу, я узнал, что тётя всё-таки убита. И только тогда с моих глаз спала пелена. Я тут же глубоко раскаялся, поверьте! Вы верите мне?..
–  Теперь, пожалуй, верим,   –   откликнулся Тэрриджер, сидевший позади него.
–  Спасибо, дядя Вилли,  –  чуть слышно ответил Томас, обессиленно опустившись на стул и закрыв лицо руками. Весь его сгорбленный и удручённый вид выдавал неимоверные мучения.
–  Представляю, как ты терзался все эти трое суток!  –  в порыве сострадания воскликнула Элиза.
–  Бедный наш Томми!  –  подхватила Филис Рэтлифф.
–  Ещё как терзался! – глухо откликнулся Томас из-под ладоней. – Но пришлось делать вид, что я тут совершенно ни при чём и скорблю вместе со всеми. Впрочем, притворяться печальным мне не было надобности. Я был так убит происшедшим, что успел уже много раз пожалеть о своей опрометчивости и слабости. Можно же было решить всё мирным путём, поговорив с тётей! Больше я никогда не поддамся искушениям!..


17.


–  Итак, складывается следующая картина той ночи,  –  продолжал Моран свои размышления вслух.  –  Рональд видел Тэрриджера возле окна хозяйки, а вот Элиза ошиблась  –  шаги, которые она слышала, не были шагами Тэрриджера. Как ни старался Гервенталь идти тихо, гравий всё-таки выдавал его путь, а слух у мисс Литтл тонкий. Молодые люди скрывались за сараем от дворецкого, пока он обходил дом. Затем он ушёл к себе, а преступник в эти минуты находился внутри сарая, в опасной близости от них!
  –  Но как же убийца не услышал голоса Элизы? – спросил Рональд. – Когда я неожиданно налетел на неё, она успела вскрикнуть в испуге достаточно громко, хоть я и зажал ей рот ладошкой.
  –  Так громко, что я услышал от дома,  –  подтвердил Тэрриджер.
  –  Стены сарая довольно толстые, они заглушили звук, когда Гервенталь резал проволоку. И пока два наших голубка шептались, он выбрался из сарая, прошёл по дорожке, ведущей от озера к зданию, после чего направился вдоль стены к окну леди Соммерслейн и быстро прикончил её, а потом тем же путём выбрался обратно. Проволоку он нарочно взял на месте, а не принёс с собой, хотя это было бы надёжнее,  – для того, чтобы подозрение пало на кого-нибудь из домочадцев… Восстанавливая события той ночи, можно сделать вывод: убийца на пять минут раньше Рональда перелез через отверстие в стене, направляясь на своё гнусное дело, и точно так же, с разницей около пяти минут, они разминулись на обратном  пути.
  –  Таким образом, нашему Рональду просто-напросто повезло,  –  вставил Джепп.  –  Ведь известно, что Гервенталь носит с собой нож, и ему ничего не стоило бы убрать лишнего свидетеля!
При этих словах Коллинзхоуп-младший вздрогнул, а его мать воскликнула:
–  О боже!
Инспектор сурово сказал:
–  Да-да, миссис, это реальность! Все мы иногда рискуем, зачастую не ведая того.
–  А наутро Гервенталь появился на дороге уже в облике известного детектива,  –  продолжил сержант. И тут же восхитился:
–  Оригинально придумано  –  преступник под маской сыщика возглавляет следствие! 
Моран продолжил свой рассказ-размышление:
– Во время осмотра места происшествия он подкидывает кусок проволоки в траву, чтобы вы, сержант, обнаружили её и заподозрили обитателей замка, имевших с ней дело. И начинает своё «расследование». Теперь-то ясно, что его ненужные, но интригующие действия, вопросы и задания попросту имели целью оттянуть время. Насчёт чернил мне так и не удалось ничего выяснить, а посмотреть цвет занавесок в коридоре, по которому шла миссис Эвери, я попросту забыл, да оно и к лучшему! За два дня, проведенные Гервенталем в усадьбе, ему нужно было успеть направить следствие по ложному пути. Он понимал, что со временем Уилкинс может не выдержать и сознаться, либо следователи окажутся умнее, нежели он рассчитывал, и догадаются в конце концов, кто виновник! Наконец, история может дойти и до истинного Пуаро, тогда обман раскроется. Но он рассчитывал, по-видимому, что к тому времени осядет в Австралии, где его уже не отыщут.
Томас, испытав невероятное облегчение после своего признания, принялся рассказывать дальше более уверенно:
– Именно так! Сначала он хотел под видом Пуаро попросту запутать расследование. Но когда увидел, что сэр Моран и мистер Боттерилл далеко не глупы и уже начали докапываться до истины, он быстро понял, что ради её сокрытия без второй жертвы не обойтись. Зная мою чувствительность и то, что я уже вовсю испытываю страх и угрызения совести, он не стал заранее говорить мне об этом. Выбор его пал на Хорса, который идеально подходил для этого. Он решает пожертвовать садовником, чтобы закрыть наконец дело.
 – Свалить всё на мертвеца –  беспроигрышный вариант, не правда ли? –  съязвил со своего места Боттерилл. 
Томас вздохнул и продолжил:
 – Когда я узнал о гибели невинного дяди Билла, то наконец-то вышел из себя и потребовал у Бериэлла, чтобы он убирался ко всем чертям! Правда, сначала я от расстройства глотнул лишнего и провалялся несколько часов в бесчувствии, но к вечеру пришёл в себя. И тогда мы крупно поговорили, уединившись за сараем. Возможно, он и меня напоследок планировал убрать, но  –  коротки руки: всё-таки я офицер Королевской Конной, у меня всегда при себе револьвер! Он это понял и решил смыться поскорее. Но боялся, что, если исчезнет незаметно и дело не будет закрыто, сэр Моран или кто-нибудь другой продолжит расследование. Ему надо было поставить красивую точку и уйти под занавес. Потому он и разыграл спектакль, которому вы все были свидетелями. Он убедил меня, что нужно «доломать комедию», и я согласился.
 Томас обессилено затих. И тогда Пуаро взял канву рассказа в свои руки:
– Комедия удалась, ничего не скажешь! Моё имя было знакомо преступному миру, ведь репортажи моего друга капитана Гастингса о моих расследованиях доходили даже до Америки. Изучив описания моей наружности, Гервенталь, как умел, изобразил меня и мои повадки. Правда, смею заметить, иногда делал это довольно неуклюже! По-моему, я хожу и говорю более благородно, не правда ли? Но внешность мою знают в этих краях только по описаниям Гастингса, а потому постановка Гервенталя прошла без сучка и задоринки. Все вы, к прискорбию моему, верили до последнего, что он-то и есть Эркюль Пуаро!
– И я, осёл, верил тоже! –  с горечью признался Моран. – Надо же, я настолько обрадовался, когда эта «знаменитость» согласилась помочь мне раскрыть преступление, что потерял разум. И когда я заскочил позвонить из управления полиции в Лондон перед самым отъездом из Хайбруша, чтобы отчитаться по итогам следствия, то не удержался и похвалился знакомому мне старшему лейтенанту Берту, снявшему трубку, что за дело взялся сам Эркюль Пуаро. Уж он-то докопается до сути!
– Берт мой помощник,  –  пояснил Джепп.  –  Как только он сказал мне об участии Пуаро в этом расследовании, я тут же смекнул, что здесь дело нечисто! Ведь я точно знал, что мой друг Пуаро в это время находится в Глазго, ибо только что говорил с ним по телефону. Я тут же позвонил ему снова и сообщил, что некто в районе Мидлсборо имеет дерзость выдавать себя за него! И связано это, по всей видимости, с криминальным делом по удушению леди Соммерслейн в «Трёх пихтах». Заодно мы с Бертом кратко ввели его в курс этого дела.
– Не нужно много ума, чтобы понять: если кто-то подделывается под меня  –  значит, скорее всего, этот кто-то и есть преступник,  –  подхватил его рассказ Пуаро. – Заинтригованный, в тот же вечер я выехал поездом из Глазго и к полудню следующего дня прибыл в Хайбруш. Я остановился в гостинице, остриг выдающие меня усы (представьте себе, каково мне было этим заниматься!) и загримировался под старика, чтобы назавтра пойти к «Трём пихтам». Чутьё подсказывало мне, что дело серьёзное, и показаться в своём истинном виде  –  значит вспугнуть дичь! А для ареста нужны были веские основания. По этой же причине я не рискнул открыто прийти к Морану, тем более в таком маскараде: чего доброго, подумал я, он ещё не поверит мне и посадит под арест, тогда вся затея сорвётся! (При этих словах лейтенант крякнул, выдав этим, что, вероятнее всего, так бы оно и было). Поэтому на время я остался в тени, чтобы самому разобраться в деле и действовать его же, преступника, методом. Облик старого фермера был выбран по той причине, что не так давно я закончил дело об убийстве Роджера Экройда в деревне Кингз-Эббот, где занимался выращиванием тыкв и ещё не утратил навыки в этом.
Сразу появляться в «Трёх пихтах» было небезопасно, поэтому я снял домишко в Кренхойзе, где уже вовсю шли разговоры об убийстве владелицы замка. В тот же вечер я свёл знакомство с садовником Хорсом, чтобы получить возможность ближе узнать подробности и, если повезёт, заиметь случай легально проникнуть в усадьбу.
Бродя на другой день вокруг забора, я мельком увидел через калитку лже-Пуаро, идущего от беседки к сараю. Этого было достаточно, чтобы вычислить, что он-то и есть Гервенталь, на охоту за которым подключился Скотланд-Ярд. Оказывается, к тому времени он успел совершить второе убийство, как ближе к вечеру с сожалением узнал я от прелестной мисс Литтл. Медлить было нельзя! Напросившись на работу и получив благодаря этому доступ в замок, вечером я тайком проник в кабинет леди, где стоит телефон  –  единственный на всю округу,  –  и вызвал из Лондона Джеппа, предупредив, к его удивлению, что скрываюсь за личиной старого фермера без усов.
  –  Мы мчались на автомобиле всю ночь, –  признался Джепп,  –  потому что понимали: наш великий месье Пуаро не станет зря сбривать свои пышные закрученные усы!
Все невольно заулыбались, а Пуаро заявил с важностью:
  – Вот ведь до чего дошло: моё имя стало настолько популярным, что им теперь прикрываются для совершения преступлений! Надо бы издать закон, карающий за, так сказать, «лже-пуаризм».
Эта шутка вызвала почти всеобщий осторожный смешок, который пришёлся как нельзя кстати, сняв царившее в зале напряжение.

18.

– А как же вы, месье Пуаро, узнали о том, что леди Соммерслейн убита с согласия и пособничества сэра Уилкинса?  –   опять подал голос Роджер Боттерилл, с предельным вниманием следивший за ходом рассказа.
– Я узнал это из случайно услышанного разговора, когда они двое стояли вчера вечером за сараем возле теплицы, а я находился внутри в соответствии с обязанностями новой должности.
– Верно говорит сэр Рональд,  –   заметил Моран,  –   что теплица в этом плане великолепное место: тебя самого не видно, зато сам оттуда слышишь всё отчётливо!
– Да, и услышал я довольно неприятный разговор Уилкинса с Гервенталем, из которого стало окончательно ясно, что удушил леди Соммерслейн и утопил Хорса именно он, Гервенталь. Теперь у меня были доказательства этому.  Доведённый до смелости, Томас кричал ему: «И зачем только мы встретились на корабле?» Так ведь было дело, сэр Уилкинс?
– Точно так! Я говорил: «Давай поскорей закончим это и расстанемся навсегда».  –  «Навсегда –  если будешь молчать!»  –  отвечал он, а я швырнул ему пакет с купюрами: «Возьми свои поганые деньги, на них кровь!»   –  а затем спросил: «Зачем ты убил Хорса?» – «Чтобы тебя, дурака, спасти! Я вынужден  был импровизировать. Необходимо было на кого-то свалить вину и закончить этим расследование» – «Неужели ценой ещё одного убийства? Хватит с меня и тётушки!» – «Так дело будет выглядеть чистым. А то на допросах под тебя подкапывались. Я и так сидел там, как на иголках! Расколешься  –  дружки мои тебя из-под земли достанут!» Мне было уже всё равно, страха перед ним я не чувствовал и потому ответил: «Не запугаешь! Я ещё постою за себя, у меня оружие!»  – и щёлкнул предохранителем на полувзводе курка для острастки. В общем, мы серьёзно поссорились вчера вечером из-за этой его самодеятельности с Хорсом. Я не чаял дождаться сегодняшнего дня, когда он исчезнет!
– А мы-то думали, что наш «Пуаро» проводит конфиденциальный допрос вдали от всех... Так вот зачем он поехал поздно вечером к нотариусу, а заодно якобы для отправки телеграммы в Турцию!  –  продолжал догадываться Моран.  – Этим он создал алиби и себе! А садовника убил сразу перед отъездом, рассчитав, что когда обнаружат тело, естественным будет предположить, что тот погиб ночью, то есть в отсутствие лже-Пуаро  –  на которого, конечно же, подумали бы в последнюю очередь! Он выманил Хорса под каким-то предлогом к озеру, ведь дом садовника стоит почти у берега, и задушил, пока я писал отчёт. Одежду его Гервенталь, по всей видимости, обрызгал вином, чтобы из-за запаха казалось, что виноват в утоплении алкоголь. Но он не учёл высочайшего профессионализма доктора Олберна, который сумел по анализу крови сделать вывод, что садовник не был пьян, а по следам на шее  –  что тот был задушен.
Моран умолк в раздумье, и Пуаро перенял у него линию повествования:
–  И когда всё же выясняется, что это не гибель, а убийство, и с Хорса таким образом снимается подозрение, Гервенталь, чтобы догнуть свою линию, придумывает объяснение, доказывающее, что Хорс наложил на себя руки в бессознательном состоянии. Ему необходимо сориентировать публику в нужном направлении, и он ссылается на несуществующее психическое заболевание. Ни в каком состоянии человек не станет хватать себя за горло и душить! Латинское название болезни он выдумал на ходу.
– Выходит, господа,  – удивлённо заметил Моран,  – что Боттерилл совершенно справедливо подвергал критике методы расследования лже-Пуаро? Простите нас с сержантом, мистер Боттерилл!
– Я просто делал и говорил то, что должен был, –  скупо ответил секретарь.
– Теперь я начинаю понимать,  –  обратился Моран ко всей публике,  –  что мистер Боттерилл вёл себя на допросах совершенно искренне и честно. Но почему-то никому из нас это не нравилось!
– Он ходил совсем рядом с истиной, – поддержал Лейб,  –  и задавал уж больно меткие вопросы, могущие разоблачить Гервенталя. Вы первым догадались, Роджер, что за обоими преступлениями стоит посторонний!
На минуту вновь наступило молчание, когда все обдумывали сказанное и радовались, что снято подозрение со всех жильцов. И опять его прервал голос Пуаро:
–  А мне сыграло на руку то, что Гервенталь сам назначил общий сбор – он хотел уйти незамеченным, потому и собрал в этом помещении как можно больше людей. Так, как собирался сделать я. Мне только нужно было дождаться Джеппа с охранниками перед тем, как разоблачить преступника. Потому я и позволил ему произнести свою «обличительную» речь. Никакая машина за ним самим, разумеется, не должна была прибыть! Он собирался уйти полями и перелесками, как пришёл сюда. А услышав и в самом деле шум подъехавшего автомобиля, насторожился и собрался наутёк. Тут-то я и задержал его!
Послышался громкий возглас сэра Артура Коллинзхоупа:
–  Великолепно, месье! Если б не вы, никто бы не додумался до разгадки.
–  Браво, браво, наш дорогой Пуаро! – добавила его супруга, растекаясь в улыбке.
Все дружно и наперебой принялись поздравлять сыщика с блестящим разрешением запутанного дела:
–  Отличный ход с переоблачением!
–  Вы как всегда, на высоте!
–  Ну что вы! – скромно возразил детектив. – К сожалению, в этом деле мне не пришлось особо напрягать серые клеточки мозга! Оно свелось лишь к тому, чтобы изменить внешность. Отдаю лавры вдумчивому сэру Морану, потому что не считаю своей заслугой раскрытие этого преступления. И даже рад тому обстоятельству, что мой «летописец» Гастингс в настоящее время гостит у своей невесты в Аргентине, так что некому будет предать это дело широкой огласке!


19.

   Моран подбодрил Томаса:
 – Ничего, сэр Уилкинс! Вам, конечно, грозит срок за пособничество, и это правильно. Но зато, когда выйдете на волю, вы будете относительно богатым и независимым. Ваше счастье, что леди Соммерслейн так и не успела оставить завещания!
Томас молчал, глядя в пол. Не похоже было, что он рад этому заявлению.
И тут сбоку вновь раздался резкий голос Артура Коллинзхоупа:
 – Не успела?! Это что же получается  –  что Элизабет Литтл не получит ни цента? И вы считаете это справедливым?
– Выходит, так,  –  развёл руками Моран.  –  Закон есть закон!
– Это обман! – истерически выкрикнула Эмили Коллинзхоуп.
– Вот так номер! –  разочарованно бросил вслед за ней со своего места Рональд.
– Ничего, Ронни, я не в обиде,  –  отозвалась Элиза.   –  До девяти лет я росла в страшной бедности, мне не привыкать. Не стоит обо мне беспокоиться!
  Но на лице Рональда Коллинзхоупа застыло выражение глубокой досады.
  Когда стали расходиться, Элиза приблизилась к нему и хотела что-то сказать, но он поспешно бросил ей:
      –  Извини, нам не по пути!  –  и предпочёл поскорее удалиться.
На глазах у Элизы заблестели слёзы.
Как бы ни был Томас удручён собственной предстоящей участью, но, увидев эти слёзы, он не выдержал и подошёл к Элизе. На правах друга детства Томас бережно взял её за запястье:
 –  Всё же тебе лучше было узнать сейчас, Лизбет, о его истинных намерениях,   –  промолвил он с нежным участием,  –  чем тогда, когда будет уже поздно!
 – Пожалуй, ты прав, –  слабо улыбнувшись через силу, Элиза взглянула на него ясным взором. И даже, в порыве благодарности за сочувствие, несмело взяла Томаса за другую руку.
     Так они и остались стоять рядом глаза в глаза, держась за руки и не замечая медленного вращения выходящих людей вокруг них.
    Зал постепенно опустел. Даже Джепп тактично вышел  –   но только с тем, чтобы поджидать Уилкинса, второго обвиняемого, за дверью. И прежде, чем последовать за ним, Пуаро  –  истинный Эркюль Пуаро, – оставшись наедине с Томасом и Элизой, отечески обратился к ним, и главным образом к ней:
–  Этот молодой человек, уже подпорченный, надеялся с помощью тётиных денег начать жизнь заново. Желание похвальное! Но таким людям, как он, нужна крупная встряска, чтобы решиться на это. Например, пара лет тюрьмы для укрепления характера и нравственных раздумий. Рассчитываю на вас, милая девушка! На то, что вы поможете ему пережить это непростое для него время и не оставите его одного. Для него события последних дней явились переломом в судьбе! Теперь, надеюсь, он встанет на ноги и отныне будет порядочным человеком. Так что вы, уважаемый сэр Уилкинс,  –   повернулся он к Томасу,  – хоть и сможете воспользоваться тётушкиным наследством, но не прежде, чем отсидите положенный срок!
    Томас поник головой.




ЭПИЛОГ

    По приговору суда Боб Гервенталь получил пожизненное заключение за серию уголовных преступлений в Америке и два убийства в Англии, уже известных нам.
Роджер Боттерилл, видя стремительно растущую приязнь между Томасом и Элизой, записался в регулярную британскую армию и уехал в Индию, приняв сторону конгрессистов.
  А Томаса Уилкинса, учитывая его чистосердечное раскаяние, суд приговорил к двум с половиной годам тюрьмы за пособничество убийству и его сокрытие. Вышел он досрочно, через два года, будучи освобождён за примерное поведение и добросовестный труд в колониях. Этим он искупил вину перед Элизой, которую очень просил дождаться его. Она поколебалась, но согласилась.
    Любовь преобразила Томаса. Вернулся домой он обновлённым и очищенным. Поскольку усадьба отныне вызывала у него не слишком приятные воспоминания, по выходе на свободу Томас продал её и приобрёл ферму в Денбишире.
     Приняв облик типичного сквайра, слегка пополнев и отпустив пышные усы наподобие Пуаро, только светлые, он с увлечением переключился на сельские заботы и совершенно перестал пить. Ферма, а не фирма, стала его призванием! С ужасом и брезгливостью вспоминает он теперь годы, проведённые в Америке, и роковое знакомство с опытным убийцей.
   За время, прошедшее после драматических событий, Элиза постепенно прониклась к нему сочувствием и искренне полюбила. Теперь Элизабет Литтл   –   извините, Элизабет Уилкинс  –  активно помогает Томасу в ведении фермерского хозяйства.
   Тэрриджер по-прежнему служит этой семье и, кажется, доволен. 
   Счастливая пара ожидает прибавления.






                *       *       *


(2003, 2019)