Глава 8 Решение

И, стоя на мосту над осенней рекой, в самом центре Новой Москвы, в этот свой неожиданный выходной, Уайт думал. О том, что Твику давно нужен репетитор по математике, что у Квика позорно устаревший телефон, а Мик давно уже просит нового трансформера. О том, что дети ещё ни разу не были на море. И о том, что с тех пор, как появились дети, ни разу не была на море и Тесс. О старой квартире, о месячных счетах, о болтливом холодильнике. Об одежде Тесс, о днях рождения и подарках…
Он хмуро смотрел на текущую под ним воду, и постепенно его лицо прояснялось. Неожиданно он улыбнулся. Его губы беззвучно зашевелились:

Они стояли здесь же, на мосту, и как же хорошо им тогда было, и начинался вечер, и она смеялась и рассовывала ему по карманам снег, и машины так ловко нанизывались на нитку дороги в красные бусы по левому и в жёлтые — по правому берегу реки, и маленький белый пароходик, утыканный — из каждого окна — длинными иглами света, медленно пробирался вперёд, отрывая от борта цепкие пенные пальцы, и пускал волны, и они расходились все дальше и дальше, теребя их отражения, полоскавшиеся на воде под мостом, и казалось, они с трудом удерживаются за перила, и он, смеясь, отпустил пальцы…
И вздрогнул, испуганно глядя под ноги, куда выронилось и звонко разбилось что-то невидимое. Может, это замёрзла вода, а может, так застонали от его глупости боги.
Отражение — оно как раз выгибалось на очередной волне — отчаянно глянуло на него и, естественно, отпустило перила тоже. И его сразу унесло, утащило течением вглубь реки. Боже, как они тогда испугались, ведь оно совсем не умело плавать. Оно отчаянно размахивало руками, беззвучно разевая рот — мокрое и испуганное, — и уверенно шло на дно. Попав туда, оно чуток полежало, потом смущённо поднялось на ноги и, воровато оглядевшись — не видел ли кто (никто не видел), — сунуло руки в карманы, задрало голову и нагло уставилось на мост из-под воды, слегка покачиваясь на кажущихся сквозь воду тонкими и длинными ножках. Он, как ему казалось, уверенно и спокойно смотрел на него сверху, а она… она просто умирала со смеху: «Нет, видел бы ты ваши лица! По-моему, оно ждёт, когда ты спрыгнешь в воду и заберёшь его обратно». Ошибка: оно не ждало. Оно сплюнуло в его сторону и скорым, хотя ещё не совсем уверенным шагом направилось в отражение ближайшего бара, который увидело рядом.
А она… она все смеялась, уверяя, что у него осталась ещё целая куча отражений, и гораздо лучших, и куда более преданных, но он с испугом смотрел ей в глаза и видел там пустоту. Его там уже не было. И они тоже пошли в тот бар, и напились там, и долго-долго веселились, представляя, как сейчас там, внизу, и что пьют в том подводном баре, и неужто закусывают сырыми золотыми рыбками. А когда вышли, на реке был лёд, и по нему весело скользили, катаясь, глупые молодые снежинки, и им стало грустно, ведь на замёрзшую реку всегда грустно смотреть…
Особенно снизу. Потому что, когда небо становится льдом, город пустеет и замедляется. Ветер, ледяной ветер мечется по каменным улицам, и камни стонут от холода, и деревья вмерзают в землю и так застывают, и исчезают куда-то люди, и даже в бокале горячего вина начинают позвякивать мелкие, невесть откуда взявшиеся льдинки.
Ах, зачем, зачем лёд? Все застывает и рассыпается, и жестоко блестит мутное ледяное небо, и вглядывается сквозь него растерянное лицо бога, и нет с ним его женщины. Небо, ледяное небо опускается все ниже, и всем хорошо известно, что будет дальше. На улицах станет все меньше людей, потом они исчезнут вовсе… И стены домов потрескаются и осыпятся вниз, и у деревьев начнут отламываться ветви, и рыбы, рыбы в страхе заспешат на юг, но не успеют и, заледенев, осыпятся мелкими чешуйчатыми кубиками, и это будет значить, что всему конец, что все-все-все осыпется мелкими, цветными, гранёными кубиками льда прямо под ноги, и придётся давить, и скользить, и спотыкаться, и хрустеть этот, на, об, этим льдом, в холодных осенних ботинках, всю зиму, и глядеть на темнеющее небо, и ждать. Ждать весны, когда прорвёт наконец эту ледяную толщу и в холодную ещё воду как из рога изобилия посыпятся все новые и новые отражения, когда медленно провалятся в воду и станут на свои места каменные громады домов, и оживут рыбы, и поплывут весёлые пароходики, и смешливые женщины снова появятся в городе, но так мешает этот стеклянный звон в голове, и так больно хрустят суставы, и как жаль, как же жаль этого глупого бога, не знающего, ничего не знающего о счастье.

Уайт вздрогнул и очнулся. Хорошая история, но плохой знак. Знаки он получал часто, хотя редко им следовал. Что ж, наверное, это было неправильно. Утром он позвонил директору.
— Я согласен. Что от меня требуется?