ППЖ Продолжение

Глава вторая

Утром, с невесёлыми мыслями, Павел добрался до штаба полка. Дежурный писарь штаба отвёл его в домик, находившийся рядом. Там, в сенцах, собирается в дорогу вестовой Корогод. Завязывая пухлыми руками вещмешок, он что-то жуёт. Волков с трудом узнал раздобревшего рядового Корогода: пухлые щеки, живот и, задница шире плеч. Корогод считает Волкова виновником потери своего тёплого кормного местечка. Ведь именно Волков выслужился перед начальством так, что несмотря на его Корогода с Батей землячество, тот отправил его из штаба назад в батальон. Теперь гнить в окопах, а то ещё пулю или осколок схватишь. Павел, обрадовавшийся было встрече с сослуживцем из своего батальона, увидел злость, сквозившую из заплывших глаз, и добродушная улыбка сошла с его лица.

Дежурный писарь распорядился, чтобы Корогод передал Волкову все имущество, обязанности и отправлялся в третий батальон, в распоряжение капитана Межова. Хмурый Корогод показал Павлу чуланчик, перегороженный брезентовой занавеской. В передней части чулана, у двери, деревянный топчан, застеленный солдатским одеялом.
– Здесь будешь спать! – Корогод взял стоявшую на скамье лампадку, сделанную из вставленных одна в другую консервных банок, и зажёг сильно коптящий фитилёк. – Бензин в неё не наливай, пыхнет, я беру у шоферов машинного масла. Керосин сейчас не найдёшь.

Корогод отодвинул занавеску. Павел поражён разнообразием продуктов. Советские шоколад, тушёнка, водка и сало, американские галеты и консервы, поставляемые союзниками, трофейные французский коньяк и немецкий кнаквурст*, и много чего ещё.
– Это НЗ*, расходовать только по его личному приказу! Батя наш из разведчиков, умеет жить. Мы с ним земляки, – гордо похвастал Корогод, задёргивая занавеску. Задув коптилку, он вывел Павла в сенцы и показал ему разную кухонную утварь, во главе с небольшим пузатым самоваром:
– Батя любит вечерами чай пить, самовар должен быть готов, иначе ты пропал! – они перешли в переднюю, небольшую комнатку, которая была и кухней, и прихожей. Корогод показал Павлу шкаф:
– Здесь одежда и сапоги Бати, всё всегда должно быть вычищено. В большую комнату без вызова не заходи. Уборку делай, когда никого нет, лучше сразу после обеда. Сейчас там Софья Андреевна, она ещё не выходила", – Корогод снова вышел в сени.
– Ну, вроде всё тебе показал, пойду, – тяжело вздохнул он.

Его вещмешок так раздут и тяжёл, что он никак не может одеть его за спину.
– Помоги, что ли! – пыхтя, попросил он. Павел взялся за неподъёмный мешок и у него возникли подозрения.
– Чем это сидор так набил? – он поставил мешок на стол, развязал и вывалил содержимое. – Да ты никак переполовинил НЗ! Обокрал командира!
– Ничего не обокрал, взял маленько. Видел у него сколько? Он и не заметит.
– Теперь заметит, пойдёшь под трибунал! – нагоняет жути Павел. Корогод не на шутку струсил.
– Ну, давай поделим! – предложил он.
– Мне чужого не надо, – отказался Волков.
– Ну, все забери! – канючит Корогод. – Не говори Бате!
Павел бросил в мешок Корогода пару банок консервов, остальное велел перенести назад в чулан. Корогод ушёл с отощавшим мешком, приободрённый обещанием Павла: не выдавать. Он так и не понял, что для Волкова лучше гнить на передовой, чем чистить чужие сапоги.
 
Наступление советских войск затормозилось на этом направлении и 147-й стрелковый полк, уже месяц, в состоянии позиционной войны. Немец хорошо укрепился и подтянул дополнительные силы. Чтобы снова начать движение вперёд, обескровленным батальонам требуется пополнение. Но командование готовит наступление на другом участке, все резервы идут туда. Здесь же, затишье стало привычным и, кажется, никогда не нарушится.

Понемногу, Павел Волков свыкся с новой должностью вестового, служба несложная. Он носит с полковой кухни обеды на две персоны, прибирает в комнатах, по вечерам разогревает самовар. Иногда заезжают офицеры из штаба дивизии, тогда он готовит вместе с Соней угощение из запасов командира и подаёт на стол. И, конечно же, содержит в чистоте одежду и обувь подполковника. В общем, Довгалюк оказался неплохим человеком: не мелочный и не зануда.

Единственное, что смущает Павла, это постоянное покровительство Софьи Андреевны. То она лечит ему ранку на затылке, сажает на табурет, наклоняет неподатливую голову и, прижимая к упругой груди, приговаривает: "Какой же ты несгибаемый, упрямый бычок. Бычок-дичок" – дразнится она. Жёсткий сосок, словно пробивающийся рожок маленького телёнка, бодает Павла в глаз и, внутри него начинает разгораться пламя. Он огромным усилием воли гасит его. В нем крепко сидит чувство долга, он не представляет, как можно предать командира.
А то, она возьмётся помогать Павлу на кухне, или оттесняет его от деревянной лохани, в которой он стирает обмундирование, заявляя, что ничегошеньки эти мужики не умеют. Все это причиняет Волкову душевный дискомфорт и, даже раздражает.

Довгалюк последнее время подолгу пропадает в дивизии и в подразделениях полка. Однажды утром, уезжая с офицерами штаба и, приданного полку, артдивизиона на рекогносцировку*, распорядился: "Сегодня, Павел, тебе предстоит ответственное дело. К пятнадцати ноль-ноль готовь обед на шесть человек. На кухне, скажи, чтоб постарались. И закусок приготовьте, Софья Андреевна тебе поможет. Возьми из наших запасов колбаски, сала. Коньяк поставь, две бутылки, французского!", – и он уехал.

От штабных писарей Павел знает, что у подполковника сегодня день рождения. Не теряя времени, решил вначале расставить посуду. Он постучал в дверь комнаты и, услышав: "Входите!", – вошёл. Соня предстала перед ним в белой нательной рубашке подполковника, едва прикрывающей крутой стан. "Здравия желаю, Софья Андреевна" – сказал Павел и стал выставлять из шкафа на стол стопки тарелок, стаканы и другую посуду. Он старается не смотреть в её сторону, но непокорный глаз упрямо косит на округлые, соблазнительные формы.

Достав посуду, он решил сходить на кухню, передать повару распоряжения комполка и, заодно, позавтракать.
– Ты знаешь, Павлик, у командира сегодня день рождения, мы с тобой должны приготовить хороший обед, – сказала Соня.
– Знаю, – ответил он. – Как раз иду на кухню, сказать повару.
– Ну и ладно, а вернёшься, будем готовить закуски.

Когда Павел вернулся, ППЖ все так же разгуливает в рубашке подполковника, в руках бутылка с коньяком. Лицо её раскраснелось и стало ещё привлекательней.
– Давай выпьем по махонькой, чтоб веселее работалось! – предложила она. – И пойдём в чулан, за припасами.
– Спасибо, не откажусь, – ответил Павел.
Она налила почти полный стакан Павлу и немного себе. Ароматный коньяк прошёлся по горлу приятным теплом, которое достигнув живота, стало расходиться по всему телу. Соня вдруг подпрыгнула и, повиснув на шее Павла, впилась ему в губы жадным поцелуем. «Вот стерва», – подумал Павел, обнаружив, что под рубашкой подполковника на ней больше ничего нет. Заваливая её на стол, он не слышит, как с грохотом падает на пол и бьётся посуда. Все его нравственные устои разом обрушились. Разбушевавшаяся плоть одержала верх и не хочет остановиться.
 
Офицеров артдивизиона неожиданно отозвали в штаб дивизии, поэтому Довгалюк вернулся из поездки значительно раньше, чем намечалось. Снимая шинель, ещё из прихожей услышал нечленораздельные звуки, издаваемые Софьей Андреевной и открыв дверь, замер на месте, поражённый. Несколько мгновений багровея, наливаясь кровью, наблюдал открывшуюся картину. Наконец, из горла его вырвался хриплый звук, свистнула упругая чёрная трость и, на голых ягодицах Павла, вспухла багровая полоса. Он отпрянул назад, чуть не упал, запутавшись в спущенных брюках и подхватив их, суетливо пытается застегнуть. Такого стыда, он ещё никогда не испытывал.

А чёрная трость уже охаживает Софью Андреевну. При каждом ударе она взвизгивает и бросается в сторону, Довгалюк снова и снова настигает её. Наконец, она бросилась к Павлу и спряталась за него. Павел уже пришёл в себя. Перехватив взметнувшуюся трость, вырвал её из рук подполковника, переломил через колено и бросил в сторону. Довгалюк остановился, судорожно шарит пальцами по поясу, нащупывая кобуру и, жжёт Павла испепеляющим взором. "Пошёл вон! " – прохрипел он, сообразив наконец, что шинель и снаряжение с пистолетом оставил в прихожей.
Павел ушёл в чулан и, лёжа на своём топчане, затосковал.

Довгалюк вновь обернулся к забившейся в угол Соне. На открытых частях её тела расцветают сизо-лиловые полосы. "Курва! Шлюха! Сука! " – опять начал свирепеть подполковник. – "Чего тебе не хватает? Какого тебе ещё надо? Да за все, что я для тебя сделал, другая бы ноги мне целовала".
Сорвав с неё свою рубашку, он вдруг толкнул её на кровать и овладел с неистовой яростью. Она была бесчувственна, словно выловленное из ледяной воды бревно.

Довгалюк сел за разгромленный стол и стал писать записку своему старому приятелю, председателю военного трибунала, подполковнику Кискову. Закончив писать, покрутил ручку телефонного аппарата и вызвал дежурного офицера из штаба.
– Волков не виноват, это все из-за меня, я его соблазнила, – сказала Соня, лежавшая на кровати.
– Заткнись! – рявкнул Довгалюк. Перед его глазами всплыла картина, которую он застал при возвращении и, вновь слепая ярость шибанула в голову. Пришёл офицер и Довгалюк, передавая ему записку, приказал отрядить конвой и с машиной, идущей за продовольствием, отправить рядового Волкова в дивизию, в трибунал.

* * *
 
Немец недаром, в последнее время, вёл интенсивную разведку позиций 147-го полка. Однажды утреннюю тишину вспорол низкий вибрирующий вой снаряда и длительное затишье утонуло в сплошном грохоте взрывов. Так и не получившие пополнения батальоны, смяты многократно превосходящими силами противника.
– Связь! Давайте связь! – рычит комполка на командира взвода связи лейтенанта Туманова.
– Есть давать связь! – козыряет Туманов и солдаты-связисты, с катушками провода за спиной, мчатся вдоль проводов телефонных линий туда, откуда доносится грохот боя, чтобы в очередной раз не возвратиться.

Последний раз связь была с командиром первого батальона. Он докладывал, что ранен, что на его правом фланге второй батальон уничтожен, а на левом, третий батальон ещё держится. Немецкие танки обошли с фланга и у него, вместе с оставшимися людьми второго, всего полсотни бойцов. Довгалюк отдавал ему приказ отходить вместе с третьим батальоном Межова, но связь в этот момент оборвалась.
Начальник штаба майор Козин уже подготовил знамя, документы и имущество к отходу, все было погружено на машины. Все офицеры штаба получили ППШ с запасными магазинами. Довгалюк медлит, надеясь, что вот-вот появятся отходящие батальоны.

Вдали показались немцы. Три танка, десяток тяжёлых мотоциклов с пулемётами и около двух рот пехоты продвигаются в направлении села. «По машинам!» – скомандовал Довгалюк.
Небольшая колонна штабных машин медленно ползёт вверх по открытому, раскисшему от осенних дождей, глинистому склону. Первый же снаряд восьмидесятимиллиметровой танковой пушки разнёс штабной грузовик с документами и знаменем полка, поблизости рвутся другие снаряды. Прилетевшим осколком, Довгалюк ранен в грудь, Соня накладывает ему повязку. Шофёр старается быстрее преодолеть крутой и скользкий глинистый подъём, чтобы уйти из-под обстрела. До вершины остаются считанные метры.

При объезде срубленного снарядом дерева, Хорьх забуксовал. Напрасно шофёр выжимает всю мощь из сотни лошадиных сил, ревущих под капотом, машина не сдвинется с  места. Наверху появился немецкий танк, сопровождаемый десятком солдат. По машине резко застучали пули.
– Дайте автомат! Отходите, выбирайтесь, как сможете! – ослабевшим голосом приказал Довгалюк. Шофёр выскочил из машины, залёг за колесом и стал отстреливаться короткими очередями от наседавших немцев. Соня, выбиваясь из сил, пытается вытащить из машины тяжёлого, потерявшего сознание, Довгалюка. В этот момент дурная пуля куснула её прямо в сердце.

Приблизившийся танк, выхлопнув тяжёлое грязно-сизое облако сгоревшего газойля, огромной гусеницей, словно картонную коробку, раздавил машину и остановился. Из люка выбрался танкист в чёрном комбинезоне. Он долго вглядывается в лицо светловолосой русской девушки, глядящей в небо широко распахнутыми голубыми глазами. Даже смерть не смогла исказить этой, ставшей теперь неземной, красоты.
– Ты чего Вернер? – спросил, высовываясь из люка, другой танкист.
– Похожа на мою Хельгу, – ответил первый. – Впрочем, нет, Хельга бы так не смогла.

Окончание: http://www.proza.ru/2019/10/20/1216
_________________

*Кнаквурст - Вид немецких колбас (прим. автора).

*НЗ - Неприкосновенный запас (прим. автора).

*Рекогносцировка - визуальное изучение противника и местности, в районе предстоящих боевых действий, лично командиром части и офицерами штаба (прим. автора).

Окончание: http://www.proza.ru/2019/10/20/1216


Рецензии